Текст книги "Его называли Иваном Ивановичем"

Автор книги: Вольфганг Нейгауз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– Так оно и есть, папаша, – согласился Спирин, – а что касается путей господних, то этому можно помочь. – И он постучал по ложу своего автомата.

– Разумеется, – согласился лесник, – особенно если держишь в руках такое оружие. Уж не немцы ли вам его выдали?

Рыбаков усмехнулся:

– Вот уж нет. Ведь они любят только отбирать, но не давать. Мы сами его себе добыли.

Лесник погладил бороду:

– А красные ленты, что у вас на шапках, вы тоже у немцев взяли?

Шменкель молча слушал эту словесную дуэль и улыбался. Ему стало ясно, что лесник связан с партизанами. Видимо, и те двое были тоже из отряда. Им хотелось, видимо, перейти к серьезному разговору, но Спирин и Рыбаков все отшучивались.

– Красные ленты нам дали девушки из соседних деревень, – улыбнулся Виктор.

– Только господу богу известно, что у человека на сердце, – вздохнул лесник.

Рыбаков усмехнулся:

– Одни советские люди открыто носят оружие и красные ленты на шапках, другие – пистолеты и гранаты прячут под рубахами. Так или нет?

И он посмотрел прямо в глаза мужчине с цыганским лицом.

"Ну, кажется, наметился переход к серьезному разговору", – подумал Шменкель.

Цыган бросил карты на стол и проворчал:

– Полицаи тоже открыто носят при себе оружие.

– Метко сказано, – согласился Спирин, – но они носят только пистолеты, – И вдруг, перейдя к сути дела, спросил: – Скажите, друзья, вы не встречали где-нибудь Сергея Николаевича Догаева?

– Нет, – отрубил мужчина, похожий на цыгана.

– А товарища Ковалева вы, случаем, не знаете?

– Не знаю я такого.

– А может, вам приходилось слышать фамилии Баширова или Зубко?

– Нет.

– А жаль, – вздохнул Рыбаков.

– Мир большой, – ответил смуглолицый, сверкнув глазами. – Всех не узнаешь. А потом, какой может быть разговор, – голос его стал резче, – если меж нами немец?

Шменкель и бровью не повел, но удивился, как этот хитрец догадался.

– А кто тут немец? – как ни в чем не бывало проговорил Спирин.

– А вон тот уж очень похож на немца: ни слова не сказал и автомата из рук не выпускает. Он понимает наш язык?

– Он вообще ничего не понимает, – заявил Спирин, – он был контужен.

– Ах вон оно что! – улыбнулся цыган и тут же обратился прямо к Шменкелю: – Скажи, а не знаешь ли ты случайно Ольгу Михайловну Сидорову?

"Откуда это ему известно? – мелькнуло у Фрица. – Значит, они были в Курганово".

– Да, я ее знаю, – ответил Шменкель.

Все засмеялись, а смуглолицый спросил:

– Значит, вы все из отряда "Смерть фашизму"?

– Точно.

Лед недоверия растаял. Через несколько минут разведчики уже знали, что Ольга сражается в отряде "За Родину" и рассказывала бойцам о Шменкеле.

Лесник принес чаю. Похожего на цыгана мужчину звали Кулкин. Он тотчас же послал своего товарища к командиру отряда.

Прошло около часа, когда в домике бородатого лесника появился командир отряда "За Родину". Он был среднего роста, крепкого сложения, с чисто выбритым лицом. В уголках его глаз прятались задорные смешинки.

– Догаев, – представился он, – командир партизанского отряда "За Родину". Воентехник второго ранга. Партизаны отдали ему честь.

– Хотите посмотреть мои документы? – спросил Догаев.

Спирин махнул рукой:

– Чего стоят сегодня документы?

Но все-таки бросил беглый взгляд на протянутое ему удостоверение.

Догаев предложил сесть.

– А вы, я вижу, уже угощаетесь. Значит, это вы задержали моих разведчиков? Хорош сюрприз! Если б у меня был лагерь, а в нем гауптвахта, упрятал бы я их недели на две под арест.

– Слишком вы строги, товарищ командир, – возразил Рыбаков. – Назначьте их в наряд на кухню чистить картошку. Для разведчика нет большего унижения.

