Текст книги "Избранное в 2 томах. Том 1"

Автор книги: Вячеслав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

– Желание нужно, – грустно сказала Юля. – Никто из мальчишек не хочет работать. В совете дружины девчонки, в тимуровском штабе девчонки… А мальчишки – кто в хоккейной секции пропадает, кто у вас в клубе, а про школьные дела и слышать не хотят.

– Ю-у-у-ля, – протянул Серёжа, – ты хороший человек, а говоришь… прямо не знаю что. Во-первых, у нас в «Эспаде» из нашей школы только несколько человек, все больше из сорок шестой и девятнадцатой. Даже обидно. Во-вторых, дружинную газету кто всегда делает? Воронины. В концерте сегодня у кого главный номер? У Кузнечика. То есть у Медведева. В барабанщики ты кого записала? Пашку Снегирева из четвертого класса. А где он барабанить научился? В «Эспаде» у Данилки Вострецова, есть у нас такой барабанщик. Жалко, ты его не знаешь, он в сорок шестой школе учится.

– Немножко знаю, – сказала Юля. – Это мой брат.

– Ух ты! – удивился Серёжа. – А я все не мог понять, на кого ты похожа. Знакомое что-то…

– Рыжие все похожи, – вздохнула Юля.

– Ты не рыжая, а золотистая. И Данилка тоже… Юль, позвони Данилке, пожалуйста, в клуб, он сейчас там. Пусть он мне свой белый ремень оставит. Я потом забегу, возьму. Мне для вечера надо.

– А пойдешь в вожатые?

– Ну, Юля…

– Не буду звонить.

– Слушай, Юля. Если тебе вожатый нужен, поговори с Наташкой Лесниковой. Она давно к малышам хочет, а все не решается.

– Она девочка. У меня и так все девчонки в активе.

– Она лучше всякого мальчишки, – сказал Серёжа. – Позвони Данилке, ладно? А то мне неудобно к телефону в учительской соваться. Ну, я побежал!

Когда Серёжа вошел в класс, все притихли и стали смотреть на него. Серёжа поймал встревоженный взгляд Кузнечика, улыбнулся и мигнул: «Все в порядке».

– Живой? – спросил Сергей Андреевич. – А мы уж тебя похоронили. Отвечать будешь? Ну, иди к доске, мятежная душа.

…Из школы Серёжа вернулся в шесть. А в половине седьмого позвонил Кузнечик:

– Серёжка, ты на вечер в форме идешь?

– Конечно!

– Я тоже хочу. А родители жмут. Говорят, зря, что ли, новый костюм покупали?

– Ну, не знаю… Я только в форме.

– Я тоже. Ну его, этот костюм, я в нем на жениха похож. А ты парадный ремень достал?

– Ага. У Данилки. Только надо в клуб забежать.

– А мне Митька принес, ему барабанщики подарили.

– Волнуешься перед выступлением? – спросил Серёжа.

– Нет. Почему-то нисколько… Знаешь, я сегодня письмо получил от того парнишки, из Чили… Четвертого сентября отправлено, за неделю до мятежа.

– Вот это да… Долго оно шло.

– Знаешь, Серёжа, я даже боюсь. Я думаю: а вдруг его уже в живых нет? Он ведь сын коммуниста, а фашисты стреляют во всех без разбора: и в больших, и в пацанов.

– Может, в партизаны ушел с отцом, – сказал Серёжа.

– Может быть…

– А что пишет?

– Не знаю. Брата нет, а сам я не могу перевести. Коротенькое письмо. Несколько марок прислал и свою фотографию. Я думал, они там все черные, смуглые, а он совсем светлый. На Митьку немного похож. А имя такое длинное: Алехандро Альварес Риос…

Вечер состоял из двух отделений: концерт и танцы.

В ожидании концерта мальчишки и девчонки толклись в коридоре у дверей зала.

К Серёже и Наташе подошла Татьяна Михайловна.

– Как настроение? – поинтересовалась она.

– Бодрое, – сказала Наташа.

– Спасибо, – сказал Серёжа.

