Текст книги "Журнал «Вокруг Света» № 2 за 2005 год (2773)"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Участь Красного Креста

28 ноября в крепость каким-то чудом прорвался через японскую блокаду английский пароход с символическим названием «Кing Аrthur» с большим грузом муки, но это уже не могло исправить бедственного положения защитников. Между тем гарнизон уже ел конину. Вся водка из магазинов города была забрана в интендантство и выдавалась оттуда по особому разрешению. Ввиду крайнего недостатка офицеров генерал-майор Кондратенко просил контр-адмирала Вирена предложить морским офицерам вступать в сухопутные части. Теперь даже команды затопленных коммерческих судов принимали участие в отражении штурмов. В крепости началась цинга, от которой у многих раненых открылись старые, заживающие раны. Госпитали уже не вмещали всех нуждающихся в помощи. В добавление ко всем напастям японцы начали обстреливать медицинские учреждения. «Мы привыкли уже, – говорил Костенко, – что после неудач японцы изливали свою злобу и ярость бомбардировками по городу». 28 ноября под обстрел попала Дальнинская больница. 30 ноября японская артиллерия расстреляла запасной госпиталь на Тигровом полуострове и пароход Красного Креста «Монголия».

На неоднократные просьбы русского командования не стрелять по учреждениям Красного Креста японцы ответили изысканным письмом на английском языке, в котором сообщали, что установки их орудий расшатались, а сами орудия сильно расстреляны, вследствие чего некоторые снаряды и попадают в здания Красного Креста. Несмотря на столь явную ложь, японцам все-таки, по их просьбе, был отправлен план с обозначением всех госпиталей.

Печальный юбилей

«Ура! 1 декабря! – восклицал один из русских офицеров. – Мог ли кто-нибудь из оставшихся в живых защитников Порт-Артура 10 месяцев тому назад подумать, что осада нашей крепости затянется так надолго!» А другой свидетельствовал, что «многие офицеры вполне сознают всю отчаянность и безотрадность положения как самой крепости, так и ее защитников. И вот среди них, уже столько раз рисковавших своей жизнью, является теперь какое-то глухое озлобление и на наше правительство, и на генерала Куропаткина, который за 10 месяцев войны не мог сколько-нибудь облегчить нашей участи и хотя отчасти оправдать его обещания на выручку. Между тем крепость выполнила свою задачу: она привлекла на себя 100-тысячную армию японцев, задержала ее под своими стенами и до сих пор, в течение 10 месяцев, геройски защищается от такого сильнейшего противника».

На одном из заседаний совета обороны начальником штаба укрепленного района полковником В.А. Рейсом был поднят вопрос «о пределе сопротивления крепости». «Тонкий вопрос» полковника Рейса был всеми отлично истолкован, хотя сам он уверял впоследствии, что его-де «неправильно поняли». Против обсуждения восстали все участники, и особенно ее комендант генерал-лейтенант К.К. Смирнов и начальник сухопутной обороны генерал-майор Р.И. Кондратенко. Но утром 3 декабря всю крепость облетела страшная весть: в каземате 3-го форта случайно попавшей туда лиддитовой бомбой убиты «храбрейшие защитники крепости»: генерал-майор Кондратенко и находившиеся с ним офицеры, в их числе и военный инженер подполковник Рашевский. С назначением генерала Фока на должность начальника сухопутной обороны во всех распоряжениях стали заметны какое-то колебание и неуверенность, которые отметили подчиненные. По его приказу русские войска в ночь с 19 на 20 декабря без боя оставили первую линию обороны. Пал целый ряд укреплений, а именно: батареи Заредутная, Волчья и Курганная, 3-е временное укрепление, Малое Орлиное Гнездо и вся Китайская стена. Переход всех этих пунктов в руки японцев должен был самым роковым образом отразиться на дальнейшей обороне крепости. Настроение в гарнизоне было крайне подавленное. Теперь уже открыто раздавались голоса о полной невозможности дальнейшей обороны. Поздно вечером 19 декабря на батареях была получена телефонограмма: «Не открывать самим огня и тем не раздражать японцев». «Всех томило какое-то неясное предчувствие, что в эту тихую темную ночь должно случиться что-то ужасное, что-то роковое», – вспоминал один из осажденных. Предчувствие их не обмануло. Еще в 4 часа дня 19 декабря генерал Стессель выслал к передовой линии японцев своего парламентера с предложением к японскому командованию вступить в переговоры о сдаче крепости. «Судя по общему положению в районе военных операций, – писал Стессель, – я полагаю, что дальнейшее сопротивление бесполезно», и призвал «избежать дальнейшей бесполезной потери жизней». Генерал Ноги, в руках которого письмо Стесселя оказалось около 9 часов вечера, немедленно передал его содержание в Главную квартиру. Получив согласие Токио, рано утром следующего дня он выслал к Стесселю своего парламентера, который указал местом встречи обеих сторон деревню Сюйшуни и назначил время – после полудня 20 декабря (2 января 1905 года). В последней телеграмме царю Стессель писал: «Ваше Величество, простите нас. Мы сделали все, что в человеческих силах. Судите нас, но судите милостиво, так как почти одиннадцать месяцев непрерывных боев исчерпали наши силы».

Неожиданная капитуляция

Уполномоченные встретились в час дня в указанном месте в помещении японского санитарного отряда. Японцев представляли генерал-майор Идзичи и офицер штаба 1-й эскадры Соединенного флота капитан 2-го ранга Ивамура. С русской стороны присутствовали полковник Рейс и командир затонувшего «Ретвизана» капитан 1-го ранга Щенснович. И все-таки капитуляция крепости для подавляющего большинства даже высших офицеров стала полной неожиданностью: «Сегодня я окончательно узнал, – писал один из них 19 декабря, – что наша крепость еще вчера вступила с японцами в переговоры о … сдаче. Долго не хотелось верить этой ужасной новости. Неужели же в самом деле сдача? Неужели не осталось ни малейшей надежды ни на дальнейшее сопротивление, ни на выручку?.. Не могу выразить словами того чувства, которое овладело мной при этом известии: тут была и какая-то неловкость, и вместе с тем тупая боль, и досада, что вся наша геройская 11-месячная оборона, стоившая таких жертв, так неожиданно и глупо закончилась».

Слезы душили и японцев. Порт-Артур не был взят штурмом, а капитулировал сам, и генерал Ноги особенно болезненно переживал это. В своем донесении министру обороны он писал: «Единственное чувство, которое я в данный момент испытываю, – это стыд и сожаление, что именно я загубил так много человеческих жизней, затратил так много военных припасов и времени на недоконченное предприятие». Однако японский император утешил своих военачальников, пожаловав на их имя рескрипт, в котором говорилось: «Мы глубоко радуемся тому, что наши воины исполнили свои обязанности и достигли большого успеха». Отвечая императору, адмирал Того, согласно этикету, отнес успех предприятия на счет «блистательной добродетели верховного вождя».

Удивительные факты на момент капитуляции защитников крепости приводит М.И. Лилье. Оказывается, японцы были буквально поражены полным отсутствием какого-либо порядка в гарнизоне. «К стыду нашему, никто из нашего начальства не знал точно численности гарнизона крепости. Все мы поэтому с нетерпением ждали, когда японцы нас пересчитают и сообщат нам, наконец, точную его цифру». Выяснилось, что на момент сдачи гарнизон составляли 22 381 русский солдат и матрос, не считая офицеров. Никаких воинских почестей японцы русским не отдавали. «Мы предполагали, что вы будете обороняться до самой центральной ограды», – заметил некий японский офицер русскому, принимая от русских японских пленных, которых насчитали 76. Единственная льгота, которую удалось выговорить у японцев, была возможность отъезда в Россию всем офицерам, которые бы подписали обязательство «о неучастии в дальнейшем в этой войне». Император Николай II своей телеграммой разрешил желающим офицерам вернуться в Россию, а остальным предложил «разделить тяжелую участь своих солдат в японском плену». Домой отправились генерал Стессель, полковник Рейс, контр-адмирал Ухтомский и еще 441 офицер армии и флота, которые подписали обязательство. Генерал Смирнов вместе с контр-адмиралом Виреном и оставшейся частью капитулировавшего гарнизона были перевезены по железной дороге в Дайрен, а оттуда на кораблях – в Японию.

Горе побежденным

Шок от падения Порт-Артура был столь велик, что поначалу общественное мнение обрушилось не только на Стесселя, но, как писал один петербуржец, «стыдно сказать, на всех защитников крепости, которые проявили чудеса храбрости». Реакция в Западной Европе была другой. Восхищенные стойкостью защитников Порт-Артура, французы по подписке, объявленной парижской газетой «L’Echo de Paris», собрали 100 тысяч франков и изготовили на них медали для вручения ее защитникам крепости. В Россию в адрес Морского министерства было послано 38 тысяч наград. Чиновники министерства не знали, как с ними поступить: к этому времени крепость была сдана, а ее комендант генерал Стессель, чье имя было выбито на медали, находился под военным судом. Только в 1910 году была разрешена раздача медали участникам обороны Порт-Артура, но «без права ее ношения».

Судебное разбирательство над сдавшими крепость

13марта 1905 года по Высочайшему повелению военный министр генерал Сахаров образовал для рассмотрения дела о сдаче крепости следственную комиссию, в которую вошли 12 генералов и адмиралов. Она заседала больше года и в своем заключении от 14 июля 1906 года пришла к выводу, что сдача Порт-Артура не могла быть оправдана ни тогдашним положением «атакованных фронтов», ни недостаточной численностью гарнизона и состоянием здоровья и духа людей, ни недостатком боевых и продовольственных запасов. Условия сдачи крепости японцам комиссия назвала «крайне тягостными и оскорбительными для чести армии и достоинства России». Дело было передано главному военному прокурору, который привлек в качестве обвиняемых начальника Квантунского укрепленного района генерал-адъютанта Стесселя, коменданта крепости генерал-лейтенанта Смирнова, начальника сухопутной обороны крепости генераллейтенанта Фока, начальника штаба Квантунского укрепленного района генерал-майора Рейса, вице-адмирала Старка и контр-адмиралов Лощинского, Григоровича, Вирена и Щенсновича. Следственная комиссия работала до января следующего года и направила свое заключение в частное присутствие Военного совета, которое согласилось с выводами комиссии и дополнительно отметило, что «сдача крепости стала неожиданностью почти для всего гарнизона Артура». Морские чины, а также генерал-лейтенант Смирнов были признаны подлежащими ответственности лишь за «бездействие власти», а вицеадмирала Старка, как не имевшего отношения к капитуляции, оставили вне ответственности. Военному суду, который провел первое заседание в Петербурге в помещении Собрания армии и флота 27 ноября 1907 года, были преданы Стессель, Смирнов, Фок и Рейс. Генерала Стесселя суд назвал виновным в том, что он сдал крепость, не употребив всех средств к дальнейшей ее обороне, и приговорил его к смертной казни через расстреляние. Император Николай II принял во внимание очевидные заслуги Стесселя, указанные судом, а именно, «долгую и упорную оборону, отражение нескольких штурмов с огромными для противника потерями и безупречную прежнюю службу», и заменил расстрел заточением в крепости на 10 лет, с лишением чинов и исключением из службы. Генерал Фок отделался выговором, а Смирнова и Рейса суд оправдал. Одновременно был опубликован Высочайший приказ по армии и флоту, в котором говорилось, что «Верховный суд, карая виновника сдачи, вместе с тем в полном величии правды восстановил незабвенные подвиги храброго гарнизона…» В марте Стесселя заключили в Петропавловскую крепость, из которой он был освобожден через год по Монаршей милости. Генералы Смирнов, Фок и Рейс были уволены со службы «по домашним обстоятельствам» без мундира, но с пенсией. В 1908 году журналом «Русская старина» была открыта подписка на стенографический отчет Порт-Артурского процесса.

Но все это происходило уже после войны. А пока русские армии под командованием А.Н. Куропаткина сосредоточивались в Маньчжурии у города Мукдена; балтийские корабли, названные 2-й Тихоокеанской эскадрой и спешившие на помощь Порт-Артуру, уже обогнули мыс Доброй Надежды и приближались к Мадагаскару. Разворачивались самые мрачные страницы Русско-японской войны.

Антон Уткин

Продолжение следует

Новинки и импровизации русско-японской войны по «инженерному ведомству»

Опыт обороны Порт-Артура наглядно продемонстрировал слабость его укреплений и лишь подтвердил былые оценки специалистов, многие из которых называли эти укрепления даже не долговременными, а «полудолговременными». «Экономия средств» заставила запроектировать линию фортов на удалении всего 4 км от города. К тому же в 1904 году на крепость выделили не более трети необходимой суммы и произвели чуть более половины работ и в основном – на приморской позиции. На сухопутном фронте окончили только форт № 4, укрепления № 4 и № 5, литерные батареи А, Б и В и 2 погреба для боеприпасов. Толщину бетонных сводов сделали не более 0,9 м вместо принятых уже к концу XIX века 1,5—2,4 м. 28-сантиметровый фугасный снаряд (а японцы доставили к крепости 28-см гаубицы) пробивал эти своды с первого попадания.

Руководивший сухопутной обороной генерал-майор Р.И. Кондратенко пытался компенсировать близость фортов к крепости оборудованием временных позиций на Зеленых и Волчьих горах, но дивизия Фока удерживала их недолго. Это позволило японцам почти сразу обстреливать с суши и сам город, и корабли в порту. Тем не менее в короткий срок для усиления крепости Кондратенко сделал многое – как нередко бывало, не сделанное вовремя приходилось доделывать срочно и героическими усилиями.

В подземно-минной войне пришлось импровизировать – в Квантунской саперной роте не хватало специалистов, подрывных средств и шанцевого инструмента. Если за полвека до того в Севастополе русские проложили 6 783 м подземных галерей, то в Порт-Артуре – всего 153 м, хотя взрыв нескольких подземных контрмин (камуфлетов) был весьма удачен. Японцы же работали под землей довольно активно – пришлось выставлять специально обученных собак, предупреждавших лаем о подкопе противника. Русские же были весьма сильны в действиях «на поверхности», применяя на подступах к укреплениям фугасы и мины. К тому времени самодельные противопехотные мины уже описывались в наставлениях, появились и заводские образцы вроде осколочного «полевого фугаса Сущинского». Саперы и моряки в Порт-Артуре проявили немало изобретательности. Штабс-капитан Карасев разработал «шрапнельный фугас», выпрыгивавший из земли и взрывавшийся в воздухе (только в годы Второй мировой войны эту идею оценят по достоинству). Казалось бы, древний прием – скатывание на противника камней и бревен, только теперь их место заняли морские мины с сильными зарядами взрывчатки и железным ломом для пущего осколочного эффекта. 4 сентября 1904 года с Кумирненского редута лейтенант Подгурский и минер Буторин скатили шаровую мину, произведшую большие разрушения в японских позициях. Морские мины в 6, 8, 12 и 16 пудов стали хоть и не очень метким, но действенным средством борьбы. Русско-японская война активизировала крепостное строительство. Но лишь немногие специалисты (и первыми, пожалуй, были немцы) разглядели тогда, что артиллерия и транспорт эволюционируют быстрее, чем долговременная фортификация, – уже через 10 лет крепости окажутся почти бесполезными.

Интенсивный огонь заставил заняться бронещитами не только для орудий и пулеметов, но и для стрелков. Японцы под Порт-Артуром применили носимые на руке 20-килограммовые стальные щиты английского производства. Русский опыт был беднее. Заказанные было генералом Линевичем 2 000 «панцырей системы инженера Чемерзина» войска признали непригодными. Более удачные модели щитов задерживались изготовлением – на заводах уже начались стачки. Заключенный в феврале 1905 года контракт с французской фирмой «Симоне, Геслюен и К°» на 100 тысяч панцирей закончился судебным разбирательством и необходимостью принять негодный товар. А в результате заказа в Дании не удалось ни получить «непроницаемых для пуль кирас», ни вернуть аванс. Много новинок дала электротехника. Проволочные заграждения не были новостью – гладкую и колючую проволоку для защиты фортов применяли с 1880-х годов. Но русские саперы в Порт-Артуре усилили заграждения новым способом – от батареи литер «А» до форта № 4 они устроили проволочный забор под напряжением 3 000 вольт. Когда японцы перешли к ночным атакам, русские развернули на сухопутном фронте систему прожекторов, снятых с кораблей в порту.

Здесь же впервые проявилось значение средств связи. За время войны русским войскам направили 489 телеграфных узлов, 188 телеграфных аппаратов для кавалерийских частей, 331 центральный телеграфный аппарат, 6 459 телефонов, использовали 3 721 сажень воздушного и 1 540 саженей подземного телеграфного и 9 798 саженей телефонного кабеля. И все же японцы применяли полевой телефон шире, чем русское командование. Радиосвязь («беспроволочный», или «искровой», телеграф – радиостанции были пока искровыми) использовал в основном флот, имевший и мощные радиостанции, и достаточное количество специалистов. В армию направили 90 больших станций и 29 полевых станций «искрового телеграфа», но для командования на сухопутном театре радиосвязь оказалась настолько в новинку, что возможности даже немногочисленных станций далеко не были использованы. 3 мощные радиостанции, закупленные во Франции для связи с Порт-Артуром, прибыли на Дальний Восток, когда крепость была уже обложена, и пролежали неразгруженными до конца войны. В этот же период наметились и направления «радиоэлектронной борьбы». Японцы, например, в начале войны практиковали перехват телеграфных сообщений из Порт-Артура, причем первыми реализовали на практике схему дистанционного съема акустической информации «микрофон – кабель – приемник». Русское же командование, несмотря на возражения специалистов, считало проволочный телеграф абсолютно надежным для передачи даже незашифрованных телеграмм, пока телеграфная связь с Порт-Артуром не прервалась вообще. Еще до этого из Порт-Артура вывезли 45 почтовых голубей для связи с крепостью этим старым способом, но голубей… забыли эвакуировать, отступая из города Ляоянь – так относились к вопросам связи. Русские моряки впервые применили радиопомехи – 15 апреля 1904 года во время обстрела японской эскадрой внутреннего рейда и самого ПортАртура радиостанция русского броненосца «Победа» и береговая станция «Золотая Гора» серьезно затруднили «большой искрой» (то есть мощной ненаправленной помехой) передачу телеграмм вражеских кораблей-корректировщиков. И это – лишь часть «инженерных» новинок той войны.

Семен Федосеев

Зоосфера:
Белые и пушистые

По способности жить в любом ландшафте и климате серый волк уступает разве что человеку (да и то лишь потому, что последний имеет возможность использовать приспособленные для таких условий жилища и одежду). Волки населяют почти всю Евразию и Северную Америку (кроме тех мест, где были истреблены людьми), они живут в джунглях Индии и центральноазиатских пустынях, донских степях и на склонах Альп, в сибирской тайге и приполярной тундре. Волки из разных мест обитания отличаются друг от друга настолько, что зоологи выделяют среди них чуть ли не два десятка подвидов. Впрочем, различия эти не всегда связаны со средой обитания: никто не может, к примеру, сказать, почему в Старом Свете волки черной масти – величайшая редкость, а в лесной зоне Америки так окрашена каждая пятая или шестая особь (вообще шерсть волков, населяющих умеренные леса, окрашена наиболее интенсивно, в степях и пустынях их шубы отличаются тускло-песчаными тонами, а жители полярных широт, особенно зимой, облачаются в снежно-белый наряд). Но есть и общие правила: чем севернее регион – тем крупнее сами волки, тем меньше их уши и гуще мех. Правда, тут тоже зависимость не очень строгая – рекордных размеров достигают не элсмирские волки (как того, казалось бы, требовало географическое положение), а обитатели тихоокеанского побережья Канады и наших тундр. В 1987 году на Чукотке был убит волк весом 84 килограмма, а в охотничьей литературе упоминаются и 90-килограммовые гиганты. Волки Элсмира хоть и тоже весьма внушительны, но не достигают таких размеров, зато им принадлежит иной своеобразный рекорд – это одна из самых изученных волчьих популяций в мире, вот уже несколько десятилетий канадские зоологи и их коллеги из других стран ведут на острове постоянные исследования биологии волка. Естественно, все это время всякая охота на волков на острове запрещена – впрочем, на них и так там охотиться некому. Волчий век – лет 15, максимум 20, а возраст активного размножения – с 2—3 до 10—12 лет. Так что элсмирские волки живут в мире с человеком уже много поколений и давно забыли о том, что двуногие могут быть опасны. Но вопреки распространенному мнению, потеряв страх перед человеком, они по-прежнему не рассматривают его как добычу. Чаще всего они вообще не обращают на людей внимания, а некоторые наиболее общительные звери даже заигрывают с наблюдателями.

Как и все волки в мире, элсмирские в гастрономическом отношении интересуются прежде всего копытными. Таковых на Элсмире имеется два вида: реликтовый мускусный овцебык и карибу, американская разновидность нашего северного оленя. Карибу – главный объект волчьих охот по всему американскому Северу, но взять его не так-то просто: даже трехнедельный теленок бегает быстрее взрослого здорового волка. Обычно волки ищут в стадах старых, больных и ослабленных оленей и целенаправленно преследуют именно их. Если таковых не находится, хищники прибегают к загонной тактике (часть стаи прячется в каких-нибудь складках местности, а остальные гонят оленей прямо на засаду) или «эстафете» – поочередному преследованию жертвы. Бывают, конечно, подарки судьбы – например, наст, который выдерживает волчьи лапы, но не оленьи копыта. В такие дни можно брать любого оленя на выбор, но такие праздники нечасты. Овцебык – добыча еще более трудная. Эти гигантские бараны при угрозе вообще не бегут, а образуют круг, внутри которого – телята, а снаружи – сплошная цепь мощных рогов. Даже когда охотники расстреливали из винтовок занявшее оборону стадо, бесстрашные овцебыки стояли буквально до последнего, не пугаясь ни грохота выстрелов, ни гибели собратьев. Считалось, что для волков такая оборона вообще непреодолима, и они могут рассчитывать лишь на отбившихся от стада одиночек или неосторожных телят. Однако прямые наблюдения на Элсмире показали: здешние волки ухитряются заставить овцебыков сломать строй и побежать. А уж тогда выбрать и завалить жертву для группы из 4—5 волков – дело техники: бегуны из овцебыков никудышные, да и бойцы они вне строя неважные. Кроме карибу и овцебыков заметное место в зимнем рационе волков занимают зайцы.

Именно охота на копытных сформировала структуру волчьей стаи. Пара волков, а тем более волк-одиночка не могут применять засад и «эстафет» или ломать строй овцебыков. Но если зверей будет слишком много, мяса на всех попросту не хватит. В анналах зоологии остались примеры гигантских стай (самая большая, в 36 голов, была зафиксирована на Аляске), но их явно породили какие-то чрезвычайные обстоятельства. Обычно стая насчитывает 5—10 зверей. Основу ее составляет одна размножающаяся пара – как правило, не распадающаяся до смерти одного из супругов. Кроме нее в стаю входят ее дети последнего («прибылые») и предпоследнего («переярки») пометов. Часто вместе с ними живет кто-то из более старших детей либо братьев или сестер кого-то из родителей (такие звери остаются безбрачными, если только не найдут партнера и не покинут прежнюю семью). Хотя волки-супруги постоянно живут вместе и явно привязаны друг к другу, сезон спаривания предельно короток: волчата должны родиться уже после схода снега и успеть стать охотниками до наступления следующей зимы.

В теплое время года волчья диета становится разнообразнее. Основу ее составляют грызуны – лемминги, полевки, полярные суслики евражки. Эти существа и вообще не отличаются большим умом или ловкостью, а летом значительную часть их составляет вовсе глупая молодежь, которую такой совершенный охотник, как волк, ловит играючи. На более сообразительную дичь у него, впрочем, есть свои приемы. Например, для гусей или уток волк порой устраивает настоящую клоунаду. Он прыгает, кувыркается, визжит, машет лапами в воздухе, ловит себя за хвост… и незаметно приближается к любопытным птицам (которые часто и сами норовят подплыть поближе). А потом следует внезапный бросок – и уж тут кому повезет. Волк не пройдет мимо птичьего гнезда, загонит в тупик неосторожно зашедшую в узкий ручей рыбину, порой не побрезгует и грибом, а уж если море выбросило на берег мертвого тюленя, то это просто праздник. Но для таких «охот» не нужна стая.

Молодые отдаляются от родителей, но главе семьи (и его родственнику-помощнику, если он есть) надо кормить волчицу, а потом и подросших волчат. Хозяйственной сумкой служит желудок, в который волк ухитряется натолкать мяса чуть ли не до четверти собственного веса. Заодно еда частично переваривается, что облегчает ее усвоение недавними грудничками. Впрочем, волчата вскоре и сами освоят нехитрую науку ловли полевок… К зиме эта благодать кончается. Птицы улетают, рыба уходит под лед, полевки – под снег. Зато и подросшим волчатам уже не нужно логово – они готовы идти вместе с родителями на настоящую охоту.