Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №07 за 1987 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Бабочки, скорпион, утюги и другие
Сначала из темной глубины расщелины появилась продолговатая голова, затем – извивающееся болотного цвета тело. Мурена! Зло блеснув маленькими глазками, она замерла, покачалась из стороны в сторону, словно осматриваясь, а затем полностью вылезла из своего убежища. Это был редкий экземпляр: толщиной с хорошее бревно, а в длину более двух метров. Как бы демонстрируя пренебрежение ко всему окружающему, подводная хищница «постояла» с минуту у своего дома, а потом, изогнувшись, скользнула в сторону близлежащих камней...
Хотя я и представлял себе повадки мурен и знал, что они первыми не нападают, тем не менее ощущение безопасности меня радовало: нас разделяло толстое стекло аквариума...
В Национальном аквариуме в Гаване я побывал по совету кубинских журналистов Уго Риуса и Рикардо Саенса.
– Ты непременно должен туда съездить,– сказали мне коллеги.– Другого такого места, где можно посмотреть подводный мир Карибского моря, на Кубе нет. Разве что само море...
Что такое «само море», я уже знал. Немало часов провел, ныряя с маской у берегов Кубы. Но наблюдать морских обитателей в такой близости мне еще не приходилось.
От центра Гаваны до Национального аквариума можно добраться на машине минут за пятнадцать. Расположен он на самом берегу моря, и это, как потом выяснилось, не случайно. Несмотря на ранний час, у входа уже была очередь, многие гаванцы приехали с детьми.
Как-то Уго Риус сказал мне, что Кубу, видимо, называют жемчужиной Карибского моря, имея в виду не только чудесные природные и климатические условия, но и по той причине, что на острове не водится ни ядовитых тварей, ни опасных насекомых. Однако море, его глубины... Они таят в себе немало опасностей. Акулы и барракуды – океанские щуки, мурены, ядовитые рыбы, электрические скаты, медузы, многие из которых весьма опасны для человека...
От входа в Национальный аквариум налево и направо двумя изогнутыми крыльями уходили каменные стены, в которые были встроены аквариумы разных размеров. Впереди виднелось круглое строение, часть его стены заменяло сверкающее на солнце стекло.
Ближайшие от меня аквариумы (хотя очень хочется назвать их «живыми уголками», столь точно воспроизведены в них естественные условия жизни морских обитателей) были небольшими. Крохотные рыбки разно– цветными молниями мелькали за стеклом и время от времени исчезали среди кораллов, словно надевали шапки-невидимки.
В соседнем аквариуме вели нескончаемый хоровод красно-золотистые красавицы, напоминавшие по размеру и форме кефаль. Я подошел к следующему «живому уголку» и... ничего не увидел. Только на песчаном дне лежало несколько камней. На прикрепленной сверху табличке было написано: «Скорпион». «Понятно,– подумал я,– речь идет о ком-то из отряда скорпенообразных. Но почему аквариум пустой?» Рядом проходил один из служителей, его я и остановил вопросом.
– Скорпион? – переспросил сотрудник аквариума.– Вы его просто не заметили. Вот он, внизу, слева.
Я присмотрелся и понял: то, что я принял за камень, испещренный выбоинами, иссеченный трещинами, местами засыпанный песком,– это и есть «скорпион», а точнее, рыба бородавчатка. Когда я увидел, что «камень» смотрит на меня черным глазом, сомнения рассеялись окончательно.
Бородавчатки проводят большую часть жизни в неподвижности: лежа на дне, они подстерегают добычу. И если какая-нибудь мелкая рыбешка попадает в зону атаки «скорпиона», то исход, как правило, предрешен. Стремительный бросок – и добыча поймана. Встреча с бородавчаткой грозит неприятностями и человеку. Дело в том, что в основании колючих лучей спинного плавника расположены ядовитые железы. Раны, вызванные иглами бородавчатки, очень болезненны, заживают долго. Температура поднимается до 40 градусов, человека лихорадит, тошнит, он страдает от сильной головной боли. А если у него слабое сердце, то конец может быть трагическим...
