Текст книги "Военврач (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Дегтяренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Кроватка

Эти события произошли на исходе 1998 года. Страна ещё не отошла от августовского кризиса-дефолта, а армия – тем более.

Лишь в декабре я получил своё первое офицерское денежное довольствие... за август. Оно ушло на оплату долгов в продуктовых магазинах. Через полтора месяца должен родиться сын. Питерские друзья пообещали подарить детскую кроватку и вещи для новорождённого. Но как их доставить в Улан-Удэ?

Тем временем в части начался зимний период обучения, одной из задач которого была подготовка сержантского состава в учебке в городе Печоры, что на границе Псковской области и Эстонии. Предполагалась отправка самолётом полусотни молодых солдат в сопровождении офицера.

Осмотрев будущих сержантов в медицинском пункте, я написал рапорт, что по своему состоянию здоровья они могут быть допущены к обучению. Однако в связи с неблагоприятными погодными условиями, низкими адаптационными возможностями молодых организмов, необходимо сопровождение медицинского работника.

Начмед выступила против такого решения. Составление годового отчёта, сезонный рост заболеваемости по простуде, борьба с платяным педикулёзом, ремонт медицинского пункта, расконсервация техники – считались более важными.

– У меня сын вот-вот должен родиться, Оксана Петровна! Как и где мне вещи приобретать?

– На Новый год дадим вам недельку отдыха – слетаете!

– А какие гарантии, что роды не начнутся раньше положенного? Да и какой гражданский самолёт возьмёт на свой борт кроватку, не попросив оплаты багажа?

Выслушав наши словесные перепалки, комбриг принял решение.

Позови ко мне, док, начальника строевой. Так и быть, пусть выпишет тебе командировочное удостоверение на четыре дня... А далеко ли ваша кроватка находится от Печор?

– Да совсем рядом с Печорами... в Питере. На электричке туда съезжу. Часа за два, думаю, доберусь! – клятвенно заверил я его. Конечно, приуменьшал, но вот насколько, ещё не предполагал.

Построив солдат учебной роты на плацу, взводник передал их мне по головам.

– Слав, старший команды задерживается. У него семейные проблемы. Подъедет прямо на аэродром. Личные дела и военники у него. Вот тебе список, пятьдесят два человека, – наставлял капитан Женя Иванов, – будь с ними построже. Обалдуи, только что призвались. В головах ещё "гражданские опилки" не выветрились... Самолёт полетит с посадкой и дозаправкой в Новосибе.

– Спасибо, Женя.

На аэродром Восточный прибыли за час до вылета. Подвезли прямо к трапу громадного двухъярусного ИЛа, задняя рампа которого была похожа на громадный клюв птицы-великана, раскрытого в ожидании жертв. В так называемом салоне на откидных металлических лавках уже сидели закамуфлированные пассажиры, летевшие из Уссурийска и различающиеся между собой лишь выражением лиц. Ни ремней безопасности, ни мягких кресел, ни санитарных удобств.

Передал список личного состава командиру экипажа. Шапка набекрень, красное лицо, яркий блеск в глазах, шаткая походка и уловимое амбре.

А где старший команды, документы и личные дела? – спросил он у меня.

Лейтенант Дмитручина задерживается... обещал прибыть с минуты на минуту.

– Ну, смотри у меня, старлей! – как-то двусмысленно промолвил лётчик, – иди звони на свой Пакеляж, пусть ищут этого сукиного сына. Нам взлетать с минуты на минуту.

С пятой попытки я дозвонился дежурному по бригаде, который сообщил, что лейтенант выехал больше часа назад и должен вскоре прибыть.

– Ладно, грузитесь пока, – смягчился командир корабля, видя, что солдаты отплясывают чечётку, – но предупреждаю, что это вам не ТУ-154. Ссать и срать в салоне запрещено... и негде. Так что, весь балласт оставить здесь... на аэродроме... до Новосиба летим без посадок.

После посещения сугробов солдаты, цокая подковами кирзовых сапог, загрузились на второй ярус железного монстра. Температура в салоне была минусовой. Топливозаправщик уже отъехал от самолета, лётчики заняли места в кабине, а Дмитручины всё ещё не было.

