355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Пальман » Песни черного дрозда (сборник) » Текст книги (страница 18)
Песни черного дрозда (сборник)
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:28

Текст книги "Песни черного дрозда (сборник)"


Автор книги: Вячеслав Пальман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 52 страниц)

2

Когда Егор Иванович появился в районе своего лесного домика, Рыжий как раз отлучился по важным кошачьим делам. Он проводил часы досуга в обществе славной черненькой Мурки на туристском приюте, примерно в трех километрах от лесной сторожки. Это были весёлые и хлопотливые часы. Бесконечные концерты по утрам, лазанье на крыши домиков, переговоры на языке любви с таким душераздирающим музыкальным сопровождением, от которого поднимались самые тренированные туристы, способные спать и во время оглушающей грозы и под грохот «Спидолы» со свежими батареями. В Рыжего и его подругу летели палки, их осыпали всякими нелестными словами, но они начисто игнорировали общественное мнение и хмельными чертенятами скакали с крыш на деревья и обратно, полагая, что людям можно простить их странное недопонимание. Поют же сами? Почему нельзя развлекаться кошачьей паре?…

Поустав от приключений на туристском приюте, испытывая какую-то сладкую тягу к покинутому родному дому, Рыжий в конце концов довольно легко оставил свою подругу и поздним вечером помчался вдоль реки к сторожке, соображая по пути, где бы поесть.

До хижины оставалось метров триста, когда Рыжий вдруг почуял запах, от которого душа его возликовала. Хозяин! Кот прибавил прыти, голод заставлял скакать как можно быстрей. Уж где-где, а у хозяина всегда найдётся что-нибудь вкусненькое.

Рыжий свернул с тропинки, чтобы сократить расстояние, и, задрав хвост, побежал через каштанник. В спешке он не успел расшифровать предостережение, которое таилось в застывшем воздухе леса, и чуть не наступил на страшное существо, свернувшееся клубком под густым орешником. Взъерошенный, испуганный, взлетел кот на ближнее дерево и зелёными глазами уставился на одушевлённый предмет, так напугавший его. Рыжий хорошо видел в темноте. Каково же было удивление и – не скроем – радость кота, когда он узнал под кустом Шестипалого! Выражение мордочки у Рыжего тотчас изменилось. Усы пошли в стороны, нос задрожал, и, похоже, кот дружески ощерился.

Самур не встал, только лениво поднял голову и поморгал сонными глазами. Хвост его дважды поднялся и стукнул о землю. Потом он добродушно зевнул. Рыжий промурлыкал музыкально, не спеша слез на землю, но не подошёл близко, а только сделал круг возле овчара, выгибая спину и грациозно ступая по земле, словно прима-балерина.

Встреча прошла «по протоколу», обе стороны проявили безукоризненную вежливость, и можно было расставаться, но Рыжему до смерти хотелось узнать, почему овчар не идёт в конуру, а, похоже, скрывается. Кот пошёл было по второму кругу, уже поближе, но втянуть в деловой «разговор» приятеля не удалось. Овчар уткнул нос в собственный мех и закрыл глаза. Не очень тактично, разумеется, с его стороны, но воспитанность требовала не мешать отдыху, и Рыжий помчался к домику, вновь вспомнив хозяина и его умение готовить отличную мясную кашу.

Сцена встречи с хозяином была радушной, изобиловала лаской и дружескими словами. Молчанов потрепал Рыжего по ушам, подбросил, поймал и спросил, разглядывая при свете лампы сощуренную его физиономию:

– Где ж ты, гуляка, пропадаешь?

Кот начал сбивчивую песнь о Мурке, об охоте и Самуре, но лесник подставил ему консервную банку с кашей, и голодный старожил, забыв про все на свете, стал жадно есть. А отвалившись, почувствовал такую сонливость в натруженном теле, что едва нашёл в себе силы забраться на лесникову постель. И тотчас уснул.

Чем свет Молчанов отправился в обход. Рыжий, конечно, увязался за ним.

Лесник перешёл вброд зеленую мелкую речку и тронулся на подъем по пологому хребту. Рыжий поотстал, его интересовала позиция Самура. Он увидел, что овчар топает следом за хозяином, но старается не попадаться на глаза. Странно и необъяснимо! Несколько раз кот сновал челноком между тем и другим, тёрся о сапоги лесника, звал Молчанова к Самуру и наоборот, но успеха не имел. Егор Иванович не понимал его демаршей, а овчар хмуро отворачивался от довольно-таки прозрачных приглашений кота следовать за ним.

