Текст книги "Моранжевая юность (СИ)"

Автор книги: Yadviga / Ядвига Eliseeva / Елисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Молодой человек встал на одно колено, сложил руки и начал произносить отходные слова над телом мёртвого вождя renaigse. Ночь укрыла Новую Серену саваном пришедшего с моря тумана.

***

Где-то в Сан-Матеусе, вздрогнув, села на кровати в гостевой комнате семнадцатилетняя Лорин Моранж. Что-то сильно укололо в груди. Лорин нащупала хрустальный стакан и сделала большой обжигающий горло глоток.

Комментарий к Девять

Агата Кристи – Трансильвания

========== Девять ver.2.0 ==========

Занавеску вздувал свежий ночной воздух, нежно задевая открытые плечи леди Моранж. Она сидела над книгой и негромко читала вслух трактат Коперника, забравшись в кресло с ногами, и согревала холодные руки о фарфоровую чашку с какао.

– Все сферы движутся вокруг Солнца, расположенного как бы в середине Вселенной, так что около Солнца находится центр мира, – Лорин делала паузы, чтобы прикрыть глаза и вообразить масштаб прочитанного. – Все небесные движения, замечаемые с Земли, есть следствие движения самой Земли. Сами же небесные тела неподвижны…

Напротив неё, на полу у стены, с противоположной стороны роскошной гостевой спальни, сидел дикарь, и белёсые его зрачки поблёскивали в тусклом освещении. От него было невозможно отвести глаз. Неизменно вальяжный и спокойный, слегка сутулившийся из-за высокого роста, он не мигая смотрел в её сторону. Острые ноздри жадно вдыхали её запах, и дикарь застывал, как мраморная статуя бога войны, которой в детстве Лорин плела венки из одуванчиков.

Ночные их встречи проходили всегда одинаково: неслышно соскочив с подоконника, молодой человек с мутным от желания взглядом быстро подходил к ней, мягко тыкался в щёку длинным носом, коротко целовал кончики пальцев и убирался в темноту большой пустой комнаты, иногда, как и сегодня, освещённой сияющей луной.

Он аккуратно и почти беззвучно ставил меч рядом с собой, что-то шептал, и комнатные растения наливались огромными душистыми бутонами, которые утром растаскивали служанки, заменяя новыми горшками с зеленью. Но он снова говорил странные слова и наполнял цветением и радостью её комнату.

Чтобы не смущать и не провоцировать Лорин, дикарь устраивался как можно дальше от неё. Он выбирал самые тёмные углы во время их встреч, чтобы ничей взгляд не заметил его с улицы, чтобы никто не мог доказать его присутствие.

Винбарру нравился её настороженный взгляд, как будто она впервые видела его, как будто не она прижималась к нему всем телом у логова надайга, как будто не её руки гладили его скулы и не её губы целовали его сомкнутый рот.

– Ты странная такая, – фыркнул Винбарр, потом кое-что стянул с волос из-за уха и зажал между пальцами.

Девушка вздрогнула, увидев мелькнувший блеск в его руке.

– Можно посмотреть? – прошептала она, глядя на него исподлобья.

Раньше она не спрашивала! Раньше она стаскивала с себя одежду и бросалась к нему, забиралась под тунику и безобразничала, пока он скрипел зубами, стискивал кулаки и думал обо всём, кроме неё, её улыбки и лисьих глаз. Да что вы за существа? Что вы, женщины, такое?

– Ну иди, посмотри, – таким же тихим шёпотом ответил Винбарр, наслаждаясь предсказуемостью женского любопытства.

Рядом с Лорин стояла свеча и слепила её, превращая его в сгорбленную тёмную фигуру в тёмном же углу, блестевшую внимательными и чуткими зрачками.

– Огонь только оставь там, где стоит. Он нам здесь не нужен, – улыбку сдержать так и не удалось, и Лорин, наверное, впервые разглядела у него на щеках острые ямочки.

– Хорошо, – прошептала она, и, оставив чашку на подлокотнике, с усилием закрыла книгу, а затем соскользнула на пол, дразня показавшимися на мгновение коленками.

