Текст книги "Журнал "Вокруг Света" №4 за 1995 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Потом мы вспомнили, что в тот день Боб немного прихрамывал – у него болела поясница. Именно этого и дожидается волк: небольшая брешь в ваших доспехах – и он готов бросить вызов. И, представьте себе, когда мы рассказали эту историю другим владельцам волков, оказалось, что подавляющее большинство из них тоже в свое время пережили смертельно опасные стычки со своими подопечными».
Существуют, по крайней мере, два метода обхождения с волками и собако-волками. Следуя первому из них, хозяин животного с самого начала утверждает свое главенство. Если щенок претендует на что-либо, не принадлежащее ему, его хватают за загривок и грубо швыряют на спину. Когда же взрослый волк начинает вести себя агрессивно, надо встать прямо, подняв голову выше, чем у животного, и смотреть ему в глаза до тех пор, пока зверь не отведет взгляд.
Но есть и другой способ, которым пользуются Брукс и Вебер: никогда ничего не отнимать у волка, даже если он залез в тарелку с вашим супом. При разговоре с ним голову нужно опустить как можно ниже, чтобы зверь понял, что вы настроены миролюбиво; а если волк угрожающе рычит, скалит зубы и прыгает, готовясь укусить, ни в коем случае нельзя отворачивать взгляд и отступать назад – даже если клыки сверкнули на расстоянии пары дюймов от лица. Нужно смотреть как бы сквозь или за животное, словно не замечая его, и при необходимости можно произнести скучающим тоном какое-нибудь нейтральное выражение, вроде: «Ну, что тебе надо?» или лучше всего просто «Ба-а!» Таким образом удается сохранять превосходство над зверем: всем своим видом вы показываете, что относитесь к брошенному им вызову, как к пустячному недоразумению. Этот метод работает, по крайней мере, для Кента и Трэйси: Кента кусали всего лишь однажды, а Трэйси – ни разу.
Но самое лучшее вообще не иметь дела с этими животными. По мнению Монта Слоуна, сотрудника другого приюта для волков, в штате Индиана, «всякому, у кого в доме есть волк или собако-волк, очень скоро становится ясно, что надо всегда быть начеку, когда общаешься с ними. Но рано или поздно даже самый бдительный хозяин позволяет себе расслабиться, полагая, что либо у него исключительно послушное животное, либо он сам исключительно умелый хозяин. В любом случае это глубочайшее заблуждение, за которое приходится расплачиваться».
Брукс и Вебер прекрасно знают это и никогда не возьмут на лекции, которые они читают в школах и университетах, животное, в чьем поведении они не уверены на сто процентов. И волчица Сила, которой многое позволяется при общении с людьми и особенно с детьми похоже, и в самом деле является исключением из правила. Обычно же волка во время лекции держат на коротком прочном поводке на сцене или просто подальше от слушателей; лишь иногда ему разрешают в виде приветствия облизать лицо самого смелого из школьных учителей, причем заранее подготовленного к этому испытанию, и крайне редко пройти сквозь толпу ахающих и охающих детей. Все это вполне укладывается в рамки главной идеи Брукс и Вебера: продемонстрировать людям, что волки отнюдь не убийцы; однако стержнем их деятельности было и остается проверенное музейное правило: «Руками не трогать!»
Что же представляют собой эти, так сказать, «волководы», которых в Америке насчитывается несколько тысяч человек? В подавляющем большинстве – это отнюдь не богачи, сколотившие капитал на торговле волчатами. Как правило, они занимаются своим делом исключительно «из любви к искусству» и просто вынуждены продавать часть щенков, которых негде содержать или невозможно прокормить.
