Текст книги "Черный свет"

Автор книги: Вячеслав Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

11.

Опять болотом нас вывели к оставленным и замаскированным машинам. Мы с Иваном сели в нашу «шестерку». Вдвоем. Он – за рулем.

Опустили стекла. Едем. Ветер теплый врывается в салон машины, вокруг тишина, осень, все вокруг окрасилось в разноцветные краски. Люблю осень. Ни комаров, ни мух. По осени, когда убирают урожай, дух в воздухе витал такой... шальной что ли. Эх, красота!

– Что Николай Владимирович, хорошо?

– Хорошо, Иван Николаевич! Очень хорошо! Простор! Осень! Как говаривал мой знакомый дед: "Доживем до лета – дотянем до конца года!"

– А мы, думаем, и подольше протянем! Чем думаешь после войны заниматься?

– После войны? – переспросил я.

– Ну, да, после Победы, нашей Победы! – пояснил Иван.

– Не знаю. – я действительно не заглядывал так далеко.

– А все таки? – -Иван настаивал.

– Что делать? Жить буду! С семьей, по городу ходить, пиво пить. Книги читать. Сейчас вообще времени нет на это. Сам-то. Наверное, думал, чем заниматься, коль такие вопросы задаешь?

– А я хочу стать байкером. – Иван искренне улыбался во все тридцать два зуба.

– Кем? Байкером, вернее чоппером.

– А это что за зверь такой? – я был в недоумении.

– "Харлей Дэевидсон" такую марку мотоцикла слышал?

– Конечно. Не совсем же отсталый!

– Ну, вот прикупить такой мотоцикл хочу, их чопами называют.

–А спортивный не хочешь?

– Не хочу. Там сидишь как креветка скрюченный, несешься как сумасшедший, не видишь такой красоты вокруг! – он показал на багряный лес, что проносился мимо нас. – Байк – это для молодых, что торопятся жить и чувствовать. А для нас с тобой, каждый день, что год. И выжили в этот день и за это Ему – он показал в потолок машины – наш земной поклон и большое уважение. И вот хочу объездить нашу Россию. Она же огромная! Да, жизнь и служба помотала по гарнизонам. Многое видел, а многое еще не видел. Едешь, жена сзади, сыновья рядом на мотоциклах, им можно и на байках. Понравилось красивое место, остановились, посмотрели, пожили. Мотоцикл дает чувство свободы. Машина тоже хорошо, но ветер не бьет в лицо. Нет того чувства простора, что на мотоцикле! А еще хочу объехать Европу. Побывать в Чехии, в Праге. Посмотреть те места, что Гашек описал. Зайти попить пива в трактир " У Чаши". А также у меня есть одна хулиганская мечта...

– Это в мавзолее, рядом с Лениным полежать что ли? – я усмехнулся.

– Фи, полковник, как приземлено вы мыслете. Вернее, подземно. Я что похож на некрофила?

– Нет, Иван, на некрофила и любителя загробной жизни ты не похож, извини, я просто пошутил.

– Вот ты представь на секунду. Туманное утро 9 Мая. Берлин. А над Рейхстагом развевается Красное Знамя Победы. И я сижу рядом, попиваю, хорошее немецкое пиво и горланю во все горло "День Победы" и "Катюшу", а когда полицейские пытаются меня арестовать, я кидаю в них пустые бутылки и банк из-под пива. И сваливаю. Красота, а, полковник! Красивая у меня мечта?!

– Хулиганская мечта!... Но красивая! Не ожидал я от особиста такой мечты!

– Когда мечтаю, ни в чем не могу себе отказать!–Иван смеялся. Искренне, от души! По-мальчишески.

– А тебя не смущает, что чоп, на котором ты мечтаешь кататься, сделан на заводе нашего противника?

– А он у меня трофейным будет! – Иван улыбался искренне.

Не видел я его таким счастливым. Это хорошо когда у человека мечта, он будет к ней идти. И неважно, что потом окажется, что она немного не такая, как мечтал, то она есть. И это хорошо! Очень хорошо!

Я посмотрел на Ивана. Не ожидал я от него такой мечты. Хулиган! Вот и живешь с человеком и не знаешь, что он в душе еще мальчишка, да, еще с мелко хулиганскими наклонностями! Молодец, Иван, молодец!

