355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Сизов » Искупление (СИ) » Текст книги (страница 5)
Искупление (СИ)
  • Текст добавлен: 19 июля 2017, 13:30

Текст книги "Искупление (СИ)"


Автор книги: Вячеслав Сизов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Сколько мы с тобой не виделись? – После ухода бойцов и Ларина, отказавшегося присоединиться к нам, продолжил Акимов. – Месяца два, а то и больше. Вообще не понятно, что вы тут на курорте делаете? Небось, все местное вино попробовали и не только вино...

– Насчет курорта... Тут Сереж поверь хуже чем на фронте. Там враг явный, а тут мразь из числа своих, под ногами путается. Восстание в нашем тылу поднимают. Тут по соседству с нами в горах, считай, уже 6 районов контролируют. Вообще ситуация здесь сложилась примерно такая же как под Брестом перед войной была. Помнишь, как мы тогда полякам хост прикрутили?

– Как такое забыть! Короче у нас с тобой снова фронт, только в нашем тылу.

– Да. Что у тебя с ногой? Тут нагрузки не то, что внизу на равнине. Выдержишь?

– Все нормально, раны заштопали как надо, а то, что прихрамываю не страшно. Скоро окончательно пройдет. Ну а палка это так... Понимаешь, привык с третьей ногой ходить. Вот никак и не выброшу.

– Понятно. Как ранение получил?

– Немцы по штабной колонне точненько так отбомбились. Как на полигоне. Накрытие полным было, зенитчики даже огня открыть не успели. Мне повезло, успел из машины выскочить и в ямку у обочины дороги скатиться. Только осколками по телу прошлись. Остальным куда больше досталось. Многих уже не вернуть. Явно, какая-то сволочь специально навела на нас. А вот кто, так и не успел выяснить. Полтора месяца в госпитале провалялся. Сначала в Брянске, а потом в Тамбове. На врачебной комиссии определили, что здоров и направили в строй. Сказали, что на месте долечусь. Я согласился. С фронта народа страсть, сколько навезли, класть некуда было. В коридоре протиснуться не возможно было. Потому и выписывали тех, кто более-менее в себя пришел. Многих по домам в отпуск долечиваться отпускали. Я отказался, решил в часть ехать. В кадрах, когда документы предъявил, отправили к нам в батальон на должность твоего зама. Ты как насчет ста грамм? У меня собой спирт есть. Ребята в госпитале расстарались.

– Когда я отказывался? Тем более что такой повод. У меня тоже малость коньяка во фляжке осталась. По стопарику – другому наберется. Не расстраиваешься, что тебя с комбригов опять ко мне замом прислали?

– Нет, конечно. Чему тут переживать и расстраиваться? И так карьерный рост большой, какие наши годы еще станем и комбригами и комдивами. Мы же с тобой еще год назад взводными были. Главное что нам повезло, в стольких боях выжили. Вон с моего выпуска почти все уже в земле лежат. Всего парочка в живых числится. Кроме того у нас как то спокойнее чем на бригаде. Все знакомо и давно отработано. Ты под боком, всегда подскажешь и поможешь. На бригаде опыт и знания нужны. Нет их у меня. С теми знаниями, что есть, я батальон потяну, а на большее пока и не замахиваюсь. Я же в Белоруссии в принципе партизанской бригадой командовал, а не кадровым подразделением. В линейных боях не участвовал. Так ударил силой нескольких рот в крайнем случаи батальонов, отступил, удержал участок обороны вот и весь мой боевой опыт руководства войсками. Мне сначала хорошенько подучиться надо. Желательно в нормальном военном училище, а затем в академии. А сам– то ты как? Ты-то комбригом вон как тянул, не то, что я. Не уж то не предлагали?

– Не предлагали. Даже разговора об этом не было. Сразу на батальон вернули. Я в принципе особо за карьерой не тянусь. Мне и на батальоне неплохо. Да и ребята тут все свои. Хотелось бы с ними до победы дожить.