– Кстати, могу выдать небольшую тайну, – сообщила Татьяна Михайловна. – Ради праздника. Нелли Ивановна требовала для тебя, Серёжа, строгого выговора, но мы с Анатолием Афанасьевичем убедили ее, что не надо.

– И она согласилась? – с большим сомнением спросил Серёжа.

Ну… как видишь. Хотя поведение тебе, конечно, придется снизить. «Примерного» уже не будет, только «удовлетворительное».

Серёжа засмеялся.

Татьяна Михайловна удивилась:

– Разве я сказала что-нибудь смешное?

– Ну, Татьяна Михайловна, вспомните: когда у кого из нас было «примерное» поведение? Разве что у девчонок, да и то не у всех.

– Да… Народ вы очень уж беспокойный.

– Зато веселый, – заметила Наташа. – Иногда плакать надо, а мы смеемся.

– Ты о чем это, Лесникова?

– О Стасике Грачёве. Он такой счастливый сегодня. Отец не отлупил, вот он уже и скачет от радости.

Татьяне Михайловне, видимо, не хотелось говорить о грустных вещах, она изменила разговор. Поглядывая на левый Серёжин рукав с голубой нашивкой и золотым капитанским угольником, она спросила:

– Это у вас такая форма в клубе? Красиво. Только почему такое странное название?

– Это испанское слово, – объяснил Серёжа.

– Я понимаю. Но разве не нашлось русского?

– А что такого? Есть, например, студенческий строительный отряд «Гренада». Я с ним летом встречался. Тоже испанское название.

– «Гренада» – это другое дело, – возразила Татьяна Михайловна. – Про Гренаду песня есть.

– Про «Эспаду» тоже есть песня, – сказала Наташа.

Серёжа удивленно посмотрел на нее, но спрашивать не стал.

Они прошли в зал.

А через несколько минут на сцену вышел Кузнечик с гитарой. Шестиклассники зашумели, зааплодировали.

Павлик Великанов поправил перед Генкой микрофон.

Кузнечик, не дожидаясь тишины, ударил по струнам. И тишина пришла сама, сразу.

Не успел Серёжа научить Кузнечика песне про горниста и всадников. Генка пел ту, старую, про летчика.

Но сейчас в этой песне, кроме знакомых слов, Серёжа услышал новые:

Прощаясь,

он шпагу, как надо,

Братишке сделать помог.

Испанское слово «эспада»

По-нашему значит «клинок»…

Пока рассветы багряны,

Пока покой не настал,

В ребячьих

клинках

деревянных

Пусть крепнет упругая сталь…

9

После каникул стал падать замечательный пушистый снег, и за два дня пришла зима. Правда, потом наступила оттепель, но и это было здорово: снег набух, сделался липким. Каждую перемену в скверике перед школой реяли стаи тугих снежков. Снежки разбивались на стенах и дверях влажными серыми звездами.

Изредка звенели выбитые стекла.

С тех давних времен, как в школах вместо бычьих пузырей и слюды появились настоящие стекла, их время от времени разбивают. Иногда виновник признается сам и сразу. Иногда его просто не отыскать. А иногда известно, что виновник где-то рядом, но кто именно, угадать нельзя. Тогда на классном собрании начинается долгий и безнадежный разговор с призывами «найти мужество и признаться». Однако виноватый чаще всего считает это не мужеством, а глупостью и помалкивает. Помалкивает и класс, потому что с давних пор известно: выдавать товарища – свинство. Тогда остается один выход – взять класс измором.

Именно так и решила поступить Нелли Ивановна. Она заявила, что умрет на пороге класса, но не выпустит ни одного, пока не узнает, кто высадил стекло рядом с форточкой.

Класс молчал. Скорей всего, никто и в самом деле не знал виноватого. Стекло выбили снаружи, а снежки в ту перемену летали тучами, и попасть в открытую форточку старались не только второклассники.

Все это Нелли Ивановна слышала от ребят уже много раз. Но в ответ заявляла, что, поскольку стекло выбито, значит, виновник существует и должен понести наказание. Только трех заревевших девчонок она милостиво отпустила – они-то явно были ни при чем.

Остальные не ревели и не признавались. Класс сидел. Осенние сумерки за окном превратились в сплошную темноту. Снег растаял, и земля была черной, а небо – беспросветным.