Видно, мое любопытство сильно разгневало «скорпиона». Трудно сказать, на что он рассчитывал, но вдруг прыгнул в мою сторону. Растопыренные иглы царапнули по стеклу, бородавчатка отпрянула. Видимо, удовлетворившись произведенным эффектом, она плавно опустилась на дно и снова превратилась в кусок камня.
Чего только не увидишь в Национальном аквариуме – акулы, барракуды, огромные лобаны, морские черепахи, рыбы-свистуны, рыбы-утюги, дельфины... А любимица публики, морской лев Сильвия! Она высоко выпрыгивала из воды, совершала сальто-мортале, носила на носу мяч и с удовольствием принимала из рук дрессировщика заслуженную награду. Перед зрителями Сильвия выступает три раза в день и всегда с большой охотой...
В Национальном аквариуме я пробыл не один час, а перед уходом решил поговорить с кем-нибудь из научных работников.
С молодым биологом, заведующим научно-техническим отделом Мигелем Гарсия я познакомился в административном здании. Мигель не ограничился рассказом, а предложил мне еще раз обойти экспозицию. Так получилось, что я осмотрел Аквариум дважды – второй раз под руководством специалиста.
– Наш Аквариум был создан в 1961 году, вскоре после победы народной революции,– рассказывал Мигель.– Он сразу же стал популярным местом отдыха гаванцев. Впоследствии были открыты и Парк Ленина, и Ботанический сад, и национальный зоопарк, но Аквариум был первым. К нам приходит около миллиона человек в год. Но, конечно же, Национальный аквариум – не просто место отдыха, это в первую очередь научный центр. За четверть века здесь были проведены многочисленные исследования, которые дали разнообразную информацию – например, о совместимости рыб, условиях их жизни. Следим мы и за здоровьем наших подопечных. Время от времени проводим профилактические переселения: помещаем рыб на две минуты или более – в зависимости от вида – в пресную воду. Паразиты, нередко становящиеся причиной их гибели, умирают, а затем мы снова выпускаем уже «чистых» рыб в морскую воду...
В Национальном аквариуме собрано около 270 видов морских рыб и животных, отловленных в Карибском море. Исключение составляет только Сильвия – она из Намибии. Общее число обитателей превышает одиннадцать тысяч. Изучая поведение рыб, работники Аквариума пришли к выводу, что некоторые хищники могут спокойно жить с представителями других видов, не причиняя им вреда. А иные рыбы – на первый взгляд безобидные и спокойные – никак не хотят делить свою территорию с соседями. Вот, к примеру, лобан. Казалось бы, флегматичная рыба, но в неволе становится очень агрессивной, нападает даже на работников, когда они спускаются проводить уборку. – Вы видели самых маленьких наших обитателей? – спросил Мигель.– Пойдемте, покажу,– и Гарсия подвел меня к «живому уголку» с рыбками, снующими между кораллами,– тому самому, с которого я утром начал осмотр экспозиции.
– Перед вами рыбы-бабочки. Наш Аквариум расположен на самом берегу моря,– напомнил Мигель,– что позволяет поддерживать постоянную циркуляцию морской воды в аквариумах. Это очень важно для обитателей коралловых рифов. Ведь без кораллов они просто не могут жить, а те, в свою очередь, не могут существовать без постоянного притока свежей морской воды.
– У вас, наверное, случаются потери. И как вы тогда пополняете свои аквариумы? – спросил я Мигеля.
– Всякое бывает. Вот, например, ураган «Кейт», пронесшийся над Кубой. Он нанес большой урон. Крепко досталось и нам. Были разрушения в Аквариуме, погибли некоторые виды рыб. Частично мы восполнили потери, но лишь частично. Вообще говоря, отлов новых экземпляров не прекращается никогда. Занятие это интересное, но не простое. Здесь необходимы терпение, сноровка и хорошие ихтиологические знания. Ведь нам нужны здоровые экземпляры. Ловим их разными способами, забрасываем и сети тоже. С маленькими рыбками приходится повозиться. Изготовляем большой прозрачный мешок и устраиваем своеобразный «гон». Отсекая пути к возможному бегству, заставляем рыб двигаться в нужном направлении. Так они оказываются в ловушке. Ну а доставить их в будущее жилье – дело техники. В последнее время, я заметил, люди все больше интересуются живой природой. Растет число и любителей подводного мира, это нас очень радует. Ведь чем больше людей будет интересоваться обитателями морей и океанов, тем больше будет у них защитников, а это сегодня так необходимо...
Гавана – Москва
Андрей Чернощек, корр. АПН – специально для «Вокруг света»
Черные молнии над Мохенджо-Даро
Около 3500 лет назад исчез с лица земли город Мохенджо-Даро (на хинди – «Холм мертвых»). В древней индийской поэме «Махабхарата» говорится о том, что причиной страшной трагедии был мощный взрыв, последовавший за ослепительным небесным сиянием и «огнями без дыма». От высокой температуры окрестные воды вскипели, а «рыбы выглядели как обгоревшие».
Руины этого города на островке в полноводном Инде нашел в 1922 году индийский археолог Р. Д. Банерджи. И данные раскопок подтвердили предание о катастрофе.
В раскопках находили оплавившиеся камни, следы пожаров и исключительно мощного взрыва. Так, в радиусе километра были полностью разрушены все здания. По положению скелетов было видно, что перед гибелью люди спокойно расхаживали по улицам города. Пепелище Мохенджо-Даро чем-то напоминало Хиросиму и Нагасаки после атомных взрывов, где ударная волна и излучение шли сверху.
Были выдвинуты две гипотезы, объясняющие гибель города. Одна из них – ядерный взрыв. Но она снимается сразу за отсутствием радиоактивного фона и очевидной невозможностью постройки атомной бомбы в Индии времен культуры Хараппы. По другой гипотезе – ядерный или иной взрыв произошел при запуске или маневре инопланетного космического корабля, посетившего в далеком прошлом нашу Землю. Однако до сих пор никто еще не нашел ни одного прямого доказательства этому.
Попытаемся объяснить гибель Мохенджо-Даро земными, природными причинами. Что же могло произойти?
Известно, что древние греки и римляне неоднократно описывали «пылающие колесницы», появляющиеся в ночном небе; американские индейцы – «круглые корзины» на небе; японцы – «корабли-призраки» со светящимися огнями. По свидетельству жреца Изекииля, в Палестину около 592 года до н. э. «пришел ветер сильный с севера, и возникло облако великое. И огонь был из него пылающий, и блеск был сильный, а из середины облака выходило сильное сияние». И «Махабхарата» свидетельствует: во время гибели Мохенджо-Даро воздух словно пылал, что было отмечено даже в солнечный день на фоне яркого южного неба!
Таковы факты. Что же по этому поводу может сказать современная наука? Ученые установили, что в атмосфере под воздействием космических лучей и электрических полей образуются химически активные частицы, способные образовывать аэрозольные скопления, которые занимают в атмосфере огромные пространства. Двигаясь в атмосфере, частицы под воздействием электромагнитных полей конденсируются, слипаются, подобно снежному кому, и образуют шары различного диаметра. Такие физико-химические образования были сокращенно названы ФХО. Судя по наскальным рисункам, именно их наблюдали люди и пятьдесят тысяч лет назад. Упоминание о них можно найти в древнеегипетской хронике царствования фараона Тутмоса III: «...на 22-м году, в третьем месяце зимы, в шесть часов дня на небе (появился) светящийся шар, который медленно двигался на юг, наводя ужас на всех, кто его видел».
Существует несколько видов физико-химических образований. Одни, «холодные», могут существовать длительное время, не выделяя энергии и не излучая света. Такие образования, темные, непрозрачные, отчетливо видны на фоне дневного неба, и формой могут быть похожи на мячи для игры в регби. Есть гипотеза о том, что это не что иное, как еще не «разгоревшиеся» шаровые молнии. Поэтому ФХО, по аналогии с шаровыми, были названы черными молниями. Светящиеся ФХО, яркого белого или лимонно-желтого цвета, возникающие независимо от какой-либо грозовой деятельности, называются хе-милюминесцирующими образованиями – ХЛО. Они могут свободно плавать в воздухе, долго оставаться на поверхности земли, быстро перемещаться по причудливым траекториям, «темнеть» и «разгораться» снова.
21 сентября 1910 года жители Нью-Йорка в течение трех часов наблюдали за сотнями атмосферных «светляков», летавших над городом. Другим сентябрьским вечером, уже 1984 года, над угодьями совхоза «Удмуртский» Сарапульского района Удмуртской АССР звездное небо вдруг озарилось, и с высоты посыпались ослепительно белые шары. Петляя и кружась, они плавно опускались на землю. Стало светло как днем. Но эффект был не только световым: в радиусе двадцати километров вышли из строя трансформаторы и линии электропередачи.
Ученые установили, что атмосферные условия, при которых образуются ФХО, активизируют появление токсичных веществ, отравляющих воздух. И видимо, в Мохенджо-Даро жители пострадали от ядовитых газов, а потом над городом произошел мощный взрыв, разрушивший его до основания.
Известно, что такой взрыв возможен только при одновременном присутствии в атмосфере большого количества черных молний. И если взрывается одна, то за ней взрываются другие, подобно цепной реакции. Когда взрывная волна достигнет поверхности земли, она сокрушит все на своем пути. Температура в момент взрыва черной молнии достигает 15 тысяч градусов, что вполне согласуется с находками в зоне катастрофы оплавленных камней. При обычных пожарах температура не превышает тысячи градусов. Расчеты показывают, что во время катастрофы в Мохенджо-Даро в атмосфере возникло около трех тысяч черных молний диаметром до 30 сантиметров и свыше тысячи ХЛО. Новые данные к развитию этой гипотезы могут дать исследования материальных следов черных молний – смальты и шлака, оставшихся после колоссального костра в Мохенджо-Даро.
Трагедия в Мохенджо-Даро, однако, не уникальна. Общее же количество упоминаний ФХО в литературе превышает 15 тысяч. А 12 августа 1983 года профессор Бонил из обсерватории Закатекас в Мехико сделал первую фотографию ФХО. Сейчас их уже сотни.
Трудно представить, что может произойти, случись подобное с Мохенджо-Даро над современным городом... Человек должен научиться бороться с этим грозным природным явлением. Впрочем, сегодня он не так беспомощен, как в древности. Современная наука располагает достаточно надежным средством для предотвращения взрывов черных молний и для рассеивания ФХО. Для этого используют химические соединения-реагенты. Ученые уже разработали устройства, в которых используется эффект действия реагентов для защиты промышленных производств от проникновения шаровых и черных молний.
М. Дмитриев, профессор
Мы идем по Кызылкумам
– Пустыни бояться не надо, она человеку плохого не сделает,– говорил аксакал, разливая чай по пиалам.– Когда вода есть, любой пройдет.
– А когда нет? – поинтересовались мы.
– Тогда плохо. Совсем плохо! – вздохнул аксакал.
...Третью неделю мы идем по пустыне. На велосипедах. Тонкий пунктир маршрута уже пересек пески Большие Барсуки, плато Устюрт. В Кызылкумах маршрутная группа уменьшилась до трех человек. Разделение было обговорено заранее. «Работать» в Кызылкумах должны были самые выносливые, адаптировавшиеся к жаре участники перехода, на самых крепких велосипедах. Остальные «садились» на страховку в начальном и конечном пунктах маршрута. Если в контрольный срок мы не дадим о себе знать, по нашим следам и навстречу выйдут спасательные группы.
Обнаружить человека в пустыне не легче, чем отыскать оброненный пятачок на многолюдном базаре. Сколько угодно случаев, когда вообще никого и ничего не находят – ни с воздуха, ни с земли. Машина ушла в пески – и канула, растворилась, словно не было ее вовсе. И никогда не узнать, что случилось в действительности. Мы будем исходить из худшего – поиски продлятся две-три недели. Есть ли у нас шанс остаться в живых? Вот когда теория – составленная и выполняемая нами программа «Выживание человека в пустыне» – неожиданно сомкнется с практикой вплотную.
В этом случае паек воды урежем втрое. На отдельном, хорошо просматриваемом с воздуха и земли бархане соорудим теневое убежище – выроем яму поглубже, растянем двойной тент. Заготовим сигнальные костры. Будем лежать сутки напролет недвижимо, молча. Шевельнуть хоть пальцем, открыть рот, чтобы сказать даже одно слово – значит нерационально использовать запасы воды в организме. Будем драться за каждый грамм влаги, ибо это, в конечном итоге, драка за жизнь! Суточную норму зеленого чая разобьем на мелкие – по 50—60 граммов – порции.
Будем следовать советам специалистов, изучавших пустыню и уже давших свои рекомендации. Станем жевать веточки верблюжьей колючки. Попытаемся добывать воду с помощью пленочных конденсаторов. Проверяя в пустыне Устюрт, насколько эффективен этот метод, мы добились неплохих результатов. Самое простое – набить полиэтиленовый мешок свежими ветками саксаула, завязать горловину и выставить конденсатор на солнце. Жаркие лучи выпарят из веток влагу, которая осядет на пленке, соберется в капли, стечет вниз. К вечеру будет граммов 200—250 дистиллированной воды.
Можно такой же мешок надеть на растущее деревце. Или соорудить наземный конденсатор. Выкопать метровую яму, закрыть пленкой. Внутрь установить емкость, в центр пленки уложить камешек. Получится воронка со стоком в центр. Нет, мы еще поглядим, кто кого...
Песок, сплошной песок. Иногда встречаются колеи, ведущие неизвестно куда. Видим: здесь прошел вездеход, но за ним тянуться не стоит, ему везде дорога. Вот след протектора КамАЗа. Этот в большой песок не сунется, есть шанс проскочить и нам. Так, цепляясь порой за слабовыраженные колеи, мы продвигаемся все глубже в центр пустыни Кызылкумы.
Каждое сложное путешествие программируется сначала за письменным столом. Необходимо тщательно просчитать будущего «противника». Предположить самые невероятные ситуации, грозящие чрезвычайными происшествиями, заранее отыскать выход.
Еще в 1980 году, отправляясь в первый свой велопереход по пустыне, мы запаслись лекарствами на все случаи жизни, в том числе противозмеиной сывороткой. Опытные люди, правда, утверждали, что в центре пустыни можно находиться неделями и не увидеть ни змеи, ни скорпиона. Мы не верили. Но каждый свято помнил заповедь сапера: «Полную безопасность на минном поле может гарантировать лишь полная неподвижность». Первого скорпиона мы обнаружили лишь на четвертые сутки пути (близкое знакомство с представителями пустынной фауны входило в задачи научной программы нашего велоперехода). Он был до крайности миролюбив, не стремился нападать, а спокойно сидел под камнем. Но мы как раз этого делать ему и не позволили. Решили проверить – испугают ли его нити бараньей шерсти, разостланные на песке? Существует народное поверье: скорпионы боятся запаха бараньей шерсти, и потому, ночуя в пустыне, надо окружить себя или волосяным арканом, или вот такими нитями. Наш скорпион раз-другой ткнулся в пряжу и благополучно преодолел преграду...
В целом проблема противопаучьей безопасности в пустыне сводилась к мудрой формуле: не проявляй излишнего любопытства, не лезь куда не следует и будешь жить хоть до ста лет. Случай подтвердил правильность этого утверждения.
Однажды более суток мы провели среди камней у основания чинка (уступа) плато Устюрт. Ночевали, как обычно, на песке. Хорошо ночевали, без приключений. А утром, сооружая очаг, подняли ближайший камень. Под ним сидел крупный желтый скорпион. И под другим камнем сидел скорпион, и под следующим, и... Не начни мы ворочать известковые булыжники, никогда бы не узнали, что провели ночь в скорпионьем рассаднике. Наверное, ночью они ползали возле нас и, возможно, через нас. Однако не напали. Человек их не интересовал, им мух подавай!
Нет, не под ногами таится смерть в пустыне...
Мы идем по Кызылкумам. Я с трудом тащу по песку свои 75 килограммов и еще восьмидесятикилограммовую тяжесть навьюченного велосипеда. Монотонно считаю шаги: 647, 648... Через 352 шага разрешаю себе очередной глоток воды из фляги. Я ни о чем не думаю и ничего не хочу, кроме воды. Счастье для меня равнозначно воде. Вспоминаю бессчетные недопитые за жизнь соки, компоты, кисели... Струйки, текущие из недовернутых кранов... Лужи под ногами... Тонны неиспользованной, не выпитой мною воды.
Говорят, отвоевал место под солнцем. В пустыне солнце можно только ненавидеть. Смотреть на столбик ртути в градуснике, упершийся в запаянный конец трубки, и тихо ненавидеть огненный шар, висящий над головой. Ненавидеть раскаленный песок, собственную горячую кожу, душный и жаркий воздух.
Останавливаюсь. Больше нет сил продираться сквозь песок, сквозь плотный, физически ощущаемый воздух. Перед глазами плывут, лопаются розовые пузыри. Тошнота подступает к горлу. Сейчас важны мгновенья неподвижности. Тогда не кружится голова, не ноют мышцы, тело находится в состоянии покоя, столь для него желанного и необходимого. Роняю велосипед, оседаю на песок сам, втягиваю голову в прозрачную тень ближайшего саксаулового деревца. Замираю. На эмоции не остается энергии.
Я не могу противостоять жаре. Я не умею зарываться в песок до глубинных, прохладных слоев, как это делают ящерицы. Не имею разветвленной корневой системы, способной поднять воду с тридцатиметровых глубин, как саксаул или пустынная акация. Не обладаю верблюжьей способностью накачиваться водой впрок. Тушканчик, ящерица-круглоголовка в сравнении с человеком существа куда более совершенные, более приспособленные для жизни в пустыне. Я бы с готовностью пошел на выучку к ним или жуку-скарабею...
В проект человека конструктивно заложено природой «водяное охлаждение». Каждый грамм пота, испарившегося с поверхности тела, уносит с собой полученные извне лишние калории тепла. Но, обеспечивая температурный комфорт, пот одновременно тянет из организма влагу. Начинается обезвоживание. 15-процентная потеря воды в организме в условиях пустыни равнозначна смерти. Грустный парадокс – чтобы выжить в пустыне, необходимо нейтрализовать механизм теплозащиты. Ювелирно балансировать между водным изнурением и тепловым ударом.
Готовясь к экспедиции, мы сшили себе белые одежды с таким расчетом, чтобы не оставить солнцу ни одного квадратного сантиметра кожи. Головы закутывали в бедуинские бурнусы – средство от жары идеальное. У них же, извечных кочевников пустынь, позаимствовали питьевой режим и тактику движения, в основе которого – степенность и размеренность. Приняли многозначительный восточный «обет молчания». Оказывается, дыхание через рот, равно как частые разговоры, усиливает обезвоживание, хотя и облегчает самочувствие – вспомните собак на жаре, лежащих с разинутой пастью, со свешенным набок языком.
Суточное потребление жидкости мы умудрились втиснуть в рамки пятилитрового пайка. Десятисуточный запас на одного человека уменьшился до 50 литров, против 120 расчетных! У нас появилась реальная возможность автономного путешествия. Но что такое пять литров, когда едешь под солнцем, по раскаленному песку, на перегруженном велосипеде – чуть больше, чем ничего!
Со вчерашнего дня появились признаки нарастающего обезвоживания. Слюна стала вязкой – не сглотнешь, не сплюнешь. Исчезли слезы. Не в том беда – захочешь поплакать и не сможешь, а в том, что сохнут глаза, слабеет зрение. И еще снятся сны, от первой до последней минуты наполненные водой.
...Я прихожу в себя, возвращаюсь из прохладного небытия в жар окружающего мира. Вижу выбеленный песок, мелкой рябью ползущий по склону бархана. Кожей чувствую нагревшуюся на солнце догоряча одежду. Пора подниматься, уже подходит Саша Худалей. Мой вынужденный отдых длился не более трех минут. Подниматься стану поэтапно: напрягу мышцы шеи, подниму голову, перекачусь на бок, подтяну к животу колени... Я продумываю в деталях, как совершить простейший физиологический процесс – встать!
С трудом поднимаюсь сам, отрываю от земли почти центнерную тяжесть велосипеда, и это лишь начало настоящей работы. Делаю очередной шаг, трудно включаюсь в общий темп движения. Взбираюсь на бархан, слабо надеясь с его хребта увидеть твердый участок почвы. Но вижу точно такой же бархан. И еще один. И еще... До самого горизонта, словно застывшие штормовые волны, катящиеся на восток. С рассвета прошли не более 15 километров. Мизер! В который раз пытаюсь решить простенькую арифметическую задачку на движение для ученика второго класса. Из пункта А в пункт Б выехали три велосипедиста... Вопрос (не из школьной программы): успеют ли они достигнуть пункта Б или любой другой точки, где есть люди, прежде чем кончится вода? Причем известно, что они прошли меньше половины пути, что у них осталось 90 литров воды, а скорость на сегодняшний день не превышает четырех километров в час. Множим скорость на время: четыре километра на десять часов непрерывной, изматывающей работы. Получаем сорок километров в сутки, или 9 ходовых дней. Воды при нынешних нормах хватит суток на шесть. Ответ не сходится на 72 часа.
Сейчас тропит колею Саша Мурыгин (странно звучит лыжный термин в пустыне, но иначе не скажешь). Выдавливает в песке колесами велосипеда узкий желобок-колею, по которому следом тащим свои велосипеды мы с Сашей Худалеем. Переднее колесо юзит, загребает спицами песок. Бредем, опустив лицо, упершись левой рукой в руль, правой в седло. Вталкивая велосипед на очередной бархан, я, как об избавлении, мечтаю о простой, бесколесной пешеходке. Шагать бы себе с рюкзачком за плечами – любо-дорого. Но на себе запас воды не унесешь.
В час дня жара становится невыносимой. Горячий воздух плывет над землей, колышется, искажая очертания предметов. Кажется, его, воздух, можно пощупать руками – сжать в кулак, и он полезет горячей массой меж пальцев – до такой степени он плотен. Им не дышишь, его откусываешь кусками, словно студень.
Дальше идти бессмысленно. За каждый километр, который дается в три раза тяжелей, чем утренний, придется расплачиваться двойной пайкой воды, что недопустимо.
Мы встаем в ложбине между барханами, растягиваем меж велосипедов, составленных козлами, противосолнечный тент. Как жаль, что тент не может отдавать ночью тепло, впитанное во время полуденных привалов! Мы лежим в тени тента, убеждая себя, что это отдых. Пьем микроскопическими глотками кипящий зеленый чай. Только такой, обжигающий язык, чай способен в малых количествах притупить чувство жажды. Теплый чай – та же вода, которая не утоляет жажду.
Несмотря на хроническое недосыпание, уснуть невозможно. Скептики могут проверить мое утверждение, засунув голову в духовку включенной газовой плиты. Такой сон хуже работы. Минуты тянутся бесконечно...
Нам, надо признать, еще везет: столбик термометра не поднимался выше 43°С. В велопереходе через Каракумы он дотягивался до 50-градусной отметки. Подумать жутко! Лучше вспоминать холод, снег, метели, зимние ночевки в снежных ямах и пещерах, крошащиеся блоки, вырезанные пилой-ножовкой из снежного наста...
– Выйдем к людям – выпью разом, не отрываясь, трехлитровую банку яблочного сока,– обещает Саша Мурыгин.
Он выпьет. Сам не осилит, мы поможем. Добраться бы только до этого сока. Пока любой из нас будет безумно рад лишнему глотку чая.
Ночь не приносит долгожданного отдыха. Температура быстро проскакивает комфортные 20 градусов, сползает к пятиградусной отметке. Мы дрожим, лежа в песке, кутаемся в тонкий, негреющий тент. Больше у нас ничего нет. Единственное одеяло, взятое в путешествие, осталось у ребят: весь груз забрала вода. Наши тела зажаты между двух температурных полюсов: суточный перепад температур достигает почти 40 градусов.
Мы долго ворочаемся, ворчим, вжимаемся друг в друга, пытаемся окружиться теплом, которого так много было днем и так не хватает сейчас. Тело болит и ноет каждой мышцей. Кажется, уснуть будет невозможно. Но мы засыпаем, потому что сон зависит от количества проделанной за день работы. Мы спим, и нам опять снится вода.
Зазвенел будильник. Он стоял на песчаном бархане посреди пустыни Кызылкумы. По привычке я хотел заглушить трезвон метким броском подушки, но где ее взять, когда спишь на земле правым ухом на собственных кедах? Надо вставать, идти за дровами...
Ладить костер в пустыне одно удовольствие. Сухие узловатые ветви саксаула горят, словно обсыпаны порохом, жарко и почти без дыма. Тепло и свет разгорающегося костра отгоняют прочь мрак и холод ночи. Мы сидим в световой полусфере, вкушаем последние капли зеленого чая и последние минуты покоя. Остальные часы сегодняшних суток будут наполнены лишь изматывающей работой.
Саша Мурыгин тщательно отжимает ложкой заварку, добывая дополнительные граммы чая.
Мы еще не знали, что в полдень выйдем к чабанам, а еще через четыре дня благополучно завершим маршрут в городе Казалинске.
1200 километров по асфальту для тренированного велосипедиста немного, 4—5 дней пути. 1200 километров через три пустыни – много и для велосипеда, и для его седока. 16 ходовых суток, наполненных жарой, песком, болью перетруженных мышц, отчаянием, надеждой. 16 суток работы, именуемой в отчетах «Велопереходом по пустыням Средней Азии».
А. Ильичев
Кызылкумы – Челябинск
Испытание пустыней
Многие ныне ощущают настоятельную потребность испытать себя природой – морем, горами, пустыней, льдами – и отправляются в дальние походы на лыжах и байдарках, пешком и на велосипедах, на яхтах и собаках. Чем труднее – тем лучше, и желательно, чтобы это было впервые: первым достичь, первым подняться, первым преодолеть.
Однако в последние годы экспедиции все чаще ставят перед собой не только чисто спортивные цели, но и стремятся решить полезные и важные для человека вопросы: как ведет себя организм в тех или иных экстремальных природных условиях, когда действующие на людей природные факторы сочетаются с огромным физическим и психическим напряжением. Не случайно такие экспедиции называются научно-спортивными.
...17 июля 1984 года из Ташауза вышла экспедиция под названием «Человек и пустыня» – группа алмаатинцев под руководством врача Николая Кондратенко. Шли по ночам, преодолевая за переход 25—30 километров, захватывая прохладные утренние и вечерние часы. Днем они прекращали переход и укрывались в тени четырехслойного бязевого тента, обшитого сверху металлизированным капроном. Под тентом было тоже жарко и душно, но все-таки это была тень. Норма воды ограничивалась 7,5 литра в сутки. В общем этого почти хватало на путь от колодца до колодца, тщательно разведанных и нанесенных на карту штурманом экспедиции Э. Балем. На 21-й день пути за барханами показались крыши Бахардена. Путь через пески длиной 550 километров был завершен. Путешественники похудели, некоторые на 4—5 килограммов, осунулись, но сохранили бодрость и, главное, высокую работоспособность. Успех экспедиции обеспечила тщательная, продуманная многомесячная физическая тренировка, оптимальный режим переходов и, конечно, волевые качества участников, их дружба. В течение всего маршрута группу время от времени всесторонне обследовали научные сотрудники Института физиологии и экспериментальной патологии аридной зоны АН Туркменской ССР и Института медико-биологических проблем Министерства здравоохранения СССР. Таким образом удалось проследить изменения состояния организма человека на протяжении всего перехода.
