Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №02 за 2005 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Дикое сердце Джой Адамсон
Львята «были чистоплотны от рождения и всегда успевали вовремя выбежать на песок. Только в первые дни иной раз приключалась беда. И если лужица оскверняла обитель львят, они мяукали и потешными гримасами выражали свое отвращение...» Джой Адамсон никогда не скрывала, что предпочитает общество львов людскому. И была по-своему права: хищные звери, которых она растила и за которыми наблюдала в дикой природе, ни разу не причинили ей вреда, а люди изгнали из родной страны, изводили непониманием и в конце концов убили.
Весь мир знал ее как Джой Адамсон, но при рождении ей дали совсем другое имя – Фредерика-Виктория Гесснер. Родившаяся в январе 1910 года в Троппау (ныне Опава в Чехии) девочка была дочерью богатого австрийского фабриканта. В детстве, когда она играла со сверстниками в охоту на львов, ей всегда доставалась роль львицы – она быстро бегала, а ее соломенного цвета волосы были густыми, как львиная грива. Уже тогда ей нравились эти красивые сильные звери. Но львы были далеко, в Африке, а дома ждали другие заботы: Вики училась живописи, игре на фортепьяно, рукоделию, верховой езде. В общем, всему, что должна была уметь благородная девица. Вдобавок она увлеклась модным в те годы психоанализом и написала несколько статей, которые похвалил сам доктор Фрейд.
Сравнивая поведение людей и животных, Вики часто посещала Венский зоопарк. Однажды у птичьих клеток она разговорилась с элегантно одетым молодым человеком. У них оказалось много общих интересов – музыка, рисование, а главное – животные. Виктор фон Кларвиль был владельцем торговой фирмы, но посвящал досуг орнитологии. Вскоре они поженились и начали путешествовать, наблюдая за зверями. В 1937 году они приехали в Кению, которая была тогда раем для натуралистов. Слоны, львы, антилопы встречались здесь буквально на каждом шагу. В отличие от мужа Вики навсегда влюбилась в эту страну.
Как раз в это время нацисты оккупировали Австрию, и Виктор, который был евреем, в одночасье лишился родины и богатства. Днями напролет он просиживал в номере отеля, мрачно глядя в стену, – Африка казалась ему тюрьмой. Деятельной Вики такое поведение было чуждо. Непонимание нарастало, и скоро она нашла того, кто был ей ближе – британского ботаника Питера Бейли. Он без устали колесил по стране, собирая образцы растений для музея в Найроби. Вики стала ездить с ним и рисовать все, что видела: растения, животных, людей. Ее работы нашли место в музеях и заслужили золотую медаль Королевского общества растениеводства. Попутно она приняла участие в археологических раскопках Луиса Лики, во время которых был открыт австралопитек – древнейший предок человека.
Равнодушный ко всему Кларвиль послушно дал супруге развод. А Бейли дал ей не только свою фамилию, но и новое имя Джой – по-английски «радость». Однако и он пробыл рядом с ней недолго. В 1944 году в одном из заказников она встретила лесничего Джорджа Адамсона – мужественного, опаленного солнцем, влюбленного в Африку и ее природу. «Вы охотитесь на львов?» – спросила она. «Только на людоедов, – ответил он. – С остальными у меня мир». Этот ответ решил ее судьбу – уже через два месяца она стала миссис Адамсон.
А в феврале 1956 года случилось событие, перевернувшее жизнь обоих супругов. Адамсону, который был тогда главным лесничим заповедника Меру, поручили выследить и убить льва, который терроризировал несколько деревень. По пути он наткнулся на логово львицы с детенышами, и разъяренная самка кинулась на него. Ее пришлось застрелить, а троих львят Джордж забрал с собой. Двое из них отправились в голландский зоопарк, как было принято в подобных случаях. Но третью – маленькую Эльзу – Джой не отдала. Джордж счел это женской блажью, но забыл, что его жена всегда добивалась того, чего хотела. Она твердо решила воспитать львицу другом человека. Эти большие кошки жили у многих кенийских плантаторов, но везде к ним относились как к опасным зверям и держали в клетках. Джой поступила иначе: она сделала Эльзу членом семьи. Львица ела, спала, гуляла вместе с ней и Джорджем. Она твердо усвоила: нападать на людей нельзя. И если вначале жители соседнего городка Исиоло разбегались, когда Джой привозила туда на джипе Эльзу, то постепенно они привыкли к необычному домашнему зверю.
Но этого Джой было мало. Она с болью замечала, что дикая природа с каждым годом отступает под натиском браконьеров. Многие видели лишь один способ спасения редких животных – содержать их в зоопарках, где звери становились полностью зависимыми от человека. Джой предложила другое решение – выращивать их в зоопарке или заповеднике, а потом возвращать в дикую природу. Быть может, когда-нибудь в будущем такая практика сможет преодолеть вражду между животными и людьми. Ей возражали: ручной зверь никогда не найдет места среди диких. Лишенный нужных навыков, он погибнет. И она решила доказать свою правоту делом. Когда Эльзе исполнилось три года, они с Джорджем начали постепенно приучать львицу к свободе. Ее отвозили все дальше и дальше от лагеря и натравливали на подраненных животных, чтобы разбудить охотничьи инстинкты. Много раз Эльза возвращалась к людям, но наконец встретила молодого льва и ушла с ним навстречу дикой жизни. Через год она вернулась к Адамсонам с тремя львятами, которых тоже нужно было воспитывать.
К тому времени Джордж оставил работу, чтобы целиком посвятить себя изучению львов. Он был человеком замкнутым и не хотел никакой рекламы. Первого журналиста кенийской газеты, пожелавшего написать об удивительной дружбе людей и львов, он просто выгнал из лагеря. Но Джой понимала, что успех их затеи возможен лишь при широкой общественной поддержке. Чтобы добиться ее, она давала интервью, писала статьи, а в 1960 году выпустила книгу «Рожденная свободной», которая стала бестселлером и была переведена на 28 языков. Последовали продолжения, а в 1964 году был снят фильм под тем же названием, получивший «Оскара». Героиню в нем играла Вирджиния Маккена, которая была куда красивее самой Джой. Так легче было вызвать у зрителей симпатию к Адамсонам и их делу. На волне успеха фильма Джой начала ездить по всему миру, создавая «Фонды Эльзы». Собранные миллионы долларов предназначались для одной цели – спасения диких животных и их возвращения в естественную среду.
А в Кении тем временем дела обстояли не так благополучно. Эльза к тому времени умерла от болезни, а ее львята – теперь взрослые хищники – в поисках корма стали нападать на скот фермеров. Их пришлось отловить и отвезти в заповедник Серенгети, где они исчезли. Джордж тут же завел новых львят-сирот, которые снимались в фильме «Рожденная свободной», но сердце Джой было отдано Эльзе. В 1964 году Кения получила независимость, и один из покидающих страну британских офицеров предложил Адамсонам забрать самку гепарда, которая воспитывалась у него в доме. Пиппа, так Джой назвала гепардиху, привыкла к людям и не представляла себе жизни без них. Все началось сначала – воспитание, постепенное приучение к дикой жизни и расставание. Потом были редкие встречи с обитающей на свободе Пиппой, ее смерть от травмы, полученной на охоте, и воспитание ее детенышей. И как результат – очередной бестселлер «Пятнистый сфинкс».
Львы и гепарды жили не слишком дружно, и Джой с Джорджем пришлось оборудовать два отдельных лагеря на расстоянии 20 километров друг от друга. Отношения между ними начали портиться: Джордж обвинял жену в стремлении к саморекламе и в том, что она включила в свою книгу его дневники без всякого упоминания об этом. Она в ответ называла его эгоистом, любящим львов больше, чем ее. Кризис наступил, когда один из молодых львов, Бой, изувечил сына лесничего. Власти велели Джорджу вместе с его львами перебраться в Кору – дикую пустынную местность на северо-востоке Кении.
Джордж напрасно доказывал, что пострадавший первым начал дразнить хищника, и что остальные звери, воспитанные ими – а их было уже десять, – никогда не нападали на человека. В 1970 году ему пришлось уехать в Кору вместе с братом Теренсом и несколькими местными помощниками. Джой неожиданно отказалась ехать с ним. С тех пор она проводила почти все время в поездках по миру, выступая с лекциями и собирая деньги для «Фонда Эльзы», ни пенни из этих денег Джорджу не досталось, хотя он жил в Коре чуть ли не впроголодь. Но и Джой тратила их не на себя, а на организацию и обустройство заповедников. Только в Кении ее усилиями было основано четыре заповедника. Но неожиданно вся ее деятельность оборвалась. 3 января 1980 года мир облетело известие – Джой Адамсон погибла. Поначалу утверждалось, что ее убили браконьеры, хотя на самом деле преступление совершил ее 22-летний слуга Пол Экаи. В свое оправдание он заявил, что Джой отказалась заплатить ему заработанные деньги и угрожала револьвером. В ответ на это он якобы и нанес пожилой женщине с десяток ударов лезвием мачете. Суд не принял во внимание оправдания Экаи и приговорил его к пожизненному заключению. Забыв все обиды, хоронил Джой Джордж. Согласно ее завещанию он кремировал тело и развеял пепел над могилами любимых зверей – львицы Эльзы и гепарда Пиппы.
Девять лет спустя Джордж был убит браконьерами – на этот раз настоящими. Сегодня дело супругов Адамсонов в Кении продолжают их соратники, многие из которых приехали в Африку, прочитав книги Джой. Последним ее бестселлером стала автобиография под названием «Дикое сердце». Смысл этого названия раскрыл известный писатель-натуралист Гаррет Паттерсон: «Сердце этой женщины всегда было полно любви к дикой природе и ее созданиям, и эта любовь нашла отклик в сердцах миллионов».
Вадим Эрлихман
Игра великого ума
Общеизвестно, что Уильям Шекспир, уроженец Стратфорда-он-Эйвон, являлся пайщиком актерской труппы «Глобуса». Через 7 лет после его смерти было издано собрание его пьес – Первое, или Великое Фолио, а в его родном городе установили настенный монумент близ его могилы в церкви св. Троицы. Ныне сюда приходят паломники со всего мира. Особенно много их в день его рождения – 23 апреля, который весь мир празднует как День книги. Ну, кто еще внес такой вклад в культуру, как Шекспир? Великое Фолио не зря называют второй Библией человечества. Правда, есть и неувязочки...
Скажем, если считать изображение Шекспира на надгробии, как и портрет на гравюре в Фолио, достоверными (оба ведь сделаны современниками), то почему они так убийственно непохожи! На гравюре из Фолио – застывшая маска лорда, каковым стратфордец не был и не мог быть, на памятничке – толстый самодовольный колбасник с подкрученными усиками – таким вряд ли мог быть автор «Ромео и Джульетты» и «Гамлета».
Необъяснимое несоответствие, если считать стратфордца и автора шекспировских пьес и поэм одним и тем же лицом. А если не считать?
Сомнений за долгие годы накопилось предостаточно. Сомневались, впрочем, не в авторстве Поэта (оно бесспорно), а в том, кто именно скрывается за маской-псевдонимом Шекспир. Стратфордский Шекспир (точнее, Шакспер – так он был записан в церковных книгах при крещении и отпевании) – лишь один из возможных претендентов на авторство.
Сомнения эти впервые возникли очень давно, уже в 1747 году, когда священник Джордж Грин обнаружил бесценный документ – завещание Шакспера. Бесценен он не только тем, что вообще документов, отразивших какие-либо события жизни Шекспира, немного, а тут и собственно ручная подпись, и записанная с его слов последняя воля, и множество бытовых деталей, и, главное, вырастающий за ними человеческий характер.
