Текст книги "Всемирный следопыт 1928 № 03"

Автор книги: Всемирный следопыт Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Маракотова бездна.
Научно-фантастический роман А. Конан-Дойля
(Окончание).

СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДЫДУЩЕГО:

Около года назад вышла в Атлантический океан для океанографических исследований яхта «Стратфорд».

Организовал экспедицию доктор Маракот; сопровождали его молодой ученый Кирус Хедлей и механик Биль Сканлэн. Все они – и участники экспедиции, и 22 человека экипажа во главе с капитаном Хови – погибли при невыясненных обстоятельствах.

Спустя некоторое время после исчезновения «Стратфорда» прессой были опубликованы сенсационные факты. Это были: письмо Хедлея его другу Тальботу, неразборчивая тревожная радиограмма со «Стратфорда», и, наконец, та часть судового дневника «Арабеллы Ноулес», где говорится о находке всплывшего на поверхность моря стеклянного шара с документами. Сопоставление добытых фактов позволило установить следующее.

Доктор Маракот организовал эту экспедицию для исследования открытой им близ Канарских островов глубины в 7620 метров, названной им «Маракотова бездна». Вход в эту бездну представлял собою кратер подводного вулкана. Доктор был убежден, что на значительных глубинах давление воды постепенно уменьшается, и позднее предположение это подтвердилось.

Маракот, Хедлей и Сканлэн спускаются на глубину в полкилометра к вулканическому плато, окружающему кратер «Маракотовой бездны», в соединенной со «Стратфордом» небольшой кабинке. Когда кабинка достигает дна, Маракот отдает по телефону приказание медленно продвигать ее вперед. Внезапно перед наблюдателями открывается чудовищная пропасть, края которой круто спускаются вниз…

Из глубины пропасти по направлению к кабинке плывет гигантский краб, значительно превосходящий величиной кабинку. Исследователи выключают электрические прожектора, но это не помогает; через несколько мгновений они слышат царапанье, скрежет и точно удары тарана о стенки кабинки. Слышно, как чудовище дергает канат, доносится звон и свист рвущейся проволоки – и кабинка падает в «Маракотову бездну»…

Кабинка достигает дна на глубине около 8000 метров. Странное зрелище привлекает внимание погибающих: они видят правильно-расположенные холмики, представляющие как бы купола крыш огромного подводного здания. Через некоторое время исследователи начинают задыхаться от недостатка воздуха. Хедлей, близкий к обмороку, с усилием открывает глаза, чтобы последний раз взглянуть на окружающее – и вдруг вскакивает с хриплым криком изумления; через иллюминатор на них смотрит лицо человека…

Подводные люди спасают друзей. Они надевают на их головы прозрачные водолазные колпаки, снабженные вырабатывающими кислород аппаратами, и ведут их в подводный город. На следующий день, после освежительного сна, исследователи знакомятся ближе со своими спасителями, и узнают, что их приютили жители затонувшего много веков назад государства – Атлантиды. Атланты демонстрируют пораженным исследователям чудеса своей техники – в том числе «кинематограф мысли», посредством которого доктор Маракот проектирует на экран историю гибели его экспедиции.

Друзья постепенно примиряются с перспективой остаться всю жизнь в подводном городе…

__________

Через несколько дней после нашего появления, наши хозяева (или тюремщики – мы иной раз не на шутку ломали себе над этим голову) взяли нас с собою в экспедицию на дно океана. С нами отправилось шестеро, в том числе Манд, вождь. Собрались мы все в той же входной камере, через которую проникли впервые в здание «Храма Безопасности», так называли атланты свой подводный город. Теперь мы более подробно осмотрели устройство этой камеры. Это была большая квадратная комната, не менее тридцати метров в длину и ширину; ее низкие стены и потолок были сплошь покрыты зеленой плесенью. По стенам комнаты виднелся длинный ряд крючков со знаками, которые, как нам объяснили, были цифрами, и на этих крючках висели прозрачные водолазные колпаки; каждый из них был снабжен парой наплечных батарей для дыхания. Пол был выстлан плитами из светлого известняка, выщербленными шагами многих поколений, и в углублениях его застаивалась мутная вода. Комната была ярко освещена трубками, подвешенными к карнизу. Нас заключили в стеклянные колпаки и дали каждому по толстой остроконечной палке, вроде багра, из неизвестного чрезвычайно легкого металла.

