Текст книги "Отец и сын: Николай I – Александр II"

Автор книги: Вольдемар Балязин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Красноречивым было и награждение титулами, чинами и орденами приближенных к Николаю сановников. Командующие 1-й и 2-й армиями – графы Остен-Сакен и Витгенштейн – стали фельдмаршалами. Воспитательница царских дочерей графиня Ливен была возведена в княжеское достоинство с титулом «светлость». Тем самым она уравнялась с Меншиковым, Потемкиным, Кутузовыми, ее заслуги перед Россией были признаны не менее важными и значительными, чем их подвиги.

Встреча Николая с Пушкиным

В дни коронации состоялась и знаменитая встреча нового императора с Пушкиным. Они были почти ровесниками: Николаю было 29 лет, Пушкину – 26. Возраст сближает, ибо, как говорили тогда, «сверстники слушают трели одних и тех же соловьев». Пушкин приехал в Москву 8 сентября, в самый разгар коронационных торжеств, когда балы и праздники беспрерывно сменяли друг друга. Этому приезду предшествовали следующие события. В августе 1824 г. опальный поэт был сослан в Псковскую губернию – в принадлежавшее ему село Михайловское. После разгрома восстания декабристов Пушкин направил на имя Николая прошение, в котором просил разрешения приехать в Москву, Петербург или «в чужие края», чтобы вылечиться от аневризмы. К прошению было приложено обязательство впредь ни к каким тайным обществам не примыкать и уверение в том, что и ранее он «ни к какому тайному обществу не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них».

Через 6 дней после коронации Николай приказал доставить Пушкина прямо к нему «в своем экипаже свободно, под надзором фельдъегеря, не в виде арестанта». Приказ был выполнен буквально, и Пушкина привезли в Кремль, не дав даже отдохнуть и переодеться с дороги. К тому же поэт был болен, и тем не менее его разговор с императором оказался продолжительным и нелегким. Наиболее примечательным в этом разговоре было то, что на вопрос Николая: «Что сделали бы вы, если бы 14 декабря были в Петербурге?», Пушкин ответил: «Встал бы в ряды мятежников».

В защиту своей позиции поэт дал столь аргументированное и многостороннее обосноваие, что Николай признавался потом, что из этой встречи он вынес твердое убеждение: Пушкин – один из умнейших людей России.

Весьма важным явилось и то, что неволя поэта кончилась, и ему было обещано освобождение его сочинений от цензуры. По словам Пушкина, Николай сказал ему: «Довольно ты подурачился, надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне все, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором». Однако на деле все сложилось не так хорошо, как представлял это себе поэт: – его стихи попадали не прямо к царю, а поступали сначала в руки шефа корпуса жандармов и начальника Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии А. X. Бенкендорфа, не только не понимавшего литературу, но и активно ее не любившего.

Первый Секретный комитет

6 декабря 1826 года Николай направил графу В. П. Кочубею рескрипт, назначив его Председателем особого комитета, которому следовало «обозреть настоящее положение всех частей управления, дабы из сих соображений вывести правила к лучшему их устройству и исправлению». В состав этого Секретного комитета, названного по дате его образования «Комитетом 6 декабря», вошли члены Государственного совета – генералы П. А. Толстой и И. В. Васильчиков и барон И. И. Дибич, а также статские сановники – князь А. Н. Голицын, М. М. Сперанский и Д. Н. Блудов. Этот рескрипт появился после того, как Сперанский за неделю перед тем представил Николаю записку о том, чем следует заниматься такому комитету. На его записке Николай написал резолюцию, в которой предложил «Изложить мнения: 1) что предполагалось, 2) что есть, 3) что кончить оставалось бы, 4) в изложении мыслили, что нынче хорошо, чего оставить нельзя и чем заменить». «Комитет 6 декабря» стал первым из десяти Секретных комитетов, которые вслед за тем создавались для обсуждения проектов различных реформ. Главным при обсуждении был крестьянский вопрос, но так как гласность рассмотрения проблемы совершенно исключалась, это привело к полной неудаче их деятельности.

«Свод в систематическом порядке» А. Д. Боровкова

В то самое время, когда первый Секретный (или Особый) комитет начал собираться на свои заседания, Николай дал поручение тайному советнику А. Д. Боровкову – бывшему секретарю Особого комитета для следствия о тайных обществах, возглавлявшему делопроизводственную часть процесса от начала следствия до вынесения приговоров (обобщить сказанное декабристами во время следствия и суда). Царь назвал Боровкову четверых, наиболее ему запомнившихся. Боровков сделал извлечения из ответов Батенкова, Штейнгеля, Александра Бестужева и Пестеля. Он опустил повторы и «пустословие» и оставил главное – идеи, касающиеся исправления дел в России.

В изложении Боровкова идеи декабристов выглядели следующим образом. Начиналось все с противопоставления первых лет царствования Александра (до 1807 года) его последующему царствованию, когда из-за войн с Наполеоном расстроились финансы, произошло обнищание народа и надежды людей остались без исполнения. Победа в Отечественной войне 1812 года ничего не дала народу. Ратники, вернувшиеся из-за границы, из освободителей России и Европы снова превратились в крепостных рабов, и деспотизм хуже прежнего стал царствовать во всей империи. Далее Боровков указал, что: 1) воспитание юношества было пронизано свободомыслием, а окружающая действительность во всем противоречила его идеалам; 2) законы наши запутаны и противоречивы, отчего торжествуют крючкотворы и ябедники, а бедные и невинные страждут; 3) судопроизводство настолько многоступенчато и сложно, что порой недостаточно жизни, чтобы дождаться окончания дела. К сему следует присовокупить несправедливости, злоупотребления, волокиту и лихоимство, до крайности истощающих тяжущихся; 4) система правления государством в губерниях, Сенате, министерствах, Кабинете министров занималась лишь камуфляжем недостатков, прикрываясь «высочайшими повелениями», так что «верховное правительство рассыпалось, потеряло единство и представляло нестройную громаду»; 5) жалованье чиновников вопиюще несоразмерно – меньшинство жирует, а масса нищенствует: «чиновники целого уезда, вместе взятые, не получают жалованья и одного надзирателя питейного сбора»; 6) взимание податей остается в совершенном произволе местного начальства, не подвергаясь ни проверке, ни учету; 7) тяжким бременем лежат на народе дорожные повинности, доводя множество хозяйств до разорения; 8) недоимки, которые жестоко выбивали и выколачивали, почти целиком шли в Петербург, а все остальные города «пришли в упадок, оскудели и упали духом»; 9) казенная продажа вина и соли позволила государству взвинчивать на них цены, одновременно грабить и откупщиков, и подрядчиков, отчего разорились многие знатнейшие купцы; 10) тарифная политика привела к упадку отечественную торговлю в угоду торговле Австрии, Пруссии и Польши; 11) военный флот сгнил в гаванях, ибо не дождался оснащения и вооружения; 12) военные поселения, водворенные насильственно, были приняты «с изумлением и ропотом», но ничего не решили; 13) состояния – дворяне-помещики, личные дворяне, духовенство, купечество, мещане, казенные крестьяне, удельные крестьяне – все испытывают великие тяготы и ждут от нового государя решения своей участи.

В заключение Боровков писал: «Надобно даровать ясные, положительные законы, водворить правосудие учреждением кратчайшего судопроизводства, возвысить нравственные образования духовенства, подкрепить дворянство, упавшее и совершенно разоренное займами в кредитных учреждениях, воскресить торговлю и промышленность незыблемыми уставами, направить просвещение юношества сообразно каждому состоянию, улучшить положение земледельцев, уничтожить унизительную продажу людей, воскресить флот, поощрить частных людей к мореплаванию, словом, исправить неисчислимые беспорядки и злоупотребления».

