Текст книги "Краткая Воровская ЭНциклопедия"

Автор книги: Вячеслав Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

26.11.1981. Сегодня день прошел нормально. Закончили месячный план, а это значит неплохую копейку заработала для нас с тобой, мой сладкий. После работы сходила в прачку, помылась, пришла, начала петь на лестнице «Обиду», прямо замучили меня с этой песней. Вызвала начальница в кабинет. Просила, чтобы пела потише. Я при ней отказалась дежурить по секции. Она ничего не сказала, только спросила, не передумала ли ехать в крышку. Я сказала, что нет, неинтересно в зоне и т. д. Она сказала, что узнает, что положено в ПКТ из курева и шмоток, спросила, все ли я вещи возьму с собой, я сказала, что все, а то украдут. Но мы с ней разговор оставили до завтра, она меня отлично поняла и чувствую, поможет попасть быстрее на крытую и я почему-то верю ей, правда с сомнением, но что-то есть. Завтра договорю с ней. После была проверка. А потом накрутилась, хвостики хочу завязать, мне «Сказка» Ольга Баринова дала два белых банта и два желтых подарила одной цыганочке, уж больно она меня просила их и я не могла отказать, ведь она же наша кровь. Светушка, у меня пропали твои носовые платочки «неделька», я очень плакала, может быть еще увижу у кого-нибудь, но вряд ли, и платочки твои носовые пропали. Прямо не знаю, что за зона, и так все прячу, прячу и толку нет. Надо уезжать отсюда скорее, а то голой останусь. Сейчас прошла пятиминутка и я ложусь спать. Спокойной ночи, мой милый малыш, люблю тебя очень сильно, помни об этом и никогда не забывай. Целую тебя всю, всю крепко и очень нежно. До завтра, любимая моя девочка, капелька моя родненькая. «ТКАЧ»-«КЛЕН»-«СНЕГ»-«СТОН».

27.11.1961. День прошел нормально. Отработала, после сходила на обед и в гладилку. Власова Валька погладила мое белье, а я перешивала костюм ее подруге, но не закончила, завтра закончу. Пришла, сходила на ужин, после до проверки одела твой розовый бантик и пошла к начальнице. Она меня надушила духами и спросила, чем она мне может помочь. Я ответила, чтобы побыстрее отправили на крытую. Она сказала, что меня и так отправят. Прошла проверка, покурила и сейчас ложусь спать. Спокойной ночи, моя девочка любимая, на проверке вспоминала тебя и заплакала и снежинки крупные медленно падали на мои ресницы и пушистый платок. До завтра, сильно тоскую по тебе, умираю, но держусь, скоро встретимся и скоро я закончу на некоторое время писать свой дневник, а после всех преград, продолжу. Целую очень нежно.«СА ТУРН» – «ЭЛЕКТРОН»-«МАГНИТ».

28.11.1981. Доброе утро, Свешушка. День прошел хорошо. Отработала нормально, сходила на обед, после ходила в гладилку дошивать костюм Власу. Не дошила, завтра на работе дошью. Пришла с гладилки, у начальницы своей попросила шашки, поиграла с Людкой Савочкиной, она недавно вышла из ПКТ ~ 6 месяцев сидела. После опять разговаривала с начальницей, выпросила у нее телевизор, но не смотрела, ничего хорошего не было. Немного попела после проверки, а сейчас ложусь спать. Завтра воскресенье, а мы работаем, а в понедельник работать не будем, будут снимать остатки на работе. Скоро7 декабря, скорее бы, уже мне больше нельзя ждать. Ну как-нибудь, спокойной ночи моя милая девочка. Прямо стоишь перед моими глазами, как будто ты рядом, только куда-то отошла. Я прямо совсем чокнулась. Валька Бессонова очень уважает меня за такую преданность и постоянство. А ведь я люблю тебя, цыганенок мой черномазенький. Люблю больше своей жизни, слышишь? Ну ладно, пошла спать. Спокойной ночи, пусть тебе приснюсь я, а ты мне приснись, потому что я тебя почему-то не вижу во сне, хотя думаю о тебе постоянно. Целую тебя очень нежно, как я соскучилась по твоим ласкам, очень хочу чтобы ты поцеловала меня, хоть один разочек и очень хочу увидеть тебя, мой сладкий. До завтра, я ушла спать. «ТКАЧ».

29.11.1981. Сегодня воскресенье, а мы работали. Я всю смену шила личное. Френч дошила Власу и две наволочки сшила нашему бугру. Пришла с работы, покушала, так объелась картошки, думала, что лопну. После умылась, подмылись, разделась и легла в «люпечку». Хотела поспать, но Людка Антонова внесла телевизор и я смотрела «А пука, девушки». Как мне понравился там последний танец, участница конкурса танцевала, а пел американский ансамбль. После этой программы было кино «И это все о нем», последняя серия. Потом сходила на ужин, досмотрела кино, сходила на проверку, а сейчас буду спать. Теперь только отдыхаю, ничего не делаю. Надо беречь здоровье. Милый мой малыш, я сегодня плакала, вспоминала тебя, не могу, люб лю тебя очень сильно. Переживаю: вдруг приеду на крытую и не буду с тобой в одной камере, я тогда жизнь покончу самоубийством, я не смогу быть одна без тебя и никто мне не нужен, будет все хорошо, если рядом будешь ты, ни одного замечания и пахать буду за пятерых. Золотой мой, спокойной ночи, завтра мы не работаем, выходной, кино пойду смотреть «Шесть офицеров», я сразу вспомнила, как я сидела в ПКТ, а ты смотрела этот фильм, помнишь ты с Хасяном и Райкой-французом сидела? Я все помню. Спи сладко-сладко, не дрыгай ножками, печенька моя горяченькая, без тебя холодно, мне с тобой было всегда тепло. До завтра, любимая моя нежная капелька. Целую тебя очень нежно, мою сладкую черномазенькую, цыганскую девочку и люблю и тоскую по ней очень сильно. «ЛОТОС» – «МАГНИТ» – «ТКА Ч» – «САТУPH» – «БОГИНЯ» – «ЯХОНТ» – «СНЕГ»-«ГРУЗИЯ»-«ЛИСТ».

30.11.1981. Доброе утро, моя сладкая капелька. Сходила в кино ~ фильм понравился, я сразу вспомнила тебя. Пообедала, лежа читала твои ксивы и письма. Почему от тебя нет весточки, детка моя, что случилось? Напиши хоть одну строчку. От мамы тоже ничего нет, смотрела телевизор, потом сходила на ужин, на проверку, немного попела. Я немного приболела, горлышко болит и насморк. Я помню, как ты меня лечила в Калининской тюрьме, как конфетки делала из сахара, молоко кипятила. Светушка, на диету я так и не встала, не смогу кушать ее, вот приеду на крытую, будем кушать вместе, а так лучше умру, чем буду получать ее. Сейчас ложусь спать, спокойной ночи, моя хорошая, осталось до ШИЗО ровно семь дней, скорее бы, сил больше нет. Целую тебя очень нежно всю-всю, моя услада, ты для меня «ТКАЧ» и я для тебя тоже такая же, ни одна не скажет обо мне плохо, приеду – сама убедишься, мне здесь только завидуют. До завтра.

01.12.1981. День прошел хорошо. Светушка, меня прямо вольные мастера и контролеры замучили. Сегодня пришли и давай меня упрашивать, чтобы я не уезжала, а я все равно стою на своем. Бесполезно. Они меня хотят бугром поставить, а я не хочу, я к тебе хочу, маленькая моя, ты меня совсем, наверное заждалась. Да при шмоне спицы забрали и шерсть, я без носок осталась. Но Валька Бессонова отдала свои черненькие, я их навяжу, и будет нормально. Светушка, я сегодня скушала твои конфеты, которые берегла для тебя, так захотелось сладкого, прости меня, ладно? Но просить здесь я ни у кого не хочу ничего, мне не дадут, все такие жадные, вредные, ненавистные. Скорей бы 7-е, уехать побыстрее хочу, когда еще увезут, неизвестно. Сейчас ложусь спать, очень устала, с 17-й бригады ушла одна в отказ, бугор ихняя попросила пошить и я шила всю смену. Спокойной ночи, мой сладкий, я очень люблю тебя, любимая моя нежная капелька. Спи спокойно и помни всегда, что ты у меня одна такая хорошая, черненькая девочка, а я у тебя тоже одна. Поняла? Целую тебя очень нежненько в твои маленькие, пухленькие, капризнейшие губки и нежно обнимаю, целую всю, носик резиновенький, щечки, ушки целую и грызу и головку треплю черненькую, целую твои нежные пальчики, шейку, всю, всю до капельки. До завтра, милый мой ребенок. «ТКАЧ»-«САТУРН»-«МАГНИТ»-«ЭЛЕКТРОН»-«ЛИСТ».

02.12.1981. Получила от матери письмо. Приеду, покажу тебе его, описывать не буду, только единственное напишу, что она меня спросила, мол, поеду я или раздумала, если поеду, то она писать больше мне не будет. Я ее отругала в письме и написала, что пусть больше мне не пишет и нервы мне нечего трепать. Светушка, в это воскресенье и в то должны работать, но меня это не интересует. Значит 6-го я закрываюсь. День прошел нормально. Завтра отоварюсь на 7 рублей, 6-го мы работаем в вечер, с утра будем отмечать день рождения Вальки Бессоновой. Она мне сегодня носки дала шерстяные. Я их распустила и отдала вязать БАБКЕ-ГАЛКЕ, она моя ученица, я ее обучаю на операцию. Сейчас прошла пятиминутка, и я ложусь спать. Спокойной ночи, моя девочка сладкая. Очень хочу к тебе. Завтра нужно идти в магазин; встану в 5 утра, в прачку пойдет Надя Зайцева, мы с ней помирились, она постирает, а я отоварюсь и только помоюсь, и все. Ну ладно, буду спать. Завтра рано вставать, спокойной ночи моя сладенькая ягодка, люблю тебя больше своей жизни. До завтра, моя хорошая, в зоне творится черт чего, все в отказах, рвутся в ПКТ, кто на крытую. приеду с одной девчонкой, Васильком, мне ее так жалко, очень справедливая девочка, а Галки Бакуловой добавили ШИЗО и она ждет суд на ПКТ. Я как раз приеду в ШИЗО и будет суд. Я наверное подоспею, но работать я не буду и пищу принимать не буду. Целую тебя очень нежно. Всё, я ушла в свой добрый и прекрасный мир сказок. До завтра, любимая. «ЛОТОС»-«ХОТОС»-«КЛЕН»-«ЛИСТ».

03.12.1981. День прошел хорошо. Сегодня ко мне подошла начальница и спросила, кто повесил на ДПНК две листовки, а я ж ей сказала, что никто. Она поверила… Шестого я не выхожу на работу, все, начинаю действовать. Сижу в секции, курю и пишу тебе. Здесь свободно курят и в секциях и на фабрике за машинками. Меня все по началу удивляло, сам режим опер Зубков сказал мне, что если бы я о тебе сказала раньше, он запросил бы тебя в нашу зону. Им очень не хочется меня отпускать, но они не в силах ничего со мной сделать. У меня цель, и в моем понятииона должна быть осуществлена. Очень устала сегодня. Стирала, мылась, ходила в магазин, купила мыло и курево, ни одной конфетки. Шестого отмечаю день рождения Зальки Бессоновой ~ друг. Хотела ей оставить коробку свою, но не буду, не хочу. Сейчас ложусь спать. У Люды Антиповой день рождения, я ее поздравила от нас двоих и сразу поздравила с Новым годом. Тебя я не смогу поздравить, буду в ШИЗО, но ты не переживай, ладно? Знай, что я рвусь к тебе. Это будет лучше всяких поздравлений. Ну все, пошла спать. Целую очень нежно, очень хочу к тебе, тоскую и сильно люблю. Спи сладко, осталось два дня. До завтра, любимая моя девочка. «САТУРН» – «МАГНИТ»-«ТКАЧ»-«ХОТОС».

Далее дневник прерывается.

Прошу обратить внимание – цыганка влюблена в цыганку, любовь пронизывает все ее действия и поступки. Дневник ценен тем, что показывает день за днем однообразную, постылую, никчемную лагерную жизнь, ее дрязги, разборки, ШИЗО-ПКТ. Этот документ – редчайшее свидетельство из первых рук, да вдобавок цыганских!!!