– Вот и я о том же. Сафонова кадровики хотели у нас забрать и отправить командовать бронепоездом. Да что-то не срослось. Толи бронепоезда не нашлось толи еще что. Оставили у нас ротным. А он и рад. Говорят, как узнал об этом проставился всему наличному комсоставу, да еще Козлова вызвонил на два дня. Следующим рейсом со своими должен прилететь. Так что скоро все вместе соберемся.

– Это хорошо. Вот только бронепоезда у нас нет. А вот гор и лесов вокруг хватает. И зверья в нем тоже. Так что найдется для него работа, побегает пока ножками, а там глядишь через пару месяцев, что-нибудь ему подыщем. Ну что давай по чуть-чуть за наших парней?

– Всегда за!..

Выпили, закусили, поговорили, вспомнили прошлые бои и погибших товарищей. Выпили еще, опять поговорили, обсудили новости с фронта и местную обстановку. Я сразу же сказал Сергею, что поручу ему всю работу с горными заставами, а за собой оставлю общее руководство операцией и действия егерей. По ходу дела объяснил, что от него требуется, показал на макете и карте где планирую разместить заставы, какие силы собираюсь выделить в его распоряжение и что они должны делать.

Выпили еще по чуть-чуть. Расслабились. Спели вполголоса пару песен. Казачьих в основном. Я под настроение исполнил одну из версий слышанной мной в фильме "Баязет" песни:

Коник ты мой вороной

Ты пока ещё со мной

Русь да казачья воля

Наша с тобою доля

Не грусти родной

Русь да казачья воля

Наша с тобою доля

Не грусти родной

Жизнь моя как ветер

Кто там меня встретит

На пути домой

Не зови братца с собой

Я пока ещё живой...

Серега, как ни в чем не бывало, меня поддержал. Наши голоса сплелись, и как не мешал нам дождь, песня разлилась по округе. Время словно повернуло вспять и снова как более чем полторы сто лет назад, когда здесь в Ангушт – Тарском ингуши присягнули русскому царю и через двадцать лет после депортации местных казаков, неслись казачьи походные песни.

– Совсем ты Вовка казаком стал. Что по форме, что по содержанию. Чтобы ты не говорил, есть в тебе казачья кровь, хоть ты и скрываешь это.

– Да не скрываю я. Сам же знаешь что я детдомовский. Нет у меня родственников. Нет. Ты вот да еще пара человек из наших. Вот и все. А казак я или нет, какая разница. Главное песня хорошая.

– Согласен...

В общем, хорошо и плодотворно посидели. Почти до самого утра, пока в котелке "шило" не закончилось.

Уложив Сергея спать, я занялся привезенной им почтой. В основном это была обычная служебная корреспонденция. Акимов был прав – ничего особенного или необычного.

Отчет Шмита порадовал тем, что все идет как запланировано. Заготовленный за зиму лес свозился в поселок и скоро в новые дома должны были заселиться жильцы. Наша продукция шла нарасхват. План не только выполняется, но и перевыполняется по всем направлениям. Да так что народ уже неоднократно премировали, а из наркомата затребовали данные на лучших работников для награждения гос. наградами за трудовую доблесть. Все это конечно хорошо и правильно, главное чтобы не было головокружения от успехов...

Куда больше меня заинтересовали треугольники из Тамбова от Ирины и из Казани от мамы Саши Попова – лейтенанта, с которым мы до войны познакомились в Москве. Теперь было понятно, почему Серега уклонялся от вопроса от кого письма.

Еще из Бреста я посылал письма Попову на адрес его мамы в Казань. Но ответа по объективным причинам не получал. Да и не надеялся на него если честно. Что поделаешь – война. Все в постоянном движении и нет ничего постоянного. Да и у нас несколько раз менялся адрес полевой почты. Так что письма банально могли затеряться в пути. Тем не менее, письмо после месяца скитаний меня нашло. Мама Саши сообщала, что он летом прошлого года был тяжело ранен в боях под Ровно. Лечился в Харьковском госпитале. Потом сражался там же на подступах к городу, попал в окружение, вышел к своим, снова был тяжело ранен. В конце февраля выписался из госпиталя и сражается, где-то на Юго-Западном фронте. Адрес моей полевой почты у него есть. Писем от него домой давно не поступало, и его мама волновалась. Просила меня писать ей, как только смогу.