Так они втроём поднялись на хребет, и здесь Рыжий благоразумно оставил хозяина, считая, что выполнил роль проводника и не его вина, если эти двое оказались неспособными понять самые простые вещи. Он прошёл обратно мимо овчара так близко, как позволила храбрость, хвост поставил палкой и прошипел чуть ли не в ухо Шестипалому какую-то кошачью дерзость. Но и её не понял овчар и не обиделся. Шёл и шёл следом за хозяином какой-то помятый и невесёлый, совсем не похожий на себя.

Молчанов двигался по роскошному буковому лесу и не без удовольствия думал о том, что с браконьерством они, кажется, покончили. Вот уже четыре месяца – и только один случай с медведицей в ущелье Желобном. Да и это происшествие можно считать раскрытым. Хотя он и не завёл дела на Цибу, виновник, в общем-то, известен: либо Михаил Циба, либо этот мерзавец Матушенко. Вот это «либо» и помешало ему привлечь к ответственности бывшего пасечника. Кое-что следовало ещё уточнить.

Матушенко как в воду канул. Когда серая «Волга» умчалась из Камышков, Егор Иванович оповестил по радио Таркова, чтобы проследил за пастушьими балаганами – не появится ли там нежелательный человек. Тарков специально ездил в прибрежный колхоз, чтобы узнать, где Матушенко. Сказали – уволился. След его затерялся. Это можно понять. Ну что ж, скатертью дорога.

Впрочем, и другие примолкли. Циба как будто собирался переехать в степь, толковали, что хату продаёт. Того парня, что стрелял в Молчанова, тоже больше не видели – словом, жизнь растрепала молодцов, почуяли они, что в опасную игру играют, и, как говорится, «завязали». Во всяком случае, не слышно, чтобы постреливали.

С горы на гору, через глубокие, лесом заросшие седловины шёл Егор Иванович Молчанов от одной реки к другой по самым диким местами, шёл тихо, тем неслышным шагом следопыта, который вырабатывается годами и десятилетиями.

А сзади, удачно маскируясь, брёл Самур.

Ничего ему не оставалось, как только идти за хозяином, за бывшим хозяином, которого он бросил почти год назад. Но тогда жила Монашка и овчар не мог поступить иначе. Теперь нет волчицы, и ничто уже не привязывает его к дикой жизни; он просто одинокий бродяга, нет ему места в этих бесконечных лесах, нет у него и цели, к которой он мог бы стремиться. Вот только хозяин… Но и к нему не мог подойти одичавший полуволк, даже на глаза боялся показаться – человек вызывал в нем страх и в то же время тянул к себе со страшной силой. Как бы он прижался сейчас к ноге хозяина, как затих бы от счастья, если бы тёплая рука коснулась его ушей! Но что-то тёмное и властное удерживало Шестипалого от этого поступка. Вот и крался он теперь за хозяином, не мог уйти, но и заставить себя приблизиться не мог. Ведь это означало бы стать прежним овчаром, послушно исполняющим волю человека, а как он тогда поступит со своей собственной волей, если она разрослась и укрепилась в нем за месяцы дикой жизни?

Двигался лесник по горам. Брёл за ним Шестипалый, отвлекаясь только за тем, чтобы найти себе пищу.

Спустя двое суток, когда далеко по левую руку остался хребет и округлая гора-ориентир, ландшафт несколько изменился. Беспорядочно разбросанные увалы стали ниже, но круче, отдельные вершины обрывались неожиданными пропастями, начались скальные сдвиги, рваные ущелья, речушки рассвирепели и рвались к побережью с одержимостью бегунов на короткие расстояния. И лес в этом районе словно бы подвергся насильственной экзекуции, он стоял криво и косо, заваленный буреломом, камнями, упавшими ветками, оброс зелёным мхом – в общем, какой-то тёмный и злой с виду. Недалеко отсюда проходила граница заповедника, самый трудный и далёкий район гор. Вероятно, по этой причине кордон, где жили лесники, был вынесен за границу, ближе к побережью. Там имелись кое-какие тропы и можно было контролировать подходы к самому заповеднику.

Но Молчанов не торопился к кордону. Чутьё опытного лесника вело его в этот труднодоступный район.

Из густых лесов на подступах к перевалам изгнать браконьеров удалось. С самих перевалов, используя бескорыстную помощь туристов, тоже. Пастбища, вплотную примыкающие к заповеднику, находились под неослабным контролем, честные пастухи и без лесников выгоняли любителей поживиться медвежатиной или олениной. Естественно, что самым отчаянным браконьерам оставалось только одно – уйти вот в такие недоступные уголки с краю заповедника, где контроль слабее, а диких животных не меньше, чем у перевалов. Тем более, что до Сочи отсюда совсем рукой подать. А где есть город, там найдутся и покупатели парного мяса. И по дешёвке.

Речку Сочинку знает всякий, кому приходилось бывать на побережье. В черте города речку одели бетоном, спрямили, украсили белыми набережными, висячими мостиками и аллеями из кипарисов.

Уже за чертой города Сочинка становится неузнаваемой. Кипит, сваливаясь с одной кручи на другую. Мечется по долине, оставляя за собой галечные отмели, острова и подмытые берега.

Чем выше по течению, тем круче у неё берега, уже долинка, глуше ущелье. В верховьях речка и её притоки поразительно дики и опасны. Старые завалы из стволов и камней делают берега совершенно непроходимыми; поток грохочет, словно зверь, сорвавшийся с цепи; все здесь заросло дремучим лесом, а лес этот от земли до вершин обвит плющом и ломоносом, горы взрезаны пропастями, провалами, ущельями. Трудно поверить, что в каких-нибудь тридцати – сорока километрах отсюда шелестит спокойное море у приветливых берегов, ходят беспечные люди и мчатся по асфальту чистенькие машины.

Это контрасты Кавказа. Тихой тенью проходил Молчанов по водосбору Сочинки, внимательно вслушиваясь в звуки леса. Он спугивал стада кабанов, залёгших среди букового подлеска, наблюдал вблизи жизнь пугливых косуль, все чаще и чаще с удивлением оглядывался, когда позади вдруг раздавался сигнал тревоги и животные в ужасе мчались мимо него, удирая от какой-то неведомой опасности. Самур их беспокоил больше, чем лесник, но человек не мог увидеть овчара.

На утренней заре Егор Иванович стал свидетелем картины, забавной и поучительной одновременно.

К большому дереву черешни медведица привела малыша. Медвежонок бегал около матери, как вьюнок, он не знал отдыха, кувыркался, ломал ветки кустарника, рыл под пнями землю, гонялся за стрекозами, а мать тем временем спокойно обходила поляну, со всех сторон рассматривая крону интересующего её дерева. Черешня стояла нарядная, как девушка, обвешанная бусами. Чёрные и алые ягоды, умытые росой, заманчиво блестели.

Медведица пыталась достать сладкую приманку. Но ветки росли высоко, она не сумела дотянуться до них. Залезть на дерево большого труда не стоило, но она, видно, боялась оставить малыша без присмотра. Мать что-то тихо прорычала, медвежонок послушно подкатился, и она толкнула его носом к стволу. Малыш не понял. Она лапой прижала его к дереву, и он заверещал. Раздался лёгкий шлёпок, медвежонок уцепился за гладкую кору и повис, надеясь избежать нового хлопка, а ей только того и хотелось: подталкивая малыша под зад, она заставила его лезть выше и выше, а затем полезла сама.

Егор Иванович смотрел и горько сожалел, что нет с ним рядом Ростислава Андреевича. Какая сцена!

Семейка осмотрелась на ветках; озорной малыш с любопытством разглядывал лесной мир с высоты, а мать не стала терять времени. Она подтянула к себе ближние ветки, и ягоды стали исчезать в её пасти с удивительной быстротой. Немного погодя и малыш стал повторять материнские движения. Он был легче и сумел забраться выше. Как воришка в чужом саду, обхватив одной лапой ствол, он подтягивал коготками тяжёлые от ягод веточки и чмокал губами. Падали на землю ягоды, сыпался зелёный лист.

Наевшись, медведица стала слезать осторожно, задом. Она благополучно опустилась на землю, где лежали поломанные ветки с уцелевшими ягодами, но не тронула их, а, задрав морду, ревниво следила за сыном, которому так понравилось наверху, что он и не подумал спуститься. Раздался нетерпеливый рык – это, наверное, было последнее, самое серьёзное предупреждение, за которым последовала бы взбучка. Медвежонок начал неловко слезать, но не по стволу, а по боковой ветке. Он добрался до конца, ветка согнулась, однако до земли оставалось ещё метра два, медвежонок хотел было повернуть обратно, не удержался и повис на передних лапах, отчаянно вереща и перебирая в воздухе короткими ножками. Медведица мгновенно оказалась под ним, встала на дыбы и довольно бесцеремонно сбросила его на землю, да ещё дала вдогонку увесистый шлёпок. А ему хоть бы что! Перелетел через голову, поднялся, увидел наломанные ветки и все забыл, проворно обгрызая вкусную ягоду.

