Текст книги "Cor ardens"
Автор книги: Вячеслав Иванов
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
В этой призрачной Пальмире,
В этом мареве полярном,
О, пребудь с поэтом в мире
Ты, над взморьем светозарным
Мне являвшаяся дивной
Ариадной, с кубком рьяным,
С флейтой буйно-заунывной
Иль с узывчивым тимпаном,—
Там, где в гроздьях, там, где в гимнах
Рдеют Вакховы экстазы…
В тусклый час, как в тучах дымных
Тлеют мутные топазы,
Закружись стихийной пляской
С предзакатным листопадом
И под сумеречной маской
Пой, подобная менадам!
В желто-серой рысьей шкуре,
Увенчавшись хвоей ельной,
Вихревейной взвейся бурей,
Взвейся вьюгой огнехмельной!..
Ты стоишь, на грудь склоняя
Лик духовный – лик страдальный,
Обрывая и роняя
В тень и мглу рукой печальной
Лепестки прощальной розы,—
И в туманные волокна,
Как сквозь ангельские слезы,
Просквозили розой окна —
И потухли… Всё смесилось,
Погасилось в волнах сизых…
Вот – и ты преобразилась
Медленно… В убогих ризах
Мнишься ты в ночи Сивиллой…
Что, седая, ты бормочешь?
Ты грозишь ли мне могилой?
Или миру смерть пророчишь?
Приложила перст молчанья
Ты к устам – и я, сквозь шепот,
Слышу медного скаканья
Заглушенный тяжкий топот…
Замирая, кликом бледным
Кличу я: «Мне страшно, дева,
В этом мороке победном
Медно-скачущего Гнева»…
А Сивилла: «Чу, как тупо
Ударяет медь о плиты…
То о трупы, трупы, трупы
Спотыкаются копыта»…
Над севами грады
Голубиные падают.
Над гневами радуги
Любимою радуют
Надеждой оратаев,
Небес соглядатаев.
Я ль пагубным вестницам
Доверюсь, пророчица?
По радужным лестницам
Сойти к вам захочется
Зверям-погубителям,
Царям-опалителям,
Огням-небожителям.
Ирида коварная —
Приспешница Герина,
Владычицы Громовой.
Дугой огнезарною
Година размерена
Гордыни Содомовой.
Вам радуги кинуты
Не вестью заветною
(Заветы отринуты!) —
Петлей многоцветною.
Повынуты жребии,
Суды напророчены;
И кинут отребия,
Цепом отмолочены.
Л.Д. Зиновьевой-Аннибал
В тайник богатой тишины
От этих кликов и бряцаний,
Подруга чистых созерцаний,
Сойдем – под своды тишины,
Где реют лики прорицаний,
Как радуги в луче луны.
Прильнув к божественным весам
В их час всемирного качанья,
Откроем души голосам
Неизреченного молчанья!
О, соизбранница венчанья,
Доверим крылья небесам!
Души глубоким небесам
Порыв доверим безглагольный!
Есть путь молитве к чудесам,
Сивилла со свечою смольной!
О, предадим порыв безвольный
Души безмолвным небесам!
СОЛНЦЕ ЭММАУСАДень третий рдяные ветрила
К закатным пристаням понес…
В душе – Голгофа и могила,
И спор, и смута, и вопрос…
И, беспощадная, коварно
Везде стоит на страже Ночь,—
А Солнце тонет лучезарно,
Ее не в силах превозмочь…
И неизбежное зияет,
И сердце душит узкий гроб…
И где-то белое сияет,
Над мраком зол, над морем злоб!
И женщин белых восклицанья
В бреду благовестят – про что?..
Но с помаваньем отрицанья,
Качая мглой, встает Ничто…
И Кто-то, странный, по дороге
К нам пристает и говорит
О жертвенном, о мертвом Боге…
И сердце – дышит и горит…
Всегда умираю, всегда воскресаю (лат.).
[Закрыть]
Н.М. Минскому
Меж мгновеньем и мгновеньем
Бездна темная зияет.
По змеисто-зыбким звеньям
Тухнет свет, и свет сияет
Над струистою могилой.
Сладко, вспыхнув лунной силой,
Вновь тонуть мне в силе темной,—
Малой искрой миг единый
Мреть – и меркнуть – над огромной
Колыбельною пучиной.
Ходит бездной дух-гаситель,
Ходит бездной воскреситель
На божественном приволье…
Погасая, воскресая,
Сладко мне мое безволье
Доверять валам надежным…
Светлой думы полоса я
Над глубоким Невозможным.
Двух Дев небесных я видел страны:
Эфир твой, Аттика, твой затвор, Галилея!
Над моим триклинием – Платона платаны.
И в моем вертограде – Назарета лилея.
Я видел храм Девы нерукотнорный,
Где долинам Эдема светит ангел Гермона,—
Парфенон златоржавый в кремле Необорной
Пред орлом синекрылым Пентеликона.
И, фиалки сея из обители света,
Мой венок элевсинский веяньем тонким
Ласкала Афина; медуница Гимета
К моим миртам льнула с жужжаньем звонким.
Голубеют заливы пред очами Паллады
За снегами мраморов и маргариток;
В хоровод рыжекосмый соплелись ореады;
Древний мир – священный пожелтелый свиток.
Шлемом солнечным Взбранная Воевода
Наводит отсветную огнезрачность,
Блеща юностью ярою с небосвода:
И пред взорами Чистой – золотая прозрачность.
И в просветных кристаллах излучины сини;
И дриады безумие буйнокудрой
Укротила богиня; и открыты святыни
Ясноокой, и Строгой, и Безмужней, и Мудрой.
И за голою плахой Ареопага
Сребродымная жатва зеленеет елея;
За рудою равниной – как яхонт – влага;
Тополь солнечный блещет и трепещет, белея.
Пред Гиметом пурпурным в неге закатной
Кипарисы рдеют лесного Ардета,
Олеандры Илисса, и пиний пятна
На кургане янтарном Ликабета.
Злато смуглое – дароносицы Эрехтея;
Колос спелый – столпные Пропилеи;
Терем Ники – пенная Левкотея…
Но белее – лилия Галилеи!
Там, далече, где жаждут пальмы Магдалы
В страстной пустыне львиной, под лобзаньем лазури,
Улыбаются озеру пугливые скалы,
И мрежи – в алмазах пролетевшей бури.
И – таинницы рая – разверзли долины
Растворенным наитьям благовонные лона:
И цветы расцветают, как небесные крины;
И колосья клонятся Эздрелона.
Лобный купол круглится, розовея, Фавора;
И лилия утра белее асбеста;
И в блаженную тайну заревого затвора
Неневестная сходит с водоносом Невеста.
ПЕСНИ ИЗ ЛАБИРИНТА1 ЗНАКИ
То пело ль младенцу мечтанье?
Но все я той песни полн…
Мне снится лучей трепетанье,
Шептанье угаданных волн.
Я видел ли в грезе сонной,
Младенцем, живой узор —
Сень тающей сети зеленой,
С ней жидкого золота спор?
Как будто вечерние воды
Набросили зыбкий плен
На бледно-отсветные своды,
На мрамор обветренный стен.
И там, в незримом просторе,
За мшистой оградой плит,
Я чую – на плиты море
Волной золотой пылит…
Чуть шепчет – не шепчет, дышит
И вспомнить, вспомнить велит —
И знаки светом пишет,
И тайну родную сулит.
2 ТИШИНА
С отцом родная сидела;
Молчали она и он,
И в окна ночь глядела…
«Чу,– молвили оба,– звон»…
И мать, наклонясь, мне шепнула:
«Далече – звон… Не дыши!..»
Душа к тишине прильнула,
Душа потонула в тиши…
И слышать я начал безмолвье
(Мне было три весны) —
И сердцу доносит безмолвье
Заветных звонов сны.
3 ПАМЯТЬ
И видел, младенцем, я море
(Я рос от морей вдали):
Белели на тусклом море
В мерцающей мгле корабли.
И кто-то гладь голубую
Показывал мне из окна —
И вещей душой я тоскую
По чарам живого сна…
И видел я робких оленей
У черной воды ложбин,
О, темный рост поколений!
О, тайный сев судьбин!
4 ИГРЫ
Мой луг замыкали своды
Источенных мраморных дуг…
Часы ль там играл я – иль годы —
Средь бабочек, легких подруг?
И там, под сенью узорной,
Сидели отец и мать.
Далось мне рукой проворной
Крылатый луч поймать.
И к ним я пришел, богатый,—
Поведать новую быль…
Серела в руке разжатой,
Как в урне могильной,– пыль.
Отец и мать глядели:
Немой ли то был укор?
Отец и мать глядели;
Тускнел неподвижный взор,
И старая скорбь мне снится,
И хлынет в слезах из очей…
А в темное сердце стучится
Порханье живых лучей.
5 СЕСТРА
И где те плиты порога?
Из аметистных волн —
Детей – нас выплыло много.
Чернел колыбельный челн.
Белела звезда отрады
Над жемчугом утра вдали.
Мы ждали у серой ограды…
И все предо мной вошли.
И я в притвор глубокий
Ступил – и вот – Сестра.
Не знал я сестры светлоокой:
Но то была – Сестра.
И жалостно так возрыдала,
И молвила мне: «Не забудь!
Тебя я давно поджидала:
Мой дар возьми в свой путь».
И нити клуб волокнистый —
Воздушней, чем может спрясти
Луна из мглы волнистой,—
Дала и шепнула; «Прости!
До тесной прости колыбели,
До тесного в дугах двора,—
Прости до заветной цели,
Прости до всего, что – вчера»…
6 В ОБЛАКАХ
Ночь пряжу прядет из волокон
Пронизанной светом волны.
И в кружево облачных окон
Глядят голубые сны.
И в трещинах куполов тлеет
Зенит надлунных слав;
И в тусклых колодцах белеет
Глубоких морей расплав.
В даль тихо плывущих чертогов
Уводит светлая нить —
Та нить, что у тайных порогов
Сестра мне дала хранить.
Как звон струны заунывной,
В затвор из затвора ведет,
Мерцая, луч прерывный,—
И пряха Ночь прядет.
И, рея в призраках зданий,
Кочует душа, чутка
К призывам сквозящих свиданий,
За нитью живой мотка.
Кочует средь кладбищ сонных
И реет под сень и столпы,
Где жатвы коленопреклонных,
Где пляска свивает толпы,—
На овчие паствы безбрежий
И в шаткий под инеем лес,
Сплетеньем разостланных мрежей,
По замкам глухим небес…
И путь окрыленный долог:
Но Тайной – мне ль измениться
Из полога в облачный полог
Бежит, мелькая, нить…
И вдруг из глуби черной
Зигзаг ледяной возник;
Увижу ль с кручи горной
Разоблаченный лик?
Сугробы последней поляны
Алмазный застлали восклон…
Сквозят и тают туманы —
И тает, сквозя, мой сон…
ПОВЕЧЕРИЕÅ Л.Д. Зиновьевой-Аннибал
(Загорье, Могил. г., 1907, июнь – октябрь)
Здесь тихая душа затаена в дубравах
И зыблет колыбель растительного сна,
Льнет лаской золота к волне зеленой льна
И ленью смольною в медвяных льется травах.
И в грустную лазурь глядит, осветлена,—
И медлит день тонуть в сияющих расплавах,
И медлит ворожить на дремлющих купавах
Над отуманенной зеркальностью луна.
Здесь дышится легко, и чается спокойно,
И ясно грезится, и всё что в быстрине
Мятущейся мечты нестрого и нестройно,
Трезвится, умирясь в душевной глубине,
И, как молчальник-лес под лиственною схимой,
Безмолвствует с душой земли моей родимой.
В поле гостьей запоздалой,
Как Церера в ризе алой,
Ты сбираешь васильки;
С их душою одичалой
Говоришь душой усталой;
Вяжешь детские венки.
Вязью темно-голубою
С поздней, огненной судьбою
Золотые вяжешь дни;
И над бездной роковою
Этой жертвой полевою
Оживляются они,—
Дни, когда в душе проснулось
Всё, в чем сердце обманулось,
Что вернулось сердцу вновь…
Всё, в чем сердце обманулось,
Ярче сердцу улыбнулось —
Небо, нива и любовь,
И над щедрою могилой
Не Церерою унылой
Ты о дочери грустишь:
День исходит алой силой,
Весть любви в лазури милой,
Золотая в ниве тишь.
Чисты воды ключевые,
Родники – струи живые;
В темном лесе – студенец.
В тихой сеннице прохлада;
Над криницею лампада
Золотит Христов венец.
В райском поле – огородец,
Цвет лазоревый – колодец.
Говорит с душой Христос:
«Наклонися у криницы,
Зачерпни Моей водицы
Полон емкий водонос».
Твоя ль голубая завеса,
Жена, чье дыханье – Отрада,
Вершины зеленого леса,
Яблони сада
Застлала пред взором, омытым
В эфире молитв светорунном,
И полдень явила повитым
Ладаном лунным?
Уж близилось солнце к притину,
Когда отворилися вежды,
Забывшие мир, на долину
Слез и надежды.
Еще окрылиться робело
Души несказанное слово —
А юным очам голубела
Радость Покрова.
И долго незримого храма
Дымилось явленное чудо,
И застила синь фимиама
Блеск изумруда.
Осень… Чуть солнце над лесом привстанет,
Киноварь вспыхнет, зардеет багрец.
По ветру гарью сладимой потянет…
Светлый проглянет из облак борец:
Озимь живая, хмурая ель.—
Стлань парчевая – бурая прель…
Солнце в недолгом бореньи стомится —
Кто-то туманы прядет да прядет,
Бором маячит, болотом дымится,
Логом струится, лугом бредет,—
По перелесьям пугает коня,—
Темным безвестьем мает, стеня…
Обнищало листье златое.
Просквозило в сенях осенних
Ясной синью тихое небо,
Стала тонкоствольная роща
Иссеченной церковью из камня;
Дым повис меж белыми столпами;
Над дверьми сквозных узорочий
Завесы – что рыбарей Господних
Неводы, раздранные ловом,—
Что твои священные лохмотья
У преддверий белого храма,
Золотая, нищая песня!
За четкий холм зашло мое светило,
За грань надежд, о сердце, твой двойник!
И заревом царьградских мозаик
Иконостас эфирный озлатило.
Один на нем начертан строгий лик.
Не все ль в былом его благовестило?
Что ж в тайниках истоков возмутило
Прорвавшийся к морям своим родник?..
Луна сребрит парчу дубрав восточных;
И, просквозив фиалковую муть,
Мерцаньями межуют верный путь
Ряды берез, причастниц непорочных,
И пыль вдали, разлукой грудь щемя,
На тусклые не веет озимя.
Заходит пламенеющее сердце (лат.).
[Закрыть]
Моя любовь – осенний небосвод
Над радостью отпразднованной пира.
Гляди: в краях глубокого потира
Закатных зорь смесился желтый мед
И тусклый мак, что в пажитях эфира
Расцвел луной. И благость темных вод
Творит вино божественных свобод
Причастием на повечерьи мира…
.…………………………………………..
…………………………………………..
…………………………………………..
…………………………………………..
…………………………………………..
…………………………………………..
КНИГА ВТОРАЯ
SPECULUM SPECULORUM
ЗЕРКАЛО ЗЕРКАЛ
ВАЛЕРИЮ БРЮСОВУ
ARCANA[9]9
Тайны (лат.).
[Закрыть]
Заискрится ль звезда закатной полосы -
Звездой ответной в поднебесье
Восток затеплится: и Божье равновесье
Поют двух пламеней Весы.
И не вотще горит, в венце ночной красы,
Над севом озимей созвездье,
Что дух, знаменовав всемирное Возмездье,
Нарек таинственно: Весы.
Как ветр, колышущий зеленые овсы,
Летят Победа и Обида
По шатким бороздам, и держит Немезида
Над жизнью Иго и Весы.
Мы с солнцем шепчемся, цветя, под звон косы;
Детей качаем над могилой;
И жребий каждого в свой час к земле немилой
Склонят бессмертные Весы.
И никлый стебль живит наитие росы,
И райский крин спалили грозы.
Железа не тяжки: но тяжко весят – розы,
И ровно зыблются Весы.
Пусть, с пеной ярых уст, вся Скорбь, что рвет власы,
Вас накреня, в рыданьях душных,
На чаше виснет Зол, вы ж играм сильф воздушных
Послушны, чуткие Весы!
Совьются времена – в ничто; замрут часы;
Ты станешь, маятник заклятья!
Но стойкий ваш покой все чертит крест Распятья,
Неумолимые Весы!
Dante, Inf, XXV 41[10]10
Были змеи, подругами моими. Данте, Ад, XXV, 4 (ит.).
[Закрыть]
Валерию Брюсову
Уж я топчу верховный снег
Алмазной девственной пустыни
Под синью траурной святыни;
Ты, в знойной мгле, где дух полыни,-
Сбираешь яды горьких нег.
В бесплотный облак и в эфир
Глубокий мир внизу истаял…
А ты – себя еще не чаял
И вещей пыткой не изваял
Свой окончательный кумир.
Как День, ты новой мукой молод;
Как Ночь, стара моя печаль.
И я изведал горна голод,
И на меня свергался молот,
Пред тем как в отрешенный холод
Крестилась дышащая сталь.
И я был раб в узлах змеи,
И в корчах звал клеймо укуса;
Но огнь последнего искуса
Заклял, и солнцем Эммауса
Озолотились дни мои,
Дуга страдальной Красоты
Тебя ведет чрез преступленье.
Еще, еще преодоленье,
Еще смертельное томленье -
И вот – из бездн восходишь ты!
Есть агница в базальтовой темнице
Твоей божницы. Жрец! Настанет срок -
С секирой переглянется восток,-
И белая поникнет в багрянице,
Крылатый конь и лань тебя, пророк,
В зарницах снов влекут на колеснице:
Поникнет лань, когда «Лети!» вознице
Бичами вихря взвизгнет в уши Рок.
Елей любви и желчь свершений черных
Смесив в сосудах избранных сердец,
Бог две души вдохнул противоборных -
В тебя, пророк,– в тебя, покорный жрец!
Одна влечет, другая не дерзает:
Цветы лугов, приникнув, лобызает.
Лунная баллада
Я стою в тени дубов священных,
Страж твоих угодий сокровенных,
Кормчая серебряных путей!
И влачит по заводям озерным
Белый челн, плывущий в небе черном,
Тусклый плен божественных сетей.
И влачатся, роясь под скалами,
Змеи-волны белыми узлами;
И в крылатых просветах ветвей,
Дея чары и смыкая круги,
Ты на звенья кованой кольчуги
Сыплешь кольца девственных кудрей.
Так я жду, святынь твоих придверник,
В эту ночь придет ли мой соперник,
Чистая, стяжавший ветвь твою,
Золотой добычей торжествуя,
Избранный, от чьей руки паду я,
Кто мой скиптр и меч возьмет в бою.
Обречен ли бранник твой, Диана,
Новой кровью жадный дерн кургана
Окропить и в битве одолеть?
И сойдешь ты вновь, в одеждах белых,
На устах пришельца омертвелых
Поцелуй небес напечатлеть.
И доколь, кто тайн твоих достоин,
Не придет, я буду, верный воин,
Жрец и жертва, лунный храм стеречь,
Вещих листьев слушать легкий лепет
И ловить твоих касаний трепет,
Льющихся на мой отсветный меч.
РУНЫ ПРИБОЯ… На отмели зыбучей,
где начертал отлив немые письмена.
«Кормчие звезды»
Рудой ведун отливных рун,
Я – берег дюн, что Бездна лижет;
В час полных лун седой валун,
Что, приливая, море движет.
И малахитовая плеснь
На мне не ляжет мягким мохом;
И с каждым неутомным вздохом
Мне памятней родная песнь.
И все скользит напечатленней
По мне бурунов череда;
И все венчанней, всё явленней
Встает из волн моя звезда…
Рудой ведун глубинных рун,
Я – старец дюн, что Бездна лижет;
На взморье Тайн крутой валун,
Что неусыпно Вечность движет.
Людских судеб коловорот
В мой берег бьет неутомимо:
Тоскует каждый, и зовет,
И – алчущий – проходит мимо.
И снова к отмели родной,
О старой памятуя встрече,
Спешит – увы, уже иной!
А тот, кто был, пропал далече…
Возврат – утрата!.. Но грустней
Недвижность доли роковая,
Как накипь пены снеговая,
Всё та ж – у черных тех камней.
В круговращеньях обыдённых,
Ты скажешь, что прошла насквозь
Чрез участь этих пригвожденных
Страданья мировая ось.
Чем устремительней живу
И глубже в темный дол пройденный путь нисходит,
Тем притягательней очей с меня не сводит
Былое… Не жил я – лишь грезил наяву.
«Мы – жили,– кладбище мне шепчет вслед – беги,
От нас не убежишь! Ты грезил сны; мы – жили…
– Стремился мимо ты: мы скрытно сторожили
Твои шаги!
Отраву наших слез ты пил из пирных чаш…
–. Ты нас похоронил: разрыли мы могилы…
– Мы – спутники твои. Тебе мы были милы.
Навек ты – наш!
Мы не туман: узнай отринутых теней
Из превзойденных бездн простертые объятья…
– Не шелест осени у ног твоих: заклятья
Поблекших дней!
Я руку протянул тебе: ты был далече…
– Я оттолкнул тебя от срыва: грезил ты…
– Друг друга ждали мы: ты не узнал при встрече
Своей мечты.
Меня ты уронил в разымчивой метели;
Живая, я сошла в медлительный сугроб…
– Ты пел, меня сложив в глубокий, узкий гроб,-
О колыбели»…
Серебряно-матовым вырезом горы
Об-он-пол обстали озеро мрачное…
В заповедное, родное, прозрачное
Уходят взоры!
На берег, обвеянный смутою хмурой,
Плюют буруны бешеной пеною…
Долго ли ведаться сердцу с изменою
Подо мглой понурой?
Над лугом поблеклым деревья клонимы
Бесснежною вьюгой – зябкие, голые…
Там, в ясных зазубринах,– пурги веселые,
Глубокие зимы!
Надмирные струи не гасят смертной жажды,
Плеская из бадьи небесных коромысл.
Мы знаки видели, все те же, не однажды:
Но вечно сердцу нов их обманувший смысл.
Весь запад пламенел. Шептали мы; «Почто же
Бог изменился Пождем: сильней придет иной»…
Купалася луна в широком водном ложе;
Катилась в ночь волна – и вновь жила луной.
Взнесен ли нежный серп, повисли ль гроздья ночи -
Дух молит небо: «Стань!»– и Миг: «Не умирай!..»
Все, ждавшие вотще, в земле истлеют очи -
А в небо будет млеть мимотекущий рай.
Тоска явлений (лат.).
[Закрыть]
Кто познал тоску земных явлений,
Тот познал явлений красоту.
В буйном вихре вожделений,
Жизнь хватая на лету,
Слепы мы на красоту явлений.
Кто познал явлений красоту,
Тот познал мечту гиперборея:
Тишину и полноту
В сердце сладостно лелея,
Он зовет лазурь и пустоту.
Вспоминая долгие зоны,
Долгих нег блаженство и полон,-
Улыбаясь, слышит звоны
Теплых и прозрачных лон,-
И нисходит на живые лона.
Фата-моргана, мираж (лат.).
[Закрыть]
Евг.К. Герцык
Так долго с пророческим медом
Мешал я земную полынь,
Что верю деревьям и водам
В отчаяньи рдяных пустынь,-
Всем зеркальным фатаморганам,
Всем былям воздушных сирен,
Земли путеводным обманам
И правде небесных измен.
М.М. Замятниной
Как изваянная, висит во сне
С плодами ветвь в саду моем – так низко…
Деревья спят – и грезятся – при луне,
И таинство их жизни – близко, близко…
Пускай недостижимо нам оно -
Его язык немотный все ж понятен:
Им нашей красотой сказать дано,
Что мы – одно, в кругу лучей и пятен.
И всякой жизни творческая дрожь
В прекрасном обличается обличье;
И мило нам раздельного различье
Общеньем красоты. Ее примножь!-
И будет мир, как этот сад застылый,
Где внемлет вс согласной тишине:
И стебль, и цвет Земле послушны милой;
И цвет, и стебль прислушались к Луне.
1
Что порхало, что лучилось -
Отзвенело, отлучилось,
Отсверкавшей упало рекой…
Мотыльком живое отлетело.
И – как саван – укутал покой
Опустелое тело.
Но бессонные очи
Испытуют лик Ночи:
«Зачем лик Мира – слеп?
Ослеп мой дух,-
И слеп, и глух
Мой склеп»…
Белая, зажгись во тьме, звезда!
Стань над ложем, близкая: «Ты волен»…
А с отдаленных колоколен,
Чу, медь поет; «Всему чреда»…
Чу, ближе: «Рок»…
– «Сон и страда»…
– «Свой знают срок»…
– «Встает звезда»…
Ко мне гряди, сюда, сюда!
2
В комнате сонной мгла.
Дверь, как бельмо, бела.
Мысли пугливо-неверные,
Как длинные, зыбкие тени,
Неимоверные,
Несоразмерные,-
Крадутся, тянутся в пьяном от ночи мозгу,
Упившемся маками лени.
Скользят и маячат
Царевны-рыбы
И в могилы прячут
Белые трупы,
Их заступы тупы,
И рыхлы глыбы
На засыпчатом дне.
«Я лгу -
Не верь,
Гробничной,мне! -
Так шепчет дверь.
– Я – гробничная маска, оттого я бела;
Но за белой гробницей – темничная мгла».
«И мне не верь,-
Так шепчет тень.
– Я редею, и таю,
И тебе рождаю
Загадку – день»…
Ты помедли, белый день!
Мне оставь ночную тень,-
Мы играем в прятки,
Ловит Жизнь иль Смерть меня?
Чья-то ткется западня
Паутиной шаткой…
3
Казни ль вестник предрассветный
Иль бесплотный мой двойник -
Кто ты, белый, что возник
Предо мной, во мгле просветной,
Весь обвитый
Благолепным,
Склепным
Льном,-
Тускл во мреяньи ночном?
Мой судья? палач? игемон?
Ангел жизни? смерти демон?
Брат ли, мной из ночи гроба
Изведенный?
Мной убитый,-
Присужденный
На томительный возврат?
Супостат -
Или союзник?
Мрачный стражник? бледный узник?
Кто здесь жертвами – кто здесь жрец?-
Воскреситель и мертвец?
Друг на друга смотрим оба…
Ты ль, пришлец, восстал из гроба?
Иль уводишь в гроб меня -
В платах склепных,
Благолепных
Бело-мреющего дня?