Письма-приколы заключенного Александра Бушмакина к Надежде Шиляевой

Напомним, что вплоть до 1980 года в СССР не печатались объявления-знакомства в газетах. Зэки находили адреса через своих товарищей по зоне, а также знакомых. Адреса служили (были) объектом купли-продажи. На первые газетные объявления, как правило, откликались зэки, и некоторые «дамы» получали до десятки тысяч писем с предложением переписки и знакомства. Также такие письма получали мужчины, но не только из женских зон. В 1983 году в Новосибирске один молодец, кстати, слесарь, немец, 32 лет от роду, имеющий двухкомнатную квартиру и давший «объявление о браке» получил столько писем, что привез в редакцию газеты… несколько мешков, забитых предложениями.

Письмо от 05.05.1974.

Здравствуйте, Надя! Вы, возможно, догадываетесь, кто Вам пишет. Скорее всего, да. Думаю, что это даже в какой-то мере упрощает давно избитые истины. Верно, ведь? Я мог бы свое письмо Вам начать с банальной, ничего не значащей фразы, но фразы эти давно пропахли нафталином. И, честно, не вызывают во мне никакого чувства, кроме отвращения. Наконец, я мог бы пойти на компромисс – показать себя не тем, кто я есть. Но я уже давно понимаю, что в выборе между лезвием честности и пошленькой ложью не существует никаких сентиментов, более того, я отвергаю всякую ложь. Ведь она граничит с подлостью, а подлость – это скрывать плохое в себе. Может поэтому я и обращаюсь к Вам с просьбой на переписку. Если Вы не против, то изредка мы будем обмениваться письмами. Вы согласны? Лина писала мне, что Вы ~ чудесный человек, и мне не хочется ошибиться в Вас, хотя очень трудно бывает верить в пару строк, но ведь почти всегда они оказываются чистой водой родника… Мое имя Саша, мне 22 года, отбываю наказание в исправительно-трудовой колонии за хулиганство. Возможно, Вам Лина рассказывала обо мне, пусть в общем, но все равно какое-то представление у Вас есть.

Что еще я могу написать о себе? О взглядах? Но они претерпели серьезный экзамен, во многом изменились, теперь я не смотрю на жизнь через разноцветное стеклышко, а вижу ее такой, какая она есть. Впрочем, что это я? Вы и сами понимаете эти «азы» не хуже меня. Здесь я заканчиваю вечернюю школу. Открытый доступ к подписке на современную художественную литературу дает мне возможность выписывать уйму газет и журналов, занимаюсь самоподготовкой. Кроме всего здесь есть небольшая библиотека. В чтении и работе нахожу свою радость. Это даже помогает мне забыться, уйти в самого себя. И еще я люблю музыку, стихи. Музыка и поэзия – это самый сильный эскулап душ человеческих. Любой недуг, любую боль человека можно излечить магической силой. Это, наверное, все, что хотел Вам написать в своем первом письме.

Надя, еще одна просьба – давайте перейдем на «ты». Обращение на «Вы» сковывает, я волнуюсь страшно и теряюсь при этом так, что, извини за выражение, сам черт не знает, какую ахинею я понесу в следующий миг.

А теперь, Надя, хотелось бы задать тебе несколько вопросов. Если можно, то напиши коротко о себе. О своей работе, находишь ли ты в ней ту радость, свойственную людям, душевно любящих eel Чем именно она привлекает тебя? Твои занятия в свободное время? Что больше всего любишь, твои увлечения? Кино, театр, музыка, книги, спорт? И учишься ли где-нибудь? Надя, ты, пожалуйста, спрашивай больше меня, а я тебе буду отвечать то, что у меня есть, к вранью же я не привык. Извини, может быть здесь что-то не так, но, право, я не знаю о чем еще писать.

Буду ждать твоего письма.

До свидания, с уважением, Саша

Иллюстрации 1–4 из дневника Биглер Елены Анатольевны 1957 г.р. Дважды судима. Покончила жизнь самоубийством в 1981 г.

Письмо от 03. 06. 1974.

Здравствуй, Надя! Письмо твое получил, спасибо большое. С ответом, правда, задержался, извини. Были экзамены, поэтому и не смог ответить сразу. Но сейчас все позади. Все волнения тревоги и заботы. По крайней мере, времени свободного теперь – уйма! Как раз то, что так нужно было мне, чего иногда так не хватало. Сложность только состоит в том, чем заполнить это время, но я всегда ста-рался уйти в книги; читая, не так остро ощущаешь действительность. Надя, ты просила меня написать о своей жизни, но, право, даже не знаю, удастся ли мне что-то написать… Ведь я уже давно не верю в «святые наивы» – а то, что так крепко сидит в голове – неподвластно бумаге. Разве можно доверить мысли перу, заранее зная, что они не для пера, а для диалога между близкими людьми?

Впрочем, попытаюсь совершить небольшой экскурс в свое прошлое, но сначала я немного отступлю от всех правил письма, ты разрешишь? Надя, тебе не приходилось никогда ездить верхом на лошади? Если да, то возможно известен тебе такой ее бег – аллюр. Нечто подобное и я хочу изобразить в своем письме. Парадоксальное сравнение? Но почему-то я простую вещь всегда сравнивал со сногшиба-тельной. Но извини за пустую болтовню. Прошлое мое, как ни странно, научило меня жить! Именно оно дало мне правильную тропу в жизни. И пусть трудная она, пусть шаткая и обрывающаяся была она, и нередко терял я ее конец, но мне кажется сейчас, что все сомнения оставили меня, и я уже на выбранном, верном пути. И хотя нет его еще, он как бы нереален, но начало этому пути уже есть, и я с каждым днем шагаю по нему, только здесь путь этот резко ограничен, нет возможности развивать значимую скорость, но все-таки пути моему, моей тропе положено нетало. И без сомнения – он выведет меня в жизнь. Вот что лежит в основе всех моих желаний сейчас. И причины, порождающие эти желания – неискоренимы. Каждый миг, как известно, таит в себе опасности, чтобы пройти через них нужны голова и ум, холод и жар сердца, смелость и риск. Ну, а в данное время я ведь тоже подвержен риску – карабкаюсь по крутой, отвесной почти, стене-пропасти с риском сломать себе шею, не так поставил ногу, не за тот кустик ухватившись рукой. Я уже добрался выше половины этой стены, подо мной глубоко внизу – мое прошлое. И жилу я надеждой, что действительно все идет к лучшему, что я доберусь до конца этой стены. Нет, я не буду оглядываться назад, я буду лишь помнить – позади самая сумасбродная пора моей жизни, оставившая мне сотню другую ярких впечатлений и… и абсолютный нуль. Ну, а впереди? Впереди моя тропа, мой путь. Пусть он подернут еще дымкой тумана, пусть! Но я то знаю, что за туманом – мое счастье, которое так долго и упорно прячется от меня. И я не стану дожидаться, когда рассеется туман, я пойду прямо – к своему счастью, никуда не сворачивая.

Наверно, я и впрямь сейчас похож на пресловутого Иванушку-дурачка, гонявшегося за жар-птицей и в конце концов… и в конце концов оставшегося с пером в руке от этой жар-птицы. Вот и пойди пойми, что это за штука такая – счастье?

Но я не смотрю на мир сквозь призму тоски и отчаяния, я живу теми настроениями, которые даны каждому человеку.

Надя, ты только не подумай, что я близок к чувству патетики. Упаси Бог! Презирал всегда фразеров, которые на словах витийствовали, а на деле оказывались жалкими пошляками и трусами. Но вот сейчас, когда пишу тебе, вдруг начинают скулить сомнения – а нужно ли было все это писать? Так что, Надя, ты сама разреши мои сомнения – правильно ли я писал или нет? Сам-то я стараюсь в какой то степени компенсировать эти сомнения. Ну хотя бы тем, что пишу эти строки искренне. И еще потому, что не знаю, будут ли интересны мои письма? Несомненно, я был бы рад, если бы они приносили тебе хоть немного радости.

Знаешь, Надя, мне самому очень понятна твоя тяга к дому, к школьным товарищам, наверно, это потому что сам прошел через такое чувство. Безусловно, все мы имели в детстве друзей, свыклись с ними настолько, что жили одними интересами и стремлениями. Но гили года, мы взрослели и приходила неизбежная пора выбора своего места в жизни. Тогда и встретили мы новых людей, кто-то из них станет в будущем нашим другом, кто-то останется просто знакомым.

Но не приведи, жизнь, нас к равнодушию! Не приведи к тому, чтобы мы отвернулись от своих друзей в час беды! Я вряд ли смогу определить эту странную пустоту, лучше чем ее определил французский прозаик Антуан де Сент-Экзюпери, он сказал: «Не бойся друга – друг может только предать. Не бойся врага – враз может только сгубить. Бойся равнодушного, потому что именно от равнодушия – и убийство, и предательство».

Я сейчас задумываюсь очень часто над этими словами, смотрю на себя, и радостно осознаю, что нет, не было во мне еще такой черты. Ведь сколько лиц прошло в моей жизни, но я не забыл их, я помню. Правда, все они утраты. Ведь это тоже жизнь – утраты! И я знаю, что без них я не был бы тем, чем должен быть. Я принимаю их. Понимаешь, Надя? Но ведь это мало ~ одни утраты. И нужно иметь еще что-нибудь. Все равно, как назвать это: радость, счастье, дружба, я об этом и говорил. Такое чувство, чтобы постоянно был уверен, что ты необходим. Я ведь ушел из дома в 14 лет. Тоже работал в Ижевске, строил автозавод. Жил сначала в общежитии, а потом у брата моего отчима. Все шло очень хорошо… никаких сомнений. Я даже жизнь не пытался анализировать. Я думал, что существую – и этого достаточно. Жизнь мне нравилась: ведь я не скучал. И работа была по душе – монтажник стальконструкций. Многие из моих знакомых видели в моей профессии романтику. Ия, как мог, пытался разубедить их. Какая же это романтика, думал я, – ставить на основание колонны, потом фермы, а потом карабкаться на двадцатиметровую высоту и на лютом ветру и морозе закручивать стальные гайки. Жутко подумать!

Впридачу, когда у кого-нибудь спадала рукавица, то ему на руки приходилось лить кипяток из чайника. Весело?! Но главное – работу свою я любил. И о смерти я не думал. Это вовсе не значит, что я полная посредственность, нет, я просто рядовой человек, а в слове «посредственность» есть некий уничижительный оттенок, которого я, право, не заслуживаю.

В армии я увлекся конным спортом. И еще… еще впервые обратил внимание на стихи. Раньше я не обращал на них внимания, даже считал их не мужским занятием. Но вот однажды к нам на вечер поэзии приехал Евгений Евтушенко и прочел цикл стихотворений. Меня поразили тогда вот эти строки:

Люди сильны друг другом.

Спаянностью несходств,

И не безличным крюком

Ибо они не скот!

Теперь же, без стихов, не могу чувствовать себя человеком. В них я нашел все! И свою боль, радость, горечь утрат, счастье, восхищение, нежность и ласку, добро и зло. Ведь стихи – это человеческая души, в них все человечное.

А книги? В книгах каждый из нас рождается снова. Чистота наша, наши взгляды ~ это выверила жизнь, а книги – ответчики наших мыслей, они учат нас любить прекрасное.

Надя, тебе еще не надоела моя скучная демагогия? Честно сказать, я уже заканчиваю свое письмо.

Совсем забыл! Надя, на этот адрес не пиши. Прошел суд на поселение и 9-го числа уезжаю, сразу же как буду на новом месте, напишу тебе. Словом, сколько изменений произошло, что я не знаю – радоваться мне или грустить.

Но вообще-то рад за себя. Свободен!!

Можешь ли ты представить ~ какое сейчас у меня состояние?!

Пожалуй, у меня все, что хотел написать тебе.

До свидания, Саша

P.S. Надя, передай, пожалуйста, Лине, чтобы она мне пока ничего не писала. Я напишу ей. И надеюсь, что в следующем письме, ты напишешь немного о себе.

Письмо от 06.07.1974.

Здравствуй, Надя! Вернулся из кино, а мне письмо. Я думал от мамы, а оно от тебя. Что о себе. В моей жизни абсолютный покой. А еще лучше – тишайшая тишь. Но это не так, на самом деле чувствую себя сидящем на вулкане. И думаю, что извержение этого вулкана не за горами. Впрочем, этому сейсмическому явлению способствуют свои, довольно таки веские явления… И разумеется, причины тоже. Работаю пока у геофизиков, но, вероятно, к осени уйду на новое место. В поселке превосходный клуб, по вечерам – танцы. В общем, в свободное от работы время можно вполне сносно развлечься. Вот и все о себе.

Поздравляю тебя с совершеннолетием, пусть в жизни твоей будет полно счастья, как цветов. Думаю, что ты примешь мои поздравления, ведь лучше позже, чем никогда. Ты видела мою фотографию? А мне, право, она давно уже не попадала в руки. Я и сам не могу представить себя четырехлетним. Наверное, это очень смешно выглядело бы, если б перенестись лет на восемнадцать назад и посмотреть на самого себя в таком возрасте. Знаешь, Надя, ты лучше пиши о себе, а в моей жизни так мало интересного было, мне очень рано, пришлось увидеть всю грязь этого «мирка», а так мало я видел радости.

Пиши. Жду. Саша

Письмо от 16.08.1974.

Moncher amis, Надя!

Прочь все сентиментальные обращения нашего утилитарного века, века XX, века атомного, века экстравагантного и т. д. и т. п. Итак…

Я хотел бы, действительно, отбросить все «здравствуй» и «прощай» и просто сказать тебе: «Милая Надюша, поговорим обо всем, обо всем на свете».

И право, сегодня мне бы хотелось сказать так много и многое, что боюсь – не хватит запаса смелости, но поверь, такое чувство преследует, словно завтра сказать это все, – будет поздно, слишком поздно. Поговорить же хочется о многом, а именно: о красоте поэзии и уродстве человеческих чувств, о листьях зеленых и листьях желтых умирающих: о любви самой разной – прекрасной и подлой (поверь, последний эпитет очень точен, ибо я на собственной шкуре испытал эту ласку подлой любви). А словом…

Я создан весь, чтобы тебя любить,

Когда ты есть, я не могу не быть.

И не все это еще, не все…

Мне далеко до дому,

И труден мой путь впереди.

И до тебя другому

Лишь улицу перейти!

Все так же, твой быстрый почерк

Ложится в моей судьбе,

Не в строчках, так между строчек

Прочесть бы: «Который путь короче лежит к тебе?!».

Так вот, я о поэзии, о детях ее – стихах говорю как о розах. О розах говорить можно вечно, хотя бы вот так: есть розы благоуханные. Нежная красота их похожа на тот оттенок фантастичности, которым улыбка солнца открывает маленькие пушистые облачка, по вечерам провожающие его издали, Есть розы алые: они напоминают цвет свежей раны, и каждый оттенок их похож на кровавое пятно. Есть желтые розы, желтые, как огонек восковой свечи, как лицо осени. Это печальные розы разлуки, розы смирения перед судьбой. Приветствовать эти благородные розы надо молча, увидев на чей-нибудь груди. Есть розы белые, как луна, когда рано утром солнце застанет их на небе и взгляды их встретятся. Это розы безмолвной и безнадежной любви, желания и печальных одиноких грез. Есть розы ~ черные – это розы вечные, потому что никогда не отцветают. У них острые шипы и большие махровые лепестки. Эти странные розы растут в человеческих душах. Это черные розы тоски и печали.

И впрочем,-

Любимая! Грустно, грустно.

Вдали от меня твой след.

Ты хочешь сказать все устно,

А времени нет и нет.

И сердце в тревожной думе,

Ведь там же с тобою он,

А я здесь, как в узком трюме,

И давит со всех сторон.

Плачу в погоду злую —

Хоть бы одно словцо!

И по ночам целую

Придуманное твое лицо.

Губы… глаза и руки…

Слезы так жгут, так жгут.

Спасибо тебе за муки,

За счастье в пять минут.

Милая, милая! Только!

Побудь же со мной, побудь…

Крикнул бы: мук довольно!

Да слезы сдавили грудь.

Бош он)?d£/i поэта, —

Плакать и песни петь.

И до твоего ответа,

Милая, от пустячной беды,

Не дай умереть!

Знай, Надюшка, так и жизнь моя,

Как солнце катится.

И я боюсь, что однажды утром,

В синей свежести нового дня,

Я проснусь очень взрослым и мудрым

И никто не узнает меня.

Тебе, наверное, изрядно поднадоело мое лирическое настроение? Знаешь, хочу задать тебе очень серьезный вопрос – даже не знаю, как подойти к этому…

–  У тебя есть парень? Есть человек, которому б ты могла доверить все свое сокровенное? Поверь, но я очень бы хотел услышать твой ответ. Я задаю тебе вопросы эти и невольно отпадает все, что хотел сказать тебе… Ты мне скажи только, – нужен ли я тебе? Если «да», то всегда с тобой буду я, всегда, понимаешь? И если «да» прозвучит, то я очень хочу просить твоей фотографии. Ведь я тебя действительно придумал: в снах моих ты синеока, волосы русые, брови в разлет… Хочется увидеть тебя, хотя бы на фотографии. Еду. Пиши. Когда-то очень, очень давно, мое имя было Сашенька, а сейчас я пишу тебе.

Пиши. Жду. Саша

Письмо от 21.09.1974.

Здравствуй, Надя! Получил письмо твое и фотографию, – просто я обязан сказать тебе: «Спасибо, спасибо тебе за все». Знаешь, у меня сейчас настроение прескверное, ты извини, может и письмо будет пропитано этим настроением. Да и в последнее время у меня впечатление такое сложилось, – словно в жизни моей витает некоторая неопределенность. Глупость, конечно. Но ведь глупость ~ это источник нашего опыта. Впрочем причиной всей этой галиматьи, по моим соображениям, является одна немаловажная деталь – скука. Я скучаю. Скучаю ужасно, а откуда это все собралось, я и сам не знаю. Вот ведь, черт побери, как иногда бывает! Все надоело, без исключения все. Забросил даже книги. Это страшно, но я ничего не могу с собой поделать. Хотя я убедился в самой жизни, что это никакое не зрелище и не праздник, а попросту – трудное занятие. Я, наверное, настроен сегодня воин– ственно-писсемистически, потому и стараюсь отстоять или даже заново создать мрачноватые образы прошлого… Но писать об этом я не хочу, а если б и хотел, то не написал бы все равно. Не люблю возвращаться к истокам, потому что я привык видеть себя в будущем. Ко всему, доминанта моя – несвобода. А это как-то должно еще держать все горечи и обиды в самом дальнем уголке сердца. Так лучше. Не безбольнее, нет! Просто немного легче, чем держать их в своей памяти. И не потому ли все чаще и чаще я прибегаю к чудо-лекарству, к стихам. К стихам чудным, волшебным, к стихам священным? Вот, например, к таким. Это у Сергея Острового…

Океаны ломают сушу,

Ураганы сгибают небо.

Исчезают земные царства.

А любовь остается жить.

Погибают седые звезды.

Серый мамонт вмерзает в скалы.

Острова умирают в море.

А любовь остается жить.

Топчут войны живую зелень.

Пушки бьют по живому солнцу.

Днем и ночью горят дороги.

А любовь остается жить.

Я к тому это все, что если

Ты увидишь, как плачут звезды,

Пушки бьют по живому солнцу,

Ураганы ломают твердь ~

Есть на свете сильнее чуда:

Рафаэль написал Мадонну,

Незапятнанный свет зачатья

На прекрасном ее лице.

Значит день не боится ночи.

Значит сад не боится ветра.

Горы рушатся. Небо меркнет

А любовь остается жить.

Не знаю, действительно ли воскресают из мертвых, но вот от минутного унынья, сетования на пресную жизнь, ~ это правда. Воскресают!!! Мистика?! Нет, сама жизнь. Вот такие дела. Ко всему еще и добавим слово ~ вера. Вера в лазурное утро. В синь нового дня. В звездные ночи. В соловьиное пенье. Вера в будущее. Вера в новое.

Надюшка, ты не огорчайся только и не злись на меня, ладно? К сожалению у меня нет своей фотографии и я вряд ли смогу что-то выслать тебе. Но я напишу маме, и если остались какие-то мои снимки, то обещаю тебе их выслать. Здесь же я не имею ни малейшей возможности сфотографироваться, потому что нет в поселке даже самого захудалого ателье. А любительские снимки, которые делают некоторые из наших, настолько плохи, что их попросту говоря, приходится выбрасывать.

Что еще написать тебе? Право, я даже не знаю. Писать о работе, о свободном времени – значит повторять все уже написанное. А ипохондрия эта уйдет от меня, я знаю. Представляешь, какая все же она нудная штукенция, порой по целым часам валяешься на койке и смотришь в белый потолок, вроде и ничего то там нет, а перевести свои мысли в клубок стремлений попросту не хватает сил. Вот и идут дни за днями в таком ритме.

Осень. Побелорусски сентябрь называют «вересень». Правда, красивое имя? Березы желтые свои листья сбрасывают. Шумит и шуршит по тайге листопад. А рябина горит рубиновым светом. Я ведь сейчас в выходные часто ухожу в лес. Как-то чувствуешь себя по другому там. Душевноеравновесие обретаешь, что ли? Словом, и грустно и радостно. Других эпитетов не найду, пожалуй, вот сейчас все.