Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №07 за 1979 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
К уже названному добавим, Что первым из московских князей он завел каменное строительство далеко за пределами своей столицы – в Коломне и в Серпухове. При его жизни здесь поднялись белостенные соборы Голутвинского и Бобренева, Владычного и Высоцкого монастырей. По соседству с Коломной, в епископском селе Городище, появился тогда же Каменный храм Иоанна Предтечи. А в памятный августовский день, когда великий князь Московский прибыл в Коломну, назначенную местом сбора всех русских войск перед походом на Дон, в здешнем детинце (рядом с Воскресенской церковью, в которой венчался) увидел он почти достроенной громаду Успенского собора. За образец для этого здания – подобного ому не было пока и в Москве – зодчие по воле Дмитрия взяли самый прославленный собор залесеной земли – Успенский владимирский.
Так что не обижал великий князь свою Коломну. Столько ведь воспоминаний и надежд было у него издавна, со времен свадьбы, связано с этим местом. Отсюда раскатилась голубая окская вода на Низ – к родине его будущей жены. Отсюда вышел он теперь, на исходе лета 1380 года, в противоположном направлении, вверх по Оке, во главе конных и пеших, код алыми, цвета мученической крови, стягами навстречу смерти либо бессмертию – еще не ведал, чему навстречу...
Юрий Лощиц
Конец кокосового королевства
Как известно, титулы коронованных особ включают в себя множество наименований. Джон V Клюни-Росс, недавний повелитель Кокосовых островов – атолла из двадцати семи коралловых островков в полутора тысячах миль на запад от Австралии, – мог бы включить в свой титул такие звания, как Главный Почтмейстер Королевства, Покровитель Наук, Владелец Собственной Его Величества Лавки. И все это было бы близко к истине: вся почта на Кокосовые острова шла только на имя Клюни-Росса; единственной шкшюй с единственным классом ведал Джон V; что же касается Е. В. Лавки, то монарх не только стоял в ней за прилавком, но и принимал там собственного производства пластмассовые деньги – оранжевые легкие кружочки.
Сверх того, Джон V был и верховным судьей, по-отечески судившим подданных (самый суровый приговор – двести плетей). Но если Джон I, основатель династии, порол провинившихся сам, то со времен Джона III этим стал заниматься доверенный слуга. Затем профессию унаследовали его потомки.
Несколько семей ближайших помощников и доверенных слуг составляли то, что в королевстве больших размеров можно было бы назвать дворянством. Они отличались от других подданных не только занятиями, но и благородным происхождением.
Дело в том, что, когда первый Клюни-Росс ступил на коралловые берега атолла, населения на островках не было. Для работы на плантациях навербовали малайцев. Позже к ним добавились три семьи индийцев. Сверх того, население увеличивалось за счет незаконнорожденных потомков правящей династии. Настоящими Клюйи-Россами этих сыновей малайских матерей, естественно, не признавали, но так уж повелось, что надсмотрщиков, домашнюю прислугу и конторщиков набирали именно из них.
С 1886 года, когда королева Великобритании Виктория, учитывая заслуги семейства Клюни-Росс, признала за ним право владеть Кокосовыми островами на вечные времена, на островах ничего и никогда не случалось (1 См. «Властелин двадцати семи кокосов» в № 6 «Вокруг света» за 1976 год.). Менялись только монархи – потомки первооткрывателя. По крайней мере, так писали газеты, обратившие внимание на существование Кокосового королевства. Как выяснилось впоследствии, это не совсем соответствовало истине.
Если быть точными, то Клюни-Росс островов не открывал, да я название их совсем другое. Острова открыл и нанес на карту в 1609 году капитан Уильям Килинг. Он и назвал их островами Килинг. Но карта мира тогда так стремительно покрывалась новыми названиями, а коралловый атолл казался в XVII веке таким бесперспективным, что обкрытии Килинга забыли. Однако, когда это потребовалось, нашлись дотошные знатоки истории географических открытий, которые докопались до настоящего первооткрывателя. И этот факт стал ним из козырей в переговорах правительства Австралии с Джоном V.
Как ни изолированы острова Кокос от всего мира, как ни темны и забиты подданные Клюни-Россов, но какие-то сведения о том, что происходит в мире, доходили и до них. Иначе бы вряд ли позволили себе пойти на открытый бунт несколько малайских семей. Этим смутьянам захолось ни больше ни меньше как проверить правильность записей в налоговой книге королевской лавки, утверждали, что давно расплататились за все товары, которые получали на пластмассовые клюни-россовские деньги. Более того, они доказывали, что король (!) должен им.
Случись такое при Джоне I, бунтовщиков вздернули бы без лишних разговоров. Не для того первый Клюни-Росс обосновался на своих островах, чтобы ему кто-то на что-то указывал!
А теперь малайцев, усомнившихся в честности своего повелителя, выпороли и приговорили к изгнанию – не те все-таки времена, что при Джоне I. Деваться же им было некуда, потому что они не знали, из каких мест попали на Кокосы их предки. Единственным судном, заходившим на острова, был австралийский копровоз. На нем изгнанники попали в Австралию, где поведали о феодальных порядках, царящих во владениях Клюни-Россов. Дело проникло в газеты. И в 1974 году на острова приехала специальная комиссия ООН.
Австралийское правительство – а острова принадлежат Австралии – отправило на Кокосы министра Реджинальда Уитерса. Министр беседовал с королем и местными жителями – в основном с незаконнорожденными Клюни-Россами.
Оказалось, что не так уж все плохо в королевстве. Например, все там предоставлялось населению бесплатно, кроме пищи, одежды и сигарет. Так, по крайней мере, докладывал Уитерс. На практике это означало, что за хижину из циновок, построенную своими руками, подданные Клюни-Росса действительно не платили. Что же касается пластмассовых денег, то Министр Уитерс признал, что хотя, с одной стороны, это, конечно, ущемление прав населения, но с другой – и сам Уитерс давно уже не пользуется долларами: у него есть кредитная карточка и чековая книжка.
Комиссия ООН назвала королевство «реликтом прошлого, средневековым феодальным поместьем, владелец которого – хозяин жизни, смерти и имущества своих подданных». Австралии – тогдашнему члену Комитета ООН по деколонизации – было не очень ловко держать королевство Клюни-Россов как свою территорию.
Кокосовые острова заинтересовали австралийское правительство еще и потому, что в годы второй мировой войны на Западном острове построили авиационную взлетно-посадочную полосу. Теперь ее можно было – после некоторого переоборудования – использовать как промежуточный пункт на длинном воздушном пути из Австралии в Южно-Африканскую Республику.
Сначала Джон V и слушать ничего не хотел:
– Атолл мой, и никто не смеет на него покушаться. Мой предок открыл его и получил во владение!
Тогда-то и выплыла на свет история капитана Килинга, и спор о первооткрытии мог иметь для короля неприятные последствия. Конечно, дело протянулось бы годами, но ведь австралийское правительство могло потерять терпение, а в столкновении государств столь неравных размеров (одно из которых к тому же часть другого) меньшее никак не вышло бы победителем.
Властелин двадцати семи Кокосовых островов избрал более выгодный путь разрешения конфликта. Он стал торговаться.
«Три миллиона девятьсот тысяч долларов», – предложила Австралия. «Сорок!» – возразил король. Спор длился почти пять лет. Сошлись на тридцати семи миллионах. И последний из повелителей Кокосов получил за владения больше, чем все его августейшие предки, вместе взятые.
Отныне Джона V Клюни-Росса именуют просто мистером Клюни-Россом. Он больше не король, а простой миллионер. И конечно, делать ему с такими деньгами на захолустных Кокосовых островах нечего. Итак, закончилась история Королевства Кокосовых островов.
Но на острове Хоум, крупнейшем в атолле, остались примерно пятьсот человек. Бывшие крепостные, а ныне австралийские граждане. Денег у них нет. Занятий тоже.
Пока они работают на пальмовой плантации – больше они ничего не умеют. Но у них нет ни малейшего представления о том, как и куда сбывать копру.
Если на Западном острове будут перестраивать аэродром, часть из них найдет себе работу там. Так, во всяком случае, обещали в Канберре.
И пятьсот островитян ждут. Им просто некуда уехать со своей коралловой земли, поросшей пальмами...
Л. Ольгин
Раз, два... пригнули!
Когда в 1865 году Марк Твен опубликовал свой рассказ о знаменитой скачущей лягушке из Калавераса, писатель и не предполагал, что положит начало новому виду спорта, а некогда захудалый рудничный поселок.
Ангел в Калифорнии станет местом проведения общенациональных спартакиад американских квакуш. Наиболее представительными по числу участников были прошлогодние состязания, которые проводились уже в 50-й раз. Больше ста тренеров-хозяев привезли на них своих воспитанников, показавших лучшие результаты на отборочных соревнованиях в своих штатах.
Согласно правилам соревнований, в общих чертах предложенных еще писателем, квакуши соревнуются в прыжках в длину и высоту. Однако за прошедшие сто с лишним лет в них, естественно, были внесены уточнения. Так, если герой Марка Твена давал старт своему Дэниелу Уэбстеру легоньким щелчком сзади, то теперь сами судьи подают громкую команду, а всякое соприкосновение тренера со спортсменом запрещено. Слишком много было случаев, когда после сильного щелчка лягушка оказывалась далеко впереди своих соперников. Впрочем, хозяевам «скаковых» земноводных не возбраняется подавать им личный пример, дабы пробудить в них спортивный азарт.
Победителем в прыжках в длину был Джон Блумерз, установивший рекорд спартакиады с результатом 25 футов. Первое место по прыжкам в высоту – у Стеллы Нат (ее вы видите на снимке вместе со своим тренером), слизнувшей искусственную муху с планки, установленной на высоте 3 футов 5 дюймов: Напомним, что в свое время Дэниел Уэбстер слизывал мух со стойки в салуне по команде; «Мухи, Дэниел, мухи!» Поскольку теперь соревнования проводятся на специальном стадионе, для регистрации результатов в прыжках в высоту применяются современные спортивные правила и снаряды.
Новым видом состязаний, впервые включенным в программу прошлогодней, юбилейной, спартакиады, било поднятие тяжестей.. Здесь первенствовал Уильям Сид: он сумел выжать передними лапками штангу с шестью колесиками от игрушечного автомобиля вместе с шинами)
Подводя итоги соревнований, судейская коллегия решила в нынешнем году включить в программу спартакиады в Ангеле еще и акробатические прыжки. Ведь Дэниел Уэбстер в свое время умудрялся перекувыркиваться в воздухе раз, а то и два. Значит, сальто вполне по силам квакушам.
Ирвинг Уоллас. Документ «Р»
Продолжение. Начало в № 4—6.
И Коллинза только и хватило времени, чтобы заскочить в отведенное ему в фешенебельном мотеле «Беверли Хиллз» трехкомнатное бунгало, наскоро переодеться и умыться. Было уже без двадцати десять, а ровно в десять его ждал Один Киф, тот самый член законодательного собрания Калифорнии, высказавший сомнение в данных ФБР о росте преступности в их штате...
Войдя в номер гостиницы, где остановился Киф, Коллинз обнаружил там еще двоих людей.
– Прошу простить, мистер Коллинз, – увидев смущение на лице министра юстиции, сказал Киф, – но я позволил себе пригласить двоих коллег из ассамблеи. Раз уж нам повезло видеть вас здесь, я решил, что чем больше вы узнаете, тем лучше будет и для вас и для нас.
– Очень рад, – сказал Коллинз, чувствуя смутную тревогу.
– Член ассамблеи Юркович, – представил Киф серьезного молодого человека. Коллинз пожал ему руку.
– Ветеран ассамблеи Тобиас, – продолжал Киф.
Маленький толстяк приветливо улыбнулся:
– Рад видеть вас, мистер Коллинз.
Коллинз уселся в предложенное ему кресло, согласился, что скотч со льдом – это именно то, что сейчас необходимо, и закурил, пока хозяин разливал виски.
– Речь пойдет о теме, важной для всех присутствующих, в том числе и для вас, – начал Киф.
– О некоторых... расхождениях в данных по преступности в Калифорнии. Так? – спросил Коллинз.
– Так, – ответил Киф. – Надеюсь, вы не против честного и открытого обсуждения этого вопроса, а также ряда других, которые могут представить обоюдный интерес?
– Разумеется, нет. Прошу вас быть предельно откровенными.
Неожиданно Киф заговорил менее приветливо:
– Я сделал такое предисловие, потому что, если вы и впрямь позволите нам быть откровенными, мистер Коллинз, беседа для вас может оказаться малоприятной.
– Что вы хотите этим сказать? – насторожился Коллинз.
– Только то, что мы трое – и еще многие другие члены законодательного собрания штата Калифорния, которые боятся высказаться в открытую, – глубоко обеспокоены методами, которыми вы и ваше министерство пытаетесь обеспечить ратификацию тридцать пятой поправки ассамблеей нашего штата.
– Я не предпринимал абсолютно никаких мер, чтобы повлиять на ход голосования в Калифорнии. Даю вам в этом слово, – хмуро сказал Коллинз.
– Следовательно, их предпринимают другие, – перебил его Тобиас. – Кто-то в вашем ведомстве пытается запугать членов законодательного собрания и заставить их голосовать за тридцать пятую поправку.
– Если что-то подобное происходит, то я не имею об этом ни малейшего представления, – начиная раздражаться, проговорил Коллинз. – Не могли бы вы говорить более конкретно?
– Позвольте, я продолжу, – сказал своим коллегам Киф и повернулся к Коллинзу. – Хорошо, будем говорить конкретно. Работники ФБР умышленно завышают цифры в отчетах о росте преступности в нашем штате. После вашей беседы с сенатором Хилльярдом я лично разговаривал с начальниками полиции четырнадцати городов штата. Больше половины из них подтвердили, что цифры, публикуемые министерством юстиции, резко отличаются от цифр, которые передают ФБР они. Где-то в процессе обработки их данные подвергаются фальсификации.
– Вы выдвигаете серьезные обвинения, – сказал Коллинз. – Располагаете ли вы письменными показаниями этих полицейских?
– Нет. Полицейские говорят об этом, но боятся заходить чересчур далеко. Они слишком зависимы от ФБР, чтобы ссориться с ним. К тому же они по большей части относятся к позиции ФБР с сочувствием. Работа у них одна, а в наши дни бороться с преступностью все труднее и труднее. И говорили они со мной по одной, видимо, причине – полицейские начальники не любят выглядеть некомпетентными. Нет, мистер Коллинз, письменных показаний у нас нет. Вы предложили нам поверить на слово, что не замешаны в незаконных действиях. В свою очередь, вам придется поверить на слово нам, когда мы говорим о недозволенных методах, применяемых ФБР.
– Надеюсь, вам понятно, что я не могу бросить упрек Тайнэну в его личной честности и в честности его Бюро, если не получу письменного подтверждения того, что сейчас услышал...
– Я просил представить соответствующие документы, – беспомощно пожал плечами Киф, – но в полиции отказались.
– Ну что ж, я попытаюсь сделать это сам. Отказавшись подать жалобу вам, они могут согласиться подать ее министру юстиции. У вас есть имена полицейских, подозревавших ФБР в фальсификации?
Киф протянул Коллинзу блокнот.
– Список здесь. Но игры со статистикой – только цветочки. Кто-то в Вашингтоне вознамерился играть нашими судьбами.
– То есть? – выпрямился в своем кресле Коллинз.
– Федеральное бюро расследований проводит целенаправленную кампанию шантажа и запугивания членов ассамблеи, чтобы принудить их голосовать за тридцать пятую поправку.
Слово «шантаж» сразу же заставило министра вспомнить встречу с патером Дубинским и насторожиться.
– ...Шантаж очень изощренный, но все равно шантаж самого подлого вида. Жертвами его стали те члены собрания, которые еще не определили своего отношения к поправке, не приняли твердого решения и которые оказались... уязвимы.
– В каком смысле?
– В том, что личная жизнь некоторых не является открытой книгой для всех. В большинстве своем они слишком запуганы, чтобы протестовать или даже сообщить о шантаже, но вот члены ассамблеи Юркович и Тобиас согласились прийти сюда и высказать все лично вам. Сначала они боялись, что вы тоже участвуете в заговоре, но сенатор Хилльярд убедил меня, а я их, что вы честный и заслуживающий доверия человек, не знающий, видимо, что делается за вашей спиной, поскольку лишь недавно вступили в должность. Надеюсь, мы не ошиблись в своих предположениях.
Коллинз поднес к губам новую сигарету и даже не удивился, заметив, как дрожит его рука.
– Насчет «честного и заслуживающего доверия» – не ошиблись. Но что это делается за моей спиной?
– Позвольте мне рассказать, что произошло лично со мной, мистер Коллинз, – заговорил Юркович. – Я был алкоголиком. Восемь лет назад. В конце концов я согласился лечь в закрытую клинику и победил болезнь. С тех пор капли в рот не беру. Но за пределами моей семьи никто никогда не знал об этом. Неделю назад два сотрудника ФБР – Паркхилл и Нотон – посетили меня и заявили, что нуждаются в моей помощи для проведения следствия. Дело им, мол, выпало трудное – вот когда примут тридцать пятую, тогда станет легче. Им требовалась информация о некой клинике для алкоголиков, в которой, как им стало известно, один член законодательного собрания Калифорнии как-то провел полгода на излечении. Они интересовались, не знаю ли я случайно владельцев этой клиники. Мне просто тошно стало, до того по-инквизиторски они дали понять, что моя тайна у них в руках.
Коллинзу тоже стало тошно.
– И что же вы им ответили?
– А что я мог им ответить? Сказал, что лечился в этой клинике. Сделал вид, что поверил их версии о следствии по злоупотреблениям наркотиками в лечебных заведениях. Рассказал обо всем, что видел и слышал, находясь на излечении. В конце беседы они поблагодарили меня, а я спросил, будут ли они держать все в тайне. На это один из них ответил, что меня могут вызвать в суд для дачи показаний. Я возразил, сказав, что не могу выступать с такими показаниями публично. А они предложили мне обратиться к их директору: «Вернон Тайнэн может отнестись к вашей проблеме с пониманием». Они ушли, а я понял, что мне хотели сказать: «Голосуй за тридцать пятую, и Тайнэн тебя не выдаст. Откажись – и тебя публично опозорят».
– Что же вы намерены делать? – спросил Коллинз.
– Мое положение мне многого стоило, – ответил Юркович просто. – И я его ценю. Баллотируюсь я в весьма консервативном округе. Выбора у меня нет – придется голосовать «за».
– И мне тоже, – буркнул Тобиас.
– С вами случилось нечто похожее? – спросил Коллинз.
– Почти то же самое, – ответил тот. – Но фэбээровцы пожаловали не ко мне, а... В общем, у меня есть хорошая знакомая, – Тобиас вздохнул. – Практически с женой у нас давным-давно все кончено, но мы сохраняли видимость – для детей. Дети выросли и ушли, но разводиться мы так и не стали. Жене брак дает положение в обществе, мне – в правительстве. Почти все эти годы у меня была другая женщина. И, кроме моей жены, о ее существовании никто не знал. Но вот на прошлой неделе к... моей знакомой явились сотрудники ФБР. Одного из них звали Линденмайер, насколько я помню. Вели они себя очень пристойно. Говорили о всякой всячине, даже о тридцать пятой поправке – так, мимоходом, без нажима. Затем перешли к делу. Я член комиссии, утверждающей правительственные контракты. Они, мол, проводят расследование одного из членов комиссии, попавшего под подозрение, и, как положено, проверяют на всякий случай всех. Поэтому интересуются, не обсуждал ли я когда-либо с ней вопросы о правительственных контрактах. Она пыталась сказать, что не очень близко со мной знакома, но они и слушать не хотели. У них на руках были факты. Они знали, сколько раз в неделю я у нее бываю и как много лет продолжается наша связь. Уходя, они заявили, что, «если до этого дойдет» – они так и сказали, – ее вызовут в суд.
– Поверить не могу... – перевел дыхание Коллинз.
– Но это факт, – ответил Тобиас. – Я не могу доказать, что все это делалось с целью заставить меня изменить позицию при голосовании. Но я обязан защитить и свою жену, и эту женщину. Да и себя тоже. Поэтому я изменю позицию. Я презираю тридцать пятую поправку. Но проголосую «за». Вот теперь вы знаете все, мистер Коллинз.
– Были ли попытки подобного шантажа других членов собрания? – морщась, спросил министр юстиции.
– Не знаю, – ответил Тобиас. – Кто же станет об этом распространяться?
– А вы что скажете, мистер Киф? – обратился Коллинз к хозяину.
– Ко мне никто не приходил. Знают, что я выставлю их за дверь. При желании можно найти что-нибудь и в моей жизни, но мне плевать. У меня не так много поставлено на карту, как у моих друзей. Пусть меня шельмуют как хотят, но я не поддамся этим сволочам, кто бы они ни были.
– Но кто же они, по-вашему?
– Не знаю.
– И я не знаю, – сказал Коллинз. – Зато абсолютно уверен, что все это исходит не из моего ведомства.
– Что вы можете предпринять? – спросил Киф.
Коллинз встал.
– Пока точно сказать не могу. И опять же, у нас нет неоспоримых доказательств, что эти визиты ФБР были сознательными попытками запугивания. Они вполне могли быть законно проводимыми расследованиями. Но... могли быть и своего рода шантажом.
– Как вы намерены установить истину? – спросил Киф.
– Подвергнув следствию следователей, – ответил Коллинз.
В проходной мотеля с ключом от бунгало Коллинз получил послание Джоша, записанное час назад по телефону дежурным клерком: «Начальник строительства сказал, что об их объекте писали в прессе. Сегодня вечером мы перерыли все подшивки. В газетах сообщалось о проекте «Сангвин», но нет ни слова об объекте ВМФ в Тьюл-Лейк. Джош».
Зайдя в ближайшую телефонную будку, Коллинз набрал номер своего заместителя Эда Шредера. Он знал, что в Вирджинии сейчас три часа утра, но ему срочно требовалась информация.
В трубке раздался сонный голос:
– Алло? Посмейте только сказать, что вы ошиблись номером...
– Не ошибся, Эд. Это Крис. Я попрошу вас срочно выяснить кое-что прямо с утра. Ручка есть?
Он объяснил, что ВМФ США создает сеть наземных объектов для связи с подводными лодками. Одно такое строительство ведется в Северной Калифорнии.
– Узнайте о нем все, что можно, и сразу же позвоните мне. А сейчас прошу извинить... и спокойной ночи.
Выйдя из телефонной будки, Коллинз прошел по извилистой дорожке к своему бунгало. Устал он ужасно. В гостиной сбросил пиджак и снял галстук. В неосвещенной спальне Коллинз разделся, вошел в ванную, умылся, почистил зубы, затем, выключив в ванной свет, голый, ощупью пробрался к кровати, на которой лежала его пижама, освещенная лучиком света, пробивающимся из-под двери в гостиную.
Торопясь надеть пижаму, рухнуть на кровать и уснуть, он протянул руку... и вдруг что-то мягкое и теплое коснулось его бедра. Вскрикнув от неожиданности, Коллинз схватил чью-то ладонь, ползущую вверх по его бедру.
– Какого черта...
– Ложись в постельку, милый, – промурлыкал женский голос.
Он торопливо потянулся к выключателю. Полукруг неяркого желтого света вспыхнул на кровати, освещая улыбающуюся ему, обольстительно изогнувшуюся женщину.
Коллинз так растерялся, что потерял дар речи.
– Здравствуй, – сказала она, – меня зовут Китти. Я уж думала, ты никогда не придешь.
– Кто вы, черт возьми?! – выпалил Коллинз. – Вы ошиблись, это не...
– Я не ошиблась. Мне сказали подождать мистера Коллинза.
Значит, это не ошибка. Кто же из старых приятелей юности мог отмочить такую дурацкую шутку?
– Кто вас сюда прислал?
– Я подарок от вашего старого друга.
– Какого друга?
– Имени он не назвал. Но заплатил наличными. Двести долларов. Я дорого стою Ваш друг сказал, что вы обрадуетесь такому подарку, и я гарантирую, что он не ошибся, мистер Коллинз. Ну, будьте же паинькой, идите сюда...
– Как... как вы сюда попали?
– Я щедро даю на чай, и прислуга меня знает. – Женщина изучающе посмотрела на него. – Какой вы, однако, душка. Люблю высоких мужчин. Вот только болтаете много. Ну, ложитесь же рядом с Китти, вам будет хорошо. Я останусь на всю ночь.
– Вон отсюда! – Схватив за плечи, Коллинз заставил женщину сесть. – Одевайся и немедленно уходи!
– Со мной еще никто так не обращался!
– Значит, я первый. – Он схватил пижаму. – К тому времени, как я выйду из ванной, ты оденешься и исчезнешь отсюда.
Натянув пижаму и выйдя из ванной, он увидел, что женщина уже одета.
Распахнув дверь бунгало и выпустив незнакомку, Коллинз вдруг увидел смутные очертания какой-то фигуры за кустом. Человек поднимал фотоаппарат, готовясь сделать снимок. Коллинз инстинктивно нырнул за дверь, прежде чем человек успел нажать на вспышку. Закрыв дверь на засов, он устало подошел к холодильнику и смешал себе коктейль.
Кто-то дьявольски хитро пытался скомпрометировать его. Но кто? И зачем? «Идиотство какое-то», – подумал Коллинз и, все еще не оправившись от потрясения, налил себе второй стакан, чтобы быстрее уснуть и дождаться утра, когда все покажется более ясным.
Но утро никакой ясности не принесло.
Коллинз решил обзвонить восьмерых полицейских начальников, жаловавшихся Кифу на махинации ФБР с их отчетами. Поговорив с первыми тремя, он понял, что звонить остальным не стоит. Удостоверившись, что говорят с министром юстиции, они сразу начинали отвечать очень осторожно. Один из них подтвердил «легкие расхождения» между данными, которые передал ФБР он и что опубликовало министерство юстиции, но тут же объяснил «расхождение» возможной ошибкой программистов компьютера. Все трое, однако, наотрез отказались признать, что жаловались Кифу на ФБР. Каждый по-своему выразил одну и ту же мысль: Киф неправильно их понял.
Затем Коллинз позвонил своей секретарше в Вашингтон:
– Марион, попросите кого-нибудь из сотрудников узнать в ФБР, но только не у высшего начальства, проводили ли специальные агенты Паркхилл и Нотон беседу с членом законодательного собрания Калифорнии Юрковичем. И беседовал ли специальный агент Линденмайер с кем-нибудь в Сакраменто касательно члена собрания Тобиаса.
Марион позвонила спустя четверть часа:
– Очень странно, мистер Коллинз, но, по сообщению ФБР, среди их сотрудников не числятся ни Паркхилл, ни Нотон, ни Линденмайер.
«Совсем все запуталось, – подумал Коллинз. – Этих сотрудников нет, но они приходили к Юрковичу и к даме Тобиаса. Неужели они перепутали имена? Сомнительно. Оба солгали? Бессмысленно. Тогда вывод только один – тоже невероятный, но очень зловещий: в ФБР есть тайный, никому не известный отдел, сотрудники которого в настоящее время терроризируют законодателей Калифорнии». В обычных условиях человек, столь уравновешенный и реалистически мыслящий, как Коллинз, вообще отбросил бы подобную мысль как бредовую. Но сейчас... Умирая, его предшественник пытался предупредить его о какой-то опасности, о документе «Р», грозящем стране. И если допустить, что безопасности страны может угрожать кусок бумаги, то почему же не допустить, что тайные сотрудники ФБР шантажируют калифорнийцев, как один явный фэбээровец шантажировал патера Дубинского?
Все это очень не нравилось Коллинзу. И прежде всего не нравилось то, что, занимая пост, на котором он должен был знать все о преступности в стране, он оказался вдруг в самой гуще действий явно преступного характера, о которых не мог узнать ничего. «Бог ты мой, – подумал Коллинз, – что же будет, когда тридцать пятая поправка действительно станет частью конституции?»
Мысли его прервал телефонный звонок. Звонил Эд Шредер из Вашингтона, чтобы сообщить, что проект «Сангвин» был выполнен и закончен три года назад, и в настоящее время ВМФ не ведет ни строительства, ни ремонта связанных с ним объектов. А в районе Тьюл-Лейк вообще ничего не строилось.
Коллинз ушам своим не верил. И впервые допустил возможность, что Джош мог оказаться прав. Так же, как Киф, Тобиас и Юркович.
А фотограф, сидящий в засаде у дверей его бунгало, чтобы снять его с проституткой, которую сам же и подослал? Это ведь не чей-то рассказ, это случилось с ним самим!
Коллинза охватывало все большее недоверие как к сторонникам тридцать пятой поправки, так и к ней самой, а уж выступать в ее публичную защиту по телевидению ему и подавно не хотелось. Но было уже поздно.
«С какой стати, – думал Коллинз, сидя в гримерной телестудии, – я оказался здесь, защищая мину, подведенную под Билль о правах? Что привело меня в стан таких врагов свободы, как президент Уодсворт и Вернон Тайнэн? Как я вообще оказался на стороне тридцать пятой поправки?»
Под ярким светом расположенных вокруг зеркала гримерных ламп вдруг пришла неожиданная ясность. До с их пор он последовательно и ловко оправдывал свою позицию: решил остаться членом кабинета, потому что считал обязанным найти свой собственный путь борьбы с преступностью, путь достойный и гуманный. Но не сделал этого. Он убедил себя, что у министра юстиции есть дела поважнее какой-то поправки, но сейчас понял, что важнее этого вопроса не могло быть ничего. Короче говоря, все его прежние доводы оказались всего лишь дерьмовой пустой болтовней. Он знал, почему оказался здесь. Знал, что привело его в компанию президента и директора ФБР – честолюбие! Честолюбие, желание стать важной персоной, добиться этого любой ценой. Но что это за цена?..
– Все в порядке, мистер Коллинз, – сказал гример. – Можете идти.
Куда же теперь идти? Он встал с кресла.
– Разрешите представить вас ведущему Бранту Ванбруку и Тони Пирсу, – сказала продюсер телепередачи «Поиски истины» Моника Эванс.
Коллинз сразу же узнал Пирса по многочисленным газетным фотографиям: обаятельного, располагающего к себе человека, светловолосого, веснушчатого, с открытым моложавым лицом.
– Очень рад познакомиться с вами, мистер Коллинз, – сказал Пирс. – Я немного знаю о вас от вашего сына Джоша. Отличный парень.
Коллинз в ответ промямлил какую-то любезность. Ванбрук усадил их по обе стороны от себя и заговорил:
– Работать будем следующим образом. Я внесу предложение обсудить вопрос: «Следует ли Калифорнии ратифицировать тридцать пятую поправку?» И в порядке вступления напомню зрителям предысторию вопроса. Затем представлю аудитории министра юстиции Коллинза, вкратце расскажу о нем. Потом камера вернется к мистеру Пирсу и ко мне, и я представлю вас, мистер Пирс, как бывшего сотрудника ФБР, а ныне руководителя группы, выступающей против тридцать пятой поправки в защиту Билля о правах. Потом я снова вернусь к вам, мистер Коллинз, и дам две минуты, чтобы вы вкратце изложили свою позицию. Затем снова ваша очередь, мистер Пирс. Вам тоже дается две минуты. Воздержитесь пока от спора с мистером Коллинзом, ограничьтесь лишь изложением причин, побуждающих вас выступать против поправки. Ну а дальше будем действовать по обстановке. Можете перебивать друг друга, но так, чтобы не говорить одновременно. – Он глянул в сторону оператора. – Сейчас начнем.