Потом, по данному сигналу, Манд велел нам ухватиться за перила, окружавшие комнату. Он сам подал нам пример, а за ним и другие атланты. Скоро выяснилась причина этой предосторожности. Как только открылась наружная дверь, в комнату ворвались воды океана с такой силой, что не держись мы за перила, бушующий поток тотчас же свалил бы нас с ног. Вода быстро поднималась и, когда она покрыла нас с головой, напор сразу ослабел. Манд двинулся к выходу, знаками приглашая нас следовать за собой, и мы вышли на дно океана, оставив за спиной открытую дверь входной камеры.

Оглядываясь кругом в холодном, мерцающем свете, слабо озарявшем дно океана, мы могли свободно разглядеть все на расстоянии полукилометра по радиусу. Больше всего нас удивила яркая светящаяся вдалеке точка, но что это было – мы пока не могли разобрать. К этой точке и направил шаги наш предводитель, а мы шли за ним гуськом, растянувшись длинной лентой.

Итти приходилось медленно из-за упругости водной среды, да и ноги глубоко вязли в мягком иле, покрывавшем дно океана. Вскоре мы ясно увидели тот предмет, откуда лился загадочный свет, привлекший наше внимание. Это была наша стальная кабинка – последнее воспоминание о земной жизни! Она лежала боком на одном из куполов Храма Безопасности, все еще ярко освещенная изнутри. Сжатый воздух сохранил от вторжения воды ту ее часть, где были электрические установки.

Странное ощущение испытывали мы, рассматривая через иллюминатор такую знакомую внутренность нашей стальной тюрьмы, наполненной водой, в которой скользили, как в аквариуме, бесчисленные странные рыбы. Один за другим мы проникли в кабинку через открытый люк на дне. Маракот хотел непременно спасти записную книжку, плававшую на поверхности воды, а мы со Сканлэном решили захватить кое-что из личного имущества. За нами влез и Манд с двумя спутниками и стал с интересом рассматривать глубиномер, термометр и другие инструменты, прикрепленные к стенам. Кое-какие из них мы сняли и забрали с собой.

Ученым будет небезинтересно знать, что на самой большой глубине, куда только спускался человек, температура равна 5° по Цельсию, то-есть значительно выше, чем в верхних слоях океана. Объясняется это непрерывным химическим процессом разложения ила и развивающейся, в связи с этим, теплотой.

Оказалось, что наша экспедиция имела определенную цель, помимо легкой прогулки по дну океана. Мы охотились, мы добывали пищу. Я видел, как наши спутники вдруг ударяли острыми баграми, всякий раз пронзая большую коричневую плоскую рыбу, несколько похожую на камбалу. Этих рыб было множество, но они так сливались окраской с илом, что лишь опытный глаз мог их нащупать. Мы со Сканлэном тоже вскоре наловчились бить рыбу, и поймали каждый по паре, но Маракот двигался точно во сне, не обращая внимания на чудеса морского дна, и произносил длинные речи, пропадавшие для наших ушей. Мы видели только, что губы его беспрерывно шевелились…

Первое впечатление от дна океана – унылая монотонность, бесконечное однообразие, но вскоре мы убедились, что зеленая равнина была изборождена бесчисленными подводными теченьями, пересекающими ее, как подводные реки. Эти теченья прорывают каналы в мягком слое ила и образуют настоящие речные ложа. Дно каналов состоит из красной глины, которая является фундаментом всего дна океана, и сплошь устлано какими-то белыми предметами, которые я сперва принял за раковины. При ближайшем рассмотрении они оказались отдельными костями китов, зубами акул и других морских чудовищ.

Один из таких зубов, поднятый мною, имел пять метров длины! Какое счастье, что чудовища, обладающие таким страшным оружием, живут преимущественно в верхних слоях океана! По мнению Маракота, этот зуб принадлежал гигантскому полулегендарному хищнику «Орка-гладиатор», и находка лишний раз подтверждала нашумевшее в ученых кругах заявление Митчелля Хиджеса. Последний утверждал, что у самых огромных акул, которых ему удавалось поймать, на теле имелись исполинских размеров раны – следы их встреч с еще более свирепыми и сильными чудовищами, чем они сами.

Одна странность особенно поражает наблюдателя океанского дна. Это, как я уже помянул, постоянный холодный свет, излучаемый огромными фосфоресцирующими массами разлагающихся органических веществ. Но выше темно, как ночью. Это создает иллюзию сумеречного зимнего дня, когда низко над землею тянутся огромные мрачные тучи. И из мглы этой черной ночи медленно, но беспрестанно падают легкие белые хлопья снега, ложащиеся на мягкую вязкую почву. Это – раковины морских улиток и других мелких морских животных, которые живут и умирают в том восьмикилометровом слое воды, который отделяет нас от поверхности. Они падают год за годом, образуя мягкий органический вековой слой, погребающий великий город, в верхней части которого мы теперь находимся.

* * *

Со вздохом покинув стальную кабинку – последнее звено, связывавшее нас с землей – мы вышли в сумрак подводного мира и вскоре наткнулись на новое зрелище.

Впереди замаячила смутная движущаяся масса, оказавшаяся группой людей в прозрачных колпаках. Люди эти неутомимо раскапывали толстые пласты каменного угля на дне океана. Это была тяжелая работа, и бедняги напрягали все мускулы, врубаясь в пласты и вытаскивая отбитые куски при помощи веревок из рыбьей кожи. При каждой группе рабочих находился один – повидимому, надзиратель – и мы с удивлением заметили, что и рабочие и надзиратели принадлежали к совершенно разным расам. Рабочие были высокие люди, красавцы с голубыми глазами и могучим телом. Надзиратели, как я уже описывал, были брюнеты с примесью негритянской крови, коренастые, бородатые. В ту минуту мы не могли выяснить интересующий нас вопрос, но Маракот позднее подтвердил, что голубоглазые, по всей вероятности, являются потомками греческих пленников, чью богиню мы видели в храме.

Манд вел нас все дальше и дальше. Мы попали, очевидно, в центр каменноугольной промышленности атлантов. Здесь органический слой и песчаные напластования дна были сняты целиком, и обнажилось широкое пространство, откуда начиналась шахта, где чередовались слои угля и глины, веками наращивавшиеся на дне Атлантического океана. Во всех концах грандиозных раскопок мы видели группы людей за работой. Они отбивали пласты, грузили куски в корзины, поднимали их наверх. Площадь раскопок была настолько обширна, что мы не могли видеть другого края огромного колодца, который пробивали в дне океана многочисленные поколения рабочих. Уголь, превращаемый в электрическую энергию, являлся основной движущей силой, приводившей в движение все машины Атлантиды.

Кстати, любопытно отметить, что самое имя древнего города совершенно точно сохранилось легендами. Когда мы упомянули слово «Атлантида», Манд и другие наши спутники чрезвычайно удивились, что мы его знаем, а потом одобрительно закивали, показывая, что они нас поняли.

Миновав огромный колодец-шахту, мы подошли к цепи базальтовых скал с поверхностью, столь же ясной и блестящей, как в тот день, когда недра земли извергли их впервые. Вершины скал уходили в темноту непроглядной ночи, а подошвы терялись в густой чаще водорослей, поднимавшихся на бугристых наслоениях окаменевших кораллов криноидов[15]15
  См. очерк «Строители суши» в вып. 12 «Библ. Всем. Следопыта» за 1927 г. (ц. 25 к.).


[Закрыть], строивших здесь свои колонии в отдаленнейшие доисторические времена. Некоторое время мы шли вдоль опушки этих густых подводных зарослей, при чем наши провожатые изредка ударяли по ним палками, извлекая оттуда удивительнейший ассортимент рыб и ракообразных; часть бросали, часть отбирали для своего стола. Таким образом мы прошли около двух километров, как вдруг я увидел, что Манд внезапно остановился и стал озираться, жестами выражая удивление и тревогу. Его выразительные движения и мимика подвижного лица вполне заменяли язык, потому что атланты мгновенно уяснили себе причину его беспокойства, и лишь тогда мы с испугом тоже поняли в чем дело. Доктор Маракот исчез!

Маракот бежал со скоростью, которой нельзя было ожидать от человека его возраста. Он бежал, широко раскинув руки, точно взывая о помощи…

Я отчетливо помню, что доктор был с нами, когда мы шли мимо угольной шахты. Он дошел с нами до базальтовых утесов. Было бы совершенно невероятным предположить, что он ушел вперед, так что оставалось искать его лишь позади, вдоль линии подводных зарослей. Наши друзья были чрезвычайно встревожены исчезновением Маракота, а мы со Сканлэном, хорошо знакомые с эксцентричностью рассеянного ученого, были убеждены, что тревожиться тут совсем не из-за чего, и мы скоро найдем его, забывшего все на свете и с головой ушедшего в изучение какой-нибудь диковинной морской зверюги, случайно встретившейся на его пути. Мы повернулись и пошли обратно. Действительно, не сделали мы и сотни шагов, как увидели Маракота.

Он бежал, бежал со скоростью, которой я никак не ожидал от человека его возраста и привычек. Самый плохой спортсмен может показать недурной рекорд, если его подгоняет безудержный страх. Маракот бежал, спотыкаясь и увязая, широко раскинув руки, точно взывая о помощи. Причина столь странного поведения почтенного ученого была уважительная: три ужасных существа преследовали его по пятам. Это были тигровые крабы с чередующимися черными и желтыми полосами, каждый размером с пса-ньюфаундленда. К счастью, они не могли быстро передвигаться по илу, и как-то странно, боком, прыгали по мягкому дну океана со скоростью немного большей, чем развил испуганный Маракот.

Таким образом, они постепенно догоняли терроризованного беглеца, и через несколько минут, схватили бы его страшными клешнями, не вмешайся наши друзья. Они бросились навстречу крабам с острыми баграми наперевес, а Манд зажег мощный электрический фонарь, висевший у него на поясе, и пустил сноп света в глаза чудовищ, которые поспешно свернули в заросли и пропали из виду. А доктор бессильно опустился на обломок кораллового рифа, и по его лицу было видно, что он совершенно измучен этим приключением. Позже он рассказывал нам, что проник в подводные джунгли, желая достать то, что показалось ему редким экземпляром глубоководной химеры[16]16
  Рыба, похожая на акулу, с продолговатым телом, низко вырезанным ртом, голой кожей и длинной хвостовой нитью.


[Закрыть], и тут-то попал в гнездо свирепых тигровых крабов, мгновенно бросившихся за ним в погоню. Только после продолжительного отдыха он набрался сил и смог продолжать путешествие…

* * *

Миновав базальтовые утесы, мы, наконец, подошли к настоящей цели нашей экскурсии. Серая равнина, открывавшаяся перед нами, была покрыта раскинутыми в беспорядке пригорками, высокими холмами, выступами. Это было все, что осталось от великого города древних атлантов. Он был бы совершенно и навсегда погребен под слоем ила, как Геркуланум под лавой и Помпея под пеплом[17]17
  Италийские города, погибшие при извержении Везувия в 79 году нашей эры.


[Закрыть], если бы жители Храма Безопасности не прокопали вход в него. Входом служил длинный покатый коридор, оканчивавшийся на широкой улице, по обе стороны которой тянулись ряды строений. Стены домов были изборождены трещинами, частично развалились, но внутренность домов большей частью осталась в том же состоянии, в каком захватила их разразившаяся катастрофа; разве только в иных местах морские волны похозяйничали в домах, или века внесли свои поправки в украшения комнат.

Наши проводники не дали нам времени осмотреть первые встречные дома и увлекали нас вперед, пока мы не добрались до здания, которое, очевидно, было большой центральной крепостью или дворцом, вокруг которого концентрическими кругами разростался весь город.

Колонны, огромные скульптурные карнизы, площадки и лестницы этого здания превосходили все, что я когда-либо видел на земле. Больше всего здание можно было сравнить с остатками храма Карнака в Луксоре (в Египте) и – странная особенность – украшения и полустертые надписи в мелочах напоминали такие же украшения и надписи великих развалин близ Нила, а колонны, увенчанные огромными капителями[18]18
  Капитель – верхняя, обыкновенно орнаментированная, часть колонны.


[Закрыть] в виде цветов лотоса, были точно такие же.

Мы проходили по мозаичному мраморному полу огромных зал с большими статуями, стоявшими по стенам, и видели стада крупных серебристых угрей, мелькавших над нашими головами, и стада перепуганных рыб, без оглядки удиравших от снопа света, которым Манд освещал нам дорогу. Мы переходили из комнаты в комнату, подолгу задерживаясь в богато обставленных покоях, носивших все следы той непомерной пресыщенной роскоши, которая, по преданию, и навлекла «гнев богов» на Атлантиду.

Одна комната, сравнительно небольшая, была чудесно украшена перламутровой инкрустацией, которая еще до сих пор переливалась мягкими опаловыми бликами, когда луч света, играя, скользил по стене. Орнаментированное причудливо-изысканной резьбой из желтого металла ложе на возвышении занимало целый угол, и эта комната казалась опочивальней королевы атлантов. Но около ложа теперь лежал уродливый черный скат, и его безобразное тело вздымалось и опускалось в тихом пульсирующем ритме; он казался сердцем, еще бьющимся, в центре этого страшного дворца… Я был рад, – да и мои товарищи тоже, – когда атланты вывели нас отсюда.

На мгновенье мы заглянули в большой цирковой амфитеатр, дальше увидели длинную набережную с маяком на конце и это позволило нам заключить, что погибший город был в свое время морским портом. Скоро мы выбрались из этих мест, на которых лежала жуткая печать разложения, и снова очутились на знакомой подводной равнине.

Но наши приключения этим не кончились; произошло еще одно, встревожившее нас не меньше, чем наших друзей-атлантов. Мы направлялись обратно, когда один из атлантов вдруг остановился и с беспокойством стал указывать на что-то наверху. Мы взглянули по этому направлению, и оригинальное зрелище предстало перед нами. Из черного слоя воды какой-то темный предмет быстро опускался прямо на нас. Сперва он показался нам бесформенной массой, но когда спустился пониже, мы увидели в слабом свете, что это труп огромного кита, раздувшийся до такой степени, что за ним тянулся след непрерывно выходившей струйки газа. В течение всей нашей прогулки мы натыкались не раз на гигантские скелеты, начисто обглоданные рыбами, но это чудовище, если не считать некоторых признаков разложения, сохранилось совсем недурно и выглядело почти живым.

Атланты вцепились в нас, намереваясь оттащить с пути падающего тела, но потом отпустили и стояли спокойно, видя, что падающая масса минует нас. Водолазные колпаки не позволяли нам различать звуков, но вероятно последовал сильный удар при падении тяжелого тела кита на дно; слой свежего ила взлетел кверху, как взлетает тина в пруду, если бросить в нее камень.

Мы бросились к месту падения кита. Это было животное метров 25 в длину, и из радостной жестикуляции подводных людей я заключил, что они сумеют найти хорошее употребление для его жира.

Через несколько времени после встречи с мертвым китом мы, усталые телом, но бодрые духом, снова очутились перед знакомой квадратной дверью с тяжелыми колоннами по бокам. Вскоре мы уже стояли, сухие и невредимые, на слегка сыроватом полу входной камеры, вместе со стеклянными колпаками сбросив кошмары подводной экскурсии…

* * *

Через несколько дней – нам трудно точно определять время – после того, как Маракот демонстрировал атлантам наши переживания на экране «кинематографа мысли», нас пригласили на еще более пышную, торжественную демонстрацию, где мы узнали историю и прошлое этого удивительного народа.

Я не обольщаюсь тем, что сеанс был организован исключительно в нашу честь; я скорее склонен думать, что такие демонстрации нередко повторялись публично в качестве своеобразного обряда, и та часть, на которую мы были приглашены, являлась, повидимому, лишь одним из этапов длинной церемонии. Как бы то ни было, я постараюсь описать ее.

Нас привели опять в тот же большой зал, где Маракот при помощи экрана рассказывал о наших приключениях. Здесь уже собралась вся коммуна обитателей Храма Безопасности, и нам, как и в прошлый раз, отвели почетные места перед большим блестящим экраном. Атланты запели длинную торжественную песнь; потом дряхлый, седой старец, – историк или хроникер атлантов – напутствуемый аплодисментами, занял кафедру и стал проецировать на экране ряд картин, изображавших возвышение и падение его народа.

Мы увидели в слабом свете труп огромного кита, раздувшийся до такой степени, что за ним тянулся след непрерывно выходящей струйки газа…

У меня не хватит сил достаточно ярко передать содержание развернувшейся перед нами драмы. Я и мои товарищи совершенно потеряли представление о времени и пространстве, – так были мы увлечены великолепной сказочной демонстрацией; а сзади вздыхала аудитория, гудела и проливала слезы, пока развертывалась трагедия, рисовавшая разрушение их отечества и гибель их народа.

В первой серии изображений мы увидели древний материк во всем блеске его славы, поскольку память об этом историческом для атлантов периоде сохранилась в народе, передаваясь из поколения в поколение. Мы наблюдали великую страну с птичьего полета, ее огромные владения, прекрасно возделанные и орошенные, ее беспредельные поля, где росли культурные злаки, ее цветущие фруктовые сады, веселые ручьи, лесные массивы, спокойные озера, живописные горы. Повсюду были разбросаны селенья, фермы и дворцы величественной архитектуры.

Потом наше внимание привлекла столица страны – удивительный, великолепный город на берегу моря. Гавань его была полна галерами[19]19
  Большое гребное многовесельное судно в древности и в средних веках.


[Закрыть], пристани полны людьми; город был защищен крепкими стенами, высокими боевыми башнями и глубокими рвами; все это имело колоссальные размеры. Дома вдоль улиц тянулись на много километров, а в центре города возвышался окруженный зубчатой стеной замок, огромный и грозный.

Потом мы увидели лица обитателей страны того века: почтенных старцев, мужественных воинов, прекрасных женщин, веселых крепких детей…

* * *

Затем замелькали картины другого рода. Мы видели войны, – беспрерывные войны, войны на суше и на море. Мы видели полудикие беззащитные племена, уничтожаемые огнем и мечом. Их резали вооруженные ножами колесницы, топтала тяжелая конница. Мы видели сокровища, доставшиеся победителям, но с увеличением богатств изменялись и лица на экране; они приобретали все более жестокие, животные черты. Из поколения в поколение все животнее становилось выражение лиц, все ниже и ниже опускалась культура.

Мы наблюдали все типичные признаки жадности и похотливости, разложения, вырождения, падения большой культуры… Жестокие извращенные удовольствия заняли место мужественной скромной жизни прошлого. Простая, здоровая, крепкая жизнь отошла в область предания; мы видели беззаботные легкомысленные толпы, бросавшиеся от одного увлечения к другому, гонявшиеся лишь за порочными наслаждениями, никогда не находившие их…

На этой смрадной гниющей почве вырос, с одной стороны, класс эксплоататоров, сверх-богачей, стремившихся исключительно к чувственным наслаждениям, с другой стороны – обнищавшее до последней степени население, все назначение в жизни которого было – беспрекословно исполнять желания и капризы господствующего класса, как бы жестоки и отвратительны эти желания не были…

Потом потянулся ряд страшных картин. Среди появившихся реформаторов-мудрецов выделился один, крепкий духом и телом, возглавлявший все реформистское движение. Он был влиятелен, силен, и его считали пришельцем из другой страны. Мы видели его в глубоком раздумье, размышлявшим о судьбах Атлантиды. Это он собрал всех выдающихся ученых страны, копил высшие знания, – и применил их для постройки убежища от грядущей катастрофы. Мы видели тысячи рабочих за постройкой; с каждым днем росли стены, а вокруг толпились беспечные граждане, смотрели, хохотали и удивлялись столь сложным и ненужным предосторожностям. Другие спорили с мудрецом и говорили, что, если он чего-то боится, то не проще ли уехать в другую, более безопасную страну…

А он отвечал (насколько мы могли понять), что здесь есть честные, простые люди, которых можно спасти в последний момент, и для их-то спасения он и должен остаться в своем «Храме Безопасности». Понемногу он собрал в него своих приверженцев и поселил их в Храме, потому что точно не знал ни дня, ни часа надвигавшейся беды…

И гроза – стихия разразилась! Это было ужасное зрелище – даже на экране!

Сперва мы увидели, как вдали поднялась страшная сверкающая гора воды, поднялась на огромную высоту из спокойной глади океана. Потом она двинулась вперед, сметая все перед собой; километр за километром двигалась по морю водяная стена, взметая на гребне клочья пены, стремясь вперед со все возрастающей яростью. Два кораблика, мотающихся в потоках белоснежной пены на вершине волны, оказались – когда волна подкатилась ближе – обломками крупных галер.

Потом мы видели, как гигантская волна с силой ударила в берег и понеслась на город, и дома никли перед ее напором, как спелая рожь под порывами бури. Мы видели людей, взбегающих на крыши домов, спасающихся от неминуемой гибели; их лица были искажены ужасом, глаза дико блестели, рты взывали о помощи; они ломали руки и в неописуемом ужасе метались из стороны в сторону. Те самые люди, что насмехались над Строителем, теперь взывали о пощаде, бросаясь на колени, простирая руки, в животном ужасе моля о спасении… Они не имели времени добраться до убежища, построенного за городом, и тысячи беглецов бросились к центральной крепости, стоявшей на холме, и зубчатые стены ее потемнели от толпы беглецов.

Вода все прибывала. Город начал тонуть… Через расселины на дне океана вода хлынула в глубины земли, внутренний огонь превратил ее в пар и произошел гигантский взрыв, разрушивший и исковеркавший предпочвенные слои древнего материка. Город уходил в воду на глазах… Плотина раскололась пополам и исчезла. Гигантский маяк медленно погрузился в воду. Еще некоторое время виднелись крыши и купола высоких домов – точно острые скалистые рифы – но скоро и они скрылись под водой… Над поверхностью бушующего океана высилась лишь одна крепость, как чудовищной величины корабль… Потом и она стала медленно опускаться в бездну, и на вершине ее качался лес рук, простертых вверх…

Ужасная драма приходила к концу. Беспредельное море расстилалось над всем материком, – море, на котором не виднелось ни одного живого существа. На его поверхности то там, то тут всплывали трупы людей и животных, обломки, одежда, головные уборы, тюки с товаром, и все это ныряло и носилось в пенистом водовороте. Потом вращение воды стало понемногу стихать… Раскинулась необъятная водная гладь, спокойная и блестящая как ртуть, и мрачное солнце на горизонте скупо освещало могилу некогда блестящей страны…

* * *

Рассказ был окончен. Нам не о чем было расспрашивать; догадка, логика и воображение восстановили все пробелы рассказа. Мы представили себе мысленно медленное, но неуклонное опускание Атлантиды в бездны океана среди вулканических конвульсий, воздвигнувших вокруг нее огромные подводные горы. Мы представляли себе государство атлантов, обратившееся теперь в глубочайшее место Атлантического океана. Мы поняли теперь, как сумели беглецы спастись от смерти, как использовали они разнообразные достижения науки, которыми снабдил их гениальный строитель Храма Безопасности, как он обучил их всем наукам и искусствам перед своей смертью, как кучка в пятьдесят-шестьдесят спасшихся атлантов выросла теперь в значительное общество, которое должно было вгрызаться в недра земли, чтобы расширить свою «страну». Целая справочная библиотека не смогла бы проще и подробнее рассказать все это, чем серия картин-мыслей….

Таковы были участь и обстоятельства разрушения древнего государства атлантов…

В отдаленном будущем великий город, возможно, еще раз будет вынесен новым катаклизмом[20]20
  Катаклизмы – в геологии – такие разрушительные, внезапно наступающие, под влиянием внутренних процессов земного шара и крупных наводнений, явления, которые изменяют на больших протяжениях природу страны и условия ее органической жизни.


[Закрыть] на поверхность земли, и геологи будущего, роясь в каменоломнях, найдут не отпечатки растений, не раковины, а остатки погибшей цивилизации и следы непонятной им катастрофы древнего мира…

Один лишь пункт оставался несколько неясным: сколько прошло времени с того дня, когда произошла трагедия? Доктор Маракот прибегнул к довольно несовершенному методу для определения даты. Среди множества помещений огромного здания Храма Безопасности была большая пещера, служившая местом погребения вождей атлантов. Здесь, как и в Египте, практиковали мумификацию трупов, и в нишах, по стенам, стояли бесчисленными рядами эти мрачные реликвии прошлого…

Манд гордо указал на одну свободную нишу и дал нам понять, что она заготовлена специально для него.

– Если мы обратимся к родословной европейских правителей, – объяснил нам Маракот профессорским тоном, – то найдем, что они сменялись приблизительно по пяти человек в столетие. Эти цифры мы можем применить и в данном случае. Конечно, мы не можем гарантировать абсолютной точности, но приблизительные цифры получить нетрудно. Я сосчитал мумии, их больше четырехсот.

– Значит, получается около восьми тысяч лет!..

– Правильно. И это вполне совпадает со сведениями Платона. Катастрофа, разумеется, произошла еще до зарождения египетской письменности, а она берет начало между шестью и семью тысячами лет от нашего времени. Да, я думаю, мы имеем право сказать, что наши глаза видели воспроизведенную на экране трагедию, случившуюся не менее восьмидесяти веков назад. Но, разумеется, создание той культуры, следы которой мы находим здесь, само по себе потребовало многих тысячелетий… Таким образом, – закончил он торжественно, – мы расширили горизонт достоверной истории человечества до таких пределов, как ни один человек еще с самого начала истории!..

* * *

Это случилось, приблизительно, через месяц после посещения погребенного города. Произошла удивительная, неожиданная история. В то время мы уже думали, что застрахованы от всяких неожиданностей, и ничто больше не сможет нас удивить, но этот факт превзошел все, что могло бы только изобрести наше разгоряченное воображение.

Сканлэн известил нас, что случилось что-то из ряда вон выходящее… Вы должны знать, что к тому времени мы чувствовали себя, как дома, в огромном здании; мы прекрасно знали расположение комнат, мы присутствовали на концертах атлантов (их музыка – очень странна и сложна для нашего уха) и на театральных представлениях, где непонятные нам слова прекрасно пояснялись живыми выразительными жестами – короче говоря, мы стали членами своеобразной коммуны атлантов. Мы посещали отдельные семьи в их частных помещениях, и наша жизнь – моя, во всяком случае – была согрета бесконечным гостеприимством этих милых людей, особенно одной милой девушки, чье имя я уже однажды упоминал… Мона была дочерью одного из вождей, и в ее семье я нашел такой теплый и милый прием, который стирал всю существовавшую между нами разницу. А когда дело доходит до самого нежнейшего из языков, я, право, почти не нахожу больших различий между древней Атлантидой и современной Америкой. Я полагаю, что то, что может нравиться массачузетской девушке из Броун-Колледжа, понравится и девушке, живущей под водой…