355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вокруг Света Журнал » Журнал "Вокруг Света" №9  за 1997 год » Текст книги (страница 3)
Журнал "Вокруг Света" №9  за 1997 год
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 22:07

Текст книги "Журнал "Вокруг Света" №9  за 1997 год"


Автор книги: Вокруг Света Журнал



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Земля людей: Боги рождаются на земле

Долина Катманду – долина тысяч храмов и миллионов богов

В Непале эту истину знают все, и первым делом мне подробно объяснили, как проехать на родину Будды, в южный район страны, где в Лумбини появился «Просветленный». Мальчик Сиддхартха Гаутама родился более 2 500 лет тому назад, а все непальцы говорят об этом событии так, словно оно произошло вчера.

Моего спутника по странствиям в Непале звали Бинод Кумар. Представляясь, он подчеркнул, что происходит из семьи Гаутама.

– То есть? – не понял я.

– Тот же род, из которого произошел Будда, – скромно ответил он. – Сиддхартха был очень живой, общительный мальчик. (Кстати, и из моих имен одно – «Нагаркоти», значит «веселый»). Он любил разные дворцовые развлечения. Ведь он принадлежал к царскому роду шакьев. Потому его зовут еще «Шакья-Муни» – «Отшельник из шакьев». Но настал час просветления, и юноша отправился в странствия, чтобы узнать жизнь простого люда...

Я слушал переложение жизни «Пробужденного» (можно и так с санскрита переводить имя «Будда») из уст Бинода и мне становились понятны и близки неустанные поиски молодого царевича. Поиски «конца человеческих страданий».

Он понял, что причина их в желаниях и страстях. Откажись от них – и ты приблизишься к, просветлению. Так возникла мировая религия – буддизм.

И хотя мне не удалось добраться с десятком тысяч паломников до родины Будды, я побывал в других святых местах буддизма. И индуизма...

Узкими улочками Катманду мы пробираемся с Бинодом к известной всему миру ступе Сваямбутанах. Скользя по мокрой каменной мостовой, я гляжу себе под ноги, чтоб не наступить на банановую кожуру или корку арбуза, и стараюсь не потерять в густой толпе своего спутника, за которым выныриваю из переулка на площадь. Поднимаю глаза и – Бог ты мой! – лишаюсь дара речи: прямо передо мной на холме высится ступа таких размеров, каких мне не приходилось встречать даже среди древних сооружений в джунглях Шри Ланки.

Я рее знаю, что полусфера ступы означает небо, а над ней возвышается куб со ступенчатой пирамидой, увенчанной чем-то похожим на абажур.

Бинод показывает на вершину ступы:

– Правда, похоже на цветок лотоса? Я согласно киваю.

– Смотри, на каждой стороне куба нарисованы большие глаза – это всевидящее око Будды. Правый глаз испускает огонь, левым глазом он охватывает все на земле, а между бровями, присмотрись получше, изображена точка – это третий глаз Будды, знающий, что каждый на земле думает и чувствует.

Я вполуха слушаю Бинода, а сам тщетно стараюсь поместить в объектив моего аппарата это неохватное сооружение, построенное еще в III веке до Рождества Христова.

Откуда взялись эти колоколообразные сооружения, чем-то напоминающие древние курганы? Во время странствований по Непалу я во множестве встречал их, в одиночку и группами, на улицах деревень и маленьких городков, и все они, и совсем крошечные, и огромные, поражали своими совершенными формами.

Один непальский историк поделился с нами своими соображениями о происхождении буддийских «айтьий», или ступ (на севере буддийского мира их еще называют «чхортэны»). Прообразом этих религиозных памятников, по-видимому, послужили могильные холмы добуддийской эпохи. В них хоронили умерших – сидя, со скрещенными ногами (отсюда, возможно, возникла знаменитая поза йоги). Позднее в курганах стали помещать пепел сожженных.

В буддистских и индуистских храмах меня поражала чистота и ухоженность. И, конечно, обилие молящихся.

Они были всюду, несмотря на раннее утро, – и в миниатюрных храмах во дворах, и в небольших на улицах, и в огромных в центре, на площади Дурбар. Люди шли на работу, на базар или с базара и по пути заходили помолиться, зажечь светильник, оставить подношение.

– Не удивляйся, – пояснил Бинод, – у нас храм – это продолжение дома, обязательная часть жизни, неотделимая от всех других проблем и забот, в том числе и бытовых. Ты знаешь, сколько в Непале живет людей? Так вот, помножь эту цифру на двадцать и получишь количество непальских богов, и это я, как брахман по рождению, могу утверждать только в отношении индуистских божеств. А сколько богов в других религиях, просто не знаю. Здесь, в Непале, – просто мириады. Значит, на каждого человека приходится много богов. И нужно всех ублаготворить, помолиться, что-либо попросить или на что-нибудь пожаловаться. Давай пойдем за женщиной к этому храму во дворике. Видишь, кто изображен?

Я знал легенду об этом боге со слоновьей головой. Это был храм, посвященный Ганеше, которому его отец, грозный Шива, в приступе ярости срубил голову. Заботливая мать Парвати приказала своему супругу тотчас же исправить положение и отыскать другую голову взамен. А тут проходил слон. Шива срубил голову и ему, и ее тотчас же приставили незадачливому сынку. Оказалось, что тому несказанно повезло. Ганеша, приобретя голову самого сильного и разумного животного, сам стал умнеть не по дням, а по часам, и стал богом мудрости.

– Видишь, женщина положила к подножию божества фрукты, помазала его голову пурпурной краской, полила пальмовым маслом – эти подношения делают богу мудрости, чтобы он дал совет, как поступить, если случились, например, разногласия в семье. Именно Ганеше возносят молитву в каждом индусском доме. Он настоящий домашний бог, помогающий благополучию и миру в семье, – произнеся патетически последнюю фразу, Бинод сложил руки ладонями и благоговейно закрыл глаза.

...Когда мы вновь попали в старинный центр Катманду, на площадь Дурбар, где теснятся десятки храмов и королевских дворцов, там под деревянной крышей на помосте молились верующие. Звучали песнопения, а рядом покупатели торговались в лавках, с трудом пробирались в толпе велорикши, гомонили попрошайки, что-то выкрикивали торговцы сувенирами, вокруг поголовно все жевали бетель и сплевывали пурпурной слюной – словом, нас окружал настоящий Восток в духе Киплинга.

– Помнишь, я тебе говорил, что на каждого непальца приходится десятка два богов, – продолжая прерванную мысль, говорит Бинод, – здесь богатый выбор, молись тому, кто тебе нужен. Желаешь успеха, положи цветы у статуи богини процветания Лакшми; хочется совершенства в каком-либо мастерстве, танцах или музыке, помолись богине искусств Сарасвати. Задумал собрать хороший урожай кокосов, поднеси плоды богине лесов Банадеви, но вот с просьбой уберечь от какой-либо злой напасти, болезни стоит обратиться к богине оспы Ситалами. Да, да, есть и такая богиня, помогающая от разных хворей. Богов очень много, и в них, конечно, нужно хорошо разбираться, чтобы обратиться точно по адресу в любом затруднительном положении. Некоторые из богов имеют и по нескольку разных обличий. Давай я покажу тебе одно малоприятное божество, но только будь осторожен...

Мой спутник подводит меня к стене храма со странным изображением. Сказать, что это раскрашенный барельеф, – значит ничего не сказать. Из стены выступает громадная фигура с выкрашенным в черный цвет туловищем и красным лицом с белыми оскаленными зубами и вытаращенными глазами. Многорукое чудовище держало в лапах большую дубину, трезубец и, по-моему, чашу-светильник, и еще что-то.

– Не пугайся, это тоже всемогущий Шива, бог созидания и разрушения, только принявший облик Черного Бхайрава, – объясняет Бинод. – В давние времена, когда не было еще судей, сюда привозили преступников, зачинщиков драк, воров, и Шива-Бхайрава вершил правосудие, выявляя обманщиков и наказывая их. Видишь, рядом с ним привязан черный козел – символ «козла отпущения». Каждого, кто солжет перед ликом Черного Бхайрава, ждет неминуемая смерть...

Следующим утром мы с Бинодом поднялись с аэродрома в Катманду на легком самолетике-стрекозе, чтобы узреть во всем великолепии знаменитые гималайские восьмитысячники, доступные лишь немногим альпинистам. Но была такая сильная облачность, что мы еле различили Эверест, зато, вынырнув из облаков, пролетели над Долиной Катманду, расположенной между хребтом Махабхарат и Большими Гималаями. Внизу были ясно видны города, где живет две трети всего населения Долины. Это – Трипура – Троеградье, где почти слились друг с другом столица королевства – Катманду, Лалитпур (он же Патан) и Бхактапур.

Даже с птичьего полета их вид поразил мое воображение. Очевидно, я воззвал к какому-то правильному божеству, ибо мне удалось побывать в каждом из них. Тем более что это недалеко от Катманду.

Эти старейшие города, столицы древних княжеств, явно соперничали друг с другом. Объединяющим центром в каждом была площадь – дурбар, которую окаймляют старинные дворцы и храмы. От площади разбегаются узкие улочки, где толпятся невысокие кирпичные дома с козырьками черепичных крыш, опирающимися на столбы. Дома опоясывают деревянные галереи, – там сушится белье, висят ковры, за решетками прячутся смеющиеся женские лица. Видны любопытные и в окнах с наличниками и закрывающимися в жару ставнями. Стоит мне теперь услышать название Лалитпур, как перед глазами возникает видение – круто вздымающаяся параболическая башня храма Кришны—Мандира, стоящего на возвышении в окружении колонн. А при слове «Бхактапур» видится пятиярусный индуистский храм Ньятапола с высокой лестницей, украшенной по краям каменными фантастическими фигурами.

Глядя со ступеней «Пятидесятипятиоконного дворца» неварских королей (невары – основной народ Непала), похожего на тщательно отделанную золотую шкатулку, я представлял себе, какие празднества разыгрывались перед ним...

И тут мне припомнилась поездка по Среднему Непалу, по цветущей долине Покхара, где вдоль дороги непрерывной чередой тянутся манговые и цитрусовые деревья, плантации бананов и ананасов. Там я побывал на деревенском празднике Тихар – празднике урожая. Услышал и трудовые, и обрядовые песни; увидел, как в танце женщины сажают рисовую рассаду, а мужчины взмахивают мотыгами или наносят удар кхукри, национальным ножом с изогнутым лезвием. А после девушки-неварки в пестрых кофтах и юбках-пхариях, отороченных красной каймой, бренча браслетами, вместе с юношами в приталенных рубахах, жилетах и узких длинных штанах, подвязанных широкими поясами-патуки, ходили по улицам, пели песни, напоминающие частушки, и обязательно делали подношения в храмах.

Танцы и песни, связанные с деревенской жизнью, верованиями, всей историей страны, люди исполняли на площади перед королевским дворцом, перед храмами, устраивая хороводы вокруг статуй богов и неварских королей. Древние камни словно впитали в себя краски и шумы прежних празднеств.

Закрою глаза – и слышу барабанную дробь и звуки бубна. Неровные отсветы ложатся на брусчатку от пламени горящих масляных плошек в руках медленно шествующих девушек. За ними движется музыкант-барабанщик; он бьет по мадале, барабану, висящему на шее, и высоко подпрыгивает в такт. Люди движутся по кругу, взявшись за руки, подпевают хору. Позванивают браслеты на лодыжках танцоров в такт музыке оркестра. Тут вовсю проявляется щедрый характер непальцев: живая мимика, порывистые движения рук, лукавые улыбки. Вихрь танцев и возбуждающее толпу призывное пение превращаются в гимн богам – это апофеоз праздника...

Мираж воспоминаний разрушает голос Бинода, который с неподдельной озабоченностью клянет себя за то, что мы опоздали на свадебное шествие по центральной площади Бхактапура. Все же удается взглянуть на свадебную процессию перед домом родителей жениха: впереди – небольшой оркестр, за ним несут в одном паланкине жениха, в другом – невесту, а позади движутся тележки, где лежат корзины с приданым.

– Эти тюки с приданым – дар родственников невесты, – поясняет Бинод. – Я хочу кое-что сказать о моей семье, иначе тебе многое не понять в наших обычаях. Раньше все держалось на семье, да и сейчас она играет большую роль в жизни людей. Я родился в брахманской многодетной семье и сам – брахман. У меня все двоюродные братья и сестры, как родные, и их дети – мои дети. Но если мы брахманы, это совсем не значит, что мы особенные, чураемся людей других каст или стараемся все быть священнослужителями. В Непале нет таких резких кастовых различий, как в Индии, люди разных каст знакомы друг с другом, служат вместе. Я, например, авиатор, работаю с коллегами из разных каст и даже религий, дружу с буддистами... Иногда захожу в их храмы. Мы берем воду из общего источника – в Индии во многих местах это невозможно.

Все непальцы воспитаны в уважении к старшим, до сих пор родители выбирают сыну невесту, юноши женятся после сговора родителей, а жена, входя в дом мужа, становится членом большой семьи. Конечно, молодоженов из моей семьи благословляли брахманы, а после рождения ребенка молодая мать не общается с другими членами семьи, неделю, другую, пока брахман не выберет имени ребенка по гороскопу.

У нас принято отмечать не только «день матери» (вроде вашего 8 марта), но и «день отца». Существует еще обычай (я его не придерживаюсь) – выражать уважение родителям так: утром или вечером мы прикасаемся лбом к ногам отца и матери.

Особыми церемониями «Бурха дзанко» отмечаем этапы долгожития. Третья ступень, когда человек видел полную луну 1 200 раз, то есть прожил 99 лет, 9 месяцев и 9 дней, именуется «уходом на небеса». Но до такого возраста у нас мало кто доживает, и уход на небеса происходит гораздо раньше. Я недавно похоронил мать – ей не было и шестидесяти лет. Но о церемонии смерти разговор особый, мы сейчас отправимся в Пашупатинатх, где и была кремирована моя мать...

Этот индуистский храмовый комплекс XIII века перестраивался и достраивался не раз, его сооружения, похожие и на индийские гопурамы и шикхары, и на пагоды, которые непальские зодчие, овладев секретами мастерства, строили в Китае и Тибете, привлекают с каждым годом все больше посетителей и паломников.

Вот и сейчас мы пробираемся сквозь пеструю толпу паломников со всего света.

Садху – вечные пилигримы... Они идут в длинных балахонах, или одних набедренных повязках, или даже почти без них мотая косматыми головами; тела их раскрашены самыми невероятными узорами. Они не стригут, не моют и не расчесывают голову, выполняя данные богам обеты. С достоинством выступают, медленно перебирая четки тонкими пальцами, санияси – ученые мужи в оранжевых одеждах, посвятившие свою жизнь служению богам и изучению священных книг. А за ними валом валит люд попроще: мужчины в застиранных рубахах – даура и украшенные гирляндами желтых, пряно пахнущих цветов женщины в цветастых кофтах – чоло, оставляющих открытой полоску спины и живота с пупком.

Верующие несут дары богам. Кто что может: корзинки, блюда с фруктами и сластями, украшенные мишурой. А в храмах все спешат к своим божествам-покровителям, чтобы расположить их к себе посильными жертвоприношениями.

Заглядевшись, я чуть не упал, поскользнувшись на плитах пола, политого маслом. Богов здесь умасливают в буквальном смысле слова, весьма обильно кокосовым молоком и топленым коровьим маслом из плошек. Если понаблюдать внимательно за посетителями храма, то можно заметить, что в отношениях верующих с небожителями проступают черты житейского реализма: размер подношения определяет и важность просьбы.

В момент возложения одним из верующих бананов к подогнутым ногам каменного бычка Найди, лукаво взирающего на все надоевшие ему наверняка церемонии, меня поманил к выходу Бинод.

– Время идет. Хотя до Катманду отсюда всего 10 километров, но нам нельзя опаздывать к королевскому дворцу – там тебя ожидает весьма необычная церемония, – важно произнес он с таинственным видом. – А теперь посмотри на набережную реки Багмати.

Я увидел на облицованном плитами берегу каменные прямоугольные возвышения, на одно из которых складывали длинные поленья, расколотые вдоль. Явно сооружали большой костер.

– Что это? Готовится жертвоприношение?

– Погляди вперед – видишь процессию? Люди идут в белых одеждах, у нас белый цвет – цвет печали и траура. Это несут на берег священной реки покойника, чтобы сжечь его на костре, а пепел рассыпать над водами Багмати. Видишь: труп, обернутый в желтое покрывало, снимают с бамбуковых носилок и укладывают на костер... Лицо не открывают и при прощании не целуют покойного. Раньше было принято даже выносить родственника – перед смертью – из жилого дома во двор.

Когда у меня скончалась мать, я с братьями, в знак траура, поселился отдельно. Тринадцать дней надо поститься и молиться, пока дух бродит вокруг дома. Мы побрились наголо (тоже в знак печали), сбрили волосы, усы, бороды – все и облачились в белые одежды. Спали на соломе, никого не видели, не читали, не слушали музыку. Ели только рисовые шарики, запивая молоком.

Молились с утра до вечера в круге «пинде», очерченном на земле. Не дай Бог, кто-то на тебя взглянет или того хуже – коснется. Тогда начинай все сначала.

Вот так, дорогой, с рождения до смерти брахманы проводят свою жизнь в молитвах и общении со своими многочисленными богами...

– А теперь, – весело улыбнулся Бинод, – отряхнем прах ушедших от нас, пусть их душам хорошо живется в новых обличьях, а мы устремимся на встречу с живой богиней Непала.

Мы домчались до центра Катманду меньше чем за час и попали во двор деревянного дворца, построенного в XVIII веке одним из королей специально для юной богини. Но любознательный читатель вправе выразить недоумение: как это удалось хорошо сохраниться юной богине с тех давних времен?

Поэтому, ожидая ее появления в одном из резных окошек, выходящих во двор, мы сядем под деревьями и расскажем нашему читателю без утайки всю правдивую историю богини Кумари.

Надо сказать, что уже многие годы богиню выбирают – весьма демократично – среди трех-пятилетних девочек невысокой касты. И надо сказать, что этот выбор нелегок, так как малютка должна удовлетворить не одному десятку требований. Прежде всего она должна быть красива: правильные черты лица, белые зубки, приятный голос, хорошие волосы, стройная с тонкой талией (в прошлом веке мода в Непале была иной: выбирали толстушек). Обязательно, чтобы девочка была с большими глазами. Конечно же, претендентка должна быть умной, уметь правильно ответить на многие вопросы, касающиеся окружающей жизни. Должна чураться разных соблазнов: украшений, красивой одежды, обильной еды и т.д. Ну, право, чем не конкурс красоты! Одно из требований: ее гороскоп должен совпадать с королевским.

А теперь наступает время основных испытаний. Главное для будущей богини – умение сохранять присутствие духа в любых неожиданных обстоятельствах. Например, девочка не должна пугаться внезапного появления короля – это считается дурной приметой. Она, естественно, должна уметь выходить с достоинством из любых острых ситуаций, обладать твердым, смелым характером. Даже взрослый может дрогнуть или потерять сознание при виде брызжущей крови, когда прямо на его глазах отрубают голову у барана или буйвола, а ребенок не смеет и глазом моргнуть. Затем начинаются испытания в темноте: внезапно появляются люди в страшных – масках или таинственные чудовища, от которых нельзя закрыться руками, а следует идти, как будто ничего не происходит.

Если девочка проходит все испытания на панчаяте – совете жрецов, она лишается собственного имени, и ее нарекают новой богиней Кумари.

Она поселяется в том самом деревянном дворце с квадратными, плотно закрывающимися дверями и окнами со ставнями, обращенными во двор, где я дожидаюсь с ней встречи на скамеечке под тисовыми деревьями. Наверное, сейчас ее одевают к выходу на люди. А это весьма сложный ритуал. Во-первых, нужно выбрать цвет платья: золотой – символ богатства, алый – признак женской власти. Прислужницы (во дворце живет несколько семей ее слуг: повара, портнихи и прочие) расчесывают богине волосы и делают сложную прическу, украшенную драгоценностями, надевают нечто вроде диадемы-короны, а всего положено носить маленькой девочке ожерелий и браслетов несколько килограммов. Конечно же, на лбу богини рисуют обязательный третий глаз, означающий знания и мудрость.

Обычно Кумари проводит все время во дворце, кроме нескольких раз в году, когда она отправляется в храм во время праздников в честь разных богов, например, Индры, или в праздник Кумари-джатра, посвященный ей самой. Ее усаживают в паланкин и проносят по улицам столицы под ликующие крики толпы. Но и тут она не должна ни на кого смотреть, так как если человек встретится взглядом с богиней – это принесет ему несчастье.

Проходят годы, и лет в двенадцать, когда Кумари взрослеет, становится девушкой, ее снова переизбирают. Дальше обычно ее жизнь складывается не очень счастливо, так как она не приучена заботиться о себе, не умеет вести домашнее хозяйство. А главное, как говорят сведущие люди, юноши опасаются брать богиню в жены.

Во дворе дворца ожидание достигло предела. Щелкают аппараты, жужжат камеры – хотя висит объявление, что снимать нельзя – штраф.

Наконец распахнулись ставни на одном из оконцев и появилось юное лицо в обрамлении резной рамы. Это длилось всего лишь мгновение: милое личико, отрешенный взгляд из-под длинных ресниц и слабое подобие улыбки. Все! Богиня исчезает, как тень. Ставни захлопываются.

Владимир Лебедев, наш спец. корр. / фото В. Зеленина и автора


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю