Текст книги "Прошлогодняя синева"

Автор книги: Всеволод Курдюмов

 
В комнатке, маленькой, как сердце,
Сжавшееся от любви,
Не давай мне стоять у дверцы,
А убегу – позови!
Звонкий голос твой слышен далече,
Звонкий голос – моя грусть.
На свои погребальные свечи —
На твой огонек – вернусь.
Званый я или незваный,
Желанный ли или нет,
Но твой я солдатик оловянный,
Игрушка ребячьих лет.
Другие с куклою играют,
У тебя ж солдатик свой,
И оловянное сердце тает
Подле свечки восковой.
 

 
В семнадцать лет уместна ревность,
Безумный взгляд и пистолет.
Но к тридцати? – в такую древность
Как ревновать мне – в тридцать лет?
Мне так болезненно понятна
Лукавой юности пора,
Когда суждение – превратно,
Когда мучение – игра.
Любви признанья – без утайки,
Разлука – вешний холодок.
О нет, на всякие лужайки
Я эти больше не ходок.
Мне суждена иная сладость,
Ты, поздней юности юдоль,
Несвоевременная радость
И своевременная боль.
Клюкой стучащаяся старость,
Тоски синеющая сталь,
Любви слабеющая ярость,
Судьбы темнеющая даль.
Предтеча нежности – сближенье
В обмене мыслей и затей,
Где вдруг находишь отраженье
Своей усталости – в твоей.
Где, потайное разгружая,
Но повседневное тая,
Уже не думаешь – чужая!
Еще не говоришь – своя!
Так возникает постоянство,
Так неизбежность облекла
И нас, и комнаты убранство,
И свет свечей, и зеркала.
Но равновесие такое
Так неустойчиво, и нет
Душе взыскующей – покоя
Необольщаемых планет.
И слишком темный, человечий
Приходит, крадучись, украсть
Ту тишину, и гаснут свечи —
Приходит медленная страсть.
Твое неведомо мне, гостья,
Обличье – друга иль врага.
Мой ли могильщик на погосте
Уже отмерил три шага?
Иль ты приносишь мне отплату
За всю прошедшую беду, —
За весь широкий мир проклятый
Мне не обещанную мзду?
Не знаю, но иду, послушный,
Стезей, которая темна.
И страшный дар твой двоедушный,
Любовь, – я получу сполна!
 

Николаев. Осень 1921

«Сполохи». Берлин. 1922, № 10

 
Его мы мыслим не иначе,
Как – громким, пристальным, седым,
Два скорбных глаза обознача
Через сигары сизый дым.
 
 
Спадающий, из бронзы вылит,
Клетчатый плащ поверх плеча,
Ногою, раненной навылет,
Слегка в волненье волоча,
 
 
С большою палкой суковатой
– Как добрый пастырь – на бульвар
Идет громить свою Палату:
«Где, где же легионы, Вар?
 
 
Где легио…» Но не по лузе
Был этот шар. Отныне мы
Вольны читать о Делаклюзе
Лишь в списках каторжной тюрьмы.
 
 
Смиряя гордое биенье
Большого сердца, – средь бродяг,
Воров, грабителей в Кайенне,
Сжигает молодость чудак.
 
 
Святой чудак. Сестра и матерь
Одни, как ангелы, при нем —
Его трапез простую скатерть
Другие не зальют вином.
 
 
Жену, любовницу ль – народу
Не предпочтет весной трибун.
Он умирал – седобородый,
Но вечным сердцем вечно юн.
 
 
Легка земля, – его не давит.
Так громче «Марсельеза»! – тут
Еще забвение не правит
И розы красные цветут.
 

В день 50-ти летия Парижской Коммуны.

Сборник стихов. Николаев, 1921.

ОТЗЫВЫ СОВРЕМЕННИКОВ

<…> г. Зубовский и г. Курдюмов (Всеволод Курдюмов. Азра. СПб., 1912) заслуживают нескольких слов отдельно. Оба они типичны для современного «среднего» поэта, так как делают свои стихи умело; щеголяют рифмами, стараются не быть банальными. <…> У г. Курдюмова есть уклон к декадентству прошлых дней. Если автор молод, он может перерасти свой «средний» рост и подняться головой над другими. Но для этого ему почти все еще надо начинать с начала.

Валерий БРЮСОВ. Сегодняшний день русской поэзии. (50 сборников стихов 1911–1912 г.) «Русская мысль». 1912, № 7.

<…> Стихи Павла (так в книге – В.К.) Курдюмова (Всеволод Курдюмов. Азра. СПб., 1912) как бы созданы для декламирования их с провинциальной эстрады. Мрачный романтизм, слезливая чувствительность и легкий налет гражданственности – в них есть все… Лихие окончания должны вызывать восторг галерки. Но русская литература – не провинциальная эстрада. От многого, очень многого придется отделаться Павлу Курдюмову и еще больше приобрести, если он захочет в нее войти.

Николай Гумилев. Письма о русской поэзии. Пг. 1923. (Впервые опубликовано: «Аполлон». 1912. № 5.)

<…> «Пудреное сердце» Всеволода Курдюмова – одна из самых неприятных книг сезона, уже потому, что она крайне характерна для того бесшабашного эстетического снобизма, который за последнее время находит все больше и больше последователей и почитателей. В ней бесцеремонное обращение с русским языком даже не пытается прикрыться флагом какой-нибудь из новых школ, производящих опыты в этом направлении, иногда очень рискованные. В ней, как и в первой книге, актерские трюки «под занавес». В тех местах, где поэт думает подражать Кузмину, его неловкость доходит до крайних пределов. И страннее всего то, что они современны, эти стихи, они по плечу и должны нравиться посетителям кинематографов, запоздалым гимназистам и… всем около одиннадцати часов вечера гуляющим по Невскому. Но разве для «них» существует литература?

Николай Гумилев. Письма о русской поэзии. Пг. 1923. (Впервые опубликовано: «Аполлон». 1913. № 2.)

<…> Манерничанье и выкрутасы В. Курдюмова – не что иное, как плохо замаскированное желанье обратить на себя внимание: «не мытьем, так катаньем». Кликушество и гурманство, похожее на самое обыкновенное обжорство изголодавшихся людей, – сходят в «Пудренном сердце» за чрезвычайно тонкий вкус. Беззастенчивое поклонение символизму, так сурово и правдиво осужденному акмеизмом (новой литературной школой, выступившей в защиту всего конкретного, действительного и жизненного), подражание развинченному М. Кузмину – руководят В. Курдюмовым и толкают его поминутно в бездну пошлости. А, между тем, В. Курдюмов – не абсолютно бездарен (встречаются красивые строки), и во всяком случае знает технику стиха.

Владимир НАРБУТ, «Новый журнал для всех» 1913, № 5.

ВСЕВОЛОД КУРДЮМОВ. «Пудренное сердце». Стихи. СПб. 1913.

«Пудренное сердце» – очень плохая книга. В ней все плохо: вялый и заикающийся стих, банальномодернистские темы, всегда неумело использованные, словарь сомнительного вкуса, стремление к изысканности – тоже очень сомнительной. Подражая Кузмину, Всеволод Курдюмов не отразил в своих стихах ни одного из достоинств кузминской поэзии. Язык книги приводит в недоумение, – счесть его русским затруднительно. На наш взгляд, стихи Курдюмова, несмотря на стремление к модернизму и даже к новаторству, равноценны надсоновским по своей бесцветности, вялости, непониманию законов стиха и языка. Редкие неплохие строки, попадающиеся здесь мало утешительны. «Пудренное сердце» уже второй сборник Всеволода Курдюмова, и, конечно, мы вправе требовать от него большего, чем двух-трех строчек, только не оскорбляющих вкуса.

Георгий ИВАНОВ. «Гиперборей». 1913, № 6.

<…> Третья книга стихов Всеволода Курдюмова (Всеволод Курдюмов. Ламентации мои. Пг., 1914) приятно отличается от первых двух – серьезным отношением к поэзии, чего раньше у него не замечалось. Поэт заметно выходит из слепого подражания Кузмину, оставаясь верным учеником этого прекрасного мастера. Стих Курдюмова выровнялся, образы стали полновесными, исчезла склонность к жеманным вывертам. Можно сказать, что в этом сборнике Курдюмов впервые почувствовал себя поэтом и нашел настоящую дорогу после долгого блуждания по разным эстетическим закоулкам. Есть в книге много несостоявшегося, но стихотворения «Бьют часы», «Зимою», «Только перстнем», а также «Цветы полей – и волшебные» – совсем удачны и дают нам право искренне приветствовать поэта.

Георгий ИВАНОВ. «Аполлон». 1915, № 3.