Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №07 за 1987 год"

«Алуэт» прилетит в полдень

Почти двадцать лет назад «для наведения порядка» Лондон послал английских солдат в Северную Ирландию. Однако ни порядка, ни тем более безопасности гражданскому населению, прежде всего католическому меньшинству, они не обеспечили. Напротив, английские солдаты начали самые настоящие военные действия против ирландских патриотов – католиков, выступающих против британского владычества в Ольстере. Об этом, например, откровенно рассказывает в своей книге Контакт» Антони Кларк, служивший командиром роты 3-го парашютного батальона в Северной Ирландии: «На углу собрались почти полторы сотни парней. «Правь прямо на них!» – кричу я шоферу. «Приготовить резиновые пули! Стрелять залпами, когда мы в них врежемся!» – командую остальным. Машина врезается в живую массу, оглушительные звуки выстрелов наполняют воздух. Мы останавливаемся, выскакиваем, работаем дубинками. Я поднимаю винтовку, передергиваю затвор. Ирландцы подхватывают раненых, запираются в домах, бегут в боковые улочки. «В машину, ребята!» Преследуем отступающую толпу. Мы пьянеем от насилия, от охоты, возбуждение охватывает нас всякий раз, когда кто-то из ирландцев падает. Мы не берем пленных – мы стреляем, топчем ногами. Здорово! Нас никто не сдерживает, мы делаем все, что хотим». Неудивительно, что телеграфные сообщения и газетные корреспонденции из Ольстера напоминают фронтовые сводки: столько-то убитых, раненых (За годы английской оккупации Ольстера в уличных стычках и перестрелках погибли две с половиной тысячи человек, а около тридцати тысяч получили ранения.) , «пленных», то есть брошенных без суда и следствия в «эйч-блоки» – бетонные застенки тюрьмы Мейз в Белфасте.

На первый взгляд столица Ирландской Республики Дублин казалась далекой от событий в Белфасте или Дерри. Бесстрастно взирали на людскую толчею на улицах статуи Справедливости, Мудрости, Милосердия и Власти с фронтона суда Форкортс. Между тем на окраине Дублина за семиметровой стеной тюрьмы Маунтджой томились триста участников движения против британской оккупации Ольстера, в большинстве члены ИРА (ИРА – Ирландская республиканская армия – военное крыло старейшей политической партии Шинн фейн; состоит из «официальной» ИРА, отстаивающей политические методы борьбы, и «временной», делающей ставку на вооруженную борьбу.) .

...Тюремные будни, как и камеры Маунтджой, были похожи друг на друга, словно близнецы, в отличие от их обитателей. Эти люди, считавшиеся «опасными политическими преступниками», попали сюда только потому, что боролись за создание единой Ирландии. Правда, каким путем добиваться этого, мнения среди них были прямо противоположными. Одни доказывали, что нужно силой оружия заставить англичан убраться восвояси. «Мне говорят, что насилие ничего не дает, что оно устарело,– горячился Кэвин Меллон, прошедший огонь и воды боец ИРА.– Но разве те же «продсы» («Продсы», или «черные»,– презрительная кличка протестантских экстремистов в Ольстере.) и англичане не прибегают каждый день к самому жестокому насилию? Им наплевать на то, что в католических гетто от пуль гибнут женщины и дети. Нет, на террор нужно отвечать террором». Другие считали, что подобный курс бесперспективен: он лишь подогревает взаимную ненависть.

Питер Морган, сутуловатый, в очках, с узким, сухим лицом аскета, при таких спорах обычно предпочитал молчать, поскольку понимал, что словами горячие головы не охладить. Нужно действительно массовое движение, способное влиять на ход событий, чтобы люди поверили в его силу, примкнули к нему.

Сам Питер принадлежал к тем, кого называют «поколением, выросшим под пулями». Его родиной был небольшой городок Крегган, расположенный рядом с Дерри. На первый взгляд он казался обычным тихим провинциальным поселением, если не считать, что половину из тринадцати тысяч его жителей составляли дети и подростки. Целый день ребячьи лица половодьем затопляли улицы и пустыри, постоянное место игр, которые пустели лишь с наступлением вечера, когда школьники садятся за уроки, а матери начинают готовить ужин для своей шумной оравы: во многих семьях по восемь, десять детей, а пять-шесть – норма. Потом, из того, что осталось от ужина, женщины собирают передачи мужьям, братьям, старшим сыновьям, чтобы отвезти их в тюрьму Мейз или специальный центр расследований на Кремлинроуд.