Миненко включил радиоприемник, время новостей.

– Послушаем, что про нас говорят? – спросил он с усмешкой.

– Включай. Опять будут орать, что мы террористы и уничтожили чего-то там.

В новостях сообщили, что рота добровольцев попала в засаду, которую им специально расставили. Потери, мол, такие-то, туда же и записали и тех, кто перешел на нашу сторону. А потом брали компетентное интервью, мол, до каких пор федеральные и американские власти будут мириться с таким явлением как мы. А также, что пора остановить это безумие, и одним мощным ударом уничтожить повстанцев. Это про нас снова.

И вот официальное сообщение от ФСБ. В рамках борьбы с международным терроризмом, был установлен и перекрыт контрабандный канал поставки наркотиков на территорию России. Во главе этой группы стояла ... Миненко Елена Леонидовна. Она же по совместительству и жена руководителя контрразведки террористов бывшего полковника ФСБ Миненко Иван Николаевича! Сейчас проводится следствие на предмет причастности Миненко Елены к террористическому подполью. Задержанная находится в следственном изоляторе. Несовершеннолетние дети Миненко переданы в отдел социальной защиты и помещены в детский дом закрытого типа.

Контрразведчики уверены, что тем самым перекрыт канал поступления финансирования отбросам общества, которые мешают строить новую Россию.

Потом начали передавать музыку.

Иван выключил радио, закурил, резко принял вправо, свернул на обочину и ударил по тормозам. Я уперся руками в приборную панель, чтобы не вылететь в окно.

Иван рывком открыл дверь, казалось, что он ее вынесет плечом. Выбежал. Рядом стояла большая, кряжистая береза. Он подбежал и стал пинать ствол дерева.

– Суки! Пидары! Не прощу! Убью гадов! Убью! Твари! – и с каждым словом он пинал тяжелыми армейскими ботинками ствол березы.

Я стоял рядом с машиной и курил, сглатывая слюну. А может это были слезы? Не знаю. Я понимал, что никакими наркотиками жена у Ивана не занималась, а что все это фантазии тех прихлебателей из той организации, откуда пришел Иван. Месть. Страшная месть.

У воинов есть неписанное правило. Ни женщин, ни детей. Никто не вправе вмешивать в мужские игрища членов семьи, тем более мстить таким образом. Такое джентльменское соглашение. Даже. как рассказывали, шли воровские разборки, то семьи старались не трогать, лишь в случае, когда они могли опознать убийцу отца.

А здесь... Ни Иван, ни я не поддерживали отношения с семьями. Ни потому что мы не любили, или не рвались к ним. Нет! А чтобы не подвергать их лишнему риску. Было и ежу понятно, что все члены семьи, все их контакты находятся под неусыпным наблюдением спецслужб.

И вот... Я знал, что жена и сын уехали к родственникам в Сибирь. Но к кому именно, даже и я не знал. Думаю, что в деревню. Ничего, там спокойнее. А вот у Ивана...

Иван сел на землю у березу, охватил голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону тихо, в такт выл. Не плакал, а именно тихо выл. Как волк.

Успокаивать его дело бесполезное, да, и утешитель из меня никудышный. Я неизвестно сам как вел бы себя.

Понимал также, что надеяться на объективное рассмотрение этого сфабрикованного дела было также неразумно, как и ждать милости у голодного тигра.

Как поступить? Как?

Иван постепенно затих. Теперь сидел и откинувшись на ствол березы, курил, смотрел в небо, как будто там была разгадка. На лице были видны следы от невысохших слез.

– Садись в машину. – предложил я – Я поведу.

Он молча, тяжело поднялся и сел на заднее сиденье.

Поехали. За всю дорогу ни проронили, ни слова. Радио не включали. Поехали в наше старое, ставшее уже родным убежище – наш подземный бункер. С другой стороны, это было опрометчиво.

Но поехали.

Нас встретил старший прапорщик Захаров. Быстро загнали машину в гараж, а сами спустились в бункер.

Захаров уже все слышал в новостях по телевизору. И тоже молчал, только горестно вздыхал и качал головой. Понимал он – старый старший прапорщик, что так воевать нельзя. Не знаю кто сказал, что на войне все средства хороши, но чтобы такие...

