Текст книги "Отец и сын: Николай I – Александр II"

Автор книги: Вольдемар Балязин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Из Вятки цесаревич проехал в Ижевск, а затем через Воткинские оружейные заводы добрался до Перми. Здесь он принял депутации ссыльных поляков и раскольников, ласково и внимательно выслушал их, хотя местные власти не советовали ему делать этого, и обрел среди них прочную репутацию народного заступника.

В селение Решты, что лежало возле перевала через Уральский хребет, Александр прибыл 26 мая и в тот же день переехал в Азию. К вечеру он был уже в Екатеринбурге, а потом объехал железоделательные заводы, золотые прииски и рудники, всюду встречаясь с купцами, заводчиками, инженерами, рабочими и самыми простыми людьми, выслушивая всех и вникая в их рассказы и судьбы. Границы Сибири он достиг 31 мая. Там он посетил Тюмень и Тобольск, ставший самым восточным городом, который навестил. На обратном пути Александр побывал в Челябинске и Златоусте, а потом заехал в Ялуторовск и Курган, где встретился с ссыльными декабристами. Он был опечален их несчастной судьбой и пообещал попросить у царя смягчения их участи. Александр тут же написал Николаю письмо, и, еще не успев возвратиться в Петербург, получил с фельдъегерем ответ о решительном облегчении их судьбы.

Побывав в Оренбурге, Казани, Симбирске, Саратове, Пензе, Тамбове, Воронеже и Туле, цесаревич поехал далее по местам сражений Отечественной войны 1812 года – от Смоленска до Бородина, и в ночь с 23 на 24 июля въехал в Москву. Здесь, как и везде, он осмотрел все достопримечательности и святыни, провел обязательные смотры и парады, побывал на торжественных обедах и балах и 9 августа отправился дальше на юг. За 4 месяца он обследовал все южные области России и вернулся в Петербург лишь 10 декабря, увидев за время своего путешествия очень много. Самое сильное впечатление на него произвели встречи с ссыльными поляками и декабристами, и он стал их последовательным и принципиальным защитником. А когда вступил на престол, то всем им вернул свободу.

Свадьба Алексея Столыпина и Марии Трубецкой

Познакомив читателей с малоизвестными фактами об отношениях Николая и четы Пушкиных, нам очень кратко хотелось бы рассказать и об отношении царской четы к М. Ю. Лермонтову, так как они довольно далеки от представлений, внушенных нам на школьной скамье. 15-летний Лермонтов впервые увидел Николая, когда тот 11 марта 1830 года внезапно, без свиты и без предупреждения, появился в Московском университетском благородном пансионе. Была перемена, дети бегали и шалили, и император поразился этой атмосфере вольности и недисциплинированности. Вскоре Николай повелел преобразовать пансион в 1-ю дворянскую гимназию с полувоенным укладом. Лермонтов 16 апреля 1830 года ушел из пансиона, недоучившись в выпускном классе нескольких месяцев.

Николай обратил внимание на поэта в связи с его знаменитым, прогремевшим на всю Россию, стихотворением «Смерть поэта». Бенкендорф определил конец этого произведения как «бесстыдное вольнодумство, более чем преступное». И 25 февраля 1837 года корнет Лермонтов из лейб-гвардии гусарского полка был переведен в армейский Нижегородский драгунский полк, расквартированный на Кавказе, с тем же чином, хотя при переводе из гвардии в армию офицер становился двумя чинами старше. Однако в октябре того же года Лермонтова по приказу Николая возвратили в Петербург, в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк. Здесь поэт и сблизился с великим князем Михаилом Павловичем и императрицей. 4 июля 1838 года Михаил Павлович (командир Отдельного гвардейского корпуса) перевел Лермонтова, по его просьбе, в его старый полк – гусарский и потом не раз проявлял к нему сочувственное отношение.

В начале 1839 года Лермонтов впервые оказался при дворе. 22 января состоялась свадьба его любимого двоюродного дяди Алексея Григорьевича Столыпина с одной из любимых фрейлин императрицы и ближайшей подругой великой княжны Марии Николаевны – Марией Васильевной Трубецкой (одной из шести дочерей князя Василия Сергеевича). Говорили, что любовь императрицы к своей фрейлине распространялась и на ее старшего брата Александра Васильевича. А ее жених А. Г. Столыпин был однополчанином Лермонтова и адъютантом герцога Максимилиана Лейхтенбергского – в те дни официального жениха Марии Николаевны. На этой свадьбе были и Николай, и императрица, и Мария Николаевна, и герцог. Через 2 дня императрица написала своему старшему сыну письмо, в котором сообщала: «Это была прямо прелестная свадьба. Жених и невеста… восхищенные родственники той и другой стороны. Мы, принимающие такое участие, как будто невеста – дочь нашего дома. Назавтра все явились ко мне – отец, мать, шафера с коробками конфет и молодожены, прекрасно одетые». Одним из шаферов был Алексей Аркадьевич Столыпин («Монго»), вторым – Александр Трубецкой. Был на этой свадьбе и М. Ю. Лермонтов.

После венчания в церкви Аничкова дворца царь, царица, трое их старших дочерей и все приглашенные на свадьбу родственники Столыпиных (в их числе и М. Ю. Лермонтов), как сообщается в «Камер-фурьевском журнале», вместе с другими «кушал шампанское вино и чай» в Белом зале Аничкова дворца. Появление Лермонтова в столь избранном кругу объясняется, прежде всего, тем, что оба Столыпина – и жених, и шафер («Монго») – были двоюродными дядьями поэта и однополчанами по лейб-гвардии гусарскому полку. Однако окончательный список приглашенных утверждал сам Николай, и у него не было возражений против того, чтобы корнет Лермонтов приехал в Аничков дворец, где собирались только самые близкие царю люди.

На одном из маскарадов, произошедших в том же году, Лермонтов столкнулся с двумя дамами: одна из них была в розовом домино, другая – в голубом. Одной из дам была императрица, другой – одна из ее дочерей. Вскоре появилось стихотворение Лермонтова, навеянное этой встречей и вызвавшее глубокое неудовольствие и Бенкендорфа, и Николая. В нем были такие строчки:

О, как мне хочется смутить веселость их

И дерзко бросить им в глаза железный стих,

Облитый горечью и злостью!…

Несмотря на это, императрица с глубокой симпатией относилась к поэту, внимательно следила за его творчеством и справедливо почитала Лермонтова преемником Пушкина.

Положение Лермонтова осложнилось после его дуэли с сыном французского посла Эрнестом де Барантом, произошедшей 18 февраля 1840 года за Черной речкой. Дуэль закончилась бескровно, но поединки в России считались уголовным преступлением, и Лермонтова после недолгого содержания на гауптвахте отправили на Кавказ, в Тенгинский пехотный полк, а Баранта выслали из России. Императрица пыталась уговорить Николая простить Лермонтова, но он отказал ей в этом. Лишь в декабре того же года Лермонтову был разрешен 2-месячный отпуск, и 30 января 1841 года поэт приехал в Петербург. Здесь его сочувственно встретил Михаил Павлович, добившийся для Лермонтова продления отпуска.

Однако по причинам (до сих пор невыясненным) в начале апреля Лермонтов был выслан обратно на Кавказ. Предписание об этом ему вручил Клейнмихель (тогда дежурный генерал Главного штаба), питавший к поэту глубокую неприязнь, часто перераставшую в открытую враждебность. 14 апреля Лермонтов уехал на Кавказ, а 15 июля погиб на дуэли.

7 августа 1841 года, получив известие о смерти поэта, императрица записала в своем дневнике: «Гром среди ясного неба. Почти целое утро с великой княгиней читали стихотворения Лермонтова». («Великой княгиней», упомянутой здесь, была Мария Павловна – старшая сестра Николая. – В. Б.). А еще через 5 дней Александра Федоровна писала графине Бобринской: «Вздох о Лермонтове, об его разбитой лире, которая обещала русской литературе стать ее выдающейся звездой».

Страницы архитектурной истории Петербурга

Архитектурная мания величия

Одной из неотъемлемых черт характера Николая была мания величия, но не собственной личности, а его империи. Ярче всего она выражалась в приверженности императора к помпезности, торжественности и грандиозности, что и привело к господству в архитектуре Петербурга так называемого «позднего классицизма». Так как ни одно общественное здание, ни одна церковь (не говоря уже о казармах, арсеналах, гауптвахтах и административных зданиях) не строились без утверждения проекта лично Николаем, и не только в Петербурге, но и по всей России, то в Северной Пальмире главенство любимого императором стиля было обеспечено. Так, в 1827 году началось строительство Нарвских триумфальных ворот, заложенных 26 августа, в день 15-й годовщины Бородинской битвы, а открытых 17 августа 1834 года – в день 21-й годовщины победы при Кульме.

Все свое царствование Николай надзирал за строительством Исаакиевского собора – главного храма Петербурга, грандиозного сооружения «дивной красы и великой соразмерности». Но император не дожил до окончания строительства, хотя и процарствовал 30 лет. С 1829 по 1834 годы капитально перестраивались два огромных здания на Сенатской площади, вначале сильно отличавшиеся друг от друга, но в конце строительства воспринимаемые уже как единый ансамбль безукоризненной красоты. Это были здания Правительствующего Сената и Святейшего Синода.

В 1828 году началось строительство Троицкого (Измайловского) собора, находившегося на территории слободы лейб-гвардии Измайловского полка. (Его не следует путать с другим Троицким собором, построенным в 1776-1790 годах в Александро-Невской лавре. – В. Б.)

В 1831-1833 годах по проекту архитектора А. П. Брюллова был выстроен Михайловский театр, первоначально использовавшийся как концертный зал, а затем ставший постоянным пристанищем французской труппы. В 1834-1838 годах в память о победе в русско-турецкой войне 1828-1829 годов по проекту архитектора В. П. Стасова и скульптора Б. И. Орловского были воздвигнуты монументальные 12-колонные Московские триумфальные ворота высотой 24 м и шириной в 36 м. Тогда же было построено здание Дворянского собрания, а в 1839-1844 годах на месте Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, в которой учился М. Ю. Лермонтов, был построен Мариинский дворец. Первой хозяйкой которого была великая княгиня Мария Николаевна. Восемью годами позже завершилось строительство Нового Эрмитажа и гигантского здания Главного штаба на Дворцовой площади. При Николае была сооружена Тучкова набережная, возле Академии художеств, построен гранитный спуск к Неве, украшенный изваяниями двух сфинксов, настлана до сих пор существующая торцовая мостовая на Невском проспекте, проложен Конногвардейский бульвар, построено множество мостов.

Памятная колонна

В 1830-1834 годах шли работы по созданию памятника Александру I – Александрийской (Александровской) колонны. За два года перед тем в каменоломне неподалеку от Выборга начали добывать, а затем обрабатывать гигантский монолит красного гранита, придавая ему форму циклопической колонны длиной более 25 м и диаметром более 3 м. Когда колонну огранили, то ее вес составлял около 600 т. Громадину погрузили на специально сооруженное для нее плоскодонное судно и двумя пароходами отбуксировали в Петербург. Под площадку, на которой должна была встать колонна, было забито 250 шестиметровых свай. Затем лежащую на Дворцовой площади колонну окружили мощными лесами, сколоченными из стволов гигантских лиственниц, укрепив на них 60 кабестанов и множество блоков.

Когда 3000 рабочих, солдат и матросов начали подъем грандиозного столпа, то сердца многих тысяч зрителей замерли в ожидании его неминуемого, как им казалось, падения. Но прошло всего около двух часов, и столп вознесся над Петербургом, утвердившись на постаменте собственной тяжестью. А еще через 2 года в тот же самый день, 30 августа, состоялся парад гвардейских полков; к этому времени была выбита и памятная медаль. Колонну назвали Александрийской в честь победы России в Отечественной войне 1812 года и в память императора Александра I, возглавлявшего в этой войне армию, страну и народ. Александрийский столп венчала бронзовая фигура ангела с лицом императора Александра, попирающего поверженного змея. Вместе с постаментом и навершием высота Александрийского столпа равнялась 47,5 м.

Присутствовавшие на торжестве ветераны войны против Наполеона вспоминали, как в 1814 году русский император, оказавшись в Париже и впервые увидев Вандомскую колонну, сделанную из стволов трофейных неприятельских пушек, которую венчала статуя Бонапарта, сказал: «У меня закружилась бы голова на такой высоте». А между тем Вандомская колонна была на 4 м ниже Александрийской.

Пожар в Зимнем дворце 17 декабря 1837 года

Вечером 17 декабря Николай, императрица и цесаревич отправились в Мариинский театр. Там давали балет «Баядерка», и в главной роли блистала Тальони. Все шло прекрасно, как вдруг в царскую ложу вошел дежурный флигель-адъютант и шепотом, чтобы не испугать императрицу, доложил императору, что в Зимнем дворце начался пожар. Младшие дети царя оставались там, и, кроме того, во дворце постоянно находилось несколько тысяч слуг. Ни слова не сказав, Николай вышел из ложи.

Пожар начался с чердака, где ночевали слуги. На случай пожара во дворце имелось множество приспособлений и своя пожарная команда, поэтому пожарные решили, что легко справятся сами. Они даже не известили о случившемся дворцовое начальство и тем более министра двора князя Волконского, которого все боялись пуще огня. Однако на всякий случай от каждого из гвардейских полков к дворцу были вызваны по одной пожарной роте, но общего командования создано не было, и роты (каждая по отдельности) стояли на площади под сильным ветром. Солдаты и офицеры с недоумением глядели на темный и тихий Зимний дворец, не видя никаких признаков пожара.

И вдруг одновременно из множества окон бельэтажа с шумом и треском вывалились рамы и стекла, в проемы вылетели наружу горящие шторы и стали виться на ветру огненными языками, а дворец из совершенно темного весь мгновенно превратился в огненный. И тотчас на площадь выплеснулись волны густого и черного дыма, а над крышей вспыхнуло гигантское зарево, которое, как утверждали очевидцы, было видно за 50 верст.

К этому времени на площади собрались тысячи других людей, замерев, глядели на происходящее. В это самое время к Зимнему подкатил в открытых санках император Николай. Он сошел с саней, и возле него тут же встали полукругом генералы и офицеры, сановники и дипломаты, оказавшиеся рядом как по мановению волшебной палочки. Николай приказал солдатам и офицерам войти во дворец через все входы и выносить все, что можно вынести.

Дворец горел трое суток, пока не выгорел дотла, оставив только закопченные, черные стены, груды пепла, золы и горящих углей. Но благодаря героизму солдат, находившихся во внутренних караулах, и тех, кто оказался в помещениях, еще не охваченных огнем, удалось спасти множество дорогих вещей – мебель, картины, зеркала, знамена, почти все портреты «Военной галереи 1812 года», утварь обеих дворцовых церквей и святые мощи, трон и драгоценности императорской фамилии.

Разумеется, как только пожар вспыхнул, были немедленно вывезены в Аничков дворец все члены царской фамилии, а затем стали разбирать переходы между Зимним дворцом и Эрмитажем, закладывая проемы кирпичом и тем самым создавая надежный заслон огню. Таким образом, огонь остановился перед Эрмитажем, и главные ценности были спасены.

Еще не остыли угли и пепел пожарища, как начала работать комиссия, которая должна была установить причины возникновения пожара. Руководил ею А. X. Бенкендорф, и кандидатура его была отнюдь не случайной. Расследование показало, что виной всему «был отдушник, оставленный незаделанным при последней переделке Большой Фельдмаршальской залы, который находился в печной трубе, проведенной между хорами и деревянным сводом залы Петра Великого, расположенной бок о бок с Фельдмаршальской, и прилегал весьма близко к доскам задней перегородки. В день несчастного происшествия выкинуло его из трубы, после чего пламя сообщилось через этот отдушник доскам хоров и свода зала Петра Великого; ему предоставляли в этом месте обильную пищу деревянные перегородки; по ним огонь перешел к стропилам. Эти огромные стропила и подпорки, высушенные в течение 80 лет горячим воздухом под накаливаемой летним жаром железной крышей, воспламенились мгновенно».

Такой была официальная версия причины пожара. Однако Мирбах – начальник караула, стоявшего в большой Фельдмаршальской зале, настаивал в своих воспоминаниях на другой версии. Он видел, как из-под пола у порога Фельдмаршальской залы, рядом с которой были комнаты министра двора, показался дым. Мирбах спросил оказавшегося рядом старого лакея:

– А скажи, пожалуй, в чем дело?

И тот ответил:

– Даст Бог, ничего – дым внизу, в лаборатории (лаборатория дворцовой аптеки. – В. Б.). Там уже два дня, как лопнула труба; засунули мочалку и замазали глиной, да какой это порядок. Бревно возле трубы уже раз загоралось, потушили и опять замазали; замазка отвалилась, бревно все тлело, а теперь, помилуй Бог, и горит. Дом старый, сухой, сохрани Боже.

Пол возле порога Фельдмаршальской залы тут же вскрыли пожарные и из-под него мгновенно взметнулось пламя. Мирбах велел закрыть двери в соседние залы и остался на посту.

Незаделанный ли в трубе отдушник или отвалившаяся в очередной раз замазка возле уже неоднократно горевшего бревна, – но причина была одна: беспечность, надежда на авось, халатность и разгильдяйство. Любопытно, что только два человека были наказаны за этот пожар – вице-президент гоф-интендантской конторы Щербинин и командир дворцовой пожарной роты капитан Щепетов. Первого признали виновным в том, что его контора не имела подробных планов деревянных конструкций дворца, а второго – что он недооценил пожароопасность деревянных конструкций. И тот и другой были уволены в отставку.

Почему же наказание оказалось не более, чем символическим? Потому что главным виновником случившегося был сам Николай. Когда в 1832 году Монферран создавал те залы, где начался пожар (Петра Великого и Фельдмаршальский), то ни единой детали убранства, а тем более конструкций, он не делал без разрешения Николая. Именно император утвердил и схему отопления этих помещений, и создание деревянных конструкций.

Воскрешение из пепла

21 декабря состоялось первое заседание комиссии по восстановлению Зимнего дворца под председательством князя П. М. Волконского. В ее состав вошли инженер А. Д. Готман и архитекторы А. П. Брюллов, В. П. Стасов и А. Е. Штеуберт. Через 8 дней комиссия была высочайше утверждена, а вскоре расширилась до трех десятков человек. Прежде всего решено было провести свинцовые водопроводные трубы, строить каменные и чугунные лестницы, кованые и железные двери и ставни, заменяя повсюду дерево чугуном, железом, кирпичом и керамикой.

Президент Академии художеств А. Н. Оленин предложил использовать предстоящие работы по строительству и отделке дворца как практическую школу для воспитанников Академии. Руководить двенадцатью архитекторами, скульпторами и художниками был назначен А. П. Брюллов – родной брат живописца Карла Брюллова. Главным распорядителем всех работ назначался Стасов. Ему же поручалось «возобновление дворцового здания вообще, наружная его отделка и внутренняя отделка обеих церквей и всех зал». Общее руководство работами Николай поручил все тому же Клейнмихелю. И тот со своей задачей справился, разумеется, не без большой пользы для себя.

Через несколько дней вокруг уцелевших от огня кирпичных стен дворца начали ставить строительные леса, через 3 недели уже воздвигли временную кровлю, и одновременно с этим начали самым интенсивным образом очищать внутренние залы дворца от золы, пепла, мусора и обгоревших трупов.

Офицер-преображенец Дмитрий Гаврилович Колокольцов, очевидец и участник этих событий, писал через 45 лет, что в очистке дворца участвовали «все гвардейские полки беспромежуточно, по крайней мере, с месяц времени… Находили иных людей как заживо похороненных, других обезображенных и покалеченных. Множество трупов людей обгорелых и задохшихся от дыма было усмотрено почти по всему дворцу». (Справедливости ради следует сказать, что всем родственникам погибших Николай приказал выплачивать пенсии).

Когда мусор вывезли, а трупы похоронили, во дворец шли 2000 каменщиков и начали возводить стены, колонны, потолки и лестницы. А вскоре на строительство и отделку дворца каждый день выходили 6000-8000 человек. Стены, перекрытия и кровля дворца были возведены необычайно быстро, и без всякого промедления начались внутренние отделочные работы. Главной задачей было интенсивное и эффективное осушение только что воздвигнутых, совершенно сырых помещений. Для этого поставили 10 огромных специальных печей, непрерывно обогреваемых коксом, и 20 вентиляторов с двойными рукавами, выведенными в форточки. Все это, прогревая помещения и выкачивая сырость и вредные пары от красок, клея и других химических веществ делало воздух в помещениях сухим и чистым, поддерживало температуру на уровне +36 °C.

И все же де Кюстин, побывавший в Зимнем дворце сразу же после его второго рождения, писал: «Во время холодов от 25 до 30° шесть тысяч неизвестных мучеников, мучеников, не заслуживших этого, мучеников невольного послушания были заключены в залах, натопленных до 30° для скорейшей просушки стен. Таким образом, эти несчастные, входя и выходя из этого жилища великолепия и удовольствия, испытывали разницу в температуре от 50 до 60°. Мне рассказывали, что те из них, которые красили внутри самых натопленных зал, были принуждены надевать на голову шапки со льдом, чтобы не лишиться чувств в той температуре. Я испытываю неприятное чувство с тех пор, как видел этот дворец, после того, как мне сказали жизней скольких людей он стоил. Новый императорский дворец, вновь отстроенный, с такими тратами людей и денег, уже полон насекомых. Можно сказать, что несчастные рабочие, которые гибли, чтобы скорее украсить жилище своего господина, заранее отомстили за свою смерть, привив своих паразитов этим смертоносным стенам, уже несколько комнат дворца закрыты, прежде чем были заняты».

Как бы то ни было, но уже в марте 1839 года состоялось торжество, посвященное окончанию восстановления парадных залов. И хотя отделка покоев императорской фамилии продолжалась еще полгода, следует признать, что столь скорого исполнения необычайно сложных и многоплановых работ мировая практика прежде не знала. Да, пожалуй, и впоследствии ничего подобного не было. И совершенно справедливо, что все архитекторы, инженеры, скульпторы, художники и прочие созидатели нового дворца были осыпаны деньгами, подарками, чинами и орденами.

А Петр Андреевич Клейнмихель 29 марта 1839 года был возведен в графское Российской империи достоинство с пожалованием девиза «Усердие все превозмогает». Однако завистники, коих у новоиспеченного графа было более чем достаточно, тут же измыслили для его сиятельства уничижение, посетовав, что государю по примеру Румянцева-Задунайского, Суворова-Рымникского и Потемкина-Таврического надо бы было наречь нового графа Клейнмихелем-Дворецким.

Пестрый калейдоскоп

Алмаз «Шах»

В Алмазном фонде России есть камень весом в 88,7 карата, носящий название «Шах». По описанию французского путешественника Жана Тавернье, над троном Великих Моголов, украшенным сотнями изумрудов и рубинов, находился усыпанный драгоценными камнями балдахин. В центре его висел крупный алмаз «Шах», окруженный изумрудами и рубинами. Это подтверждается тем, что на «Шахе» есть бороздка для нити глубиной 0,5 мм.

По одной из версий, появление алмаза «Шах» в России связано с трагическим убийством Александра Сергеевича Грибоедова. Как говорилось выше, в апреле 1828 года он был направлен в Тегеран послом, где проводил жесткую линию, направленную на выполнение условий Туркманчайского мира. 30 января 1829 года толпа фанатиков-мусульман разгромила здание русской миссии в Тегеране и убила посла Грибоедова. Чтобы каким-то образом загладить вину перед русским царем, в Петербург с персидским принцем Хозреф-Мирзой был послан великолепный алмаз «Шах».

Чье мнение важнее

Проводя в начале 1840-х годов очередную малопопулярную финансовую реформу, министр финансов Е. Ф. Канкрин услышал обычное восклицание: «Что скажет Европа?». – «Эх, господа, – ответил он на это, – у нас только и разговору да беспокойства: „Что скажет Европа?“ Что скажет Россия, вот что для нас должно быть важнее всего».

Курьез фамилии

Известный литератор Нестор Васильевич Кукольник (1809-1868) – приехав однажды в Севастополь, нанес визит градоначальнику. Тот, услышав фамилию и не зная, кто перед ним, раздраженно ответил: «Ну, хорошо, хорошо. Обратитесь в полицию и вам отведут место на площади». Увидев удивление на лице посетителя, он добавил: «Мне, батюшка, нет времени возиться со всякими фокусниками, кукольниками, а уж когда устроите на площади свой балаган, я как-нибудь зайду взглянуть на ваших кукол».

Василий, ставший Василисой

Александр Иванович Герцен (1812-1870) в 1837 году во время службы в Вятке натолкнулся при ревизии на «Дело о перечислении крестьянского мальчика Василия в женский пол». Затребовав к себе это дело, он узнал, что лет 15 тому назад пьяненький священник окрестил девочку вместо Василисы Василием, внеся ее под мужским именем в метрику. Когда подошла пора рекрутского набора, отец девочки, не желая платить за несуществующего сына и рекрутскую, и подушную подать, так как ту и другую платили только за сыновей, подал прошение в полицию. Полиция отказала мужику на том основании, что он пропустил 10-летнюю давность. Тот пошел к губернатору, который и распорядился произвести медицинское переосвидетельствование, параллельно начав переписку с духовной консисторией, которая через несколько лет признала девочку девочкой.

Бессилие самодержца

Берлинскому художнику Францу Крюгеру (1797-1857) за отлично написанный портрет Николай I велел подарить золотые часы, усыпанные бриллиантами. Однако чиновники дворцового ведомства принесли Крюгеру только золотые часы, на которых не было ни одного бриллианта. Николай I, узнав об этом, сказал художнику: «Видите, как меня обкрадывают! Но если бы я захотел по закону наказать всех воров моей империи, для этого мало было бы и всей Сибири, а Россия превратилась бы в такую же пустыню, как Сибирь».

30 сребреников в огласку всем

Однажды с петербургской гауптвахты на имя Николая I поступил донос, написанный содержащимся там под стражей морским офицером. Моряк писал, что вместе с ним сидел один гвардейский офицер, которого на несколько часов отпустил домой заступивший на караул новый караульный начальник, оказавшийся другом арестованного.

Николай, установив, что жалобщик прав, отдал обоих офицеров – и арестованного, и освободившего его начальника караула – под суд, который разжаловал того и другого в рядовые. Император внутренне испытывал омерзение к доносчику, однако законник победил в Николае рыцаря, и он велел выдать моряку одну треть месячного жалования, но обязательно записать в его послужном формуляре, за что именно тот получил царскую награду.

Верность данному слову

Больной и старый адмирал Михаил Петрович Лазарев (1788-1851) был на прощальной аудиенции у Николая I и так растрогал императора, что тот пригласил его остаться на обед.

– Не могу, государь, я дал слово обедать у адмирала…

И Лазарев назвал фамилию своего старого сослуживца, который был тогда в крайней немилости у Николая. Взглянув на хронометр, Лазарев поклонился и вышел. Вошедшему в кабинет А. Ф. Орлову царь сказал: «Представь себе, есть в России человек, который не захотел со мной обедать».

«Помо д’оро» – «яблоко золотое»

Помидоры были привезены в Европу из Америки и назывались сначала «перуанскими золотыми ябло-ками» войдя в обиход, как декоративные комнатные растения. Затем за ними утвердилось итальянское название «помо д’оро» – «яблоко золотое», отсюда и «помидор». Съедобными помидоры стали в начале XIX века – сначала в Италии, а потом в Чехии и Португалии. В Россию помидоры попали в 1850 году. Их начали возделывать в Крыму и в окрестностях Одессы, затем по всей Новороссии, а потом уже и в более северных областях.

«Спешите делать добро»

В Москве в переулке Мечникова, во дворе дома № 5, установлен бюст «святому доктору» – врачу-филантропу Федору Петровичу Гаазу (1780-1853). Этот бюст работы скульптора Николая Андреевича Андреева (1873-1932) был установлен в 1909 году во дворе больницы, где работал доктор и которая в памяти множества людей осталась «гаазовской больницей», хотя официально называлась «Полицейской больницей». В нее собирали больных бродяг, арестантов и нищих.

Доктор Гааз приехал в Россию из Германии в начале XIX века, поселился в Москве и вскоре был назначен главным врачом Павловской больницы на Серпуховке. В 1812 году он стал военным врачом, а с 1828 года являлся членом московского губернского Тюремного комитета. Здесь в полной мере и проявились филантропические склонности, милосердие и великое человеколюбие Гааза. Став в 1829 году главным врачом всех московских тюрем, Гааз добился отмены кандалов для больных и старых арестантов, а прочим – замены тяжелых кандалов на более легкие («гаазовские»). Он добился, чтобы открыли специальную тюремную больницу на 120 коек, а сам жил во флигеле «Полицейской больницы», раздавая все, что заработал, бедным и увечным.

Гааз написал книгу «Обращение к женщинам», одна из фраз которой могла бы стать девизом его жизни: «Спешите делать добро». Эту фразу скульптор Андреев поместил на постаменте памятника «святому доктору».

Первая Всемирная выставка

1 мая 1851 года в Лондоне торжественно открылась первая Всемирная выставка. 39 стран в специально построенном «Хрустальном дворце» представили около 800 000 экспонатов. Русский отдел размещался на площади 13 000 кв. футов, которая была в 6 раз меньше французской и в 2 раза меньше бельгийской. Но даже и эта площадь не была заполнена полностью: 400 русских экспонентов выставили главным образом сырье и продукцию сельского хозяйства (рожь, ячмень, кукурузу, шафран, хлопок). Особое одобрение жюри получили манная и гречневая крупы, неоднократно испытанные при приготовлении разных блюд и неизменно нравившиеся англичанам. Впервые попробовали они и черную икру.

Из 130 наград, присвоенных русским экспонатам, около 40 получила продукция сельского хозяйства, а 3 самые высшие – придворные ювелиры: владелец фабрики серебряных изделий, член Петербургской академии художеств И. Сазиков и владелец малахитовой фабрики А. Н. Демидов. Особый интерес проявили посетители к изделиям из малахита. На первом месте безусловно, были малахитовые двери высотой 5,5 м, покрытые 30 000 кусочков малахита, подобранных и склеенных по оттенкам и рисунку камня. Эту дверь 350 рабочих делали целый год.