Ира прислала пяток писем, листы которых пахли лекарствами. Видимо она писала их во время дежурства. Вот ведь нашла время, украв его у своего сна, чтобы написать их. А сама наверняка смертельно устала на операциях. Хороший, правильный она человек. Помнит наш мимолетный роман и меня непутевого. Не то, что я грешник. После госпиталя написал ей два письма, а потом все как то не хватало времени.

По брезенту палатки и на улице стучали тяжелые капли дождя, наполняя воздух и землю влагой. Еле теплая "буржуйка" дарила ощущение домашнего тепла и комфорта. Разложив письма по датам, я вчитался в их строки. Ира делилась госпитальными новостями – кого выписали из нашей палаты, описывала смешные ситуации, передавала приветы, спрашивала о здоровье. Начав "за здравие" в первом письме Ира в последнем "закончила за упокой". Она в конце письма сообщала, что выходит замуж за своего старого знакомого, который по ранению лечился у них в госпитале, и просила простить ее за это.

Интересно девки пляшут! Довольно неожиданный поворот. Хотя, наверное, все правильно. Так и должно быть. Не должны такие девушки как она одни оставаться. Должны быть счастливыми, иметь свою семью, детей, дом. А что я мог ей дать? Практически ничего – мимолетное, минутное счастье. Да еще неизвестно будет ли оно для нее счастьем. Ведь за нашей встречей обязательно последует долгая разлука с неизвестным итогом. Тут на войне меня могут в любой момент грохнуть, а когда наступит мир тем более. Я же, по всей видимости, окажусь в самом эпицентре борьбы за власть. Не зря же нас так охаживают. Если встану не ту сторону (а встану обязательно, так как кроме Сталина-Берии никого у власти видеть не хочу), то возможные победители точно к стенке поставят, а потом и на семье отыграются. Таковы уж тут правила игры. А оно мне надо чтобы мои близкие по лагерям гнили? Нет! Ну а раз нет, то и суда нет. Раз такое дело, то надо позавидовать мужу Иры и их тихому семейному счастью. С моей беспокойной жизнью такое не светит.

С утра закружилась карусель. Пообщался с прибывшим пополнением и инструкторами, до обеда с документами поработал, готовя почту для Москвы. Во второй половине дня нам с Сергеем удалось слетать в Ведено, посмотреть, что там к чему, пообщаться с народом на заставе, обсудить переброску личного состава для новых застав.

Уже ночью вернувшись в Тарское, я ввел его в курс планируемой мной операции по уничтожению главарей бандитов и выхода на вражескую агентуру.

– Может, зря ты опять своей головой рискуешь?

– А кто кроме меня может это сделать Сереж? Ты? Нет! Языка и людей не знаешь, местных обычаев тоже, обстановкой еще не владеешь. Кто-то еще из наших? То же самое, нет. Привязывать к нашим планам местную Контору считаю глупым. Они тут все друг с другом родственными связями повязаны, поэтому может быть утечка информации бандитам. Конечно, среди них есть порядочные и верные нашему делу люди, но пока на них выйдешь, время много уйдет. Во всяком случаи в Москве мне никого не назвали. Вот и получается, что кроме меня это сделать некому.

–Человек, который тебе дал информацию по Тбилиси хоть верный? Ему доверять то можно?

– Надеюсь, что да. Уверял что информация верная на 100 процентов.

Не рассказывать же Сереге что об этом человеке мне в середине 80-х ночной порой рассказывал его родственник, а вначале 90-х удалось с ним лично пообщаться. Еще очень крепкий и разумный старичок, переживший все катаклизмы 20 века, радовался происходящим в стране "демократическим" изменениям и развалу СССР. Много познавательного тогда удалось у него узнать из истории Грузии и Кавказа, борьбе старшего поколения "за их независимость". Теперь я решил воспользоваться теми знаниями и своим знакомством.

Глава

Под небом Тбилиси

На скамейке в старом парке почти в центре столицы Грузии одиноко сидел еще совсем не старый человек в летнем белом костюме, соломенной шляпе, с крепкой и дорогой тростью в руках. Он задумчиво всматривался в прохожих, но никогда надолго, ни на ком не задерживал своего взгляда. Так взглянет, оценит и забудет. Многие из прогуливающихся по парку старожил знали, что этот уроженец Манглиси вот уже почти двадцать лет каждый выходной с полудня сидит на этом месте, именно на этой скамейке и думает о чем-то своем. Знали они и то, что эти несколько часов его лучше не трогать и дать ему спокойно посидеть в одиночестве. Потом ближе к трем часам пополудни к нему можно будет подойти поговорить или предложить сыграть в шахматы. Тогда он не откажет в общении. Но эти три часа были для него священными и посвящены они были именно одиночеству. Завсягдатые парка знали его под именем Георгий. Он никогда не рассказывал о себе. Осталось неизвестным, когда и откуда он появился в городе, почему, всегда сидит в одном и том же месте, кто его родственники и есть ли у него семья. По его редким оговоркам лишь было известно, что он жил, где-то в пригороде, работал счетоводом в одном из многочисленных городских учреждений. В разговоры с незнакомыми людьми не вступал, никого ни о чем не расспрашивал. Впрочем, был он очень начитанным и грамотным человеком, знающим минимум несколько иностранных языков, отлично играющим в шахматы. Чем занимался до революции, Георгий ничего не говорил. Вообще старался не лезть в политику. Как только кто-то рядом начинал об этом говорить, сразу же собирался и уходил. Его не интересовали события в мире и идущая в стране война с немцами. Хотя было видно, что человек, когда-то воевал, о чем явственно говорил шрам на голове и отсутствие нескольких пальцев на правой руке. Он никогда не вступал в споры и не ругался. Сторонился шумных компаний, но от стаканчика доброго красного вина не отказывался и сам иногда приносил собой в парк несколько глиняных бутылок очень хорошего и вкусного домашнего вина, чтобы отметить со знакомыми какие-то только ему известные события. Но это было очень редко. Что поделать если он такой человек? Обычный тихий городской «сумасшедший».

Вот и сегодня Георгий снова занял свое место на скамейке. Весеннее солнце припекало, но тени деревьев хватало, чтобы комфортно сидеть и смотреть на окружающий мир. Народа в парке, несмотря на теплый и солнечный день было мало – несколько пар занятых только собой не спеша прогуливались по тенистым дорожкам, да вездесущие дети под присмотром своих мам неподалеку играли в песочнице, неподалеку от них скучала торговавшая мороженым лотошница. Поэтому появление в конце аллеи трех сотрудников НКВД Георгий заметил сразу. По дорожке в его сторону шел майор в сопровождении двух сержантов. Что-то привлекло внимание мужчины в этой троице. Какой-то случайно замеченный штрих, сразу привлекший его внимание. Какой конкретно Георгий так и не смог сразу вспомнить. Поэтому он еще раз внимательно осмотрел чекистов. Все трое молодые, высокие, загорелые, в отлично подогнанном обмундировании, явно тренированные, пружинисто ставят ногу. Вооружены только личным оружием – пистолетами. Идут о чем-то разговаривают. Расслаблены. Явно фронтовики, находящиеся на отдыхе после ранения. Об этом говорили свежие цветные нашивки за ранения, закрепленные над правыми карманами гимнастерок. У офицера одна желтая – за тяжелое, у сержантов по несколько темно-красных за легкие. Майор кстати слишком молод для своего звания.

Оставив сержантов у лотошницы, майор подошел к скамейке, где сидел Георгий и спросил разрешения присесть. И тут же не дождавшись ответа, опустился на сиденье.

– Простите, что пришлось вас здесь побеспокоить. Но нам нужно было встретиться и поговорить господин Георгий.– По-немецки тихо произнес майор.

Человеку, долго прожившему в Германии, не стоило большого труда

узнать в говорившем уроженца Ганновера.

– По-моему вы ошиблись,– так же по-немецки тихо ответил Георгий, аккуратно осматриваясь по сторонам и сильнее сжимая рукоять трости.

– Я думаю, нет. Как и не стоит тревожить вашу палку со стилетом внутри. Поверьте, несмотря на весь ваш опыт, я успею вас убить раньше. Положите ее на расстоянии вытянутой руки от себя. Вам ничего не угрожает, а мне будет спокойнее. Вот и прекрасно. – Заметив, что мужчина выполнил его указание, сказал майор и продолжил. – У нас с вами есть общий знакомый, который в свое время описал вас и то где с вами можно встретиться. Он и его друзья просили передать вам пожелание долгих лет жизни.

– У меня нет знакомых среди сотрудников НКВД. – Ответил Георгий.

– Можете не сомневаться. Они там действительно не служат. Надеюсь, имя Кайхосро Чолокашвили вы еще не забыли?

– Нет. Но насколько я знаю, он умер на чужбине...

– Вы правы. Мир его праху, хороший был драгун. Он умер 27 июня 1930 года от туберкулеза, заработанного во время Великой войны. Похоронен во Франции, на кладбище "Лювиль" в Лювиль-сюр-Орж (Leuville-sur-Orge) – традиционном месте захоронения представителей грузинской эмиграции. Это не так?

– Так. Но вы мне должны были еще что-то сказать...

– Увы, это все что я могу вам сообщить о вашем боевом товарище. А вот о неком поручике из отряда полковника Гедеванишвили действовавшем с отменной храбростью с группой юнкеров Военной школы на Лилойском боевом участке мог бы многое. Кстати вы как местный житель не помните, сколько из них тогда осталось в живых?

– Всего несколько человек.

– Я так почему то и думал. Но простите, я не закончил свой рассказ. Когда красная кавалерия обошла позиции полковника Гедеванишвили, малочисленная грузинская кавалерия попыталась её остановить контратакой у деревни Норио. В той атаке поручик отчаянно рубился с кавалеристами 11 красной армии и был ранен в голову. У него остался шрам от сабельного удара. Очень похожий на тот, что у вас. Как интересно ему удалось выжить, не знаете?

– Спасла фуражка. Удар шашки прошелся самым краешком, правда, офицеру пришлось долго лечиться...

– Да? Странно, но мне казалось, что тот офицер в составе отряда добровольцев принимал самое активное участие в бою за Авчальский вокзал.

– В бою за вокзал его еще раз ранили осколком снаряда. Поручику пришлось долго лечиться после тех боев.

– Так вот оказывается, чем он занимался в течение целого года, пока не присоединился к отряду "Какуца" Чолокашвили. Я правильно назвал прозвище вашего друга?

–Да. Шла подготовка захвата Кахетии и Хевсуретии и требовались подготовленные люди для руководства восставшими.

– Тогда во время июньского восстания, прикрывая отход отряда, погиб брат Кайхосро – Симон, а поручик снова был тяжело ранен. Его успели вывезти под самым носом у красных. И он отлеживался у своего старого приятеля в Чечне. Не напомните его фамилию?

– Если вы все так хорошо знаете о поручике, то зачем вам это?

– Вдруг придется у его знакомого просить помощи. Да и для общего развития не помешает. Не хотите называть, не надо. Я примерно могу сказать, где это было. Это был Итум-Калинский район Чечни. Человек, у которого скрывался больной, был настолько уважаемый, что его гостя никто не выдал... Хотя нашего героя для того чтобы задать несколько вопросов очень искала местная ЧК.

– Но не нашла?

– Нет. Помогли друзья, работавшие в советских органах Грузии. В 1924 году он вновь участвовал в боях. Но ему опять не повезло. В бою под Хеви-Грдзела его снова тяжело ранили. Кроме того тогда же он лишился нескольких пальцев на правой руке...