Вот что рассказывает журналист Джек Хоуп, посетивший одну из таких «звероферм» в штате Айдахо: «Я заинтересовался объявлением «Продаются чистокровные щенки канадского полярного волка... выращенные в домашних условиях»... ну, и конечно же, «обожающие детей». На другой день я приехал по указанному адресу, и моему взору предстала отнюдь не воодушевляющая картина: видавший виды трейлер, служивший домом владельцам, и пол-акра выжженной горячим солнцем голой земли, обнесенной высокой металлической сеткой. В вольере содержалось 13 взрослых зверей; каждый был привязан металлической цепью к прочному столбику, глубоко вбитому в землю. Небольшие деревянные топчаны, возле которых стояли двухведерные пластмассовые емкости с водой, служили для них местом отдыха, явно неудобным в такой жаркий день, когда термометр наверняка показывал за 30 градусов. Да еще спутавшиеся цепи мешали некоторым животным, в том числе и матери четырех шестинедельных щенков, добраться до своих лежанок или дотянуться до питья.
Завидев меня, большинство зверей поджали хвосты, однако двое злобно зарычали и загремели цепями, всем своим видом показывая, что не прочь бы попробовать на зуб мои ноги. Даже мне, дилетанту, было очевидно, что вряд ли хотя бы одного из них можно было с уверенностью назвать чистокровным волком. Отцом щенков оказался мощный зверь, весивший никак не меньше 50 килограммов, но его короткая морда, хвост крючком и характерные лапы выдавали помесь волка и маламута».
Тем не менее владелица фермы, по словам журналиста, утверждала, что оба родителя щенков чистокровные волки. Она сообщила, что занимается своим делом уже двенадцать лет, и ее главная цель – доказать, насколько хорошо дикие волки вписываются в человеческое общество. Хозяйка продала уже более 300 щенков, и ни один из них ни разу не укусил человека кроме единственного случая, когда пришлось защищать ее саму от непрошенных гостей. Конечно же, владелица щенков слышала истории о нападениях волков на людей, но ее метод одомашнивания этих животных «поистине уникален», и она никогда не боялась приводить своих детей – а теперь уже и внуков сюда, в вольеру.
Джек Хоуп услышал также массу трогательных историй: как волки приносили своим хозяевам газеты, тапочки и даже пиво из холодильника, как сама хозяйка увлеклась волками, подобрав где-то в глуши очаровательного щенка, оставшегося без родителей и многое другое. И это была не реклама. Скорее всего, эта женщина выдавала желаемое за действительное, приписывая своим любимцам вымышленные качества. Склонность к самообману является, пожалуй, самой удивительной чертой, присущей многим любителям волков.
«Есть нечто болезненно-странное в характере людей, покупающих и держащих дома этих зверей, – заявляет Боб Дюман, кстати, сам бывший владелец волка. Очень часто – это парень в кожаной куртке, с татуировкой на руках, который, приобретая волка, подчеркивает свой особый социальный (вернее, асоциальный) статус. Он хочет, чтобы вы знали: его животное способно убивать, – и поняли, что и сам он ни перед чем не остановится.
Но есть и другой тип людей, – продолжает Боб, наивные идеалисты вроде меня и моей жены, закрывающие глаза на недостатки окружающих, в том числе и домашних животных, и воспринимающие одни их достоинства. Волк уничтожает мебель в доме, а вы лишь восклицаете: «О-о! Какой у него творческий подход!» Затем он начинает бросаться на соседского мальчишку, и вы говорите: «Какая у него чувствительность! Не зря ведь этого ребенка никто не любит». Наконец он сильно покусал вас, но вы продолжаете заниматься самообманом, уверяя себя: «Он ведь не хотел сделать мне больно, наверняка я сам чем-то обидел его».
Назад – к природе
Биологи, не одно десятилетие занимавшиеся проблемой возвращения волков в их естественную среду обитания, убеждены, что содержание волков и полукровок в частных домах имеет только отрицательные стороны. Дикие волки боятся людей и вынуждены охотиться стаей – для них практически нет другого способа поймать быстроногую дичь, служащую им пищей. У выращенных в домашних условиях волков и собако-волков начисто отсутствуют навыки совместной охоты. Поэтому, когда они убегают от своих владельцев, либо когда те отпускают их пусть из самых лучших побуждений – на волю в близлежащий парк или лес, им приходится добывать себе пропитание, потроша мусорные ящики, пугая туристов и охотясь за домашней живностью.