Они ушли, оставив после себя обобранную черешню. Егор Иванович легонько улыбался в усы. Кто и где может увидеть такую редкостную картину?…

Жаркий полдень застал Молчанова на склоне густого каштанового леса. Когда он достиг заметной тропы вниз, то остановился и, немного подумав, тронулся по ней к реке.

Это была оленья тропа, хорошо набитая, свежая. Она вела с солонцов на вершине горы к водопою. Тропа очень привлекательная для любителей поживиться добычей.

Чутьё не подвело его и на этот раз.

Когда впереди дрогнули кусты, он остановился как вкопанный, карабин скользнул на ремне. Снова задрожал и забился куст орешника, только тогда Молчанов понял, что это значит. Он снял с шеи ремень карабина и обнажил свой тяжёлый нож.

Так и есть!

Между двух деревьев бился олень. Несчастное животное стояло на истоптанной, взбитой земле только задними копытами. Передние ноги его висели в воздухе и непрерывно, как в судороге, били по пустоте, по кустам, тщетно стараясь отыскать опору. Высоко вздёрнутая голова оленя, тонкая, до предела вытянутая шея, вытаращенные в ужасе глаза, розовая пена на широко открытых губах – все говорило о том, что животное доживает последний час жизни. А ему так не хотелось умирать! Олень перебирал и перебирал ногами, но что-то сильное и неведомое держало его на подвесе, давило горло, и, лишь вытянувшись из последних сил, он мог хоть немного ослабить это страшное удушье.

Он висел в петле.

Тонкий трос, хитро поставленный между двух деревьев на самой тропе, вторым концом был зачален к согнутому молодому грабу. Стоило только рвануть петлю, как деревца освобождалось от зацепки, его вершина взлетала вверх и тянула за собой трос с петлёй на конце. Животное, попавшее в петлю шеей, ногой, туловищем, оказывалось подвешенным.

Сколько раз Егор Иванович находил в лесах скелеты пойманных таким образом и забытых животных! Более изуверский и более мучительный способ лова трудно придумать!

Несколькими ударами тяжёлого ножа лесник свалил граб, деревцо рухнуло на землю. Упал и обессиленный олень. Трос удавкой тянулся к его горлу. Осторожно, чтобы не попасть под нечаянный удар копыта, Молчанов подошёл и прижал голову оленя к земле. Олень сделал слабую попытку приподняться, у него не оставалось сил, чтобы противиться человеку. Животному ведь нельзя доказать, что есть люди злые и есть добрые. Когда один из злых впервые убил на виду целого стада оленя, люди, с точки зрения уцелевших и всех последующих оленьих поколений, были целиком зачислены в разряд коварных и жестоких врагов. И пребывают в этом нелестном звании по сю пору.

Егор Иванович ослабил петлю. Она ссадила кожу, шея животного кровоточила. Снять тросик оказалось уже нетрудным делом. Олень только слабо перебирал ногами и тяжело мычал.

– Не спеши, милок, дай я полечу тебя, – сказал лесник и, достав из карманчика рюкзака пузырёк, полил тёмной жидкостью рану на шее. – Ну, а теперь беги.

Он отпустил рога, шлёпнул ладонью по крупу. Олень вскочил было, но зашатался и со стоном упал. Глаза его закрылись.

– Ослабел ты, милок. Полежи, отдышись.

Егор Иванович отошёл в сторонку и стал внимательно рассматривать землю около предательской петли. Он даже вскрикнул от удивления.

На сером суглинке за только что срубленным грабом отчётливо виднелись следы очень знакомых сапог: крупная ёлочка и поперечные полосы каблука.

Лесник подозрительно огляделся. Неужели опять старые знакомые? Или все браконьеры Кавказа – черт бы их побрал! – обуты в одинаковые сапоги?

Олень собрался с силами, поднялся и, косо оглядываясь на своего спасителя, с трудом пошёл в сторону. Но не прошло и трех минут, как послышался треск валежника, и он стремглав пробежал вниз, к реке. Какая опасность придала ему силу?

Егор Иванович лёг за мшистый камень и затаился. Он умел ждать. Прошло пять, десять, пятнадцать минут, в лесу ничто не нарушило тишины, и Молчанов подумал, что олень испугался какого-нибудь пустяка. Ожегшись на молоке – дуешь на воду…

И все-таки ждать придётся. Раз петлю настроили – явятся проверять.

