Текст книги "Журнал "Вокруг Света" №5 за 1996 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
– Это он, – сказал Санчес, указывая глазами на Рамона.
– Сеньор Эредиа? – спросил человек в желтой металлической каске и, соскочив с мула, подошел к Рамону. – Староста в деревне сказал, что тут птицы уничтожили фрукты...
– Да, сеньор, – ответил Рамон. – Об этом уже все болтают. Вон там растет аньон, – указал он пальцем. – Сначала обобрали его. Там, подальше, сеньор, заросли нисперо, прошлой ночью взялись за них.
Доктор Риско потер руки.
– Слышите? – повернулся он к Солецкому. – Здесь они. А как выглядели? – снова обратился он к Рамону.
– Не знаю, сеньор.
– Ну, большие? Как кричали? Сколько их было?
– Ночи теперь темные... – ответил Рамон.
– Сеньор Эредиа, – не давал тому собраться с мыслями доктор, – летучие мыши здесь водятся?
– А как же! Но это не они. Те никогда не трогали фруктов, такое приключилось впервые.
– А пещера?
– Там вон, сеньор, – махнул Эредиа рукой в сторону каменной стены.
– Туда кто-нибудь ходил?
– Никогда, – покрутил головой Рамон. – Никто туда никогда не входил.
– В таком случае, – сказал доктор, – мы будем первыми.
– Сеньор? – удивился Эредиа.
– Если это действительно птицы, – размышлял доктор, – значит, день они проводят в пещере. В эту пору года у них должны быть гнезда с выводками.
– Вы сами-то их когда-нибудь видели?
– В Венесуэле, – ответил Риско. – Там есть грот, который так и называется – Гуахаро. Гуахаро летают в полной темноте.
– Кофе стынет, – бросил Фернандо, стоявший у доктора за спиной, – никуда не годится, сеньор.
– Верно, – спохватился Рамон. – Совсем забыл, извольте за мной. – И отправился первым, разводя наклонившиеся к тропинке листья бананов.
Последним шел проводник, ведя за узду мула, остальные животные двинулись сами и остановились перед домом. Проводник принялся развязывать узлы постромок и спускать на землю тюки.
Солнце, поднимаясь все выше над известняковыми горбами, заливало долину светом. Где-то далеко, в зарослях, прошло к водопою стадо зебу. Взлетели стервятники аура тиньоза – «паршивые фифы», как насмешливо называли их местные, и, ходя кругами, высматривали добычу. Небо было чистым, но с юга его начали затягивать полосы облаков.
Из гущи бананника, окружавшего домишко, высунулась голова мула, потом седок, а следом показались остальные животные, привязанные один за другим. Освобожденные от груза, они двигались легко. Ездок дремал, опустив голову. Караван пересек долину и скрылся в прибрежных зарослях бамбука.
Спустя час из-под бананов появился Рамон, за ним Риско и Солецкий с рюкзаками на спинах. Последним тащился Фернандо, державший в обеих руках бензиновые лампы. Рамон провел гостей к деревьям. Здесь, меж нижних ветвей, они раскинули сеть с крупными ячейками и замаскировали ее в листве.
– Ловушка готова, – сказал доктор. – Теперь – в пещеру.
Они направились напрямую к отвесной стене горы, укрытой кожухом растений. У основания, тоже в зарослях, находился пока невидимый вход в пещеру. Рамон взмахнул мачете, первый же удар широкого лезвия рассек стену лиан. Поднялся ветерок и подхватил лоскутья листьев, относя их в сторону.
Солецкий, прежде чем нырнуть в мрачный туннель, кинул взгляд наверх, к вздымающейся над ним стене. Там, наверху, ветер был значительно сильнее. Зеленый кожух колебался, словно живой. Раскачивались косы вьюнов и плюща, махали саблеобразными листьями пальмы, вцепившиеся в известняковые полки. Начинали шуметь и потрескивать ветки. Небо затягивали тучи.
По туннелю в зарослях добрались до края неглубокого каньона, по которому протекал ручей. Спустились по откосу на самый берег. Поток вырывался из каменного жерла; вода была темная, словно насыщенная мраком подземелий. Ручей носил название Маль-Номбре – ручей Дурной Славы. Вода обтекала известняковые глыбы, свалившиеся с обрыва, раскачивала нити лиан. Плотная бахрома таких лиан заслоняла вход в пещеру, свисая с каменной арки.
Рамон остановился перед этим живым заслоном и опустил мачете.
– Теперь послушайте, – шепнул он. – Там, в глубине...
Они затаили дыхание. В подземелье слышалось приглушенное бульканье, но вот до них долетел далекий, резкий звук, как бы короткий звон серебряной струны. Звук повторился второй раз и третий. Несколько секунд стояла тишина, и снова в том же ритме раздались те же звуки.
Рамон сжал в руке рукоять мачете. Он внимательно наблюдал за тем, какое впечатление звуки произвели на его спутников. Лица Фернандо не было видно под опущенным на нос сомбреро. Только губы презрительно скривились, и Фернандо молча принялся разжигать лампы, стоявшие на плоском камне.
– Скорее всего, капли, – улыбнувшись, тихо сказал Риско. – Признаться, они, и верно, звучат почти как струны.
Сейчас проверим.
– Я туда не пойду, сеньор! – предупредил Рамон, отступив на шаг.
Он сунул мачете под мышку, раскурил сигару, а увидев, что доктор раздвигает плотную бахрому лиан, еще немного попятился. Люди скрылись за зеленым занавесом, он остался в одиночестве. Кругом раскачивались деревья, в зарослях потемнело. Порывы ветра сотрясали чащу, сыпались листья и сломанные ветви. Рамон понял, что происходит нечто необычное, и, не задерживаясь ни минуты, решительно направился к дому.
Доктор Риско, Солецкий и Фернандо медленно двигались по каменистому дну пещеры, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Вскоре в резком желтом свете ламп удалось рассмотреть свод туннеля и его стены. Но тут кончилась сухая дорога. Для того, чтобы двигаться дальше, надо было войти в воду. Доктор наклонился, опустившись на колени, а когда поднес лампу к мерцающей поверхности, лучи пронзили ее и стало видно дно: голый, гладкий камень, по которому поток перекатывал камушки.
– Кажется, – сказал Риско, – дальше пройти не удастся. Здесь надо бы лодку... – Он неуверенно глянул на Солецкого.
Фоторепортер поймал его взгляд и прочел в нем все, чего опасался доктор: тьма, холодная глубокая вода, иссеченное щелями дно, ответвления туннеля, в которые впадают боковые потоки, и вдобавок ко всему – резкий, таинственный звон струны... Казалось, даже воздух пещеры насыщен запахом таинственности.
– Пустите меня вперед, – сказал Солецкий. – Я спущусь в воду, а вы подадите лампу. Попробуем обойтись без лодки.
Он тут же погрузился по пояс. Вода заполнила ботинки и приклеила к ногам брюки. Холодными струями омывала тело. Солецкий положил на каску рюкзак с фотокамерой и, придерживая его одной рукой, другую протянул за лампой.
– Теперь вы, доктор! Смелее!
Но вторым в поток вошел не Риско, а Фернандо. Он натянул на уши сомбреро, быстро погрузился в воду и, не ожидая никого, побрел против течения. Солецкий немного удивился, заметив в его глазах какой-то странный огонек.
Доктор Риско, знавший прошлое Фернандо, мог бы угадать его мысли, но сейчас, вступая в подземную реку, ни на что не обращал внимания.
Циклон зародился над Атлантикой, к западу от Малых Антильских островов. Его центр – могучий вихрь воздуха, мчащегося с дьявольской скоростью, – после недолгого колебания двинулся на северо-запад, проходя за час четыреста морских миль. Предупрежденные по радио, корабли меняли курс и на всех парах уходили с его пути. Рыбаки с Антильских островов, поняв, по цвету моря и странной стоячей волне, идущей с юга, что их ждет, прекращали лов и вытаскивали лодки на прибрежный песок как можно дальше от берега.
Циклон, ломая пальмы, краешком задел Кайо-Пальма и Кайо-Пирата – остров Пальм и остров Пиратов, пересек наискосок Карибское море, проскользнул между большим островом Пинос и пляжами Кубы и, понемногу тормозя, добрался до Пинар-дель-Рио, закончив здесь свою жизнь. Воздушный вихрь распался на десятки потоков, которые помчались во все стороны света, творя неописуемый хаос в атмосфере. Однако с каждой минутой они теряли силу, и их удары уже не могли пригнуть к земле даже гибкие кокосовые пальмы. По мере того как циклон стихал, небо затягивали тучи, и вскоре на море, на остров Пинос, на скалистые побережья Пинар-дель-Рио и всюду, где прошла туча, упали первые капли дождя. Упали они и на долину Пика-Пика и высокий горб Моготе Вирхен.
Тяжелая дробь дождя забарабанила по листьям горных пальмочек. Капли прошивали их навылет и били по саблевидным агавам, по гирляндам вьющихся кактусов, стекали струями по коре юкки и кроваво-красным стволам альмасиго. Ветер утих, и теперь был слышен только яростный гул водяных потоков и шум растений, по которым колотила низвергающаяся с небес вода.
Птицы – крикливые длиннохвостые погонялы, зеленые попугайчики, крохотные, как бабочки, колибри и немногим обогнавшие их в росте дикие голуби – укрывались под листьями, прячась в глубине ветвей. Наконец лес промок до самой почвы, и уже некуда было убежать от дождя. Падали с веток улитки, а с шаровых гнезд термитов, прицепившихся к стволам, вода лилась, как из выжимаемой губки. Наконец она добралась до основания горы, и в одно мгновение светлый известняк заблестел, как черный мрамор. Вода очищала склоны Моготе Вирхен, смывая с них пыль и прах, остатки сухих листьев, кожуру семян. Она собиралась в ручейки, те – в ручьи, которые тут же заполняли углубления, проникали в трещины и щели, распугивали «каменных собачек» – мелких серых ящериц и выгоняли из-под камней больших, как сурки, грызунов – хутий. Там бежал от потопа маленький крабик, таща на спине уворованный панцирь – домик улитки, тут, глядишь, переползали под сухой козырек зеленые змеи.
Потоки воды, бурлящие и пенящиеся, по-прежнему питаемые густеющими тучами, устремлялись в щели, рассекающие телеса горы, и по ним, все ниже и ниже, через мгновенно отыскиваемые отверстия, добирались до темных пустых пространств внутри массива.
Трем людям, бредущим по подземному потоку, не пришлось долго решать загадку таинственной струны. Едва поблек дневной свет, проникавший сквозь каменные ворота, как двигавшийся первым Фернандо остановился и, подняв фонарь, проворчал:
– Здесь, сеньоры. Сейчас я ее успокою.
Он протянул руку, и спустя минуту на нее упали капли: одна, вторая, третья, но на этот раз вместо серебристого звона послышались только негромкие шлепочки. Фернандо пожал плечами и хотел идти дальше, но его остановил Солецкий. Он намеревался сделать снимок того, что «играло на гитаре», и, стоя по пояс в воде, передал Фернандо свой рюкзак. Вынул оттуда аппарат и вспышку и направил объектив на то место, где капли, падая с каменного навеса, ударялись о поверхность валуна. Их упорный труд выбил в камне отверстие в виде трубки диаметром не больше карандаша. Именно в нем удары капель звучали, как звон струны.
Наконец пошли в глубь пещеры. Теперь удивительная музыка звенела уже за спиной. Фернандо, по-прежнему рвущийся вперед, снова приостановился. Солецкий и Риско видели, как он выбирается из потока по наклонной плите и скрывается за изломом скалы. Когда они подошли ближе, увидели сухое ответвление туннеля. Фернандо сидел на песке, высоко задрав ноги, чтобы вылить воду из голенищ сапог.
Здесь коридор вел вверх, подобно наклонному шахтному ходу. Появились первые натеки. Это были нежные белые и прозрачные кальцитовые ребрышки, как бы приоткрывшаяся конструкция бочкообразных стен туннеля. С потолка свисали сталактиты.
– Вы заметили? – заговорил Риско, уже успокоившийся после непредвиденного купанья. – У них концы черные и как бы покрыты жиром.
Солецкий поднял голову. Тела сталактитов выше блестящих темных головок были светло-коричневыми, а потолок чуть ли не резал глаза снежной белизной. Фоторепортер посмотрел на кальцитовые ребрышки и увидел то же самое. Их края потемнели так, как темнеют мраморные скульптуры, к которым прикасались сотни грязных пальцев.
– Хотелось бы знать, как это получилось, – сказал Риско.
– Это напоминает мне, – ответил Солецкий, – то, что я видел в одном гроте у себя в стране. Когда-то там жили пещерные медведи, которые, разгуливая по тесным проходам, отполировали своей шерстью некогда шероховатые каменные плиты.
– Надеюсь, – рассмеялся Риско, – ничего подобного нам здесь не встретится... – Он осекся и начал прислушиваться, а потом, слегка побледнев, стал вглядываться во тьму, в которой исчез Фернандо. Оттуда долетел громкий шум, он с каждой секундой усиливался и, будучи замкнут в каменную трубу, превращался в оглушительный гул.
– Фернандо! – крикнул доктор. Ответа не было. Тогда они с репортером побежали вперед, гуськом миновали тесный проход и увидели Фернандо.
Он стоял, сгорбившись над лампой, заслоняя ее собственным телом. Вокруг разверзся ад. Со стен и кровли огромной пещеры, напуганнае светом, сорвалась никак не менее, чем стотысячная, стая летучих мышей. С каждой минутой животных прибывало. Мохнатые тельца заполняли пространство зала от кровли до пола, на котором, наклонившись, оглушенные диким гвалтом, писком и хлопаньем крыльев, стояли три беспомощных человека, принимая удары мечущихся тел и прикосновения перепончатых крыльев. Одурев от страха, не проснувшись как следует, летучие мыши пронзительно пищали, метались из стороны в сторону, постоянно сталкиваясь друг с другом. Сотни их, столкнувшись, падали на землю и бессильно трепыхались, не в состоянии снова подняться в воздух.
Бежали минуты, в пещере все кипело, как в адовом котле, однако Солецкий сообразил, что животные никому не наносят вреда, и решил их сфотографировать. Не обращая ни на что внимания, он присел, чтобы вынуть из рюкзака камеру. Только когда его колени погрузились во что-то мягкое, он глянул под ноги. Пещеру покрывал толстый слой полужидкого гуано летучих мышей. От черной, похожей на деготь, массы шел тяжкий запах и волна тепла. Фоторепортер, которого били и хлестали по голове, лицу, плечам, склонился над аппаратом, готовя его для съемки. После вспышки флеша замешательство еще усилилось, но теперь ненадолго.
– Улетают! – хрипло крикнул Риско. – Туда!
Он стоял на подгибающихся ногах, увязая в гуано, и указывал рукой в глубину зала, где под куполом темнело овальное отверстие. Пришедшие в себя летучие мыши собирались отовсюду в могучий крылатый поток, который уплывал в это отверстие.
Туча, окружавшая людей, редела. Они видели, как животные исчезают в отверстии, словно всасываемые гигантской помпой. С каждой секундой их становилось все меньше, наконец остались только те, кто не мог взлететь с земли, но и они, мечась и подскакивая, в конце концов сумели захватить крыльями достаточно воздуха, чтобы взмыть вверх и помчаться вслед за сородичами, которые были уже далеко, но из невидимых лабиринтов все еще доносился приглушенный гул и испуганный писк.
– Фу-у... – выдохнул Риско. – Ну, выбрались целыми-невредимыми! – Он рукавом отер лоб под козырьком каски. Мокрые волосы падали ему на глаза. Он тяжело дышал открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба.
– Будем искать дальше? – спросил Солецкий. – Вряд ли такое соседство устроит гуахаро. Надо сменить пещеру.
– Нет, – ответил Риско, вытягивая ботинки из «дегтя», – вы не знаете наших пещер, это целые подземные города.
Можно часами бродить, как по пустым улицам, пересекать огромные, словно городские площади, залы. В разных частях лабиринта, у которого множество выходов на поверхность, могут жить, ничего не зная друг о друге, всяческие зверушки...
– Доктор вдруг оглянулся. – Где Фернандо? Эй, Фернандо! Вечно одно и то же... – докончил он, не услышав ответа.
– Может, убежал от мышей и с ним что-то случилось? – задумчиво проговорил Солецкий, выписывая круг светом фонаря, укрепленного на каске.
– Случилось? Он чувствует себя здесь как дома, – сказал Риско. – Пошли отсюда скорее. О, да вот его следы.
Найдем местечко попрохладнее, и я вам о нем расскажу.
Высоко задирая ноги, Риско побрел в глубь пещеры. За ним поплелся Солецкий, обливаясь горячим потом при каждом шаге и с трудом глотая наполненный страшной вонью разогретый воздух.
– Теперь я понял, откуда взялись черные сталактиты, – повернулся к нему доктор. – Каждый вечер, как только зайдет солнце, стая летучих мышей отправляется в поисках пищи на поверхность. Утром, перед рассветом, они возвращаются, то есть дважды в сутки сотни тысяч крыльев касаются кварцитовых натеков, сглаживают и полируют их.
Следуя за Фернандо, следы которого четко отпечатались на тестообразном гуано, они выбрались из камеры летучих мышей на твердый грунт. Вскоре воздух очистился, и стало прохладней. Теперь можно было дышать свободно, и пот уже не докучал. Доктор, топая и колотя ботинками по камням, пытался стряхнуть с них хотя бы часть черного месива. Солецкий забыл обо всем, увидев, где находится, – они были в величайшей пещере, какую ему когда-либо доводилось видеть. Риско сравнивал ее с подземным городом, но то, что раскинулось перед ними, было гораздо больше, чем улица, площадь или даже каменное ущелье. Это была огромная, вогнутая наподобие тарелки долина с необъятным затемненным горизонтом. Мощный свет бензиновой лампы приоткрывал лишь часть площади – там поблескивали зеркала озер; что-то, напоминающее ледяную поверхность, играло белизной; маячили силуэты то ли столбов, то ли обелисков; видны были группы скульптур, похожих на человеческие неподвижные фигуры, и вздымающиеся над ними, словно тела гигантов, глыбы.
«Никогда в жизни, – говорил себе Солецкий, – мне этого не сфотографировать. Здесь надо было бы зажечь солнце...»
Он думал, что видит большую часть камеры, но тут в стороне, где темень была еще глубже, появилась белая искорка. Светлая точка покачивалась и пригасала на мгновение, чтобы появиться снова. Она немного поднималась и опускалась, перемещалась влево и вправо. И тогда Солецкий понял, что ошибся, – это была лампа! Мощная бензиновая лампа, которую нес Фернандо! Стало быть, там, где, по мнению фоторепортера, поднимались стены, – все еще было пустое пространство. Каменный горизонт убежал вдаль, скалы расступились, все заплясало перед глазами Солецкого, он уже не соображал, находятся ли они в пещере или, быть может, уже вышли на поверхность, под беззвездное небо... Он пришел в себя, только услышав голос Риско:
– Фернандо! – кричал доктор. – Возвраща-а-айся!
Но голос расплывался в пустотах пещеры и, вероятно, не доходил до белой искорки, которая качнулась еще раз и исчезла окончательно.
– Пошли за ним, – сказал Риско. – Он опережает нас, я думаю, на полкилометра. В конце концов, не все ли равно, где искать наших птиц? Только не забывайте помечать дорогу кучками камней, – попросил он Солецкого. – Хотелось бы сегодня поужинать дома.
У северных побережий острова, на берегу залива раскинулся рыбачий поселок Эстеро-Реал. Несколько хибар, сколоченных из досок, стоят на вбитых в дно залива сваях. Это дает возможность рыбакам не платить за землю под строениями, поскольку море не принадлежит никому.
В одном из домишек жил Фернандо с отцом. Отец ловил крабов. Каждый день на рассвете они выплывали на лов, подталкивая лодку длинным шестом. Стоило пересечь заливчик, окруженный болотистыми зарослями, мутный и зеленый, как начиналось открытое море. Фернандо лежал на носу и обеими руками держал ведро с вделанным в дно стеклом. Иногда он погружал ведро в воду, и сквозь стекло, сквозь воду, синюю, как чернила, прозрачную, как хрусталь, было видно дно, устеленное белым коралловым песком. Там и сям темнели кустики растений, колеблющиеся леса водорослей, актинии, губки, над которыми мельтешили тучи рыб.
В помеченных шестами местах отец останавливался, а Фернандо высматривал лежащие на дне сизалевые шнуры, к которым были привязаны тростниковые ловушки. Отец с сыном затаскивали их в лодку, вынимали пойманных лангустов и крабов и снова ставили ловушки с новой приманкой. Над лодкой пролетали серые пеликаны с распушенными перьями, огромными лысыми головами и маленькими глазками. Море вокруг было полно дельфинов, чьи черные спины мелькали над волнами.
На горизонте облачком маячил низкий берег Кайо-Сота – Лесистого острова. Отец посматривал на него из-под полей сомбреро и глубоко вздыхал.
– Когда-нибудь я туда отправлюсь, – говорил он Фернандо, – тогда все изменится. Куплю большой катер...
Однако отец не мог прекращать лова и так и не собрался на тот остров. Когда он умирал в Эстеро-Реале, в хибаре на сваях, то слабым голосом выдал Фернандо тайну.
– Я знаю об этом от деда, – шептал он. – Давным-давно Кайо-Сото был прибежищем пиратов. Там полно пещер, и в них укрыты сокровища. Многие пытались их отыскать, но никому не удалось. Может, тебе посчастливится. Помни, если встретишь там черного кота с горящими глазами, иди следом за ним, куда бы он ни пошел. Он проведет тебя к сокровищам... Плыви на остров, когда скопишь немного денег. Купи продуктов и плыви туда надолго.
Но Фернандо не собирался ждать. Похоронив отца, тут же погрузил в лодку все свои имущество и поплыл на Кайо-Сото, дав себе слово вернуться с сокровищами.
Высадившись на безлюдном острове, он в первый же день соорудил шалаш рядом с единственным источником пресной воды. Поблизости, в густой чаще, обнаружил дикие бананы, апельсины и мелкие лимоны. Чтобы зарабатывать на жизнь, решил выжигать древесный уголь. Выискивая в лесу толстые стволы, валил их и разрубал на короткие поленья. Над костром возводил земляной курганчик и поджигал поленья. Дерево тлело неделями, дым, сочившийся из курганчиков, был виден далеко на море.
Тем временем Фернандо искал сокровища. Излазив островок вдоль и поперек, убедился, что всюду под тонким слоем почвы, которой, непонятно почему, оказалось достаточно для выживания буйной растительности, лежит известняковый целик. Вскоре он обнаружил входы в пещеры. Это были круглые отверстия вроде колодцев, замаскированные колючим кустарником. Диаметр некоторых достигал нескольких метров. Пробираясь сквозь путаницу листьев, Фернандо внимательно смотрел, чтобы не попасть в одно из них. Внизу, на глубине двух-трех этажей, он видел плоское дно. Стены были подмыты, а в нишах темнели выходы коридоров. Весь остров был единым огромным куполом, накрывающим пещеры.
«Пока я все их обыщу, – говорил себе Фернандо, – уйдет уйма времени...»
Он и не думал, что на это потребуется пятнадцать лет.
Ждать, пока появится черный кот, он не стал. Верил, конечно, что когда-нибудь это случится, но сидеть сложа руки не хотел. В колодцы спускался, вцепившись в стволы деревьев, росших в глубине. Брал с собой мотыгу и огромные охапки хвороста, которыми освещал дорогу. Колодцы соединялись подземными лабиринтами – по ним можно было обойти чуть ли не весь остров. Многие коридоры выходили прямо к морю и были так просторны, что в них запросто можно было заплыть на лодке.
«Тут высаживались пираты, их корабли бросали якоря вдали от скалистого берега, – рассуждал Фернандо. – Надо искать поблизости от этих входов».
Вскоре ему повезло. По узкому проходу он попал в большой круглый зал. Сквозь отверстие в кровле, прикрытое листьями, сочился зеленоватый свет. Охваченный надеждой, Фернандо, дрожа от нетерпения, ступил под фестоны каменных сосулек, на которые, однако, не обращал никакого внимания. Посредине зала обнаружил нечто такое, что наконец подтвердило рассказ отца. Шаг за шагом, сдерживая дыхание и двигаясь на цыпочках, он приближался к плоскому камню. На естественном столе стояло несколько бутылей странной формы, каких Фернандо никогда раньше не видел. Он понял, что им много веков! Бутыли были покрыты пылью, обмотаны паутиной и обросли мхом, покрывающим и камень. Когда он поднял одну из них, во мху осталось круглое углубление. Две бутыли были изготовлены из толстого зеленого стекла, другие три, непрозрачные, из чего-то такого, что напоминало белую керамику. Минутой позже он нашел на земле еще одну, запечатанную и наполненную золотистой жидкостью. Открыл и почувствовал запах рома, однако отведать не решился. Подумал, что ром мог быть отравленным и его оставили умышленно, как ловушку на тех, кто позарится на спрятанные сокровища.
На одном из камней валялись заржавевшие металлические пряжки и кусок железа, в котором он узнал курок пистолета. Рядом, из-под листьев, налетевших сквозь отверстия в потолке, Фернандо выгреб клинки нескольких шпаг и ножей.
«Теперь-то я уж знаю, что искать стоит! – подумал он. – Конечно, они были не настолько глупы, чтобы что-нибудь прятать в этом зале, обыщу боковые коридоры, должны быть какие-то знаки на стенах».
Однако знаков не было, и Фернандо пришлось положиться на собственное чутье. Он выбирал места, которые казались подозрительными, и приступал к работе. Долбил мотыгой твердую красную глину с вросшими в нее камнями и скорлупками кальцита до тех пор, пока не наталкивался на что-то очень твердое. Тогда падал на колени и руками выгребал осыпь со дна ямы, стараясь как можно скорее коснуться деревянной или железной крышки сундука. Однако всякий раз на дне оказывался камень. Со временем почти вся площадь зала была перекопана. После двух лет бесплодной работы Фернандо пришла в голову мысль, что пираты, скорее всего, пошли на обман. Ну, конечно! Они спрятали сокровища на самом видном месте...
Прошел еще год, прежде чем Фернандо, выжигающий древесный уголь и поставляющий его на лодке в Эстеро-Реал, смог перекопать весь зал. Но и это не принесло результата. Когда однажды, после очередной бессонной ночи он в отчаянии поднялся с колен, стряхнул с рук красную глину, его взгляд упал на плоский камень.
«Под ним!» – сказал он себе.
Сдвинуть камень он не мог. Тогда пробил под него лаз и, как обычно, ничего не нашел. За целый год он ни разу не заглянул ни в одну другую пещеру. Однако однажды ему приснился кот, черный, как смоль, Фернандо гнался за ним и уже вот-вот было схватил за хвост, но тут животное исчезло. Проснувшись и припомнив, что кот казался мокрым, словно только что вылез из воды, он решил, что это указание, которого надо держаться любой ценой.
«Вот она, награда, – думал он, – за упорство. Мокрый кот! Это может означать только одно: подземное озеро!»
Фернандо уже знал подземелья Кайо-Сото как собственный дом. Помнил, что в пещерах есть только одно озеро с болотистыми берегами. Незамедлительно отправился туда с запасом хвороста и начал прощупывать шестом дно. Дно покрывал толстый слой ила, в котором торчали камни, падавшие в течение многих лет с хрупкого потолка. Чтобы убедиться, что это всего лишь камни, Фернандо приходилось каждый из них ощупывать. Поэтому он нырял в неглубокую воду, и обе руки по локти погружал в вязкую тину. Но чем дальше от берегов уходил Фернандо, тем глубже становилось озеро, а работа – труднее. К тому же надо было есть, рубить деревья и выжигать уголь. На исследование озера у него ушло три года. Он ничего не нашел, но был настолько уверен в окончательном успехе и в памяти у него так четко запечатлелся сон о мокром коте, что в тот день, когда Фернандо нырнул последний раз, он тут же отправился на поиски нового озера.
Настоящая жизнь протекала здесь, в пещерах, в холодных подземельях, в стране вечного мрака. Все другое было необходимо только для того, чтобы не умереть. Он сокращал время пребывания в деревушке, спешил на остров, работал на вырубке с лихорадочной поспешностью, чтобы снова вырвать несколько дней, во время которых будет действительно самим собой – искателем пиратских сокровищ.
Спустя пятнадцать лет одиночества на безлюдном Кайо-Сото Фернандо улыбнулось счастье. Он обнаружил новую пещеру в удаленной части острова, а в ней, под тонким слоем глины, побелевший от времени череп. Разгребая это место, нашел еще два черепа. Вместе они образовали треугольник. Посередине стояла глиняная чаша, украшенная орнаментом. Голодая и недосыпая, он перекопал всю пещеру. Дал себе слово, что делает это в последний раз.
Золота не было.
Спустя несколько дней он рассказал о черепах в Эстеро-Реале. Не прошло недели, как на остров явились первые за много лет гости – группа археологов. Оказалось, что черепа принадлежали индейцам из вымершего племени сибонеев, они были здесь похоронены несколько столетий назад. Могила и глиняная чаша, действительно, были сокровищем, но только для археологов. Уезжая с добычей, они забрали с собой и Фернандо.
– Не можешь ты жить дикарь дикарем в наши-то времена, – говорили они.
Фернандо уже ничего не связывало с островом, он решил забыть о коте и охотно отправился с археологами, чтобы осесть в городе. Новые знакомые нашли ему работу, он научился читать и писать. Спустя несколько лет оказался в Гаване и получил место лаборанта у доктора Риско.
О пещерах и своей давней работе он уже совсем забыл, но однажды забежал на чашечку кофе в бар на бульваре Малекон – и все началось заново. Сначала сообщение о птицах в Пика-Пика, которое он принес доктору Риско, не обещало перемен, но спустя два дня, когда он уже стоял у входа в пещеру на берегу подземной реки, прошлое взыграло в нем с новой силой. Он знал, что кроется в этих темных коридорах, знал их запах, шорохи невидимой воды и танец теней на шероховатых поверхностях стен. Не оглядываясь ни на кого, он двинулся в глубь туннелей. Пещера была чужой, но он находил в ней все, что память связывала с подземельями Кайо-Сото. Так он попал в вихрь летучих мышей и здесь, борясь с жуткой живой тучей, испытал истинное потрясение.
Во тьме, низко, над самой землей, то и дело заслоняемые перепончатыми крыльями, горели матовой зеленью два глаза, таращившихся на него. Фернандо не знал, сон это или явь, он забыл о бьющихся об него тельцах летучих мышей и стоял как загипнотизированный. За несколько секунд с него слетело все, чему он научился в городе, прочел в книгах и услышал от доктора Риско. Он снова был угольщиком с Кайо-Сото, знающим лишь одну страсть. Глаза могли принадлежать только коту!
– Наконец-то ты пришел! – шептал Фернандо, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть животное. – Все-таки ты существуешь... Теперь веди!
И глаза, словно послушавшись, погасли и исчезли, а потом снова загорелись в нескольких десятках метров дальше. Фернадо схватил лампу и побежал за ними, пробиваясь сквозь тучу летучих мышей, мучаясь от того, что они мешают ему гнаться за котом. Но животное, словно ждало его, зеленые кружки исчезали, когда Фернандо приближался к ним, и неизменно разгорались на некотором удалении. Так человек и его поводырь вышли из «мышиного» зала и оказались в огромном пустом и холодном пространстве. Фернандо почувствовал спиной дрожь, но это был не холод, а страх. Он вдруг понял, какое необыкновенное счастье привалило ему, а когда подумал, чем может быть это таинственное привидение, у него начали стучать зубы. Однако не остановился.
«Будь, что будет, – решил он. – Пятнадцать лет я угробил на это дело, а теперь отступать?»