«Нам постоянно приходится сражаться с вековыми предрассудками, выработавшимися у людей по отношению к диким волкам, считает Дэвид Мек, главный авторитет Северной Америки по волчьей проблеме, подавляющее большинство происшествий подается прессой под безликим заголовком: «Инцидент с волком», хотя на самом деле речь идет либо об убежавшем из дому волке, либо о помеси волка и собаки, но отнюдь не о диком животном. Конечно, все это в какой-то степени настраивает общественное сознание против наших попыток вернуть волков в естественную среду обитания».
Ученые крайне озабочены также возможностью передачи диким волкам собачьих генов убежавших или выпущенных на свободу собако-волков, а вместе с ними поведения и инстинктов собак. На сегодняшний день научно подтвержден лишь один случай возвращения волчицы в стаю после вязки с собакой, но неконтролируемый рост численности помесей постоянно увеличивает вероятность подобных событий. Считается, что это может привести к катастрофически непредсказуемым изменениям генетического фонда диких волков, и в 1990 году специальный комитет по проблеме волков Международного союза за сохранение природы осудил содержание и выращивание волков и их помесей в домашних условиях и потребовал немедленно запретить такую практику.
Волки, хотя и медленно, возвращаются в леса Северной Америки. В штате Миннесота сейчас насчитывается 2 тысячи зверей, в штатах Мичиган и Висконсин – около сотни, в штате Монтана – примерно семьдесят. Вполне возможно, что волки вернутся еще в несколько штатов, расположенных в области Скалистых гор, где обитают большие популяции лосей и оленей. И тем более странным кажется тот факт, что даже в этих штатах в домах американцев живет в 50 раз больше чистокровных волков, чем на воле. Журналист Джек Хоуп, за долгие годы путешествий исколесивший тысячи миль «волчьей страны» Североамериканского континента от Юкона до Северо-Западной территории считает, что лишь однажды видел дикого волка (хотя, как знать, быть может, это был всего лишь койот).
«Волк – это своего рода символ природы, размышляет Кент Вебер. А за последние двадцать лет американцы неожиданно для себя осознали, что она несет невосполнимые потери с угрожающей быстротой. Как люди отреагировали на это? Кое-кто взялся ее защищать, некоторые пытаются целиком погрузиться в то, что от нее осталось. Но подавляющее большинство решило, что можно бороться с этим процессом, изменить себя и свою жизнь, просто-напросто купив себе частичку природы волка».
По материалам журнала «Smithsonian» подготовил А.Кузьменков
Pro et contra: Переживший забвение
Граф Ксавье де Сад раскрывает семейные тайны
Странный человек, странная судьба пожалуй, именно так – если в двух словах – можно сказать о маркизе Донасьене Альфонсе Франсуа де Саде, человеке, чье имя навеки утвердилось как символ чудовищного извращения, став синонимом наивысшей степени проявления жестокости, как физической, так и моральной.
К великому сожалению, до недавних пор применительно к личности маркиза де Сада подавляющее большинство россиян относилось по пословице: слышали звон, да не знали, где он, имея лишь весьма отдаленное представление – а то и вовсе никакого – о том, чем же так прославился этот человек. К тому же, добавим, во всех советских энциклопедиях имя маркиза связывалось исключительно с одним понятием садизм, имеющим отношение, скорее, к психиатрии, нежели, например, к литературе или философии. Многие из нас, увы, и сейчас продолжают пребывать в неведении, совершено не представляя себе, кто же он был такой – маркиз де Сад.
Итак, родился он в 1740 году. Получил прекрасное образование и не один год жизни посвятил военной карьере, сыграв заметную роль – чисто идеологическую – во Французской революции. Во всем мире известен как писатель и философ, давший в своих трудах полное и яркое отображение не только возвышенно-помпезных нравов высшего французского общества, но и ужасающих пороков, которым охотно и с радостью предавался высший свет; и сам маркиз де Сад, будучи представителем этого общества, также не избежал грехопадения. Больше того: мысленно вознесясь над светом, он возвел порок в категорию философскую, выдвинув идею, будто «природа создала человека лишь для того, чтобы вкушать все радости земные... А жертвы наслаждений тем хуже для них: наличие жертвы насущная необходимость». Как философ, де Сад был убежденным материалистом и атеистом. Согласно другому его утверждению, истинного наслаждения можно добиться только через боль. Вот почему во многих произведениях маркиза, в том числе и литературных, он поэтизирует жестокость и тут же подтверждает свои собственные слова анализом. Многое из этого анализа используют современные психопатологи.
После смерти маркиза де Сада минуло сто восемьдесят лет с лишним. В свое время имя его, как и труды, было предано проклятию и забыто. Но в наши дни оно воскресло из забвения. И сегодня отношение к личности маркиза постепенно меняется: многое из того, что им было написано, подвергается принципиальному пересмотру и более углубленному, непредвзятому изучению. И мысль, объединяющая, пожалуй, всех исследователей жизни и творчества де Сада, сводится к одному: маркиза сделали своего рода козлом отпущения за свои собственные грехи те, кто был близок ему по классу и духу и чьи имена – а их немало – сегодня уже вряд ли кто вспомнит...
Но, уважаемые читатели, кто лучше может рассказать о маркизе де Саде, чем его прямые потомки? И предлагаемый вашему вниманию очерк, написанный в форме беседы-размышления, яркое тому свидетельство. Исключительное право на публикацию очерка было предоставлено нам французской журналисткой Анной-Марией Мержье, посвятившей добрый десяток лет своей творческой жизни поиску интересных, захватывающих тем, которые она освещала и продолжает освещать на страницах популярного мексиканского журнала «Экспрессо». А также – ее соавтором и мужем Алексеем Васильевым, нашим соотечественником. Выражая искреннюю признательность Анне-Марии и Алексею за сотрудничество с нашим журналом, мы надеемся, что оно будет плодотворным и в дальнейшем.
Итак...
«...Это был самый любимый замок маркиза»
Франция. Авиньон
– Досадно, – с грустью проговорил граф Ксавье де Сад, – а я так хотел показать вам замок Лакост под лучами солнца.
Граф ведет машину по узкой и скользкой дороге, которая извивается, словно змея, среди зеленых виноградников и вишневых садов, уползая все выше и выше. Внезапно граф тормозит – машина останавливается на обочине.
– Вот он, – взволнованно указывает он рукой на вершину. – Смотрите.
И правда, между серыми, несущимися неизвестно откуда и куда облаками, под дождем и ветром, точно призрак, возникает замок Лакост, как бы парящий над долиной Бонье. Кажется, что Люберон, легендарные горы Прованса, одной из красивейших провинций Франции, подчиняется ему.
– Это был самый любимый замок маркиза, – объясняет граф. – Здесь он скрывался от своих преследователей. К замку нельзя подобраться незаметно есть только одна дорога. Маркизу казалось, что он властвует надо всеми, правит миром. Лакост послужил прообразом замка Силинг. Лакост вдохновлял его – это несомненно.
Граф выходит из машины и окидывает взглядом (в который уж раз!) руины таинственного замка.
– Теперь с трудом верится, что когда-то Лакост был местом удовольствий и развлечений, – говорит граф. – Здесь, например, маркиз провел несколько дней с одной из своих любовниц, некоей Лабовуазен, которую он выдавал за свою жену. В конце концов все стало известно, и теща маркиза, суровая правительница Монтрея, учинила ему неслыханный скандал.
Рассказывая эту историю, граф улыбается. Это улыбка соучастника, словно он рассказывает нам о шалостях своего старшего брата, неугомонного, немного скандального, но очень любимого, которому все прощается даже через века.
– Не забывайте, что маркиз женился не по любви. Его отец и монтрейская правительница все решили за него. Де Сад – старое дворянское имя, де Монтрей – деньги, в общем, это был брак по расчету. По расчету родителей. И к тому же Рене Пелажи была так... ну так безобразна, – добавляет он с жалостью и состраданием к маркизу, – что его можно понять. Представляете себе, в день, когда молодых представляли при дворе Людовика XV, во время заключения брачного союза, Донасьен де Сад даже не явился ко двору, вся церемония прошла без него...
Описать внешность графа Ксавье де Сада кажется поначалу простым и легким делом. Седой, полноватый мужчина, семидесяти двух лет, живой, подвижный, с чувством юмора вот, пожалуй, все. Но есть в этом человеке нечто, не поддающееся описанию, и это нечто его аристократизм: он у него в крови. К тому же граф прост в обращении, любезен и приветлив и никогда ни словом, ни намеком не поставит себя выше собеседника. Лишь красный шелковый платок, засунутый в карман пиджака с элегантной небрежностью, выдает в нем человека из высшего света.
Когда мы договаривались с графом о встрече, он сразу уточнил, что не намерен вести беседу на уже набившую оскомину тему о грехах своего предка, а предложил посетить три замка маркиза, которые находятся в Провансе.
Любезность и обходительность графа Ксавье де Сада далеко не все его достоинства. Его имя войдет в историю французской литературы, потому что он первый из потомков «странного» маркиза, громко заявивший о своем родстве с ним и открывший после 150-летнего молчания архивы наиболее скандального писателя XVIII века.
«...Мои родители никогда не говорили о маркизе»
В пятницу 10 декабря 1814 года в десять часов вечера в Шарантонском приюте для душевнобольных скончался маркиз де Сад. Все рукописи, хранившиеся в его доме, были тут же конфискованы жандармами. Они были прочитаны и изучены, часть наиболее крамольных, по мнению полиции, была сожжена. Сын маркиза Клод-Арман присутствовал на этом аутодафе. Остальные бумаги с разрешения префектуры были распроданы. 29 января 1815 года Клод-Арман де Сад купил все оптом за 175 франков. Погрузив рукописи в ящики, он отвез их в свой замок Конде-ан-Бри, где и спрятал на чердаке. И все. С того времени имя маркиза ни разу не произносилось в семье. Его словно не существовало в роду.
Молчание длилось вплоть до 1947 года, а именно до того времени, пока граф Ксавье де Сад не унаследовал замок Конде-ан-Бри.
– Когда я женился, вспоминает граф, моя мать подарила мне замок Конде-ан-Бри. Подарок оказался с «ядовитой» начинкой.
– Ядовитой?
– Ну не ядовитой, это, конечно, слишком, просто замок круто изменил мою жизнь. Он был сильно поврежден немцами во время войны, и я потратил 25 лет, чтобы его восстановить. Во время ремонта я обнаружил на чердаке ящики с бумагами – архивы нашей семьи и рукописи маркиза. Это и стало поворотной точкой в моей судьбе. До этого времени я мало что знал о своих предках, а уж о маркизе и подавно. Семейные архивы были для меня настоящим открытием.
– Стало быть, до двадцатипятилетнего возраста вы не представляли, кем был ваш предок – маркиз де Сад?
– Нет, я, конечно, догадывался, что в семье существует какая-то тайна, но никогда до этого не читал ни писем, ни произведений маркиза. Да и где я мог бы прочесть его книги? Ведь во времена моей юности они были запрещены.
– А ваши родители никогда не рассказывали о маркизе?
– Нет, что вы, никогда. Это понятно: мои родители, как и остальные потомки маркиза, были благоверными католиками. Их мораль, образ и философия жизни резко отличались от того, о чем писал маркиз. К тому же они не знали его книг, знали разве что о скандальной репутации, которая волновала многих людей в XVIII и XIX веках и продолжает волновать и в наше время. Поверьте, имя маркиза де Сада отождествляют с абсолютным злом. И так везде, – замолкает граф, осторожно управляя машиной на опасной дороге.
Идет холодный дождь, ветер пригибает ветви черешен. Кажется, что взгляд графа пронзает не пространство, а время. Он добавляет:
– Я не успел поговорить о маркизе с моим отцом. Он погиб в железнодорожной катастрофе, когда мне было одиннадцать лет.
Снова молчание. Видно, что трагедия, пережитая в детстве, не забылась с годами. Машина делает плавный поворот, и перед нами вновь возникают таинственные руины замка.
– И моя мать никогда не говорила со мной о маркизе. Помню, как однажды я обнаружил неизвестный мне портрет, спрятанный в потайном ящике шкафа, миниатюру на фарфоре. Я спросил: «Кто это?» Мать со смущенным видом поспешно задвинула ящик и странным голосом ответила: «Не сейчас... как-нибудь потом... может быть...»
– Это был портрет маркиза?
– Да.
– И вы разделяли страх ваших родителей и предков перед именем маркиза?
– Конечно же!
– А сейчас вы продолжаете чувствовать этот страх?
– Ну да!
– Но что же тогда с вами произошло? Почему именно вы, набравшись мужества, решились нарушить полуторавековое молчание?
– Рассказать об этом непросто...
«Маркиз продолжает творить чудеса»
Мы добрались на вершину горы, перед нами руины замка: полуразрушенная башня, мрачная серая стена впечатление удручающее. А тут еще ветер и низколетящие облака все это только усугубляет тоску.
– Оглянитесь вокруг, – говорит граф. – Вы не находите, что замок расположен действительно очень удачно? Он как бы царит над долиной. Здесь маркиз чувствовал себя всемогущим, недосягаемым и защищенным от всех бед.
Некоторое время мы молчим, слышно, как ветер разгуливает в развалинах, а нам кажется, что это призрак маркиза бродит по замку, выглядывая из зияющих черных проемов безликих окон. Граф наотрез отказывается выйти из машины и сфотографироваться на фоне развалин.
– Не сочтите за нескромность, господин граф, но вы отказываетесь из-за чувств, которые испытываете, глядя на то, что осталось от замка?
– Нет-нет, смеется граф, чувства здесь ни при чем.
– Так что же тогда?
– Мне не хочется выходить из машины только из-за того, что я не в ладах с нынешним владельцем этих развалин.
– Замок больше не принадлежит вашей семье?
– Да, и давно, – грустно вздыхает граф. – Замок был захвачен взбунтовавшимися крестьянами 17 декабря 1792 года. Маркиз в то время находился в Париже. Охрана замка разбежалась, и крестьяне разграбили и разрушили все, что только можно. Позднее маркиз продал но очень неудачно то, что осталось от замка. Потом этот участок ходил по рукам, его делили, продавали частями. Пятьдесят лет назад местный учитель английского языка, большой поклонник моего предка-маркиза, взялся восстановить замок и, скупив по частям участок за участком, приступил к реставрации.
– Так вы недовольны его деятельностью?
– О, эта история сложнее, чем кажется. Видите ли, потомки маркиза решили никогда не возвращаться в Прованс, где находятся истоки нашей семьи. Я первый из потомков маркиза де Сада, кто вернулся сюда, в колыбель нашего рода. После войны, во время медового месяца, жена и я изъездили всю эту область. Прованс нас очаровал, и с тех пор мы проводим часть года здесь, а часть – в нашем доме в Туре. В то время, когда я открыл для себя Авиньон, замки Лакост, Соман и Мазан, которые принадлежали в свое время маркизу, я узнал довольно странные вещи.
– Какие же?
– Ну, например: этот самый учитель английского языка выдает себя за потомка маркиза де Сада. Я имел с ним долгое и не очень приятное объяснение, но в конце концов уладил этот вопрос. А потом мы вновь схлестнулись с ним из-за статьи, которую я опубликовал в одной местной газете, где критиковал его методы восстановления замка.
Граф указывает на часть стены, которая резко выделяется на фоне темно-серых руин.
– Взгляните сюда, предлагает Ксавье де Сад. Я думаю, вы согласитесь со мной, что она портит весь вид. Несомненно, восстановление замка идея замечательная. Но представьте, сколько средств требуется для реставрации. К сожалению, их у учителя нет, но, чтобы потешить свое самолюбие, он восстановил эту часть стены, употребив дешевый, я бы сказал «неблагородный» материал. Честно говоря, я бы предпочел видеть развалины, чем эти бетонные блоки. Надо оставить этот замок в покое и не волновать душу маркиза: ведь он очень любил это место.
– Надо полагать, ваш спор с учителем английского языка был довольно острым?
– Ну да! Теперь этот учитель даже запретил мне входить на территорию замка, он не любит, когда я прогуливаюсь поблизости. Но когда у меня возникает желание посетить эти места, тут уж никакой запрет не властен надо мной. Вот почему я не хочу фотографироваться на фоне этой безобразной стены. Были у меня и другие спорные вопросы с этим учителем. Ко всему прочему, он еще и виноградарь, а свое вино так и назвал «Маркиз де Сад». Я запретил ему использовать имя моей семьи. К тому же, как я знаю, несмотря на мои предупреждения, он продолжает выдавать себя за потомка маркиза. В общем, он неплохой человек, но какой-то странный. Всю свою жизнь он посвятил этому замку. Восстановление развалин его навязчивая идея. Я думаю, он в буквальном смысле «без ума» от маркиза. Наверное, поэтому и представляется всем как маркиз де Сад.
– И это, надо признать, не единственный случай. Вот уже полвека как я изучаю жизнь и творчество моего предка. И за эти годы встречался со многими людьми учеными, биографами, историками, просто читателями, которые попали под «чары» маркиза де Сада. Это впечатляет. Даже Жильбер Лели, известный поэт и биограф маркиза, много сделавший в сороковые годы для реабилитации его имени, попал в «ловушку». В конце своей жизни он возомнил себя маркизом де Садом. Просто удивительно! Однажды мы пришли с ним в издательство «Галлимар», и на пороге он представился: «Я маркиз де Сад». Я стукнул его в спину и сказал: «Послушай, Жильбер, ведь де Сад – это я!» Но я на него не обижаюсь это замечательный писатель, он написал много прекрасных работ о маркизе. Что удивительно – все, кто прикасался к творчеству и жизни маркиза, становились после этого иными. Маркиз завоевывал их души и мысли.
– Вы замечали, что такое же влияние испытывали на себе Морис Леве, автор биографии вашего предка, или Мишель Делон, опубликовавший произведения маркиза в знаменитой «Плеяде»?
Граф смеется:
– Слава Богу, нет. Они скорее очарованы маркизом, но никак «не околдованы». Леве писатель, Делон ученый, и они оба твердо стоят на земле. Но вот вам другой пример: некая Алиса Лаборд, профессор одного американского университета, сошла с ума на почве изучения произведений маркиза. Похитила рукописи, опубликовала совершенно безумную биографию де Сада, дает пресс-конференции – просто ужас! Я подал на нее в суд, и не я один издательство «Фаяр», где Морис Леве опубликовал свой труд, тоже.
– И все же какая сила! Вот уже два века маркиз околдовывает, очаровывает или просто влияет на тех, кто с ним соприкасается. Никто не остается равнодушным.
– Это вы верно подметили, – кивает Ксавье де Сад.
«Я запатентовал свое имя...»
Прощальный взгляд на полуразрушенную башню, которая словно насмехается над веками, временем, ветром, нами. Граф заводит мотор, машина трогается. Медленно спускаясь, мы проезжаем деревушку Лакост. Она прилепилась к склону горы. На крутых улочках безлюдно. У пустого ресторанчика граф на минуту останавливается и с улыбкой указывает на вывеску: «У маркиза де Сада».
– Один из жителей деревни решил открыть ресторан и просил у меня разрешения использовать имя маркиза.
– Он хороший, простой человек – и я согласился. Но, честно говоря, не думаю, что имя маркиза приносит ему доход – видите, ресторан пуст.
– Так он специально спрашивал у вас разрешения?
– Да, и как видите, я разрешил. Но я был против, когда местные виноделы использовали имя маркиза, назвав свое вино «Дивный маркиз».
– А как вы боролись с ними?
– Изучая жизнь и творчество маркиза, я обнаружил, что многие используют его имя и, кроме того, извлекают из этого немалую выгоду. Не только издательства, но и коммерсанты. Я вынужден был принять законные меры словом, запатентовал имя де Сад в Институте промышленности и торговли.
– Вы шутите?!
– Что же здесь удивительного? Если я единственный обладатель этого имени, почему я не могу его защитить?
– Так, значит, вы можете использовать свое имя и в чисто коммерческих целях.
– Ну конечно! Что я и делаю вот уже пять лет. С недавнего времени под именем маркиза выпускается шампанское. С гордостью скажу – качества исключительного: сухое, белое оно стоит этого имени. Два года назад я заключил контракт с лучшим винодельческим кооперативом Мазана (область Прованса), теперь мы выпускаем два сорта вина под именем «Маркиз де Сад» – белое и красное.
– Вас не смущает такое использование имени маркиза де Сада, писателя, человека, наконец?
Граф улыбается.
– Если вы думаете, что я стану миллионером, продавая это вино, так вы не угадали. Назвав вино его именем, я хотел реабилитировать и прославить моего предка. Надеюсь, что постепенно люди будут связывать имя маркиза с предметами высшего качества, хорошего вкуса. И в конечном счете увидят совершенно иного маркиза де Сада – человека, который обожал веселую жизнь, женщин, любил хорошо выпить и закусить. Даже находясь в тюрьме, он требовал, чтобы жена приносила ему деликатесы, тонкие и дорогие вина. В тюрьме Пикпюс, а затем и в Шарантонском приюте он устраивал грандиозные застолья для своих друзей-заключенных. Поэтому я совершенно уверен маркиз был бы счастлив, увидев свое имя на бутылке доброго шампанского или другого чудесного вина.
– А что вы думаете выпускать, кроме вина?
– Ну, например, духи. Воздушные, с таинственным ароматом, пробуждающим страсть. Но имя маркиза обязывает его можно поставить только на продуктах самого высокого качества.
Граф на минуту замолкает, взгляд его делается ироничным – видно, что эта мысль его забавляет:
– Естественно, я отказываюсь ставить имя маркиза на вещах сомнительных, а предложений таких поступало немало. Например – женское нижнее белье а-ля маркиз де Сад.
– Так вы полагаете, что идея поставить свое имя на женском белье не понравилась бы маркизу?
– Нет, нет и нет! Я не хочу слышать о всяких штучках из черной кожи, цепях, хлыстах, пусть они даже будут усыпаны бриллиантами. И давайте оставим в покое тему эротики. Сколько времени связывают все это с именем маркиза! Но, по-моему, значение маркиза совсем в другом.
«Я защищаю свободу творчества маркиза...»
– Вас шокируют эротические пристрастия маркиза?
– Послушайте, когда я разобрал и изучил архивы, прочел все, что можно прочесть о маркизе и нравах XVIII века, то убедился, что мой предок, в конце концов, лишь типичный представитель своего безнравственного времени, своего класса, но не более того. Он делал то же самое, что и другие его современники аристократы. Но именно он стал «козлом отпущения», и его единственного заключили в тюрьму. Там, в тюрьме, он и дал волю своей бурной фантазии, своим страстям, описав их в книгах. Несвобода – вот один из ключей к его произведениям. Я думаю, что если бы маркиз не провел 25 лет в застенках, он не написал бы своих знаменитых книг. Сексуальное насилие, описанное в них, – его ответная реакция на несвободу. Я ничего не хочу утверждать – стараюсь лишь понять. Я не разделяю его мыслей, но глубоко чту его свободу – как писателя.