– Неплохая идея. Я так и сделаю. – Догаев был, видимо, человеком энергичным, говорил быстро, отрывисто. – Вы, наверное, уже знаете, что мы собираемся разбить свой лагерь недалеко от вас. Но прежде я хотел бы поговорить с вашим командиром, и как можно скорее... А меня он не арестует, если я к нему пожалую?

– Если вы с нами поедете – наверняка нет.

– Давайте хоть чаю попьем.

– Нам приказано к рассвету вернуться в отряд.

– Тогда не будем терять попусту времени.

Догаев вышел из дома и через несколько минут вернулся с двумя партизанами.

– Эти товарищи будут меня сопровождать, – пояснил он и вскочил в седло.

В пути Догаев был весел, рассказывал об операциях против гитлеровцев, которые провели его ребята за зиму.

Когда группа приблизилась к лагерю, Спирин спешился и пошел доложить командиру.

Через секунду послышался крик совы, затем второй. Это вернулся Спирин. Он провел гостей к командиру.

Просандеев не спал. Выслушав доклад разведчиков, он отпустил их отдыхать до обеда.

* * *

Шменкель проснулся часов в десять. В землянке никого не было. Фриц лежа закурил и прислушался. Кругом тишина, и даже лес шумел сегодня как-то таинственно. Шменкель пошел на кухню позавтракать. Все, казалось, было как обычно, но Фрица не покидало какое-то тревожное чувство.

– Что-нибудь случилось? – спросил он повара.

– Все разведчики разлетелись. Командир запланировал какую-то операцию, но какую именно – никто не знает.

Шменкеля охватило волнение, которое обычно испытываешь, идя на новое задание. Все строили догадки, однако говорить об этом запрещалось.

Рыбаков любил поесть, и потому его частенько можно было встретить на кухне. Увидев Шменкеля, он спросил:

– Слышал, что делается? Это чем-то пахнет.

И полез в карман за кисетом.

Шменкелю не сиделось без дела, и он предложил:

– Давай еще раз испытаем мину. Может, на этот раз взрыватель сработает?

Рыбаков проворчал что-то в ответ.

На одном из гитлеровских складов оружия партизаны прихватили несколько противотанковых гранат, которые теперь валялись без применения. Вот Фрицу и пришла в голову идея переделать эти гранаты в мины. Шменкель принялся за работу, однако взрыватель у него никак не получался. Шменкель же любил доводить любое дело до конца и потому в свободную минуту всегда мастерил. Вот и сейчас они с Рыбаковым опять склонились над миной. За этим занятием их и застал командир отряда.

У Просандеева был озабоченный вид. Заметив Фрица, командир спросил:

– Что вы хотите делать?

– Мину, – нерешительно ответил Рыбаков.

– Мину?

– Да, мину.

– Вы что, хотите, чтоб наш лагерь взлетел на воздух?

– Ну что вы, товарищ командир...

– Ладно, ладно.

Просандеев присел на корточки рядом со Шменкелем, который мучительно соображал что-то.

– Взрыватель от гранаты для мины не годится, а новый нам пока еще не удалось смастерить, – пояснил Рыбаков, – Мы разрабатываем два варианта. В первом случае мина будет взрываться при натяжении, а во втором – от бикфордова шнура.

– Идея хорошая, – заметил командир. – Мины нам нужны позарез, особенно такие, которые будут взрываться от натяжения. Другой вариант мне кажется опасным.

Рыбаков ничего не ответил.

– Ты что, не согласен со мной, Петр? – спросил командир.

– Не совсем. Мина со шнуром абсолютно безопасна для минера.

– И как же ты себе ее представляешь?

– Рассказывать об этом – долгая история.

– Ну а все-таки?

– Иван Иванович как-то рассказывал мне, что гитлеровцы по-своему отмечают Первое мая, по-фашистски, разумеется. Видимо, и здесь они сделают также.

– Возможно.

– Вот я и подумал, а не приготовить ли нам фашистам подарочек к этому дню. Виктор Коровин неплохо рисует, так что ему нетрудно будет нарисовать портрет товарища Сталина. Самое главное сделать рисунок большим. Мы ночью повесим портрет где-нибудь перед зданием комендатуры – так, чтобы он сразу же бросался в глаза.

Рыбаков смущенно улыбнулся.

– Ну и что дальше? Немцы сорвут портрет...

– Вот на это мы и рассчитываем. Портрет будет висеть на шнуре. Когда дернут за шнур, сработает взрыватель, и мина взорвется. Придется гитлеровцам вместо праздника устраивать похороны.

– Неплохо придумано, – согласился командир. – А если гитлеровцы заставят сорвать портрет кого-нибудь из местных жителей?

– Этого не будет, – вмешался в разговор Шменкель. – Фашисты сами срывают такие плакаты и стараются сделать это как можно скорее, чтобы никто из жителей их не увидел.

– Ну хорошо, – согласился командир, – давайте делайте несколько таких "подарков". Если вам это удастся, мы организуем в отряде занятия по минному делу.

Два дня Шменкель и Петр занимались изготовлением взрывателей. Однако они не успели доложить о своих успехах командиру – поступил приказ на марш.

Просандеев отобрал человек сорок – самых сильных и выносливых партизан. Апрель в том году был на редкость капризным. Лили дожди, и земля настолько напиталась влагой, что ноги вязли в грязи по щиколотку. Командир торопил партизан. Люди изнемогали от усталости.

На втором привале Фриц почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Однако когда к нему подошел командир, Шменкель усилием воли заставил себя встать.

– Иван Иванович, вы далеко от меня не отходите. Операция у нас небезопасная, и может случиться, что вы мне понадобитесь, – сказал Фрицу Просандеев. Они присели.

Шменкель не решился спросить командира, зачем он ему будет нужен, и поинтересовался лишь тем, далеко ли им еще идти.

– Далеко, – кивнул командир. – Нам нужно пересечь северо-западную часть Ярцевского района и выйти в Пречистенский район. Конечная цель нашего пути – село Дяблово.

Шменкелю было непонятно, зачем в такую даль тащить столько боеприпасов.

– Наш отряд теперь не один, – объяснил Просандеев. – Комиссар Тихомиров установил связь с местной парторганизацией, действующей в подполье. Теперь мы регулярно получаем от них информацию. Например, нам стало известно, что огромные просторы Смоленской области освобождены частями тридцать девятой армии и партизанскими отрядами. Фашисты, без сомнения, постараются восстановить там свое положение. Причем они активизируются сейчас именно в тех местах, где нет ни одного партизанского отряда.

Командир глубоко затянулся. Окурок жег ему пальцы.

– Наша задача – сорвать планы фашистов...

Поднявшись, Просандеев проговорил:

– По прибытии на место, Иван Иванович, я дам вам специальное задание. Попусту терять время не будем.

Командир приказал группе построиться. Партизаны ускоренным маршем вновь тронулись в путь. Они шли и днем и ночью, обходя населенные пункты и фашистские гарнизоны. На коротких привалах Шменкель снопом валился на землю и сразу же засыпал.

Через пять дней около села Дяблово партизаны встретились с разведчиками. Шменкель был недалеко от командира и слышал, что сообщили разведчики: в Дяблово находится подразделение гитлеровских мотоциклистов, которые утром собираются нагрянуть в соседнее село, чтобы, как они выражаются, "очистить там атмосферу".

– Кто это сообщил?

– Один наш комсомолец. Вечером он будет у нас.

– Хорошо. Я хочу с ним лично поговорить. Место для засады нашли?

– Вы пройдете мимо вон той усадьбы, а потом – через лес, – объяснял разведчик. – Мы ищем подходящее место.

– И еще один вопрос. Как настроение у местных жителей?

– Настроение подавленное. Фашисты расстреляли учительницу и председателя сельсовета.

Проснулся Фриц от разговора. Открыв глаза, он увидел за столом командира отряда. Перед ним сидел мальчик лет пятнадцати в сдвинутой на затылок шапке. Горела старая керосиновая лампа.

Паренек просил:

– Товарищ командир, фашисты напились в стельку. Больше такой возможности не представится. Вы их возьмете без труда.

– Нет, – коротко отрезал командир и хлопнул рукой по столу. – Выбрось это из головы. Ты что, хочешь, чтобы каратели потом всех вас поставили к стенке, а село сожгли? Лучше и не говори мне об этом.

Паренек помолчал, а потом решительно сказал:

– Тогда возьмите меня в отряд.

– И этого я не сделаю.

– Но ведь мне уже семнадцать стукнуло.

Паренек демонстративно вытащил из кармана кисет с табаком и, ловко свернув цигарку, закурил.

– Не ври, – строго проговорил командир. – Комсомолец должен говорить правду. Тебе не больше пятнадцати... Ты ведь не один комсомолец в селе?

– Нет конечно. Нас много.

– Другие – верные ребята?

– Думаю, да. По крайней мере, большинство.

– Хорошо. Тогда слушай меня внимательно. Собери самых надежных ребят и организуйте свой отряд. Ваша задача – внимательно следить за фашистами и предателями и передавать нашим разведчикам соответствующую информацию...

Шменкель встал и, подойдя к рукомойнику, плеснул в лицо несколько пригоршней холодной воды. Затем вышел, чтобы не мешать командиру, сел на скамейку около дома, закурил.

"Да, гитлеровцы расстреляли учительницу и председателя сельсовета, а теперь пьянствуют, – думал он. – А ведь рота, что стоит в селе, обычная рота вермахта, не какая-нибудь эсэсовская. Значит, и эти теперь тоже превратились в зверей. Неужели все стали такими?"

Хлопнула дверь. Паренек вышел из дома и присел рядом с Фрицем.

– Как тебя зовут? – спросил Шменкель,

– Петя, а тебя?

– Иван Иванович.

Паренек чертил ногой по земле.

– Командир не берет меня в отряд. Ты не мог бы заступиться за меня?

– Он же дал тебе задание. Командира нашего не так легко уговорить.

Петя потянул носом, но ничего не сказал.

– Ты вот говорил командиру, что фашисты в деревне перепились, продолжал Фриц. – Скажи, они все такие или есть среди них и порядочные?

Паренек рассмеялся:

– Порядочные немцы?! Я еще таких не видел. Ни одного!

– Тогда посмотри на меня. Я ведь один из таких.

– Как вы сказали?

Петя как ужаленный вскочил на ноги и смерил Фрица взглядом, полным ненависти:

– Вы... немец?! – выпалил он. – Германия, это...

И он плюнул Шменкелю под ноги.

Фрица будто парализовало. Слова паренька обожгли его, и не как личное оскорбление. Шменкель почувствовал обиду за всю немецкую нацию. Он не был в состоянии произнести ни слова.

В это время с шумом хлопнула дверь. Вышедший из дома Просандеев сразу все понял.

– Ты что, с ума сошел, Петя? Немедленно извинись!

– Это же немец, немец, понимаете?.. Почему вы его держите в отряде?..

Командир схватил мальчишку за руку:

– Замолчи немедленно!

Паренек стих, но Фриц видел, как он весь дрожит от возбуждения.

Машинально Фриц вытер рукой капельки слюны, которые попали на него, и попросил:

– Отпустите его, товарищ командир. Пусть идет.

– Нет. Он останется здесь. Я не потерплю, чтобы оскорбляли бойцов моего отряда. Не потерплю. – Командир не мог успокоиться. – Ни один человек в отряде не стыдится воевать рядом с Иваном Ивановичем, а ты плюешь в него. Я вот отлуплю тебя как следует, сопляк. Скажи, сколько фашистов ты отправил на тот свет, ну скажи, сколько?

Паренек молчал.

– Ни одного, а он, – командир показал на Шменкеля, – уничтожил их больше десятка. А знаешь ли ты вообще, что это за человек?

– Немец он! – с ненавистью повторил Петя, метнув сердитый взгляд на командира отряда.

– Точно, немец. А разве Тельман не был немцем?

– Тельман? Это – совсем другое дело, – пробормотал мальчишка.

– Вовсе не другое, – не унимался командир. – Отца Шменкеля убили полицейские, а его самого бросили в тюрьму как комсомольца. Он – такой же комсомолец, как и ты.

Петя опустил голову и молча смотрел себе под ноги. Потом тихо проговорил, обращаясь к Шменкелю:

– Я этого не знал. Простите меня, пожалуйста...

– Хорошо, – сказал Фриц, – забудем это.

– Надо учиться разбираться в людях, – поучал командир паренька. – Ну а теперь беги домой!

Глубоко вздохнув, Просандеев сел рядом со Шменкелем.

– Скажи, Иван, тебя порой не тянет на родину?

– Бывает, – признался Шменкель. – Особенно ночью. Я часто думаю, как там жена, детишки... Сердце сжимается, и тогда мне очень хочется домой.

Упершись ладонями в колени, командир смотрел себе под ноги и внимательно слушал.

Шменкель продолжал:

– А собственно, что у меня за родина? Что это за родина, где из каждого человека стараются сделать убийцу? Где гарантия, что они не оболванят каждого немца? И в то же время я не могу не надеяться, что таких, как я, немало.

Помолчав, командир заговорил:

– Может, они и опомнятся, когда мы их как следует поколотим. Под Москвой они уже почувствовали силу нашего удара. Но это было только начало. Ты на этого паренька не обижайся, Иван. Фашисты слишком много насолили нам.

На рассвете партизаны заняли позицию на опушке леса. Шоссе в этом месте делало петлю, и партизаны оседлали его с обеих сторон. Постепенно становилось все светлее, туман поредел. Просандеев проверил маскировку позиций.

Шменкель лежал за пулеметом. Вторым номером у него был Рыбаков. Оба получили приказ – открывать огонь, только когда последний мотоциклист минует петлю на шоссе.

Стало пригревать солнце. Фриц прислушался, ничто не нарушало утренней тишины. Но вот послышался скрип телеги. Это проехала крестьянка и скрылась за поворотом.

– Хорошо, что мы не заминировали дорогу, – шепнул Фриц Рыбакову.

– И где эти мерзавцы застряли?! – не сдержался Рыбаков. – Мне так хочется покурить, а командир строго-настрого запретил. А может, попробовать потихоньку?

– Не делай этого, заметно будет, – отговорил товарища Фриц.

Наконец часов в девять издалека послышался какой-то шум. Наблюдатель спустился с дерева и сообщил:

– Они едут!

– Не высовывайся, Петр, пока они будут ехать, – предупредил Фриц. Иногда немцы из предосторожности обстреливают кусты.

Шум моторов нарастал. Шменкель по звуку определил, что это едут мотоциклы с колясками. И вот на повороте показался первый мотоцикл. Это действительно был мотоцикл с коляской, в которую фашисты установили пулемет. И в тот же миг к шуму моторов присоединилась пулеметная очередь. Пули свистели совсем рядом, сбивая листву с деревьев. Шменкель плотнее прижался к земле. За первой очередью последовала вторая, затем третья.

Когда Шменкель и Рыбаков подняли головы, последний мотоциклист был уже на повороте. Петр подмигнул Фрицу, и тот, прицелившись, открыл огонь. Одновременно начали рваться гранаты. Два мотоцикла свернули в сторону. Противник открыл огонь из пулемета, но вскоре замолчал. А через несколько секунд взорвался бензобак другого мотоцикла.

На шоссе начался хаос. Однако рота мотоциклистов оказалась довольно подвижной. Умело маневрируя, мотоциклисты пытались выйти из зоны огня и стреляли по лесу наугад. Пули не задели ни Шменкеля, ни Рыбакова.

Фриц стрелял до тех пор, пока ствол пулемета не раскалился.

Гитлеровцы сопротивлялись упорно. Шменкель увидел, как двое из них побежали к лесу.

– Ложись за пулемет! – крикнул Фриц Петру и, схватив автомат, вскочил на ноги.

Фашисты бежали в сторону Дяблово. Фриц легко различал их в редком лесу. Он нажал на спусковой крючок, но очереди почему-то не последовало. В этот момент один из гитлеровцев оглянулся. На бегу он расстегивал кобуру.

Фриц мгновенно оценил ситуацию: один да еще с заевшим автоматом против двоих фашистов. Бросив автомат на землю, Фриц раньше гитлеровца выхватил свой пистолет и, нацелив его на фашиста, крикнул:

– Стой! Руки вверх!

Однако гитлеровцы не остановились. Шменкель выстрелил, но промахнулся. До унтер-офицера, за которым бежал Фриц, было не более трех метров. Унтер обернулся, в глазах его застыл панический ужас. Фриц выстрелил, фашист повалился на землю.

Шменкель бросился догонять второго.