Я знал Ивана, у него сейчас будут развязаны руки. И что и как будет дальше, никто не знал. Даже Миненко. Но, понимая Миненко, зная его натуру, я понимал, что реакция последует незамедлительно и самая жесткая. И пойдет он дальше вперед, не оглядываясь на последствия. Но тот, кто встанет у него на пути недолго проживет. Чувствовалась ледяная решимость. Именно он привел меня в борьбу, и если я встану у него на пути, он также уберет меня.

Я с опаской посмотрел на него. Что он сделает?

Я бы произвел налет на тюрьму. Много людей не надо человек двести вполне достаточно. Я мысленно представил здание местного следственного изолятора. с двух сторон имитировать нападение, а с двух других устроить настоящую атаку. Но точно бы знать, что она там... Но это я. А он...У него мозг устроен не так как у меня. Не как у командира. Вообще чекисты, а бывших контрразведчиков, как известно, не бывает, мыслят иначе, и смотрят на вещи также иначе.

Вошел Захаров.

– Я вам поужинать принес. Невесть что, конечно, но кушать надо!

В центре красовалась литровая бутыль водки. С приходом оккупационных властей водка в цене упала процентов на пятьдесят. Потери бюджета компенсировали страны – оккупанты. Народу это нравилось. Водка стала дешевая. Многим больше и не нужно ничего в этой жизни.

Я понял его. Налил Ивану полный, до краев стакан водки, себе чуть-чуть, на глоток. Нужно чтобы водка оглушила его, тогда немного отпустит, немного, самую малость, но отпустит. Думать начнет.

– На, выпей. – я толкнул в бок Миненко, полностью погруженного в свои мысли.

Протянул ему стакан.

Он не видящим взором посмотрел на меня. Казалось, что он ничего не видит, не слышит. Я его еще раз толкнул.

– Выпей. Думать надо! А без стакана не разберешься.

Иван взял стакан, и также глядя мимо нас, выпил его. Спокойно, как стакан воды, в два глотка. Поставил его. Оттер рот тыльной стороной ладони. Никаких эмоций. Как будто стакан колодезной воды.

Я даже не поверил. Понюхал сой стакан. Вроде водкой пахнет. Выпил. Водка. Крякнул, закусил капусткой квашенной.

Иван тем временем снял ботинки, завалился на постель не раздеваясь. Уснул.

Я также закинул в себя водку, запил, разделся и лег спать.

Наутро Иван оделся в гражданское платье.

– Уходи, Николай Владимирович. Лёжка эта хорошая, но надо менять. Встретимся через три дня у Деда. Сигнал опасности знаешь. Если не будет меня там, значит, при следующей встрече беги от меня.

– Что надумал, Иван?

– Буду поднимать такие связи, которые можно трогать, когда атомную бомбу сбросили или я собираюсь ее сбросить. А они могут быть опасными. Как меч обоюдоострый. Можно и врага зарубить, а можно и самому порезаться до смерти. Помнишь, я говорил, что люди из моей конторы готовили сопротивление. Вот с ними и пойду на свидание. Если там засада будет, то, конечно, попытаюсь что-нибудь сделать. Ну, а если попадусь... Накачают лекарствами, все расскажешь. Правда, потом можно и животинкой стать, или просто психом, если сдохнешь, то считай, что повезло, как в рулетку выиграл. Смотрел учебные фильмы, как действует это лекарство. Не для слабонервных. Но это были разработки древние. а сейчас с обменом опытом с китайцами, да иными иностранными спецслужбами, наша спецфармакология шагнула далеко. Поэтому лучше на гранату. Но, кто знает...

– Я с тобой пойду.

– Никуда ты не пойдешь! – он резко встал. – Делом занимайся. Пропаду я – значит, тебе выручать мою семью. Понял? Ты командуй. Это твое. А мое – обеспечивать контрразведывательное прикрытие. Привязывать "контрразведывательные яйца". Я – не командир. Ты командуй. Еще свидимся, полковник! И еще. в течении трех суток не предпринимай ничего активного. Можешь мне навредить. Пусть успокоятся.

– Я на следственный изолятор подумаю как напасть.

– Думай. – он кивнул, хотя я сомневаюсь. что ее там содержат. Слишком просто. Они что-то свое задумали. Не будем играть по их правилам. Это как дымовая завеса. Отвлечение сил и средств противника на негодный объект. Мне самому надо многое установить, понять и осознать. Смотреть и видеть – это разные вещи. До свидания!

Он порывисто меня обнял, я даже и не ожидал этого, и, не оглядываясь, также порывисто вышел.

Я подождал еще полчаса и на мотоцикле с коляской Захарова выехал. Спасибо ему за гостеприимство, но надо и честь знать. Тем более, что скоро у него жена должна была вернуться. Насиделась с внуком.

Я гнал вперед мотоцикл. Куда? Было у меня еще одно место. Пасека. В лесу хорошо. Никто не знал про нее. А зачем я туда? Остановил мотоцикл, снял с головы старую мотоциклетную каску. А действительно, куда я еду? Если друг попал в беду, я буду просто так три дня на пасеке, попивая медовуху и слушая радио? И что дальше? Через три дня я встречусь с Иваном, а если не встречусь? Так и сидеть до гробовой доски в погребе?

Ну, уж, нет! Надо воевать, а не по сусекам отсиживаться!

Развернул мотоцикл и рванул в сторону города. Не совсем разумно, но мне нужно было туда. Благо, что есть объездная дорога, чтобы лишний раз не встречаться с "товарищами" из ГАИ.

Прокатавшись около трех часов, я въехал в город. По внешнему виду – обычный колхозник. Таких много по пригороду каталось. Фуфайка выгоревшая на солнце, кирзовые сапоги, в них заправлены старые брюки неопределенного цвета. Когда-то они, возможно, были синего цвета, а может, и темно-зеленого. Краги с раструбами, мотоциклетный шлем, он когда-то был ярко-красного цвета, а сейчас сильно выгорел, видны царапины на нем, от половины головы сзади до шеи шла кожа, также уже ставшая почти белой. Старые мотоциклетные защитные очки на вытянувшейся резинке. Да, и сам мотоцикл "Урал" был тоже потрепанный, как и его хозяин.

На люльке была видна приличная вмятина, которую правили киянкой во дворе, а потом небрежно закрасили. Краска уже вся выцвела, кое-где были видны следы ржавчины. Но мотоцикл бежал резво, несмотря на свой почтенный возраст, было видно, что хозяин заботился о функциональности, а не о внешнем виде.

На окраине города стояла бывшая овощная база, с железнодорожными подъездными путями. Складские помещения. С виду, вроде ничего особенного, да, только вот новый забор, окутанный новейшей колючей проволокой по типу "егоза" и другими инженерными приспособлениями. Так, например, возле забора очень грамотно установлено МЗП (малозаметное препятствие". Хорошая штука. Сунул ногу и не вытащишь, чем сильнее дергаешься, тем сильнее тонкая стальная проволока впивается тебе в ногу. Надо резать проволоку, а иначе никак. Да, и видеокамеры стоят, чуть ли не на каждом столбе. Да и народ спортивного вида там ходит. Оружия не видно, но отчего-то я ни секунды не сомневался, что оно там есть и не мало. Но кого ноне удивишь оружием? Никого.

Я оставил мотоцикл. Подошел к КПП, черт, конечно же, вахта. Охранник. Спортивный костюм, кожаная куртка, оттопыриваются два пистолета. На голове маленькая зеленая шапочка. Это база Рашида. Того самого, что устраивал для американского дозора религиозное шоу. Потом они кончили всех разведчиков.

Охранник чуть лениво подошел и также с ленцой, размеренно, надменно поинтересовался чего мне надо.

– Передай Рашиду Аслановичу поклон и скажи, что пришел Николай Владимирович.

– Его нет. – точно также с ленцой и надменно ответил охранник.

– Так ты свяжись с его секретарем, помощником, референтом, с начальником службы безопасности. Давай, шевелись! – последнее я добавил уже командирским голосом.

Тот удалился в будку и начал по-татарски говорить по стационарному телефону. Периодически посматривал меня.

Вышел. И так же лениво.

– Ждите.

Я отошел к мотоциклу. Сел на сиденье, ноги свесил на одну сторону. Закурил. Локтем проверил на месте ли пистолет. Патрон в патроннике, снял с предохранителя – пол секунды дел.

Минут через пять быстрым шагом вышел мужчина, он был вместе с Рашидом в нашу первую встречу. Подошел к охраннику, тот кивнул в мою сторону. Издалека в моем новом наряде он меня не узнал. Чмо какое-то колхозное приехало. Хозяина требует. Лицо его было решительное, мол, сейчас, морду разобью.

Не меняя позы я поднял лицо, сам локтем подвинул пистолет. Ну, что узнаем, или поиграем?

Да, нет, вроде, узнал. Сначала изменил шаг, разулыбался.

– Николай Владимирович! Не узнал сразу. Извините. Вы очень хорошо закамуфлировались.

– Стараюсь, если не узнают союзники, то, надеюсь, что и враги также не распознают. "И встретились они, и не узнали друг друга!"

– Примерно так. Идемте. Рашид Асланович вас ожидает. Мы думали, что вы раньше к нам приедете.

Я оглянулся, посмотрел на мотоцикл. Он перехватил мой взгляд.

– Не беспокойтесь. С ним все будет в порядке – и уже обращаясь к охраннику – позови кого-нибудь из отдыхающей смены, и загоните во двор, и спрячьте, чтобы не привлекать внимание, в склад. Понятно?

Охранник что-то крикнул. Но выражение его лица уже сменилось с равнодушно-надменного на подобострастно– угодливое.

Мы прошли в трехэтажное здание, видимо, здесь раньше размещалась администрация этой базы.

Пока шел по двору, отметил, что во дворе много людей. Около сотни человек. Их можно было сразу разделить на две категории. Это те, кто ходил без дела, но было видно, что они вооружены. Они особо и не скрывали свое оружие. Под куртками явственно угадывались очертания пистолетов. Как правило, американского производства, казалось, что увидел и одного "Стечкина", судя по громадной пластмассовой кобуре. Вдалеке увидел еще одного. То ли с УЗИ, то ли со "Скорпионом". Везет же мужикам.

Вторая категория мужчин – это были те кто занимался погрузкой и выгрузкой вагонов. тут же стояли и грузовые машины, в которые грузили и выгружали ящики, коробки. Судя по маркировке на некоторых, и запаху, что царил над базой – фрукты, овощи.

Хорошее прикрытие. Можно развозить по всей области сельхозпродукцию, не вызывая ничьего подозрения. А большое количество оружия легко объяснимо – времена сейчас неспокойные, так спокойнее. Да, нарушаем закон, но все ради самообороны, не подумайте чего дурного...

Возле входа стояло несколько дорогих автомобилей. В, основном, джипы.

Лестница была обычная, не считая того, что была переделана. Замурован вход на первый этаж и отсечен вход на третий. Для простых граждан, наверное, есть отдельный вход и лестница, которая ведет на первый и третий этажи. Дверь на второй этаж была бронированная. Смотровое окно закрыто пуленепробиваемым стеклом, а стены затянуты арматурой, штыри которой уходили глубоко в стены, пол, потолок. Поверху была натянута покрашенная в тон стен противогранатная сетка. Зачем она мне было непонятно. В стенах и двери видны пока закрытые бойницы. Небольшое количество личного состава могла здесь держать оборону, если бы кто-то пошел штурмовать вход на второй этаж.

На входе на второй этаж было трое охранников в бронежилетах с автоматами. У дверей стоит полностью снаряженный, с заправленной лентой пулемет. Понятно. Личная охрана Рашида. Те с большим подозрением осматривали меня. И если бы не упреждающий окрик моего визави, то они бы непременно бы обыскали меня с особым рвением. Что-то недовольно ворча под нос, они расступились. В маленьком коридоре стояли ящики с ВОГ для подствольного гранатомета.

Было видно, что установлены камеры видеонаблюдения. И установлены они так, что ни один уголок не просматривался. Все на виду.

Коридор был богато отделан по последней моде, только с восточным уклоном. Это стрельчатые арки, на полу лежали красивые ковры. Ноги буквально утопали в них. Казалось, что идешь и выдираешь ноги. Сколько они стоили... Наверное, целое состояние. Хоть и не восточный человек я, но люблю ковры. У меня дома в квартире в зале лежит ковер. В редкие вечера, когда бывал дома, люблю лежать на нем вечером с книгой или у телевизора.