Обычно в это же время на улицы Креггана выходят патрули английских солдат. В пятнистых маскировочных костюмах, с автоматическими винтовками на изготовку они парами, держась поближе к стенам домов, идут по тротуарам, где еще за час-другой до них девочки возили коляски с куклами. Выстрелов не слышно. Ведь Крегтан – мирный город, и английская армия имеет приказ только «поддерживать в нем порядок».

Утром в школе Питер нередко слышал, как ребята жаловались учителю, что живут словно в тюрьме: «Сидишь делаешь уроки или ужинаешь и вдруг видишь, что носом к стеклу прилип «томми», подозрительно разглядывающий тебя. После этого ничего в голову не лезет». Сам Питер считал, что куда хуже, когда ночью дверь загудит под ударами прикладов. Всю семью поднимают с кроватей и сгоняют в холодную гостиную. Пока солдаты роются в вещах, простукивают стены, иногда даже снимают выключатели и розетки в поисках тайников, так окоченеешь, что зуб на зуб не попадает. Потом сыплются вопросы: «Где сейчас твой Билл?» или «Куда девался Майкл и почему не видно Джо?» Если что-то покажется подозрительным, родителей могут забрать в «свинарник», как прозвали жители Креггана английский военный лагерь на вершине холма над городом.

Впрочем, случались вещи и по-страшнее. Например, в классе Питера стена и потолок были усыпаны «оспинами» от пуль: однажды английский парашютист во время урока ни с того ни с сего открыл стрельбу по окнам. По счастливой случайности никто из учеников не пострадал. Но после того, как смолкли автоматные очереди, ребята долго не вылезали из-под парт, куда забились при первых же выстрелах. Каждый знал, что вот так же случайно были убиты две ученицы в женской школе святой Цецилии.

Питер, росший в рабочей семье, повзрослел рано. К пятнадцати годам ему довелось узнать, что испытывает в душе человек, если близких друзей и родных ни за что бросают за решетку. Да и сам он сбился со счета, сколько раз, когда возвращался из школы, английские солдаты хватали его, грубо обыскивали, «распяв» у стены какого-нибудь дома на глазах у прохожих, а потом пинком или тычком приклада наконец разрешали убраться восвояси. Прошел Питер и через унизительные «допросы с пристрастием» в «свинарнике», после которых от побоев едва стоял на ногах. Поэтому, когда борцы за гражданские права решили организовать в Дерри марш протеста, паренек без колебаний принял в нем участие.

День был воскресным, и на улицы вышла огромная – не менее десяти тысяч человек – толпа. Демонстранты требовали положить конец арестам без суда и пыткам. В ответ «томми» решили преподать урок, чтобы на будущее отбить у ольстерцев охоту к «массовым беспорядкам». Пули парашютистов сразили насмерть тринадцать человек. Один из погибших – пятнадцатилетний Джек Дади, шедший рядом с Питером,– был его ближайшим другом. Это произошло 30 января 1972 года, в день, который вошел в историю Ольстера как «кровавое воскресенье».

То, чему он стал свидетелем, во многом определило его дальнейшую судьбу. Позднее Питер Морган помогал собирать доказательства преступлений британских сил безопасности в Ольстере для международного суда в Страсбурге. Однако европейский суд защиты прав человека, рассматривавший первое в своей истории межгосударственное дело «Ирландия против Великобритании», признав английские силы безопасности виновными «лишь в бесчеловечном и унизительном обращении с заключенными», а не в пытках, даже не потребовал от Лондона наказания конкретных виновников.

Это решение было вынесено 18 сентября 1976 года. А на следующий день полицейские схватили Моргана прямо на улице и отвезли в специальный центр расследований в Каслридж на южной окраине Белфаста. Там его приняли из рук в руки два невозмутимых джентльмена. Они не стали предъявлять арестованному обвинений, а схватили за волосы и принялись бить головой о стену. Пытки продолжались целую неделю. Потом полуживого Моргана доставили в охраняемую палату госпиталя «Ройял Виктория» – подлечить перед новыми истязаниями. Бежать оттуда помогли товарищи. Сначала его прятали в католическом квартале Шорт Стрэнд, а затем он перешел на нелегальное положение.

В последующие годы Питер Морган все время был в самой гуще борьбы, не затихавшей в Ольстере. Он защищал католические кварталы от налетов протестантских ультра, организовывал демонстрации протеста, разоблачал тайных осведомителей британской разведки, по чьим ложным доносам десятки людей оказывались за тюремной решеткой.

Когда же в Ольстере стало слишком «горячо», он перебрался через границу в Ирландию. Однако и там, в суверенном государстве, МИ-6 (Британская политическая разведка.) и военная разведка располагали обширной агентурной сетью. Их люди тайно фотографировали участников маршей, митингов и даже похоронных процессий, стремясь держать под постоянным контролем всех сторонников объединения Ольстера с Ирландией. Моргана засекли во время одного из митингов. Остальное было делом техники. Специалисты из МИ-6 сфабриковали документы, доказывающие причастность Питера Моргана, на самом деле убежденного противника террора, к сенсационному взрыву в «Гранд-отеле» в Брайтоне во время ежегодной конференции консерваторов в 1984 году, когда жертвой чуть не стала премьер-министр Маргарет Тэтчер. По представлению английских властей ирландская полиция была вынуждена арестовать «террориста». Так Питер попал за высокие стены Маунтджой.

...На утренней прогулке к Питеру пристроились Джо О"Хаген и Кэвин Меллон.

– Ну как, не надоели еще казенные харчи? – с невинным видом осведомился крепыш Джо.

Морган молча пожал плечами.

– Я серьезно говорю,– не отставал Джо,– пора покидать этот приют. С воли передали, что ирландские власти собираются депортировать и тебя и нас в Ольстер. Сам понимаешь: это – смерть. Если согласен, можем прихватить тебя с собой. Намечается тут один вариант. Риск, конечно, большой, так что решай сам...

Питер Морган не колебался ни секунды.

Нового постояльца гостиницы «Роял Даблин хоутел» Пола Леонарда нельзя было спутать ни с англичанином, ни с немцем, ни с французом. Это был типичный американец, который обожал яркие костюмы, говорил оглушительным басом, нисколько не заботясь об окружающих, и явно не испытывал нужды в деньгах. По приезде в Дублин он обратился в контору фирмы «Айриш хеликоптерз» и заявил, что хотел бы на несколько дней арендовать небольшой вертолет для съемки видовых фильмов об Ирландии. Нет, нет, машина понадобится ему не сегодня и не завтра, а, скажем, через неделю.

Клерк не счел возможным сам решить вопрос об аренде вертолета и вежливо попросил потенциального клиента пройти к управляющему. Там американец показал по карте намеченный им маршрут: из Дублина к югу, вглубь, к Страдболли, затем на восток к побережью и далее над горами Уиклоу. Типичный полет по историческим и к тому же весьма живописным местам.

– Видите ли, я хочу отснять часть кадров с воздуха. Хотя бы те же горы Уиклоу. Кое-где придется совершить посадку, туда уже выехал мой помощник, чтобы обо всем договориться, потом мы возьмем его с собой,– американец тщательно продумал предстоящую поездку.

– Мы можем предложить вам пятиместный «Алуэт»,– управляющий не сомневался, что перед ним богатый бездельник, возомнивший себя гениальным кинооператором.– Правда, стоимость аренды довольно высока, но зато у вас будет первоклассный пилот, капитан Томас Бойз.

– О"кей,– кивнул американец, поднимаясь из кресла. – Я вылечу утром тридцатого.

– Простите, мистер Леонард, маленькая формальность. За «Алуэт» мы берем залог... 300 фунтов, если вас это не затруднит.

Ни слова не говоря, американец достал бумажник и отсчитал требуемую сумму вместо того, чтобы выписать чек. Что ж, богачи имеют право на причуды.

Утром 29 октября мистер Пол Леонард позвонил в «Айриш хеликоптерз» и договорился, что вылет состоится завтра ровно в 10.30 утра, если вдруг не испортится погода.

