Текст книги "Дело было в Педженте"

Автор книги: (ВП СССР) Внутренний Предиктор СССР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Картина 3. Здесь величайшие ценности

Сухов мысленно писал бесконечное письмо своей Катерине Матвеевне:

«Душа моя рвётся к вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в небо. Однако случилась у нас небольшая заминка… Полагаю суток на трое, не более, а именно: мне, как сознательному бойцу, поручили сопроводить группу товарищей с братского Востока [39]. Отметить надобно – народ подобрался покладистый, можно сказать душевный, с огоньком, так что ноги мои бегут по горячим пескам в обратную сторону, так как долг революционный к тому нас обязывает…» [40].

Они подошли к Педженту в разгар солнечного дня. Пыльный, каменный, одноэтажный городишко, отделенный от пустыни полуразрушенной стеной, был заметен издали по причине дворцовой постройки с куполами и минаретами, возвышавшейся над пологими барханами пустыни.

Сухов продолжал свое письмо:

“Еще хочу сообщить вам – дислокация наша протекает гладко, в обстановке братской общности и согласия. Идем себе по пескам и ни о чем не вздыхаем, кроме как об вас, единственная и незабвенная Катерина Матвеевна. Так что вот зазря убиваться не советуем. Напрасное это занятие…”

Формирование России, как цивилизации, происходило методом упреждающего вписывания русской культурой культур вливавшихся в неё народов. Поэтому в письме о народах говорится, что они “подбирались”. Конечно были случаи в истории России, когда официальные власти вели силовой захват территорий, однако, через некоторое время захваченные таким образом народы находили от такой российской “агрессии” больше пользы для себя, чем вреда, что и отражалось в их “покладистости”.

Большевизм, как особо русское явление, ставящий интересы трудящегося большинства выше интересов “элитарного” паразитического меньшинства, не может быть “левым”, поскольку всё “левое” в русском языке означает – ложное, и воспринимается в народе как наваждение сатаны, приводящее всех “левых” к атеизму. Также известно, что лгать человек научился по мере развития абстрактно-логического мышления и речи, за которые отвечает левое полушарие головного мозга. Вынужденный временный союз большевиков с левыми эсерами и меньшевиками – троцкистами, невозможность постановки вопроса о размежевании большевизма с марксизмом в дальнейшем, вплоть до выхода работы Сталина “Экономические проблемы социализма в СССР” в 1952 году, обязательное изучение марксизма в школах и ВУЗах вплоть до 1991 года, как официальной идеологии левой КПСС ? и есть те самые “три дня заминки” (примерно три поколения), в течение которых “ноги” большевизма шли в сторону, противоположную его естественным устремлениям к правде. Это стало возможным после того, как троцкизм навязал большевизму в качестве идеологии марксизм, который поддерживал в трех поколениях советских людей стереотипы толпо-“элитаризма”

На экране появляется надпись: “На третий день”

Группа женщин во главе с Суховым входит в город. Петруха привязывает коня к городской стене, а Саид въезжает в город верхом. Если Педжент – символ нового государственного образования России (СССР), то мы имеем дело с двумя знаковыми моментами: марксизм, приверженный к толпо-“элитаризму”, сдерживает нравственное развитие народов образующих новый тип государственности (конь Петрухи привязан к стене), но этому процессу будет противостоять коранический ислам (конь Саида въезжает в город).

Сухов стучит в окованную железом дверь, над которой висит странная вывеска: “Музей Красного Востока”. Странная в том смысле, что реальный музей предполагает собрание вещественных и письменных документов прошлого, а у “Красного Востока” пока еще никакого прошлого нет, поскольку события фильма привязаны ко времени борьбы с басмачеством после революции и гражданской войны. Следовательно, в символическом плане “Музей Красного Востока” – “воспоминание о будущем”, а все дальнейшие события по отношению ко времени создания фильма (1969 год) – своего рода прогноз-иносказание.

«– Умоляю, только не в музей! Здесь величайшие ценности!

Голос был взволнованный, с чисто русским произношением.

– Погоди, – сказал Сухов, – открой дверь… Ты откуда взялся? – спросил он, увидев на пороге пожилого русского человека с бородкой клинышком и с тюбетейкой на голове.

– Я хранитель музея. Моя фамилия Лебедев.

– Понятно. А где население?

– Спряталось. Привести сюда гарем!

– Вот что, товарищ хранитель, – строго сказал Сухов, – эти девять освобождённых женщин Востока – тоже величайшая ценность. И давайте не спорить. Вопросы есть? Вопросов нет. За мной!

Сухов отодвинул хранителя и шагнул во двор. За ним последовали Петруха и женщины.

Лебедев остался у двери; он растерянно смотрел на бандита из шайки Абдуллы, который следил за ним из-за колонны, угрожающе выставив револьвер».

Сначала нужно разобраться, что именно Сухову стало “понятно” после выяснения личности хранителя музея.

В музей люди ходят получать новые знания, информацию об известных в прошлом, но непонятных в настоящем явлениях жизни.

Красный Октябрь, разом изменивший жизнь многих миллионов людей на одной шестой части планеты, скорее можно отнести к неизвестным явлениям будущего. Руководимые стремлением к социальной справедливости, под лозунгами “Вся власть советам”; “Религия – опиум для народа”, трудящиеся массы, составляющие большинство населения России, стремительно ворвались в неведомую ранее жизнь и начали формировать в обществе новую, отличную от библейской, нравственность. Большевистские вожди назвали её социалистической, не дав вразумительного определения социализму не потому что не хотели, а просто потому что не могли этого сделать. Вне зависимости от лозунгов и целей, провозглашаемых вождями, их объективная нравственность оставалась толпо-“элитарной”. И требовалось время для становления новой нравственности.

Разноликие российские “элитарно” настроенные знахарские структуры и кланы, ушедшие “в подполье” и не желавшие после революции делиться с трудовым народом всей полнотой управленческого знания, оказались на какое-то время в более выгодном положении по сравнению с неграмотным в большинстве своем населением России. Но в реальной жизни не может быть монополии на любое знание, поскольку оно – результат осознанной деятельности всех поколений современной цивилизации.

Исторически же реально в беседе Сталина с автором “Войны миров” писателем-фантастом Г.Уэллсом, 25 июля 1934 года уже были видны результаты “посещения музея”, а также намеки на понимание сущности концептуальной власти:

Сталин: «Непримиримого контраста между индивидуумом и коллективом, между интересами отдельной личности и интересами коллектива не имеется и не должно быть. Его не должно быть, так как коллективизм социализма не отрицает, а совмещает индивидуальные интересы с интересами коллектива. Социализм не может отвлекаться от индивидуальных интересов. Дать наиболее полное удовлетворение этим личным интересам может только социалистическое общество. Более того, – социалистическое общество представляет единственно прочную гарантию охраны интересов личности. В этом смысле непримиримого контраста между “индивидуализмом” и социализмом нет. „…“ Мне кажется, г-н Уэллс, что Вы сильно недооцениваете вопрос о власти, он вообще выпадает из Вашей концепции [41]. Ведь что могут сделать люди даже с наилучшими намерениями, если они не способны поставить вопрос о взятии власти и не имеют в руках этой власти? Они могут, в лучшем случае, оказать содействие[42] тому новому классу, который возьмёт власть, но сами перевернуть мир они не могут. Для этого требуется большой класс, который бы заменил класс капиталистов и стал бы полновластным хозяином, как он. Таким классом является рабочий класс [43]. Конечно, надо принять помощь технической интеллигенции и надо, в свою очередь, оказать ей помощь. Но не надо думать, что она, техническая интеллигенция, может сыграть самостоятельную историческую роль [44]. Переделка мира есть большой, сложный и мучительный процесс. Для этого большого дела требуется большой класс. Большому кораблю большое плавание». «…»

Уэллс: «… В настоящее время во всём мире имеются только две личности, к мнению, к каждому слову которых, прислушиваются миллионы: Вы и Рузвельт [45]. Другие могут проповедовать [46] сколько угодно, их не станут ни печатать, ни слушать [47]. Я ещё не могу оценить то, что сделано в вашей стране, в которую я прибыл лишь вчера. Но я видел уже счастливые лица здоровых людей и я знаю, что у вас делается нечто очень значительное. Контраст по сравнению с 1920 годом поразительный».

Период 1934 – 1939 годы явился периодом “культурной революции” в СССР. Было внедрено повсеместно – обязательное первоначальное образование на языках многих национальностей, некоторые из которых не имели даже своей письменности. Количество школ по начальному и среднему образованию выросло в 1,5 – 2 раза; по высшему образованию – увеличилось на треть. Число библиотек увеличилось почти в два раза. Годовой тираж газет вырос в 1,5 раза. Другие показатели процесса массового получения знаний росли огромными темпами.

«Сухов вытащил из кармана гимнастерки список.

– Джамиля, Зарина, Гюзель… – приступил он к перекличке. Все женщины оказались на месте, кроме Гюльчатай, которая по складам пыталась прочесть вывеску музея».

И в начале и в конце ХХ века остается неразрешенным вопрос о причинах особой “грамотности” еврейства. То ли это доказательство наличия особых умственных способностей этой странной общности, маскирующаяся под нацию, но в этом случае мы имеем дело с проявлением “обыкновенного фашизма”, против которого выступают лидеры современного еврейства; либо здесь имеет место “обыкновенная мафиозность” очень древних кланов.

«– Гюльчатай! – повторил Сухов.

Торопливо перебежав двор, та заняла свое место».

Вроде бы как все, но тем не менее свое место в общем строю народов у еврейства всегда особое и фильме это не раз очень тонко подмечено.

«– До свидания, барышни, – сказал Сухов и передал список Петрухе.

– Может, еще денек побудете, товарищ Сухов? – взмолился тот.

– Да не робей, Петруха, – бодро сказал Сухов. – Завтра придет Рахимов, заберет тебя отсюда».

Так большевизм определил для себя необходимость размежевания с марксизмом и троцкизмом. Но, как покажут дальнейшие события, сделать это будет возможно лишь через “купание” в воде. Вода, как символ информации, всегда использовалась писателями и поэтами.

«Саид сидел, поджав под себя ноги, у стены, за дверью музея, и негромко напевал себе что-то под нос.

– Ну, Саид, счастливо оставаться, – сказал ему Сухов, – а я только в море ополоснусь и в дорогу… Смотри, больше не закапывайся…

Саид продолжая напевать, смотрел вслед Сухову».

Картина 4. Лучше, конечно, помучиться…

«Бандиты напали на Петруху, как только Сухов покинул дворец. Жестоко избив его, они вывели жен Абдуллы на улицу.

Петруха остался лежать ничком на каменных плитах музейного двора. Лебедев подбежал к нему, плеснул на окровавленное лицо воды…»

Этот фрагмент киноповести в кинокартине воспроизведен точно. Но для понимания его места в контексте иносказания следует обратить внимание на слова-символы: “дворец” и “ничком”, являющиеся своеобразными ключами к постижению содержания второго смыслового ряда.

Сухов – символ большевизма. После уничтожения Сталина большевизм покинул “дворец” (символ центра управления), и власть в СССР перешла в руки меньшевика и троцкиста Никиты Хрущева. По словарю В.И.Даля имя Никита – человек, лежащий ничком, не способный вникать в существо объективных процессов, а следовательно и управлять ими [48]. После прихода к власти скрытых троцкистов, открыто разорвавших связи с большевизмом, марксизм из учения “вечно живого” мгновенно превратился в мертвую схоластику, не представляющую никакой опасности для “элит” Запада. Большевизм же наоборот, освободившись от троцкистской зависимости, получил реальную возможность выйти за рамки правил игры, разработанных постановщиками мистерий библейской цивилизации [49], что позволило ему в кратчайшие сроки подготовиться к восприятию “иной” воды. Купание в воде (образ информационного обновления – вхождение в новую логику социального поведения) породило и новые проблемы во взаимоотношениях представителей библейской концепции управления и освободившегося от пут марксизма большевизма. Символически всё это представлено в следующей сцене.

«Сухов вышел на окраину Педжента, к морю, туда, где кончалась железнодорожная ветка и стояло несколько нефтяных баков. Вдалеке на железнодорожном пути, едва заметном, а кое-где погребенном барханами, виднелась одинокая цистерна. Вдоль линии тянулись телеграфные столбы с оборванными проводами.

На берегу, в метрах двадцати от моря, лежал, опрокинувшись на бок, довольно большой баркас».

Так в фильме впервые появляется образ толпо-“элитарной” библейской цивилизации, в которую входят и стремятся войти страны, выстраивающие свою жизнь на основе библейских ценностей. В список этих стран следует включить не только непосредственно страны Запада и Северной Америки, но и другие страны (Восточной Европы, некоторые страны Ближнего Востока, Южной Америки и др.), экономика которых управляется с надгосударственного уровня через институт кредитования с ссудным процентом. После смерти Сталина предатели-троцкисты, начиная с Н.С.Хрущева, начали переориентировать нашу страну на этот вектор целей и, как будет показано далее, большевизму придется с ним серьезно разбираться.

Если оценивать не столько экономическое, сколько нравственное влияние Запада на направление общественного развития человечества в целом, то можно сказать определенно: к середине ХХ столетия Запад действительно “был на мели и лежал на боку”. И дело не только в том, что к этому времени Русская цивилизация одержала победу над одной из ведущих стран западной цивилизации, подключив к борьбе с ней ресурсы Запада в лице США и Англии; и не только в том, что темпы её экономического роста после кровопролитной войны намного превосходили темпы роста экономики любой из “развитых” стран Запада. Дело в том, что в этой цивилизации, развивающейся в рамках государственности Советского Союза, впервые в истории человечества рождалась принципиально новая культура – культура больших народов, как альтернатива культуре «малых народов», если пользоваться терминологией И.Шафаревича, введённой им в “Русофобии”. Более того, в процессе становления новой культуры большие народы повернули дело так, что не только “малые” народы, но даже их ударный отряд – еврейство – вынуждены были с завидным энтузиазмом, иногда достойным лучшего применения, принимать активное участие в этом процессе. Конечно, отдельные представители национальных “элит” в глубине души относились к новой культуре с презрением, по-прежнему тяготея к толпо-“элитаризму” Запада [50]. Но парадокс процесса становления новой культуры состоял в том, что по-настоящему большие народы смогли оценить её достоинства после того, как им стали доступны “шедевры” западной культуры. Все познается в сравнении [51], и потому за процессами становления жизни в СССР, после того как “Сталин растворился в будущем” (искупавшись в «воде»), пристально наблюдали те, кто давно связал свои цели с библейской концепцией управления…

«Сухов разделся, нырнул в воду и с удовольствием поплыл…

С баркаса за ним наблюдали два человека: русский унтер и бородатый азиат в меховой папахе. Когда он отплыл достаточно далеко, унтер спрыгнул на песок…

Искупавшись, Сухов вылез на берег и подошел к своим вещам.

– Руки! – раздался резкий окрик, когда он наклонился, чтобы взять с песка кобуру, лежащую сверху.

Кобура была пустой. Сухов бросил её и поднял руки. Унтер и бандит в папахе держали его под прицелами своих револьверов».

Марксизм, как идеология большевизма, – обобщенное информационное оружие третьего приоритета – к середине ХХ столетия исчерпал свои возможности. В этом смысле “кобура” Сухова действительно была пуста. Но символически эта сцена показывает: Запад какое-то время будет держать большие народы под прицелом идеологии толпо-“элитаризма” в надежде, что под их влиянием через одно-два поколение большие народы воспроизведут нужные Западу нравственно ущербные “элиты”, опираясь на буржуазный национализм которых впоследствии можно будет развалить государственность российской цивилизации и задушить ростки новой культуры.

«– “Красноармейцу Сухову. Комбриг Мэ Нэ Ковун». Именной…” – прочитал унтер дарственную надпись на револьвере Сухова и бросил его третьему бандиту, появившемуся на палубе баркаса…

– У Абдуллы было десять жен, – сказал бандит в папахе Сухову, когда на берегу появились конвоируемые бандитами женщины. – Куда еще одну подевал? Погоди, вот придет Абдулла, он тебе вырвет язык. Ну чего молчишь?

– Язык берегу.

– Тебя как?… Сразу прикончить или желаешь помучиться? – спросил унтер.

– Лучше, конечно, помучиться, – сказал рассудительно Сухов.

Унтер ударил его кулаком по лицу».

Внешне в ответах Сухова слышна некоторая бравада, но на уровне второго смыслового ряда эти ответы содержательно значимы. Большой народ жив пока жив его “язык”. “Малый” народ и до революции 1917 года пренебрегал языком большого народа. Российская “элита” предпочитала между собой говорить на французском или немецком и так далеко зашла в своем отчуждении от большого народа, что во времена наполеоновского нашествия принималась русским ополчением за врага и не раз за то была бита. Русский язык был и в России и в СССР языком межнационального общения, и естественно что ростки новой культуры поднимались на основе русского языка. Угроза Сухову “вырвать язык” – своеобразный намек большевизму на слабое место в межнациональных отношениях больших народов. И после развала СССР национальные “элиты” сразу ударили по этому месту, буквально “вырывая русский язык” из новых институтов государственного устройства всех бывших республик Советского Союза. Так они хотели сразу покончить с большевизмом в трудовой среде своих народов, а на деле получили мучительный процесс искусственного выращивания примитивного национализма. Противоречивость этого процесса в том, что в большинстве бывших республик по-прежнему меж собой в транспорте, на работе и других общественных местах люди говорят на русском языке, а делопроизводство, обучение в ВУЗах, школах, а также дикторы на радио и телевидении, вывески на магазинах и государственных учреждениях – на “национальных” языках [52]. “Нация”, “этнос” – латинское и греческое названия русского слова “народ”.

“Бандит в папахе выстрелом из револьвера подал сигнал, и от коновязи, устроенной у одного из нефтяных баков, к баркасу подскакал еще один член шайки Абдуллы.

– Семен, – сказал бандит в папахе унтеру, – скачи к Абдулле.

Унтер вскочил на лошадь…

– А ну шагай, – сказал бандит в папахе Сухову и вдруг заметил большие, величиной с будильник, круглые часы на руке Сухова; глаза его сверкнули. Сухов усмехнулся. Не опуская рук, он снял часы и бросил бандиту. Тот ловко поймал их. В ту же секунду Сухов в прыжке вырвал у него револьвер. Падая на песок он дважды выстрелил. Сперва упал бандит в красном жилете, за ним – любитель часов.

Жены Абдуллы в панике бросились в разные стороны.

Сухов резко перекинулся с одного бока на другой, чтобы выстрелить в третьего бандита на баркасе, но в этом уже не было необходимости.

Бандит хрипел и, извиваясь всем телом, пытался сорвать с шеи петлю аркана, наброшенную на него Саидом.

– Ты как здесь оказался? – спросил Сухов, когда покончив с бандитом, Саид спрыгнул с баркаса и подошел к нему.

– Стреляли, – ответил Саид».

В фильме, в отличие от киноповести, почему-то сложилась иная бухгалтерия по отношению к гарему Абдуллы.

– У Абдуллы было одиннадцать жён, – куда ещё двоих подевал? – спрашивает Семен Сухова.

Кто же эти одиннадцать жён Абдуллы в контексте второго смыслового ряда фильма? И действительно ли две из них “задушены Абдуллой” или “покончили с собой” сами, как это программировал Абдулла? И почему их судьбой так интересуется унтер Семён? Ведь это не его гарем?

Чтобы понять иносказание этого фрагмента следует вспомнить, что данный фильм в какой-то мере и результат коллективного творчества, а оно отражает логику, которая намного шире логики индивидуальной (сценариста или режиссёра-постановщика). Согласно ключам к иносказанию “гарем Абдуллы” – народы России (СССР), временно вышедшие из под контроля идеалистического атеизма, т.е. библейской концепции управления. После “пролетарской” революции 1917 года Русская цивилизация (которую и сегодня многие воспринимают в качестве империи) частично была воссоздана в рамках Советского Союза за счет добровольного, на основе свободного волеизъявления “больших” народов (при бешеном сопротивлении “малых”), в который вошло 15 республик. “Частично”, потому что “малые” народы Царства Польского и Великого Княжества Финляндского, навязав свою волю “большим” народам, хотели сохранить на их шее ростовщическую удавку библейской концепции (в ключах иносказания – стремились к тому, чтобы те сами покончили с собой, исполняя рекомендации Абдуллы). Вследствие бездумной политики русского марксизма в период революции они были вынесены за пределы Старой Крепости (Российской Империи, – по контексту иносказания; Педжент – Новая Крепость – СССР). Другими словами, они как бы сами “покончили с собой”, а не были “задушены” как это объяснил Петрухе Рахимов.

Черный Абдулла – образ толпо-“элитарной” (библейской) концепции управления, которая проявляется в стереотипах поведения и отношения к явлениям внутреннего и внешнего мира, т.е. предусматривает в определённом смысле “самостоятельность” принятия решений, но… в рамках алгоритма поведения выработанного на основе концепции. Психический троцкизм, как социальное явление, возникшее задолго до рождения самого Бронштейна-Троцкого и породившее идеалистический атеизм Библии, не считает нужным посвящать других (в том числе и русский марксизм) в свою долговременную стратегию. Поэтому происшедшее с “двумя женщинами” остаётся загадкой и для Петрухи, и для Семёна.

Судьбой двух народов, исчезнувших из поля зрения бывшей управленческой “элиты” Российской империи, интересуется в лице Семёна её часть, оказавшаяся в эмиграции. Согласно ключам к иносказанию “гарем Абдуллы” должен состоять из 17 жён – по числу народов бывшей Российской империи. Но шесть жён из 17 (Казахстан, Киргизия, Туркменистан, Узбекистан, Таджикистан, Азербайджан) – Абдулле принадлежать не могли, поскольку для их “малых” народов – национальных “элит” – в идеологическом отношении был предпочтительнее исторически сложившийся ислам, т.е. обрядность, а не смысл Корана. И большевизму, повязанному сразу после революции марксизмом, по существу троцкизм в лице Рахимова мог передать лишь девять жён из гарема Абдуллы, то есть девять “малых” народов, поскольку “большим” народам – тем, кто производительно трудится во всех сферах общественного объединения труда, в отличие от паразитов – в гарем Абдуллы в принципе доступ закрыт. И не удивительно, что после августа 1991 года все национальные “элиты” – “малые” народы – выстроились в очередь с просьбой принять их в гарем Абдуллы.

Екатерина Матвеевна в эту девятку не входит. Её образ является в сновидениях Сухова как мечта-идеал о будущем “большого” народа, занимающегося цивилизационным строительством и потому она с первых кадров фильма – с открытым лицом и с полными ведрами воды. Лица “больших” народов всех наций [53] для марксизма непостижимы, закрыты; его мировосприятию доступны лишь их “элитарные” вывески. Причина такой “слепоты” марксизма – в нравственности “малого“ народа, одинаково ущербной вне зависимости от национальной принадлежности “элит”. Поэтому в фильме “свободные женщины Востока” для Петрухи – все на одно лицо (закрыты паранджей), а его “любовное” томление по Гюльчатай – своеобразное выражение неосознаваемой тяги марксизма к ударному отряду любого “малого” народа – еврейству.

«Бандит в папахе выстрелом из револьвера подал сигнал, и от коновязи, устроенной у одного из нефтяных баков, к баркасу подскакал еще один член шайки Абдуллы.

– Семен, – сказал бандит в папахе унтеру, – скачи к Абдулле.

Унтер вскочил на лошадь…»

Конь, лошадь в ключах иносказания – символ толпы. Образ Семена – западный вариант отечественного Верещагина, но оба – две составные части малого народа, разорванного революционными событиями Октября 1917 года. Соединились они в исторически конкретной личности соЛЖЕницина. И фраза: “Унтер вскочил на лошадь” в переводе с языка иносказания звучит так: стереотипы обывательского отношения к западной культуре овладели постсоветской толпой в результате чего невероятный по замыслу сценарий развала супердержавы № 2, расписанный в опусе “Как нам обустроить Россию” соЛЖЕницина, обрел черты исторической реальности.

“– А ну шагай, – сказал бандит в папахе Сухову и вдруг заметил большие, величиной с будильник, круглые часы на руке Сухова; глаза его сверкнули. Сухов усмехнулся. Не опуская рук, он снял часы и бросил бандиту. Тот ловко поймал их. В ту же секунду Сухов в прыжке вырвал у него револьвер. Падая на песок он дважды выстрелил. Сперва упал бандит в красном жилете, за ним – любитель часов.

Жены Абдуллы в панике бросились в разные стороны.”

Этот фрагмент киноповести – о размежевании большевизма со всеми идеологиями библейского мировоззрения. Такое стало возможным после того, как мера понимания последователей Сталина стала выше меры понимания Глобального Предиктора, что символически выразилось в способности Сухова доказать людям Абдуллы, что он “не связан временем”. Поскольку это качество (“Мы не связаны временем”) было присуще только Глобальному Предиктору, то легкость освобождения Сухова из плена – своеобразный художественный прием, позволивший авторам киноповести в предельно сжатой форме на уровне второго смыслового ряда дать представление о сложных социальных явлениях, происходящих в российской цивилизации в конце ХХ века: сначала – смерть “бандитов в красных жилетах” – генеральных секретарей КПСС, а за ними – всех “любителей часов”– “новых бандитов” (или “новых русских” [54]) неспособных войти в новое информационное состояние, в котором оказалось всё общество после смены логики социального поведения.

Последняя фраза – о том, как национальные “элиты” («малые народы») всех республик Советского Союза в “панике бросились в разные стороны”, пожертвовав единством и благосостоянием больших народов, по природе своей неспособных паразитировать на чужом труде. А кто должен покончить с толпо-“элитаризмом” Запада? На кого возложена миссия уничтожения “бандита” оставшегося на “баркасе”? Судя по тексту следующего фрагмента – кораническому исламу:

«Сухов резко перекинулся с одного бока на другой, чтобы выстрелить с третьего бандита на баркасе, но в этом уже не было необходимости.

Бандит хрипел и, извиваясь всем телом, пытался сорвать с шеи петлю аркана, наброшенную на него Саидом.

– Ты как здесь оказался? – спросил Сухов, когда покончив с бандитом, Саид спрыгнул с баркаса и подошел к нему.

– Стреляли, – ответил Саид».

“Саид спрыгнул с баркаса” – на уровне второго смыслового ряда о концептуальном размежевании коранического ислама с библейской цивилизацией: корабль во многих иносказательных традициях – символ цивилизации, государства. Коран – на стороне больших народов. А для “малых” народов всех национальностей, противостоящих кораническому исламу, главной проблемой конца ХХ и начала XXI века становится объективность смены логики социального поведения. Для осмысления этого нового в глобальном историческом процессе явления необходимо понимать, что во всех без исключения случаях, для восприятия пространства и времени необходим эталонный процесс, с которым сравниваются все прочие времена и пространства. Этим эталоном может выступать и сам человек (древний афоризм: человек – мера всех вещей) и какие-то объекты мироздания. Если нет эталонного процесса, то возникает “проблема Удава” из мультфильма, который в одиночестве мучился вопросом о том, какова же его длина? – до тех пор, пока ему не помог Попугай, взявший на себя функцию эталона длины и определивший, что длина Удава – «38 попугаев и одно попугайское крылышко». Без этого акта измерения Удав так и остался бы равным самому себе в неопределённой единичной длине Удава.

Также примерно обстоит дело с измерением времени. Поскольку всякий процесс, поддающийся периодизации, может быть избран в качестве эталонного, то единицей измерения времени становится продолжительность периода эталонного процесса, с которым соотносятся все остальные процессы, обладающие собственным течением времени.

По отношению к человечеству таким образом можно ввести понятия времени. Соответственно, историческое время возможно измерять в единицах астрономически обусловленного времени, как это принято в наши дни (хотя календари и лежащие в их основе процессы-эталоны вводятся по умолчанию); можно – в продолжительности и преемственности царствований, как это показано в Библии, и что до сих пор сохранилось в Японии, т.е. на основе биологической обусловленности; можно и на основе социально обусловленного (культурологического) эталона.

Во всяком случае выбора эталона, – астрономический, биологический и социальный (культурологический) эталоны времени могут быть соотнесены друг с другом. Можно проследить, как изменялось соотношение частот процессов-эталонов биологического и социального времени в историческом развитии Западной и глобальной цивилизации по отношению к общему для них обоих эталону астрономического времени.

В каждой генеалогической линии, среднестатистически, у родителей раз в 15 – 25 лет [55] появляется первый ребенок. Продолжительность активной жизни человека на протяжении последних нескольких тысяч лет имеет примерно такое же значение. Соответственно частота эталона биологического времени может быть принята f_{= 1/(25 лет). Она характеризует скорость обновления информации в генофонде популяции, обусловлена генетикой вида и потому менялась в довольно узких пределах на протяжении всей памятной истории.}

В жизни , доминирует непрерывный процесс вытеснения устаревших технологий и технических решений новейшими, но . Поэтому можно подсчитать среднестатистический период некоторого статистически стандартного (например тоже 50 %-ного) обновления технологического общественно значимого знания – Т _{в каждую историческую эпоху. В качестве эталона частоты социального времени можно взять частоту f = 1/Т. Она характеризует скорость обновления общественно значимой информации, не передаваемой генетически через физиологию, но передаваемой в преемственности поколений через культуру, несомую общественным устройством (социальной организацией). Эта частота f на протяжении истории непрерывно возрастала: во времена фараонов и Екклезиаста, Иисуса и первых веков нашей эры, когда библейская концепция завоевания Мира методом культурного сотрудничества и управления завоеванным на основе программирования психики библейской культурой только формировалась и обретала глобальную значимость, частота социального времени составляла величину порядка 1/(сотни лет); в настоящее же время эталонная частота социального времени составляет около 1/(10 лет) – 1/(5 лет), в зависимости от того, на каких отраслевых знаниях она основана.}