Вздохнул. Давно это было. Кажется в прошлой жизни. Стараюсь меньше думать о семье. Это разжижает волю, отвлекает от целей. Начинаешь больше думать о собственной безопасности. Нужно заниматься боем. Выиграем – вернемся домой. Не выиграем – похоронят где-то в лесу. Безымянный холмик.

За мыслями подошли к двери, она распахнулась. На пороге стоял Рашид.

– Здравствуйте, Николай Владимирович! Давно вас ждем. Очень давно. – он был искренне радушен. – Заходите!

Отошел в сторону, пропуская меня.

Большой кабинет, на полу ковер. Ворс у него меньше чем у того что лежит в коридоре, но похоже на ручную работу. Затейливый, сложный узор. Красиво. Стол из красного дерева. Видно, что покрыт не шпоном, а изготовлен из массива дерева. Пара кресел для гостей, и кресло хозяина кабинета. Огромное кожаное, кожа прибита гвоздиками, чьи медные шляпки красиво смотрятся на коричневой коже. Хозяин знает цену вещам и умеет их ценить. Стол завален бумагами.

На стене – огромная плазменная панель – телевизор. Но на него пока выведено изображение с камер видеонаблюдения. Наш путь был виден от самых ворот до кабинета.

Рашид проводил в боковую комнату, видимо, это комната отдыха. Хороша.

Стол обеденный, сервант с посудой, диван, шкаф, в принципе большая жилая комната. Из нее вело еще две двери.

– Руки можно помыть? – спросил я.

– Да, конечно. Вот в эту дверь

Санузел. Туалет, биде, душевая кабина, судя по всяким вещицам, то с гидромассажем, ванна-джакузи. Любит хозяин красивую жизнь. Будет за нее биться. Или пойдет на компромисс, чтобы ему оставили все это? В бою показал себя как воин. А вот как дальше пойдет? Пути Господни неисповедимы. Кто знает. Поживем-увидим.

Я с удовольствием умылся, смыл дорожную грязь. В дверь постучали.

– Если хотите – можете принять душ или ванну. – Рашид был гостеприимен.

– Нет. Спасибо. Может позже. – я с удовольствием смотрел на блестящую сантехнику.

Пока умывался, накрыли на стол. В центре стояла запотевшая бутылка водки, разнообразные закуски, отдельно, в небольшой вазочке лежала икра черная. Рядом – икра красная. Отдельно на маленьком столике фрукты. Стол был накрыт так, что пять здоровых мужиков могли спокойно, долго сидеть.

Рашид перехватил мой удивленный взгляд.

– Чуть позже будет горячее.

– Рашид Асланович, тут можно целое отделение от пуза накормить!

– Так и мы не торопимся. Разговор будет долгим.

– Я не отрываю вас от неотложных дел?

– Нет важнее дела, чем война. – он был серьезен – А для коммерческих дел есть помощники.

– Понятно. – я кивнул

Сели за стол.

Налили. Я поднял стопку с водкой.

– Не против веры? А то, может, не стоит тебе. Чтобы потом не мучаться?

– В Коране нельзя пить вино. Так мы его и не пьем. – он усмехнулся – Все вы христиане печетесь, чтобы муслимы не нарушили Коран, а сами нарушаете. Отчего так?

– Мы люди вежливые и не хотим, чтобы наши друзья испытывали дискомфорт.

– Мы взрослые люди, поэтому оставим каждому свои грехи. Я же вас не испытываю, отчего вы нарушаете заповеди Христовы, типа "Не убий!"

– А я – православный. Я Родину защищаю. Хотя, говорят, что всех кто с войны возвращался семь лет в церковь не допускали. Это же касалось и Александра Невского. Его причислили к лику святых. Я, хоть и крещенный, да, как-то длительная служба в армии накладывает определенный отпечаток. Поэтому никаких угрызений совести не испытываю. Тем более, что с первых дней в училище нас приучали, что должны сделать пуск ракет, тем самым уничтожить несколько городов, в которых проживает несколько миллионов человек. Давай выпьем, а то водка греется.

