Текст книги "Мажор. Дилогия. (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

  – Тут хоть расстреляйте... – поддерживает меня напарник, – выше головы не прыгнешь...

  – Не прыгнешь, говоришь? А вы пробовали? – смеется. "Может, пронесет?"

  -Ладно. Пошутили и хватит... Дело в том, что есть определенная категория людей... Хм... Короче, вы двое можете научиться. Как я это определил, сказать не могу. Уж простите... Просто поверьте на слово. Придет время, и вы все узнаете... – тяжело вздыхает, – слушайте и запоминайте.

  – Глаза человека всего лишь посредник между окружающим миром и мозгом. То же самое относится и к остальным органам чувств. Вот, например люди, живущие возле какого-нибудь шумного объекта, со временем перестают замечать этот шум. Почему? А потому, что мозг просто отфильтровывает этот шум. Но он ведь никуда не пропадает. Или случаи, когда люди видят что-то, чего нет. Так называемые галлюцинации. Игра света и тени, и все... мозг достраивает образы. Даже обычный сон... Ведь сны бывают настолько реальными: звуки, запахи, изображение... – прохаживается мимо нас. Туда-сюда, туда-сюда... И голос ровный, усыпляющий... – ... Помните, вы не должны убедить противника, что вас нет. Потому что если вы его не видите, то и убедить не сможете. Вы должны убедить себя... Вы трава, дерево, кустик, или просто тень. Ваш мозг создаст образ, который и передаст посредник, в виде глаз, вашим оппонентам. И здесь уже их количество не будет иметь значение... Проснитесь!!!

  Я подпрыгиваю на месте как ошпаренный и, выпучив глаза, пытаюсь прийти в себя... Рядом Тунгус, напоминающий рыбу, вытащенную из воды – большие глаза и хватающий воздух рот... Наверное, я так же глупо выгляжу... Судя по довольному лицу Рогожина, так и есть!

  – Ха-ха-ха... Ну и видок у вас!!!

  – Мы не хотели... Случайно вышло... – начинаем оправдываться.

  – Ай-яй-яй, как нехорошо... – и вдруг, гаркнул, – повторить все, что сказал...

  И мы взахлеб, слово в слово, начали повторять. "Офигеть, как это?"

  Рогожин с довольным видом продолжал дефилировать мимо нас. Когда мы закончили, хитро улыбнулся:

  – Ну как? Здорово?

  – Круто! Товарищ старший лейтенант, а что это было? Гипноз? – нас прямо распирает от вопросов.

  – Да какой гипноз... Так легкий транс, для лучшего усвоения материала. Я, между прочим, постоянно вас оболтусов так учу... Просто в более легкой форме... Здесь же я вам установки давал, пришлось усугубить... А сейчас небольшая демонстрация того, к чему нужно стремиться!

  Отходит от нас... Шаг, второй, третий и тут я моргнул... Инструктор исчез, просто был, и его не стало!!! ... мать... в... через... два раза... Фантастика! Так не бывает! Все помню, что он говорил, но услышать одно, а увидеть...

  – Это кто тут матом ругается? – раздался сзади голос Рогожина. – Хотя душевно загнул, надо запомнить... Идите, тренируйтесь...

  А через два месяца, поздним вечером... Мы с Тунгусом сперли бутылку коньяка со стола отмечающего день рождения начштаба начальства. Шмат сала, палку копченой колбасы, копченую рыбину и кастрюлю салата. Офицеры были хорошо выпивши, а источником света служили фонари на улице... Хи-хи-хи... Диверсанты мы или кто? Теней хватало... И притащили все это богатство к себе в расположение... Где были взяты с поличным Рогожиным... Прописав нам горячих, он решил выяснить, что все это значит:

  – Ну и как вы это объясните?

  – Экзамен сдаем!

  – Какой, нахер, экзамен?

  – По отводу глаз... Вы же сами сказали... Что б мы вас удивили!

  – Чего вы мне лепите? Это называется воровство!

  – Никак нет! Экспроприация и восстановление справедливости!

  – Хм... Ну, допустим, про экспроприацию я понял, а причем здесь справедливость?

  Достаю из-за пазухи бутылку коньяка:

  – Вот, специально для вас экспроприировали!

  – Где?

  – Ну, дык в штабе на столе стояла. А вдруг кто на рабочем месте напьется, вот и забрали во избежание...

  – Вы что, ухари, прямо с дня рождения майора все утянули? – Рогожин улыбается, его нелюбовь с начальством была общеизвестна. – И никто не заметил? Хотя там же все пьяные уже, кроме бутылки перед собой ничего не видят...

  – Обижаете! Брали исключительно со стола... Экзамен! Никаких шпаргалок!

  – Ладно, зачет! Но коньяк не отдам! И кастрюлю верните, где взяли... Во избежание...

  Ну, а пока это святое мгновение, когда наш инструктор доволен нами – было еще далеко... И мы постигали нелегкую науку диверсанта: ползали в холодной грязи, стреляли, в том числе и на звук, учились ставить и снимать мины и растяжки. Особое же внимание наш истязатель, в компании со старшим прапорщиком Ивановым, уделяли рукопашке: с оружием и без, против вооруженного и безоружного противника, против превосходящего числом, на открытой местности и в тесном помещении. Ибо умение тихо умертвить врага куда важнее для дела, чем все остальное... И вот, череда инструкторов, сменяющих друг друга, вбивала в наши головы знания, а в тела рефлексы. И над этим всем, грозной тенью, нависал главный садист и истязатель – старший лейтенант Рогожин.

  Пожалуй, расскажу чуть подробнее, чтоб стало понятнее какие же они садисты! Например, метание различных предметов, совсем непредназначенных для умерщвления себе подобных. Почему не говорю о привычных ножах? А что о них говорить? И так все понятно... Можно сказать одним словом – овладели! А вот вилки, гвозди или монеты, обычные такие монетки, которых полно в кармане любого человека, и прочий мусор! Это – да!

  – Ну что же, приступим! – старший лейтенант Рогожин радостно потер руки. – Всего двести гвоздей в ростовую мишень и все, можете идти спать! А почему не вижу радости на лицах?

  А чего тут радоваться? Ну не верю я, что этот садист может отпустить нас в восемь часов вечера. Хотя? Может он по бабам собрался? Нет! Скорее всего, он бы нас на Степаныча оставил... И, похоже, никто не верит!

  – Что, не верите? И когда это я вам врал?

  Никогда – это точно. Но вот не верю! Рогожин вообще мастер врать, говоря правду. Например, когда набирал нас в эту учебку. И ведь ни слова не соврал. И правду не сказал! Сволочь – одним словом!

  – Не верите? Ну и ладно. Короче так, забиваете по двести гвоздей и свободны. Правила прежние: не воткнул – плюс двадцать, промазал – плюс десять, попал в глаз – минус пять, в голову минус один. Ха-ха-ха...

  Действительно, на мишенях присутствовали красные пятна, обозначающие глаза. И в самый первый раз мы попались на эту уловку... Контур головы значительно меньше контура тела... Результат представляете? Лично я... пока сообразил... Короче, в тот раз мне пришлось метнуть две тысячи сорок два гвоздя!!! Я думал сдохну... И хотя сейчас я, вполне уверено начиная с двухсот, заканчивал на сто восемьдесят, двести сорок. А, точнее, благодаря этому, был уверен, здесь какая-то гадость. Еще и мишени стоят всего в десяти метрах! Вот чего он такой добрый? Может все-таки по бабам?

  Принесли гвозди... Мля-я-ять!!! Они же все кривые! Как буква зю!

  – Чего такие недовольные? Я вам и мишеньки пододвинул, а вы не цените. Вот обижусь!

  Ну, нафиг! Мы всем коллективом, в размере пятнадцати человек, начали восторгаться добротой инструктора. А ведь нас было больше, но Рогожин пятерых уже отчислил. Как утверждал этот садист на Северный полюс... И мы ему верили... Или я уже жаловался?

  – Ну, ладно-ладно. Вижу, что уважаете командира, – "Уф, пронесло!"

  Взяв в руки то, что когда-то было гвоздем двухсоткой, задумчиво кручу в руках: – "И как его метать?"

  – Что, думаете невозможно? – Рогожин ехидно улыбнулся. – Милославский, дай-ка штук двадцать...

  Взяв в руки горсть самых разных гвоздей от сотки до трехсотки, задумчиво посмотрел на меня... И так же стоя боком к мишени, начал!

  – А теперь сходи, посмотри.

  М-дя... Из двадцати: два не воткнулись, пять попали в глаза, тринадцать просто и незатейливо торчали из "головы" силуэта.

  – Плюс два! – улыбаюсь. Вроде мелочь, а приятно!

  – Тьфу, ты! Как нянька с вами, даже потренироваться некогда... – по лицу было заметно, как сильно расстроился инструктор. – Ладно, приступайте, завтра еще и на монетах тренироваться начнем... И где мои гвозди?

  И бросать, бросать до изнеможения, пока руки не перестанут слушаться... Хотя, надо признать, методы у Рогожина действенные – уже на следующий день начинает что-то получаться! Вот только зачем? Зачем мне уметь бросать всякий мусор? Для этого есть привычные уже ножи, я ведь будущий диверсант, а не ниндзя!? На что, Рогожин дал исчерпывающий ответ: "За надом!". И оказался прав, лично мне это пригодилось...

  Или рукопашный бой! Это что-то, с чем-то... Ни одного лишнего движения: все просто и рационально, и в то же время – ни на что не похоже. Пепел, помешанный на различных единоборствах, утверждал, что это что-то новое или, возможно, хорошо забытое старое... Вроде, как нечто подобное, существовало в тридцатых-сороковых годах прошлого века... По данной технике готовили зубров НКВД... На вопрос, откуда у него такая информация, он лишь загадочно улыбался и закатывал глаза...

  Знаете, какой самый лучший стимул? Плохо стараетесь? В очередь! И по одному! Но это за счастье! тут он хоть силы рассчитывает! а если толпой? А мы ведь не совсем дети и чтоб навесить таким бравым ребятам люлей – надо постараться. О-о-о! Мы как-то вчетвером: я, Балагур, Ванька и Андрюха-Пепел – смогли повалить его на землю, просто задавив массой, и разбили нос... О, какое это счастье! Но этот гад обломал всю радость! Вместо того чтоб погонять нас – он объявил выходной. И, счастливо улыбаясь, пояснил:

  – Ну, наконец-то! Научились работать в команде! – и, вытирая бегущую кровь, продолжил: – Теперь отдыхайте, я доволен...

  Нет, это что получается? Мы доставили ему удовольствие? Конечно, приятно было зарядить ему в нос, но результат?

  А когда он учил стрелять с двух рук? Представляете, дал два ствола, и я, как дурак, тыкал им в сторону малейшего движения или звука... Несколько часов к ряду... Ох-хо-хох... Вспоминать тошно! Зато какой результат!!!

  А вот мотать кроссы нас не заставляли. Нет, вы не подумайте, что мы не бегали. Бегали, но не кроссы. Как говорил Рогожин:

  – Не будем тратить полезное время – на ерунду!

  И действительно, зачем? Если с утра до столовки – три километра, потом обратно. На полигон пять, там еще неизвестно сколько! А если до леса? И вообще везде бегом! И зачем нам кроссы? Я вон "выпускную" двадцатку пробежал и даже не запыхался! Спасибо тебе, командир! От всех ребят – оставшихся в живых! Спасибо за науку!!!

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  Прошло три месяца, и начались выпускные экзамены. Кто-то удивится, чему можно научить за три месяца? Ну, допустим не три, а пять – не стоит забывать о первой учебке! Но и тут не все просто! Как всегда в нашей армии и происходит: кому-то попала вожжа под хвост, и произошло следующее. Рогожина сняли с инструкторов и определили командовать нами, чему он был несказанно рад. Степаныча, старшего прапорщика Иванова, в замы, а всю группу, оставшихся десять человек, досрочно выпустить и на войну...

  Пожалуй, уточню, чтоб избежать недопонимания. Совсем не скоро: через кровь, пролитую вместе, боль от потери друзей и ожидание смерти, Степаныч все же поведал нам историю того, как матерый волкодав стал тренировать щенков...

  Оказывается: командир был в свои двадцать девять лет, ни много, ни мало – разжалованным майором – спецназа ГРУ!

  Получив внеочередное звание, новоиспеченный майор был назначен командиром пятерки серьезных профессионалов. Около года, группа Рогожина, выполняла самые разнообразные задачии не только на территории нашей Родины– считаясь одной из лучших. Но вот однажды: поступило задание – в режиме аврала... В общем-то: все как всегда... Никаких разведданных, никакой ясности; пойди и сделай! Стоит ли удивляться, что группапопала в качественно подготовленную засаду. Впервые же минуты боя два бойца оказались ранены, один тяжело – в живот. Требовалась немедленная эвакуация, и Рогожин принял решение отступить.

  Вот только генерал, курировавший операцию, приказал выполнять задание и отказал в высылке транспорта... А раненых было уже трое... Снайпер группы схватил пулю в левое плечо и, раненый, продолжал стрелять, прикрывая своих. Если бы не этот парень, погибли бы все!

  Да и в штабе не все были согласны с таким решением. Полковник, непосредственный командир Рогожина, связался с летунами с личной просьбой... К счастью, среди пилотов нашлись"сорвиголовы" наплевавшие на приказ и вылетевшие спасать бойцов.

  В это время, группу почти обложили, и бойцам пришлось с боем пробиваться к новой точке эвакуации. Представляете ситуацию? Шесть человек: из них – трое раненых, один тяжело, двое средней тяжести... Но парни как-то вырвались...Спасибо летунам!

  Вот только парня, раненного в живот, не довезли, скончался в тот момент, когда вертолет заходил на посадку!Если бы не потерянное время – его могли бы спасти... Другой раненый со временем вернулся в строй, а вот снайпер... Раненая рука почти не двигалась, парень стал инвалидом...

  Расстроенный майор отправился к командиру пилотов вертолета, чтоб лично поблагодарить за помощь... Его уже успели просветить, что тот нарушил приказ генерала! Зайдя в помещение, он увидел, как этот самый генерал грозится отдать под трибунал летуна, за срыв важнейшей операции... Зная Рогожина не сложно догадаться о том, что произошло дальше.

  По идее – для Рогожина, все должно было закончиться весьма плачевно. Но! Вы много знаете майоров, которым не стукнул хотя бы тридцатник? И чтоб у него не было волосатой лапы где-то наверху? Я вот нет. Вот и у нашего будущего командира нашлись заступники... Тем более что генерал-то был из другого ведомства. И как это ни пародоксально звучит, его выгнали даже не в почетную отставку, а с жутким скандалом. Наверное, давно зуб точили.

  А Рогожин отделался всего лишь разжалованием до старшего лейтенанта, и отправкой в спецшколу – передавать опыт.Здесь он и встретил бывшего сослуживца: Степаныча. Подозреваю, что потеря такого профессионала, как наш командир, не входила в планы высоких чинов ГРУ, и его временно спрятали. А теперь почему-то достали? И нам доучиться не дали! Хотя конечно учеба не прекращалась никогда. Но в чем причина?

  На Кавказе есть гора – самая высокая... Кажется, так было у классиков? Первый месяц на новом месте службы прошел довольно спокойно: похаживали в рейды, но в основном занимались тем, что совершенствовали технику маскировки, пролеживая бока возле населенных пунктов и на перевалах. А в остальное время тренировались: оттачивая мастерство. О! У командира появилась новая блажь – фехтование. И не на привычных ножах, а тяжелыми палками! Призванными имитировать: то меч, то саблю, то еще что-то... Вот на фига козе баян? Правда, на этот раз командир снизошел до объяснения:

  – Вот вы мне скажите, сколько раз вы по пальцам палкой получили? А почему? Да потому, что с координацией у вас хреново! Фехтование же позволяет, кроме этого, развивать глазомер и учит не делать лишних движений, иначе устанете... И многое другое! Я вовсе не надеюсь сделать из вас фехтовальщиков, но польза будет! Потом еще с шестами позанимаетесь, тоже полезно! И самое главное: чуть зевнул и палкой полбу – сразу научитесь не отвлекаться!

  Вы знаете, через некоторое время мне даже понравилось... Да и многие парни занимались с удовольствием – это же, как в детстве! Ну, кто не бегал с деревянным мечем? Эх... Еще бы с лука научиться стрелять...

  Но вот, наконец, и неприятности – бандиты захватили в заложники журналистов. Правда, не наших, а американских. Приехали брать интервью у одного из лидеров боевиков – Аслана – борца за свободу, и сами ее лишились. Как по мне, туда им и дорога. Но вот у начальства другое мнение. Иностранные граждане – ах, ах... И как назло, из спецуры никого, кроме нас!

  И плевать, что задача совсем не по профилю. С каких пор диверсанты спасают заложников? Маразм!Здесь же совсем другие навыки нужны. Нас учили сперва стрелять, потом смотреть в кого – иначе не выжить, а здесь заложники. Вот взорвать всех к чертовой бабушке, выживших добить – это ладно, это как раз наше. А здесь Альфа нужна: там парни лихие, по натуре защитники – сами лягут, а заложников спасут. А мы, как бы даже с другой стороны: убийцы, хищники.

  Ну да ладно, приказы не обсуждают, думать то можно всякое, а спасать "акул пера" придется. Тем более, что никто и не сомневался в том, где их искать. Захватил журналистов кто? Аслан! Борец за свободу, как его называют эти самые американские журналисты! Где его запасная база, мы уже знали: случайно наткнулись, во время поиска. Я там вместе с Тунгусом ползал, слушал: кто да что. Так и выяснили, кто Хозяин. Ждали только подходящего случая, и вот он, миг возмездия. Теперь никто на западе, не будет визжать о попрании прав человека беззаконными федералами! Ух, еще бы и Аслан там оказался!

  Вылетели на вертушке, высадились километров за десять до цели, и экономной спецназовской рысью, двинули вперед. Что такое десять километров для спецназа – так,размяться. Бегом, шагом, бегом и мы на месте. А если по горам, по долам, то еще и сдохнуть, воскреснуть, потом еще разок помереть. И сначала, и так несколько раз. Эх, где родные сорок километров, да в полной выкладке, как в первой учебке? Зато вверх-вниз не надо.

  Когда до объекта оставалось не более километра, остановились и стали ждать ушедшую вперед разведку. Уже стало смеркаться и тут, наконец, вернулась неразлучная парочка – Саня и Ваня. Если помните, эти парни ненавидят друг друга. И вот теперь – эти два ухаря, пожалуй, лучшая боевая пара. Ведь ни один из них не мог допустить, что бы другой оказался круче. И наш командир, умнейший мужик, всегда ставил их вместе – трепаться не будут, все внимание к делу.

  – Товарищ старший лейтенант, там они!

  – Кто они? Аслан? Или журналисты?

  – Все, все там! – Санек радостно кивал.

  – Точно? Почем знаешь?

  – Точняк, – Ваня покрутил шеей, так что послышался треск. – Этот ханурик в упор подползал, говорит, бабу вели со связанными руками.

  – Ну, мало ли баб... – Рогожин разводит руками.

  Сашка замотал головой:

  – Точно говорю, она там чего-то по-английски пыталась этим втолковать.

  – И что?

  – Так боевик то нынче не грамотный пошел – языков не разумеет. Прям как Ванька, – Саня радостно улыбался. – Толкнули прикладом и все.

  – Хм... Уверен, что по-английски?

  – Да! Я не Егор, свободно болякать не могу, но мал-мала шарю. Точно по-английски.

  Я заинтересовался:

  – Что-то разобрал? Слова какие-то?

  Саня степенно так кивнул и, изобразив на лице серьезность, добавил:

  – Ну, а как же... Фак ю!

  – Тьфу на тебя, балаболка, – Рогожин махнул рукой. – Тебя о деле спрашивают...

  – Да я о деле и говорю. Ну, кто еще будет так несерьезно ругаться? Наши-то бабы, как загнут – залюбуешься... И главное: Аслан там, его-то я своими глазами видел, бабу к нему подвели...

  – Командир, – прапор пригладил свои шикарные усы, – да какая нам разница, там американцы или нет!? Аслан столько крови нашим выпил, что грех возможностью не воспользоваться...

  Рогожин задумался. Затаив дыхание, ждем его решения – порешить Аслана мечтали все. Когда еще такая возможность будет? Его понять можно, приказ-то спасти журналистов. Ввяжемся в бой, а их там нет... Как оно повернуться-то может, хрен его знает...

  – Надо сделать так, чтоб ни одна сука на связь выйти не смогла, а у них спутниковые телефоны – да не у одного?

  Все вздохнули с облегчением. Решение принято, вопрос в реализации.

  – Дык. Тихонечко. Ночью. Ножичками...

  – Окстись, Степаныч, кто резать то будет? Пацаны зеленые, сам знаешь, спящих резать – это...

  – М-да, – прапорщик покивал головой, – не просто это... Если только Саня, он до ножа дюже жадный.

  – А чего Саня?! У меня вот рука не дрогнет, – ну это понятно Ванька.

  – Молчи, сопля, рука у него не дрогнет. Видал я таких.

  – Товарищ старший лейтенант, товарищ старший прапорщик, – я решил вставить свои пять копеек.

  – О как... Ну скажи умное чего-нить... – прапор усмехнулся в усы.

  – Давай Милославский, – разрешил Рогожин, усаживаясь поудобнее возле дерева. – Удиви.

  – Да удивлять то нечем. Понятно, что мы еще зеленые. Но я вот как вспомню, как эти суки наших пацанов резали, так руки чешутся. Мы не подведем! Правда, парни!?

  Мужики одобрительно загудели. В общем, начальство сдалось, решено было брать в ножи.

  Операцию проводили под утро, на самый сладкий сон. Часовых сняли, в яму, где держали заложников, заглядывать не стали. Вдруг не спят, шумнут ненароком. Разделились и вперед. Не буду рассказывать, как и что... Но в живых остались только заложники. Тридцать два боевика и, самое приятное, Аслан. Хотя Аслан умер не сразу. Штаб то брали в последнюю очередь. И взяли его живым: очень товарищ прапорщик просили...

  Заложники оказались теми, кто нам нужен. И вот с ними как раз и случился конфуз...

  Журналистка рванула в один из домов, типа вещи у нее там. Заскочила в дом, а там сами понимаете – картина еще та... Выскочила и давай блевать, а ведь кричали ей: "Стой!". Я вот даже по-английски.

  – Что вы за звери? Разве так можно с людьми? – это она еще тело Аслана не видела. – Вы же не люди – вы животные...

  – Егор, чего она там лапочет? – Рогожин повернулся ко мне. – Переведи.

  Перевожу, он скривится:

  – Они ее в яме держали, не мы...

  – Ну, они негодяи, а вот мы маньяки...

  – И что нам, по ее мнению, надо было сделать?

  – Говорит: арестовать, передать властям и судить...

  – Она что, больная? Их почти в три раза больше было!

  – Она говорит, что мы варвары и все такое... Дура, в общем!

  – А может мы не успели? Их уже того! – Рогожин почесал в затылке. – Не переводи.

  – Да ясно. Юмор разумеем. Да и мужики вроде нормальные, хоть и помятые, – киваю на еще двух заложников мужеска полу.

  Командир криво усмехнулся:

  – Хрен с ними, уходить пора...

  Легко сказать, уходить! Как тут уйдешь, если ребята нашли склад с оружием и килограмм пятьдесят взрывчатки. К чему-то готовились, сволочи... Решили рвануть, ну вот такие мы загадочные, ни себе не людям... Ну как ни себе, прибарахлились чуток: гранаток взяли и так по мелочи. Трофеи, однако. Ох-хо-хох... Знать бы заранее, чем нам этот фейерверк выльется...

  Расскажу в общих чертах, сил нет вспоминать все эти подробности. Не знаю, откуда взялись "духи", может мимо шли, может к Аслану. Но на взрыв они среагировали. Первой жертвой стал Ваня. Не успели мы пройти и трех километров, как ушедшие в головной дозор Саня и Ваня напоролись на засаду. Так вышло, что Иван первым увидел прицелившегося в Сашку "духа" и закрыл его собой. Саня открыл бешеный огонь и попер врукопашную. Одного он застрелил, а двух...

  – Береги себя, брат, не держи зла! – С уголка рта Вани стекала струйка крови, но глядя на коленопреклоненного Саню, он попытался улыбнуться.

  – Зачем ты это сделал, зачем? Что доказать хотел? – Сашка наклонился над умирающим напарником. – Зачем?..

  – Дурак ты, Саня, я за друга смерть принимаю! Это лучшее, что я сделал. Я тебя там ждать буду, – Ваня поднял замутненный взгляд вверх. – Только ты не спеши, внуков вырасти. Обещаешь?

  – Да! Сын будет, Ванькой назову.

  – Спасибо дру...

  Так погиб Иван. Закрыл собой человека, которого ненавидел. Умер с улыбкой на лице, осознавая, что спас ДРУГА!

  Когда мы, прочесав близлежащие кусты и ощетинившись стволами подошли к месту скоротечного боя, Саня плакал над телом своего врага-друга. Посмотрев на нас глазами, полными слез, произнес:

  – Он закрыл меня...

  Мы молчали; слов не было. Наша первая потеря оглушила нас и только сейчас многие поняли, что война не игрушка – здесь теряют друзей! Мы стояли потерянные, не зная, что делать. Пока не вмешался Степаныч:

  – Хорошо погиб! – мы все разом повернулись, уставившись как на чумного. – Что смотрите, может, кто знает более достойную смерть, чем закрыть грудью боевого товарища? – Степаныч перекрестился. – Самопожертвование! Он теперь там, вместе с такими же героями. Гордитесь, что служили вместе с ним, а ты, Санек, погибнуть теперь не имеешь права...

  Соорудив носилки, положили тело Ивана и понесли. Скорость продвижения упала. В начале нас тормозили гражданские: и так не великие ходоки, а тут еще плен, плохая кормежка, усталость. Теперь добавилась необходимость нести тело. Оставить его мы не могли, ведь если его найдут раньше, чем мы вернемся, даже представить страшно, что сделают с ним...

  Так мы и шли, пока боковой дозор не обнаружил врага. Завязался бой. Вот откуда столько их взялось, как прорвало! Ну, точно, что-то готовилось. Прижали нас по взрослому, с гражданскими не оторваться. Воевать? Никаких патронов не хватит. Их почти сотня, а нас одиннадцать: три гражданских, и тело нашего товарища. Саня предложил остаться задержать, но Рогожин на корню зарезал инициативу. Это понятно. Эмоции в таком деле первый враг – сгинет зазря.

  – Товарищ старший лейтенант, позвольте мне остаться!

  – Милославский, ты что, с дуба рухнул?

  – Никак нет! Командир, вы мне пару рожков еще подкиньте и гранаток побольше. Смотрите, место какое: не обойти, не объехать – только в лоб! Вы же знаете меня, если надо, днем с огнем искать придется. Я постреляю, побегаю, растяжек наставлю. Замедлятся, никуда не денутся. А я потом схоронюсь. Хрен найдут.

  – Ой, сладко поешь, сержант! – Рогожин вытер рукавом лицо. – Только это ведь не игра, где можно переиграть. Жизнь она одна, брат. Сгинешь – за понюшку табаку.

  – Всех ведь положат, а мне сорок минут продержаться, а там вертушки придут. Ну а погибну, хоть за дело. От пули оно почетней, чем от передоза.

  – Какого, на хрен, передоза? Ты чего, сержант, перегрелся?

  Меня охватилавеселая ярость. Я приблизился вплотную к лицу Рогожина:

  – Я – мажор, командир, папенькин сынок, вся моя жизнь – сплошное паскудство. Я только здесь человеком себя почувствовал, рядом с этими парнями. И если сдохну, чтоб они жили, значит так надо. Но я выживу, назло всем выживу, – я рванул душащий меня ворот комка.

  – Чего ж ты не при штабе то?

  – Сперва по глупости, а потом назло отцу, но я не жалею...

  – Ладно! Но с тобой останется Тунгус, его тоже днем с огнем...

  Когда группа собралась уходить, я окликнул Рогожина:

  – Если не выживу, напишите отцу, что я умер... Достойно.

  Кивает мне:

  – Твой отец может гордиться тобой! Только не мастак я писать. Ты уж уважь командира, выживи...