Текст книги "Всемирный следопыт, 1927 № 01"

Автор книги: Всемирный следопыт Журнал

Соавторы: Морис Ренар,Николай Лебедев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

К литературному конкурсу «Следопыта»

В № 8 нашего журнала за 1926 г. был об’явлен литературный конкурс на небольшие рассказы, об’емом не более одной четверти авторского листа. Основным условием конкурса было частичное использование одной или нескольких книг, выпущенных издательством «Земля и Фабрика» (было названо 12 книг).

Помещаем здесь полный список рассказов, присланных участниками конкурса и просмотренных жюри и редакцией журнала (сперва напечатано название рассказа, а за ним, в скобках, девиз или подпись автора).

1. Профессор Валевич (В. Алов). – 2. Женская «искренность («Беда хоть и мучит, да за то уму учит»). – 3. Остров свободы (В. Александров). – 4. Последний бой (А. Заполнений). – 5. Под дыханием смерти (Бор. Курский). – 6. Потерянное сокровище (Путешественник). – 8. Преображение (А. Тарабыкин). – 9. На море (В. Н. О.). – 10. Газ («Будь готов!»). – 11. Материалы по биографии Айзекса Дюна (Окуляр). – 12. Последыш («Смена– смене»), – 13. Без названия (Проходимец). – 14. Авария Земли (А. Грачев). – 15. Век ЗССНБП (А. Грачев). – 16. Вечный двигатель (А. Грачев). – 17. Привидение (ст. Арапово?). – 18. На заре революции (Земцов В. А.). – 19. Юрий-разведчик (Ю. Злыгостев). – 20. Восстание зулусов (Атолл). – 21. Ее судьба (Г. Мира). – 22. Таинственный карлик (Асов). – 23. Мы победим (Голубой орел). – 24. От думы (И. Кротков). 25. Экспресс истории (И. Пуринг). – 26. Самуэль-революционер (Г. Аралов). – 27. Месть Тауга (Галея). – 28. Зелепый Свет (Синее пятно). – 29. Окись алюминия (Эс-тэ-пять). – 40. В тайге («Жизнь – борьба»). – 31. Сила бронзового топора («Человек – это природа, познающая тебя»). – 32. Энгери (Гинволо). – 33. Ядовитые портсигары (Красный химик). – 34. За счастьем (М. В. Силич). – 35. Замена старого сердца новым (Леонардо). – 36. Северные художники (или Золотые шутки). – 37. Яр сатаны (П. Тампаев). – 38. Руламан (М. С.). – 39. Месть аймата (Караулов). – 40. Долой угнетателей! (В. Г. Инсаров). – 41. Его смерть («Неизвестный»). – 42. В подземельи (Читатель «В. Следопыта»). – 43. Мятеж (Л. П. Тромберг). – 44. Сила Руламана (Т. Орысио). – 45. Путешествие на Уран в 2026 году («Пиши и верь, что всех фантазий волшебней знания родник»). – 46. Отчаяние (Ф. Добрынин). – 47. На новые места (Атолл), – 48. Беглецы (Друг угнетенных). – 49. Кирина повесть (Игея). – 50. На красную звезду (Безсонов). – 51. Айша (Ошер Наванад). – 52. Человек-призрак (Топорков). – 53. Бандиты (Кодрян). – 54. Бегство Энгеля (Котя Твер). – 55. Газовая атака (Жульен). – 56. Адская машина (Серафим Вернер). – 57. Только сон (Харитина П.). – 58. Превратности жизни («Труд, земля и фабри ка»). – 59. Шопот звезд. («Я!»). – 60. Зарождение жизни на земле (А. Грачев). – 61. Голос пережитого (Мрачный). – 62. За великое дело (Вахрамеева). – 63. Звезда экрана (Е. Жорницкий). – 64. Каникулы (И. Торосян). – 65. Мое первое путешествие (И. Торосян). – 66. Приключение Ричарда Тронта (К. Калантарова). – 67. Среди людей каменного века (Гаспар Готфрид). – 68. Как Степка-авиахимщик устроил рай в местах столь отдаленных («Электрификация суток»). – 69. Похищение (Ниголов). – 70. Приключение маленького бродяги («Маленький американец»). – 71. Бомбовоз Байкал («Воздушные города»). – 72. Гостья вселенной (Икар). – 73. Глаза смерти (Таинственный X.). 74. Неведомый остров (Таймень). – 75. Скорлупа Ха («Жизнь есть знание и действие»). – 76. Победа «Прыгуна» («Все совершенствуется»). – 77. Ошибка профессора Пуаре («К жизни!»). – 78. Встреча с белым медведем (В. Волкова). – 79. Таинственное письмо (Вецнал). – 80. Палеоскоп («Наука творит чудеса»). – 81. Гольфштремова плотина (К Олунд) – 82. В мире атомов (Вецнал). – 83. По разные стороны окна («Свободу колопиям»). – 84. Ущелье Большого Дракона («Летучая мышь»). – 85. Лучи мысли («Все двенадцать книг»). – 86. Английский рассказ (Ал-р Э. Альберт). – 87. Неронит («История науки – история непрерывных завоеваний»). – 88. В атоме («Всемирный Следопыт»). – 89. Гар и Эя. (Камея).

РЕЗУЛЬТАТЫ ЛИТЕРАТУРНОГО КОНКУРСА «СЛЕДОПЫТА»

Условия конкурса предусматривали назначение премий: I – в 250 руб. и XI – в 100 руб., всего на сумму в 350 руб.

Жюри конкурса не нашло возможным признать какой-либо рассказ достойным 1-й премии. Однако, желая полностью выполнить обязательства, взятые на себя редакцией, жюри конкурса, редакция «Всемирного Следопыта» и Изд-во «Земля и Фабрика» решили всю ассигнованную на премии сумму (350 руб.) распределить между авторами лучших рассказов.

Поэтому премируются: II премией – два лучших рассказа (по 100 руб.);

III премией – три рассказа (по 50 руб.).

II ПРЕМИЮ ПОЛУЧАЮТ АВТОРЫ РАССКАЗОВ:

«По разные стороны окна» (девиз – «Свободу колониям!») – М. Е. Зуев (Ленинград).

«Ущелье Большого Дракона» (девиз – «Летучая мышь») – В. В. Белоусов (Москва).

III ПРЕМИЮ ПОЛУЧАЮТ АВТОРЫ РАССКАЗОВ:

«Лучи мысли» (девиз – «Все двенадцать книг») – Н. Н. Железников (Москва), при условии переработки рассказа.

«В мире атомов» (подпись – «Вецнал») – В. Я. Лаицев (Златоуст), при условии проработки рассказа.

«В атоме» – (подпись – «Всемирный Следопыт») – С. С. Голубь (Орша), при условии проработки рассказа.

Рассказ «По разные стороны окна» печатается в № 1 «Вокруг Света».

Рассказ «Ущелье Большого Дракона» будет помещен в № 2 «Всем. Следопыта», остальные рассказы – постепенно в дальнейшем.

Кроме премированных, жюри конкурса отметило следующие рассказы, которые также будут помещены в «Следопыте» или «Вокруг Света» (с некоторыми изменениями):

«Английский рассказ» (подпись – «Ал-р Э. Альберт») – А. Э. Альберт (Москва).

«Неронит» (девиз – «История науки – история непрерывных завоеваний») – Л. М. Рос– сихин (Козлов).

«Гар и Эя» (подпись – «Камея») – П. Б. Горцев (Ростов н/Д.).

Редакция и жюри конкурса: А. Беляев, В. Нарбут, Вл. Попов. С. Полтавский.　

Де-Вэр-Стэкпул
КАМЕННЫЙ СТРАЖ АТОЛЛА

Рассказ

(К рисунку на обложке)

Это случилось много лет назад, на просторе Тихого океана.

На шхуне «Морская Ласточка», которая направлялась по торговым делам к острову Раротонга[12]12
  Раротонга (Rarotonga) – главный остров в Архипелаге Кука, в Полинезии, на Тихом океане (21°13′ южн. шир. и 160°6′ 38» зап. долг.).


[Закрыть]), вспыхнул пожар, когда она находилась милях в четырехстах от места назначения. Через несколько минут вся шхуна была об’ята пламенем, и экипажу пришлось спешно покинуть ее в шлюпках.

Шлюпок было две: вельбот и небольшая парусная «динги». В первый сели шкипер и большая часть команды, а во вторую – два брата, темнокожие матросы-туземцы (канаки, как их называют в Океании), и Паризо, канадец родом, юноша восемнадцати лет.

Вельбот был быстроходнее динги и скоро оставил ее далеко позади. Через две недели он добрался до Раротонги. Динги же бесследно пропала, и только 1 сентября, почти четыре месяца спустя, она была подобрана в море бригом «Медуза». Она плыла по воле волн, без паруса, со сломанной мачтой, а на корме лежал Паризо, без сознания, в бреду, но живой. На лодке не было ни крохи сметного, ни капли воды, а подобрала ее «Медуза» всего в полутораста милях к югу от того места, где погибла шхуна «Морская Ласточка».

Это происшествие немало взволновало тогда тихоокеанских моряков. Когда динги покинула шхуну, на ней находилось запасов всего дней на десять, как это письменно удостоверил шкипер Галифакс, командир и хозяин шкуны «Морская Ласточка». Подобрали ее почти через четыре месяца. А между тем Паризо был жив. Чем же он питался все это время? И куда девались его товарищи канаки?

Толкам и догадкам не было конца. Одни предполагали, что Паризо с’ел своих двух товарищей. Другие – что их подобрало какое-нибудь судно, которое само погибло в свою очередь, и т. д. Сам же Паризо ничего не помнил из того, что произошло с минуты, когда они покинули шхуну.

Только много лет спустя, после тяжелой болезни, память внезапно вернулась к нему, и загадка разленилась.

Вот история Паризо, как он рассказал ее доктору, лечившему его.

Когда они покинули шхуну, обе лодки пошли в одном направлении, к острову Раротонга. Но вельбот, как уже сказано, был быстроходнее динги, и расстояние между ними быстро увеличилось. На закате второго дня парус вельбота уже едва виднелся впереди, словно белое крыло чайки. А на третий день, когда солнце взошло, море было пустынно. Вельбот исчез, как будто непрерывно дувший теплый пассат смел его с лица океана.

Однако, Паризо не испугался. Он был из того типа людей, которые не знают страха. Он убежал из родительского дома и сделался моряком из любви к приключениям. Несмотря на молодость, у него были свои взгляды на мир и вечность и собственная наивная философия, которая говорила ему, что смерти нечего бояться по той простой причине, что смерть всеобща.

Кроме того, у него была с собой кар та, указывавшая положение Раротонги, и судовой компас, в непогрешимость которого Паризо твердо верил, – хотя, в действительности, этому компасу совершенно нельзя было доверяться. И, в общем, Паризо не падал духом.

Не то его товарищи канаки. У них не было ни философии, ни какой-либо веры, хотя бы плохо обоснованной, чтобы поддержать в них бодрость. Исчезновение вельбота наполнило их унынием. На вельботе находились их товарищи и близкие, и они, видимо, прониклись мыслью, что никогда больше не увидят этих товарищей и близких.

Младший из них, друг Паризо, давно прихварывал, зараженный той болезнью, которую цивилизация принесла в Полинезию, – чахоткой.

Когда вельбот исчез, он лег на дно лодки и с этой минуты отказывался от всякой пищи. Очевидно, приготовился умереть. Канаки обладают удивительной способностью: умирать, когда пожелают… По крайней мере, раньше обладали. А в данном случае, этому канаку, решившему умереть, помогла болезнь, во власти которой он находился.

На третий вечер после того, как вельбот исчез, он умер.

Оставшиеся при свете восходящей полной луны бросили тело в воду.

У них не было ничего тяжелого, чтобы привязать к телу, поэтому мертвец не пошел ко дну, и они еще долго видели его на волнах за собой, в то время как ветер нес их все дальше и дальше. Покойник, казалось, следовал за ними.

Когда Паризо проснулся на следующее утро, проспав несколько часов, он был один в лодке. Его спутник-канак исчез. Очевидно, смерть брата так подействовала на него, что он решил последовать за умершим.

Для Паризо это не было полной неожиданностью. По многим признакам он видел накануне, что с товарищем творится что-то неладное, и втайне опасался, как бы тот не сошел с ума и не бросился на него с ножом в припадке помешательства. Поэтому Паризо почувствовал даже некоторое облегчение, когда, проснувшись поутру, увидел, что он один а лодке.

Паризо осмотрел оставшиеся припасы и боченок с водой, решил, что их хватит ему дней на двадцать, и необыкновенное спокойствие сошло на него. Теперь он был совершенно убежден, что спасется. Это убеждение явилось из каких-то неведомых тайников его сознания, и оно не обмануло.

* * *

На заре следующего дня впереди показался остров. К полудню этот остров был уже совсем близко. Весь изумрудный, сияющий такими яркими красками, что лазурь неба казалась бледной по сравнению с ними, и тихий, как кладбище.

Уже был слышен шум прибоя вокруг кораллового атолла, белые чайки вылетели навстречу лодке, доносился запах деревьев и аромат цветов, а также слабый, чуть слышный запах земли.

У входа в лагуну волны шаловливо подняли киль лодки, а ветер, который до этой минуты непрерывно надувал парус, вдруг упал, точно сложил крылья, и уже дул только чуть заметными, все ослабевавшими порывами. А когда лодка пересекла сверкающую гладь лагуны и врезалась носом в песок на берегу, ветер окончательно затих. Как будто он сделал свое дело и теперь удалился.

Вытащив лодку повыше на берег, Паризо заслонил рукой глаза от солнца и огляделся.

Первым его впечатлением было ощущение полного, абсолютного одиночества. Казалось бы, что это чувство должно было, напротив, покинуть его, когда его нога ступила на землю, но в действительности, как это ни странно, Паризо не знал одиночества, пока носился по волнам.

Здесь же одиночество было везде: и среди молчаливых деревьев леса, который начинался немного отступя от берега, и на самом берегу, и на защитном барьере рифов, откуда доносился гул прибоя, словно музыка органа.

Несмотря на всю свою красоту, остров имел пустынный и унылый вид. Таково было первое впечатление.

Паризо решил, что остров необитаем, и он не ошибся.

Удостоверившись, что лодка вытащена на берег достаточно высоко, он начал выгружать из нее свои припасы. Правда, их было немного, а лес и лагуна, судя по виду, должны были изобиловать всякой пищей. Но все-таки Паризо предусмотрительно отнес мешок с сухарями и все остальное повыше на берег и спрятал там под листьями, у подножья большого дерева.

Его лодкой в прежнее время часто пользовались для ужения, и поэтому в ящике на корме лежала пара удочек с длинной лесой и штук шесть крючков, вещи, которые при данных обстоятельствах были для него ценнее золота и жемчуга. Эти вещи он оставил в лодке, полагая, что там они в такой же безопасности, как и на берегу, а сам пошел отыскивать пресную воду, руководствуясь углублением: в песке, которое, несомненно, было руслом речки в период дождей. Пройдя шагов сто среди деревьев, он действительно нашел родник.

Атолл острова был обращен выходом на запад, и, лежа вечером на песке рядом со своей лодкой, Паризо мог любоваться солнечным закатом, мог видеть, как огненный диск все ниже склонялся к волнам, как лагуна вдруг стала золотым зеркалом, а чайки, тоже превратившиеся в золотых «жар-птиц», реяли на фоне лазурно-аметистового неба. Видел он, как зарево заката распространялось все дальше и дальше, пока все небо не превратилось в ало-золотой перевернутый венчик неведомого гигантского цветка, и как это цветок увял под черной рукой злодейки-ночи.

Спал Паризо эту ночь под деревом, где спрятал свои припасы, а проснулся поутру с чувством, что попал в новый мир, сотканный из самых ярких и дивных красок.

Как большинство моряков в те дни, он имел при себе кремень и огниво, благодаря чему вопрос о способе добывания огня не смущал его. Что же касается пищи, то на берегу росло много кокосовых пальм, а у родника – несколько индийских смоковниц. Паризо знал, что дальше в лесу он найдет, без сомнения, вдоволь всякой пищи, но его не тянуло в лес. Всякий раз, когда он отходил от берега настолько, что деревья скрывали от него лагуну, им овладевало такое чувство, точно он не один, точно за ним наблюдают, точно… Нет, словами невозможно передать ту атмосферу таинственности, настороженности, почти враждебности к дерзкому вторженцу, которая царила в лесу с его сумрачными тенями.

Поэтому Паризо держался берега и лагуны. Там все было открыто и свободно. Там даже не было одиночества, потому что и чайки, и ветер, и море, и солнце составляли ему компанию. Он ловил рыбу. готовил себе трапезу, купался, наблюдал жизнь, кишевшую в лагуне, и жизнь птиц на рифах. Так проходили дни и недели, и проходили далеко не медленно.

Лодка стала для него больше чем лодкой. Она сделалась для него почти товарищем. Она была единственной связью между ним и миром, который он знал раньше, – в этом новом мире, таком прекрасном, но таком чуждом.

Справа и слева от песчаной полосы берега, которую он избрал своим местопребыванием, у самой воды рос густой кустарник. Под этим живым навесом он обыкновенно привязывал свою лодку, чтобы защитить ее от солнца.

Иной раз он ездил к рифам, но не мог пристать там, потому что не к чему было привязать лодку. Часто он часами лежал в лодке, положив руки на скамейку, а подбородок на руки, и наблюдал кораллы на дне лагуны, моллюсков, крабов, рыб… Целый мир в хрустальной оправе, мир молчаливый, пестрый, яркий и – всегда новый.

* * *

Прошло три месяца. И однажды Паризо покинул берег и углубился в лес. Монотонность жизни оказала, наконец, свое действие, породила в его душе какое-то беспокойство, которое толкнуло его на решение исследовать остров. А отчасти сыграло роль и необ’яснимое смутное влечение, коренившееся в том чувстве отвращения и ужаса, которое ему внушал лес. Лес пугал его, отталкивал… и манил.

Пройдя рощу пальм на берегу и смоковницы у родника, Паризо скоро попал в настоящую тропическую чащу, в царство таинственного сумрака и безмолвия, в тиши которого происходила борьба не на жизнь, а на смерть. Здесь травы боролись с вьющимися растениями, вьющиеся растения – с травами, а деревья – и с теми и с другими. Стебли лиан свисали отовсюду, словно корабельные канаты, а к ним цеплялись орхидеи, похожие на пташек с нездорово-роскошным оперением.

Паризо смело пробирался все дальше и дальше и как раз пересекал опушку небольшой прогалины, когда внезапно заметил, что он не один. Кто-то смотрел на него. Не животное и не человек, – существо, высеченное из камня.

Это был один из тех старинных истуканов, какие можно найти на многих тихоокеанских островах. Глыба камня, паза в два больше человеческого роста, огромное лицо с черными впадинами глаз, похожее на то, как если бы его вытекла рука ребенка, пользовавшаяся резцом великана.

Очевидно, здесь было в свое время что-то в роде священной рощи или капища. Но теперь от всего этого ничего не осталось, кроме покосившегося истукана, который стоял один-одинешенек среди сумрака тропической чащи, словно прислушиваясь к чему-то…

Сквозь листву деревьев падал луч солнца прямо на лицо истукана. Широкие и перистые листья с таинственным шелестом качались под легким дуновеньем ветра, создавая странную игру света и теней. И Паризо казалось, что глаза истукана загораются, а губы кривятся в насмешливую улыбку и что-то шепчут непонятное, страшное, угрожающее. Паризо похолодел ют ужаса.

– Ну, чего я испугался? Ведь это всего только каменный истукан, – стараясь сам себя успокоить, говорил вслух Паризо, но не мог справиться с охватившим его ужасом.

Переход от сияющей, солнечной лагуны к этому мрачному месту был слишком резок. А неожиданный вид этого человеческого лица, грубо высеченного из камня, но неотразимо сильного своей первобытной простотой, поразил его, как удар грома среди ясного неба. Паризо смотрел, не отрываясь, на истукана, черные впадины глаз которого прожигали насквозь его сознание, запечатлеваясь на всю жизнь.

Наконец, опомнившись, юноша повернулся и бросился бежать без оглядки. Он спотыкался, падал, путался в лианах, с остервенением: рвал окровавленными руками зеленую паутину и опять бежал. Куда? Все равно, только бы подальше от этих страшных, мертвых всевидящих глаз. И, наконец, он упал, теряя сознание от страха и усталости.

Когда он пришел в себя, была уже ночь. С первым же проблеском сознания вернулся и ужас. Однако, немного освеженный ночной прохладой и отдохнувший, Паризо мог рассуждать более спокойно.

– Пролежу здесь до утра, а утром вернусь к лодке. Буду лежать совсем тихо, как мертвый. Все это только нервы и больше ничего. Не придет же он сюда.

Но, как только Паризо подумал об этом, вдруг его охватило такое сосущее до физической боли чувство жути, что он вскочил и готов был опять бежать, не владея собой.

– Навождение какое-то! – отдуваясь, сказал Паризо и отер холодный пот, выступивший на лбу. – Я переломлю себя. Буду спокойно итти все прямо, в одном направлении. Остров невелик, и я скоро выйду к берегу.

И, стиснув зубы, сжимая до боли кулаки, чтобы не поддаться опять паническому ужасу, Паризо пошел нарочито размеренным шагом. Впрочем, в ночной тьме, среди этой чащи итти быстрее было и невозможно. Он очень, медленно продвигался вперед.

Ночь приближалась к концу, Небо стало бледнеть. Скоро взойдет солнце, и его страхи кончатся. Но в лесу было еще сумеречно. У стало раздвинул Паризо кусты, вышел на лесную поляну – и вскрикнул от ужаса.

Перед ним стоял истукан…

В. сером предрассветном сумраке леса глаза истукана казались неумолимо грозными, а рот неподвижно усмехался.

Паризо на мгновение замер, тихо раздвинул спиною кусты, прошел, пятясь несколько шагов и только потом обернулся и побежал. Лучи солнца указывали ему дорогу, и он скоро увидал коралловый берег и голубую лагуну, порозовевшую в утренних лучах. Паризо бросился к лодке, как к старому другу.

* * *

Когда он достиг, наконец, берега, то почувствовал себя, как человек, вышедший из мрачного и жуткого погреба на солнце и свет дня. Он занялся какой-то работой, имевшей связь с лодкой, и скоро забыл о лесе и о том, что видел в чаще.

Но после завтрака, когда он лежал на песке и мастерил мозаичный рисунок из цветных раковин, ему вдруг почудилось в звонком крике чаек что-то новое. Они, по обыкновению, кружились над рифом, как делали это каждый день, но крик их не был больше автоматическим и бессмысленным, как всегда. В нем появились личные нотки. Точно чайки переговаривались между собой. И переговаривались не о чем другом, как о нем и о нем.

Бросив раковины, он вскочил в лодку, выехал на середину лагуны и закинул удочку.

Там, среди лагун, все опять вошло в норму. Чайки продолжали кричать, но личные нотки исчезли из их крика. На душе у Паризо стало мирно и спокойно, как всегда. Но, когда он сложил удочки, чтобы вернуться на берег, в нем поднялось странное чувство, которого он не знал до этого дня: ему не хотелось возвращаться на берег. Не то, чтобы мысль о возвращении на берег была ему решительно неприятна. Но просто он чувство вал себя здесь, среди лагуны, как-то лучше, как-то свободнее… И точно отсюда легче было бы бежать, если бы пришлось бежать от чего-нибудь страшного.

_{Среди лагуны все опять пришло в норму: на душе у Паризо стало мирно и спокойно. Чайки продолжали кричать, но личные нотки исчезли из их крика… Он чувствовал себя здесь как-то лучше, чем на берегу, как-то свободнее… Точно отсюда легче было бы бежать…}

Последнее было не сознательной мыслью, а лишь еле уловимым ощущением.

Однако, он все-таки вернулся на берег, и это чувство прошло, как только нос лодки врезался в прибрежный песок. Он зачалил лодку в кустарнике, а потом сидел и наблюдал закат солнца. Когда же смерилось и звезды зажглись на небе, он пошел спать, – но только для того, чтобы убедиться, что не в силах лечь под деревом, где спал всегда. Ведь это дерево стояло на краю леса, а в лесу находилось то.

Он вернулся к лодке и лег в ней. Луна взошла, посеребрив зеркальную гладь лагуны. Ночной ветер тихо шелестел в кустах. Паризо лежал в лодке и прислушивался.

Голоса и звуки ночи. Непрерывный рокот прибоя. Шелест ветра в ветвях. А гут вдруг громкий всплеск, заставивший Паризо приподняться, – громкий всплеск возле самой лодки, точно кто-то прыгнул с берега. Но это только выскочила на миг из воды какая-то крупная рыба. Паризо опять лег, закрыл глаза и постарался не думать.

Впервые за всю свою жизнь он был во власти страха. Холодный пот выступил у него на лбу при мысли, что кто-то или что-то, может быть, стоит тут, возле него, в кустах, раздвигает ветки, подкрадывается…

Паризо крепился несколько минут, но потом вскочил, развязал с лихорадочной спешкой веревку и оттолкнул лодку от берега.

О, какое это облегчение – это чувство свободы, это сознание, что можешь всегда убежать, если понадобится. Он опять был самим собой, пока находился среди лагуны. Ни за какие блага в мире он не согласился бы вернуться на берег, пока длилась ночь. Но так как он не мог предоставить лодку самой себе, то он не мог и спать. Поэтому он просидел всю ночь без сна, то слегка гребя, то подложив весла под колени, пока не занялся день и солнце не взошло – еще невидимое за лесом, но, тем не менее, разогнавшее своим благодетельным светом все ужасы ночи.

Паризо зачалил лодку в кустах, растянулся в ней и заснул, не думая о еде.

Когда он проснулся, солнце уже зашло и небо быстро темнело. Чувствуя голод, он сошел на берег, зажег костер и поджарил рыбу, пойманную накануне. Поел. Все его движения были торопливые, как движения человека, который выполняет простое и хорошо знакомое дело. Он старался не думать об истукане.

И он не думал, но он видел его. Паризо видел черные впадины глаз. Они внимательно смотрели на него щурясь, а каменные губы кривились в улыбку. И каменный голос, похожий на шуршание галек, глухо рокотал:

«Нет, не уйдешь. Кругом море. Здесь только ты и я…».

Каменное лицо смеется, открывается, каменный рот… Паризо вскакивает и дрожащими руками подбрасывает ветви в огонь.

* * *

Настала ночь, и ужас все больше охватывал Паризо. Он подбрасывал ветки: в костер, старался зевать, но уснуть не хотел, не мог. Костер догорел. А пойти за сучьями к опушке леса Паризо не решался. Он страхом следил он за последним мерцанием углей. Он раздувал их до головокружения. Хоть бы один уголек, одна искорка! Вот и последняя искра угасла. Черная лапа тьмы раздавила костер. Мрак. Тишина. Небывалая тишина. Замер прибой. Не колышатся листья смоковницы. Не плещет рыба в лагуне.

– Что это? Весь мир умер, погребен в этой густой тьме. Или я оглох?

Паризо напрягал слух, но ни единый звук не долетал до его ушей. И вдруг ему показалось, что в лесу что-то глухо ухнуло. Еще и еще. Все ближе. Как будто идет тяжелой поступью бегемот. Вот уже слышно, как рвутся лианы под напором могучего тела, трещат сучья и стволы поваленных на землю деревьев. Кто бы это мог быть? Как молния, пронизывает мысль: это он, – каменный истукан!

Паризо дрожит так, что стучат колени, сердце готово разбить грудную клетку, он задыхается, но не может спустить глаз с опушки леса. Месяц вдруг кажет рога из-за пальмовых листьев, скупо освещая деревья пепельным светом, как будто только для того, чтобы Паризо мог увидеть его. Уже над самой опушкой дрожат верхушки деревьев, вот раздвигаются кусты и он появляется.

«Ноги! Откуда у него ноги? У него не было ног», – думает Паризо, как в бреду. Ужас достиг той границы, когда он переходит в ледяное спокойствие.

Истукан стоит на опушке и смотрит на Паризо своими черными впадинами слепых всевидящих глаз. И в них тоска, бескрайняя тоска одиночества, тысячелетняя скорбь тех, кто искал, но не нашел выхода, кто жил и умер во тьме первобытного леса…

Истукан поднимает руку, тяжелую каменную руку, протягивает ее к Паризо и делает несколько шагов вперед. Отвисает каменная челюсть. Он хочет говорить.

Нет, это слишком. Этого нельзя пережить. Паризо зажимает уши руками и испускает отчаянный крик, чтобы не слышать «каменного» голоса. Грохот обвалившихся скал потрясает небо и землю, и Паризо просыпается у остывшего костра. Океан ревет. Черные клубы туч низко несутся над островом. Молнии бороздят небо и падают в волны, поднимая клубы пара. Ураган! Это уже не сон.

– А-а-а! – кричит обезумевший Паризо, хотя и не слышит за ревом бури своего голоса. И, обращаясь к опушке леса, он потрясает кулаками и снова кричит – Это ты послал бурю? Ты хочешь убить меня, как убил тех, которые поклонялись тебе? Ты хочешь быть один? Ну, что ж, стой в своем дьявольском лесу, пока молния не разобьет твою каменную голову. Я не поклонюсь тебе. Довольно! Пусть лучше море поглотит меня!

Паризо бросился к лодке и начал с лихорадочной поспешностью собираться в путь.

На берегу лежал пустой бочевок из-под пресной воды, принадлежавший к лодке. Паризо пошел с ним, к роднику, наполнил его водой, вернулся, весь обливаясь потом, точно совершил какую-то трудную работу, отнес боченок к лодке и поставил там. Он бросил в лодку мешок с сухарями и все остальное. Сухари он почти не трогал за эти месяцы, так как и без них пищи было достаточно.

И пока он работал, в нем вдруг поднялось неиз’яснимое отвращение к острову, к берегу, к атоллу, к рокоту прибоя и крику чаек…

Отвращение, рожденное из страхов минувших ночей. И жажда свободы, такая же страстная и жгучая, как ее чувствует, должно быть, морская чайка, запертая в клетке.

Паризо покидал остров.

Все усиливавшийся ветер сразу натянул парус, накренил лодку да один бок и рванул се вперед. Словно белая чайка, выскользнула она из лагуны через проход в атолле и вышла на простор океана. Огромные волны, седые от пены, бросали динги, как щепку.

Ветер сорвал парус, и лодка исчезла в сумраке бури, оставив острое тем; же уединенным и безлюдным уголком земного шара, каким нашел его Паризо.

* * *

Словно чайка с переломленным крылом, была подобрана динги три недели спустя бригом «Медуза». А на дне се лежал темный и ссохшийся, как кора дерева, Паризо и бредил о воде, об озерах и о страшных черных впадинах «всевидящих» глаз.

…………….

– Пожар шхуны, трагическая смерть канаков, одиночество на коралловом острове не могли пройти бесследно для нервной системы даже такого здорового человека, как Паризо, – говорил доктор, лечивший его. – Нервы Паризо были уже расшатаны, когда он отправился в лес. Резкий контраст впечатлений и неожиданная встреча истукана произвели своего рода «психическую травму» – повреждение. Истукан стал навязчивой идеей Паризо. И в конце-концов инстинкт самосохранения верно подсказал ему, что бегство – единственный путь к спасению. Останься Паризо на острове еще хоть на несколько дней, – он неминуемо сошел бы с ума.