– Давай.

Мы чокнулись и почти синхронно произнесли тост:

– За Победу!

Выпили. Водка хорошая, мягкая. Не торопясь, стали закусывать. Я без стеснения стал уплетать черную икру. Пожалуй, ее я ел лет пятнадцать назад. Чтобы удобнее было ее кушать, пододвинул ее поближе к себе. К черту этикеты и манерность.

Потом продолжили разговор о морали.

– Так, Николай Владимирович, понимаешь в чем заключается суть проблемы. Ты когда делаешь пуск ракеты, во-первых ты его делаешь не один, а много людей. Очень много. Не знаю вашей специфики, но, думаю, что по всей стране, от доклада до принятия решения и самого старта, полагаю, человек сто. И здесь ты вроде как лишь маленький винтик в огромном механизме. И если ты даже в силу каких-то причин выбыл из строя, объективных, субъективных, морально-этических, то тебя заменят. Пусть даже ты и не винтик, а огромный болт, но тебя можно заменить. После того как ракету запустили, извини, если я неправильно выражаюсь, то ее можно взорвать в полете. Она летит, думаю примерно полчаса, это много. За это время можно напиться, женщина способна родить здорового ребенка. Пообедать плотно, много что можно сделать за полчаса. Ракету может подорвать, сбить противник. Ее можно перенаправить на другой объект. От тебя, там мало что зависит. А тут иной бой. Ты видишь противника. И твои люди, и сам ты воюешь, ты не можешь уже изменить полет пули, гранаты, мины. И того, в кого стрелял ты и твои люди, лежат в нескольких десятках метров от тебя, ты видишь, что сделал ты сам или по твоей команде. Как тебе от этого?

– Извини, не понял вопроса. – я снова начал наливать водку по стопкам.

– Тебя комплексы, мысль от того, что нарушаешь заповеди, ее мучают?

– Нет, Рашид Асланович, не мучают и не терзают. Это должно мучить тех, кто сомневается в правоте своих поступков. А я считаю, что делаю правое дело. Вот когда был сбор всех командиров, то пленный Дробин меня тоже пытал, а может я не прав, что мешаю людям жить.

– А ты, что?

– Считал и считаю, что Родину освобождаю от всей нечисти. А тебя комплексы мучают?

– Знаешь, я много думал. Вот, когда была прежняя власть, я совершенно искренне считал, что нужно строить халифат по вере. А когда начали строить, оказалось, что он ни я, ни мой народ, ни те, кто со мной по одной вере не нужны. И получается, что открыто я не сражался с тобой, Николай Владимирович, а сейчас мы с тобой в одних окопах. От этого мне как-то неуютно.

Мы выпили, не спеша, закусили.

– Неуютно, отчего тебе? От того, что сейчас сражаешься с единоверцами, пусть и ваххабитами, но единоверцами, с которыми ты делал одно дело. Или потому что ты сейчас со мной в одних окопах. Несколько лет назад, ты искренне желал мне и моим товарищам смерти. Так отчего тебе так неуютно? А?

– Оттого, что мы сейчас с тобой пьем водку. Где гарантия, что завтра ты не повернешь против нас оружие. Вот, что терзает меня, Николай Владимирович.

– А где гарантия от того, что не станешь против нас воевать, Рашид Асланович? Единоверцы скажут, мол, ладно, будем строить иной халифат и все такое, а?

– Гарантия то, что я уже замаран кровью. Кровью тех, кто пришел меня убить.

– Это самооборона. И всегда можно сказать, что те, кто приходил – фанатики-одиночки. И правильно сделал, что убил, мы бы сами их убили, но ты опередил. А кровь неверных, тех же американцев тебе в зачет не пойдет. Подумаешь, убил несколько десятков пиндосов. Нам их не жалко. Они лишь всего лишь средство для достижения большой цели – построения нового государства, нового порядка, новой общности. ты, прямо будешь героем. Кажется, у вас нет святых, великомучеников, но по многим канонам ты попадаешь в их число. так, что ты сам подумай о гарантии, что не повернешь оружие против меня и иных моих товарищей по борьбе.

Воцарилось молчание. Рашид удивленно смотрел мне в глаза. Я выдержал взгляд.

– А ты мне-то сам веришь, Николай Владимирович?

– Верю. – просто и бесхитростно ответил я.

– Почему?

– Верю в мужиков. Верю, что когда мужик дал слово, он будет держаться его до конца. До гробовой доски. И несмотря, какой он веры. А если он держит, прикрываясь постулатами, типа "Обмани неверного и семь грехов тебе простится" или "Обмани гоя и попадешь в рай". Не ручаюсь за точность, но думаю, что суть передал верно. Так вот. Тот кто, прикрываясь такими вещами – не мужик, а баба в штанах.

– Это ты верно сказал. Перед войной, я вплотную работал с немцем. Настоящий немец. Немецкий. Из ФРГ, не из ГДР. Так вот он перебрался на постоянное местожительство в Россию. Не в Москву, а к нам – в глубинку. И когда несколько раз с ним водку пили, я спросил его, а почему так? Он ответил, что, во-первых в России настоящая свобода. Не та, хваленная как на Западе, а именно у нас. Во-вторых, здесь ценят честность и тех, кто держит слово. Если там кто-то на переговорах сказал "да", это еще не значит, что так оно будет и завтра. Он завтра может изменить свое мнение на противоположное, и при этом он не будет чувствовать себя неуютно. Поэтому там все, буквально все фиксируют на бумаге, чтобы потом бежать в суд. Ну, а в России, если сказали "Да", значит, так оно и будет, вне зависимости от того зафиксировано это на бумаге или нет. И я понял, что это очень важно для нас... Это один из тех факторов, что объединяет нас, очень разных, но в то же время и одинаковых. Один, единый подход к жизни. И ты правильно сказал. Либо ты мужик, либо нет. Если мужик, то всем плевать на то какой ты национальности, вероисповедания, какого цвета, чернозадый или белый. Если ты чмо, то чмырем и сдохнешь. Поэтому, я с тобой, Николай Владимирович! – он протянул руку.

Я пожал ее.

– Если бы я сомневался в тебе хоть на йоту, то не пришел бы к тебе. Я же не убежища ищу, а соратника.

– Спасибо. Я так и понял. Но многие из командиров сторонятся меня. Хотя после двух боевых операций стало лучше.

– А те не рви рубаху на груди, доказывая, что свой, просто воюй, прикрывая фланги. Тогда и все нормально будет. Знаешь, что у Миненко беда?

– Знаю. – он кивнул – Это последнее дело, когда с женщинами начинают воевать. Нелюди. В мужские разборки женщин втравливать. Мы уже обсудили это.

– Сможешь помочь?

– Да, кое-что узнали. Ее содержат не в СИЗО, как говорили по телевизору. Это для публики. Мы установили, что ЦРУ и РУМО (разведывательное управление министерства обороны США (военная разведка)) организовали на окраине в бывшем здании РОВД свою секретную тюрьму. Там уже человек сто сидит. В том числе и мои люди.

– А чего раньше молчал?

– А что, ты бы организовал нападение на тюрьму, чтобы организовать освобождение татар?

– Слушай, ты меня уже забодал! Когда воюем, то нет национальности. Есть "мы" и "они". Ты понял это? И вера есть одна на всех одна – "Россия" называется. Идиот! Не ожидал я от тебя такого! Вроде нормальный, вменяемый мужик, а ведешь себя, как последняя чурка, что залез на пальму, кидаешься оттуда кокосами и кричишь, что русские сволочи. Ты себя-то слышишь, какой бред ты несешь. Какую чушь порешь? А? Самому-то тебе не стыдно мне в лицо такую глупость говорить?

Я налил себе в стопку водки, и, не чокаясь, выпил. Он меня обидел. Что за человек!

– Вижу, Николай Владимирович, что не зря, ты воюешь. Извини. Давай вместе думать, как нам всех освободить. И жену Ивана Николаевича и остальных тоже.

– Давай.

– Тогда пройдем в кабинет. Я кое-что подготовил. Не до конца.

Мы взяли с собой бутылку водку, стопки, перешли в кабинет. Там Рашид достал из стола ноутбук, включил его, стал подключать какие-то шнуры. Перехватил мой удивленный взгляд. Пояснил.