– Стой! Сдавайся!

Гитлеровец бежал, не оглядываясь. Вдруг он неожиданно остановился, и они столкнулись.

Фриц инстинктивно закрыл рукой голову, решив, что гитлеровец специально прибегнул к этому приему. Гитлеровец бросился на Фрица. Подставив фашисту ножку, Фриц с силой толкнул его в живот. Противник упал на спину, однако он оказался очень сильным. Шменкель ударил фашиста кулаком по голове, так как пистолет он выронил при падении. После продолжительной борьбы Шменкелю удалось схватить врага за горло. Лицо гитлеровца посинело.

Фриц встал, по лицу его градом катился пот, все тело дрожало, он тяжело дышал. Перед глазами плясали зеленые и красные круги, а сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. Забрав у мертвых гитлеровцев солдатские книжки и оружие, Фриц медленно пошел к шоссе.

Между тем бой на шоссе уже давно закончился. Один из партизан окликнул Фрица:

– Где ты так долго был? Мы уже беспокоиться начали.

Фриц молча показал две солдатские книжки и пистолеты. Партизан приглушенным голосом проговорил:

– Просандеева... Иди проститься с ним...

– Что ты говоришь? – вскрикнул Шменкель.

Он не сразу понял значение этих слов.

– Иди же скорее! – подтолкнул его партизан.

Шменкель перешел шоссе, перелез через какой-то забор. Фрицу казалось, что все это только сон, кошмарный сон. Шменкель не сразу пришел в себя, даже увидев товарищей, стоявших над телом убитого командира. Четыре партизана копали могилу. Фриц слышал, как командир взвода Заречнов поторапливал бойцов. Потом тело Просандеева завернули в плащ-палатку и опустили в могилу. Слезы душили Шменкеля. Другие партизаны тоже плакали, не стесняясь своих слез. Фриц не мог поверить, не мог до конца осознать, что командира, с которым он вчера так задушевно разговаривал, сидя на скамейке у дома, уже нет в живых. Для Шменкеля Просандеев был не только командиром, но и первым большим другом в этой стране.

Речей не произносили. Тело молча засыпали землей, сверху могилу прикрыли дерном и положили три больших камня, чтобы потом можно было отыскать могилу командира.

– Товарищ Иван Иванович!

– Слушаюсь!

– Посмотрите, сколько мотоциклов исправно.

Командир взвода Заречнов уже принял командование отрядом.

Внимательно осмотрев машины, Шменкель доложил, что в основном все мотоциклы повреждены и только шесть машин исправны.

– Ничего не поделаешь, и эти мотоциклы сослужат нам добрую службу, сказал Заречнов. – На всех машинах нужно установить пулеметы и перегнать их в наш лагерь. Эту колонну возглавите вы лично, а чтобы не заблудиться, возьмите с собой Рыбакова.

И, немного подумав, командир добавил:

– Доложите комиссару обо всем случившемся, так как мы прибудем в лагерь позже вас.

Проверив пулеметы, Шменкель коротко объяснил партизанам особенности немецких мотоциклов. Затем он приказал всем бойцам надеть на себя шинели убитых гитлеровцев, а на головы – немецкие каски. Партизаны выполнили все указания Фрица беспрекословно.

– В нескольких местах мы будем ехать по открытым участкам шоссе. Там не исключена встреча с гитлеровцами. В этом случае – никому не произносить ни слова. Положитесь целиком на меня. Огонь открывать лишь тогда, когда начнет стрелять мой пулеметчик.

Осмотрев еще раз бойцов, Фриц убедился, что они выглядят сейчас, как настоящие немцы. Лишь бы рта не раскрывали.

– Ну, товарищи, поехали!

Колонна трофейных мотоциклов добралась до партизанского лагеря безо всяких происшествий.

Шменкель сразу же отправился с докладом к комиссару:

– Товарищ комиссар, наш командир...

И Фриц запнулся, чувствуя, что голос выдает его.

Однако комиссар все понял с полуслова. Лицо его изменилось, он крепко стиснул зубы.

Взяв себя в руки, Шменкель проговорил:

– Командир отряда пал в бою с гитлеровскими мотоциклистами.

Кто-то громко охнул. Партизаны, стоявшие рядом с Тихомировым, молча сняли фуражки и вытянулись, как по команде, отдавая последние почести своему погибшему командиру.

– Командование отрядом взял на себя командир взвода Заречнов. Он ведет бойцов в лагерь.

– Спасибо, – промолвил Тихомиров, стараясь скрыть свое волнение.

Шменкель повернулся, чтобы уйти, но Тихомиров остановил его.

– Подожди... Он сразу умер или мучился?

– Кажется, пуля попала в голову. Сам я этого не видел.

Шменкель передал комиссару солдатские книжки и пистолеты убитых им гитлеровцев.

Тихомиров слушал Фрица как-то рассеянно.

– Иван был хорошим командиром и моим личным другом, – помолчав, сказал комиссар. – Сейчас у меня такое чувство, будто я потерял одну руку... Но нельзя опускать голову. Командир погиб, но отряд, который он создал, продолжает жить и бороться.

Через пять дней в лагерь прибыл Заречнов. Он рассказал партизанам, как погиб командир. Оказалось, Просандеев высунулся из укрытия, чтобы метнуть гранату, и в этот момент пуля сразила его...

В тот же день на общем собрании партизаны, по предложению партийной группы, выбрали Заречнова командиром отряда. Новому командиру отряда было всего двадцать лет, однако, несмотря на молодость, он пользовался большим уважением партизан за свою храбрость и справедливость. Став командиром отряда, первое, что он сделал, – это собрал всех бойцов, которые принимали участие в бою с мотоциклистами, для разбора боя.

Это было необычно. Просандеев тоже всегда анализировал проведенную операцию, но только вдвоем с комиссаром, хотя Тихомиров не раз предлагал ему делать такие разборы со всеми партизанами.

"Армия – это не клуб для дебатов, а отряд – это не академия искусств!" – говорил обычно Просандеев.

Заречнов придерживался другого мнения. Его нисколько не смущали удивленные взгляды партизан, которые, казалось, спрашивали: "Может, ты и приказ свой будешь обсуждать, а потом ставить на голосование?" Однако, убежденный в своей правоте и поддержанный комиссаром, Заречнов с присущим ему темпераментом обратился к собравшимся:

– Я полагаю, товарищи, что мы обязаны критически оценивать каждую проведенную нами операцию. Только анализируя причины наших успехов и неудач, мы сможем устранить свои ошибки и еще успешнее бороться с врагом. А теперь перейдем к конкретному разбору данного боя. На мой взгляд, мы допустили три ошибки. Первая и общая наша ошибка состояла в том, что мы недооценили противника.

Заречнов сделал паузу и оглядел партизан.

– Ого! – воскликнул кто-то из бойцов.

– Недооценка противника, – продолжал командир, – не только принижает успехи, но и ведет к грубым тактическим ошибкам. Мы считали роту мотоциклистов слабым подразделением, но они оказали серьезное сопротивление. Разве не так? Или, может, кто скажет, что мы израсходовали мало патронов, а захватили богатые трофеи?

Партизаны молчали. Комиссар только кивал головой да делал у себя в блокноте какие-то пометки.

Фриц с трудом понимал Заречнова, который говорил быстро,

– Вторую ошибку допустил сам командир отряда, и она стоила ему жизни.

Партизаны зашумели, а кто-то даже с досадой заметил:

– Оставим мертвых в покое!

Шменкель внутренне был согласен с бросившим реплику.

– Иван Просандеев был хорошим командиром, и он очень дорог мне. Голос Заречнова звучал спокойно. – Я много думал, как все это случилось. Зачем ему нужно было бросать гранату? Я все хорошо видел, так как лежал в двух шагах от Просандеева. Помню, когда колонна гитлеровцев показалась на повороте дороги, командир сказал: "Этого офицера я беру на себя!" Я знаю, в тот момент ему хотелось самому отомстить гитлеровцам за убитую учительницу и за смерть председателя сельсовета, однако в порыве ненависти к оккупантам он позабыл о бдительности. Я говорю сейчас это для того, чтобы подчеркнуть: ненависть наша справедлива, но она ни в коем случае не должна ослеплять нас.

Немного помолчав, Заречнов поднял в руке толстую тетрадь в черном переплете и сказал:

– Мы никогда не забудем нашего командира. Здесь, в этой тетрадке, он записывал свои мысли и планы. Мы выполним все его заветы... А теперь остановлюсь на нашей третьей ошибке. Никто из нас не обратил внимания, что двое фашистов побежали в лес, никто, кроме Ивана Ивановича. Он, заметив их, проявил смелость и не дал им уйти. Но и здесь совершена ошибка. Почему вы, Иван Иванович, никого не взяли с собой, а ударились в преследование один?

Все взоры скрестились на Шменкеле. Он растерялся и не знал, что ответить.

– Ну? – торопил его Заречнов.

– Я просто как-то не подумал об этом, – честно признался Фриц. – Я видел, что они убегают, и бросился за ними... Я схватил автомат Рыбакова...

– Ну и что же?

– Автомат почему-то заело.

– Вот как?! – удивился Заречнов. – Мы сегодня критикуем ваши действия для того, чтобы вы дожили до освобождения своей родины от фашизма, до встречи со своей семьей.

Шменкель был согласен с командиром. Поединок с двумя фашистами мог закончиться и по-другому. Только счастливый случай выручил Шменкеля.

В разговор вмешался комиссар.

– Я и раньше предупреждал Шменкеля. Он слишком горячится. Я был убежден, что больше с ним такого не произойдет.

Шменкель злился на себя.

В этот момент командир обратился к Рыбакову:

– В этой связи мне хочется задать один вопрос и вам, товарищ Рыбаков. Почему ваш автомат заело?

– Не знаю...

– Не знаете?.. А Шменкель из-за этого попал в очень трудное положение. Доложите об этом своему командиру отделения.

– Слушаюсь! – ответил покрасневший как рак Рыбаков.

После собрания командир отряда подозвал к себе Шменкеля:

– Ты, я знаю, докладывал Просандееву о своих опытах с минами. Как ваши успехи?

– Три удлиненных заряда и две мины готовы к употреблению, – объяснил Шменкель. – Рыбаков предлагает использовать их в качестве сюрпризов к Первому мая.

– А зачем так долго ждать? Можно сделать это и раньше. Для начала испробуем удлиненный заряд на железнодорожной ветке Дурово – Владимирское. Нужно только провести разведку местности. А что говорил вам Просандеев о курсах по минированию?

Шменкель объяснил.

– Хорошо. Мы так и сделаем.

Фриц хотел было идти, но помедлил.

– Ты хочешь что-то еще сказать? – догадался Заречнов.

Командир положил на стол кисет с табаком. Шменкель пододвинул табурет и скрутил цигарку.

– Я не знаю, как и начать, – заговорил Фриц, – но дело вот в чем. Под Москвой гитлеровцы потерпели первое поражение, и комиссар говорил нам, что в эту зиму фашисты потерпят еще не одно поражение. Мне интересно узнать, каково настроение сейчас у немецких солдат. Собственно, когда я преследовал убегавших гитлеровцев, то думал взять хоть одного из них живым. Я даже приказывал ему сдаться.

– Ты хотел взять "языка"?

– Да.

– А что мы будем делать потом с пленным? Держать его в лагере мы не можем, а чтобы переслать его через линию фронта, нужно еще установить надежную связь с частями Красной Армии. Я посоветуюсь с комиссаром по этому поводу.

Вскоре Заречнов выслал в разведку к железной дороге группу из пяти человек. Через трое суток разведчики вернулись в лагерь.

– Там нам нечего делать, товарищ командир, – доложил по возвращении Спирин. – Там другая партизанская группа уже дала жару фашистам. Отряд носит имя Буденного и с января действует в том районе. У них много трофейных боеприпасов. Партизаны сделали удачную вылазку и на Владимирское, так что вся эта железнодорожная линия находится под их контролем. Командир партизанского отряда имени Буденного сообщил нам также, что на железнодорожной магистрали Смоленск – Вязьма успешно действуют и другие партизанские отряды.

Узнав от Спирина о результатах разведки, Шменкель и Рыбаков даже огорчились, что другие отряды партизан уже опередили их.

– А командир ничего не сказал, где мы теперь будем пробовать наши мины? – спросил Шменкель.

Спирин покачал головой и объяснил, что командира, наоборот, даже обрадовали результаты их разведывательного рейда.