В классе у Серёжи кончился шестой урок. Серёжа вышел в коридор и увидел Наташу.

– Просто безобразие, – сказала она. – Нелюшка ребят не отпускает. Стаська теперь ни за что один домой не пойдет, он же трусишка. А мне скорей домой надо, маме помогать. Скоро гости придут.

У дяди Игоря был сегодня день рождения. И папа, и тетя Галя, и Маринка собирались в гости к Лесниковым. И Серёжа, конечно. Сразу после уроков. Только сначала он хотел забежать к Генке, который сидел дома с ангиной и даже петь не мог, бедняга.

– Ладно, Генке я позвоню, объясню, – сказал Серёжа. – Ты иди. Я Стаську дождусь, и мы пойдем. Не будет же она их до ночи держать.

– Надо бы мне зайти спросить, когда их отпустят, – нерешительно сказала Наташа. – Я ведь все-таки у них сейчас вожатая. Но бесполезно. Я с Нелюшкой за эти дни уже два раза поругалась.

– Ну и нечего третий раз ругаться. Иди домой.

Наташа ушла, а Серёжа устроился на подоконнике напротив второго «А». Вытащил из портфеля книгу «Архитектура средневековья». Книга была старая, тяжелая. Он сегодня увидел ее в шкафу, в кабинете истории, и под честное слово на два дня выпросил у доброй исторички Анны Валентиновны.

Серёжа разглядывал иллюстрации и все больше огорчался. По сравнению с прекрасными рыцарскими замками на книжных гравюрах его собственный пенопластовый макет казался примитивным и нелепым.

Проходил мимо директор. Серёжа вскочил с подоконника.

– Что читаешь? – спросил Анатолий Афанасьевич и взял книгу. – Ого, серьезная вещь. Интересуешься или случайно?

– Интересуюсь. Немного.

– Молодец. А почему здесь сидишь в одиночестве?

– Жду, – сердито сказал Серёжа. – Все того же Грачёва. Учительница их не отпускает, а он сейчас один забоится домой идти.

В коридор доносился громкий голос Нелли Ивановны.

Директор осторожно приоткрыл дверь и шагнул в класс.

Через три минуты ребятишки, радуясь долгожданной свободе, вырвались из дверей. Стаська увидел Серёжу и заулыбался.

– Ну что, нашли преступника? – спросил Серёжа.

– Не-е… Сказали, что потом.

Серёжа и Стасик с ребятами вышли из школы. Пришлось делать крюк, чтобы хоть некоторых развести по домам. Сначала с ними шла большая компания, но один за другим второклассники уходили в подъезды и калитки. Наконец, кроме Стасика, остался только один мальчик. Это был тот крупный кареглазый парнишка, который в сентябре сказал про Стасика, что он им не товарищ.

– Ты где живешь? – спросил Серёжа.

Ответил Стасик:

– Рядом с нашим домом, на углу. Он в большом доме живет.

– Вместе домой ходите?

– Вместе, – сказал мальчик. Его звали Валера.

– Ну вот, – усмехнулся Серёжа. – А говорил, что не товарищи.

– Мне сказали, чтобы я над Грачёвым шефство взял, – объяснил Валера.

– Кто сказал?

– Новая вожатая. Ее Наташа зовут.

Стасик свернул в Походный переулок. Валера за ним.

– Вы куда? – удивился Серёжа. – Вы разве здесь ходите? По Октябрьской же лучше: там сухо и фонари.

– Там канаву роют для труб, – объяснил Валера. – Все перекопали. Просто шею можно сломать.

Серёжа не любил Походный переулок.

Ничего особенного в этом переулке не было: домики с палисадниками, газетный киоск на углу. Но когда Серёжа был в первом классе, он видел, как мотоциклист сбил здесь собаку. Большая рыжая собака лежала на краю дороги мертвая, вся в крови… И с тех пор Серёжа старался по этому переулку не ходить.

Но делать нечего, они пошли.

Фонарей не было, свет падал только из окошек. И лишь сейчас увидел Серёжа, что небо очистилось и сверкают, будто отмытые, звезды. Белые и голубые. Он шел позади ребят, запрокинув лицо, и видел все больше и больше звезд, целые миллионы. Они светлой пылью проступали в черноте.

Переулок уже кончался, впереди горели фонари. Серёжа опустил голову и тогда увидел троих ребят. А потом четвертого – он догонял остальных, спешил от закрытого киоска.

Они шли навстречу. В их ленивой и развинченной походке была скрытая угроза. Стасик остановился. И Валера.

– Это, кажется, Киса, – шепотом сказал Стасик. – Пойдемте назад.

Серёжа ощутил в груди неприятный холодок. Но он подтолкнул Стасика в спину.

– Идите, не бойтесь. Что за Киса?

– Он в новом доме живет, его раньше не было. Он в седьмом классе учится, только не в нашей школе.

«Что раньше не было, я и сам знаю, – подумал Серёжа. – Развелись всякие Кисы…»

– Киса – не тигр. Чего вы дрожите? – сказал он как можно беззаботнее.

– Он у ребят деньги отбирает, – объяснил Валера. – Он хулиган. По нему плачет колония.

– Идите, – сказал Серёжа. И подумал: «Малышей не тронут. Не звери же».

Четверо неизвестных приближались. Самый высокий сказал тонким, но хрипловатым голосом:

– Остановитесь-ка. Дело есть.

– Ну? – сказал Серёжа, и ему стало по-настоящему страшно. Это был обыкновенный липкий подлый страх, от которого слабеют ноги.

– Скажи ему, Киса, – нетерпеливо прошептал самый маленький, чуть пониже Серёжи. – Скажи…

– Денежки есть? – поинтересовался длинный Киса. У него получилось мягко, почти ласково: «денюшки».

Серёжа не видел в темноте их лиц. Он различал только фигуры. Трое стояли тесной группой, четвертый чуть в стороне.

«Вот так, – подумал Серёжа. – Опять их четверо. Это тебе не на совете других ругать за трусость».

Это не на совете… И не на фехтовальной дорожке, где противник – твой товарищ, а кругом строгие судьи… И не во сне, когда вражьи пули бьют в тебя безвредно, как дождевые капли…

«Эх, Нока бы сюда», – подумал он.

Страх не уходил. Но Серёжа знал, что пусть хоть до смерти изобьют, а карманы выворачивать он не даст и не побежит без боя. Да и как побежишь, когда Стаська с Валеркой здесь? Не бросишь.

Стараясь, чтобы не дрожал голос, он сказал:

– Валера, Стасик, идите домой. Я тут сам разберусь…

«Если они уйдут, можно пробиться, – думал Серёжа. – Дам Кисе головой в поддых, а пока они будут мигать, выскочу на светлую улицу. Там они побоятся лезть».

– Стоп, козявки. Ни с места, – угрожающим шепотом приказал Киса. – Гусыня, присмотри.

Ага, значит, этот тип в спортивной шапке с помпоном и есть Гусыня… Раньше встретиться не пришлось. После того случая с Митей Серёжа и Кузнечик, прихватив Нока, два вечера искали компанию Лысого и Гусыни, но те не появлялись на улице.

А теперь – вот он!

Гусыня взял Стасика и Валеру за воротники, подвел и прислонил к телеграфному столбу.

– Стойте и не дышите, головастики. Худо будет…

Он, видимо, был уверен, что страх совсем парализует малышей, и даже не оглянулся.

Стасик замер, и в полоске света, падавшей из окна прямо на столб, Серёжа видел его бледное, с полуоткрытым ртом личико. В глазах у Стаськи были ужас и покорность.

Валера тоже на секунду притих, но вдруг рванулся и бросился из переулка к свету.

– Кеша! – тонко заголосил Киса. – Верни гада!

Тот, кто стоял в стороне, кинулся было за Валерой, но не догнал и вернулся.

– Черт с ним, – решил Киса. – Мы тут быстро… – И обратился к Серёже: – Ну как насчет денежек?

– А ты что, взаймы их мне давал? – скручивая в себе страх, сказал Серёжа.

– А как же! – обрадовался Киса. – Давал, конечно. Вчера. Три рубля. Отдашь?