– Где твой старший? – нагнетая обстановку, закипал командир экипажа, – я сейчас подам команду "закрыть рампу".

– На подъезде, товарищ майор...

Что делать с полусотней солдат я не знал. Кому их сдавать? Какие документы оформлять? Ну, а самое главное – рушился мой план с кроваткой.

Самолёт медленно выезжал на рулёжную дорожку, готовый вот-вот ворваться в чёрное зимнее небо. Надежды мои таяли.

Внезапно меня одёрнул штурман.

– Док, командир вызывает тебя в кабину.

– Твой сокол на санитарку вылез? – указывает он на тучного военного, забравшегося на крышу медицинского УАЗика.

– Да... он самый!

– По морде бы ему... Ну ладно, на первый раз прощается. Пусть по боковому трапу поднимается, да поскорей.

На борт взобрался шатающийся, раскрасневшийся и довольный лейтенант.

– На, док, держи баклажку! Будет веселей лететь, – он протянул мне двухлитровую бутылку пива, – а я пока посплю. Разбуди меня, если что.

Пить холодное иркутское пиво не хотелось. В салоне температура поднималась медленно. Казалось, радиаторами отопления выступали наши лёгкие. Самолёт набирал высоту, и наряду с холодом мы почувствовали перепады атмосферного давления. Редкие иллюминаторы были заняты солдатскими головами. Возникало ощущение, будто летишь в холодной, дребезжащей железной бочке... Хотелось забыться и ни о чём не думать.

В полночь приземлились на новосибирском аэродроме Толмачёво. Открыли заднюю рампу, и пассажиры убежали в сугробы. На антрацитовом небосклоне застыл яркий диск полной луны. Её лучи освещали металлическую птицу, которая медленно остывала после напряжённого полёта. Солдатики топтались по снегу, обменивались впечатлениями и дымили огоньками самокруток.

После дозаправки самолёт заехал на стоянку.

– Будем ночевать здесь! Вылет на шесть утра! Вопросы есть? – спросил нас командир, – рампа будет открытой всю ночь. Пусть солдаты наденут на себя все свои вещи и намотают тёплые портянки.

Вопросов не было. Температура за бортом -10╟С, и не исключалось её понижение. Поужинав банкой холодной тушёнки с пивом, мы пожелали друг другу спокойной ночи. Я вспомнил лекционные академические часы, когда после ночных дежурств, засыпал сидя, уткнувшись шапкой в парту. Но чтобы зимой и ночью в самолёте, почти в чистом поле... такого ещё не было.

Солдаты походили на антарктических пингвинов, вынашивающих своих птенцов в условиях полярной зимы. Они согревались, тесно прижавшись друг к другу боками, пытаясь собрать тепло своих тел. И мы с Дмитручиной последовали их примеру.

Среди ночи я проснулся от ритмичного стука. Ещё сон или уже реальность? Эхом металлической волны отдавался звук подкованных подошв от замерзающих ног, что напомнило мне шаманский танец. Хотя и мои ступни, несмотря на шерстяные носки, требовали разогрева и невольно присоединились к общему ритму.

В шесть утра на борт поднялись отдохнувшие в гостинице лётчики. Умывшись свежим снегом, и позавтракав кашей из сухого пайка, мы оставили сибирскую землю. Впереди была ещё одна дозаправка, ещё одна посадка, и под вечер мы приземлились в Пскове.

– Когда обратно вылетаете? – спросил я у штурмана.

– Неизвестно... как топливо подвезут... дней через четыре-пять...

Обменявшись с Дмитручиной телефонами, мы договорились о встрече через два дня. Я отправился на Псковский вокзал, а он уехал в Печоры. С пересадками на электричках и почти за четыре часа добрался до Питера. Тёща знала о моём приезде и загодя собрала у наших друзей для будущего внука ползунки, распашонки, пелёнки и детскую деревянную кроватку.

Утром позвонил, чтобы проверить информацию о вылете. Дежурный по аэродрому несколько озадачил: "Самолёт на Улан-Удэ вылетел час назад...".

