Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №10 за 1991 год"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Последние были зачинщиками мятежа, среди них и Ирес. Они боялись, что Колон, став вице-королем Индии, то есть приобретя право распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, потребует у них ответа за мятеж. А уж деревьев, чтобы их повесить, вокруг хватало с лихвой. Поэтому мятежники смиренно стояли перед ним на коленях, признавая свои грехи и моля простить их.

Но адмирал Моря-Океана, вице-король новых земель в то утро пребывал в превосходном настроении и не собирался омрачать счастливый день сведением счетов. Мятежники отделались очень легко. В наказание Колон обязал их вылить морскую воду из бочек, заполненных во время урагана, и налить в них пресную воду.

Покончив с этим, Колон повернулся к туземцам и дружескими улыбкой и жестами предложил им подойти ближе. Слов они, разумеется, не поняли, но тон Колона не оставлял сомнения в его мирных намерениях.

В каждой руке он держал по два металлических колокольчика, и глаза дикарей раскрывались от восторга, когда они слышали мелодичное треньканье. Колон протянул колокольчики двум юношам, что стояли ближе других, и те тут же затренькали колокольцами сами.

Один из юношей, посмелее, коснулся рукой рукава камзола адмирала. Затем его меча. Колон же надел на жесткие волосы туземца свою шапочку из алой шерсти. Другому подарил стеклянные бусы. Потом знаком подозвал к себе единственную девушку, изумительно сложенную, загорелую, и подарил ей металлическое зеркальце. Она всмотрелась в свое отражение, сначала с благоговейным трепетом, затем – с радостной улыбкой. И далее, Колон и испанцы, выказывая свое дружелюбие, продолжали раздавать безделушки туземцам, пока их запас не подошел к концу.

Лишь один инцидент омрачил эту идиллию, и инициатором его стал Гомес, только что получивший прощение за участие в мятеже. Он решил показать свой меч индейцу, ощупывавшему ножны. Тот схватился за блестящее лезвие, и из глубокого пореза хлынула кровь.

Ужас охватил туземцев, впервые они увидели, сколь могучи пришельцы, как легко им ранить и даже убить любого из них.

Но адмирал тут же сурово отчитал испанца, который, поникнув головой, убрал меч в ножны.

А потом они пробовали странные, но очень вкусные фрукты и лепешки из маниоки, которыми угощали их лукаянцы. Получили они от туземцев и другие подарки, но как мало могли те предложить, кроме Своих дротиков да ручных попугаев, необычных птиц с ярким оперением, изумивших испанцев тем, что говорили совсем как люди, будто обладая человеческим разумом.

Более всего Колона заинтересовали пластинки из самородного золота, которые многие лукаянцы носили в носу. Пластинки эти указывали на то, что золота в этих местах в избытке, как и писал Марко Поло. Крутя в руках одну из пластинок, Колон знаками попытался спросить у туземцев, где они их взяли: Как он понял, пластинки приходили к ним откуда-то с юга, и Колон предположил, что речь идет о Сипангу. Тем временем, уловив интерес Колона, туземцы подарили ему несколько пластинок, еще более укрепив его в мысли, что уж в Сипангу-то золота этого хоть пруд пруди.

Они провели на Сан-Сальвадоре и следующий день. На шлюпках испанцы прошли вдоль берега, держа курс на северо-запад. Всюду их приветствовали туземцы. Некоторые даже подплывали к лодкам с легкостью, удивлявшей испанцев. Другие сопровождали испанцев на челнах, выдолбленных из стволов деревьев. Среди челнов встречались и такие, что могли вместить до пятидесяти человек.

Утверждая власть Испании над Сан-Сальвадором и скорое обретение местными жителями христианской веры, Колон воздвиг на берегу большой крест. А затем, наполнив бочки водой, взяв на борт дрова и фрукты, в тот же вечер испанцы подняли якорь и вышли в море, не отказываясь от намерения найти Сипангу. На «Санта-Марии» отплыли с ними и семь лукаянцев, или ганаани, как называли они себя, хотя желающих было гораздо больше»

Чтобы перейти от языка жестов к более удобным формам общения, лукаянцев начали незамедлительно обучать испанскому. Сначала им показывали какую-то часть тела и называли ее по-испански до тех пор, пока лукаянцы, поняв, что от них требуется, в точности не повторяли произнесенное слово. Затем пришел черед таких понятий, как небо, солнце, море, ветер, дождь, земля, деревья. После этого – предметов обихода. Лукаянцы учились на удивление быстро и уже через несколько дней могли вести простой разговор. Научились повторять две молитвы и креститься. Все это делали они с готовностью и радостью, и Колон увидел в этом их стремление стать верными христианами.

Через день после отплытия с Сан-Сальвадора бросили якорь у другого островка, с такой же буйной растительностью и туземцами, как две капли воды похожими на ганаани. Колон еще более утвердился во мнении, что они достигли тысячи островов, которые, по сведениям Марко Поло, окаймляли восточное побережье материка. Остров он назвал Санта-Мария де ла Консепсьон.

Следуя далее на запад, каравеллы догнали обнаженного индейца, в одиночку плывшего в челне. Его подняли на борт вместе с суденышком, в котором нашли тыкву с водой и лепешку из маниоки. По нитке бус на шее индейца Колон догадался, что того послали на другие острова, чтобы предупредить о пришествии необычных людей. Поскольку индеец мог поспособствовать их доброму приему на еще не открытых островах, Колон увлек его в каюту, где угостил медом, хлебом, вином и щедро одарил красной шапочкой, бусами, колокольчиками. После этого челн спустили на воду и дозволили индейцу продолжать плавание.

И действительно, когда днем позже, пролежав ночь в дрейфе, они достигли нового острова, индейцы облепили их, наперебой предлагая фрукты, печеный картофель, лепешки из маниоки. На этом острове они заметили первые элементы примитивной цивилизации. Хотя все мужчины и большинство женщин ходили обнаженными, среди последних уже существовало понятие одежды, ибо некоторые носили фартуки, сотканные из хлопка. Жилища их напоминали шалаши, со стенами из ветвей и крышами из пальмовых листьев. Спали они на нитяных сетках, которые испанцы нашли весьма удобными и позволяющими экономить немало места, и в дальнейшем использовали для себя, сохранив индейское название – гамак. Здесь же они увидели первых животных – прирученных собак, кроликов, ящериц длиной до шести футов, которых индейцы называли игуанами. Мясо последних оказалось весьма приятным на вкус.

На этом острове, названном Колоном Фернандина, и на соседнем, которому он дал имя Изабелла, они провели несколько дней, наслаждаясь красотой здешней природы и не переставая удивляться плодородию земли. На каждом из островов, закрепляя владычество Испании, Колон установил по кресту.

Он собирал образцы местной растительности – травы и пряности, но золота не находил, за исключением украшений, которые охотно предлагали ему индейцы.

Лукаянцы уже настолько хорошо освоили испанский, что смогли ответить на вопрос, откуда берется этот желтый металл. Как выяснилось, его привозили с юга, с острова, называемого Куба, и другого, расположенного восточнее. Как понял Колон из разговора с лукаянцами, золото и пряности привозились оттуда. Возможно, толкование было слишком вольным, но Колон тем не менее решил, что Куба и есть желанный Сипангу, а потому направил каравеллы на юг.

Останавливаясь по пути у различных островов, каждый из которых казался им прекрасней предыдущего, 28 октября, через полмесяца после высадки на Сан-Сальвадоре, перед испанцами во всем великолепии предстала Куба с ее высокими горами, густыми лесами, побережьем, протянувшимся до горизонта с запада на восток.

Бросив якорь в устье полноводной реки, Колон объявил остров собственностью Испании и назвал его Хуаной, в честь принца Хуана, пажом которого служил теперь маленький Диего.

Красота и плодородие нового приобретения превзошли все их ожидания. И обитатели острова перешагнули стадию примитивной невинности, с которой испанцы встретились ранее, поскольку все они прикрывали тело подобием одежды. Поняли они, что кубинцам знакомо и чувство страха, так как при приближении незнакомцев все они убежали в леса, оставив свои хижины. Хижины эти строились посолиднев, чем шалаши на Фернандине. В них испанцы нашли грубо вырезанные статуэтки и маски, а также крючки, гарпуны, сети, сотканные из пальмовых нитей. Из этого испанцы вделали вывод, что питались туземцы главным образом рыбой.

На каждом шагу испанцев поджидали новые чудеса. Одни деревья цвели, на других наливались соком фрукты, у третьих ветви гнулись под тяжестью спелых плодов. Попугаи зеленые дятлы сидели среди густой листвы, колибри вились над цветами, а уж совсем поразила их стая розовых фламинго, пролетевших над головой.

Они плыли на запад вдоль побережья острова, длиною превосходящего Англию и лишь немного уступающего Англии и Шотландии, вместе взятых. Но не достигли западной оконечности острова, потому что Пинсон со слов двух лукаянцев, находящихся на борту «Пинты», понял, что перед ними – материк.

Колона это не убедило, поскольку он полагал, что его люди никак не могут находиться на побережье Китая. И он и дальше плыл бы на запад, но лукаянцы уверили Колона, что золота больше всего в Богио, на востоке. В то же время, если они все-таки достигли Азии, где-то в глубине материка должно было находиться государство Великого Хана, о котором писал Марко Поло. Чтобы ответить на этот вопрос, Колон отправил на берег экспедицию, в состав которой вошли Торрес, знаток языков, и два индейца, один с Сан-Сальвадора, лучше всех освоивший испанский, и второй – из кубинской деревеньки. К тому времени испанцы уже наладили отношения с местными жителями.

Пока экспедиция шла в глубь острова, Колон продолжал плыть на запад вдоль дивной красоты берега, но до его оконечности так и не добрался. В итоге он повернул назад и вновь бросил якорь в устье реки, на месте своей первой стоянки на Кубе, где и стал дожидаться возвращения своих людей. Государства Великого Хана те не нашли. Им встретилась большая деревня, окруженная обширными полями маиса. Их встретили очень тепло, хорошо приняли, и среди увиденных чудес они упомянули о привычке индейцев сворачивать листья какого-то растения, называемого табаком, поджигать их с одного конца и вдыхать дым, который, по их словам, снимал усталость. Никаких богатств испанцы не обнаружили, за исключением удивительного плодородия почвы, что само по себе, естественно, могло послужить источником богатства. Но золота не было, и им также сказали, что источник желтого металла сосредоточен на большом острове, называемом Богио.

Так что Колон поднял якорь и взял курс на северо-восток. Вместе с испанцами в плавание отправились полдюжины кубинских юношей и столько же женщин.

Глава 32. Мартин Алонсо

Помимо того, что Мартин Алонсо сбил с толку Колона, утверждая, что они достигли материка, он скорее всего вызнал у своих лукаянцев что-то очень важное, заставившее его выбрать иной, отличный от эскадры, путь.

Случилось это в конце ноября, когда Колон, встретившись со встречным ветром и бурным морем, решил вернуться на Кубу. Сделав крутой разворот, он отдал приказ выстрелом бомбарды подать сигнал двум другим каравеллам следовать за ним. Висенте Пинсон тут же повиновался. Но «Пинта», не обращая внимания на последующие выстрелы, продолжала следовать прежним курсом. Даже после наступления ночи, положив «Санта-Марию» в дрейф, адмирал продолжал подавать сигналы фонарем на верхушке мачты. Тем не менее, когда взошло солнце, «Пинту» они не увидели.

Столь подчеркнутое неповиновение отданной команде встревожило Колона. Вновь пробудилось в нем недоверие к Мартину Алонсо. В богатом, многоопытном купце при всех его несомненных достоинствах чувствовалось необузданное честолюбие. Поэтому, собственно, с такой неохотой Колон согласился на участие Мартина Алонсо в экспедиции. Он подозревал, что тот, представься удобный случай, попытается присвоить себе лавры первооткрывателя. Может, размышлял Колон, именно этим и обусловлено поведение Алонсо. Неужели он сам отправился на поиски Сипангу, чтобы обогатиться найденными там сокровищами, а затем, вернувшись в Испанию, оттеснить Колона на второй план? Предположение это представлялось адмиралу весьма логичным, учитывая те интриги, которые плел Алонсо в Палосе, стремясь убедить Колона взять его в долю.

Но, какими бы ни были истинные цели Алонсо, предпринять Колон ничего не мог, поскольку по скорости «Пинта» значительно превосходила «Санта-Марию». Поэтому, несмотря на негодование и дурные предчувствия, с которыми адмирал не замедлил поделиться с Висенте Пинсоном, оба оставшихся корабля двинулись на восток, нанося на карту очертания береговой линии Кубы. В первую неделю декабря они достигли восточной оконечности острова, являющейся, если верить утверждению Мартина Алонсо, и восточной оконечностью Азии.

Колон, однако, рискнул поплыть дальше, и вскоре на юго-востоке они увидели вздымающиеся к небу горы. Великолепие нового острова потрясло испанцев. Да и в наши дни Гаити по праву считается одним из красивейших уголков Земли.

Колон сошел на берег, как обычно, объявил остров собственностью Испании, нарек его Эспаньола, а затем воздвиг крест на высоком холме над бухтой, где бросила якорь его эскадра.

На Гаити они увидели не только деревни, но связывающие их дороги и другие признаки пусть рудиментарной, но более развитой, чем на той же Кубе, цивилизации. И здесь индейцам оказалось знакомо чувство страха, поэтому все они покинули жилища при появлении кораблей, ища спасения в лесах.

Испанцы провели на острове почти неделю, прежде чем им удалось захватить одну индианку, которую тут же доставили к адмиралу.

Цивилизация на Гаити еще не достигла стадии, требующей обязательного ношения одежды, и девушка, прекрасно сложенная, загорелая, была совершенно обнаженной.

В ужасе она боролась изо всех сил, пытаясь вырваться, и двое дюжих испанцев с трудом втащили ее на корабль и бросили перед адмиралом. Без сил застыла она у его ног.

Колон подозвал к себе одного из лукаянцев и попросил объяснить девушке, что они пришли с миром и никому не желают зла.

Немного успокоившись присутствием человека ее племени, убедившись, что и другие индейцы, похоже, ладят с этими бледнолицыми, бородатыми незнакомцами, она решилась глянуть на высокого, разодетого мужчину, что стоял перед ней. Колон ободряюще улыбнулся, что-то ласково сказал, хотя она не поняла ни слова. Постепенно страх покинул ее, она села, огляделась. Теперь ее не пугали даже стоящие вокруг улыбающиеся, заросшие черным волосом мужчины. Ее уговорили пройти с Колоном и лукаянцем-переводчиком в адмиральскую каюту. Там Колон угостил ее хлебом и медом. Пока девушка ела, ее большие темные глаза изумленно оглядывали каюту. Лукаянец, сидя на сундучке, заверил ее, что адмирал позволит ей незамедлительно вернуться на берег.

Она же, похоже, уже никуда не торопилась и, утолив голод, встала и с детским любопытством прошлась по каюте, прикасаясь рукой ко всему, что видела.

При расставании Колон еще более порадовал ее, подарив стеклянные бусы и колокольчики. В шлюпку она спускалась, смеясь. Вместе с ней испанцы высадили на берег двух лукаянцев-переводчиков. Они должны были подтвердить слова девушки, что пришельцы ничем не грозят обитателям Гаити. И действительно, после ее рассказа об увиденных на корабле чудесах и радушном приеме, индейцы тысячами высыпали на берег, приветствуя божественных существ, явившихся к ним с неба.

Они повели Колона и отряд испанцев в глубь острова, в большую деревню, состоящую из тысячи домов, и устроили в его честь пир, угостив рыбой, лепешками из маниоки, удивительными тропическими фруктами.

На Гаити испанцы провели полмесяца. Путешествовали по острову и везде встречали их с благоговейным почтением. Да и к кораблям часто подплывали челны индейцев, маленькие и большие, выдолбленные из огромных стволов красного дерева. Индейцы щедро делились с испанцами не только едой и фруктами, но и золотом. Украшения из золота встречались в изобилии, то есть на острове его хватало. Гаитянцы отдавали золото даром, ничто не прося взамен, и бывали безмерно счастливы, получая бусы или колокольчики.

Среди тех, кто желал засвидетельствовать свое почтение всесильным пришельцам, были и касики. Один из них, прибывший в носилках, которые несли четверо мужчин, отобедал с адмиралом в каюте последнего на «Санта-Марии». Прощаясь, он подарил адмиралу пояс и две золотые пластинки.

Побывало на флагманском корабле и посольство более могущественного касика, Гаканагари, принеся с собой плетеный пояс удивительной красоты и большую деревянную маску с глазами, носом и языком, отлитыми из золота. Подарил он также Колону золотые самородки и двух ручных попугаев. Касик этот правил большим городом на северо-западе Гаити, в котором испанцы еще не успели побывать. Там не только строили дома и вырезали из дерева статуи. Жители его уже имели понятие об одежде, и хотя большинство ходили обнаженными, многие, включая касика, носили набедренные повязки.

Видя проявляемый испанцами интерес к золоту, гаитянцы рассказали им, что более всего желтого металла в восточной части, острова, которую они называли Сибао. Они говорили, что тамошние касики отливают из золота целые статуи.

Анализируя слова гаитянцев, Колон пришел к выводу, что Сибао – исковерканное Сипангу, то есть в восточной части острова и находятся сокровища, о которых писал Марко Поло. И накануне Нового года Колон приказал поднять якорь и взять курс на восток. Но добраться до Сибао им не удалось, ибо случившееся в ту ночь несчастье положило конец новым открытиям.

«Санта-Мария» лежала в дрейфе в лиге от берега. Ночь выдалась спокойной, море было гладким, как шелк, и не только вахтенные, но и рулевой потеряли бдительность. Ослушавшись приказа Колона, все они завалились спать, оставив у румпеля юнгу.

Недвижимость моря оказалась обманчивой. Подводное течение понесло «Санта-Марию» к берегу, а юнга не обратил внимания на усиливающийся шум прибоя. Внезапно дно каравеллы заскрежетало по песку, а накатывающие волны начали заваливать ее на бок.

Проснувшись, адмирал выскочил из каюты и, возможно, еще сумел бы спасти судно, если б команда в точности выполнила его указания.

Он велел вахтенным сесть в шлюпку, захватив с собой якорь, закрепленный на корме, и с его помощью стащить каравеллу с мели. Вахтенными командовал Коса, но, стремясь сделать как лучше, вместо того, чтобы выполнить приказ Колона, он поплыл к «Нинье», находящейся в миле от «Санта-Марии», чтобы привлечь на помощь ее команду. Промедление оказалось роковым. Когда подоспела «Нинья», помощь «Санта-Марии» уже не требовалась. Течение загнало каравеллу еще ближе к берегу, развернуло, и волны прибоя быстро сделали свое дело. Корпусные швы начали расходиться, вода смыла планширь левого борта и хлынула в трюм.

Маленькая каравелла, на которой Колон пересек Атлантический океан, погибла. Осталось только спасти кое-какое снаряжение, припасы, вино, чем они и занялись на Рождество Христово. Гаитянцы на своих челнах помогали им разгружать «Санта-Марию», предоставив в их распоряжение хижины на берегу.

Когда же разгрузка закончилась, испанцы задумались о своем будущем, о последствиях кораблекрушения. И быстро поняли, что на крошечной «Нинье» всем им в Испанию не вернуться. Поэтому они решили построить форт для тех, кто останется на Эспаньоле до следующей экспедиции.

Строили они капитально, используя обшивку корпуса погибшего корабля. На стенах установили бомбардиры, также снятые с «Санта-Марии». Последнее, однако, казалось совершенно бессмысленным. В мире и покое Эспаньолы даже сама мысль о войне представлялась кощунственной.

Гаитянцы во всем помогали, а Гаканагари постоянно выказывал свое доброе отношение к Колону, посылая ему в подарок золотые пластины и украшения и деревянные маски с золотыми ушами, глазами, носом.

Каждый день адмирал получал все новые золотые подношения, то ли пластины, то ли песок, свидетельствующие о богатстве острова. Теперь Колон уже не жаждал найти источник золота. Он знал, что его тут много, и успокаивал себя тем, что поиски месторождения можно отложить до лучших времен. Тревожило его лишь отсутствие Мартина Алонсо, мысль о том, что этот предатель мог уже отправиться в обратный путь, чтобы опередить Колона и присвоить себе лавры открывателя Индии.

Впрочем, была у Колона еще одна и, пожалуй, более серьезная причина для волнений. Возвращаться в Испанию предстояло на «Нинье», самой маленькой из каравелл, отплывших из Палоса. Колон хорошо представлял себе опасность такого плавания. Если он сгинет в океане вместе с бортовым журналом, картами, подробным дневником, если и Мартина Алонсо, так же плывущего в одиночку, постигнет аналогичная участь, в Испании никто не узнает о его открытии. Наоборот, будет заявлено, что экспедиция погибла, не преодолев пределов обитаемого мира. И его имя вместо того, чтобы войти в историю, станет синонимом мечтателя, шарлатана. И люди, которых он оставлял на Эспаньоле, первые колонисты Нового Света, станут и последними. Они доживут свои дни на этой прекрасной земле и отойдут в небытие.

Другие участники экспедиции об этом и не задумывались, и не было недостатка в тех, кто хотел бы остаться на острове, продолжить разведку его богатств, а может, и поработать на найденных золотых копях.

С большой неохотой расставаясь с Васко Арандой, адмирал, однако, назначил его командиром сорока человек, остающихся в Ла Навидад, как он назвал форт, построенный после кораблекрушения. Заместителем Аранды стал Хименес, с ними же остался и Эсковедо, королевский нотариус. На него возложили обязанность вести учет поступающего золота. Не обделил адмирал маленькую колонию и мастерами, оставив плотника, бондаря, кузнеца, портного, оружейника, а также хирурга, плывшего на «Нинье».

В первые дни января подготовка к отплытию завершилась, и в пятницу, 4-го числа, Колон поднял якорь и пошел на восток, держа курс на мыс, названный им Монте-Кристи. Сильный встречный ветер, однако, поубавил их скорость, и они не успели удалиться от берега Эспаньолы, когда 6 января увидели пропавшую «Пинту».

Неожиданное возвращение беглянки удивило Колона и одновременно успокоило. Во-первых, он уже мог не опасаться, что Мартин Алонсо опередит его с возвращением в Испанию. А во-вторых, наличие второго корабля значительно повышало шансы на благополучное возвращение. Тем не менее адмирал не скрывал негодования по поводу действий капитана «Пинты» и решил выразить ему свое неудовольствие.

«Пинта», идущая под всеми парусами, быстро приближалась к ним, и Колон, желая услышать объяснения Алонсо, приказал развернуть «Нинью», и вслед за «Пинтой» они бросили якорь в безопасной бухте, неподалеку от оконечности Монте-Кристи.

Колон поджидал Мартина Алонсо у верхней ступени короткого трапа «Ниньи». Рядом стоял Висенте Янес Пинсон, предчувствовавший, что брату может потребоваться его поддержка.

Мартин Алонсо взошел на палубу, приветственно поднял руку, улыбнулся.

– Сохрани вас бог, адмирал, и тебя, Висенте.

Лицо Колона осталось суровым.

– Наконец-то соизволили вернуться, – холодно процедил он. – Хотелось бы знать, что вас задержало и почему.

Алонсо продолжал улыбаться.

– Начнем с «почему», ибо я не могу взвалить на себя ответственность за случившееся. Под натиском непогоды «Пинта» не могла плыть иначе.

– Кроме как против ветра, – съязвил Колон.

– Я испугался близости берега. Буруны указывали на подводные рифы. Мы ничего не знали о течениях, которые вкупе с ветром могли принести беду. Поэтому я продолжал идти против ветра, удаляясь от суши, как делали и вы, когда я видел вас в последний раз.

– Я делал это лишь потому, что продолжал подавать вам сигналы, требуя разворота.

– Сигналы? Пусть я умру на месте, если видел их.

– У вас что-то с глазами ]ли у всей-команды?

– Вы забываете, что видимость была хуже некуда и спускался туман,

– Да, да, [так оно и было, – подтвердил Висенте.

– А как Ваши уши? Вы еще и оглохли? Я приказал стрелять из бомбарды.

– Правда? – глаза Мартина Алонсо изумленно раскрылись. – Должно быть, всё заглушил шум прибоя.

– У вас на все готов ответ, – сердито бросил Колон.

– Конечно, адмирал, – Алонсо нагло улыбнулся. – А исходя из того, что вы потеряли «Санта-Марию», осторожность моя более чём оправданна.

– «Санта-Марию» я потерял совсем не в тот день. Она села на мель при полном штиле из-за халатности рулевого.

– При полном штиле! Вот вам и доказательство того, что приближаться к берегу опасно. Но что мы всё говорим да говорим, адмирал. Не стоит сердиться на меня. Я не терял времени даром. Открыл бухту на востоке и реку, которую назвал Мартин Алонсо. Тамошние земли я объявил своей собственностью и собрал все золото, которое там было.

Лицо адмирала потемнело еще больше. Какое право имел этот человек делать то, что положено было только ему?

– О чем вы говорите мне, сеньор? Вы прибрали себе часть Эспаньолы, хотя я уже объявил весь остров собственностью владык Испании? Не слишком ли много чести? Остров принадлежит королю и королеве, и более никому. Да еще назвали реку своим именем. Какая наглость! Об этом не может быть и речи.

Мартин Алонсо побагровел.

– При чем здесь наглость?

– Действительно, при чем? – встрял Висенте. – Если он открыл реку, почему он не может назвать ее своим именем?

– Своим именем? Я открыл весь Новый Свет, но покажите мне хоть кусок суши или воды, названный моим именем?

Мартин Алонсо промолчал, но Висенте нашелся с ответом.

– Вы могли бы это сделать, адмирал, будь на то ваше желание.

– Вот именно, будь на то мое желание! Есть у меня одно желание – как следует наказать этого зарвавшегося наглеца.