Текст книги "Последний гамбит"

Автор книги: (ВП СССР) Внутренний Предиктор СССР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Ну а теперь, что мы видим на картинках «Пост исторического пикника»? Прежде всего, два главных символа России: Спасскую башню Кремля и главу храма Василия Блаженного, то есть символы светской и духовной власти соответственно. Справа на них летят «птички», причём направление их полёта, указанное стрелкой, не вызывает сомнений. Про долготу дня – 7.52, соответствующую 20-му января каждого года на широте Москвы, говорить не буду, так как вы, Холмс, насколько я понял, об этом уже осведомлены.

– Да, об этом мы говорили с моим другом Ватсоном в Лондоне 22 сентября в день моего вылета в Цюрих. Более того, в Лихтенштейне, на вилле в Вадуце, один из ваших соотечественников даже показал мне на «пароль истории» на зубах типа с секирой, после чего мне стало понятно, почему теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне произошли именно 11 сентября, в день «усекновения главы Иоанна Крестителя». Но для меня осталось загадкой, почему «птички» ассоциируются с самолётами?

– Тот, кто показал вам на «пароль истории» – секиру, по которому действительно можно выйти на понимание причин трагедии Иоанна Крестителя, (которую он сам же и спровоцировал) видимо, не знает, что лицо этого типа очень похоже на карикатурное изображение последнего Министра Обороны СССР – маршала Шапошникова.

– Насколько мне известно, последним Министром Обороны СССР, примкнувшим к ГКЧП в августе 1991 года, был маршал Язов, – вмешался Паоло.

– Вы правы, Паоло. Действительно последним министром обороны до путча был маршал Язов, но сразу после путча Горбачев, вернувшись из Фороса, назначил авиационного генерала Шапошникова последним Министром Обороны СССР, после чего присвоил ему звание маршала. Поэтому роль бездумной секиры, срубающей башни в Москве или в Нью-Йорке (а это зависело от того, в каком направлении начнет действовать матрица управления событиями) должна была играть военная авиация. По крайней мере, в 1992 году этот карьерист и выскочка, добивал вооруженные силы Советского Союза, которые даже после распада великой державы оставались едиными и потому представлялись многим очень опасными как для Запада, так и для дела расчленения СССР и России. И кто знает, сложись обстоятельства иначе, этот маршал от авиации мог наделать ещё много бед. А окажись другой человек на его месте, то, сохранив единство вооруженных сил, он мог бы сохранить и единство государства, придав истории иное течение…

Ладно, продолжим. Когда я рассказывал о методах матричного управления, которые мне объяснял мой друг из России, я говорил, что все символы и образы матрицы остаются прежними, но при появлении другого понятийного аппарата, сформированного альтернативной концепцией управления, всё запланированное в матрице-сценарии зло может реализоваться, но… по отношению к тем, кто его планировал.

– По-вашему, Андрей, получается, что Бог не в состоянии очистить от зла противостоящие друг другу матрицы? – спросил Паоло.

В действии взаимовложенных матриц всегда проявляется то, что в России называется Божьим промыслом. Сложнее понять, как это происходит. Всякая матрица наполняется помыслами людей, которые состоят из образов и их личностной энергетики. Помыслы бывают порочные или праведные и, как мы уже говорили ранее, являются выражением чувства меры людей; порочные помыслы иногда облекаются в праведные слова, но от этого они праведными не становятся. Американское правительство, желая наказать Ирак и Югославию, выражало свои помыслы словами о милосердии. Террористы-камикадзе, желая наказать Америку, облекали свои помыслы в слова о праведном возмездии. Сегодня Америка, стремясь наказать террористов-камикадзе, проводит антитеррористическую операцию против Афганистана под кодовым названием «Правосудие без границ», хотя по их же собственным заявлениям 15 из 19 террористов – подданные королевства Саудовская Аравия. Слова – правосудие, возмездие, милосердие – воспринимаются, как выражение добра и справедливости. Поэтому добро всяких помыслов проявляется не в словах, а в делах. «Бог не есть Бог неустройства, но – мира», – это евангельское изречение говорит о том, что Бог не имеет к неправедности людей никакого отношения; Он хотел бы, чтобы среди людей восторжествовало добро. Но Бог дал человеку свободу выбора и возможность обрести свободу воли, а это означает, что человек (если он действительно человек) должен сам устранить зло в отношениях меж людьми. Поэтому Вседержитель может способствовать искоренению зла лишь одним способом: не мешать одним злочестивым уничтожать других злочестивых, расчищая тем самым пути и место праведным.

– Вы, Андрей, все время говорите об альтернативной концепции управления, но умалчиваете о той концепции, которая сегодня доминирует в обществе; или я вас не так понял?

– Я полагал, мистер Холмс, что существующую концепцию нет смысла обсуждать, поскольку мы все по ней живем, по крайней мере на Западе, и потому не воспринимаем её в качестве концепции управления примерно так же, как ребенок не понимает, что такое воздух, которым он дышит. Для меня ныне действующая концепция – это Библия и культура, ею порожденная с её понятийным и терминологическим аппаратом. Сегодня эта культура практически доминирует на Земле посредством порожденных ею технологий, вне зависимости от того, как к ней относятся другие культуры. Радио, телевидение, автомобиль, самолёт, ракета, современный корабль, не говоря уж о всякой бытовой технике, – всё это порождение библейской культуры, вывеской для которой служит исторически сложившееся христианство. Арабский мир с исламом, Япония с синтоизмом, Китай с конфуцианством или Индия с индуизмом могут сколько угодно клеймить культуру Запада, но они уже не в состоянии обойтись без её технократических атрибутов, внедряя которые, они размывают свои культуры через восприятие обществом на бессознательных уровнях психики образов всех технических «игрушек» Запада, не говоря уж о технологиях их создания, которыми они стремятся овладеть. Хотят они этого, или не хотят, – значения не имеет, – процесс идёт в одну сторону. Вы спросите, почему? Разве у всех других культур нет защиты против библейской культуры? Отвечу совершенно определённо – нет! А нет потому, что несмотря на всё кажущееся внешнее (зачастую очень экзотическое) различие, в них есть одно общее, их объединяющее – толпо-«элитаризм». Можно без конца обсуждать достоинства и недостатки толпо-«элитаризма» христианского, иудейского, исламского, синтоисткого, индуистского, конфуцианского, а также марксистского или даже саентологического – всё равно толпо-«элитаризм» останется топо-«элитаризмом» до тех пор, пока не появится ему альтернатива. Однако эта альтернатива должна быть не в мечтах об идеале жизни людей на Земле (этого во всех культурах человечества всегда хватало и находило свое отражение в легендах, сказках, песнях, балладах), но, прежде всего в стройной системе взглядов на все стороны жизни толпо-«элитарного» общества, выраженных в определенной лексике.

– И как, по-вашему, эта альтернатива уже есть? – спросил Холмс.

– Да, она уже есть в России, и её символ вы видите, Холмс, в картинках третьего «пикника».

– Этот смеющийся ребёнок в тазике для купания?

– Совершенно верно, мистер Холмс. И поэтому бородатый Маркс в ужасе схватился за голову. Она существует уже десять лет и называется Концепцией Общественной Безопасности – аббревиатура КОБа, – такой был псевдоним у Сталина в первые годы его революционной деятельности. Один французский журналист как-то заметил, что «Сталин ушёл не в прошлое, он растворился в нашем будущем» [36]; сегодня можно сказать, что он уже выкристаллизовался, но пока не в определённой личности. Хотя… может появиться и личность, которая можно сказать будет призвана матрицей концепции; может быть и множество личностей. Ведь Сталин только оглашал марксистско-ленинские лозунги, а управление страной вёл в соответствии с некой целесообразностью. Вот эта целесообразность и была концепцией управления – в образах, то есть матрицей, на основе которой действовал Сталин. В определённой лексике эта матрица не была тогда выражена, но соответствующую культуру она всё-таки породила. Когда в прошлом году в Нью-Йорк привезли 37 советских фильмов времён сталинизма и начала шестидесятых, то вся элитарная кинокритика в один голос заявила: «Это какая-то иная цивилизация!» – и потому люди в России, придавшие матрице определённую лексику, полагают, что появление концепции, альтернативной библейской, было предопределено как альтернатива самоубийственности толпо-«элитаризма». У этой концепции есть соответствующее название – «Мёртвая вода».

Благодаря этому названию в концепции поддерживается её связь с русским народным эпосом, в котором есть понятия мёртвой и живой воды. Согласно поверьям древней Руси, разрубленный врагами герой сначала омывается мёртвой водой, после чего его тело срастается, а затем тело омывают живой водой, и герой оживает. Посмотрите на второй, «Оборонный пикник». В нём есть сказка – «Три сына». В ней речь идёт о попытке двух братьев оживить третьего, убитого врагами. И вот здесь, – Андрей показал на фразу внизу текста, – речь идёт о «живой воде», которую ищут братья, а о «мёртвой» – ни слова. Сказка перепечатана из сборника «Современные русские сказки», которые входили в библиотеку троцкистского журнала «Огонёк». Почему авторы «пикника» забыли про символику «Мёртвой воды»? 5 августа 1991 года, когда вышла газета «Час пик» с «Оборонным пикником», концепция с эпическим названием «Мёртвая вода», впервые определённо выразившая альтернативу толпо-«элитаризму», уже существовала. Шёл активный процесс формирования понятийного и терминологического аппарата на её основе, а, следовательно, и эгрегора людей ей приверженных. Искажение алгоритма поведения альтернативного эгрегора, или по-научному – внесение в алгоритм скрытых инверсий, – один из способов блокирования соборного интеллекта. Омыть разрубленное тело сразу живой водой, минуя мёртвую, – это значит оживить обрубки, другими словами, оживить урода, калеку, может быть даже монстра. Поэтому негативная реакция на символику «Мёртвой воды» – своеобразная защита толпо-«элитаризма» от вторжения чуждой ему альтернативной концепции. И этот стереотип очень устойчив в обществе; он существует столько, сколько существует сам толпо-«элитаризм».

– С альтернативой более менее ясно, а сама толпо-«элитарная» концепция, её символика в «пикниках» присутствует? – спросил Холмс.

– Да, – ответил Андрей, – вот эта дохлая рыба на чёрной воде «Лебединого озера» знаменует конец «эпохи рыб» (эпохи доминирования библейской концепции) и начало эпохи «водолея». Слово «вода» в альтернативной концепции присутствует, и как символ информации; эпоха «водолея» – эпоха информационного общества. Новый понятийный аппарат альтернативной концепции повернул негативную матрицу против её хозяев, и вот мы видим на экранах телевизоров после 11 сентября людей в касках с масками-респираторами, огромное количество пыли, развалины башен Всемирного Торгового центра, из которых торчат обломки облицовки, напоминая собой силуэты Пизанской башни. Но то же самое, в виде символики, мы видим и на картинках третьего «пикника».

– Неужели вы полагаете, Андрей, что нечто, подобное происшедшему в США, планировалось в России? – прервал Андрея Холмс.

– Полагаю, Холмс, вы не будете отрицать, что 11 сентября была реальная угроза президенту Соединенных Штатов. Об этом кричали все средства массовой информации, а сам Буш скорее напоминал загнанного зайца, чем главнокомандующего самыми мощными вооруженными силами в мире: он не столько организовывал отражение агрессии террористам, сколько занимался поисками места, откуда можно было бы поддерживать управление государством. Но вряд ли вы знаете, что почти сразу после избрания Путина президентом России, в Москве и Петербурге ходили упорные слухи о возможном покушении на главу государства, причем датой покушения называлось 20-е января 2001 года. Более того, как недавно показала одна из программ российского ТВ, это покушение представителями секты ассасинов приурочивалось к посещению российского президента аллеи шахидов 8 января 2001 в столице Азербайджана Баку.

– А кто такие ассасины? – подал голос Паоло.

– Ассасины возникли не на пустом месте. Их основатель Хасан, сын Саббаха, или, иначе, – Старец Горы, – основы своего мировоззрения получил в секте исмаилитов. Этой тайной организации шиитов (возникшей в халифате в VIII веке) во время бесконечной серии междоусобиц и дворцовых переворотов удалось освободить из тюрьмы Убейдаллаха, которого они почитают потомком Исмаила – седьмого имама, ведущего свой род от Фатимы, дочери Мухаммеда. Они посадили его на трон в Тунисе, заложив тем самым основы династии Фатимидов (к началу XII века, времени своего упадка, династия халифов-исмаилитов владела почти всей Северной Африкой, Сицилией, Египтом и Сирией). Венценосные правители были не только более чем благосклонны к доктрине, обеспечившей им трон, – они целиком разделяли её и умело пользовались этим инструментом для укрепления своего могущества.

Овладев Египтом, Фатимиды создали в Каире ложу «Дойяль-Доат». Причем верховный проповедник разделял власть с государем. Почти все наставники «Дома Мудрости» занимали видное положение при дворе. Поэтому от желающих поступить сюда учиться отбою не было. Внешне каирская ложа больше походила на университет, чем на тайное общество. В прекрасном помещении, которое ей отвели, хранились ценные рукописи, книги, научные инструменты, и халиф ежегодно выделял на нужды просвещения четверть миллиона золотых монет. Однако помимо хорошего образования была и скрытая цель: полное изменение внутренней сущности ученика.

Так что, по сути, – это зомби, созданные в рамках толпо-«элитарной» системы исторически сложившегося ислама, которых прекрасно используют иерофанты по принципу: «Каждый в меру своего понимания работает на себя, а в меру непонимания на того, кто понимает больше». Нелишне вспомнить, что ордена исмаилитов активны доныне. Я не думаю, что ассасины или какие либо другие арабские террористы понимают сегодня в процессе глобализации больше троцкистов, и потому все вместе они с завидным усердием «таскают каштаны из огня» для реализации библейского проекта.

Снова наступила продолжительная пауза. Каждый обдумывал рассказанное Андреем и Паоло. Пришла хозяйка, пожилая женщина с красивым строгим лицом и пригласила всех на просторную террасу, на которой был накрыт стол. Подъезжая днём к четырехэтажному дому, Холмс обратил внимание на его оригинальную архитектуру: с улицы он смотрелся как многопалубный корабль. Все террасы представляли собой небольшие домашние сады: повсюду были цветы, экзотические южные кустарники и даже небольшие деревья с плодами лимонов и апельсинов. А поскольку террасы нижних этажей выдавались далеко вперёд, то с верхней террасы четвертого этажа открывался прекрасный вид на цветущий многоярусный сад. В лучах закатного солнца на горизонте, в тающей вечерней дымке уходящего дня, видны были очертания далекого Мадрида. Гости садились за стол, а Холмс не мог оторвать глаз от раскрывшейся перед ним панорамы древнего города.

Вернувшись в отель и взглянув на последние известия, он попытался привести в систему всё услышанное им за этот день и сделал соответствующие заметки в своём ноут-буке. За ужином Холмс услышал от Андрея много нового из главного документа «Мертвой воды» – «Достаточно общей теории управления», а на прощанье господин Веров передал ему копии недостающих газет «Час пик» и обещал, в случае поступления новых материалов, дать сообщение по электронной почте. Паоло снабдил его обширной библиографией по истории троцкизма и копиями отдельных документов, которыми располагал сам. Все они, в том числе и Антонио, рассчитывали на аналитические способности Холмса и его друга Ватсона.

Следующий день Холмс бродил по старому Мадриду, подолгу сидел в маленьких уютных кафе, которых было здесь бесчисленное множество, рассматривал беспечных туристов, – то есть, внешне бездельничал, а на самом деле напряженно думал, сопоставляя услышанное в Вадуце и Эль-Эскориале. У него складывалось пока еще смутное представление о методах матричного управления, но в тоже время было ощущение, что не хватает чего-то очень важного, о чём он пока только мог догадываться, но ни прочитать, ни услышать от кого-либо не мог. В то же время он предчувствовал, что это нечто важное вот-вот на подходе. С этими мыслями он вернулся в номер, собираясь сообщить в Лондон Ватсону о своих дальнейших планах, как вдруг раздался знакомый голос Антонио.

– Мистер Холмс, ради Бога извините за столь поздний звонок. Мы третий раз пытаемся до вас дозвониться.

– Произошло что-то чрезвычайно важное, Антонио? – с тревогой спросил Холмс.

– Включите телевизор, минут через пять начнутся последние известия. Педро Кольядо, хозяин квартиры, где мы вчера беседовали, оказался прав. Сегодня в 13.44 по московскому времени, недалеко от курортного города Сочи, в Черное море рухнул русский авиалайнер Ту-154 летевший рейсом 1812 из Тель-Авива в Новосибирск. Все находящиеся на борту – пассажиры и экипаж – погибли. Причины катастрофы выясняются.

Холмс включил телевизор. Всё точно. Матрица «пикников» работает. Он почти машинально записал координаты падения самолёта: 42.11 – северной широты и 37.37 – восточной долготы. Раскрыл календарь с типом, подкармливающим птичек. Просчитал видимые, то есть незакрытые «просветы» в ограде курортной набережной. Их было ровно 37. Чтобы за семь лет до катастрофы точно предугадать её координаты? Такого не может быть! Он вспомнил записки по вероятностным методам, которые оставил для ознакомления Ватсону. В комментариях к ним, как он помнил, говорилось, что это «игры Бога». Нет, Андрей прав: Вседержитель не играет в кости. Всё это – элементы матричного управления, а матрицы формируют зачастую бездумно люди, а потом сами же наступают на собственные грабли. Стоп, но ведь только вчера Андрей переводил заинтересовавший его рассказ, на обратной странице газеты «Час пик» с «клячей истории». Рассказ был смешной, назывался «Грабли» и в нём обыгрывалось одинаковое звучание на русском слов «грабли» и «ограбление». Получается, что сегодня кто-то сам себя ограбил?

Холмс позвонил в Лондон. Ватсон оказался дома и по голосу было слышно, что ждал его звонка. Он был явно чем-то встревожен и сообщил, что уже слышал о трагедии Ту-154 над Черном морем, но ничего определённого пока сказать по этому поводу не может. Холмс напомнил ему о 7-м сентября и обещал через неделю вернуться в Лондон.

5 – 7 октября. Египет. Каир

Утренним рейсом Холмс вылетел в Каир. В аэропорту его встретил очень учтивый и предупредительный сотрудник фирмы по имени Махмуд и сразу же отвез в отель Шератон. Холмсу отвели номер с видом на Нил на 10-м этаже дома-башни с экзотическим названием «Нефертити». Полуденное октябрьское солнце разогрело воздух до +33^{С, но на балконе не было ощущения одуряющей жары: высокое давление и сухой воздух обеспечивали хорошее самочувствие. Внизу – непрерывный автомобильный поток 16-ти миллионного мегаполиса. Конференция проходила в одном из многочисленных конференц-залов отеля. Ничего особенного – обычное современное мероприятие: нудные доклады; графики, иллюстрирующие тенденции к банкротству фирм; страховые расходы, падение доходов и т.д. Отобрав некоторые буклеты, способные заинтересовать руководство фирмы, Холмс уже собирался идти в кафе, как вдруг опекающий его Махмуд подвёл к нему высокого, склонного к полноте мужчину арабской внешности. На нём был светлый костюм и белоснежная рубашка с галстуком.}

– Мистер Холмс, разрешите вам представить господина Алефа Салема, владельца крупнейшей мебельной фабрики Каира и очень интересного человека.

Холмс пожал сухую и крепкую ладонь Салема.

– Я собирался на днях встретиться с Вами в Лондоне, мистер Холмс, куда должен был отправиться в деловую поездку. Но среди организаторов этой конференции – один мой хороший знакомый. Он увидел фамилию Холмс в списках приглашенных и любезно предупредил меня о вашем посещении Каира. И вот я решил воспользоваться случаем. Извините, мистер Холмс, но у меня к вам не совсем обычное дело, не связанное с проблемам этой конференции.

Господин Салем немного волновался, и от этого речь его была безукоризненной, с точки зрения классического английского.

– Господин Салем, вы, кажется, закончили Кембридж?

– Совершенно верно, мистер Холмс, юридический факультет и какое-то время занимался современной философией. Я бы хотел пригласить вас завтра к себе на ужин; обещаю хорошую индийскую кухню, если вы не против.

– Почему индийскую, если мы в Египте?

– Да просто у меня жена из Индии.

Холмс решил идти ва-банк. Английское слово «пикник» имеет много значений и, если он даже ошибся в своих предположениях, то заготовленная фраза прозвучит своеобразным контрастом к безукоризненному английскому Салема.

– Вы хотите показать мне «пикник»?

По изумленному лицу Салема Холмс определил, что попал в точку.

– Вам уже известно про «пикники»? – растерянно спросил он, – вас кто-то предупредил? Но я никому о них не говорил. У меня столько вопросов и, – он на секунду замялся, подбирая нужные слова, – самых неожиданных версий. Но я не был уверен, что вы знаете про «пикники», я имею в виду русские «пикники».

– Я тоже не был уверен, что вы знаете про русские «пикники». Две недели я сталкиваюсь с ними при совершенно загадочных обстоятельствах в Англии, в Швейцарии и в Испании. Вот я и решил, что в Египте меня тоже ждут «пикники», которые я готов обсудить завтра с вами за ужином.

Холмс был в Каире два года назад по делам всё той же фирмы. В городе мало что изменилось за это время; может, появилось больше старых, словно взятых с автомобильной свалки машин. Город потрясающих контрастов богатства и бедности, в котором около двух миллионов живёт среди древних захоронений «города мёртвых». Со всей экзотикой: пирамидами, Сфинксом, стилизованными под древность поселениями на берегу нильской протоки, с молодыми юношами и девушками в белых туниках и чёрных париках – он познакомился в первый приезд. Сейчас он просто гулял по вечерней набережной Нила, которая если чем и отличалась от любой набережной западноевропейского города, то только меньшей ухоженностью. И всё-таки, несмотря на обыденность городского пейзажа, разбавленного арабской экзотикой, Холмс испытывал те самые странные ощущения, на которые обратил внимание два года назад. Тогда он отнёс их к обилию новых впечатлений от древнеегипетской экзотики. Но почему это происходит и сегодня, в деловой обстановке, далёкой от всякой мистики? Ощущение матрицы прошлого, мистически связанной с настоящим? Неожиданно на память пришли первооткрыватели пирамид с их странной судьбой, затем мысли вернулись к мадридским беседам, где Веров и Риего обсуждали управленческую деятельность 22-х иерофантов. Надо бы затронуть эту тему на ужине у Салема.

Утром Холмс ненадолго заглянул на конференцию, сделал необходимые пометки для отчета руководству фирмы и вернулся в номер. Было жарко и душно. Он включил кондиционер, сделал заказ по телефону и разложил на секретере у окна «пикники». Каждый раз, рассматривая картинки русского «ребуса», он видел в них выражение каких-то новых граней реальности, которая иногда превосходила самые безумные фантазии. Официант доставил в номер холодный «напиток фараонов» [37] и мороженое. Отпивая маленькими глотками терпковато-кислый на вкус напиток с едва уловимым ароматом спелой вишни, Холмс размышлял об обстоятельствах, которые словно складывались сами собой, но таким образом, что нужная ему история будто сама себя рассказывала. Он уже собирался спуститься в холл, где его должен был ждать Махмуд, как вдруг раздался телефонный звонок.

– Добрый вечер, мистер Холмс, – раздался на другом конце провода знакомый голос заместителя генерального директора фирмы Чарльза Харвея, – как вы себя чувствуете? Как погода в Каире и как там фараоны?

– Всё в порядке, мистер Харвей. Погода прекрасная, за окном плюс тридцать, в номере – плюс восемнадцать, фараонов на этот раз не навещал, зато пристрастился к холодному «напитку фараонов» – отлично утоляет жажду. Конференция завершилась и в понедельник я вылетаю в Лондон.

– Я, конечно, прошу меня извинить, дружище Холмс, но как вы смотрите на то, чтобы спуститься чуть южнее Каира?

– Не понял, Харвей. Уж не предлагаете ли вы мне спуститься в Кейптаун?

– Не угадали, Холмс. Мы предлагаем вам посетить Бомбей. Там возникли проблемы в нашем индийском филиале и на совете директоров вашу кандидатуру признали наиболее удачной для решения вопросов, с которыми вы прекрасно справились в Цюрихе и Мадриде. Отзывы о вашей деятельности самые благоприятные.

– Харвей, у вас, по-моему, плохо с географией. У меня складывается впечатление, что в совете директоров не изжита ностальгия по колониальному прошлому. Если это так, то они выбрали неудачную кандидатуру для реализации своих имперских амбиций. Сегодня пошла третья неделя, как я мотаюсь по свету, и у меня масса дел в Лондоне.

– Никаких проблем, мистер Холмс. Согласно условиям договора мы не в праве настаивать на поездке в Бомбей, но если вдруг ваши интересы в Индии каким-то образом совпадут с интересами «Ernst amp; Young», мы будем вам очень признательны. До свидания, дружище Холмс, если передумаете, позвоните мне сегодня вечером.

– Но сегодня суббота, Харвей, и мне предстоит интересный вечер, – несколько невпопад ответил Холмс.

– Холмс, вы же знаете, что я не соблюдаю субботу. В понедельник нам надо принять решение, так что звоните, и желаю вам удачного вечера.

На другом конце провода послышались короткие гудки. Холмс некоторое время размышлял о предложении фирмы, но, бросив взгляд на часы и увидев, что опаздывает, быстро направился к лифту. Махмуд сидел в кресле с газетой.

– Добрый вечер, мистер Холмс, – сразу же поднялся он навстречу и, уловив выражение озабоченности на лице гостя, спросил, – у вас какие-то проблемы?

– Всё в порядке, Махмуд, мы не опаздываем?

– Это у вас в Англии точность – вежливость королей. А у нас на востоке, если назначают встречу в 18.00, то вы можете быть уверены, что вас ждут в 19.00.

Они медленно пробиралась сквозь беспорядочную толчею автомобилей всех стран мира по улицам старого города, пока не выбрались в фешенебельный, весь утопающий в зелени, район на берегу Нила. Холмс заметил, что несколько раз Махмуд проехал на красный свет.

– Махмуд, почему вы проехали на красный?

– На красный можно, – невозмутимо ответил Махмуд.

– А на зеленый, – с тревогой спросил Холмс.

– А на зеленый тем более, – улыбнулся Махмуд.

Машина свернула к двухэтажному особняку в мавританском стиле и остановилась у ажурных ворот красивой ограды, увитой гирляндами плетистой белой розы. У подъезда их встретил сам хозяин и представил Холмса миловидной смуглой женщине в голубом индийском сари.

После обеда, который состоял из десятка разнообразных, в основном вегетарианских индийских блюд, хозяин пригласил Холмса в свой роскошный кабинет. Принесли кофе, Холмс с разрешения хозяина закурил свою трубку и приготовился слушать рассказ Салема.

– Три года назад в Каир прибыла небольшая группа из России для восстановления распавшихся после августа 1991 года наших деловых связей. До 1991 года у меня в Москве и в некоторых других городах Советского Союза был довольно устойчивый бизнес. Моя мебель пользовалась хорошим спросом в определённых кругах, но после развала СССР в новой России появились какие-то полубандитские структуры, которые обложили мои магазины непомерной данью. Я решил свернуть своё дело в этой стране, понимая, что потеряю при этом большую часть своих капиталов. И хотя новое правительство России делало широкие заявления на весь мир о том, что плановое хозяйство демонтировано и общество строит рыночную экономику, все серьёзные бизнесмены наблюдали развал экономики в бывших странах СССР. Мои поездки в Москву и Петербург убедили меня в том, что напыщенные декларации нового режима и экономическая реальность, складывающаяся в стране, – далеко не одно и то же. Поэтому я согласился принять участие в переговорах с прибывшей группой, не столько не столько из соображений вернуть хоть что-то из утраченного, сколько желая понять, что же реально сегодня происходит в России, к которой у меня всегда был большой интерес.

Группа, ведущая переговоры, оказалась очень неоднородной. Естественно в ней присутствовали те, кто всегда готов поживиться на бедах своей страны, но были и какие-то новые, поначалу совершенно непонятные мне люди. Они обстоятельно рассказывали своё видение глобального исторического процесса и особого места в нём России. Особенного не в смысле исключительности русских, как, например, понимают свою избранность евреи, а в том, что культура каждого народа, его историческое прошлое, традиции по-своему неповторимы и в чём-то необходимы для становления интегрирующей культуры единого человечества будущего. Было у них и свое видение истории древнего Египта, который они считают колыбелью современной западной цивилизации. Особенно их интересовал период религиозных реформ Эхнатона, десятого фараона восемнадцатой династии. По их представлениям, этот фараон ещё в детском возрасте получил откровение Свыше о единобожии, которое и выразил в известных гимнах Атону. Они привели довольно убедительные аргументы этой версии, когда сравнили гимны Атону со стихами Корана и показали их идентичность не только по содержанию, но и, что более всего меня поразило, – по ритмике текстов. Конфликт между иерархией Амона-Ра и Эхнатоном подробно описан во многих исторических монографиях, но общественному мнению этот конфликт всегда представлялся, как конфликт личности и некого религиозного клана. Мне не приходилось встречать версии о конфликте на этой почве в самой среде иерофантов, которые действительно осуществляли устойчивое управление древнеегипетской цивилизацией на протяжении, как минимум трёх тысячелетий. Хотя, при здравом рассуждении, трудно себе представить, чтобы один человек, без поддержки определённого клана, смог совершить такой религиозный переворот, который осуществил Эхнатон. Также естественно было предположить, что у такого человека, как Эхнатон, должны были быть последователи, деятельность которых не могла пройти незамеченной в истории. Другое дело, как эта деятельность могла быть представлена общественному мнению историками, которые всегда выполняют определённый социальный заказ.