Свой «Свод» А. Д. Боровков представил Николаю 6 февраля 1827 года. Император велел снять со «Свода» две копии – одну отослал Константину в Варшаву, а вторую дал князю В. П. Кочубею (председателю Государственного совета). Через некоторое время Кочубей, встретив Боровкова, сказал, что император часто просматривает представленный ему «Свод», да и он тоже нередко обращается к нему. А потом Боровков стал все чаще встречать отдельные положения и мысли «Свода» в разных правительственных постановлениях.

Ближайшее окружение нового царя

Чтобы расчистить «авгиевы конюшни» извечной российской бюрократии, Николаю нужны были русские «гераклы», которым эта задача оказалась бы по плечу. Однако вся беда была в том, что бороться с бюрократами он хотел руками же бюрократов, только стоявших на верхних ступенях чиновничьей иерархической лестницы – Табели о рангах. А ими были министры и управляющие разными ведомствами, приравненными к министерствам. Следует также обратить внимание читателя на некий универсальный принцип замещения высших постов в государстве – на родственные связи и отсюда родственную же протекцию. Лишь очень немногие из высших чиновников не принадлежали к родовой аристократии (Сперанский, Канкрин, Вронченко), а фамилии остальных мы уже встречали на страницах, посвященных XVII веку.

Совершенно типичную ситуацию отметил барон М. А. Корф, говоря о 1839 годе, хотя она характерна и для других годов николаевского царствования. «В начале 1839 года, – писал Корф, – все председатели (департаментов) в Государственном совете были в родстве между собою. Князь Васильчиков, председатель общего собрания (т. е. самого Госсовета), граф Левашов, председатель департамента законов и исправляющий ту же должность в департаменте дел Царства Польского, были женаты на родных сестрах (Пашковых). В департаменте военном состоял председателем граф Толстой, их дядя, и, наконец, в департаменте гражданском занимал эту должность Кушников, также близкий их родственник. Это дало повод одному шутнику сказать, что „Совет империи“ преобразился в „семейный совет“. Отсюда круговая порука при совершении должностных проступков и даже преступлений, взаимное амнистирование, полное благоприятствование в прохождении службы и быстрое, непрерывное назначение на самые выгодные и престижные должности».

Александр Иванович Чернышев

Александр Иванович Чернышев (1786-1857) был сыном сенатора и генерал-поручика И. Л. Чернышева, а по матери доводился племянником А. Д. Ланскому (любимцу Екатерины II). При такой родословной начинать службу, конечно, намного легче, чем какому-нибудь чембарскому однодворцу.

Военным министром он стал 42-х лет, сменив на этом посту 65-летнего больного генерала от инфантерии графа А. И. Татищева. Как почти все министры Николая, Чернышев начал службу с наполеоновских войн, обратив на себя внимание Александра I тем, что при отступлении после Аустерлица быстро отыскал Кутузова, которого царь потерял из-за панического бегства с поля боя. Он прославился и тем, что, будучи военным атташе в Париже, выкрал стратегический план готовящейся войны против России. Чернышев выказал исключительное мужество в войне 1812-1814 годов и был одним из самых строгих судей в процессе над декабри-стами.

По восшествии на престол Николай возвел Чернышева в графское достоинство, назначив его вскоре военным министром, а затем и членом Государственного совета. Умный, смелый, внешне весьма привлекательный, умевший располагать к себе людей, он был вместе с тем тщеславен, высокомерен и хвастлив, любил рассказывать о своих подвигах. Хотя, по чести сказать, ему было что вспомнить и чем поразить воображение слушателей.

Александр Христофорович Бенкендорф

Задолго до того, как Николай стал императором, А. Х. Бенкендорф (1781-1844) прославился как один из лучших офицеров русской армии. Служить он начал в 14 лет унтер-офицером в Семеновском полку еще при Павле I, а в 20 лет за храбрость в Кавказской войне уже имел два боевых ордена. Еще один орден и чин полковника он получил в 1807 году за сражение при Прейсиш-Эйлау, а в 1812 году за победу под Велижем 27 июля, когда армия отступала, стал генерал-майором. За эту войну он получил еще 6 орденов (русских и иностранных), золотую шпагу, усыпанную бриллиантами, золотую саблю от короля Великобритании и прослыл одним из самых удачливых и храбрых командиров русской армии. В 1819 году он стал начальником штаба гвардейского корпуса и генерал-адъютантом. Именно он первым представил Александру доклад о тайных революционных обществах в армии, но царь оставил его доклад без последствий. Однако Николай, узнав об этом, 25 июля 1826 года назначил Бенкендорфа шефом корпуса жандармов, командующим императорской Главной квартирой и начальником Третьего отделения. Бенкендорф был беспредельно предан Николаю и в первые годы царствования являлся ближайшим его сотрудником, всегда сопровождая императора в поездках по России и за границей.

Из-за того, что Бенкендорф был шефом корпуса жандармов, ведал политическим сыском и контролировал цензуру, за ним укрепилась стойкая репутация ретрограда, мракобеса и доносчика. А потому многие его боялись и ненавидели, как перед тем боялись и ненавидели Аракчеева. Преследования им писателей, журналистов и общественных деятелей вошли в русскую историю хрестоматийными сюжетами. Понимая, что у жандармов почти повсюду есть свои глаза и уши, о Бенкендорфе говорили только с теми, кому абсолютно верили, да и то шепотом. И лишь весьма немногие позволяли себе почти открытую фронду к другу царя. Одним из таких людей был А. С. Меншиков. Зная стойкое расположение к себе императора, он никого не боялся и даже повесил у себя в кабинете Распятие, а по обе стороны поместил портреты Аракчеева и Бенкендорфа.

Когда заходившие к Меншикову друзья спрашивали: «Что все это значит?» – он, смеясь, отвечал: «Христос, распятый между двумя разбойниками».

Вместе с тем, Бенкендорф был сторонником отмены крепостного права и выступал за смягчение дискриминации евреев. Умер в 1844 году на 62-м году жизни.

Алексей Федорович Орлов

После смерти А. Х. Бенкендорфа его место занял другой друг Николая – Алексей Федорович Орлов (1786-1861). Он был незаконным сыном одного из пяти братьев Орловых. Его отец – генерал-аншеф граф Федор Григорьевич Орлов – женат не был, но оставил после себя пятерых воспитанников (Владимира, Алексея, Михаила, Григория, Федора) и двух воспитанниц (Елизавету и Анну), которым указом императрицы Екатерины II от 27 апреля 1796 года были дарованы дворянские права, фамилия и герб Орловых.

Из пяти сыновей Ф. Г. Орлова самую блистательную карьеру сделал Алексей Федорович, который, как и некоторые другие друзья Николая, тоже начал с воинских подвигов, получив боевое крещение в битве при Аустерлице, а затем пройдя и Отечественную войну 1812 года, и Заграничные походы русской армии. Только при Бородине он получил 7 ран, но не оставил строя. Однако служить в боевых частях ему стало трудно, и уже в 1814 году, когда армия дошла до Рейна и вторглась во Францию, Орлов был назначен адъютантом к Константину Павловичу, а в 1815 году стал флигель-адъютантом Александра I. Через 2 года был удостоен чина генерал-майора, а вскоре – генерал-адъютанта и командира лейб-гвардии Конного полка. 25 декабря 1825 года он был возведен в «графское Российской империи достоинство» за то, что первым привел свой полк на помощь Николаю. Потом стал генералом от кавалерии, членом Государственного совета, шефом корпуса жандармов, главным начальником Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и кавалером всех российских орденов.

В 1856 году Орлов был послом в Париже и 25 августа 1856 года возведен в «княжеское Российской империи достоинство». Так кратко рассказывает об А. Ф. Орлове его двоюродный внучатый племянник граф А. Г. Бобринский в своей книге по генеалогии российских дворянских родов.

Карл Васильевич Нессельроде

На самых верхних ступенях иерархической лестницы империи стоял министр иностранных дел Карл Васильевич Нессельроде (1780-1862), установивший в русской истории до сих пор непревзойденный рекорд длительности пребывания на своем посту. 40 лет был он министром, во всем и всегда покоряясь воле и Александра I, и НиколаяI. Злой на язык атаман М. И. Платов, представляясь простаком, называл Нессельроде «кисель вроде», – не просто играя словами, но вкладывая в это определенный смысл.

Карл Васильевич был сыном русского посла в Лиссабоне – графа Нессельроде. Окончив гимназию в Берлине и Морской корпус в Петербурге, он в 16 лет начал службу в российской кавалерии. Служа в гвардии, был принят ко двору, сблизился с цесаревичем Александром и к моменту его вступления на престол стал камергером двора и полковником гвардии. С 1801 года Карл Васильевич начал служить в Министерстве иностранных дел. За годы царствования Александра он прошел путь от скромного сотрудника российских миссий в Берлине, Гааге и при дворах германских владетельных князей до второго человека (после графа П. А. Толстого) в русском посольстве в Париже. За эти годы Нессельроде завел обширные знакомства и сумел войти в совершеннейшую доверенность к Александру, который поручал ему вести наисекретнейшие дела самого деликатного свойства с Талейраном, Коленкуром, Меттернихом и сносится с тайными агентами не только России, но и других стран. В результате с 1812 по 1816 год Карл Васильевич был управляющим Министерством иностранных дел, долгое время проводя в императорской Главной квартире и присутствуя на многих международных конференциях и переговорах. Так вступил он и в новое царствование, оставшись на посту министра иностранных дел.

Однако следует заметить, что Нессельроде, будучи прекрасным исполнителем царских повелений, никогда не чувствовал себя руководителем внешней политики России. Александр сам руководил ею, и Николай тоже сохранил эти прерогативы за собой. Вследствие этого Нессельроде постоянно испытывал чувство собственной неполноценности и, даже став в 1845 году канцлером, нередко дрожал перед императором. Академик Е. В. Тарле дал Карлу Васильевичу такую характеристику: «Основной его целью было сохранить свое место министра иностранных дел. И он сорок лет с лишком просидел на этом месте. Николай застал его, всходя на престол, и оставил на этом месте, сходя в могилу.

Угождать и лгать царю, угадывать, куда склоняется воля Николая, и стараться спешно забежать вперед в требуемом направлении, стилизовать свои доклады так, чтобы Николай вычитывал в них только приятное, – вот какова была движущая пружина всей долгой деятельности российского канцлера… Царь обыкновенно его ни о чем не спрашивал, и, входя в кабинет для доклада, Карл Васильевич никогда не знал в точности, с какими политическими убеждениями сам он отсюда выйдет».

Министр иностранных дел четко сориентировал и русских послов, подобранных им по собственному его образу и подобию. «Послы, – подчеркивал Тарле, – делавшие при нем карьеру и действовавшие в самых важных пунктах – Николай Дмитриевич Киселев в Париже, барон Бруннов в Лондоне, Мейендорф в Вене, Будберг в Берлине, были люди умные и средне способные, -

во всяком случае, несравненно умнее и даровитее, чем Нессельроде, но сии следовали указаниям своего шефа-канцлера и своим карьеристским соображениям и писали иной раз вовсе не то, что видели их глаза и слышали их уши, а то, что, по их мнению, будет приятно прочесть властелину в Зимнем дворце, то есть нередко льстили и лгали ему почти так же, как и сам Нессельроде. А когда и писали в Петербург правду, то Нессельроде старался подать ее царю так, чтобы она не вызвала его неудовольствия».

Петр Андреевич Клейнмихель

Одной из наиболее одиозных фигур царствования Николая был Петр Андреевич Клейнмихель (1793-1869). Начав военную карьеру в 1812 году адъютантом Аракчеева, он через 7 лет стал начальником штаба военных поселений, а в 1826 году – генерал-адъютантом в свите Николая. Дальнейшую карьеру он сделал благодаря родству с фавориткой Николая фрейлиной Варварой Аркадьевной Нелидовой. Еще более возвысился Клейнмихель, взяв на себя более чем деликатную миссию воспитания внебрачных детей Николая.

Это случилось после того, как П. А. Клейнмихель женился во второй раз на молодой, богатой и бездетной вдове Клеопатре Петровне Хорват, урожденной Ильинской. Ее родная сестра Елизавета Петровна Ильинская была замужем за Аркадием Аркадьевичем Нелидовым – братом смольнянки Варвары Аркадьевны. Выпущенная из Смольного института В. А. Нелидова стала жить в служебной квартире Клейнмихелей, размещавшейся в Главном штабе на площади против Зимнего дворца. На красавицу Варвару Нелидову и обратил внимание Николай. У П. А. Клейнмихеля от второго брака было 5 сыновей и 3 дочери, хотя было известно, что первая жена разошлась с ним из-за того, что Петр Андреевич оказался бесплодным. Это подтверждает в своих мемуарах и военный инженер барон А. И. Дельвиг (двоюродный брат поэта А. А. Дельвига), служивший под началом Клейнмихеля. Рассказывали, что когда очередная любовница императора оказывалась в положении, то графиня Клеопатра Петровна Клейнмихель имитировала беременность, увеличивая объем талии подкладными подушечками и поясами и наращивая живот до тех пор, пока не происходили роды у пассии Николая Павловича. Тогда и Клеопатра Петровна оповещала о том, что родила, и предъявляла обществу очередных сына или дочь, давая им фамилию мужа, хотя своих детей у нее не было.

Генерал от инфантерии, генерал-адъютант, а с 1839 г. и граф, Клейнмихель был и главнокомандующим путями сообщения. Среди эпохальных свершений, к коим был причастным П. А. Клейнмихель, значится и Царскосельская железная дорога – первая в России одноколейная пассажирская линия протяженностью 25 верст, связывавшая Петербург с Павловском. Эту, как ее называли в России, «железку», или «чугунку» (рельсы первых дорог делались из чугуна), по которой стал бегать, по российскому выражению, «сухопутный пароход», «пароходный дилижанец» и, наконец, «паровая телега», построили по проекту и под наблюдением профессора Венского политехнического института Франца-Антона фон Герстнора в 1836-1838 годах, но лавры пожал, конечно же, Клейнмихель.

Первая очередь дороги была проложена между Петербургом и Царским Селом, поэтому вся она стала называться «Царскосельской». Ее открытие произошло 30 октября 1837 года. Николай был одним из пассажиров первого поезда, состоявшего из 8 вагонов. Расстояние в 21 версту поезд пробежал за 33 минуты. Среди наград, полученных Клейнмихелем от царя в связи с открытием движения по Царскосельской дороге, была и трость с бриллиантами в рукояти. Придворные поздравляли Клейнмихеля с новой царской милостью, и только злоязыкий князь А. С. Меншиков сказал главному путейцу России: «На месте государя я не пожалел бы для вас и ста палок».

Однако строительство Царскосельской дороги оказалось лишь прелюдией к созданию уже не одноколейной, а двухпутной железной дороги между Петербургом и Москвой – сооружению не в пример более сложному, нежели предыдущее. П. А. Клейнмихелю в этом деле выпала та же роль – главного руководителя и администратора… К моменту окончания строительства в 1851 году дорога была крупнейшей в мире: кроме пути длиной более чем в 600 верст, было сооружено около 300 различных зданий и 184 моста. Но какой ценой это делалось! Недаром Н. А. Некрасов в знаменитом хрестоматийном стихотворении «Железная дорога» воскликнул: «А по бокам-то все косточки русские!» Это были тысячи безвестных русских мучеников, на костях которых и стояла дорога, которая к тому же оказалась и необычайно дорого2й. На ее строительство было израсходовано 64 млн рублей – в 3 раза больше, чем на Западе. А разница уплыла в карманы чиновников и самого графа. Когда один из послов как-то спросил Николая, сколько же стоит Николаевская железная дорога, царь ответил ему так: «Об этом знают только двое: Бог да Клейнмихель».

В 1843-1850 годах Клейнмихель руководил и строительством первого постоянного моста через Большую Неву – Благовещенского. С 1856 года мост назывался «Николаевским», с 1918 года – «Лейтенанта Шмидта». Первый в истории Санкт-Петербурга огромный (треть версты) каменный мост в 7 пролетов, один из которых разводился, справедливо вызывал восхищение современников. Проект его разработал военный инженер Станислав Валерианович Кербедз, создатель множества выдающихся сооружений в Санкт-Петербурге и других городах России. Строительство моста началось с того, что в дно Невы стали вбивать тысячи свай. Работы велись по старинке, почти вручную, и Кербедз, чтобы облегчить, ускорить и удешевить работы, решил придумать машину для вбивания свай. Пока он производил расчеты и рисовал чертежи, дело, хотя и медленно, все же шло вперед. Перед тем, как сделать заказ на изготовление машины, Кербедз показал свои чертежи Клейнмихелю, прося у него помощи в изготовлении опытного образца.

Кербедз недолго ждал ответа. Граф объявил ему письменно строгий выговор за то, что тот не изобрел такую машину раньше, чем и ввел казну в огромные и напрасные расходы. Таким был уровень научно-техниче-ской мысли главного управляющего путями сообщения и публичными зданиями, к тому времени уже и члена Государственного совета графа и генерал-адъютанта П. А. Клейнмихеля.

Услуги, оказываемые четой Клейнмихель царю, а также постоянная близость ко двору из-за интенсивного строительства множества дворцовых и общественных зданий, ни одно из которых не строилось без утверждения императора, делали П. А. Клейнмихеля столь же безнаказанным человеком, как А. X. Бенкендорф, В. Ф. Адлерберг или А. Ф. Орлов. Как-то на почтовой станции не оказалось свободных лошадей, и взбешенный задержкой Клейнмихель насмерть забил станционного смотрителя. Об этом доложили Николаю, но тот ограничился тем, что приказал Клейнмихелю позаботиться о судьбе вдовы и сирот убитого им кормильца.

И еще раз Николай выказал неудовольствие своим другом: однажды курьер из ведомства путей сообщения вез чемодан с 300 000 рублей и каким-то образом потерял его, не доезжая Луги. Начался розыск, но деньги не находились, и тогда Клейнмихель, скрепя сердце, доложил о случившемся Николаю. Прошло время, и к Клейнмихелю явился крестьянин с чемоданом денег, объяснив, что чемодан он нашел уже давно, но не хотел сдавать его в полицию, чтобы не лишиться вознаграждения за находку. Он сам начал разыскивать хозяина денег, потому-то и потерял столько времени, так как поиск оказался нелегким. Клейнмихель дал честному крестьянину 10 рублей, а когда тот стал робко просить прибавки, сказал, что прибавит ему розг за то, что не сразу заявил о находке. С тем мужик и ушел.

Об этом Клейнмихель тоже доложил Николаю. Тот был поражен скряжничеством Петра Алексеевича и велел Клейнмихелю выдать мужику 3000 рублей, но не из доставленных им казенных денег, а из собственных денег графа. Клейнмихель тотчас исполнил приказ Николая и дал честному мужику 3000 рублей, но тому деньги впрок не пошли: он не знал, как ими распорядиться, и вскоре спился.

Вместе с тем Клейнмихелю нельзя отказать в расторопности, необычайном напоре и бесстрашии браться за любое новое дело – будь то строительство первой в России железной дороги или первого каменного моста через Большую Неву, возведение дворца или строительство телеграфной линии Петербург – Варшава. Однако все это сопровождалось самым разнузданным деспотизмом и ни с чем не сравнимым казнокрадством.

Павел Дмитриевич Киселев

П. Д. Киселев (1788-1872) в 18 лет стал корнетом-кавалергардом. Честолюбивый, красивый, смелый и остроумный, он был принят в лучших домах Петербурга, где приобрел хорошие манеры и светский лоск. Это позволило П. Д. Киселеву завязать знакомство с обер-гофмейстером графом П. А. Толстым, графом А. А. Закревским, князем А. С. Меншиковым, князем А. Ф. Орловым.

В 1812 году он проявил недюжинную храбрость, отличился в битве при Бородине, после чего сам М. А. Милорадович взял его к себе адъютантом. Впоследствии Павел Дмитриевич дошел до Парижа, приняв участие в 25 крупных сражениях; получил 4 ордена и золотую шпагу с надписью «За храбрость». В 1814 году он стал флигель-адъютантом Александра I, сопровождал в поездках на международные конгрессы и за границу. Во время одной из таких поездок, 23 октября 1815 года, он присутствовал при помолвке цесаревича Николая с принцессой Шарлоттой, которая, став вскоре великой княгиней, а затем и императрицей Александрой Федоровной, навсегда сохранила к П. Д. Киселеву свое расположение. Однако быстрая карьера вскружила голову молодому офицеру, и он твердо уверовал в истинность всего того, что говорит, и в правильность всего, что делает.

Выполнение ряда сложных и деликатных поручений Александра I принесло 29-летнему Киселеву чин генерал-майора, а в 1823 году он стал и генерал-адъютантом. Последние 6 лет правления Александра I он был начальником штаба 2-й армии Витгенштейна, особенно благоволил полковнику П. И. Пестелю, не зная, конечно же, о тайной деятельности этого образцового командира одного из лучших полков 2-й армии. В отношении к солдатам П. Д. Киселев был гуманен, категорически запрещал рукоприкладство и следил за тем, чтобы солдат не обкрадывали. Когда открылся заговор декабристов, он попал под сильное подозрение и едва не оказался под судом, но, развив в Тульчине бурную деятельность по розыску заговорщиков, сумел убедить Николая I в своей преданности престолу.

Киселев был постоянным членом всех комитетов по крестьянским делам, что позволило Николаю называть его «начальником штаба по крестьянской части». В 1835 году Секретный комитет (а надо сказать, что все эти комитеты были секретными) выработал под руководством Киселева план постепенного освобождения крестьян, но он не был принят Николаем. Однако Киселев еще в 1816 году, будучи 28-летним флигель-адъютантом Александра I, представил царю записку о постепенном освобождении крестьян от крепостной зависимости, после чего за ним укрепилась репутация либерала и знатока крестьянского вопроса. Знал об этом и Николай, в начале своего царствования сочувствовавший идее осторожного и медленного освобождения крестьян. Было решено начать это дело с упорядочения положения государственных крестьян, живших на казенных землях, плативших ренту и подчинявшихся не помещикам, а государственным чиновникам. Государственные крестьяне к 1837 году составляли около 40 % всего земледельческого населения России, и было их более 8 млн (без учета детей и женщин).

В 1837 году было создано Министерство государственных имуществ во главе с П. Д. Киселевым, которое должно было улучшить состояние государственных крестьян, упорядочить сбор налогов, создать сеть школ и больниц, распространить агротехнические знания и на этой основе при опоре на сельскую общину поднять продуктивность сельского хозяйства. Но основанная на глобальном воровстве государственная система России свела на «нет» благие порывы П. Д. Киселева и его коллег. Государственные крестьяне ответили целой серией так называемых «холерных и картофельных» бунтов. В частности, «картофельные» бунты представляли собой основательно забытую страницу российский истории и оказались для правительства изрядной неожиданностью. В России картофель не был диковинкой – его начали культивировать еще при Екатерине II, которая в 1765 году рекомендовала «сажать земляные яблоки, кои в Англии называются „потетес“, а в иных местах – земляными грушами, тартуфелями и картуфелями». Однако Екатерина лишь рекомендовала сажать картофель, а Николай – предписал, что и вызвало серию «картофельных» бунтов в Поволжье, Приуралье и на Севере, в которых участвовало 500 000 крестьян (больше, чем в восстаниях С. Разина и Е. Пугачева). Бунты продолжались 10 лет (с 1834 по 1844 год) и были жестоко подавлены войсками, причем число убитых и сосланных в Сибирь исчислялось тысячами. И все же Николай победил – картошка стала «вторым хлебом» России.