Так вот: характер этот вполне жлобский, никак не вяжущийся с личностью художника, тем более – художника гениального. Подсчитано в доме все до последней вилки, расписаны проценты с капитала на поколения ожидаемых наследников, и при этом – ни слова о рукописях, о книгах, а уж о них-то забыть он не мог, хотя бы как о ценности материальной – они тогда стоили дорого. Значит, их не было. И это – у «властителя языка»! Добавим, что в Англии тех лет ни одной публичной библиотеки еще не было. Грин буквально заболел, потрясенный ничтожеством человека, почитаемого за гения.
Дальше – больше. Поколения исследователей собрали столько фактов, что от веры в авторство Шакспера не осталось камня на камне. Оказалось, Шакспер занимался ростовщичеством и тягал по судам беднягу соседа-кузнеца, вовремя не сумевшего расплатиться. Как-то это мало сопрягается с характером человека, написавшего «Венецианского купца». Еще меньше сочетаются обширнейшая эрудиция в самых разных областях и беспримерный запас слов Шекспира (20 тысяч – ни у кого из европейских писателей ни того, ни всех последующих времен и близко такого не было) с... неграмотностью, в лучшем случае – с малограмотностью Шакспера. Он и подпись-то свою на документах с трудом выводил. Правда, на том самом памятнике, что в Стратфордской церкви, Шакспер изображен держащим в руке перо. Но вот напасть: перо-то, оказывается, было «приделано» где-то в XVIII веке, современники же с пером его не видывали, и никто никогда не видел ни единой строки, написанной его рукой.
В 1622 году, когда памятник был установлен, руки лежали на каком-то мешке – то ли с деньгами, то ли с шерстью – это документировано гравюрами. И уж, конечно, нигде и никогда не учась, ни разу не побывав за пределами Англии, не мог Шакспер знать французского, на котором написана целая сцена в «Генрихе V», или читать в оригиналах итальянские или испанские книги. Неграмотными были и обе его дочери! И так далее, и так далее.
Порою можно услышать, что сомнения в авторстве Шакспера рождены, мол, лишь кознями завистников и злопыхателей. Тогда напомним, что этими «завистниками и злопыхателями» были Чарлз Диккенс, Ралф Уолдо Эмерсон, Бисмарк, Дизраэли, лорд Палмерстон, Уолт Уитмен, Анна Ахматова, Владимир Набоков, Зигмунд Фрейд– перечень далеко не полон. Марк Твен называл Шекспира самым великим из никогда не существовавших на свете людей...
С конца XIX века упорно шли поиски «подлинного Шекспира». Кто только не предлагался на «вакантное место»! Первым кандидатом на него стал философ Фрэнсис Бэкон, в дальнейшем назывались еще имена графов Рэтленда, Оксфорда, Дерби, короля Иакова I, королевы Елизаветы, ее казненного фаворита Эссекса, сэра Уолтера Рэйли, драматурга Кристофера Марло... Были и версии группового авторства: в общей сложности число «Шекспиров» достигло полусотни. За многими из версий стояли свои доводы, иногда более, иногда менее веские, но ни одна из них не утвердилась как бесспорная. Полемика то утихала, то разгоралась– ответа не было.
Вилка, веер и зонтик
…«Теперь, прежде чем приступить к описанию первого итальянского города, расскажу об интересном обычае, который я наблюдал во всех итальянских городах, больших и малых, и подобного коему не видел в других странах, где мне довелось путешествовать; наверное, такого обычая вообще нет ни в какой другой христианской стране.
Когда во время еды итальянцы (а также большинство чужестранцев, постоянно живущих в этой стране) режут жаркое, они используют при этом особенный предмет, похожий на маленькие вилы. В то время как ножом, который он держит одной рукой, итальянец отрезает себе кусок мяса от общего жаркого, в другой руке он держит эту самую рогульку, прижимая ее остриями жаркое. Если же кто-то (кто бы он ни был), обедая в их компании, необдуманно возьмется своими пальцами за жаркое, поданное на стол для всей компании, то в этом увидят оскорбление для всех присутствующих, пренебрежение законом хороших манер, и за такой промах к нему отнесутся с большим презрением, и он может даже получить публичное порицание за свою невоспитанность и неподобающее поведение. Указанный способ принятия пищи, как я убедился, принят во всей Италии, и они делают эти свои вилки большею частью из железа или стали, а некоторые даже из серебра, но серебряными вилками владеют только их джентльмены. Как я понял, причина такого их удивительного обычая – ни под каким видом не брать поданное к столу мясо руками – заключается в том, что пальцы у людей не всегда могут быть чистыми. Потом и я тоже посчитал, что будет добрым делом следовать этому итальянскому обычаю придерживать мясо при разрезании подобными вилками, и я делал это не только, пока был в Италии, но также в Германии, а потом, по возвращении домой, и в нашей Англии, и однажды, увидев это, один весьма просвещенный джентльмен, мистер Лоренс Уитэкер, известный своим веселым нравом, назвал меня за столом канальей – только за то, что я пользовался вилкой, а отнюдь не по какой-либо иной причине».
...Сейчас как-то с трудом верится, что в относительно недавние еще времена (а эти строки относятся к началу XVII века) практически вся просвещенная Европа, уже знавшая книгопечатание, проникшая в Вест– и Ост-Индию, создавшая великие шедевры живописи и зодчества, не ведала такой элементарной вещи, как вилка. Увы, не ведала. Она узнала о ней благодаря Томасу Кориэту и его объемистой книге «Кориэтовы нелепости» (откуда и заимствована приведенная цитата), описавшей его путешествие длиной почти в 2 тысячи миль. Именно благодаря ему Англия узнала назначение невиданного предмета – вилки, и ею смогли начать пользоваться не только канальи, но и люди попроще.
Тому же Кориэту Англия обязана еще и открытием «очень элегантной и прелестной вещицы» – веера: «Делается веер из бумаги и имеет маленькую деревянную ручку; бумага по обеим ее сторонам украшена изящными картинками, изображающими любовные сцены, способные развлечь владельца, а под ними остроумные итальянские стихи или красивые эмблемы... Стоит такой веер недорого, каждый может купить себе эту красивую вещь за сумму, соответствующую нашей английской четырехпенсовой монете».
Он же познакомил соотечественников и с другой «изящной и полезной вещью, которая, однако, стоит гораздо дороже, не менее дуката» – с зонтом («они называют эту вещь на своем языке umbrella и с ее помощью устраивают для себя тень, спасаясь от палящих лучей солнца»): благодаря ему слово umbrella вошло в английский язык.
Кто же такой – этот Томас Кориэт? Нельзя сказать, что он – фигура совсем уж неизвестная. О нем есть обстоятельная статья в британском Национальном биографическом словаре (уже это – факт национального признания; о ком ни попадя там не пишут), ему посвящена монография Майкла Стрэчена, изданная в 1962 году. На русском о нем впервые заговорил Илья Гилилов, отдавший разгадке тайны Шекспира добрых три десятка лет. Итогом его трудов стала книга «Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса», в которой он рассказал такое, что поразились даже англичане...
«Взяв пару башмаков, одну суму...»
Видимо, не случайно, что разгадка тайны пришла не из Англии, не из Америки, где вроде бы есть все для научной работы – и библиотеки с редчайшими ценными книгами, и подлинные документы, и сам воздух истории. Нашлась она в нашей стране, где Шекспира любят и ценят, но не возводят в степень религиозного культа, где всегда хватало людей талантливых, свободных от догм и предвзятостей, не боящихся идти вопреки мнениям авторитетов.
Гилилов – и в том его кардинальное отличие от многих других, сочинявших гипотезы об «истинном Шекспире», – сознавал, что перед ним проблема научная и ответ на нее нужно искать научными методами.
А для этого нужны факты, конкретные исследования. Он не тасовал колоду современников, пытаясь найти в ней кого-либо, кто по тем или иным интеллектуальным и духовным качествам, по биографическим данным соответствовал бы «шекспировской вакансии». Он жил в далекой от нас эпохе, стараясь постичь ее дух, понять ее систему ценностей, и сама эпоха подсказывала ему направление поисков. Опирался Гилилов только на документированные факты, отбрасывал наслоения всевозможных легенд. Работал по микрофильмам; в Фолджеровскую библиотеку в Вашингтоне получил приглашение уже тогда, когда были сделаны все главные выводы – и выводы неопровержимые. Он первым обратил внимание на странности персонажа по имени Кориэт, оставленные без внимания английскими исследователями. Отчего он путешествовал исключительно пешком, «взяв пару башмаков, одну суму», но при этом останавливался в самых дорогих гостиницах? Почему-то чуть ли не все поэты елизаветинской Англии (в их числе Бен Джонсон, Джон Донн, Майкл Дрейтон, Джон Харрингтон, Иниго Джонс, Генри Пичем – всего 56 имен) посвятили ему восторженные панегирики на 12 языках, а иные – даже с приложением нот для пения. Его ставят в один ряд с Колумбом, Магелланом, Дрейком, Юлием Цезарем, Брутом, Ликургом, Соломоном, Меркурием, Протеем, Роландом, Дон Кихотом, Амадисом Галльским и даже Орлеанской девой!
«Мир обойти быстрее Кориэта, – из смертных кто-нибудь горазд на это?»... «Споем осанну, глоток не жалея, его штанам, протертым до филея!»...
«Сих дней единственное чудо,
Воспеть тебя – взять сил откуда?»...
Полно, уж не похожи ли эти восторги на издевательства? Хью Холланд назвал свое стихотворное славословие «К идиотам-читателям». Не тех ли он имел в виду, кто примет всерьез этот хор ликований? Между прочим, Холланд – один из четырех поэтов, принявших участие в выпуске шекспировского Фолио!
Почему-то нищего путешественника, дорогой кормившего вшей, принимал сам король, дозволяя ему читать назидательные речи перед наследным принцем. Почему-то Джордж Кориэт, отец путешественника, позволял себе сочинять стихотворные опусы с советами самой королеве, а советовал он ей ни больше ни меньше как побыстрее выйти замуж. Пусть это и было опубликовано после смерти Елизаветы I, но кто мог позволить себе такое панибратство? Что же известно о Томасе Кориэте, помимо того, что можно почерпнуть из якобы его сочинений? В книге «О достопримечательностях Англии (Соммерсетшир)» (1662 год) Томас Фуллер сообщает, что в окружении принца Генри, сына Иакова I, был некий Томас Кориэт, с головой, похожей на перевернутую сахарную. «Сама его физиономия носила отпечаток глупости, которую снисходительные люди называли веселостью». Для принца и его компании служил он чем-то вроде шута-придурка, всеобщего посмешища. Известно, что во время одного представления его под хохот зрителей вытащили из сундука и поливали, похоже, не только водой...
Из других источников известно, что родился он в семье священника в маленьком городке Одкомбе, учился в Оксфорде, но курса не закончил. Можно ли всерьез поверить, что этот шут и пьяница вдруг с невероятной скоростью пешком обошел пол-Европы и написал книгу в 950 убористых страниц, полную цитат из латыни и массы всяких познаний? Что Джон Донн величал его гигантом ума? Что высокородные аристократы вроде Джона Харрингтона, крестника Елизаветы I, могли всерьез восхищаться им, величайшим, превосходящим и удивляющим весь мир непревзойденным путешественником? Что он – единственный в истории пешком дошел до Индии?
Конечно же, это фарс, великолепный раблезианский розыгрыш, карнавальная потеха для круга посвященных. «Игра великого Британского ума», как сказано в самой книге. А кто же главный заводила этой игры, ее сценарист и режиссер?
Ключ к этому Гилилов нашел в строках Бена Джонсона: «Роджер было истинное имя, но теперь правдивый Том заместил Роджера». О каком Роджере идет речь? Гилилов обратил внимание на то, что маршруты европейских странствий Кориэта подозрительно совпадают с маршрутами Роджера Мэннерса, графа Рэтленда. И что книги «великого пешехода» были последними, пополнившими библиотеку графа незадолго до смерти, настигшей его в 1612 году.
Важно отметить и то, что среди великих поэтических имен, славящих Кориэта, нет самого великого поэта Англии – Уильяма Шекспира. Почему? Да потому что Роджер Мэннерс, графРэтленд—и естьШекспир, хотя и не он один.
Тайна Голубя и Феникс
Работа исследователя подобна работе следователя. К разгадке тайны можно прийти, только правильно поставив вопросы и найдя на них верные ответы. Вопрос первостепенный: почему эпоха никак не откликнулась на смерть Шекспира – ведь уход других поэтов, при этом несравнимых с ним по значению, становился днем национального траура. После смерти издавались сочинения усопшего, элегии, написанные в память о нем современниками. А тут – необъяснимое молчание. Или отклик все-таки был?
Еще в прошлом веке исследователей привлекла загадочная поэма «Голубь и Феникс», оплакивавшая почти одновременную смерть некой необыкновенной четы, связанной платоническим браком, и подписанная «Шекспир». Напечатана она была в так называемом честеровском сборнике, который весь был посвящен памяти Голубя и Феникс. До наших дней дошли три экземпляра сборника. Один датирован 1601 годом, другой, с совершенно другим названием на титуле, 1611-м, на третьем даты нет вообще. Предполагали, что ее по оплошности срезал переплетчик. Так когда же все-таки издана книга? Вопрос не праздный: без ответа на него не определить, кто скрыт за этими загадочными именами. А не узнав их, не понять и смысла этого самого таинственного из шекспировских произведений.
Предшественники Гилилова полагали, что имеют дело с двумя разными изданиями книги. Следовательно, прототипов героев надо искать среди тех, кто умер не позднее 1601 года. Никакие и близко подходящие фигуры не находились, исследователи приходили к абсурдным толкованиям вроде того, что речь идет о Елизавете I и казненном ею Эссексе. Это в 1601 году-то, когда Елизавета была жива, о здравствующей монархине писали как о покойнице! Не рискованно ли?
Гилилов предположил иное. Это не два, а одно издание той же самой книги. На титульных листах намеренно проставлены ложные даты. На третьем экземпляре дата срезана не переплетчиком, а в типографии или просто при печати литеры были перекрыты бумажкой. Книга не была зарегистрирована, что не случайно.
Регистрация стоила недорого – всего 6 пенсов, вдобавок к тому издатели сборника занимали в своем цеху видное место и сами карали штрафами сотоварищей, от этой процедуры уклонявшихся. Только по очень веской причине они могли нарушить заведенный порядок. По какой? Важные господа, эту книгу заказавшие, распорядились скрыть дату. Зачем? Чтобы истинные имена Голубя и Феникс остались ведомы лишь посвященным. Правоту Гилилова подтверждает идентичность набора сохранившихся экземпляров книги, идентичность опечаток и дефектов шрифта и, самое важное, – идентичность бумаги, на которой они напечатаны. Ни в Англии, ни в Америке за все прошедшие века шекспироведы не позаботились провести совсем несложную экспертизу: сопоставить водяные знаки экземпляров из Британской (Лондон) и Фолджеровской (Вашингтон) библиотек. Более того – никто не проверял, есть ли эти знаки вообще. Гилилов был уверен, что есть. Экспертиза подтвердила его правоту; водяные знаки были, в том числе и уникальные. И они были тождественны.
Следующий шаг – установление истинной даты выхода книги. Подсказку дало траурное упоминание в тексте некоего Солсбери, который, как удалось установить, умер 24 июля 1612 года. Значит, и книга вышла не ранее. Зная эту дату, а также то, что лондонский экземпляр датирован 1611 годом, уже можно было с уверенностью говорить, что за именами Голубя и Феникс скрыты Роджер Мэннерс, пятый граф Рэтленд, и его жена Елизавета Сидни-Рэтленд, дочь великого поэта Англии Филиппа Сидни, связанные узами необыкновенного платонического брака и умершие почти одновременно с Солсбери. Ни одна из иных реально существовавших в те годы супружеских пар не напоминает тех, о ком скорбят авторы сборника.
В одной из поэм сборника «Жертва любви» ее герои – Голубь и Феникс – обращаются к священному огню с молением поглотить их, дабы из их праха, из общего пламени восстало одно имя. И когда эти редчайшие из земных существ сгорают вместе, перед глазами изумленных смертных встает еще более совершенное создание. О каком же создании идет речь? И тут, наконец, вырисовывается ответ, который уже давно искало шекспироведение...
Самое совершенное создание
Жемчужиной коллекции миниатюр королевского Виндзорского дворца, пуще глаза оберегаемой, почитается портрет неизвестного молодого лорда. Какое прекрасное одухотворенное лицо смотрит на нас! Молодой человек в шляпе с широкими черными полями, прислонившийся спиной к дереву, с руками, сложенными на груди и опертыми на меч. Печально-задумчивые глаза, припухлые губы, спадающие на плечи локоны. Кружевной воротник и манжеты, черная перчатка на левой руке, другая – на траве рядом... Кто это?
Сегодня можно уверенно говорить – Роджер Мэннерс, граф Рэтленд, он же Уильям Шекспир.
После того как на «вакансию Шекспира» отпала единоличная кандидатура Фрэнсиса Бэкона, выплыла другая, очень возможная – граф Рэтленд, кстати, воспитанник Бэкона. Томас Луни – один из еретиков-нестратфордианцев и при этом отнюдь не сторонник версии Рэтленда, – на основе анализа произведений Шекспира вывел черты характера и «специальные характеристики» их автора. Главные – несомненная гениальность и творческая зрелость. Затем – эксцентричность, склонность к таинственности, необыкновенная чувствительность, высокоразвитый литературный вкус, превосходное знание драмы, глубокая образованность, принадлежность к кругу высшей аристократии, любовь к Италии и знание ее, знание многих видов спорта и развлечений, доступных только самым знатным и богатым лендлордам, знание музыки и любовь к ней, неуверенность, сомнения там, где дело касается женщин...
Граф Рэтленд всем этим характеристикам соответствует в полной мере, причем гораздо более, чем граф Оксфорд, кого Луни и полагал «истинным Шекспиром».
В пользу кандидатуры Рэтленда говорит и многое другое. Бельгийский историк Селестен Демблон еще в начале прошлого века обратил внимание на то, что после 1612 года, когда умер Рэтленд, Шекспир не написал ни единой строки. Он же нашел в архивах Падуанского университета в Италии, где учился Рэтленд, фамилии датчан Гильденстерна и Розенкранца, памятных всем героев «Гамлета». Рэтленд был с посольством в Дании – по поручению Иакова I вручал орден Подвязки датскому королю. Первое издание «Гамлета» вышло до этой поездки, второе – после. В нем появились многие, прежде отсутствовавшие, реалии датской жизни, в частности описание пьянства, царившего при королевском дворе.
Почти все те книги, из которых почерпнуты шекспировские сюжеты, есть в библиотеке Бельвуара, родового замка Рэтлендов. Рэтленд имел тот жизненный опыт, которого не было у Шакспера и без которого немыслимо было написать шекспировские пьесы. Он путешествовал по Европе, участвовал в военной кампании Эссекса в Ирландии, плавал по морю и на пути из Дании попал в страшную, две недели продолжавшуюся бурю, знал закулисье придворной жизни, знал жизнь леса, поскольку Рзтленды были хранителями королевского Шервудского леса (того самого, где скрывался легендарный Робин Гуд). Он участвовал в заговоре Эссекса, был арестован, сидел в Тауэре. Друзья обвинили его в малодушии на судебном процессе, закончившемся казнью Эссекса (который, помимо прочего, был ему тестем – спустя 4 года после гибели Филиппа Сидни его вдова вышла замуж за Эссекса). Все эти события хронологически точно совпадают с трагическим переломом, произошедшим в творчестве Шекспира в момент создания «Гамлета».
