Текст книги "Последний переход"

Автор книги: Всеволод Глуховцев

Соавторы: Андрей Самойлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ГЛАВА 8

Ночь была ясной, звездной; этих негреющих далеких огоньков на небе высыпало столько, что в иных местах небосвод казался подсвеченным откуда-то сверху. Что там, выше неба?..

Егор улыбнулся этому, стоя во дворе. С удовольствием, глубоко вдохнул свежий и прохладный воздух, мимолетно подивившись тому, как велик здесь перепад температур: днем жара несусветная, а ночью холодок, впору бы и куртку надеть.

– Климат, яти его… – негромко сказал себе Княженцев, и сам же рассмеялся.

Он прошагал по кирпичной дорожке до калитки, отомкнул ее, вышел на улицу. Надо было немного постоять здесь в одиночестве, подумать, уложить в голове то, что увидел и узнал нынче.

* * *

Когда они с Павлом подошли к обрыву, то увидели внизу Виталия, сидящего едва ли не в той же позе, в какой они его покинули. Спина, затылок, брошенные на колени руки – все выглядело понурым, каким-то сонным… Пашка уже было растворил зевало, чтобы заорать, но Егор одернул его:

– Зачем…

Действительно, зачем?

Спустились молча. Когда ступили на доски, Обносков обернулся. Посмотрел равнодушно.

– Ну как?

– Сто двенадцать, – не полез в карман за словом Пашка.

– Чего – сто двенадцать?

– А чего – ну как?..

Но Виталий юмора не понял. Он продолжал тупо смотреть на Забелина. Тот усмехнулся:

– Всё, приплыли. Собирайся.

– Куда – собирайся? – вяло спросил Виталий.

– На цугундер, – прозвучал ответ.

Виталий опять не понял шутки. Княженцев поморщился и в скуповатых словах описал ситуацию.

Виталий буркнул что-то и встал. Движениями губ погонял во рту слюну. Плюнул в реку. Густой плевок быстро понесло вдаль, размывая его торопливыми качками грязно-зеленых волн.

Тем и кончилось разъяснение. Все прочее было недолгим. Сдувать лодки – не надувать их. Через четверть часа, гуськом: Павел, Егор, Виталий – путники подымались в гору.

«Что-то там Аркадий разузнает?..» – подумал Егор, но мысль озвучивать не стал. Скоро все станет известно.

Впрочем, когда они вернулись, Кауфман и вида не подал, что он там выяснил или не выяснил. Имущество они сгрузили в сенях; самим же им Клавдия Макаровна отвела небольшую спаленку с двумя кроватями – ну а двоим уж придется спать на полу.

Плацкартные места распределили по-честному, метнули жребий: кровати достались Виталию и Павлу. После этого отдохнули немного, перекидываясь незначащими фразами, Егор даже придремал малость.

Потом Клавдия Макаровна организовала поздний деревенский обед.

Потом курящие курили во дворе, а некурящие сидели рядом, любовались тихим вечером…

Потом хозяйка сказала, что пойдет, польет грядки; парни, конечно, предложили ей помочь, но она сказала, что преотлично справится сама.

Ну и ладно. Егор покосился на Аркадия – тот понял взгляд и мимолетно моргнул сразу двумя глазами: все, мол, помню, скажу. И правда, когда Клавдия Макаровна удалилась на задворки, Аркадий сделал таинственный жест…

И рассказал.

* * *

Честно признаться, Егор не понял, отчего Клавдия Макаровна пожелала рассказать это одному лишь Кауфману – но уж как есть, так есть. А узнал Аркадий следующее.

Оказывается, странности, начавшиеся лет через пятнадцать после войны, так и тянутся до сих пор, с переменной интенсивностью. Причем это касается не только поведения мира в округе, но и самих людей: у них стали проявляться необычные способности. Кто-то вдруг стал слышать передачи – просто так, как транзистор; другой видел во сне тексты неведомых никому литературных произведений, и чуть ли не сам он их написал – но, проснувшись, не мог вспомнить ни строчки, и так каждую ночь, прямо-таки наказание. А один начал изъясняться на латыни – отсюда-то и познания Клавдии Макаровны.

Но это, конечно, так, курьезы. А вот события, те, что преследовали окрестности Метели, – это да, это всерьез. Кружили знакомые с малых лет лесные тропки, сбивая путников, менялись направления и расстояния, одна и та же дорога могла довести до цели за полчаса, а могла водить до ночи (тут Павел только головой покачал, вспомнив свою карту и уклончивые речи старика на станции)… Таинственные звуки и видения поселились в чащобах…

– Стоп, стоп, – заинтересованно перебил Егор. – Здесь подробнее, пожалуйста. Какие видения?

Видения, оказывается, случались самые разные, одни похожие на то, что почудилось Трунову, только не конкретно кто-то чудился, а некие неуловимые, полуразмытые тени, мелькающие в самых глухих, непроходимых глубинах леса. А было дело, что показывались зловещие фигуры по ночам на околицах деревни: такие же неясные и призрачные, человеческие и вроде нечеловеческие, в каких-то темных балахонах и капюшонах. Они действительно мелькали: никто не успевал понять, мерещились ли они или вправду были. В общем, каждый видел что-то своё. Но видения нагоняли страх! И было замечено, что в эти ночи в самом деле бесновались, сходили с ума домашние животные, а самое жуткое – было замечено, что эти посещения знаменовали чью-то смерть или исчезновение.

– Исчезновение? – нахмурился Виталий. – Как так – исчезновение?

Ну вот так. Если кого такая ночь заставала вне дома, или если кто-то из дому выходил, бывает ведь такое… ну и недосчитывались наутро. И следов его не находили.

– И никто не возвращался? – Виталий насупился еще больше.

Аркадий пожал плечами.

– До сих пор – никто.

Все переглянулись. Н-да, невесело… – мелькнуло во встречных взорах.

– И что, никто больше этим не заинтересовался? С тех пор как этот… Колька видал Пацюка в последний раз? – с недоверием спросил Егор.

– Да нет, почему же, – особенная интонация прозвучала в голосе Аркадия. – Заинтересовались, и еще как.

Оказывается, неподалёку отсюда в начале шестидесятых годов – вскоре после случая с пропавшим студентом – расположилась ракетная часть. Секретная, до смерти! Но у них там, несмотря на всю секретность, тоже всякие аховые фокусы случались. Бывало, и там люди пропадали… Конечно, военные и КГБ постарались эту тему закрыть – но ведь от местных-то жителей не скроешь. И шепотом, из уст в уста пополз слушок: однажды к Зираткулю отправилась целая группа: ученая бригада и взвод солдат во главе с прапорщиком. Отправились и …

– И не вернулись, – понял Пашка.

– Именно так, – сказал Аркадий.

– А в каком году это было? – спросил Егор.

– Она точно не помнит, – ответил Аркадий. – Где-то перед самой перестройкой, год восемьдесят третий – восемьдесят четвёртый…

Да, вот так. Ушли в тайгу люди – и ни слуху ни духу о них больше не было. Все бесследно растворились в сумрачном лесном пространстве, так же, как и многие до них. Искали их, предпринимали новые экспедиции?.. Этого метелинцы не знали: остальное власти постарались завесить такой глухой завесой, что, конечно, лучше было туда не соваться. Обитатели и не совались, просто жили, как жилось, – не бросать же все и не бежать куда глаза глядят… Человек привыкает ко всему, привыкли и здешние к своим скверным чудесам, так с ними и жили.

Прошло еще время, грянула, как кирпич на голову, горбачевская перестройка, и уже, понятно, стало не до здешних загадок и феноменов. А они, эти феномены и загадки, продолжали быть, никуда они не делись. Местные жители… да собственно, их, жителей, с каждым годом оставалось все меньше: молодежь уезжала в города, оставались уж самые последние. А старики вымирали потихоньку. Вот и стояла деревня Метеля наполовину опустевшая, с неживыми, забытыми домами, где окна были либо заколочены, либо просто зияли мертвой тишиной. Подворья зарастали травой. Лес, когда-то вытесненный, выкорчеванный людьми, вновь начал подступать к околице.

Да, оставшиеся жители давным-давно приспособились. Они уже интуитивно, не сговариваясь, чувствовали дни, когда неведомое, поселившееся в их краях, проснется, – и в такие дни, и в ночи вслед за ними старались лишний раз не выходить из дому и вообще избегали даже упоминать об этих тревогах…

Егор усмехнулся, догадываясь:

– И сегодня именно такой день…

– Именно, – подтвердил Аркадий.

– И ночь будет такая же…

– Воробьиная, – вспомнил Пашка.

– Видимо, так. – Аркадий кивнул.

– Ладно, – сказал Княженцев. – Живы будем – не помрем. Как твой телефункен?

– Молчит. – Павел пожал плечами.

– А твой? – обратился Егор к Обноскову.

Тот только рукой отмахнулся.

– Ясно… Ну что, коллеги, утро вечера мудренее?.. Да. кстати, а наш новый друг, околоточный, очевидно, в курсе дела? И знает, что сегодня кризисный день, так ведь?

– Очень может быть, – охотно молвил Кауфман.

– Да. А раз так – зачем он дурака валяет? С задержанием, с наездами глупыми!..

Тут Егор осекся, потому что Пашка подтолкнул его локтем в бок.

– Тс-с! Глуши мотор, хозяйка идет.

Клавдия Макаровна приблизилась, приветливо улыбаясь:

– Ну, вот и все… Ужинать не хотите? Может, самоварчик поставим?

– Попозже, Клавдия Макаровна! – бодро отрапортовал Забелин. – Мы с вашего позволения, пока тут посидим, ландшафтом полюбуемся. Вид, – он повел рукой, – уж больно хорош! Красота! И комаров никаких. А мы боялись, думали, сожрут нас эти стервецы.

– Комаров нет, это верно. – Клавдия Макаровна прошла в дом. – Ну, попозже так попозже…

Случился попозже и самовар, уже в сумерках, под свет керосиновой лампы. И невеселое это было чаепитие, без разговоров – так, две-три фразы и опять молчание. Каждый будто бы погрузился в свои спрятанные от других думы.

* * *

И вот теперь – ночь; Княженцев стоял у ворот, дышал холодком и додумывал то, что тогда додумать не успел.

Правда, особенного толку от его дум не было. А если честно, то никакого не было толку… Егор поймал себя на том, что ему скучно и хочется спать. И он, правда, зевнул, звучно щелкнув зубами.

Огляделся. Ночное безмолвие повисло над миром. Но что-то вроде изменилось в нем?.. Что? Тревожное что-то. По окраинам неба, над самыми темными вершинами потащило облачные тени, лица вкрадчиво коснулся ветер. Вдалеке скрипуче прокричала какая-то ночная птица.

Глаза Егора уже привыкли к темноте. Он посмотрел на дом через дорогу, остановил на нем взор. Сощурился. Вспомнились странные слова из Гоголя: «Вот и чудится ему, что из-за соседнего воза что-то серое выказывает роги… как скоро прояснялись они, все пропадало… наконец, мало погодя, опять показывается из-под воза чудище…»

Княженцев рассмеялся и махнул рукой. Никакие привидения из-за углов не показывались, ни из-за соседнего дома, ни из-за этого. И Егор развернулся и пошел спать. Проскрипели под его шагами ступени крыльца, негромко стукнула дверь. Секундная пауза – брякнула щеколда.

Он ушел и не видел, что серое все-таки выказало рога. Не прошло и минуты, как у того самого дома, что наискосок через улицу, появился призрачный силуэт. Он помедлил, как бы прислушиваясь, а затем неслышно заскользил к дому Клавдии Макаровны.

ГЛАВА 9

Вроде бы Егор – вот спроси его – не смог бы сказать, что снилось ему этой ночью. Но что-то снилось, черт его возьми, было нечто. Он и проснулся с этим чувством, тяжеловатым, каким-то сосущим: что-то снилось, гадость какая-то. А что?.. Нет, не вспомнить.

Он пошевелился на своем матрасе и скосил глаза влево. Увидел Пашку, спящего сном младенца, с руками поверх покрывала – наверно, в казарме приучили так. Перевел взор вправо, на кровать Виталия…

И никого там не увидел. Подушка, скомканная простыня.

«Смотри-ка, взбодрился уже», – подумал Княженцев и стал смотреть в окно.

Небосвод казался отсюда ясно-голубым, но все же ощущалось, что он еще чуть-чуть сонный, в утренней легчайшей дымке, которая через часа полтора-два исчезнет… Егор безотчетно улыбнулся, вспомнив, как он точно так же просыпался в детстве и счастливыми глазами глядел в небо, предвещавшее долгий летний день. И вся жизнь впереди, как этот день… а может быть, он возьмет да и останется навсегда, и никогда не закатится солнце за горизонт, и жизнь тоже станет бесконечной, под стать изменившемуся миру.

Правда ведь, было такое! Казалось бы, давным-давно забылось, а вот нет, взяло и вспомнилось, да и когда? В самое неподходящее время, когда влипли в такую уродскую историю…

Так думал Егор Княженцев, лениво закинув руки за голову. И странное дело, никакой грусти-печали не было в его душе – ни об ушедшем прошлом, ни о неказистом настоящем, ни о неведомом будущем. Да и мыслей, собственно, никаких таких особых не было: просто покой в сердце, ну и хорошо, что так. Утро и в самом деле мудренее вечера, и уже коли оно славное и светлое, значит, будем жить!

– Князь! – шепотом окликнули его.

Пашка проснулся, смотрел с кровати.

– С добрым утром, – просто сказал Егор.

– Надеюсь, – помолчав, ответил Забелин. – А что это ты такой оптимистичный?

Егор подмигнул ему:

– В каждом философе оптимист и пессимист живут вместе, как в избушке с одним окном. Кто из них первым подойдет к окну – этого я и сам не знаю…

– Ну, блик, – только и сказал на такой замысловатый оборот Пашка, заворочался на кровати, чем, наверное, и разбудил Аркадия, спавшего на полу чуть поодаль. Тот зевнул, потянулся и открыл глаза.

– Не спим?.. – спросил он формально, ибо не слепой.

– Так точно, – откликнулся Пашка. – А сосед наш и вовсе где-то уже барражирует.

– А который, собственно, час? – Аркадий выпростал руку из-под одеяла. – Вот дьявол, часы встали…

Он занялся своими часами.

– Утро, – уверенно добавил Пашка, глянув в окно. – Часов… так полвосьмого примерно. Ну что, вставать?

– Да, наверное, – сказал Егор. – А кстати, что делать будем, чем заниматься?

Вопрос простой, но не в бровь, а в глаз. В самом деле, чем заняться-то?..

– Там видно будет! – решил Павел и сел на кровати. – А сейчас – подъем!

Ну подъем так подъем. Встали, оделись, заправили свои лежбища. Умываться надо было во дворе, Клавдия Макаровна еще вчера показала, где.

Она сама, как выяснилось, давно уже встала, отправила корову пастись и возилась теперь на огороде.

– Утро доброе, утро доброе, – радушно приветствовала постояльцев она. – А что же четвертый ваш друг? Заспался?..

Этим вопросом Клавдия Макаровна поставила постояльцев в тупик.

– То есть?.. – пробормотал Пашка. – А он разве… вы что, разве его не видели?

– Утром-то? Нет, не видела. Только ночью.

– Как – ночью?!

– Ну, то есть не то чтобы видала, а сон-то у меня чуткий… Слышу – проснулся, пошел во двор. А вы не слышали?

Странники переглянулись.

– Н-нет, – не очень уверенно произнес Павел. – И в каком часу это было?

– А не знаю. – Клавдия Макаровна поставила ведра на землю. – Ночью уже глубокой. В два, в три… А что, нет его в избе?

– Нет, – сказал Павел.

Хозяйка вытерла руки о передник.

– Сейчас попробуем… – И лицо ее стало сосредоточенным.

Егор смотрел с интересом. Ага, догадался он, это бабушка свой внутренний взор включила, как вчера. Ну, для нее-то это пара пустяков…

* * *

Мысль Княженцева прервалась сама собой, ибо он увидел то, чего совсем не ждал.

На старушечьем лице мелькнула растерянность. Егор увидел это так ясно, что сердце его захолонуло ледяной волной.

И вмиг понял – дело швах!

– Ох, ребятки, – пробормотала бабушка, – ох, грехи наши тяжкие…

– Что?! – вскрикнул Аркадий, и Егор вновь облился холодом. – Что? Что, Клавдия Макаровна?!

Точно невидимая связь вдруг сомкнула этих двух таких разных людей – компьютерного программиста и старушку из глухой уральской деревни.

– Беда, – быстро сказала Клавдия Макаровна. – Ох, беда, ребятки. Бегите.

Егор разинул было рот – что такое, да зачем… но Пашка так хлопнул его по плечу, что он враз заткнулся.

– Тихо, князь! Хватай барахло – и бегом!

А Кауфман уже был на крыльце. Он вовсе слов не тратил. Рванув дверь, он влетел в дом, а через пять секунд вылетел обратно.

В руках у него были все три рюкзака.

– Хватай! – крикнул он.

– В лес, ребята, в лес бегите! – заспешила Клавдия Макаровна. – К леснику! Там его сторожка, по тропинке, – она махнула рукой.

– Найдем! – откликнулся Аркадий. – А вы сами?

– Да мне-то ничего. Ничего! Я уж сама… А вы бегите! Прямо по тропке… Сергей его зовут, лесника! Сергей…

Парни уже неслись по огороду к низкому плетню. Перелетели через него вихрем.

– Вон тропка! – Аркадий резко вильнул вправо. Егор с Павлом – за ним. Полынь, бурьян хлестали по ногам.

Егор мчался, стараясь не думать, – человек умный, он понял, что теперь это лучшее, что можно сделать. Не думать! За них думал Аркадий – и это сообразил Егор: что в здешней странной местности именно он, Аркадий, оказался как рыба в воде, он лучше, острее, чем они с Пашкой, ощутил реальность, ее резкий сдвиг – просто такой уж у него дар. Вон с бабкой как они! Прям-таки телепатия…

Все это пролетело сквозняком в мозгу – Егор вправду не думал. Он лишь мчался, дышал усердно, видел ноги, спину, рюкзак бегущего Аркадия – и все. Но вдруг слева, справа выскочили ели, тяжкая густая ветвь проехалась по голове…

Лес.

Коротенькая мысль: чего нам ждать от незнакомого Сергея?.. Но тут же пропала эта мысль: самым краем глаза, слева Егор даже не увидал, а угадал скользнувшую по земле тень.

– Пашка! – завопил он. – Тень!

– Вижу! – хрипло рявкнул тот.

Тропинка крутанула влево.

Егор обернулся. Ноги побежали осторожно, заплетая одна за другую.

– Тени, – сбивчиво выдохнул он. – Вон они!

Лес не молчал. Засвистал, застонал над головами ветер, что-то зловеще дикое почудилось в его вое. Недобро принял лес трех этих человек… а тени?.. Да! Вот они. Никуда не делись.

В дальних зарослях перемещалось, стлалось по земле нечто. Оно текло там гладко и бесшумно, почти призрачно – сквозь кроны елей и подлесок, и не было для него никаких преград.

– Парни, – задыхаясь, сказал Аркадий. – Что-то здесь не так.

– Да?! – язвительно произнес Пашка. – Да что вы говорите!

– Тропа уводит, – объяснил Аркадий. – Влево. Я понял. По кругу мотаем.

Павел умолк. И все трое стояли молча. Уже никуда не бежали.

Лес потемнел. Он понизу налился полумраком, да не просто так, а эта полутьма заметно обтекала ребят с флангов – слева, справа, змеилась, струилась чуждая, враждебная сущность.

Ну вот оно, пришло.

– Так, – сказал Забелин очень ровным тоном. – Главное – не ссать.

Он полез в куртку, вынул пистолет. «Макар».

Так вот что Пашка таил ото всех!.. Оружие. Но никто этому не удивился.

Павел передернул затвор.

– В белый свет стрелять будешь? – хмуро спросил Егор.

– В черную тьму, – был ответ.

Сумрак изменился. Он стал быстрее. Теперь словно грязная жижа текла с трех сторон, полукругом – и что с этим делать, не знал никто.

Кроме Павла. Он, бывший офицер, психологию боя знал твердо.

– Не бздеть! – чуть изменил он свой приказ. – Давай…

И не успел. Да и не надо.

* * *

От низкого потока тьмы вдруг явно отделился клуб размером с крупного пса. Он легко помчался к людям, как перекати-поле, вмиг вытянулся в длину, передняя часть стала как бы утончаться, дымные струи протянулись вниз… с какой-то жуткой ясностью Егор понял, что это обретает форму зверя.

Волка! В грязной мути сверкнули злобой глаза, блеснули зубы. С быстротой бреда муть сгустилась, превратилась в шерсть, оскал пасти, глухой свирепый рык…

Тварь мчалась прямо на людей. Странным был её бег, волки и собаки движутся не так.

Павел вскинул пистолет.

Выстрел!

Череп твари брызнул клочьями гадкой плоти. Рев захлебнулся. Зверь грохнулся с каким-то костяным лязгом, кубарем перевернулся пару раз и распластался мертвым. Затем медленно стал таять, как льдинка под ярким солнцем.

– Вот так! – сказал Павел.

Но от тумана так же быстро и бредово отделились и помчались на них еще два клубящихся шара. Забелин поспешил дважды шарахнуть по ним – в один попал, в другой нет, но и сквозь первый пуля пролетела, лишь слегка колыхнув его. Шар на лету встряхнулся и продолжал мчаться, неотвратимо обретая звериные черты…

– Т-твою мать!

Этот отчаянный Пашкин возглас был совершенно понятен. Пять патронов в магазине – и два монстра. И сколько их там ещё вырвется из тьмы!..

Ни одного не вырвалось.

Выстрел ударил сзади. И тут же второй. И обе твари, уже почти превратившиеся в жутких монстров, кувырком полетели наземь.

А та мгла – она спешно поползла назад.

Княженцев изумленно обернулся.

На тропке стоял высокий мужчина в зеленой форменной куртке лесника. В руках его – стволом вниз – был армейский карабин.

– Добро пожаловать в наш дивный новый мир, – негромко молвил лесник.

* * *

Что-то необыкновенно располагающее было во всем облике этого человека: рослого, подтянутого – не мундир ведь кавалергарда был на нем, а все равно казалась его униформа щеголеватой, ловко сидящей на стройной плечистой фигуре.

И немолод он был – заметно. Густые, чуть волнистые волосы с проседью, седые пряди и в усах, и в окладистой бороде. В общем – лет под пятьдесят.

– Здравствуйте, – сказал за всех Аркадий.

– Мое почтение, – лесник улыбнулся. – Напугались?

И голос приятный: баритон с учтивыми модуляциями, выдающими воспитанного человека.

– Не успели. – Пашка щелкнул предохранителем «макара». – Хотя картинка – мама, не горюй…

Мрак пропал. Словно и не было его, исчез совсем. Оставил трех мертвых, истаивающих чудищ и исчез.

Лесник смотрел привычным взглядом, разве что давняя, давняя усталость оставила свой отпечаток на его лице, если б всмотреться повнимательнее… Но нашим парням было не до внимательных всматриваний. И даже не до невнимательных.

– Ну и, – Егор взглянул строго, как старый педагог, – что бы это значило?

– Это значит, что вы, ребята, чем-то очень приглянулись нашей точке. Взволновали ее.

– Как Ромео Джульетту… – проворчал Павел. – Ну-ка, пойду, гляну, что это за уроды, пока они совсем не растворились.

– Точка, вы сказали? – переспросил Егор.

– Ну или зона, как угодно.

– Она охотится за нами, – вдруг молвил Аркадий.

– Похоже на то. – Лесник посмотрел с интересом: – А вы, простите?..

– Да, – твердо сказал Кауфман. – Теперь мне ясно. Я еще вчера, когда увидел… а сейчас все, уверен.

– В чем уверен? – выпучился Княженцев.

– Эй! – крикнул Павел. – Гляньте-ка!

Он стоял, нагнувшись над трупом застреленного им существа, стволом пистолета брезгливо раздвигал шерсть на боку.

Ребята подошли.

– Смотрите, – повторил Павел и ткнул стволом в труп. Звук стучащий, костяной.

Пуля снесла полчерепа твари, и мякоть разлетелась по земле. И была это какая-то слизь не слизь, мозги не мозги… гадость, сукровица. А морда – то, что от нее осталось – не то волка, не то вепря, не то крысы, что-то среднее меж ними.

Отвратительное рыло – волк вообще-то зверь красивый, а от этой хари так и продирало омерзением.

Пашка стучал пистолетом вот зачем: он обнаружил диковинное. Под неопрятной шерстью тело твари было покрыто множеством роговых пластин, примерно как у броненосца. Пучки же шерсти – не серой, а скорее, какой-то грязно-ржавой – росли неровно и безобразно из-под этих пластин, в местах сочленений. И всё это как бы растворялось медленно, теряло форму, постепенно исчезая в никуда…

И от туши расплывался странный запах, не зловонный, но противный, тошный, вроде того, как бывает в запертых помногу лет, не проветриваемых подвалах.

– Ну как? – Забелин выпрямился. – Там чудеса, там леший бродит… Что ж это вы в своем лесу такую красоту разводите?

Лесник принял шутку, улыбнулся.

– Вы преувеличиваете мои скромные возможности. А если серьезно – это оттуда. С той стороны. Вот, – легкий кивок седоватой головы в сторону Кауфмана, – молодой человек, кажется, уже понял.

– Не очень молодой. – Аркадий усмехнулся. – Но понял, это верно.

Пашка нахмурился. Похоже, ему не очень понравилось, что кто-то там чего-то понял без его команды.

– Стоп, – сказал он. – Ну-ка, понятливый, с этого места поподробнее.

А Княженцев с любопытством оглядывал лесника. Сергей – вспомнил он имя лесника. Стройная фигура, речь образованного человека… Даже форменная куртка облегала широкие плечи с каким-то небрежным шиком. «Ишь ты!» – подумал Егор и перебил Забелина:

– Простите, а вы, очевидно, Сергей? Про вас нам Клавдия Макаровна говорила, наша хозяйка.

– Ах вот как. Знаю, хорошая тетушка. Да, позвольте представиться: Беркутов Сергей Аристархович.

– Александрович? – не поверил своим ушам Забелин.

– Аристархович, – повторил лесник медленнее.

– Редкое имя, – удивился Пашка.

– Отчество, – весело откликнулся Беркутов.

И странным было то, что разговор этот шел так по-светски среди леса, который жил своей мирной лесной жизнью, а у ног беседующих валялись распадающиеся трупы фантасмагорических чужеродных созданий, пять минут назад готовых разорвать людей в клочья. Да, странным было это! Но никто из четверых этого даже не замечал. Потому что странное стало привычным.

– А как это вы так вовремя на помощь к нам успели? – спросил Егор.

Лесник усмехнулся:

– Работа у меня такая – на помощь приходить.

– А если серьезно?..

Улыбка сошла.

– А если серьезно… Если серьезно, то прошу ко мне. Макаровна вам разумно подсказала. Потолкуем.

– Да мы, собственно, к вам… – И Аркадий кратко, толково рассказал о том, что случилось в деревне, о Пыжове, о том, как пропал Виталя и Клавдия Макаровна поняла, что случилась беда, а потом о том, как тропа начала кружить, не пуская к цели… а дальнейшее Беркутов видел сам.

– Да, – сказал он. – Ну, держите за мной и не отставайте, иначе потеряетесь.

Егору теребили язык сразу несколько вопросов, но он здраво рассудил, что сейчас не до них. Надо и вправду сперва дойти до заимки. Рюкзак уже ощутимо оттягивал плечи.

Шагали молча, слышны были только звуки дыхания да хруст веток под ногами. Шли размашисто, в темпе.

Егор смотрел вниз. На границе его видимости маячили спина и ноги Павла, за ним механически и держал курс Егор. Пока было время, он с интересом прислушивался к своей душе – что происходит с ней в таких чумовых обстоятельствах?.. И с удивлением (беспечным, легким каким-то) убеждался, что все в порядке там, в душе Егора Княженцева. Нет в ней тревоги, черноты, неприятных пятен. Вообще ничего насторожённого, как тогда, на подходе к Кара-су… Душа спокойна, будущего ждет хорошего, ясного и приветливого. Ну и пусть будет так! Значит, можно идти бодро, чувствовать свой пружинящий, надёжный ход, знать, что ты молод, здоров и дохнуть не собираешься!..

Эти мысли придавали бодрость, он шагал без устали. Все так же ни о чем не думал. Отсчитывал ритм марша: «Раз, раз, раз-два-три!.. Р-раз, раз, раз-два-три!..»

Под Беркутовым тропа точно присмирела, выпрямилась. Еще немного ходу – и тайга малость расступилась. Путники пришли.

* * *

Егор поднял голову и увидел, что ели расступились и на полянке – потемневшие бревна, заросшая мхом крыша – стоит избушка. В следующий миг он увидел, что это, собственно, не просто избушка, а целая усадьба – плетень, огородик, какой-то сарай, баня, собачья будка. Собаки, правда, нет.

– Мое, так сказать, поместье, – объявил Беркутов. – Личное, персональное и неотторжимое. Прошу!..

Избушка оказалась тесновата, что уж там говорить.

– Вы, может быть, не прочь перекусить? – справился хозяин, когда все с огромным наслаждением посбрасывали с себя кладь и попадали кто куда: на лавку, на табурет, а Егор так и вовсе плюхнулся на пол, спиной привалившись к стене.

– Не прочь, – оживился Павел. – Мы не завтракали.

– Будет сделано! Правда, не обессудьте, уж чем богаты, тем и рады.

Обессуживать не пришлось, ибо завтрак – печеный деревенский хлеб с деревенским же маслом, чай, вскипяченный в русской печке, – прошел на «ура». Павел с Егором добавки попросили, и получили ее.

– Закурим? – предложил после еды Пашка, но выяснилось, что курящий он один. – Тогда потом покурю, – легко согласился он и спрятал сигареты. – Ну что, господа хорошие? Я так понял, что нам Аркан кое-что поведать хочет? – сказал Павел о Кауфмане чуть отчужденно, в третьем лице. – Что-то такое, что он до сих пор таил? Молчи, так сказать, скрывайся и таи…

– Ладно! – прервал его Княженцев. – Ты же свою пушку от нас тоже таил зачем-то?

– Это просто техника безопасности.

Егор только рукой махнул.

– Ну-ну, – примиряюще заговорил Аркадий. – Да, я действительно кое о чем помалкивал. Но всему свое время! И оно уже почти пришло…

– Почти? – Егор сдвинул брови.

– Да. Сначала, полагаю, надо выслушать нашего уважаемого хозяина.

– Охотно, – молвил тот. – Должен сознаться: я здесь нахожусь но доброй воле, ибо хочу докопаться до сути происходящего.

– Начиная с Пацюка? – сообразил Егор.

– Не только. Вообще все началось куда раньше. И не здесь.

– А пока, стало быть, не докопались, – ясно стало Пашке.

– Пока нет.

– И долго это «пока» длится?

– Да уж годков десятка два с лишком.

Видимо, усмешка скользнула по губам Забелина при этом ответе, потому что Беркутов спокойно добавил:

– Это не удивительно.

– Па-анятно, – сказал Павел так, что невольно усмехнулись и прочие.

Но Беркутов остался спокоен.

– Я бывший военный, – объяснил он. – Ракетчик. И служил я именно здесь, в той самой части, о которой вы уже знаете.

– Ах вот как… – дошло наконец до Княженцева. Да и до друзей его, только они промолчали.

– Да, вот так, – Беркутов улыбнулся. – Я, должен сказать, потомственный военный. Притом потомственный артиллерист…

Рассказ Беркутова

Да, именно так. Потомственный артиллерист, среди предков которого были и генералы, и герои Шипки, и герои Севастополя – того самого Севастополя, описанного Львом Толстым. И учился он в престижном учебном заведении – Военном институте имени Можайского в Ленинграде. И по окончании оного убыл для прохождения службы на одну из новейших в те годы шахтных пусковых установок, в далекую уральскую глухомань.

– Та-ак, – сказал командир части, разглядывая предписание. – Лейтенант Беркутов, значит. Отличник боевой и политической подготовки…

– Так точно, товарищ подполковник!

Ухмылка скривила худое лицо подполковника.

– Сам выбрал место службы? – Он поднял на лейтенанта тусклые, с желтоватыми белками глаза.

– Так точно. На распределении. Хочется послужить на передовой! На огневом щите державы.

И вновь усмешка шевельнулась под колючей щеточкой командирских усов.

– На огневом щите, значит… Ну-ну. Ладно, лейтенант. Ступай, познакомься с офицерами. Коллектив у нас, я считаю, хороший. Личный состав тоже отборный… Ну, там сам увидишь. Насчет жилья… ты ведь холостой?

– Так точно!

– Ну, тогда дело совсем несложное. Найдешь сейчас зама по тыловой части, капитана Кондратьева…

И потекли служебные будни. Конечно, лейтенант Беркутов, как полагается, первым делом «проставился» своим новым сослуживцам, еще не зная толком, кто из них кто. А потом уж постепенно коллеги обрели в его глазах индивидуальность. Отношения сложились вполне товарищеские, со всеми, даже с особистом – к этой публике офицер в пятом поколении Сергей Беркутов относился не то чтобы неприязненно, но все-таки с некоторым кастовым снобизмом. Однако от общения с капитаном Миловским снобизм лейтенанта сам собою растворился. Можно даже сказать, что они стали приятелями. Подолгу трепались о всяком – ну, какие бывают мужские разговоры… В том числе говорили и об охоте, о рыбалке в здешних местах.