– Да ты не бойся, – успокоил Гусыня. – Бить не будем, если будешь хороший. Мы же вежливые.

Тот, кто бегал за Валеркой, по-прежнему стоял в стороне, а маленький был рядом, но молчал и опасливо вертел головой.

– Ну-ка, раздвиньтесь, мне идти надо, – сказал Серёжа. – У меня времени нет.

– У него времени нет! – подхватил Киса. – Вы слышите? Кеша, проверь у него карманчики, и отпустим человека, ему некогда.

Тот, кого называли Кешей, недовольно обернулся.

– Я же просил не втягивать меня в подобные истории…

И Серёжа узнал по голосу Сенцова!

– Сенцов! – сказал он, забывая на миг о страхе. – Надо же! Быстро отыскал новых друзей.

– Почему новых? – хладнокровно отозвался тот. Он, видимо, еще раньше узнал Серёжу. – Старых друзей у меня и не было. В вашем зачуханном клубе, что ли, друзья?

– На что надеешься? – спросил Серёжа. – Избить вы меня можете, а убить не убьете. Завтра все равно все узнают, какой ты подонок.

– А какие у тебя ко мне претензии? Я тебя, кажется, не трогаю. А кроме того…

– Никто ничего не докажет, – снисходительно объяснил Киса. – А поэтому стой и не возникай.

– Докажут, – сказал Серёжа.

– Кто? Может, этот ребеночек? – Киса кивнул на Стасика. – Он не будет на нас наговаривать, он хороший мальчик. Верно, Стасик? Мы с ним друзья. Хы-ы…

Серёжа увидел, как Стасик заморгал и зашевелил губами. Словно ответить хотел.

– А если и докажут, что будет? – насмешливо спросил Киса. – Сводят в учительскую, скажут, что нехорошо так делать. Вон Гусыню каждый день к директору таскают, а он веселый.

– Пусть карманы покажет, – мрачно потребовал Гусыня.

На что они надеялись? Ну да, они не понимали, что бывают вещи сильнее страха. Что можно бояться и все равно стоять прямо. Потому что есть эмблема с конниками и солнцем, есть друзья, рапиры, слова клятвы. Песни Кузнечика, всадники «Гренады». И где-то далеко – маленький Алехандро Альварес Риос, которому грозят пули. И красный галстук, который, выходя из школы, не прячешь в карман, как эти подонки. И золотой угольник капитана.

В двух шагах от светлых домов, от тысяч веселых и справедливых людей из случайной темноты выползли эти поганки и думают, что они хозяева!

– Дураки вы, – сказал Серёжа. – Вы думаете, на вас управы не найдется?

– Милицией пугаешь, гад? – прошипел Гусыня. – Не пугай, мы там были – и ничего, так же дышим.

– Значит, никто вам не страшен? – с насмешкой спросил Серёжа. – Значит, вы сильней Советской власти?

Киса хихикнул:

– Это ты – власть?

– Я не власть. Но она за меня, а не за вас. А вы – плесень.

В ту же минуту в глазах у Серёжи вспыхнули желтые огни, и от удара в лицо он отлетел на палисадник. Острые концы реек больно уперлись ему в спину. Палисадник был шаткий, он прогнулся под Серёжей, и несколько реек отскочили от нижнего бруса. Чтобы не упасть, Серёжа схватился за одну из них…

Рейка подалась и осталась в руке.

И в ту минуту, когда Серёжины враги думали, что он сломлен, побежден, уничтожен, в нем вспыхнула мгновенная радость. Радость силы и уверенности.

До сих пор он не думал об оружии. Но сейчас, ощутив под рукой деревянный брусок, он вспомнил все, что надо: Олега с рапирой, свечи, серебристый вихрь клинка. Вспомнил, как сам на пустыре длинной линейкой рубил колючие головки на высоких кустах репейника. Это было как вспышка. Он оттолкнулся левым локтем и кинулся к врагам…

Киса ойкнул и отскочил, ухватившись за кисть правой руки. Обратным движением Серёжа сбил Гусыню, который оказался справа: концом рейки, зажатой в ладони, как рукоять, Серёжа ударил его в подбородок. Тот схватился за лицо, заскулил, медленно сел на корточки и уткнулся в колени, но это Серёжа увидел уже после. А сначала он развернулся в сторону Сенцова. Осторожный Сенцов успел отскочить заранее, но при этом неудачно повернулся спиной. Серёжа прыжком догнал его и от души врезал по лопаткам.

– Я тебя трогал?! – заорал Сенцов, изгибаясь. Самый маленький из ребят прыгнул на дорогу и поднял что-то с земли. Наверное, камень. «А он не трус», – мельком подумал Серёжа и повернулся в сторону Кисы. Младшего противника он не боялся: знал, что подойти он не решиться, а камнем сгоряча попасть трудно. Другое дело Киса… Но Киса по-прежнему держался за руку. То ли удар был силен, то ли Киса обалдел от стремительного отпора.

У Серёжиной головы прошелестел камень.

– Ты мне еще покидайся! – пригрозил Серёжа. Перехватил поудобнее рейку, поднял портфель и сказал Стасику: – Пошли.

Сердце у него бухало и колени вздрагивали, но это был уже не страх, а возбуждение боя. И тут он услышал взрослый голос:

– Это шо же такое?

«Сейчас побегут», – подумал Серёжа.

Но враги его не двинулись. Только Гусыня поднялся, все еще держась за подбородок.

Серёжа разглядел, что взрослый человек был невысокий, но широкоплечий. В короткой куртке, плоской фуражке и сапогах. И, судя по голосу, молодой.

– Так шо же случилось? За что ты побил этихь хорошихь мальчиков?

Он то ли старался говорить «по-одесски», то ли просто не очень владел языком. «Кажется, пьян», – понял Серёжа.

Но все-таки это был взрослый человек. Не будет же он заступаться за хулиганов.

– Они сами полезли, – возбужденно сказал Серёжа. – Понимаете, деньги им понадобились. Четверо на одного. Рыцари…

– Ай-яй-яй, – насмешливо произнес человек.

Младший мальчишка прошептал с опаской и почтительным восторгом:

– Это Гаврик…

– Молчи, дубина! – злым шепотом оборвал его Киса. И жалобным голосом объяснил: – Мы его по-хорошему попросили, а он дерется.

– Ай-яй-яй… – снова сказал Гаврик, и Серёжа ясно услышал издевательскую нотку. – Тебя попросили, а ты дерешься… А ведь люди по-хорошему просят. И не один, а целый коллектив… Тебя в школе учили, что коллективное важней личного, а? Что же ты себя про-ти-во-по-став-ляешь? А? Нельзя. А еще, наверное, пионер… А?

И вдруг совсем другим голосом, резким и злым, он сказал:

– А ну брось палку и топай сюда, ты… – И он выругался.

И выдернул из кармана руку.

Может быть, случайно, а может быть, нарочно этот Гаврик протянул руку в полосу света, и Серёжа увидел на его полураскрытой ладони плоский широкий нож.

Стасик громко заплакал. Серёжа машинально закрыл грудь локтем.

В этот миг он понял, что если промедлит хоть полсекунды, то не справится с собой. Бросится бежать, изнемогая от страха за себя.

А Стаська?

Рейку Серёжа держал концом вниз. Рука фехтовальщика сработала молниеносно. Снизу вверх, из третьей позиции, он ударил по оружию противника. Вернее, по его руке. Нож серебряной рыбкой взлетел в полосе света и воткнулся в столб в метре над головой Стасика. Стасик шарахнулся вбок.

– Ай! – как-то по-детски сказал Гаврик.

Но он оставался здоровым, сильным, опасным. И, вливая всю свою силу, страх и ненависть, Серёжа врезал ему по коленям.

Гаврик упал на четвереньки, а Серёжа, не сдержав отвращения, замахнулся еще раз…

И тут его будто опять ударили в лицо. Он зажмурился и снова открыл глаза. С трех сторон широкими светлыми конусами били фонарики.

– Всем на месте! – прозвучал очень громкий голос.

А второй голос, тоже громко, спросил:

– Кто Каховский?

– Я, – сказал Серёжа.

Блеснуло золото на красных околышах.

Кто-то крикнул:

– Куда? Я сказал – быть на месте!

– Я же случайно здесь… – Это жалобно произнес Сенцов.

Тот же голос, уже мягче, сказал:

– Если случайно, зачем бежать? Свидетели будут нужны.

Гаврик медленно поднимался с земли. Лучи фонариков уперлись в него. Серёжа увидел бледное лицо с большим перекошенным ртом и темными впадинами глаз.

– Батюшки мои! Гаврилов! – совсем не по-военному воскликнул один из милиционеров. – Вот встреча!

– Это я, начальник, – слабо усмехнувшись, признался Гаврик.

И быстро опустил в карман ладонь.

– Тихо! – крикнул милиционер и рванул кобуру.

Впервые Серёжа увидел так близко от себя боевое оружие – тяжелый черный пистолет.

Но милиционер опоздал. Гаврик махнул рукой, и что-то тяжелое прошелестело в воздухе, упало за забором.

– Кастет выбросил! – крикнул милиционер с погонами младшего сержанта. – Ничего, найдем!

Гаврик поднял согнутые в локтях руки, помахал кистями, пьяно улыбнулся:

– Все, начальник. Берите птичку.

– Пошли, птичка… – Милиционер махнул пистолетом в сторону фонарей. – Там и клетка есть на колесах. Правда, не позолоченная… Пошли все.

Серёжа выпустил рейку, подошел к Стасику и взял его за плечо. Сбивчиво сказал:

– Ну, пойдем… Не бойся теперь.

На углу стояла милицейская машина – желтый фургон с темной полосой и синей лампой над кабиной.

Главный милиционер – старший лейтенант – сказал:

– Этих – в машину. А ты, Серёжа, двигай с ребятишками. Тут рядом.

– Куда? – удивился Серёжа. Но обращались, оказывается, не к нему.

– Хорошо, – откликнулся другой милиционер, тоже офицер, с двумя звездочками на погонах, только совсем молодой.

Гаврика посадили в машину. Туда же сели два милиционера, и старший лейтенант скомандовал Кисиной компании:

– Давайте и вы. Там разберемся.

Сенцов захныкал…

Через минуту машина уехала.

– Пойдем, – сказал Серёже лейтенант. – Здесь недалеко.

– А куда?

– В отделение. Надо же у вас показания взять. – Он улыбнулся совсем по-мальчишечьи. – Да не волнуйся, мы вас домой на машине доставим. Не на этой, а на «Волге». Всех троих.

Только сейчас понял Серёжа, что рядом с ними опять Валера.

– Откуда ты здесь?

– Да ведь это же он нас позвал, – объяснил лейтенант. – Мы с задания ехали, а он выскочил на дорогу и давай голосовать. Ты хоть спасибо скажи человеку за выручку.

Валера улыбался откровенно и счастливо, как человек, совершивший подвиг.

– Спасибо, – машинально пробормотал Серёжа.

– Ну, пошли, – повторил милиционер. – Да ты успокойся, браток. Все уже позади… А ты знаешь, кто этот Гаврилов?

Серёжа помотал головой.

Лейтенант сказал:

– Известная фигура… Как тебе удалось его свалить? Это же чудо какое-то.

– Он, по-моему, сильно пьяный, – сказал Серёжа. – А может быть… В общем, я и сам не пойму. – Он слабо улыбнулся. Он совсем не чувствовал себя героем. Его бил озноб.

– Ну и что же, что пьяный, – возразил лейтенант. – Головы-то он не терял. Догадался же кастет выбросить. Ну ничего, там сержант остался, найдет…

– А нож! – спохватился Серёжа. – Взяли?

– Какой нож?

– Но ведь он же с ножом был.

– Тебе не показалось? Темно было.

– Не показалось. Там свет из окна падал! Я по ножу ударил, а он в столб воткнулся. Вот над ним. – Серёжа указал на Стасика, и тот почему-то вздрогнул.

– Роман «Три мушкетера», да и только, – озабоченно произнес лейтенант. – А ну пойдем назад. Нож – штука серьезная.

Он решительно двинулся в переулок, и ребята потянулись за ним. Стасик прихрамывал.

– Можно, я домой пойду? – спросил он. – У меня нога болит.

Лейтенант обернулся.

– А не боишься?

– Дом-то уже рядом, – объяснил Серёжа. – Пусть идут оба, а то родители волнуются. Тут их никто не тронет. А я вам все расскажу и без них.

– Ну, бегите, – разрешил лейтенант.

– Стаська, не вздумай дома рассказывать про это дело, – предупредил Серёжа. – Там с ума сойдут. Скажи, что я к Генке зашел.

Стасик торопливо кивнул и, кажется, обрадовался.

Малыши ушли, а Серёжа и лейтенант снова окунулись в темноту переулка.

Нож они не отыскали. На столбе его не было, в сухой траве вокруг столба – тоже.

– Может быть, показалось все-таки? – спросил милиционер.

Серёжа упрямо помотал головой.

Лейтенант помолчал и спросил:

А ты не помнишь, как нож воткнулся? Вдоль древесины или поперек?

– Вот так, – Серёжа вытянул перед собой ладонь, – наискосок.

Посмотрим… – Лейтенант стал на цыпочки и долго водил светлым кружком фонарика по столбу.

– Точно. Есть такая зарубка, – сказал он.

Кто-то тяжело прыгнул с забора и подошел к ним. Это был сержант.

– Вот он, кастет. На грядках лежал.

Лейтенант сказал ему о ноже. Минут десять они обшаривали вокруг землю, но напрасно.

– Пойдем, – сказал лейтенант. – Нет ничего.

– Вы мне не верите? – спросил Серёжа.

– Верю. Тем более след на столбе… Но где же нож? Может, Гаврилов успел его выбросить?

– Да нет, он его больше не касался.

– Ладно, выясним… А как ты сумел выбить его у Гаврилова?

– Не знаю, – утомленно сказал Серёжа. – Наверно, с перепугу… – Его опять стал трясти крупный озноб, и захотелось поскорее оказаться дома у Наташки, среди своих, где спокойно, светло и весело. Казалось, что он уже много-много часов пробыл в этом переулке.

Сержант, который все молчал, вдруг спросил:

– С перепугу, говоришь? С перепугу люди драпают сломя голову, а ты дрался.

Серёжа не стал объяснять, что драпать нельзя было из-за Стаськи. Еще подумают, что хвастается: вот, мол, какой хороший, не бросил маленького…

В отделении милиции все произошло быстро. Гаврилова увели. Кису, Гусыню, Сенцова и четвертого мальчишку отпустили домой, сказав, что вызовут в понедельник. Хмурый пожилой капитан, повернувшись к Серёже, слегка улыбнулся:

– Ну, мушкетер, давай по порядку. Как было дело? Да не волнуйся, все уже хорошо.

«Почему они все говорят «не волнуйся»? – подумал Серёжа. – Или заметно, как меня трясет? Но это же от холода».

Он рассказал обо всем. Получилось не много. Капитан записывал. Потом спросил:

– Значит, настаиваешь, что нож был?

– Да.

– Ну ладно… Прочитай и распишись.

Серёжа бегло прочитал разлинованный лист. Все было правильно, только очень уж коротко. Серёжа написал внизу: «Каховский». Буквы получились большие и корявые. Он услышал, как шепотом кто-то сказал:

– Натерпелся малец.

Капитан обратился к лейтенанту, которого тоже звали Серёжей.

– Увези парнишку домой.

– Я и так дойду, здесь недалеко, – сказал Серёжа.

Капитан опять сдержанно улыбнулся.

– Увези, увези… Героям должен быть почет. Он и сам еще не знает, как здорово нам помог…

У крыльца стояла милицейская «Волга». Лейтенант сел за руль, Серёжа – рядом. В зеркале над рулем он увидел на миг свое лицо. На левой скуле был могучий синяк. Это Серёжу почему-то развеселило.

Доехали они за минуту.

Дверь Серёже открыла Наташка.

– Ну, пропащая душа… Мы уж беспокоимся.

При неярком коридорном свете она не разглядела Серёжино лицо.

– Слушай, – шепотом сказал он, – есть у тебя пудра или крем какой-нибудь, которым лицо мажут?

– Ты рехнулся?

– Ни капельки. Надо навести маскировку.