Что за изощрённые злодеи! Вероятно, они отказались от выстрелов. На звук винтовки кто-нибудь да прибежит. Тогда решили прибегнуть к петлям и, может быть, к капканам. Лес становился опасным. Это как мины. Ведь в стальной капкан может угодить не только животное, но и человек, петля не разбирает, кого вздёрнет к небу. И не каждый раз к несчастному придут на выручку. Одно успокаивает: здесь мало кто ходит. Разве какой-нибудь шальной искатель приключений из числа летних сочинских гостей вздумает пройти напрямик к перевалам. Горе ему, если на пути неожиданно окажется браконьерская ловушка!

Лесник отошёл от тропы шагов на семьдесят, выбрал место под скалой, обросшей самшитом, но так, чтобы видеть тропу как можно дальше, и, не разведя костра, улёгся на кучу свежих веток.

Сутки, а может быть, и больше придётся провести здесь.

3

Самур, напугавший оленя, тоже залёг недалеко от хозяина. Он все время чувствовал его запах. Он ждал, что сейчас запахнет дымом костра и варёным мясом, но эти волнующие запахи бивуака почему-то не появились, хотя папиросный дымок ощущался довольно хорошо.

Лежать ему скоро надоело, захотелось есть, и Шестипалый пошёл поохотиться. За крупным зверем он идти не мог и отправился на скалы, заросшие шиповником и кизилом, в надежде словить там зазевавшегося тетерева.

Ему повезло. Самур наткнулся на гнездо и разорил его, пообедав глупой тетёркой, которая считала, что если спрятать в валежнике краснобровую свою голову, то враг ничего другого не увидит.

Самура донимали комары, и он забрался повыше на скалы. В горах есть много таких мест, где спокойный склон, поросший лесом, вдруг неожиданно обрывается отвесной стеной или расщепляется на белые останцы с кизиловыми островками на вершинах и бездонными провалами по сторонам.

Самур перепрыгнул через тёмную, неширокую трещину и очутился на крошечном продолговатом пятачке среди розового барбариса и тонких деревьев граба. На высокой скале не было комаров, здесь свободно тянуло прохладным воздухом, а в три стороны открывался необыкновенно красивый вид на узкую зеленую долину и на небольшой, приподнятый над долиной лесистый цирк, углублённый в гору.

С самого края этой лесной глухомани к небу лениво подымалась струйка прогоревшего костра.

Самур насторожился. Сонливость, овладевшая им после охоты, исчезла. Вытянув чуткий нос, Шестипалый тщательно исследовал запахи. Ничего нового они не принесли. Слишком далеко этот костёр.

Он снова перескочил через трещину и, повинуясь безотчётному желанию известить об открытии своего хозяина, направился к скале около тропы, где сидел лесник, но не добежал, потому что дикое вновь восторжествовало и он не нашёл в себе силы приблизиться. Тогда Самур сделал вокруг Молчанова и звериной тропы обширный круг, чтобы узнать, кто же тут ходит, кроме них двоих. След, на который он вскоре наткнулся, заставил овчара глухо зарычать. Из далёкого прошлого вдруг просветлилась картинка: лесная избушка, дождь, чужие люди в брезентовых плащах, выстрел и, как сквозь сон, удары ногой и запах этого сапога…

Самур побежал по следу. Обогнул скалы, вступил на осыпь у самого их основания. Отличное место для укрытия – мелкий щебень, нависшие лапы рододендрона, глубокие ниши в камне, – тут можно бесконечно долго жить, не опасаясь быть открытым. Несколько дальше в едва намеченной расщелине бежал ручеёк, родившийся из каменной стены, а за ручейком стоял шалаш, сложенный из веток пихты.

Перед шалашом лениво дымил прогоревший костёр, тот самый, что Самур видел сверху. Жар покрылся белым пеплом, дымилось только бревно, положенное на угли.

У костра и в шалаше никого не оказалось.

Самур обежал это опасное место и отыскал клад, куда протоптали заметную дорожку: в глубоком и мокром ущелье сохранился снег, сверху его заботливо укрыли ветками, чтобы не быстро таял. От снежника исходил сильный запах парного мяса. Хранилище.

Овчар бросился назад, спрямляя путь. В горле у него клокотало. Рвался и не находил выхода хриплый и тревожный лай. Как ещё мог Шестипалый предупредить своего хозяина об опасности?

Неожиданно набросило сильным духом чужих людей. Самур лёг и стал смотреть сквозь кусты.

По лесу пробирались двое. В распахнутых телогрейках, без головных уборов, со слипшимися от пота волосами. Они тяжело дышали. На короткой жерди люди несли небольшого оленя. Ноги у него были связаны, сквозь них просунута жердь. Безрогая голова оленухи мертво отвисла и временами, задевая за камни, глухо стучала.

Они шли к шалашу.

Самур пропустил их и пошёл следом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю