Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №07 за 1979 год"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Услышав свое имя, произнесенное Ванбруком, Коллинз с трудом выдавил в камеру жалкую улыбку. Затем он услышал имя Пирса и посмотрел в его сторону. Открытое, веснушчатое лицо Пирса приобрело суровое выражение. Коллинз снова услышал свое имя, а затем заданный ему вопрос. И как бы издалека свой голос:

– Никогда еще со времен гражданской войны не существовало такой угрозы нашим демократическим институтам, как сейчас. Насилие стало повсеместным явлением в стране. Если в 1975 году от руки убийц погибло десять из каждых ста тысяч американцев, то сегодня на каждые сто тысяч американцев приходится двадцать два убитых. Несколько лет назад трое ученых-математиков провели исследования непрерывного роста преступности и пришли к следующему заключению: «У мальчика, родившегося в американском городе в 1974 году, больше шансов умереть от руки убийц, чем было шансов пасть в бою у американского солдата второй мировой войны». А сегодня шансы быть убитым на улицах наших городов возросли вдвое. И только насущная необходимость пресечь неуклонный рост преступности вызвала к жизни тридцать пятую поправку.

Коллинз старательно продолжал выстраивать фразы и облегченно вздохнул, увидев наконец карточку за камерой: «Вам осталось 15 секунд».

Заговорил Тони Пирс, и каждое его слово обрушивалось на Коллинза ударом молота. Прошли еще две минуты, и он понял, что началась дискуссия. Снова раздался голос Пирса:

– Человечество боролось за свободу, против тирании по меньшей мере две тысячи лет. А сейчас, если пройдет тридцать пятая поправка, в Америке эта борьба кончится за один вечер, когда по прихоти директора ФБР и его Комитета по охране национальной безопасности действие Билля о правах будет приостановлено на неопределенный срок. Такое уже случалось в истории Соединенных Штатов.

– О чем вы говорите, мистер Пирс? – вмешался Ванбрук. – Вы хотите сказать, что в нашей истории уже имелись прецеденты подобного рода?

– Неофициально – да. Бесчисленное количество раз в истории США негласно приостанавливалось действие Билля о правах. Он не единожды либо негласно нарушался, либо не принимался во внимание вообще. И каждый раз это приносило неисчислимые бедствия и страдания.

– Не могли бы вы привести конкретные примеры? – попросил ведущий.

– Пожалуйста. В 1798 году, после французской революции, правительство Соединенных Штатов опасалось проникновения в страну французских радикалов. В атмосфере раздутой истерии конгресс пренебрег Биллем о правах и принял закон о чужеродных подстрекателях. Сотни людей были необоснованно арестованы. Далее. Во время гражданской войны суды присяжных были заменены военными трибуналами. После первой мировой войны министр юстиции Митчелл Пальмер выдвинул лозунг «красной опасности» и под предлогом борьбы с ней развязал «охоту за ведьмами», незаконно, без ордеров на арест, упрятав за решетку три с половиной тысячи человек. С начала второй мировой войны были заключены в концлагеря десятки тысяч американцев японского происхождения. В 1954 году сенатор Джозеф Маккарти огульно обвинил более двухсот работников государственного департамента в том, что они являются членами коммунистической партии. Маккарти – этот безнадежный алкоголик, авантюрист, жаждущий славы демагог – уничтожил и опорочил бесчисленное количество честных американцев. В более близкие к нам времена – в 1969 году – действие Билля о правах было эффективнейшим образом приостановлено Законом о контроле над организованной преступностью, любимым детищем президента Никсона и его министра юстиции Митчелла. Закон ввел превентивное заключение подозреваемых, право полиции входить без разрешения в частные жилища, ограничил права обвиняемых на знакомство с направленными против них материалами следствия, добытыми незаконным путем, разрешил проводить подслушивание и наблюдение при помощи электроники.

– И все же демократия выжила,– сказал Коллинз.

– С большим трудом, мистер Коллинз! И когда-нибудь ей может не хватить сил, чтобы пережить подобного рода покушения. Как заметил однажды Чарльз Пегю, тирания всегда организована лучше, чем свобода. Если и при Билле о правах были возможны те ужасы, о которых я говорил, то представьте себе, что произойдет без него, когда будет ратифицирована тридцать пятая поправка. Так давайте же не будем уничтожать конституцию своими собственными руками.

– Вы говорите о нашей конституции так, мистер Пирс, – возразил Коллинз, – как будто она выбита на скрижалях или вручена нам с небес как нечто навеки застывшее и неизменное. Но ведь наша конституция всего лишь результат компромисса. Было много проектов конституции...

– Дело вовсе не в этом, мистер Коллинз, – перебил его Пирс, – а в том, что...

– Одну минутку, господа, – включился в спор Ванбрук. – Я хотел бы попросить министра юстиции продолжить свою мысль. Вы сказали, мистер Коллинз, что существовало много версий конституции...

– И Билля о правах тоже, – вставил Коллинз.

– ...прежде чем был подписан основной вариант. Это очень интересно. Вероятно, не все наши слушатели об этом осведомлены. Не могли бы вы объяснить подробнее?

– С удовольствием. Я хочу лишь подчеркнуть, что, пытаясь вносить в конституцию изменения, мы отнюдь не пытаемся подорвать ее. Я хочу лишь сказать, что она всегда по-разному истолковывалась с самого начала и может так же по-разному истолковываться и сейчас. Потому-то и предусмотрена практика введения поправок к конституции. Слово «поправка» – «amendment» – происходит от латинского «emendare», что значит «исправлять недостаток, улучшить что-то».

– Но как насчет различных проектов конституции и Билля о правах? – напомнил Ванбрук.

– Да, да. Как вам, вероятно, известно, в 1787 году пятьдесят пять представителей от двенадцати штатов с мая по сентябрь заседали в здании законодательного собрания штата Пенсильвания, именуемом ныне Залом независимости, чтобы составить проект конституции, которая связала бы тринадцать отдельных штатов в единое государство. Средний возраст этих людей был сорок три года. Весьма возможно, что в своих действиях они руководствовались не одними лишь соображениями патриотизма. По меньшей мере половина из них были держателями ценных государственных бумаг, и создание конституции, влекущее за собой формирование нового правительства, могло намного повысить стоимость этих бумаг. Другой пример. Многие воспринимают статут президентства как нечто незыблемое. Но вспомните, что Александр Гамильтон предлагал назначать президентов пожизненно. С другой стороны, Эдмунд Рандольф выступал против сосредоточения власти в руках одного человека, характеризуя его как зародыш монархии. Рандольф и Джордж Мейсон считали, что пост президента должны занимать одновременно три человека, а Бенджамин Франклин предлагал утвердить вместо президента правящий совет. – Коллинз посмотрел на ведущего. – У меня еще есть время?

– Продолжайте, пожалуйста.

– А возьмите создание сената. Некоторые члены конвента считали, что сенаторов должны назначать законодательные собрания штатов. Гамильтон требовал назначать сенаторов пожизненно. Джеймс Мэдисон считал необходимым увеличить срок сенаторских полномочий до девяти лет. Когда было решено, что сенаторы будут избираться народом, многие делегаты имели в виду только тех в народе, кто обладал собственностью. Сказал ведь Джон Джей: «Страной должны править те, кто ею владеет». В конце концов был достигнут компромисс. Постановили, что сенаторов будут избирать законодательные собрания штатов на шестилетний срок. И только в 1913 году этот порядок был изменен принятием семнадцатой поправки, которая ввела прямые выборы в сенат. Что же до Билля о правах, то на день подписания конституции его ведь не существовало вообще. Большинство отцов-основателей рассматривали конституцию как сам по себе достаточный Билль о правах и ни в каких поправках нужды не видели. В свете нашей истории я не вижу никакого вреда для нашей конституции от принятия в настоящее время тридцать пятой поправки, которая всего лишь на ограниченный период приостановит действие Билля о правах, если это окажется необходимым для спасения страны.

– Мистер Ванбрук! – повысил голос Пирс. – Могу ли я ответить на версию американской истории, выдвинутую министром юстиции?

– Прошу вас, мистер Пирс, – повернулся к нему ведущий.

– Несмотря на все сказанное вами, мистер Коллинз, – начал Пирс, – у нас все-таки есть сегодня Билль о правах. Как мы пришли к нему? Вы ведь об этом не говорили. Мы пришли к нему, потому что таково было желание народа. Различные штаты требовали формулировок прав штатов и народа как условия для ратификации конституции. Патрик Генри в штате Вирджиния предложил двадцать поправок, первые десять из них и составили Билль о правах. Конгресс принял эти поправки и разослал по штатам. Они были ратифицированы, и с декабря 1791 года вступил в действие Билль о правах.

– Вы намекаете на то, что Билль о правах хотели принять все штаты, – заметил Коллинз, – а это просто неправда. Три из первых тринадцати штатов отклонили его. Они согласились на ратификацию только лишь в 1939 году, полтора столетия спустя!

– Боюсь, что вы пытаетесь уйти от сути спора, мистер Коллинз, – ответил ему Пирс. – А суть в том, что с самого начала у нас был Билль, гарантирующий три основных права: свободу религии, свободу печати и свободу суда. Еще Томас Джефферсон сказал: «Билль о правах, вот что нужно народу против любого правительства на Земле, в общем и в частном, и ни одно справедливое правительство не должно от него отказываться или подрывать его». Уверен, что Джефферсон выступал бы против вашей тридцать пятой поправки так же яростно, как выступаю против нее я. Вы хотите выхолостить Билль о правах, а на деле выхолостить демократию.

Коллинз почувствовал себя загнанным в угол и попытался компенсировать беспомощность гневом.

– Именно для того, чтобы спасти демократию, я и отстаиваю тридцать пятую поправку, мистер Пирс, – горячо выпалил он. – А вот допустить безудержный рост нынешней чумы преступности и анархии, позволить всем этим убийствам, похищениям, взрывам, заговорам и революциям бесконтрольно разрастаться – действительно значит выхолостить демократию. Еще несколько лет – и демократии не будет вообще. Не будет и нашей страны. Кому тогда нужны права, если не будет больше страны?

– Пусть лучше не будет страны, – ответил Пирс, – чем будет страна без свободы. Но страна будет, пока будут люди, свободные люди, а не рабы. Существуют лучшие пути борьбы с преступностью, нежели введение диктатуры. Мы могли бы начать с того, чтобы дать людям еду, работу, жилье, справедливость, милосердие, равенство.

– Я тоже в это верю, мистер Пирс. Но прежде всего надо покончить с преступностью. И тридцать пятая поправка сумеет это сделать. Вот потом, когда будет восстановлен порядок, мы сможем заняться и другими насущными нуждами.

– Нет, – покачал головой Пирс. – Что станет с нашим образом жизни, утрать мы Билль о правах? Правительство сможет призывать молодежь в армию на неопределенный срок, не давая никаких к тому объяснений и оправданий; направлять молодежь на работу туда, куда сочтет нужным. Студентов, выступающих против правительства, будут бросать по приказу президента в федеральные тюрьмы. У американцев – и у молодых и у старых – будут безо всякой компенсации отбирать их собственность. Имена людей, посылающих своим конгрессменам письма с критикой их действий, будут передаваться полиции для ареста этих лиц. Редакторы газет, порицающих действия правительства, будут предаваться аресту...

Шли минуты, но вот наконец пытка кончилась. Коллинз сухо простился с Пирсом и Ванбруком.

Теперь он понял, что должен делать, и нас спустя, входя в зал заседаний отеля, где проходил съезд ассоциации американских юристов, твердо знал, как сейчас поступит. Обмениваясь приветствиями с сидящими в президиуме руководителями ассоциации, он уселся на отведенное ему местo подле председателя Верховного суда Джона Мейнарда.

– Простите, мистер председатель... – улучив момент, прошептал Коллинз.

– Да? – склонился к нему Мейнард.

– ...Не могли бы вы уделить мне пять минут для беседы наедине после заседания?

– Разумеется, мистер Коллинз. Мы с женой остановились в этом же отеле на третьем этаже, но она отправилась по магазинам, и нашей беседе никто не помешает.

Обрадованный Коллинз откинулся на спинку стула. Ему сразу стало легче. Но, услышав, как его витиевато представляют аудитории в качестве первого оратора, он снова задумался о тридцать пятой поправке, и глубокое уныние вновь охватило его. Он вынул из папки текст своей речи. Начало и конец ее особо акцентировали значение и актуальность тридцать пятой поправки.

Перелистывая страницы, Коллинз начал вычеркивать абзац за абзацем. Теперь его речь стала совершенно беззубой – призыв к гибкости, приглашение к дискуссии, но не более.

Два часа спустя после своего скомканного выступления Коллинз сидел на краешке стула в гостиной апартаментов Мейнарда, пытаясь словами выразить чувства и мысли, мучившие его целый день.

– Мистер председатель, – начал он наконец. – Я объясню, почему просил встречи наедине, и сразу начну с дела. Я бы хотел узнать ваше мнение о тридцать пятой поправке к конституции.

Мейнард, расположившийся на диване с трубкой и кисетом, поднял, нахмурившись, голову.

– Вы задаете этот вопрос лично или как представитель власти?

– Лично, – сказал Коллинз, – и продиктован он моим растущим беспокойством.

– Понимаю.

– Я с величайшим уважением отношусь к вашему мнению и очень хотел бы выслушать вашу оценку самого противоречивого и самого значительного законопроекта в истории страны.

– Да, тридцать пятая... – пробормотал Мейнард, раскуривая трубку. – Как вы можете догадаться, я против столь драконовского законодательства. Злоупотребление им может задушить Билль о правах, превратить страну в тоталитарное государство. Разумеется, такого разгула преступности и беззакония, как сейчас, не знала еще наша история. Но ограничение свобод не даст окончательного решения проблемы. Нищета – вот мать преступности, и мы это знаем. Я согласен с Беном Франклином – тот, кто покупает безопасность отказом от свободы, не стоит ни свободы, ни безопасности.. Да, тридцать пятая поправка может дать нам безопасность. Но только за счет свободы. Это неразумная сделка, и я всецело против нее.

– Почему вы не заявите это публично? – спросил Коллинз.

– А вы? – ответил вопросом на вопрос Мейнард. – Почему не выступаете против, поправки вы, министр юстиции?

– Потому что тогда я больше не буду министром юстиции.

– Так ли это важно?

– Да, потому что, оставшись на этом посту, я смогу сделать больше хорошего, чем лишившись его. И потому что к моему голосу не прислушаются так, как к вашему. Таким доверием страны, как вы, я не пользуюсь. К вашему голосу прислушиваются и избиратели и законодатели.

– Погодите-ка минутку, мистер Коллинз, – сказал Мейнард, кладя трубку в пепельницу. – Должен признаться, что вы окончательно сбили меня с толку. Вы спросили меня, почему я не выступаю против поправки, и я ответил вам вопросом на вопрос. Я ожидал услышать, что вы не выступаете против поправки, потому что поддерживаете ее. Вместо этого вы даете мне понять, что разделяете мои взгляды на нее. Я просто не понимаю вас. Я полагал, что вы, так же как президент, лидеры конгресса и директор ФБР, являетесь сторонниками поправки. Не далее как сегодня, два часа назад, вы вроде бы призывали в своей речи уделить ей самое пристальное внимание. Что-то вы меня запутали.

– Наверное, потому, – кивнул Коллинз, – что я изрядно запутался сам. Сегодняшняя речь была написана заранее и прочитана по настоянию президента Уодсворта. Но со вчерашнего дня у меня появились основания для все более и более растущих подозрений по поводу поправки и страхов по поводу возможных злоупотреблений ею. Думаю, что теперь я полностью разделяю ваше к ней отношение и, пожалуй, лучше подам в отставку, чем соглашусь еще раз выступить в ее защиту. Но пока .что я предпочел бы оставаться на посту министра. Мне нужно довести до конца важное дело, прежде чем я смогу позволить ребе открытое выступление. Однако голосование в Калифорнии приближается, время на исходе, и люди должны услышать авторитетный для них голос. Поэтому я и призываю выступить публично вас. Только вы можете уничтожить тридцать пятую поправку.

– Что ж, я объясню вам, почему мое выступление невозможно, – ответил Мейнард. – Не знаю, известно это вам или нет, но полтора года назад члены Верховного суда приняли постановление по вопросам этики. Никто из нас не должен устно или письменно выступать в поддержку или осуждение того или иного юридического вопроса, который потенциально может оказаться в компетенции Верховного суда. Я не могу публично обсуждать поправку, по поводу которой мне, возможно, придется выносить судебное решение или толкование в моем официальном качестве. Есть, разумеется, один выход, – сделав паузу, продолжал Мейнард. – Я ведь всегда могу подать в отставку. Тогда я буду волен сказать все, что захочу. – Он покачал головой. – Но пока мне кажется, что сложившаяся обстановка не требует столь решительных шагов.

– «Сложившаяся обстановка», – повторил Коллинз. – Но предвидите ли вы обстоятельства в будущем, при которых вы решили бы подать в отставку и публично выступать против тридцать пятой?

– Что ж, могут возникнуть и такие обстоятельства. Разумеется, убедись я в том, что за поправкой стоят злонамеренные люди, в том, что в их руках она станет орудием гибели страны, я немедленно подам в отставку и обращусь к народу. Пока что я в этом не убежден. Но если получу доказательства, уволюсь и выступлю немедленно...

– Мистер председатель, – перебил его Коллинз, – доводилось ли вам слышать что-либо о так называемом документе «Р»?

– Документе «Р»? Нет, никогда. Что это такое?

– Точно не знаю. Позвольте мне объяснить. – Коллинз подробно пересказал Мейнарду обстоятельства смерти полковника Бакстера и его последние слова. – Насколько я могу судить, Бакстер имел в виду какой-то документ или план, составляющий своего рода дополнение к тридцать пятой поправке. И Бакстер считал его чрезвычайно опасным. Если я найду его и он действительно представит чрезвычайную опасность, заставит ли он вас действовать?

– Возможно, – осторожно вымолвил Мейнард. – Все будет зависеть от его конкретного содержания.

– Идет, – поднялся со стула Коллинз. – Я вновь приступлю к своим поискам. Если найду документ «Р», вам сообщу первому.

Мейнард тоже встал.

– Буду ждать от вас вестей.

Следующим утром за закрытыми дверьми кабинета директора ФБР двое мужчин внимательно слушали запись беседы Коллинза с Мейнардом.

– Мерзавец! – вскочил на ноги Тайнэн, как только кончилась лента. – Проклятый предатель! Выключи машину, Гарри.

Эдкок торопливо повиновался.

– Да я этому грязному подонку Коллинзу шею сверну, – ударил себя кулаком по ладони Тайнэн. – Нам-то он ничего не сделает, но мы его живо уберем с пути. Вот Мейнард меня беспокоит намного больше. Этот вонючий красный либерал действительно может доставить нам массу неприятностей, если начнет поливать поправку грязью.

– Но он же сказал, шеф, что ему нужны доказательства.

– Я ему не верю. Нет, с такими сволочами рисковать нельзя, надо принимать меры.

– Коллинза-то обезвредить нетрудно, – заметил Эдкок. – Прокрутить эту ленту президенту, и он его сам с треском выставит.

– Нет, Гарри, – поднял руку Тайнэн. – Ты и твои ребята здорово поработали в Калифорнии. Пленкам этим цены нет, но президента в детали нашей работы посвящать неразумно. Он бывает иногда очень прямолинеен. К тому же он и так все оставляет нам, не хочет сам ввязываться. Нет уж, давай-ка лучше примемся за министра юстиции и председателя Верховного суда нашими собственными методами.

– Есть идеи, шеф?

– Есть, – кивнул директор. – Начать следует с полной проверки Коллинза по линии Бюро.

– Но его ведь проверяли перед утверждением в должности министра, – напомнил Эдкок.

– Пустая формальность, – отмахнулся Тайнэн. – А сейчас лично отбери небольшую спецгруппу самых лучших людей, умеющих тихо выполнять важнейшие задания, всецело надежных и лично преданных своему директору. И чтобы проверили Коллинза в десять раз тщательней, чем при первой проверке. Собрать о нем все, что можно. Выпотрошить всех, с кем он только в жизни дело имел. Проверить первую жену, проверить сына, расследовать все о второй жене, о прислуге. Установить всю родню и не забыть таких дружков, как сенатор Хилльярд. Не пропустить никого!

– Слушаюсь, шеф. Считайте, что все уже готово.

– Хорошо. А теперь Джон Мейнард.

– Если хотите знать мое мнение, шеф, то проверка Мейнарда ничего не даст. Даже найди мы что-нибудь, его это не остановит.

– Но дискредитирует.

– Возможно. Но вы же знаете, как он популярен в стране.

– Знаю. Да, если он выйдет в отставку, чтобы обрушиться на нас, его ничто не остановит. – Казалось, что Тайнэн рассуждает сам с собой вслух. – Он пойдет на все, да. – Лицо директора ФБР потемнело. – Но и мы тогда пойдем на все. Он или мы! Можно, конечно... – Задумавшись, Тайнэн замолчал.

– Да, шеф? – вопросительно посмотрел на него Эдкок.

– Надо еще подумать, – покачал головой Тайнэн. Потом добавил: – И потребуется много денег...

– Но есть ведь фонд президента...

– Не годится, – перебил помощника Тайнэн. – Слишком явно. И я ведь уже сказал, что президента впутывать ни к чему. Мы должны делать свое дело, а он пожинать плоды наших трудов. Нет, для боевых действий нужны деньги, источник которых никому не проследить... – И вдруг Тайнэн опять стукнул себя кулаком по ладони. – Черт возьми, Гарри, придумал!

Весь в возбуждении от осенившей его мысли, Тайнэн уселся за письменный стол и вызвал по переговорному устройству секретаршу.

– Бет! Найдите дело Дональда Раденбау и немедленно принесите мне.

Эдкок ничего не понимал.

– Раденбау ведь сидит в Льюисберге.

– Знаю.

– Я думал, вы ищете крупную сумму.

– Ищу, – ухмыльнулся Тайнэн. – И знаю, у кого она есть и кто не будет болтать. Ты уж, Гарри, поверь старому Вернону и потерпи немного.

Через несколько минут Бет принесла досье.

Оставшись снова наедине с Эдкоком, Тайнэн раскрыл папку и начал перелистывать страницы:

– Так, Раденбау... вымогательство... По сведениям Хайлэнда, должен доставить деньги в Майами-Бич... Денег при аресте не обнаружено... Затем процесс... Признали виновным... Пятнадцать лет... Отсидел уже два года восемь месяцев... То, что надо!

Закрыв папку, довольный Тайнэн посмотрел на собеседника.

– Отлично, – сказал он. – Должен признаться, что, если это получится, я гений. Вмешайся только наш дорогой председатель Верховного суда, и мы его приветим.

– Не понял, шеф.

– Скоро поймешь. А пока выполняй приказы. Прежде чем приступить к проверке Коллинза, приватно позвонишь начальнику Льюисбергской тюрьмы Брюссу Дженкинсу. Ему доверять можно, он мне многим обязан. Скажешь ему, что я хочу встретиться с одним из заключенных, Дональдом Раденбау, сегодня ночью – ну, скажем, часа в два – и за пределами тюрьмы. Пусть найдет укромное местечко, где мы сумеем побеседовать по душам. И учти, Гарри, сейчас все поставлено на карту, абсолютно все.

Продолжение следует

Сокращенный перевод с английского Ю. Зараховича