– Один из красных в схватке рубанул шашкой по поручику и повредил ему руку и грудь. Поручику пришлось остаться здесь, когда остальные уходили в Турцию. – Пристально смотря на майора, сказал Георгий. – Откуда вы так много знаете о том офицере? О нем все забыли, что тут, что за границей...

– Вы не правы. О нем все еще помнят. Нашлись люди не только в Париже и Константинополе, но и в Берлине поведавшие историю того храброго офицера, а также место где можно с ним встретиться... Вы же не будете отрицать что вы и тот офицер, несмотря на прошедшие годы все еще очень похожи. Да и фотография где вы с Кайхосро и его братом сохранилась...

– Вы должны были мне кое-что сказать... Чтобы я мог вам верить.

– Я не знаю пароля, установленного вами для своих друзей из Стамбула и Парижа с Лондоном....

Услышав это "Георгий" инстинктивно попытался схватить трость...

– Вам не надо так реагировать на мои слова. Еще раз повторяю. Я успею вас убить первым. Если вы не захотите говорить со мной дальше, просто скажите об этом и мы расстанемся. Возможно, у нас с вами еще будет шанс когда-нибудь встретиться и обсудить будущее Грузии, может быть нет. Вы хотели этой встречи, много лет искали связь не через посторонних людей, а напрямую. Готовились сбросить с себя иго русской оккупации. Вели переговоры с представителями Англии и Франции. В 1940 году даже ждали высадки их войск. Но не срослось. Мы же здесь для того чтобы сделать не сделанное иными.. Через несколько месяцев наши войска подойдут к Кавказу и ваша помощь нам бы очень пригодилась.

– Вы не представились.

– Извините. Заговорился и забыл представиться. Обер-лейтенант Ланге. Отто Ланге. Я сотрудник Абвера. Надеюсь, вы знаете что это?

– Да. Разведка Германии. О ней часто пишут в местных газетах.

– Не читайте местных газет. Так, по-моему, говорил профессор Преображенский в книге Булгакова.

– Вы неплохо знаете советскую литературу.

– Спасибо. Мне всегда нравилась русская литература. Как мне называть вас в дальнейшем?

– Так же – Георгием. За эти годы я привык к новому имени и не хочу ворошить прошлое. Время еще не пришло. Но все что вы сказали о себе только слова, мне бы хотелось вещественного подтверждения вашей принадлежности к Вермахту. У вас что-то должно быть с собой, чтобы подтвердить вашу личность хотя бы перед своими войсками. У русских для этого есть шелковая лента с печатями и указанием воинской части или учреждения выдавшего его.

– Да у нас тоже есть похожие вещи. У меня с собой жетон сотрудника специальной службы. Обычно его достаточно для установления контакта с нашими войсками.

– Покажите! Я видел подобные жетоны, когда жил в Германии. – Твердо сказал мужчина.

–Пожалуйста. Я совсем забыл, что вы в свое время встречались с представителями криминальной полиции. Правда, это было давно. – Майор достал из внутреннего кармана небольшой металлический жетон и показал его кахетинцу. – Форма орла и текст изменены, но в целом он такой же.

– Спасибо. Да ваш жетон несколько отличается от тех, что я видел ранее. У меня есть еще один вопрос. Я хотел бы уточнить, к какому из подразделений Абвера вы относитесь.

–Абвер-2.

– Значит диверсант.

– Я смотрю, наши знания о вас неполны! Вы не так уж и оторваны от связей с заграницей, как нам казалось, раз разбираетесь в наших жетонах и структуре?

– Вы должны меня понять. Я ждал других людей, знающих пароль для связи, а тут вы. Относительно остального вы правы у меня есть канал связи через Батуми и Сухуми. Не буду отрицать что специально интересовался вашей организацией, кроме того у меня была дополнительная информация от наших английских друзей. Я знал, что рано или поздно представители вашей организации выйдут на связь со мной. Слишком многое у нас общих интересов. Потому и не менял место встречи. Вы не немец хоть там и долго жили! – Несколько успокоившись, сказал мужчина.

– А разве я говорил, что исконный немец? Нет. Мои родители были русскими подданными и в свое время эмигрировали в Германию. Я же по мере своих сил служу новой родине. Скажите, господин поручик как вам удалось выжить здесь все эти годы?

– Друзья помогли. Тогда в бою получив ранение, упал с лошади и сильно ударился. Меня, посчитав убитым, оставили одного умирать среди камней. Бой ушел в сторону и поэтому я и выжил. Когда я очнулся, все вокруг было занесено снегом. Недалеко лежал труп красноармейца. Все его лицо и тело было изуродовано разрывом гранаты. В карманах его одежды удалось найти документы, а свои оставить ему. Мне повезло, что неподалеку от нас стояла раненая лошадь. С ее помощью я выбрался оттуда и добрался к друзьям. Они меня подлечили и спрятали в Чечне. Все, даже мои самые близкие люди считали, что я погиб. Брата красные расстреляли в конце двадцать четвертого, мать с отцом несколько позже. Мне же пришлось долго скрываться под чужым именем.

– Понятно. Надеюсь, ваши сомнения в отношении принадлежности меня к Германской армии сняты, и мы можем продолжить разговор?

– Да. В основном да. Что вы от меня хотите? Не поверю, что у вас нет здесь других агентов.

– Возможно, есть. Но, увы, нам давали только один проверенный временем и делами контакт. В случаи неудачи с агентом нам было рекомендовано установить связь кроме вас с еще двумя патриотами Грузии – Константином Гамсахурдия и профессором медицины Хечи-нашвили.

– Простите что перебиваю. Вы действительно назвали больших патриотов моей страны. Но к Константину обращаться не советую. После возвращения с отсидки в Соловецких лагерях он занял позицию невмешательства и занят только творчеством. Кроме того его очень опекал Берия пока был тут первым секретарем. Поэтому злые языки поговаривают, что Константин является агентом НКВД. А вот насчет Хечи-нашвили ничего плохого сказать не могу, и при необходимости вы можете к нему обратиться, не боясь провала.

– Спасибо, приму к сведению. Мы направлены сюда с заданием, установить связь с членами антисоветских политических партий Грузии и Чечни, при помощи которых надеемся организовать вооруженное восстание в тылу Северокавказского фронта и диверсии на коммуникациях русских войск. Кроме того нам интересны военно-разведывательных сведения здесь и по остальной части Кавказа, структуре обороны перевалов, организации тыла, данные на командный и оперативный состав НКВД. Агент, к которому мы шли, неожиданно пропал и не выходит на связь. До своей пропажи он успел сообщить в "Центр" что через несколько дней во Владикавказе состоится встреча руководителей антисоветских повстанческих групп, с которыми он находился на связи. Мы планировали там быть и обсудить с ними вопросы взаимодействия и снабжения необходимым для вооруженного восстания. Но в связи с пропажей агента боюсь, эта встреча может не состояться, а она очень важна. Поэтому я и решил обратиться к вам за помощью как знающего местные реалии и людей, а также возможно имеющего контакты с этими людьми.

– Как давно пропал ваш агент?

– Несколько дней назад он не вышел на связь, ничего нет и в "почтовом ящике". Хотя по договоренности он обязан был нас ждать в установленном месте. Заниматься поисками агента, у нас нет времени. Сами понимаете, сроки встречи поджимают, а собрать снова всех руководителей организаций вместе боюсь, может не получиться.

– Вы можете сообщить данные на своего агента и дату, на которое назначено совещание? Я могу попытаться по своим каналам попробовать узнать судьбу вашего агента.

– Простите, но этого сделать не могу. Могу, сказать с кем он поддерживал связь в Чечне и с кем мы должны были встретиться в Орджоникидзе. С руководителем "Особой партии кавказских братьев" Хасаном Исраиловым. Само совещание должно будет пройти 20 апреля.

– Хорошо. Вполне возможно, что я помогу вам. У меня есть несколько знакомых связанных с интересующим вас человеком. Мне потребуется несколько дней, чтобы согласовать вопросы. Но с одним условием. Если мне удастся организовать встречу, то на нее вы пойдете один и без оружия.

– Согласен. Ваша помощь будет высоко оценена Германским командованием.

–В отношении остального я вам тоже помогу. Поделюсь имеющейся у нас информацией. Как и где мы будем с вами встречаться? Здесь можно только по выходным. Я сам приучил старожилов к этому. Надеюсь документы прикрытия у вас надежные?

– Подлинные. Встречаться мы можем здесь или в любом ином месте. Лучше всего если мы сможем это делать в Орджоникидзе подальше от любопытных и знающих вас людей. Тем более что насколько я знаю, вам по работе там приходится часто бывать.

– Все-то вы знаете. Хорошо. Я согласен на встречи в Орджоникидзе. Парк Хетагурова вас устроит? Там недалеко от входа стоит лавочка. Мы могли бы там встретиться, скажем, послезавтра в три часа дня.

– Согласен. Если вдруг я не смогу прийти, то вместо меня будет сержант– тот, что повыше. Вместо пароля он покажет такой же жетон что и у меня. О дальнейшей связи договоримся тогда при следующей встрече. Подумайте о нескольких наиболее удобных для вас мест. В крайнем случаи к вам домой зайдет один из моих парней в форме сотрудника НКВД. Я думаю что это не вызовет излишних подозрений?

– Нет. У меня отдельно стоящий дом, кроме того мне часто приходится по работе общаться с сотрудниками милиции.

– Прекрасно. Что сказать соседям я думаю, вы сами решите. Я так понимаю, вам предстоят расходы. Могу вам предложить некоторую сумму скажем в советских рублях или рейхсмарках для их покрытия?

– Лучше в рублях...

– Я таки думал. – Доставая из командирской сумки сложенную в несколько раз газету с деньгами и блокнот, сказал майор. – Здесь десять тысяч. Можете не пересчитывать. И если вы не против напишите расписку об их получении и готовности с нами сотрудничать. Знаете же сами что такое бюрократия...

– Конечно. – Написав расписку в протянутом блокноте, Георгий вернул его хозяину.

Уточнив еще несколько технических вопросов по организации связи майор отклонился и забрав своих людей ушел из парка. Георгий еще немного посидел в одиночестве, обдумывая разговор с Ланге. То, что должно было случиться, случилось. Давно жданные гости прибыли. Значит, посланец все-таки дошел и конец советской оккупации Грузии близок. Жаль, конечно, что конец русской оккупации принесут не англичане с французами, а тевтонцы. Но по большому счету это даже и лучше. Германцы всегда были более верными своему слову и имели более взвешенную политику в отношении грузинского народа не то, что представители Антанты.

Так в 1915 году в составе немецкой армии сформировали "Грузинский Легион", в состав которого вошли эмигранты-националисты, противники нахождения Грузии в составе Российской Империи. В 1918 году этот легион был переброшен из Германии в Грузию. К тому времени здесь уже стояли немецкие части, приглашенные правительством Грузинской Демократической Республики для защиты суверенитета молодой республики. Немецкие инструктора помогали формировать национальную армию. Черноморский порт Поти был передан Германии в долговременную аренду. Когда Грузия вошла в состав СССР, легионеры, часть офицерского корпуса и интеллигенции ушли в эмиграцию. Основными центрами грузинской военной эмиграции стали Париж и Варшава. В армиях Польши и Франции служили бывшие юнкера Тифлисской юнкерской школы. Были они в Германском Вермахте.

В 1938 году в Берлине для регистрации и наблюдения за жизнью грузинских эмигрантов было учреждено Грузинское бюро под руководством князя Абхази. В следующем году бюро было переименовано в "Кавказише фертрауернштелле" и его возглавил доктор Ахметели. В эмигрантском журнале "Кавказ" доставленном через Батуми сообщалось: "...Компетентные германские правительственные власти заверили нас в том, что это бюро несет только лишь полицейские обязанности административного характера и решительно не обладает никакими политическими функциями".


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю