Текст книги "Краткая Воровская ЭНциклопедия"

Автор книги: Вячеслав Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 31. АЖИННЫЙ ДРОТ

Ажина, так в южных областях России называют ежевику. Колючий кустарник с вкусными фиолетовыми ягодами прославился в Европе тем, что столетиями не давал возможности проникать римским легионерам в дремучие леса севера, населенные германскими и славянскими племенами. Дрот – старое название колючей проволоки. Ныне все лагеря и тюрьмы мира обнесены колючей проволокой, она верный спутник воровской жизни и желаешь ты этого или нет, с ней надо знакомиться, коль ты вор. С советским воровством ты уже в ладу и решил гастрольно проветриться на Западе, вкусить прелесть тамошних ощущений. Есть сходство, но различий больше. Что на Западе воровать? Все открыто. Все в разных ценах. Там тебя, вор, при входе в магазины профессионально приветствует администрация: «Вор, заходи, но у тебя тут нет шансов». Товары намагничены, чуткие телеэкраны зорко следят за покупателями. Обычные в России «переодевания и надевания» не пройдут; конечно, какие-нибудь носки и трусы можно и там незаметно стыбрить. Однако стоящую дорогую вещь взять трудновато. Попытался один акаевский министр из Киргизии переодеться в Гамбурге – ему очень понравилась одна рубашка и «влетел» во всегерманскую известность. Магазин прославился тем, что там до этого не было рубашечных воров в ранге министров, попадались раньше цыгане, о которых говорили: «цыган – не барон, а такая штука, что и щука». Даже если тебе удастся утянуть вещь в магазине, то у тебя ее никто не купит. Кому она нужна, когда страны завалены товарами. Не печалься, если у тебя нет денег и приодеться хочется, сходи в Красный Крест – там помогут и приукрасят как какого-нибудь московского префекта. Печально, некомфортно, стыдно – пропадают воровские навыки. Тоже не беда – марш на субботние барахолки. Вот где тряпочный рай… Там вещи всякие – навалом, кучами, ищи и кувыркайся, незаметно обводи итальянцев и турок – любителей продавать поношенное и подержанное… Многие вещи всего-то только раз и надевались. Стоимость их в десятки, а то и сотни раз меньше: русская речь на барахолках Европы и Нью-Йорка – родная, советские евреи торгуют матрешками, армяне – чем попало: значками, пудреницами, портсигарами, поляки сплошь в товарах, не поймешь в каких, представлены и российские, и таиландские – страусиные и павлиньи перья вперемешку с биноклями оптических заводов Москвы и Урала. Вот тут наступает отдых душе и переполнение чувств и карманов. Последние охотно наполняются украшениями из Африки и Азии.

Барахолки, их называют в Германии блошиными рынками, не чета нашим: организованы, поставлены аккуратные стеллажи с тентами от дождя и солнца, открываются в восемь часов утра и закрываются в два часа дня. Расположены в центре, на набережных Майна и Рейна. Кругом чистота, без хлама и мусора, стоят рядом белые пластмассовые туалеты, бесплатные, с туалетной бумагой. Место для товара, разложенного на тротуаре стоит 20 ойро, на столе 80, полстола, естественно 40 ойро. От такого обилия и воровать не хочется. Что же делать вору на Западе? Искать работу – это сложность преограмная. В западных странах все семейное, все друг друга знают, и рабочие места берегут для родственников и знакомых. Посторонних не берут, стоимость-то рабочего часа большая. Берут тайно за меньшую плату на черную работу только больших умельцев – обычно сварщиков, мастеров сложной кладки и обязательно с дипломами и испытательным сроком. И тут предприниматели мошенничают, как хотят – один инженер-конструктор искал по объявлениям работу и, наконец, его пригласили. На пробный, бесплатный, день ему дали задание необычайной сложности. Он его выполнил со всем старанием, но работу не получил, и только спустя некоторое время понял. Фирма так каждый день приглашала новых и новых людей и бесплатно (используя право пробы), делала сложные вычисления и чертежные работы, которые ей бы пришлось оплачивать по самой высокой цене. Подобные объегоривания в рамках «закона о приеме на работу» или по незнанию приезжего населения необычайно часты – их называют «ловушками». Пожалуй не найдешь в свободном мире такого человека, который бы хоть раз в жизни не попался на лотерее, предлагающей виллу, дорогую машину – еще чаще. Шарлатанам всех мастей приносят большие доходы маленькие пощипывания, типа приглашений справиться по телефону (он же платный), где вам за ваш счет будут долго объяснять ситуацию, о которой можно сказать в двух дихотомических словах – да или нет.

Запад весь в тайнах – вам поставят золотые коронки на еще здоровые зубы, объяснив, что так надо сделать. Врачи, самое богатое и самое нечестное сословие, живут за счет эксплуатации боли, выдумывания вам заболеваний, пичкая вас дорогими лекарствами. Все стоит на обмане – советы, переводы с языка на язык, поцелуи… Ты друг тогда, когда можешь делать деньги, или когда «через тебя можно делать деньги», там не «только цыган да жид – обманом сыт», «но и каждый норовит к ним подстроиться». Знай об этом, дружище-ворище, прежде чем пуститься на гастроли за рубеж в богатые и сытые страны.

Тюрьмы, сам знаешь, везде не рай. Режимы (опишем Америку) там таковы: строгий, полуоткрытый и открытый. Открытые – типа наших колоний – поселений. Полуоткрытые – обнесены колючей проволокой в пять-семь рядов. Проволока стальная скрученная из множества жгутов и не поддается резанью ножницами. Перекид отсутствует, так как заключенным и вольным к ограде приближаться нельзя. Об этом знают сызмальства все. Стреляют без предупреждения и тех и этих. Все находится под контролем телемониторов и компьютеров. Тюремная вышка – каменная с пуленепробиваемыми стеклами, в ней уютное кресло, все средства связи, электропечи, холодильники, туалет, водоснабжение. Двери стальные – винтовая лестница рассчитана на одного человека – двоим не разойтись. С вышки никто и никогда не разговаривает с осужденными, не бросает им чай, а в случае нападения она становится автономной крепостью – сиди, хоть месяц. В американских тюрьмах два вида дверей по окраске – оранжевые, куда могут заходить зэки, и зеленые – тут им ход запрещен. Тюремные казармы: одно– или двухэтажные здания, рассчитанные на 130–140 человек. Кровати тоже двухэтажные, но в отличие от наших – деревянные, тумбочки, чайники, отсутствуют. Свой зэковский скарб находится в отдельных кабинах типа камер хранения на наших вокзалах. В туалетах одноместные кабины, многоочковость отсутствует, а тем паче ячейки – тол-каны для блатных. Запанибратские отношения между охранниками и отрядниками исключены – пульт связи в казарме находится посередине, и там дежурство круглосуточное. Шататься, кучковаться, сидеть на койках и пить чай запрещено, также нельзя пользоваться пидорами. Чистота идеальная, вшивости нет, зэки носят белую форму в казарме, а на работу одеваются в синие комбинезоны. Одежду и постельное белье стирают через двое суток… Доносы, связанные с нарушением режима содержания поощряются во всех тюрьмах Запада. Пословицы – «доносчику – первый кнут», «кто станет доносить, тому головы не сносить», – тут не работают. Там считают, что «лицо вора – прибаутка, и он всегда подсадная утка». Хоть «не из чести – переносят вести», но доносы занимают важное место в истории людей – архивы всех стран только ими и забиты. Воры всегда испытывали очарование от неправды-кривды и шли в авангарде доноса и у нас на Руси, и в других странах, в оккупированной Франции практически каждый донес немцам на каждого. Известны случаи, что фашисты настолько уставали от поклепов доброжелателей, что, дабы передохнуть, их пачками расстреливали. И успокоение было только на небольшой промежуток времени. В тюрьмах и зонах СНГ считается позором носить повязки СПП и прочих секций, а вот американцы с удовольствием носят на пальцах кольца из белого и желтого металла, означающие степень исправления и осознания своей вины. В Германии в тюрьмах сидит много выходцев из арабских стран, африканцев, из Юго-Восточной Азии, и попадающие туда выходцы из СНГ мучаются, не знают, куда себя деть – нет разговоров, игр, своих мастей. Тюрьмы Америки на восемьдесят процентов заполнены добрыми африканцами, пуэрториканцами, мексиканцами. Со жратвой нет проблем – кормят сытно и витаминно, там никто не копается в очистках, не варит головы рыбы в консервных банках, как в зонах России. Однако ведется борьба с курением. С работой намного сложнее, чем в СНГ – нигде нет поточного производства и лесоповала, зэки работают индивидуально по ремонту машин, изготовлению и плетению оград, очистке переработанного масла из автоколонок и кафе-закусочных, приглашают их и на дорожные работы. В лагерных магазинах все продукты питания, кроме спиртного. Свидания в открытом и полуоткрытом режиме разрешаются каждый день, а также разговоры по телефону.

Хотя и существуют профсоюзы зэков, но все групповые эксцессы против администрации, если они противоречат законам, подавляются немедленно и жестоко. Имеется для этого все: резиновые дубинки, слезоточивый газ, пластиковые пули, а в особых случаях привлекается национальная гвардия. Западный зэк даже подумать не может о том, чтобы взять в заложники охранника-дубака или работника тюремной администрации. Быть работником тюрьмы – почетно. Этого никто не стыдиться. Надзиратели объединяются в свои профсоюзы, издают свои газеты и журналы, где обмениваются опытом работы. Кстати, и зэки тоже имеют свою прессу.

В дальняк отвозят только особо опасных террористов, лиц совершивших тяжкие многократные преступления. Строгачи сидят отдельно в «бетонных мамах» – одиночных, двухместных и четырехместных камерах, площадью в пять-шесть квадратных метров; койки, как и в наших карцерах и ШИЗО, откидные на ночь, стол, унитаз, умывальник из нержавейки, параши отсутствуют, стены выкрашены в темный цвет. В западных тюрьмах наказывают жестоко за надписи на стенах и поломку тюремной мебели. Строгачи не работают и выходят на прогулку только раз в день, кормят их раздачей через кормушку. Разговаривают в строгом режиме через решетку. Когда входит наряд в камеру для просчета не встают, а тихо покорно сидят на своих шконках. Все камеры, будь то в Америке или Германии, оборудованы телевизионной системой слежки, не сыграешь даже в «Кулакову Дуньку» (занятие онанизмом). Привыкнуть к тому, что за каждым твоим действием следят от зевков до оправки, невозможно. В некоторых тюрьмах перегородки из неразбиваемого стекла, и охранникам ты виден как рыба в аквариуме. Что и говорить, многие зэки из стран СНГ впадают в жуткую ностальгию, вспоминая уют родных тюрем и зон, добрых бесплатных пидоров, отзывчивых, готовых побазарить начальников. Наказывают обычно карцером, при этом пребывание в нем исключается из срока заключения.

Зэки помимо фамилий носят номера, побегушники, ежели такие обнаружатся, сразу направляются в строгий режим. Женские зоны существуют отдельно от мужских, в них те же режимы, западные зэки татуируются только на свободе в специальных мастерских, подбирая наколку по альбому. По наколкам определить масть невозможно, да и само деление на блатных, мужиков, чертей и пидоров отсутствует. Гомосексуализм встречается, но он добровольный и очень дорогой, по стоимости в три-четыре раза превышающий оплату проституток. Гомики объединены в свои союзы, у них есть свои сутенеры. Так как с питанием нет проблем, то пидоров никто не нежит и не угощает. Учиться заставляют всех, во многих тюрьмах есть спортивные секции, плавательные бассейны, корты.

Сзэками работают штатные психологи и социологи. Так же как и везде, осужденные подвергаются остракизму, их неохотно принимают на работу, сторонятся и т. д.

Персонал тюремной администрации наполовину состоит из женщин. К ним всеобщее почтение: едких сальных выкриков они никогда не слышат, «Боже, упаси». Как и везде в уголовном мире есть свои язык фени – жаргон. Он издан отдельными словарями в Англии, Америке, Испании, Германии… И почти не переводится на другие языки. Забыл написать, что телевизор включают только по разрешению администрации. Также пишутся на каждого зэка характеристики. При этом компьютерное обеспечение плюсует баллы исправления или наоборот, деградацию. Медицинское обслуживание проводится регулярно. Половые органы западные зэки содержат в порядке, не вшивают в стволы пенисов бомбушки и не стабилизируют его вазелином. В тюрьмах действуют многочисленные хоры – церковное и светское пение. Пользуется большой популярностью изучение Библии – обязательная часть западной тюрьмы.

Желающим посетить тюрьмы организуют экскурсии, где вы можете прикинуть свое будущее, поговорить непосредственно и бесплатно с живыми свидетелями отсидки. Печально, что от этой программы отказываются туристы из стран СНГ – пожалуй, это самое стоящее, что можно увидеть на Западе.

В федеральные тюрьмы Америки помещают лиц, совершивших преступления во множестве штатов, или выданных Интерполом. Большая часть осужденных отбывает наказание в своих родных штатах и посему они содержатся за счет местного бюджета. В мире нет таких понятий, как в бывшем СССР – зононасыщенный район. В России первое место по этому показателю держит Пермская область, затем следует Красноярский край. Кроме социалистических стран XX века никто не экспортировал своих зэков за границу. Режимы Восточной Европы направляли своих политических противников в зоны СССР, а Союз поставлял зэков в Монголию, где они строили железные дороги и военные объекты.

Западные зэки любят разгадывать кроссворды, играть на спичках, распевают свои грустные лагерные песни, которые издаются в кассетах. Только покупай.

Воровство, скажем, немеркнущая область человеческой деятельности, оно, как любили выражаться раньше, не имеет границ.

Глава 32. ПЛЯСКА СМЕРТЕЙ

Система наказаний у большинства народов и племен соответствовала и до сих пор практически не отошла от принципа талиона – возмездие равно ітое-ступлению, а в народном речении: «око за око, зуб за зуб». Разброс талиона зависит от тысячи мелочей, вместивших в себя национальные, региональные, профессиональные и сословные особенности. Талион подобен картине индонезийского художника Ре-гига «Танец лягушек», там в вихрях каждое земноводное выпендривается в зависимости от вида, веса, окраски и тех болотных листьев, на которых оно сидит. На Руси говорили: «по делам (поделом) вору и мука», «розга хоть нема, да прибавит ума». Раньше, ежели кто, поймав вора при краже, убивал его, то ему было необходимо только доставить тело убитого к князю и изложить суть дела. По русским законам смертная казнь полагалась за повторную кражу, а по немецким – за третью.

Судебники всех народов, не будем разбирать, кто более зол или жесток, воровство повсеместно отмечали отрубанием рук (в одних случаях культю перетягивали и обрабатывали, в других дополнительно опускали в горящую смолу), отрезанием ушей, носа, языка, даже выкалыванием глаз, клеймением позорными знаками. Ежели вора не казнили, а помещали в тюрьму, то и там наказание было жестокое – оковывание железом, надеванием вериг. Известный атаман разбойной шайки Кудеяр носил вериги весом в 10 пудов (160 килограммов). Большинство людей такой вес не сдвинет даже с места. Согласно «Каролине», Уголовно-судебному уложению Карла V, смертная казнь полагалась: путем сожжения – за фалыпивомонетчество, противоестественный разврат и злоумышленный поджог; повешенье – за кражу церковный предметов (и сейчас в Западное Европе храмы обычно никогда не закрываются на замки), за подложные печати, документы, крепостные книги, подделку мер, весов, крепостных книг; терзанием клещами – отравителей ядом или зельем; мечом – бродяг. Тут были и различия, так, за кражу с применением оружия мужчин вешали, а женщин-разбойниц – топили. В Древней Руси ежели жена убивала мужа, то ее живьем закапывали в землю. Почти во всех кодексах смертная казнь предназначалась за похищение людей. Самым жестоким наказанием подвергались лица, убившие государственного чиновника. Согласно древнекитайскому кодексу Шан Яна за подобное деяние вырезались все вплоть до пятого колена, так и было умерщвлено в правление Цинь Шихуанди более 100 000 человек. «За трусость в бою, содрать шкуру, как с барана», – повествует Золотая Яса Чингиз-хана.

В Иволгинском дацане, что в Бурятии, служил в конце 50-х годов лама Хамарханов, который хорошо помнил жизнь Монголии последней четверти XIX века. Он любил рассказывать сцены народной жизни монголов и поведал о том, как тогда наказывали воров и угонщиков табунов. В определенных, защищенных от ветра ущельях Монгольского Алтая, на ровных каменных площадках стояли скульптуры чугунных козлов, внутри которых были топки. Вора сажали на козла и связывали бечевкой нижнюю треть голеней. Затем козла растапливали смоленными дровами до красна. И так оставляли вора – человек кричал, звал на помощь, источая аромат собственного жаренного тела. Прибегали волки и ждали, когда остынет кушанье, дотрагиваясь лапами до тела. Чудо! Некоторые наказанные выживали… крутясь пропеллером вокруг туловища козла, бечевки, стягивающие ноги, прогорали и жареный вываливался из такого казана – сковородки. Если в дальнейшем он не умирал, то причислялся к лику святых, обожествляя себя рассказами о происшедшем и показывая обоженные части. Не поверите, а это зафиксировано многократно, у монголов тогда почти не было краж. Так русский посланник в Пекине Соловьев, потерявший в конце прошлого века в пустыне между китайской стеной и Ургой золотые часы, их получил назад от нашедшего монгола. Посланника даже не удивило, а поразило то, что нашедший почти все лето разыскивал того, кто мог бы потерять золотые часы. В те времена часы составляли целое состояние. Вся Монголия была украшена скирдами, не подумайте сена, а шерсти, которую никто не воровал.

Последствия жестоких наказаний сказываются в веках, притом как ни странно, благотворно: в средневековой период в многочисленных прирейнских княжествах Германии очень берегли лес. Германия и сейчас самая лесная страна мира – на 70 % покрытая лесом вперемежку с небольшими полями, в стране нет открытых незазелененных пространств. В те времена не за кражу леса, а только за повреждение коры дерева (то есть нанесения ему поражения) злоумышленника убивали. Его приводили к раненному дереву, раздевали донага, тут же вспарывали живот и кишками обматывали ствол, человек погибал мучительно, больно, наглядно, облепленный муравьями и в жужжании ос и шершней. Просто так поврежденных деревьев (обмотанных проводом, с забитыми гвоздями, с затесами-знаками) вы и сейчас не встретите в Германии, а на поваленных штормами и бурями великанах можно увидеть надписи: «Посмотрите на мою судьбу, был велик, стал повержен», «Ох, как изогнула и переломала меня кручинушка жизнь», «Видно так мне написано на роду» и т. д. Пожаров в немецких лесах почти не бывает (встречаются ныне только в землях бывшей ГДР), ибо они все прорезаны просеками и пересечены водопроводами с гидрантами на случай возгорания. В лесах не курят, не разводят костров, все массивы оборудованы корзинками для сбора мусора – стеклотары, от которой в жаркие дни может быть возгорание, и они так же убираются, как улицы и площади. После войны уборкой мусора занимались школьники, ныне коммунальные службы. Леса также снабжены печами для жаренья мяса, сторожками от дождя и скамейками для отдыха. На многих скамейках написаны фамилии людей, которые их поставили. Бросить мусор в лесу – это равносильно плевку человеку в лицо. Кстати, иностранцы об этом не ведают, и из машин кидают пакеты и банки в придорожные кусты, естественно формируя к ним негативное отношение местных жителей.

В Восточной Сибири всех поражает опрятностью, ухоженностью и порядком Нижнеудинский район Иркутской области. Почему он такой? Там в первой четверти прошлого века исправником был Лоскутов, человек деятельнейший, управлявший людом, из которого многие были ссыльными и раньше ворами, бродягами, негодяями всех оттенков, путем розг, палок и плетей. За что он всыпал населению: «Плохо вспахана земля – секли, нечисто во дворе или избе – секли», прореха на рубахе или сарафане – секли, секли за все и про все! Но, Боже сохрани, если случалась в деревне кража, особенно, если украли что у проезжего, или срезали ящик или тюк в обозе: (о!) тогда секли без пощады и без разбору все селение, от мала до велика, пока не открывался виновный» [23]23
  «Записки иркутских жителей». Иркутск. Восточно-Сибирское книжное издательство, 1990. С. 372.


[Закрыть]. Генерал-губернатор Сибири М.М. Сперанский (1819–1821 гг.) отстранил Лоскутова от должности, и он вскоре умер от чахотки. Но деяния столь ретивого исправника видны до сих пор.

Раньше на берегах осетровых рек Волги, Урала, Иртыша была в ходу «рыбацкая казнь». Что это такое? Люди нынешних поколений не ведают о том, какие богатые рыбой были российские и сибирские реки. Воспоминания сохранили нам рассказы о том, как из Дона сети с рыбой лошадьми вытаскивали и волами, а то и специальными воротами на топях, на Печоре-реке сорной рыбой считалась… стерлядь, а предпочитали вкушать вкуснейшую сельдь. Раскроем фолианты «Полного географического описания нашего отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей» (вышло одиннадцать из намеченных двадцати двух томов) и посмотрим на фотографии складированных копнами на льду Яика (Урала) мороженных двухметровых осетров. Екатерина II, дабы изгладить ненависть людей (да, да и такое было) к лицам, участвующим в восстании Емельяна Пугачева, повелела реку Яик переименовать в Урал, и казаки яиц-кие стали посему уральскими. На зиму осетры ложатся спать в глубокие проточные ямы и спят там, омываемые подводными родниками друг на друге слоено, как бревна. Осетров зимой багрили со льда, прорубая семенем – особым ломом, большие лунки, а затем спускали сети.

Такой зимний лов рыбы сетью, подвешанной подо льдом, в дельте Урала, назывался аханным, а сеть – аханом. Рыбаки спали тут же, скорчившись в кожухах, на льду в шалашах – джулунах, сделанных из двухметровых палок-турлуков, связанных конусом и покрытых войлоком. Пойманных снулых (полусонных) осетров ставили стоймя мороженными в копна, а потом на станичном сборе распределяли по семьям. Встречались воришки, которых, поймав, приговаривали к «рыбацкой казни». При скоплении люда в вырубленные лунки на небольшом расстоянии шагов десять, «протаскивали» под водой вора туда и обратно, привязав за кукан, веревку, на которую нанизывают через жабры пойманную рыбу. Обычно подвергнувшийся такой участи умирал от воспаления легких, если его перед казнью не одевали в шерстяное платье, а после нее не растирали верблюжьими рукавицами и не поили водкой. Увозили такого вора домой с согласия толпы.

Прелюбодеяния (измена мужу) у одних народов жестоко наказывалось, у других, наоборот, поощрялось. Еще в тридцатые годы старики-зыряне (коми) приходили на прием к начальникам лагерей с просьбой подобрать им из зэков или надзирателей крепких мужчин для «предполуночного». В их задачу входило опробовать невесту, предназначенную к выданью, ибо считалось неприличным брать в постель к жениху девственниц. Жених, обнаружив непорочность, был вправе согнать ее со двора со словами: «видишь какова ты, никто на тебя не польстился, так и ты мне не надобна». Стоящими предполуночниками считались здоровые, крепкие мужи с образованием и желательно с бытовыми статьями, то есть воры, грабители, можно было привлекать и убийц. Старики их отбирали из предложенных начальством (руководство это использовало в качестве поощрения), затем угощали, кормили и направляли в постель к своим дочкам.

Петроград, недавно ставший Ленинградом, в 1926 году был потрясен одним событием. Его расписывали на все лады, показывая пагубность дореволюционных нравов, их жестокость и несправедливость по отношению к простым людям. Хотя никто не знал, что за граждане были найдены в виде скелетов. Итак, по порядку. При реконструкции одного здания под лестницей обнаружили тайную комнату, в которой был втиснут стол и за ним сидели (уже висели на цепях) скелеты, прикованные к стенам. Определили: парень и девушка, рассчитали, что, сидя за столом, они не могли соприкасаться друг с другом ни ногами ни руками, а только поцелуями. Сложили легенду о том, что якобы молодая женщина, жена одного состоятельного сановного вельможи, спуталась с его секретарем – юношей. Сановник поймал их в постели и повелел наказать таким зверским способом. Они, жена и юноша, неожиданно исчезли с горизонта санкт-петербургской жизни по расчетам в середине ХУШ века, а обнаружились в городе, ставшем колыбелью революции.

К концу второго тысячелетия новой эры мы можем констатировать дальнейшее совершенствование орудий убийств, прежде всего человека, тысячи людей гибнут, не ведая, от радиации, от плутония и стронция, от методов, перед которыми тускнеют убийцы Кавказа, знавшие 34 способа заточки клинков и закалявшие сталь не только убийством животных и прокатыванием моченых шкур, но и специально вскормленными для таких смертей пленниками.

Бежит человек, кричит человек, спотыкается, падает, и поднимается на станции Ванино. Помогите, спасите. Убили, отравили, ранили – нет, оказывается, заморозили. Рефрежираторщики поймали вора и потехи ради, заморозили ему зад, вдув морозный воздух в прямую кишку. Человека спасти не удалось, умирал страшной смертью, разлагаясь, но грузчиков-садистов так и не нашли.

Ворам достается всеми оттенками возмездий и как бы ни совершенствовалось уголовное законодательство, в нем присутствует талион, еще более он укоренился в народном сознании, где идея мщения смертью находит всечастный отклик, считается, что сумма да тюрьма только и дадут (прибавят) ума.

Тиски, в которые завинчиваются пальцы пытаемого «до тех пор, пока не можно больше жать перстов и винт не будет действовать». Рисунок из кодекса М. Терезии

Интересно, что население всегда негативно относилось к тем, кто изготовлял орудия наказания. Особенно доставалось плотникам – строителям виселиц и помостов, их всенародно презирали. Поэтому в уложениях наказывались штрафом и тюрьмой те, кто унижал и позорил мастеров. Плотников обычно приглашали издалека, им хорошо платили. Ведь раньше виселицы делались капитально и никогда не пустовали, они сооружались на видных местах, украшая своим видом города и селения. На них постоянно сидели и каркали вороны, кормясь трупами, а зловонье разносилось на большое расстояние (а по трупам ползали большие черви). Висельников хоронили вместе с веревками. В 30-х годах в Якутске такие веревки, неистлевшие в вечной мерзлоте, обнаружили на местном кладбище и их поместили в музей, где некоторые храбрецы примеряли петли на свою шею.

В период Второй мировой воины стали повсеместно вешать с кузовов машин, подвозили связанного к дереву, а чаще к решеткам сохранившихся стендов наглядной агитации и соцсоревнования. Это особенно было распространенно у оккупантов, так расправлявшихся с партизанами. Также машинами и убирали трупы. Часто вешали на фасадах зданий. Немецкие альбомы запечатлели активное мародерство местного населения – буквально проходили часы между боями, наступлениями и отступлениями, как с убитых снимали буквально все нательное, курочили челюсти убитых солдат плоскогубцами и клещами, извлекая золотые коронки. Кто это делал: пионеры и школьники, бабушки и дедушки…

Рассказывают такую быль, случившуюся в одном из белорусских городков. Пойманного партизана немцы поручили повесить калмыцкому отряду на фасаде одного из зданий в центре городка. Калмык-вешатель узнал в висельнике знакомого, с которым вместе «за девками вдаривали в Ростове-на-Дону». И он незаметно, что могут делать только умельцы-степняки, успел подкрепить петлю под мышками и ослабить стяжки на завязанных руках. Это «повешенный» понял и в сумерках, надеясь на спасение, почувствовал, что кто-то стягивает с него яловые сапоги. Казненный изловчился и заехал другой ногой под подбородок тянувшему. Тот грохнул. Каково было удивление утром: болтающаяся петля, а под ней с плакатом мертвый человек, без стргуляционной борозды и вроде бы другой. Но разбираться труповозы не стали, плакат с надписью на двух языках – немецком и русском – отложили в сторону, он еще должен был пригодиться и отвезли «скончавшегося мародера» в общую яму.

Рисунок из Терезианы: палач подпаливает подсудимому бока целыми пучками сальных свеч

Во всех видах талиона использовались предметы, связанные с хищением и ими же наказывались воры: в «рыбацкой казни» использовали шест-комол (к нему при рыбалке прикрепляется сетка бредня) и кукан, и этой связкой протаскивали виновника из полыни в полынью, а убивали (и такое было) чакушей – деревянным кистенем для глушения крупной рыбы. Когда конокрада волочили, то привязывали обмотанной веревкой за ноги, а если двоих, то прикрепляли к тяжу (части для дужной запряжки). Конь пускался вскачь и убийцу крутил волчком. Амазонкские племена опускали вора в реку на съедение пираньям, перед этим его пазили, как рыбу для засолки или вяления, то есть распарывали живот. Сжигая воров, их мазали сапухой (печной сажей), обливали вместе с одеждой жиром, нефтью, керосином, чтоб жарче горел.

Акт наказания всегда было красочным зрелищем – в Тибете женщин за убийство мужей топили в Брахмапутре в цветных домотканых мешках, завязанных специальными матузками – короткими кусками шнурка. Представление о том, что виселицы делались наспех, тяп-ляп, в корне не верно. Бревна очищались от коры, стругались рубанками, красились в синий, черный, красный цвета, сколачивались помосты и перекладины кованными гвоздями. У плотников для этих целей был специальный инструмент, так же как и у палачей. Топоры, которыми рубили головы, не использовали для колки дров и других хозяйственных нужд. До сих пор во многих странах палачи являются особой кастой, которая тесно сплочена и оказывают помощь друг другу: их дети вступают в браки между собой. Они устраивают свои вечера, съезды, где хвалятся – кто, кого, когда и сколько зарубил, как сносили головы, исполняют свои песни и всячески дорожат ремеслом, сохраняя традиции.

Одежда казненных воров, как и убийц, всегда считалась поганой. Сейчас родственники узнают о том, что их близкий расстрелян по письму с приговором и посылкой – приложением цивильной одежды убиенного. Одежду считают поганой даже для тюрьмы. Родители в России эту одежду часто хоронят в тайне, вымыв предварительно в семи водах. В некоторых районах разрывали на части-полоски, и ими конопатили пазухи в бревнах. Некоторые кавказские народы, получив одежду из Новочеркасска, где раньше была расстрельная тюрьма для всего Северного Кавказа, ее наоборот сохраняли и в случае семейных торжеств, раскрывали дверки платяных шкафов, где она висела, как бы приглашая казненного на празднество.