Текст книги "Искупление (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Сизов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Прибыли мы в Гороховецкие Лагеря. Сколько вагонов в эшелоне было? Не скажу. Эшелон большой, конца не было видно. И все – "зэки". То есть уже не "зэки". Судимость снята, документы уничтожены. А в карманах гимнастерок у нас красноармейские книжки. Затем курс молодого бойца. Вот ты спрашиваешь – чему нас учили? Есть такой автор Юрий Белаш так вот он правильно все в своих стихах написал, послушай :

Пехоту обучали убивать.

Огнем. Из трехлинейки. На бегу.

Все пять патронов – по знакомой цели:

по лютому заклятому врагу

В серо-зеленой, под ремень, шинели.

Гранатою. Немного задержав

К броску уже готовую гранату, —

Чтоб, близко у ноги врага упав,

Сработал медно-желтый детонатор.

Штыком. Одним движением руки.

Не глубоко: на полштыка, не дале,

А то бывали случаи – штыки

В костях, как в древесине, застревали.

Прикладом. Размахнувшись от плеча.

Затыльником – в лицо или ключицу.

И бей наверняка, не горячись:

Промажешь – за тебя не поручиться.

Саперную лопаткою. Под каску.

Не в каску, а пониже – по виску,

Чтоб кожаная лопнула завязка

И каска покатилась по песку.

Армейскими ботинками. В колено.

А скрючится от боли, – по лицу, —

В крови чтобы, горячей и соленой,

На веки захлебнуться подлецу.

И наконец – лишь голыми руками.

подсечкою на землю положи

И, скрежеща от ярости зубами,

Вот этими руками – задуши!

С врагом необходимо воевать.

Врага необходимо убивать.

И у каждого – своя фронтовая судьба. Ты, сынок, начитался, наслушался всякой ерунды о штрафниках, заградотрядах и т. п. Чтобы ты понял, сынок, что тогда всё было не так, как пишут в «Огоньке», расскажу, что произошло со мной во время курса молодого бойца.

Мы отрабатывали на соломенных чучелах приемы "бей штыком! " и "бей прикладом! " деревянными винтовками. Это очень надоело. Я что-то выполнил плохо, нехотя. Офицер сделал мне замечание. Я его и послал... Ты, должен понять, что я был молодым, и лагерные замашки еще не выветрились. Он меня ударил по щеке. Я его в ответ ударил его по плечу деревянной винтовкой. Деревяшка сломалась. Я бросил на землю обломки и ушел.

Сел в землянке, зажал голову руками. Жду, когда за мной придут. О штрафной, разумеется, и не думал. Присягу я еще не принимал, поэтому военному трибуналу не подлежал.

Возбудят новое дело, получу новый срок. Сидел до вечера – никто не пришел. Пришли ребята с занятий. Говорят: "Не бойся, Ваня, тебе ничего не будет! Мы слышали, как полковник кричал этому офицеру: "Как ты посмел его ударить! Они же из заключения. С ними нужно бережно. Тебе же с ним в бой идти. Он же тебя в первом бою убьёт!"

Утром вышел на занятия, командовал уже другой офицер. Этого больше не встречал...

Я думаю, мало в живых осталось ребят из нашего эшелона. Я выжил совершенно случайно. Мы шли добровольно. И присягу свою все мы выполнили...

Глава

Мы снова уходим в промозглую ночь,

Мы верим в удачу, что сможет помочь,

Но все же надежнее друга плечо,

Взлетает ракета и виснет свечой.

Опять порвалась тишина, как струна,

Толкнулся в плечо автомат.

Ходит следом за нами по краю судьба

девятнадцатилетних ребят.

Зашипит на стволе дождевая вода,

Снова надо идти, снова где-то беда.

Вновь испуганный ветер ударит в лицо,

На холодном рассвете запахнет свинцом...

Мы уходим в туман, в моросящую мглу,

То по горло в воде, то по пояс в снегу.

И отдернув пробитый камуфляж на груди,

Мы уходим в туманы, уходим в дожди...

Дорога до базового лагеря хоть идти было, нет – ничего, заняла почти полутора суток. По ходу дела я решил проверить пару пещер знакомых по старой жизни. Найти что-то особенное не рассчитывал, но так на всякий случай решил посмотреть, а вдруг...

Да и к бойцам, шедшим со мной, следовало еще раз присмотреться. Не нравилось мне поведение двух парней из числа бывших "истребителей" – пулеметчика и "егеря". Почему сказать не могу, но не нравилось и все тут. Внешне и по документам выглядели вроде бы хорошо. Добровольцы из студентов юрфака. Прошли обучение при батальоне, показали при этом очень неплохие результаты, намного лучше многих. Все их считали справными, старательными. В белорусских боях действовали грамотно, за что отмечены медалями "За боевые заслуги". Имеют ранения. Получив в Минских боях легкие ранения, от эвакуации отказались, лечились без отрыва от службы в батальоне Григорьева. Повторные ранения получили, командуя отделениями "штрафников", в боях под Сморгонью с разницей в несколько дней. Лечились в разных госпиталях – пулеметчик в Брянске, "егерь" под Москвой. Из госпиталей прибыли с разницей в один день и отказались от положенного им двух недельного реабилитационного отпуска. С бойцами и командирами вели себя ровно, взвешенно. Вот только при встрече со мной почему-то тушевались и прятали глаза. Этим и привлекли к себе мое внимание. Ни батальонный особист, ни кадровик о них ничего плохого не сказали. На личных делах никаких отметок не было. Поэтому и были переведены из "истребителей" в штат батальона. Вроде все нормально и нечего беспокоиться, но что-то в бойцах проскальзывало невнятное.

Сначала проскочила мысль, что парни очередные "стукачки", но как показала практика и внимательный присмотр со стороны, тут все было чисто. Врагами я их тоже не считал. Просто к нам в батальон без спецпроверки бойцов не присылали. Они с "контриками" или с кем еще не перекались, почтовыми сообщениями не баловались, вели себя как все. Тем не менее, что-то в их поведении было не так. А я жуть как не люблю непоняток. Вот потому и хотел на них поближе посмотреть.

Ну и еще нам банально помешал дождь, ливший, казалось, целую вечность и затопивший все вокруг. Земля разбухла от воды, и идти по ней не было абсолютно никакого желания и возможности. Рядышком была небольшая пещера, в которой мы и укрылись. Обжитая кстати говоря. С запасом дров, оборудованным кострищем и лежаками. Присутствовало там немного продовольствия и несколько небольших закопченных котлов. Хозяева всего этого добра тоже нашлись. Двое местных парнишек-охотников ближе к ночи зашли на огонек. Сначала охрана, приняв парней за бандюков, их скрутила и разоружила. Ошалевшие от такого приема парни даже мяукнуть не успели. Потом, правда, сверкая злыми глазами, начали ругаться. Грубо, некультурно и на местном наречии. Пришлось их тоже на чеченском осаживать и учить уму-разуму, как разговаривать со старшими. Понемногу мальчишки утихомирились. Полный мир наступил, когда бойцы вернули мальчишкам их старые расстрелянные берданки и кинжалы. Охотнички за печеной картошкой с говяжьей тушенкой и крепким травяным чаем с шоколадом, неплохими рассказчики оказались. Выдали местные новости кто да где что видел. Где, какой зверь водится и что вокруг творится. Страшно интересно было узнать о произволе, что творят военные (в том числе, похоже, и мы) – стреляют и взрывают все вокруг (правда мирных жителей не трогают, больше по лесам и горам болтаются), не дают зверя спокойно брать. Удалось с парнишками поговорить и о наличии удобных мест в горах, где можно переждать непогоду и как их найти. Для меня сведения мальчишек были пищей к размышлению о местах нахождении бандитов и уклонистов. Я же поделился с парнями новостями с фронта и своим видением действий военных.

За кого они нас посчитали, не знаю. Возможно за дезертиров, скрывающихся в горах. Меня точно держали за своего. Совершенно не стеснялись. Видимо из-за моего знания местного языка и обычаев, окружающих гор. Добавило доверия между нами и наличие у меня трофейного кинжала. Парни на него несколько раз бросали заинтересованные взгляды, а потом не выдержали и попросили разрешения посмотреть. Дал. Мне не жалко. Восхищения было много. Как и желания его обменять и т.д. Отказал. Сказав, что он родовой. Надо было видеть глаза ребят услышавших это. В них было знание, понимание, уважение и полное отсутствие зависти... А вот мне дало повод задуматься кого это мы уложили. Но не спрашивать, же об этом пацанов. К обеду следующего дня распогодилось. Дождь, наконец, к обеду прекратился. Разветрилось, появилось жаркое солнце. Ветерок и солнце подсушили землю, и можно было трогаться в путь. Оставив парням немного продуктов из своих запасов, мы ушли по маршруту.

В базовом лагере жизнь била ключом. Руководствуясь моими указаниями, народ организовал наблюдение за округой, очистил от нанесенной ветром и временем земли развалины, начал восстановление над несколькими из них крыш, благо сухостоя вокруг хватало. Подготовил площадку для приема самолета и даже успел принять борт с грузом стройматериалов, запасных аккумуляторов и продовольствия. Связанные по рукам и ногам пленные, размещенные в разных местах лагеря, скучали под наблюдением часовых. Радиосвязь работала как часы. Дымила кухня, а в загоне фыркали лошади. Красота, одним словом. Что раньше было в развалинах, не знаю, но, то, что им не меньше сотни лет точно. Кладка своеобразная из местной породы. При очистке одной из построек бойцы нашли пуговицу со старым царским орлом и десяток ржавых гильз. Может быть, это были остатки одного из взятых и разрушенных в прошлые Кавказские войны чеченских аулов или брошенная за ненадобностью казачья застава. Бог его знает.

Дел было по горло, а времени как обычно не хватало. Для начала следовало разобраться с пленными. ( см. "Мы из Бреста. Ликвидация"). По докладу Метелкина, наш проводник очень ими интересовался. Так и крутился вокруг, стараясь выспросить у часовых и остальных, кого все же захватили на перевале. И чего человек не успокоится? Или он не знает что "лишние знания многие заботы"? Но не гробить же человека только за его желание узнать неизвестное. А посему пусть погуляет с группой Метелкина по ближайшим горам и весям. И им и ему полезно будет подышать свежим воздухом, набраться впечатлений и опыта. Да и Дмитрию с бойцами потом легче будет здесь ориентироваться. Есть у меня неистребимое желание оставить его с частью взвода здесь на взводном опорном пункте – контролировать территорию и вылавливать здешние банды с дезертирами. Да еще десятка два взводов раскидать по похожим местам, чем блокировать все передвижения бандитов по горной Чечне.

Была и еще одна причина отправить людей подальше в горы. Никто не должен был знать о том, что отсюда начнет свой тернистый путь группа Дорохова.

Поэтому еще до рассвета группа сержанта ушла в горы.

Разговор с пленными я начал с тех, кто был захвачен в военном обмундировании. Была у меня мысль, что это ниточка что приведет меня к руководству местного УНКВД. Была да быстро сплыла. Никакого отношения к "Конторе" они не имели. Обычное "мясо" из числа дезертиров, сбежавшее с эшелона при отправке в Ростов. В охрану Исраилова, а точнее старика Муртазалиева попали по родственным связям и физическим характеристикам. В молчанку они почти не играли. Так как спрашивал жестко. В качестве помощников сначала пригласил давешних "студентов". Чем сразу и решил проблему с ними. Интеллигенты мать твою... "На фронте враги и с ними можно и нужно поступать жестко, а тут в тылу свои граждане и так поступать нельзя, закон превыше всего" и т.д. и т.п. Всего что они мне наговорили, даже перечислять не хочу. В какой-то степени я их понимал. Молодые и глупые еще. В полном г...не еще не были, хотели свои "одежды" чистенькими оставить. Увы, у нас фронт везде и те, кого мы взяли с большим удовольствием отрезали бы голову или другие части тела попади парни к ним в плен. Пришлось "идеалистов" менять на более "циничных" и проверенных. А их оставлять в качестве секретарей вести протоколы допросов. Заодно оставить себе заметку о необходимости дополнительной работы политруков с бойцами по мотивации их действий в здешних горах.

Будь чеченцы в группе они, может быть, и промолчали, а так побыв несколько суток в одиночестве, с мешком на голове, с кляпом во рту, испытав на себе жесткое внимание конвоя, и увидев человека знающего местный язык и готового выслушать, они были рады высказаться. А я послушать. О чем я их спрашивал? О местах стоянок, где они были со своими руководителями, с кем встречались, у кого столовались, где и у кого ночевали, кому отгоняли украденный скот, маршруты движения, членах банды. Хороший получался списочек. Подробный и очень интересный. Единственное что пришлось пообещать за это то, что отпущу их на Дальние дороги по-человечески и даже родственникам сообщу. Естественно, что полностью верить я никому не собирался, поэтому периодически давая возможность пленным отдохнуть и попить водички, сличал и уточнял их показания. В основном показания совпадали.

Допрос занял почти весь день. С небольшим перерывом на еду и встречу группы Дорохова.

Замысел операции возник еще в Москве. Мне нужны были свои глаза в бандах Исраилова и Шерипова. Раз они искали связь с немцами, почему бы мне ее не предоставить? Тем более что я из будущего знал, что до августа 1942 г. немцы к Хасану Исраилову для организации радиосвязи так никого и не прислали. Этим я и решил воспользоваться. Тем более что технически этот вопрос можно было решить – неучтенные трофейные рации на складе имелись. Главная проблема была в людях тех, кто мог сойти за немцев. Знающих о поведении немцев не понаслышке и не побоявшиеся выполнить задуманное. Просить людей у Федорова не стал. Во-первых, чтобы в очередной раз не светить свое послезнание. Во вторых я не очень верил в то, что среди бандитов Исраилова нет людей работающих на контрразведку НКВД. Мне же нужна была именно моя группа, работающая под мои задачи. Такая нашлась под боком. Из госпиталя вернулась очередная группа бойцов, среди которых был младший лейтенант Дорохов. О лучшем командире группы я и не мечтал. Разговор у нас ним был откровенный. Замысел операции он понял сразу и не раздумывая, согласился в ней участвовать. Остальных бойцов группы мы с Иваном уже отбирали вместе. Точнее он предлагал, а я утверждал. Выбрать трех человек из сотни достойных поверьте очень сложная задача. Тем не менее, это удалось и уже через два дня группа начала свою подготовку. Продолжалась она и в Тарском.

Мамлей к заданию отнесся со всей возможной ответственностью и продуманностью. Легенда для каждого бойца и группы совместными усилиями была отработана безукоризненно. Обмундирование, обувь, ранцы и мешки что наши, что немецкое было подобрано по размеру, с необходимыми клеймами и отметками. Все вещи были не новыми и ношенными. Продовольственные пайки было только трофейным. Спирт во флягах кстати тоже. Документы, боеприпасы и оружие взято в соответствии с поставленной задачей. Дорохов и его бойцы были экипированы столь тщательно, что придраться было не к чему. Даже если осмотр проводился бы в немецкой офицерской школе и его проводил самый придирчивый фельдфебель. Так что думаю у бандитов в этом вопросе должно прокатить. О знании языка вопрос даже не стоял. Вся группа отлично им владела. Сам в этом не раз убеждался. Иван свои знания показал еще в Бресте в первый день войны (см. "Мы из Бреста. Бессмертный гарнизон") когда водил за нос немецкое командование, а затем во время рейда неоднократно общался с немцами на дорогах Белоруссии. Гейнц, Артецкий и Махонин из поволжских немцев и немецкий язык для них родной. Так что и тут вроде как все должно было быть в порядке.

На легенду группы должен был сработать и согласованный ночной выброс с самолета парашюта с грузовым контейнером в районе расположения группы.

Все переговоры с бандитами должен был вести Дорохов как старший группы и офицер. Гейнц выступал в качестве радиста, Артецкий и Махонин ударной силой группы.

Маршрут движения группы по старой памяти составлял сам, а затем по карте объяснял остальным. Перед группой стояла задача выйти к с. Беной Шатойского района, к с. Шаро-Аргун или аулу Дзумсой, где как разведгруппа Абвера войти в связь с чеченцами из бандформирований Исраилова или Шерипова, затем организовать радиомост с нашей базой в Ангуш-Тарском. Давал я Дорохову на всякий случай и адресок к кому обратиться, чтобы побыстрей выйти на бандюков. Нашелся такой в памяти, да и взятые в плен чеченцы подтвердили его наличие в с. Сельментаузен. Жил там, на окраине пожилой семейный человечек, который был связным у бандитов. Вот к нему и должен был обратиться за помощью Дорохов. Конечно, кружок в этом случаи по лесам и горам сделать парням предстояло довольно большой, зато выигрыш в выходе на нужных людей был огромный. Да и местный проводник в горах не последнее дело.

Пройдя на импровизированном аэродроме последний инструктаж, уточнив маршрут и организацию связи, группа, не заходя на заставу, ушла по маршруту.

Проводив парней, я вернулся к пленным. От допроса Терлоева-Исраилова и старика Муртазалиева ничего особого не ждал. Что толку агитировать за "советскую власть" убежденных антисоветчиков и националистов? Только время зря терять! Тем более что выдать мне свои связи и агентуру они не захотят, да и нужно ли? Я и так большинство их агентов знаю. Но побеседовать с ними все равно стоило. Хотя бы чтобы просто попытаться понять их аргументы и проверить свои знания.

Я не стал устраивать настоящий допрос. Зачем и для чего тратить свои силы и нервы? Просто пригласил обоих разделить со мной скромный ужин. Ужин был действительно скромный. Приготовленный из продовольственных запасов, найденных, в том числе у бандитов – пшенная каша с мясом и крепкий душистый чай.

Имам выглядел далеко не лучшим образом. Сказалась усталость почти пятнадцатилетней гонки по горам, падение с лошади при захвате, да и наше "гостеприимство" было для него немалым ударом. Более молодой Исраилов физически тоже не блистал.

Фотопленке все равно, в каком состоянии клиент. Ей только сохранить мгновение уходящей истории. Да и мне тоже.

С самого начала нашей беседы я обрисовал положение пленных и то, что отдавать их местным "товарищам", московским партработникам или контрразведке не собираюсь и что живыми они мне совершенно не нужны. Предупредил их и о том, что они проживут не более двух недель.

– По-моему вы предатели своего народа. Спросите почему? Отвечу. Улитка не может помешать поезду. Так и вы своей антисоветской деятельностью можете заставить машиниста слегка притормозить, давая вам шанс убраться из под колес несущегося состава. Но не более того. Вас и так довольно долго пытались убедить не мешать процессу построения нового государства, мирного вливания в многонациональную общину, щадили как старший брат младшего. Особо не гоняли, выбивая наиболее ретивых и шумных, давая возможность осознать текущие изменения, происходящие в стране. Но вы этого не поняли и продолжали грабить и убивать, стараясь сохранить старые порядки, собирая под свои знамена всех недовольных, преступников и впрягая в кровавую вакханалию своих родственников. Вы вошли в контакт с врагами нашей страны, собирались вместе с ним вооруженным путем сменить власть. Вы сделали свой народ, заложниками ваших амбиций предав его интересы сначала туркам, затем французам и англичанам, а теперь и немцам. Вы думали, что наше государство занятое другими делами, в том числе и на фронтах войны не будет обращать на вас внимание. Увы, но это не так. Каждый ваш шаг отмечался и анализировался, собиралась информация, в том числе и от уставших от вас родственников. Именно поэтому мы вас взяли, а в ближайшее время возьмем и остальных. Благодаря вашим преступным действиям погибло много ваших же соплеменников, а скоро число этих потерь будут еще в несколько раз больше. И встанет вопрос о выживании вашего народа вообще. За амбиции отдельных лиц, в том числе и вас наказание понесет весь народ. Пострадают все от мала до велика, виновный и невиновный. Их поднимут с насиженных мест и отправят в дальние края. По дороге не менее половины умрет, а остальные будут вынуждены влачить нищенское существование и умирать от голода и страданий. Выживет ли в таких условиях древняя культура вайнахов, не знаю. Думали, вы об этом, когда резали и убивали солдат, колхозников и активистов? Когда воровали у соседей скот, насиловали женщин и брали себе рабов? Нет.

Вы забыли заветы вашего святого суфийского шейха Ахмет Кунта-Хаджи Кишиева. Даже я не мусульманин о них помню и знаю. А вы это должны были получить с молоком матери. Разве не он говорил: "Война – дикость. Удаляйтесь от всего, что напоминает войну, если враг не пришёл отнять у вас веру и честь... Ваше оружие – чётки, не ружьё, не кинжал. Погибать в схватке с врагом намного сильнее себя подобно самоубийству. Подобная смерть – неверие в силу и милость Всевышнего Аллаха...". И еще позвольте вам напомнить один его завет: "Карать злодеев, миловать добродетелей – воля Всевышнего. Вы победите злодеев и насильников отторжением их от себя, совершенствуя свои души и свой тарикат. Чем яснее, крепче и справедливее ваш путь, тем труднее станет злодеям и насильникам. Они не смогут выдержать силы вашей правды, чувствуя, что Всевышний на вашей стороне... Время работает на вас, ибо оно работает па справедливость... Не спорьте с властью, не старайтесь заменять её собой. Всякая власть от Всевышнего. Аллаху виднее, какую власть, где и с какой целью устанавливать. У власти перед Всевышним отдельный отчёт. Не соблазняйтесь кажущейся престижностью власти ваш тарикат несравнимо выше, ибо земная власть призвана решать, главным образом, земные дела. Земными соблазнами ешё никто не насытился. Земная жизнь, как солёная вода: чем больше пьёшь её, тем жажда усиливается. Успокойте свои души в тарикате... ". Вы же поступали, как раз наоборот. Стремились к власти и иным благам, тешили свои амбиции. Я не буду перечислять все ваши нарушения заветов шейхов вайнахов Кунта-Хаджи, Дени и Бахауддина Арсановых, шариата, наконец. Оно не к чему. Вы их сами прекрасно знаете. Всему приходит возмездие. Для вас оно уже пришло, скоро придет и к остальным вашим последователям.

– Вы хорошо подготовились со своей проповедью "товарищ" майор. – Прервал меня до того молчавший Исраилов. – А как же тогда относиться к прощальному завету Кунта-Хаджи где он говорит: "Если вас заставлять забыть язык, культуру и обычаи, – подымайтесь и бейтесь до последнего оставшегося! Свобода и честь народа это – его язык, обычаи и культура, дружба и взаимопомощь, прощение друг другу обид и оскорблений, помощь вдовам и сиротам, разделение друг с другом последнего куска хлеба". Ведь именно это мы и делали. Сопротивлялись вашей оккупации.

– Для вас господин майор или гражданин майор. Насколько я знаю, вас на зоне научили правильному обращению. Или не так?

– Так гражданин начальник.

– Ну, вот уже лучше. Что ж похвально, что вы, наконец-то вспомнили заветы шейха. Только если вы не против я приведу его высказывание полностью: "Братья! Мы из-за систематических восстаний катастрофически уменьшаемся. Царская власть уже твердо укрепилась в нашем крае. Я не верю в сообщения и разговоры, что из Турции придут войска для нашего освобождения, что турецкий султан желает нашего освобождения из-под ига русских. Это неправда, ибо султан сам является эксплуататором своего народа, как и другие арабские правители. Верьте мне, я всё это видел своими глазами. Дальнейшее тотальное сопротивление властям Аллаху не угодно! И если скажут, чтобы вы шли в церкви – идите, ибо они только строения, – а мы в душе мусульмане. Если вас заставляют носить кресты – носите их, так как это только железки, оставаясь в душе мусульманами". И дальше уже то, что вы сказали. Правда, пропустили строки посвященные насилию над женщинами. Разве не так?

– Так – подтвердил имам.

– Давайте оставил схоластические споры. Я не кади, чтобы выносить вам приговор по шариатскому обряду. Я человек защищающий интересы своего государства и его многонационального народа, в том числе и ваших соплеменников. Поэтому поступать буду по законам моего государства. Убийств, грабежей и бандитизма совершенных вами для смертного приговора достаточно. Тем более что вы захвачены с оружием в руках. Увы, советский суд, возможно, будет настолько гуманен, что вы проведете большую часть своей жизни за колючей проволокой. Боюсь, что со временем среди ваших соплеменников найдутся такие, кто будет вас жалеть и преподносить как национальных героев, оправдывать ваши действия и воспитывать своих детей на ваших "подвигах", ставить вам памятники и вновь убивать под вашими знаменами.

Так зачем мне сохранять жизнь вам и вам подобным? Стоит ли? Я думаю, нет. Больные клетки нужно вырезать и дать возможность здоровой плоти восстановиться. Народ должен почитать настоящих героев, воющих вместе с остальными своими соседями по одной стране на фронте, а не бандитов с большой дороги прикрывающихся якобы национальными интересами. Кроме того вы мне не интересны. Тем более что ничего нового о своей организации и ее членах, тех, кто вам помогал вы мне не скажите. Или это не так и вы готовы с нами сотрудничать?

Ожидаемо рассказывать они отказались. Да я и особо не настаивал. Единственный вопрос, на который ответил немало удивленный старик, был – "правда ли что Хасан – сын еврейки и вайнаха? И вы в курсе того кто убил его мать?". Посмотрев на своего более молодого сподвижника, старик утвердительно кивнул. В принципе мне этого было достаточно. А вот Хасану, похоже, нет. Его словно передернуло. Ну, это уже их местные разборки. Пусть попереживает и помучается тем, что он принадлежит к той народности, которую призывал убивать. Может быть, попозже я их еще раз сведу вместе, и старик расскажет ему историю рождения и смерти матери.

– Скажите, почему вы откладываете нашу казнь? – спросил имам.

– Это моя маленькая месть. Я хочу, чтобы вы увидели смерть ваших сообщников. Каждый день список их потерь будет увеличиваться, а вы будете жить и помнить о них. Мои бойцы все эти дни будут строго следить за вами и не допустят вашей смерти. Не надейтесь на то, что сможете заставить или спровоцировать часовых вас убить. Они слишком хорошо обучены для этого. Вы будете жить до тех пор, пока мне это надо. В случае непослушания указаний часовых наказание будет очень болезненным, но не смертельным. Розги никто не отменял. Фотографии с вашим наказанием будут выставлены во всех населенных пунктах Чечни.

– Так вот зачем у вас тут фотограф. Слишком низко для представителя советской империи. Кроме того это по вашим же законам незаконно. Телесные наказания отменены.

– Возможно. Зато согласитесь эффективно для понижения авторитета наказуемых. Надеюсь, в этом случае людям будет приятно смотреть на голые зады тех, кто раньше убивал и воевал против нас. Каково отношение будет к вам, со стороны местного населения спрогнозировать не берусь, оставляю это сделать вам самим.

– Почему вы решили казнить нас именно 20 апреля? – спросил Исраилов.

– Потому что именно в этот день в Орджоникидзе соберутся ваши приспешники из числа руководителей групп и округов "Золотого Кавказа". Предвосхищая ваш вопрос, могу сказать, что мы знаем, где и когда состоится совещание. Знаем и тех, кто туда прибудет. Я постараюсь, чтобы перед своей смертью они узнали, кто их предал. И даже буду так любезен, что сообщу их родственникам эту информацию. Кровь погибших смоется кровью ваших родных и близких.

– Вы подлец.– попытался вскочить с места Исраилов, но тут, же был усажен часовыми на место.

– Спасибо, я оценил вашу шутку и эмоции. Вы не захотели себе и мне помочь, а мне нет, смысла лишний раз посылать своих солдат на смерть. Пусть уж уничтожение себе подобных возьмут на себя родственники погибших. А мы со стороны посмотрим, как пауки будут, есть друг друга. Заодно контролировать список тех кто должен быть уничтожен согласно списка оставленного вами в пещере Бачи Чу.

С моей стороны это был ударом поддых. Ведь кроме Исраилова никто не знал о существовании в пещере именных списков и его личных дневников...

– Ну а теперь если других предложений нет, то давайте перейдем к более интересной теме – обсудим стихи песни присутствующего здесь чеченского поэта Хасана Исраилова. И я напел:

В мире, который тебе не принадлежит,

Легкомысленно ты живешь.

Завтрашний день безвестен тебе.

С утра растерянные мысли собери.

Прими присягу и готовь себя для рая.

Под твоей идущей ногой земля – готовая тебе могила.

На расстоянии вытянутой руки от тебя смерть.

К своему Богу приласкайся, своему Богу поплачь.

Прими присягу и готовься для рая...

Глава

Из беседы штабных офицеров вермахта вечером 6 апреля 1942 г. Орша

– Здравствуй, Вильгельм! Выглядишь отлично. Отпуск в Берлине и госпиталь тебе пошли на пользу. У меня такое ощущение, что ты сбросил со своих плеч лет двадцать.

– Не слишком завидуй Карл! Здравствуй мой старый товарищ! Семейные заботы отнимают много времени от хорошего отдыха. Кроме того мне надо было выполнить поручение Адмирала.

– Я в курсе. Надеюсь все прошло успешно? Как ты добирался сюда?

– Как всегда, когда об этом просит Адмирал, приходится напрягать все свои извилины. Из Берлина самолетом долетел до Вильно, а уже оттуда поездом через Полоцк и Витебск добрался сюда. А что тебя это так сильно интересует?

– Просто уточняю для себя – насколько хорошо мы отбросили русских от Витебска. Если железнодорожное движение восстановлено значит не все так плохо. Надеюсь, нападения партизан в пути не было?

– Нет. Все было спокойно. Я видел, что войска усиленно охраняли пути, а в составе поезда было несколько вагонов с зенитными автоматами. В районе Глубокого и Крулевщины я видел стоящие на углубленных позициях танки и артиллерию, солдат из штурмовых подразделений в новых стальных нагрудниках. Я так понимаю что все это связано с действиями русских в районе Минска, Докшицы и Молодечно и их попытками уничтожить наши линии снабжения. Что тут у нас нового? Прости, со всеми делами в Берлине и Кенигсберге я не особо следил за обстановкой на фронте, а из сообщений газет все выглядит довольно неплохо.

– Нового?! Много чего. Начнем с того что мы в ближайшие дни окончательно оставим Ржевский выступ. После многократных обращений командования нашей группы армий и ОКХ фюрер разрешил отвести 9-ю и часть 4-й армии на линию Духовщина – Дорогобуж – Спас-Деменск. Делается это с целью выровнять линию фронта и высвободить часть дивизий в качестве резерва для будущего наступления. Ответственным за выполнение этой операции назначен командующий 9-й армии генерал-полковник Вальтер Модель.

– Интересно как же Гитлер согласился на отвод войск? Ведь он вопреки советам генералов, предлагавших еще зимой отойти на большое расстояние, настаивал на том, чтобы не отдавать Ржев, Вязьму, Юхнов. Требовал удерживать Ржев любой ценой, считая его "восточными воротами" для нового наступления на Москву.