Между его длинных пальцев тихо светился горячий красный шарик, который, по мере приближения Лорин, становился всё белее и ярче. Девушка приподняла юбки, чтобы присесть, а Винбарр прикинул, что мог бы сомкнуть пальцы одной руки на этой узкой лодыжке, и прерывисто вздохнул.

– Что это у вас? – её глаза отражали огонёк в его пальцах.

– Это бусина из стали, – Винбарр мотнул головой, и Лорин увидела блестящие шарики в его волосах за ушами. – Я решил, что тебе понравится такая вещица. Ты же любишь всё блестящее.

Лорин больше всего хотелось скинуть огромные юбки, сесть, опершись на его горячую грудь, и наблюдать вблизи за загадочной игрой его пальцев, вытягивающих раскалённый шарик в гибкие спирали.

– У меня к вам была страшная просьба, а сегодняшним вечером я вдруг поняла, что мне ничего не надо от вас, – пробормотала она и расшнуровала потайную завязь на талии.

– У меня к тебе тоже есть много страшных просьб. И если будешь своевольничать, их станет ещё больше. Не надо, там сиди. Не надо ко мне подходить. У меня тут, эээ, слишком горячо, видишь? – дикарь заёрзал, и ей показалось, что он смутился.

Но было поздно. Пока он замешкался, Лорин переступила через его босые скрещенные ступни и села между его ног, облокотив обнажённые плечи на его грудь и укрывшись его свободной рукой. Винбарр шумно вдохнул запах её волос и изо всех сил сосредоточился на спирали из горячего металла. Двумя пальцами он ловко заплёл из неё косичку, обернул вокруг мизинца и сплющил концы.

Лорин наконец согрелась и начала задрёмывать.

– Что это у вас такое, – сонно пробормотала она.

– Утром посмотришь, – тихо ответил Винбарр, и, бережно приподняв, уложил её на кровать.

Потом щёлкнул пальцем, и розовеющее от жара колечко перелетело через тёмную комнату, звякнуло о край чашки с какао и с тихим шипением погрузилось в напиток. Немного подумав, Винбарр вытащил шнуровку из корсета Лорин, отбросил его, отдёрнул руку и, ругнувшись, накрыл девушку одеялом, а затем, коротко вздохнув, подобрал меч и подбежал к окну.

Комментарий к Девять ver.2.0

Агата Кристи – Дворник

========== Десять ==========

Всю ночь Лорин беспокойно металась в кровати, сшибая локти о резные столбы балдахина. По пробуждении ей казалось, будто с рук упали тяжёлые оковы, и больше не было цепей, которые превращали жизнь в череду одинаковых дней.

Неслышно ступая, вошла Сара с кувшином воды и протянула девушке стакан.

– Миледи, дом Моранж посетило большое горе, – девушка утирала глаза скомканным платком, – вашего папеньки не стало этой ночью. Примите мои соболезнования, дорогая.

Не совладав с чувствами, она бросилась на грудь Лорин, оставляя тёмные пятна слёз на тончайшей шёлковой ночной рубашке. Леди Моранж переложила стакан в другую руку и осушила его в три глубоких глотка.

– Храни нас Просветлённый, – хрипло ответила она и отстранила рыдающую служанку.

Потом на негнущихся ногах подошла к приоткрытому окну. Оттуда доносился запах ладана: видимо, день шёл к обедне. Дикарь сдержал слово. А это означало… Означало это…

– Платье дай.

Всхлипы не давали Саре услышать распоряжение. Точёные тёмные пальцы дрожали вместе с тяжёлым стаканом, и юная леди Моранж скорее поставила его на тумбу. Она окончательно проснулась и теперь перебирала пальцами кудри, будто пыталась распутать клубок, в который скатались доселе прямые и незатейливые пути её судьбы.

Дикарь оказался человеком дела. Впрочем, это следовало и из его поступков и из грубых, но сдержанных манер.

Мысли расползались, как шерсть у пьяной пряхи. Может, она поспешила?

– Глупая корова, подай платье. И умыться. Можешь плакать, не уволю. Но не смей при мне.

Оцепенение всё не спадало. Она сердито протянула стакан Саре, мол, налей горячительного. Та налила кофе.

– Дура! Бренди, или что там!..

Служанка повиновалась.

– Так, – скорее себе, чем ей, поясняла Лорин, – я в тягчайшем смятении. Да хранит нас Просветлённый. Иду по делам, а ты давай тут приберись, я не знаю… Наряды приготовь мне. Всё.

***

Укрывшись накидкой и сунув ноги в туфельки, она спешно зацокала по коридорам гостевого крыла в главную часть собора.

Белёсые глаза сжирают папеньку.

Сбивается дыхание под его ненавидящим взглядом.

Он замахивается.

Все его мысли только о ней.

И вот он бьёт.

Сокрушает господина де Моранж с хрустом костей и кровью. Вычёркивает папеньку из книги жизни. Стирает в ноль, как, бывало, она сама стирала в катышки неверные линии грифеля на контурных картах.

Нежно зазвенели серьги под выбившимися кудрями. Лорин снова помотала головой, чтобы прогнать наваждение, и очень женственно заправила локоны в причёску. Выглянувшему из-под накидки запястью цвета какао с молоком ответило одобрительное ворчание из-под чопорных капюшонов телемцев, что вели приглушённые вальяжные разговоры в величественных коридорах.

Слова о юности, свежести и нежности. Или о прелести. Или…

…Папенька ничего не успевает сказать, хвала Просветлённому. Он весь – паралич ужаса. Два камня застыли друг напротив друга. Один – что тянул в омут, другой – что разбил её кандалы.

Обжигающие каменные ладони сжимаются вокруг талии, тяжёлое дыхание опаляет кожу. Взгляд, который вынимает душу из слабого тела…

***

Она очнулась на руках у предстоятеля. Кардинал Ренар присел на одно колено прямо посреди коридора и целомудренно придерживал обмякшую девушку. Зевак не было – служители культа Телемы слишком хорошо знали и чувствовали возможности друг друга, чтобы толпиться из любопытства.

– Дитя моё, вам уже лучше?

По телу волнами ходило заклинание. Видимо, какие-то их телемские штуки. Но да, было существенно лучше. К тому же голова прояснилась.

– …Хвала Просветлённому, – прошептала Лорин и попыталась отстраниться.

Однако кардинал Ренар не спешил отпускать.

– Должно быть, слишком тугой корсет, – заметил он и улыбнулся уголком рта. – И крепкий алкоголь на пустой желудок. Нельзя так, милая.

– Только ваша проницательность может спорить с вашим могуществом, Ваша Светлость, – пролепетала Лорин, выпутываясь из его рук и придерживаясь за его колено; или казалось, или в каждом его жесте и интонации читалась снисходительная насмешка. – Ваша Светлость, я в тягчайшем смятении, и всё ещё силюсь совладать с собой. Прошу покорнейше извинить. И нижайше благодарю вас за помощь, – выдохнула она и оправила накидку так, чтобы шея, ноги и руки спрятались под плотной тканью.

– Мы здесь, чтобы нести покой, любовь и утешение страждущим.

На слове «любовь» Лорин вдруг стало невыразимо гадко. Гадко слышать настоящее живое слово из жёсткой пасти флагеллянта. На мгновение ей привиделась его блестящая согнутая спина и вывернутые плечи. В стоне молитвы после короткого свиста чёрные злые коготки впивались в плотную кожу и рвали, рвали с хриплыми всхлипами во имя Просветлённого… О нет. Во имя всех страстей кардинала Ренара. Её ноздри будто почуяли запах сырого мяса от главы Сан-Матеуса.

Даже коленопреклонённый, он смотрел на неё сверху вниз. О, сколько бы она сейчас отдала за собственную кровавую исповедь, в которой выкричала бы из себя ужас случившегося и что-то похожее на радость. Тёмную горькую радость, которую можно больше не прятать, которой можно больше не стыдиться. Радость права быть собой.

Ей ещё долго будет мерещиться узловатая рубцевая паутина его кожи. Лорин передёрнуло.

– Хвала Просветлённому, – она неловко раскланялась в скромном реверансе.

Их взгляды столкнулись, едва не звякнув друг о друга.

– Благословляю, – милостиво проговорил кардинал Ренар, всё так же свысока наблюдая, как скользят смуглые губы по резному аметисту его перстня.

Сестра Корнелия была где-то в библиотеке. Туда Лорин и поспешила.

***

– Ваша Светлость, теперь к вам так обращаться, да, Лорин? – Корнелия неприятно усмехнулась.

– Я в тягчайшем смятении, сестра Корнелия.

– Да-да, это заметно. Мне уже доложили. Но мытарствами душа полнится, не забывайте, дитя.

Сестру Корнелию можно было бы назвать красивой. Дородная, высокая, статная, с крупными чертами, – величественная, словно античная скульптура из белоснежного мрамора. Лёгкая полнота свидетельствовала о несдержанности и слабости духа, свойственных, впрочем, юности. Однако сестра Корнелия обладала многими достоинствами, высшим проявлением которых была её должность ключницы собора Сан-Матеуса, а ведь ей не было и двадцати лет.

Придерживая капюшон, Лорин едва коснулась её полной руки сухими губами. Сестра Корнелия взяла девушку под руку и увлекла за собой между стеллажей, уходящих куда-то вверх. Зрачки Лорин прыгали по убегающей за спину веренице толстых позолоченных переплётов и свитков. «Анатомия или устройство Храма Внутреннего», «Дон Кихот», Мольер, «Epitome Astronomiae Copernicanae», «Theatrum Chemicum»…

– Да хранит нас Просветленный, – восхищённо бормотала она.

Кабинет сестры Корнелии находился среди неприметных полок. Она затворила двери и поставила на стол графин с бренди и рюмки.

– Мы давно знакомы, ещё с Серены, – напомнила монахиня, – и, смею надеяться, вы не растеряли ни ваш ум, ни проницательность. Тело – только инструмент. К несчастью, Просветлённый не всегда отвечает на наши требы и молитвы. А бренная плоть наша слаба и смертна. Мне – не без помощи покровительства свыше, – она благолепно кивнула куда-то наверх, и было не очень ясно, кого именно она имеет в виду: бога или человека, – удалось собрать тайный круг сильных мира сего для взаимного согласия и пользы. Эти встречи немного пополняют казну, не скрою. Аппетиты духовенства вам известны…

Обжигающий глоток с гладкой твёрдой стенки рюмки напомнил Лорин о его губах. И поцелуях.

– Тело только инструмент… – тихо повторила она вслед за Корнелией.

– Прошу прощения, вы что-то сказали, Лорин?

– Нет-нет, сестра Корнелия. Вы говорите важное, – грустно улыбнулась девушка.

– …скоропостижная кончина вашего папеньки, господина Моранжа, – при его-то внезапных долгах! – лишь ускорила неизбежное, верно?

– Разумеется, сестра Корнелия. Я пришла бы к вам в любом случае…

– …Ваши цели и наши средства… – Корнелия подлила им бренди.

Лорин кивнула. Голова кружилась – то ли от выпитого на пустой желудок, то ли от удушливого дыхания бездны, над которой она летела.

– Итак, чутко следуя завету помощи ближнему, я делюсь с вами возможностью. Мне не интересен итог данной возможности, ибо мы почти подруги с вами, верно? Так вот, плату вы внесёте лишь за ваше присутствие на одном из вечеров. Двадцать тысяч золотом, можно частями. Уверяю вас, эти деньги – крупица в сравнении с теми дарами, что вы обретёте при должной мудрости и мастерстве.

Чужие, не губы Лорин, улыбались, соглашались и шутили. Ей не место в этом соборе. В этом городе. В этом разговоре. Её место осталось у того водопада, в котором жил кошмар. Странное, ей одной понятное место…

Сколько будет стоить свобода? Его подарок по её просьбе? Любая цена не будет слишком высокой за то будущее, которое Лорин себе готовила и которого так ждала.

– Ну что же, приходите завтра вот сюда, – Корнелия протянула ей записку с адресом. – Не забудьте маску и всё остальное, чтобы быть инкогнито. Тело – всего лишь инструмент. И думайте о пользе, о полезных связях и знакомствах. У вас очень хорошие перспективы, дорогая.

Записка исчезла в складках накидки Лорин. Сестра положила ей на плечо тяжёлую руку.

– Никакого спиртного на вечере. И перед ним. Последствия могут стать роковыми. Вам нельзя так рисковать.

– Разумеется, сестра Корнелия, – выдохнула Лорин и вышла за дверь.

Комментарий к Десять

Gesaffelstein – Perfection

========== Десять ver.2.0 ==========

Всю ночь Лорин беспокойно металась в кровати, сшибая локти о резные столбы балдахина.

Ей снились омерзительные бриллиантовые щупальца, что затягивают отца в топь из чистого золота. И вот уже она сама тонет с ним рядом, а леденящая тяжёлая жижа затекает в уши, горло, ноздри…

По пробуждении казалось, будто всю ночь она ворочала глыбы, уж никак не меньше тех, что возвышались над лесочком, куда изредка сбегала служанка. Девушка села на кровати и, уставившись в окно, сдула с лица прядь волос вместе с остатками сна.

Неслышно ступая, вошла Сара с кувшином воды и протянула ей тяжёлый стакан.

– Миледи, дом Моранж посетило большое горе, – девушка утирала глаза скомканным платком, – господин де Моранж подхватил инфлюэнцу и захворал. Возможно, где-то в порту, от этих подлых навтов! Поедемте срочно в Новую Серену, дорогая!

Не совладав с чувствами, она бросилась на грудь Лорин, оставляя тёмные пятна слёз на тончайшей шёлковой ночной рубашке. Юная леди Моранж поставила стакан на прикроватную тумбу и взяла чашку с холодным какао. Что-то звякнуло о зубы, и в смуглую ладонь выпало маленькое простое колечко из тёмного тяжёлого металла.

– Храни нас Просветлённый, – тихо ответила она и легонько похлопала по плечу рыдающую служанку, впрочем, немного отстранённо. – Давай только без драм, умоляю.

Отстранив от себя Сару, Лорин встала, подошла к окну и раскрыла ладонь. На ней лежало кривое тёмное колечко, не знающее полировки. Она тут же вдела в него тонкий пальчик и расправила ладонь, любуясь. С улицы доносился запах ладана: видимо, день шёл к обедне. Жаль, они так и не увидятся с Корнелией; однако после прошлого вечера, да и с сегодняшнего утра эта встреча уже казалась столь несущественной, что и думать не хотелось. Ей нравилось быть интересной дикарю, нравилось, как он иногда переспрашивает незнакомые слова или термины. Но больше всего нравились комментарии, состоящие из его неожиданно концептуальных рассуждений, а не из мутных отсылок к авторитетным авторам, как, например, было принято в научных кругах.

– Кольца подай.

Настороженная Сара не торопилась исполнять распоряжение. Госпожа никогда, ни разу в жизни не прикасалась к ней. Разве что посудой – она бездумно потерла рассечённую бровь – или всем, что было под рукой. Поэтому, убирая комнату за леди Лорин, служанка всегда переставляла все тяжёлые и опасные предметы или подальше, или выше роста госпожи.

А что же теперь?! Теперь она изволила… похлопать её по плечу? Леди Моранж утешала её, бедную Сару?.. Она завыла в голос.

Кольцо. Дикарь – конечно же он, Винбарр! – сделал ей кольцо. Сам. Означает ли у них подарок в виде кольца то же, что и у цивилизованных людей? Лорин нервно перебирала пальцами. Все знакомые господа в лучшем случае меняли на деньги свои красноречивые подарки. Они почти не касались их. Они никогда ничего не создавали. Они только продавали и покупали услуги и вещи, сделанные чужими, натруженными, мозолистыми руками…

Верно говорил папенька: набирающие популярность памфлеты современников Декарта вредны для неокрепших умов…

Мысли расползались, как шерсть у пьяной пряхи.

– Глупая корова, подай кольца. И умыться. Можешь плакать, не уволю. Но, видит Просветлённый, не стоять же мне голой?!

Она снова отвела руку, любуясь диссонансом, которым стало простое колечко с отпечатками его раскалённых пальцев среди гладких золотых колец с кричащими искрами цветных камней. С сегодняшнего дня всего лишь одна её ладонь станет скандалом. Вдобавок, тёмная сталь поцарапает нежное золото. Загадочная улыбка не покидала её губы. Что это значит для него? Что-то ведь должно значить?

***

Когда повозка заехала во двор резиденции, кучер присвистнул. Любопытная Сара высунулась в окно, но тут же в ужасе занырнула обратно.

– Миледи, кажется, дом Моранж захвачен… – пролепетала она.

Лорин аккуратно отодвинула занавеску и тревожно осмотрелась. Прислуга испуганно моргала из-за приоткрытых дверей. Повсюду бродили несёдланные лошади нездешней пятнистой масти, больше походившие окраской на коров. В затейливо стриженые гривы были вплетены пёстрые шнуры, на крупах – разноцветные отпечатки ладоней и рисунки. А между ними группами по трое-четверо расположились островитяне, которые негромко переговаривались. И цвета их туник были вполне знакомы Лорин. Улыбка тронула тёмные губы. Неужели Винбарр?.. Что он задумал?

Она тут же выпорхнула из повозки и крикнула на встревоженную конюшню расположить и напоить лошадей. Выпучившая глаза Сара не решалась сойти на землю и опасливо глазела на хмурые раскрашенные лица молодых мужчин. Те косо заулыбались и приосанились, заметив девушек.

– Скорее же, Сара! Организуй нашим гостям закусок и питья, – пробормотала девушка и неловко поздоровалась с дикарями. – Да будут тучными ваши стада! Просим нас извинить, мы только с дороги и не были готовы принимать гостей так скоро. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома…

Последний раз госпожа назвала её раз по имени при знакомстве, и бедная Сара была совершенно сбита с толку и толпой во дворе, и внезапной переменой в непредсказуемой Лорин.

– Мы не скотоводы, а воины! – раздались недовольные голоса. – Танцующие Деревья – пастухи! Не мы!

– Цветок renaigse неплохо говорит на нашем языке, – прозвучало с другой стороны.

«Нет единства, совсем как в Парламенте», – любезно улыбаясь, подумала Лорин и быстро-быстро пробежала в особняк.

***

Из папенькиного кабинета раздавались громкие мужские голоса. Перед закрытыми дверями застыли бледные слуги. Кто-то даже зажал от ужаса рот. Заметив Лорин, они беспомощно уставились на неё. Сочувствие сквозило в их отчаянных взглядах.

– Да хранит вас Просветлённый, хозяйка… – зашептались поварихи.

Сара уже хотела было развопиться об отсутствии элементарного уважения и такта, однако раздавшийся из-за двери диалог на повышенных тонах внёс ясность. Сарин рот захлопнулся со стуком.

– В смысле тебе не нужен калым, вождь? Всем нужен калым! – медленно и терпеливо говорил тот, что помоложе. – Я не пойму, тебе мало табуна в тысячу голов, или что не так тебе?

– Да с чего вы вообще взяли, что я отдам вам своего ребёнка?! – почти срывался на крик тот, что постарше.

Юная леди Моранж поняла, что пора вмешаться. Сложив пальцы, она беззвучно приказала слугам удалиться. Сара осталась.

– Хорошая дочь – хороший калым. Всё определено, – Винбарр начинал закипать и только разводил руками: его доводы были на исходе.

– Вы не понимаете, уважаемый! Лорин – не для вас! – старик Моранж раскраснелся и искал слова, которые, судя по всему, он тоже давно исчерпал.

Когда вошла Лорин, мужчины замолчали.

Папенька сидел за заваленным бумагами столом. За месяц её отъезда в Сан-Матеус он совсем сдал и перестал следить за собой. Его седые вихры вздыбились и выражали крайнее негодование.

Перед ним на корточках у пустого кресла – чтобы не быть выше собеседника, догадалась девушка, – сидел Винбарр. Мелкие белые цветы украшали его рога. Увидев её, он встал, покачиваясь на затёкших ступнях. Лорин опустила голову, улыбаясь. Старику Моранжу пришлось бы задирать подбородок, чтобы говорить с ним.

– Доченька, выйди. Папеньке надо поговорить с… с…

– С вождём и жрецом Ткачей Ветра, – подсказал Винбарр.

Его холодный взгляд беспристрастно ощупывал фигуру Лорин, словно она была кобылой, а не его minundhanem. Когда он скользнул на руки и юноша увидел своё кольцо наравне с золотыми, то мгновенно изменился в лице: усталость сменилась мальчишеским задором. Это не осталось незамеченным его рассерженным визави.

– Прошу меня извинить, господа, – юная леди Моранж выглядела предельно отстранённо, – но негоже вам обсуждать дела в столь неподходящей обстановке. Вижу, вы давно, хм… беседуете. Пройдёмте, пожалуй, в гостиную? Или вам здесь накрыть? Вы же не завтракали, а время к ужину.

Она подошла к взъерошенному папеньке и промокнула ему лоб кружевным платочком:

– Подумайте, что о нас скажут. Во дворе ожидает голодная свита. Нам нельзя забывать о гостеприимстве, если мы хотим ставить себя в пример местному населению, – тихо проговорила она.

– Ничего, я не голоден, леди Лорин Моранж, – соврал Винбарр, пожирая её глазами.

Она совсем неожиданно встала рядом с ним перед папенькой и вложила руку в его горячую ладонь. Его грубый большой палец тут же нащупал шершавое колечко среди гладких золотых. Лорин взволнованно смотрела на него снизу вверх. Молодой человек молча повернулся к господину Моранжу, и только бледные пальцы продолжали аккуратно гладить смуглую ручку девушки.

– Вы правда вождь? – тихо спросила она, обмирая от восторга.

– Угу, вождь. Иди давай. Мужчинам надо поговорить.

– Как я рада, что вы здесь, – сказала Лорин одними губами и выбежала из кабинета.

Старик Моранж смотрел поверх очков, с какой нежностью ужасный дикарь смотрит на его девочку. И ему совсем не нравилось то, что он видел.

Комментарий к Десять ver.2.0

Tommee Profitt feat. Laney Jones – When The Sun Goes Down

========== Одиннадцать ==========

Сочная чернота приходящего вечера сгущала краски и хотела бы лобызать тёмными языками, но только билась бархатными мотыльками о стекло закрытого окна.

Лорин стояла перед зеркалом и застёгивала цепочки вокруг груди и бёдер. В зубах она держала ещё несколько цепочек и браслетов с россыпью мелких бриллиантов. Если решать собственную судьбу – то только будучи великолепной. Рядом лежала простая, но элегантная маска, открывающая только красивые губы и подбородок.

Цепочки струились по телу тяжёлыми змейками, и каждая повторяла движение юной леди Моранж. Критически осмотревшись, она всё же решила прикрыть наготу и оставила на себе шёлковую нижнюю рубашку.

Какое-то время девушка бездумно стояла у окна, не чувствуя ничего, кроме остроты внезапного одиночества. Как бы ей хотелось видеть его – а не своё, осунувшееся – лицо отражённым этой ночью. Но сперва дела. Она укрылась накидкой и вышла вон.

Слишком долго по улице идти не пришлось. Вскоре она была позади собора у неприметной калитки.

После гулкого тайного стука бесшумный провал входа принял девушку и так же неслышно исчез. Ледяные пальцы вцепились в короткий факел, пока ноги сами несли её в глухую черноту подземелья. Потянулась череда узких ветвистых коридоров, больше похожих на мышиные ходы.

Лорин нервно шла, одёргивая накидку и не глядя по сторонам. Ей нужна была зелёная дверь. Впрочем, и без двери путь в темноте был определён: к запаху сырости присоединился тошнотворно-сладкий запах опиума.

Невидимые руки приняли у неё факел и отворили дверь. Роскошь, свет и яркие маски ослепляли. В центре огромной залы играл небольшой оркестр на самом деле слепых музыкантов. Повсюду сновали кальянщики-невидимки с кубиками белоснежного опиума и вышколенные официанты.

При общей анонимности участников создавалась обстановка так называемой «закрытой открытости», когда пространство было разделено лишь полотнами яркой тафты, шёлка и нежнейшего газа. Никаких стен, никаких перегородок. За нарушение конфиденциальности полагались крупные штрафы, иногда стоимостью в несколько кораблей. Ну, а проштрафившихся девиц и вовсе не находили живыми. Для бесед, требующихся особой приватности, назначались другие дни и другие места.

Поигрывая бокалом в тонких пальцах, Лорин перемещалась по зале, грациозно покачиваясь на каблучках, и рассматривала парочки. И иногда, отводя глаза, группы побольше.

Ярко одетые проститутки подвизгивали и хохотали, пьяно выливая бокалы игристого вина туда, где полагалось быть декольте. Их хватали за руки, груди и животы разодетые мужланы, впрочем, тоже в масках. Скорее всего, внезапно разбогатевшие лавочники. Или игроки, не понимающие, как пережить скоропостижный выигрыш. Высокородные мужчины вряд ли могли быть падкими на жирный блеск фальшивых драгоценностей и раззявленые накрашенные рты, из которых доносились скабрезности. Одна из поддатых девиц взобралась на стол и начала игру в фанты, где каждый фант был частью её крикливого наряда. Тем не менее, уже спустя пару мгновений Лорин с удивлением узнала в девице благовоспитанную дочь давнего папенькиного приятеля по Торговому Содружеству. Её увезли с континента подальше от малихора буквально сразу после выпуска из пансиона для благородных девиц. Подальше от малихора. Поближе к центру их нового мира.

От наблюдательности Лорин не ускользнули и пёстрые кафтаны Хикмета. Верно кто-то сказал: «Низы – враждуют. Горы – сходятся». На известных в узком кругу Соборных Вечеринках не было врагов или соперников. Были только выгодополучатели. Самые парадоксальные тайные союзы заключались именно здесь.

«Здесь можно быть кем угодно, – думала Лорин, поправляя маску. – Тело – всего лишь инструмент».

Становилось жарко. Она перестала оборачиваться на случайные и нарочные прикосновения к телу. Она изучала собравшихся, порой забывая обворожительно улыбаться. Наряды были фальшивкой. Маски были фальшивкой. Смех был фальшивкой. Только приглушённые крики боли, слёзы и спокойные брызги блеска бриллиантов были подлинными. И, конечно, сполохи крови. Ещё при дворе старая фрейлина рассказывала им, совсем малышкам, о господах, пресыщенных удовольствиями настолько, что им доставляет радость только чужая боль, и что такие господа всегда щедры, очень щедры.

Мельком она глянула на высокую фигуру в зелёной накидке и маске белой львицы. Та провела пухлым пальцем по ножке бокала. Лорин мгновенно оглянулась. Позади неё стоял чей-то адъютант. Хмурое, почти злое, зверски-трезвое лицо выдавало в нём человека на посту, невзирая на простую чёрную маску и костюм с петушиными перьями.

– Мой патрон велел передавать вам, что на нашем небосклоне взошла новая звезда, – холодно проговорил он. – Могу ли я проводить вас в его покои?

Лорин любезно улыбнулась, и «разумеется» отскочило от её вежливого оскала.

Лёгкая походка поднимала волнами плотную ткань накидки, и густая пелена смрадной сладости свивалась завитками следом.

Покои патрона находились в самом углу залы. Многослойная переливчатая тафта не скрывала ни его безобразного тела, ни безвкусно нагримированных красоток вокруг и у его плохо прикрытых коленей.

– Кого имею честь благодарить за столь тонкое наблюдение небесных событий? – Лорин элегантно присела за низенький столик и в одно движение оправила накидку и сдвинула колени. – Мне докладывали в своё время, только астролябия Аль-Садского Университета – ах, конечно, единственно при изысканном и пытливом уме! – могла бы способствовать регистрации и вполне предсказуемому наблюдению вами означенного феномена.

Серые сверкающие глаза Лорин смотрели из чёрных прорезей маски с тем задором, что мог быть свойственен только идеалам цветущей юности. На пылкую живую речь оглянулись все девицы, включая даже ту, что хозяйничала под покрывалом.

Бледный язык вытолкнул мундштук кальяна сквозь мясистые губы. Тяжёлые щеки так низко оттягивали уголки рта, что масляно блестящее лицо походило на рожицу капризного ребёнка. И, тем не менее, рот вытянулся в улыбку и разомкнулся, чтобы выпустить низкий грудной смех.

– Бесценная голубка, умоляю, ни слова больше. Буде вы продолжите делиться с нами наблюдениями вашей хорошенькой головки, боюсь, тайна моего инкогнито будет тотчас же раскрыта. Ах, о чём же я? Вы, должно быть, и так знаете правила! Только вот при моей комплекции и привычках – сохранять инкогнито, всё равно что слону оставаться незаметным среди пустыни.

Он снова засмеялся, и жир волнами повторил этот неожиданно добродушный смех. Будь юная леди Моранж гуманнее, жалость кольнула бы её ласковым стилетом.