Что делать? Как добираться? Как без денег преодолеть шесть тысяч километров?

Соорудил из кроватки подобие переносной сумки. Внутрь сложил детские вещи. С двух сторон прикрепил лямку, что позволяло нести её через плечо. В обеих руках по сумке с домашней консервацией и подарками.

Утром приехал в Печорскую учебку. Отметил командировочное удостоверение, сходил в Печорский монастырь, побродил по лесу. Звонок дежурному по аэродрому не обнадёживал. Следующий самолёт на Восток ожидался лишь после Нового года. Что делать эти три недели, я не знал.

С поклажей отправился на аэродром, так теплилась надежда на чартер. Однако там царили тишина и спокойствие. Метровые сугробы покрывали шасси одиноких самолётов, многие из которых изрядно потрепались временем и коррозией, да ветер играл с кронами сосен-великанов. В прокуренной диспетчерской седовласый капитан решал кроссворд, попивая чай.

– Когда полетим...? – повторил мой вопрос дежурный по аэродрому, – сложно сказать... и, процедив через сигарету, добавил, – в стране топлива нет... Ничего обещать не могу. Недели через две-три, может, кто-нибудь и полетит. Бесплатный совет хочешь?! Бери билеты на поезд до своего Улан-Удэ и езжай. Быстрее будет!

– На поезд денег нет. С собой только сто двадцать рублей.

– Ну, тогда только... на электричках. А так, если хочешь, звони каждое утро в восемь тридцать. Обычно в это время уже известно, какие рейсы и куда. Остановиться-то есть где?

– Пока нет. Но найду... Мои однокурсники распределились в воздушно-десантную дивизию. Съезжу в аэромобильный госпиталь.

Повесив кроватку на плечо, я ушёл на поиски десантной дивизии.

В госпитале встретил троих однокурсников, служба которых напоминала мою. Наряды-дежурства, прыжки с парашютом, командировки, полевые выходы и всё то же... безденежье.

– Пойдём ко мне, Слава, – предложил Виталий Завезион, – жена с ребёнком уехали, я один в трёхкомнатной квартире живу. Обстановка, правда, простая, но нам ведь не привыкать.

Мне показалось, что он постарел за прошедшие с выпуска шесть месяцев. Глубокие морщины на лице, седые волосы, опущенные плечи, усталость в голосе, а ведь ему ещё не было и тридцати. "Наверное, с женой расстались", – подумал про себя, но вслух ничего не сказал.

В курсантские годы он исполнял обязанности физорга курса, был первый женатый курсант. Мы одинаково любили спорт, вместе воровали хлеб в курсантской столовой, покупали голландский спирт "Рояль" на Сенном рынке и легко находили темы для бесед.

В хрущёвской трёхкомнатной квартире ничто не напоминало о семейной жизни. Кухонный стол из советского прошлого, две чиненные-перечиненные табуретки, гвозди в стенах для одежды, пластиковая посуда из солдатской столовой и ...всё. Социальные обои, исписанные тараканьим карандашом, скрипучие деревянные полы, да законопаченные гипсом немытые окна с паутиной по углам. Удивился двум мышеловкам, так как кроме консервов в домашних запасах больше ничего не значилось. Когда мы разговаривали, казалось, что эхо от голосов проносится через все комнаты и достигает соседей. Отметив приезд привезённой из Питера спиртовой настойкой овса, мы улеглись в спальники разведчиков и проговорили половину ночи. Столько произошло в нашей жизни, что казалось всего и не перескажешь.

– Живи у меня, Слава! Столько, сколько надо. Видишь, места хватает. С деньгами, правда, туго, но паёк дают, – проживём.

– Спасибо, Виталя!

Так прошли пять дней томительного ожидания. Днём я изучал достопримечательности Пскова, ходил по магазинам, звонил на аэродром, а по вечерам мы из консервов готовили ужин и обсуждали итоги дня. На шестой день диспетчер сообщил, что ожидается вылет самолёта в Читу.

– Летите?

– Конечно! Через час буду у вас.

– Время вылета пока неизвестно, но поторапливайтесь.

Чита всего в семистах километрах от Улан-Удэ. Оттуда уж точно можно на электричках доехать.

Я собрал все свои сумки, количество которых увеличилось до четырёх. В хозмаге за четвертной прикупил металлическую полочку для сушки кухонной посуды, из которой сделал импровизированный рюкзак. С поклажей выдвинулся на остановку общественного транспорта.

Девять часов утра. В стране час пик. Горожане едут на работу. Двери подходящих троллейбусов закрываются с трудом. Некоторые из них так и не открываются. Попасть в салон кажется нереальным, а тем более с моим грузом. Три троллейбуса ушли, оставив пассажиров в растерянности и недоумении.

– Ты, откуда парень? – спросил у меня приземистый мужчина лет пятидесяти в коричневом пальто и серой кроличьей шапке.

– Откуда я...? Это долго объяснять. Еду из Питера, родом из Киева, служу в Улан-Удэ, военный врач бригады спецназ. Сейчас спешу на аэродром. Самолёт скоро улетает... в Читу.

– Улан-Удэ... мой отец в войну в военном госпитале там лечился... Тебе помочь?

– Спасибо, я сам! – отрезал ему, так как сомневался в бескорыстности помощника.

– Я тебе помогу, но с двумя условиями! – не унимался он, и чувствуя мои сомнения.

– Какими?

– Первое условие. Ты выпьешь со мной, когда мы приедем на аэродром. Второе условие. Ты напишешь мне, как добрался до Улан-Удэ.

– Хорошо!

Мой помощник оказался напористым в достижении поставленных целей и с шумом, криком и гамом мы погрузились в первый же подъехавший троллейбус. На остановке "Аэродром" из пластиковых стаканчиков мы дважды выпили по сто граммов холодной водки и закусили одной конфетой на двоих.

– Может, ещё по третьей, на дорожку?

– Ой, нет, спасибо! Меня тогда на борт не возьмут!

Я поблагодарил спасателя за помощь, записал его адрес, и в приподнятом настроении ушёл на поиски самолёта.

Но на аэродроме всё было без изменений. Всё те же самолёты, всё те же сугробы, столетние ели, да одинокие сороки. В диспетчерской сменился дежурный, и новый не владел информацией по мне. Однако алкоголь уже подействовал, поэтому тревожиться я не стал и незаметно погрузился в сон.

– Док, бери лопату, пойдем взлётку чистить! – разбудил меня командир подъехавшего через час экипажа.

– Шутите?

– Шучу... Давай по сто грамм для согрева?! А потом почистим лишь выезд на рулёжную дорожку.

Через два часа работы одного пассажира и четырёх членов экипажа дорожка была расчищена. Мы выпили за проделанную работу. Через час подъехал топливозаправщик. Затем мы выпили ещё... и через час ещё... Наконец, взлетели.

Пассажиров кроме меня не было, и я мирно улёгся на мягких мешках. Самолёт вёз какие-то грузы, как сказал командир – "новогодние подарки" и летел на Дальний Восток с дозаправками в Воронеже, Новосибирске и Чите.

Вечером следующего дня мы приземлились на аэродроме Домна, что в сорока километрах от Читы. Пешком я добрался до занесённой снегом железнодорожной станции. Она представляла собой полустанок из ХIХ века. Одинокий домик, импровизированная деревянная платформа на один вагон, болтающийся от ветра фонарь и изъеденное ржавчиной расписание электричек. На запад, как и на восток, электропоезда курсировали лишь дважды за сутки. Я выбрал для себя восточное направление. Следующая электричка на запад была утром. Прыгая по глубокому снегу вокруг дома, я считал остающиеся до прибытия часы-минуты. Меховые берцы, как и тёплый камуфляж спецназовца, не спасали от ветра и холода. Так прошло два часа. Затем на санях, запряжённых мохнатой лошадью, как из сказки, подъехал одетый в армейский тулуп и валенки хозяин домика – станционный смотритель.

– Замёрз, служивый?

– Есть маленько...

– Заходи, сейчас буржуйку растопим, чайком согреемся.

– Спасибо.

За разговорами о жизни, чаем с баранками незаметно прошёл ещё один час ожидания. Пётр Иванович не советовал путешествовать электричками в западном направлении.

– Народ встречается разный. Бывают, стёкла бьют, лавки снимают, воруют, что плохо лежит, да и расписание соблюдается не всегда. Уж лучше взять билеты на поезд из Читы до Улан-Удэ.

Поблагодарив за угощение и тепло, я сел в электричку родом из детства. Мне показалось, что в ней ничего не изменилось за прошедшие четверть века.

В Чите обратился к коменданту железнодорожного вокзала с просьбой помочь добраться в Улан-Удэ. Он был родом из Питера и закидал меня вопросами о городе.

– Так ты почти мой земляк, раз прожил там семь лет. Садись за стол, пиши на моё имя рапорт. Укажи номер командировочного, весь маршрут поездки и просьбу о выдаче ВПД на проезд в купейном вагоне от станции Чита до станции Улан-Удэ.

– Да мне и плацкартный сойдёт.

– Пиши купейный вагон, ты же – офицер!

Отблагодарив его двумя бутылками питерского пива, я отправился на вокзал выкупать билеты.

– Ближайший поезд на Улан-Удэ, на который остались билеты, будет завтра вечером, – комментировала выписку билета кассирша. Поедете?

– Конечно, поеду!

Следующие сутки я провёл на вокзале, невольно наблюдая за его жизнью. Вот китайцы, сидя на полу, смакуют пиво из национальных плошек и закусывают жареным арахисом, который ловко поддевают палочками. Они быстро пьянеют, смеются, плюются и глаза их ещё больше сужаются. Вот привокзальный бомж пытается обокрасть заснувшего гражданина, но у того срабатывает интуиция, и он прогоняет бомжа как назойливую муху. Вот милиционер что-то обсуждает с торговцами ларьков и с довольной улыбкой и со свёртком в кармане отходит от них. Я ощущал себя действующим лицом этой жизни. Интересно, а как я выгляжу в ней со стороны? В ватном костюме, берцах, обложенный поклажей, ставший заложником вещей.

Выяснилось, что и мои нехитрые пожитки представляют интерес для местных мошенников, и я трижды за ночь отбивал их нападки. Сна не было, также как и других условий для полноценной жизни. Ни умыться, ни сходить в буфет, лишь мысленные гонки да нехитрые перекусы. Со своим негабаритным грузом я малоподвижно сидел на занятых мною скамейках и ждал прибытия поезда. Кроватка требовала жертв.

Лишь через сутки вокзального плена я вышел на морозный свежий воздух станции. Началась посадка на поезд Хабаровск – Москва.

– Это что у тебя? – указывая на мою поклажу, грозно спросила толстая проводница, которая больше походила на рыночную торговку.

– Детская кроватка.

– Сдай её в багажный вагон. Он находится в начале состава.

– Да она лёгкая, весит не больше семи-восьми килограмм. Я её аккуратно размещу в верхнем багажном отсеке.

– Не положено по технике противопожарной безопасности.

– Ну, пожалуйста, я же её из Питера везу!

– Я дважды повторять не буду.

В багажном вагоне два грузчика с татуированными якорями на руках согласились принять кроватку... но за сто рублей.

– Да я за эти деньги бэушную в Улан-Удэ куплю!

– Твоё право.

– Может, договоримся? У меня нет с собой сотни. Только четвертной могу дать.

– А нам как потом перед начальником поезда отчитываться? Да нас работы лишат из-за какой-то там кроватки!

Побрёл к вагону. Дальнейшие просьбы и уговоры проводника также не принесли никакого результата. Разместив вещи на полках, я не терял надежды, что в последние минуты её сибирская душа смягчится. Увы! И даже моя хитрость с забрасыванием кроватки в тамбур отходящего поезда, не сработала. Проводница нажала на рукоятку стоп-крана и пронзительно засвистела.

– Я тебя сейчас с поезда ссажу за хулиганство! Милиция!!! – закричала она что было силы.

– Не надо милиции... я согласен оставить кроватку на перроне... позвольте хоть вещи из неё достать, – разрывая обёрточную ткань и полиэтилен, я лихорадочно доставал перестиранные ползунки и распашонки.

– Надо было раньше думать... я не имею права задерживать отправление поезда! – кричала раскрасневшаяся проводница, – сейчас ещё штраф выпишу за хулиганство.

Кроватка полетела на обледенелый читинский перрон и, грохнувшись о землю, разломалась на части. На асфальт высыпалось детское одеяльце, матрасик и пакет с тёплыми вещами. Пожилая дама из провожающих на бегу забросила пелёнки и ползунки в мой тамбур. Хотелось плакать и ругаться от несправедливости жизни. Уже ничего не изменить! Я проиграл!

Домой я вернулся без настроения. Чувствовал себя охотником, который упустил свою добычу. В части подумали, что я решил встречать новый год в Питере и намеренно отстал от самолёта. Комбриг, выслушав мой рассказ, приказал написать объяснительную в связи с опозданием в часть, но наказывать не стал. Через неделю друзья-сослуживцы сбросились и подарили нам детскую кроватку.

Новосибирская командировка

Прошёл год службы в Забайкальском крае. За это время произошла адаптация к его суровым реалиям, помноженным на то, что предоставляла страна офицеру. Денежное довольствие, платили уже с меньшими задержками – лишь на 2-3 месяца. По ночам я охранял гарнизонный продуктовый магазин с газовым пистолетом за 20 рублей в ночь (0,8 доллара). В этом магазине же и брал продукты под запись в счёт будущей зарплаты. Также соседка по дому, державшая на даче корову, в долг мне давала и коровье молоко (три литра через день). Иногда выходил на капельницы, спасая запойных алкоголиков. Кто банку солений, кто мешок картошки, а кто просто «доброе слово». Иногда в сопках собирал ягоды. Пару раз попадал под «обстрелы» охранников на картофельных полях, – спасали смекалка и ноги.

Гарнизонная жизнь не отличалась разнообразием. Редкие поездки в Улан-Удэ, посиделки с друзьями-коллегами, да тренировки с набегами в тайгу. Большую часть времени отнимала служба с её ненормированным графиком. Неважно, что выходной, неважно, что ночь – медик всегда должен быть на посту.

В Чечне шла война, о которой мы знали не только из теленовостей. То полкового врача из Гусиннозёрска настигла снайперская пуля, когда он, выполняя приказ командира, спасал раненного солдата в ущелье. С ним мы познакомились летом 1998 года на сборах молодых офицеров в Кяхте и делились своими будущими планами. То груз-200 прислали в семью Володи П., которого боевики взяли в плен несколько месяцев назад. Мы помянули его, но через год узнали, что преждевременно. Ходили слухи о том, что к февралю 2000-го и отдельный отряд нашей бригады отправят в "горячую точку". Поэтому часть из кадрированной расширяли до полной комплектации за счёт рядового состава.

В один из тоскливых декабрьских вечеров комбриг вызвал меня к себе в кабинет.

– Набираем солдат, доктор, необходима твоя помощь. Завтра выезд в Новосибирск за молодым пополнением, – небрежно сказал он, покуривая сигарету.

– Но они же и так проходят медкомиссию в военкомате...

– Я знаю. Но там сидят такие доктора, которым всё равно, какой штамп ставить. Поэтому и продублируешь их работу на сборном пункте. Сам знаешь – нам кадры отборные нужны! А ты ведь ещё и психиатром хочешь стать. Возьми какие-нибудь свои тесты – будешь помогать нашему замполиту. Вопросы есть?

– Есть! Командировочные заплатят?

– Скажи начфину, что я распорядился выдать аванс, командировочные по прибытию. У начпрода возьми сухпай. Ещё вопросы?

– Никак нет!

Оставшись довольный этим вечерним разговором, я ушёл в медпункт оставить напоследок распоряжения персоналу и больным. Поездка неординарная. Мне хотелось попробовать тест на отбор в американский спецназ, о который я вычитал в одной из книг. Претенденту предлагалось четыре упражнения: отжимание из упора лёжа, прыжки с поднесением ног к груди из упора лёжа, упражнение на пресс по типу "складушки" и прыжки из глубокого приседа. Каждое упражнение выполнялось по десять раз и без пауз. Кто выполняет пять серий, тот проходил тест в спецназ. Так, обсуждая со старшим нашей команды – полковником Александровым, прошедшим Афганистан и первую Чечню и замполитом капитаном Найдёновым, я получил одобрение на этот метод работы. "Давай, док, плюс ещё на тебе проверка медкнижек и карт призывников... У нас должны быть только лучшие! Ведь мы первые, кто ведёт отбор!" – подбодрил меня наш полковник.

До отъезда поезда на Новосибирск оставалось ещё два часа.

– Может, пива сходим попьём? – предложил замполит, – я тут познаю одну хорошую на вокзале знаю.

– Нет, ребята, есть более интересный вариант, – вмешался полковник Александров, – тут в двух кварталах живёт моя знакомая. Она нас ждёт на домашний ужин. Возражения не принимаются.

Какие могут быть возражения у подчинённых, особенно в данной ситуации! Знакомая оказалась прекрасной хозяйкой и никакая позная (пельменная) не могла сравниться с её угощениями. Полковник вытащил из дипломата армянский коньяк, и ужин, несмотря на его скоротечность, удался! Знакомая нас ещё и к вокзалу подвезла на праворульной белой Тойоте.

Вагоны у нас были разные, поэтому договорились встретиться утром. Предстояло ехать почти полтора суток. Я заметил, что в купе со мной лишь один пассажир: мужчина лет шестидесяти, что-то считающий на калькуляторе и записывающий в блокнот, но для разговора и завязывания знакомства сил не было. Лишь поздоровались и пожелали друг другу спокойной ночи. Накопившаяся усталость и хмель оказали снотворное действие.

Утром, открыв глаза, заметил, что сосед как будто ожидал моего пробуждения.

– Сергей Сергеевич, – приветливо сказал он, – Давайте знакомиться, – сосед оторвался от калькулятора и протянул мне руку, – направляюсь в Новосибирск.

– Вячеслав, военный врач, – ответил ему я, – Следую туда же.

– Я вот тут омуль в Слюдянке купил, пока вы отдыхали. Вы какой предпочитаете, горячего или холодного копчения?

– Да мне, честно говоря, без разницы.

Об омуле я только слышал, но пробовать ещё не доводилось.

– А вот пиво иркутское, ещё не нагрелось! Голова-то, небось, побаливает после вчерашнего? – деликатно предложил он.

– Спасибо, голова у меня не болит, но под омуль самое то. Так и завязалось наше знакомство. Я рассказал о том, как из Петербурга попал служить в Бурятию, как занимался спортом, как пытался развить бизнес в этом таёжном крае (торговать пшеницей) и о своих ближайших планах на жизнь.

Сергей Сергеевич оказался интересным собеседником. Частный предприниматель, занимающийся туристическим бизнесом на Алтае, владеющий санаторием и ищущий новые пути для продвижения своего детища на туристическом рынке. Наша беседа плавно переходила в вагон-ресторан, где он взял на себя оплату наших счетов. Только мой сон прервал общение, а спутник по купе продолжил калькуляцию.

Утром нас встретил заснеженный Новосибирск. Пожав друг другу руки, мы тепло распрощались. Он оставил о себе визитку, предлагая в будущем сотрудничество в виде инструктора по велотуризму. Лишь на перроне наша команда встретилась для продолжения командировки. Неподалёку от вокзала располагался сборный пункт, где предлагалось и размещение. Так как мои попутчики были местными, то уехали к родным. Мне же предстояло жить в казарме.

Первый день прошёл в ожидании новой партии призывников. Из тех, что остались, выбирать некого. Судимые, из неполных семей, хронические больные, с татуировками, с неполным средним образованием и т.п. Вечером меня пригласили оказывать помощь одному из призывников, у которого случился судорожный припадок. По всем признакам, припадок был истерическим, поэтому я лишь попросил собравшихся демонстрировать участие и не мешать больному. После хорошей порции нашатырного спирта призывник пришёл в себя. Военком поблагодарил меня за помощь и пообещал отправить его в стройбат.

Утренний кросс в меховых берцах и зимнем камуфляже на меня подействовал тонизирующе. Казарма не особо отличалась спокойствием. Почти всю ночь командированные из разных сибирских весей отмечали свой приезд и рассказывали байки про службу.

Нам предстояло отобрать тридцать призывников. Требование по здоровью – все категории А-1 (есть ещё категории Б, В, Г и Д). Т.е. никаких болезней. Плюс полное среднее образование, плюс полные семьи, предпочтение – спортсменам-разрядникам и лицам славянской внешности. Ну, и конечно же, тест на выносливость. Весть о том, что приехали необычные "покупатели", которые набирают в спецназ, мигом облетела сборный пункт и от желающих не было отбоя. После того как замполит изучил личные дела, призывников мне давали на проверку. Общеобразовательный тест, где я задавал вопросы из программы средней школы и тест для оценки физического состояния. Не все его проходили, точнее бо́льшая половина отсеивались. Некоторым шли навстречу. Запомнился парень по имени Равиль. Он был из неполной семьи, тест не прошёл, имея в активе только три серии. По всем параметрам он не проходил, но старший команды сделал ему исключение. "Уж больно жалобный был взгляд у него!" – объяснил он нам своё решение. Спорить не стали, опыт и регалии на его стороне.

В Новосибирске я встретил своего товарища по срочной службе в Харькове. Он был из числа отчисленных курсантов (с четвёртого курса) и прослужил срочником только полтора месяца, пока за ним не приехал отец. Своё отчисление объяснил "подставой соседей по курсантскому общежитию". Мы вместе проводили время в увольнительных и самоволках, вместе просиживали в библиотеке, с ним было интересно общаться. За тот небольшой период мы успели подружиться и после расставания продолжили переписываться.

И вот, спустя десять лет он пригласил меня в гости. Я заметил, что друг за этот период ничуть не изменился. Такое же радушие, такое же интересное общение, за исключением странностей в виде "составления гороскопов". Но с кем не бывает, вся страна жила в этой "алхимии жизни". Лишь когда мы остались с его матерью наедине, она ознакомила меня с грозным диагнозом и то, что гороскопы – это девяносто процентов составляющей его жизни.

– Вы, как будущий психиатр, должны меня понять, Вячеслав, – сидя на кухне, произнесла она, – Я бы хотела, чтобы мой Андрей стал таким же, как вы – офицером, защищал наше небо, а жизнь рассудила по-другому... – продолжала она со слезами на глазах.

– Может всё образумится, Ольга Сергеевна, – как мог, пытался её утешить, – болезни иногда "останавливаются" и человеку удаётся социализироваться. Найти достойную работу, создать семью, воспитывать детей. В моей жизни были такие примеры.

– Что вы?! Мы пробовали. Нашли ему девушку, такую же. Красивая, умная, из высокопоставленной семьи... они даже встречались два года, но потом у неё обострение и всё пошло насмарку. Да и сын отдалился, как мне кажется от неё. Но он нам ничего не рассказывает о себе... сплошные гороскопы, на которые он тратит все имеющиеся деньги. Как он без нас по жизни пойдёт?

Мне было жаль её, отца и их сына Андрея, с которым у нас быстро наладились дружеские отношения после длительного перерыва. По ночам мы гуляли по опустевшим заснеженным улицам. Андрей рассказывал о больницах, о жизни, о девушке, которую любит и которая тоже болеет этой же болезнью.

– Странная вот такая жизнь, ты не находишь, Слава! Как будто за тебя всё решают звёзды!" – мечтательно и загадочно рассуждал он.

– Согласен с тобой... Ведь порой, сам не понимаешь, почему одни события происходят, а другие, к которым стремишься, остаются за пределами этого "небесного сценария".

– А хочешь, я тебе гороскоп составлю? Ко мне "заказы" поступают из разных городов, в том числе и с Украины... Нужны только точная дата, час и минуты твоего рождения.