Уже за час американец прохаживался возле стоянки вертолетов в Дублинском аэропорту. Пилота, капитана Томаса Бойза, еще не было, но молодой механик, готовивший «Алуэт» к полету, обратил внимание на то, что у клиента с собой не было ничего – ни аппаратуры, ни пальто, ни даже кейса. Это показалось ему странным, и, когда появился Бойз, он предупредил пилота.

Капитан Томас Бойз, воздушный ас с 20-летним стажем, последние годы работал по контракту с полицией Уганды, выслеживая с воздуха похитителей скота. Поскольку у него имелся специальный допуск от полиции, в фирме «Айриш хеликоптерз» считали, что он сумеет справиться с любой ситуацией. Бойз тоже был уверен в этом. Правда, капитан был неважным психологом, но об этом никто, включая его самого, даже не подозревал.

Когда после предупреждения механика Бойз поинтересовался у американца, где его вещи, то услышал, что они возьмут их на первой остановке в Страдболли. Вопрос был исчерпан. Бойз занял пилотское место, рядом уселся мистер Леонард, и «Алуэт» взмыл в воздух.

Ровно в 11.10 вертолет по указанию мистера Леонарда мягко опустился на травянистом лугу неподалеку от леса в нескольких километрах от Страдболли, как и было предусмотрено в полетном листе.

– Подождем немного, что-то мой помощник запаздывает,– небрежно заметил американец, доставая сигареты.

Внезапно дверца со стороны пилотского кресла распахнулась. В проеме выросли двое мужчин в масках, наставив автоматы на ошеломленного Бойза.

– Послушай, ты, летун, если будешь вести себя благоразумно и выполнишь то, что тебе прикажут, останешься жив. Иначе...

Что произойдет в противном случае, капитан Томас Бойз понял без слов. Поэтому он только молча кивнул в ответ.

– Полетишь с нами обратно в Дублин, сядешь на минутку во дворе тюрьмы Маунтджой. Куда потом, скажем. Понял?

– Да...– только сейчас Бойз вспомнил о пассажире, но того и след простыл.

Впрочем, гадать, куда девался американец, у пилота просто не оставалось времени. Двое в масках были уже в кабине «Алуэта» и дулами автоматов настойчиво подталкивали Бойза.

Рано утром в тот же день в приемную тюрьмы Маунтджой пришел с передачей одному из заключенных дряхлый старик. Будь на его месте кто-либо другой или переданный гостинец иным – а то обыкновенный домашний пирог,– надзиратель, возможно, осмотрел бы его повнимательнее. Он лишь разломил пирог на куски и разрешил к передаче. Между тем невзрачный старец был девяностолетним ветераном ИРА Джо Кларком, героем восстания 1916 года против англичан, а в пироге была спрятана записка, подводившая итог предыдущим посланиям, тайно переправленным в тюрьму: «Сегодня в 12.00 на прогулке».

...В 11.40 «Алуэт» находился на подходе к Дублину. У канала он повернул и пошел совсем низко над морем островерхих крыш. Ровно в полдень стрекочущая стрекоза зависла над серым квадратом тюремного двора Маунтджой. И выведенные на прогулку заключенные, и надзиратели с интересом наблюдали за невесть откуда взявшимся вертолетом.

– Черт побери, не иначе инспекция. Ведь тот доходяга в госпитале отдал богу душу. Теперь начнут доискиваться, что да как. А нас никто не удосужился предупредить.

«Алуэт» стал осторожно опускаться на середину тюремного двора, и все поспешно отступили в стороны. Обеспокоенные словами старшего надзирателя, его подчиненные даже не заметили, как по условному знаку О"Хагена каждый оказался в плотном кольце заключенных. Часть арестантов кинулась к дверям, ведущим в корпус, и столпилась там на случай, если бы внутренняя охрана попыталась прийти на помощь надзирателям во дворе.

Едва колеса вертолета коснулись асфальта, как из него выскочили двое людей в масках, угрожающе поводя автоматами. В ту же секунду от массы заключенных отделились трое – Питер Морган, Джо О"Хаген и Кэвин Меллон – и бросились к машине. Ошеломленные надзиратели молча взирали на происходящее, не пытаясь предпринять хоть что-нибудь, чтобы помешать происходившему на их глазах побегу трех «опаснейших преступников». Да и что могли они сделать со своими дубинками против автоматов и стиснувшей их толпы. Не прошло и минуты, как «Алуэт» с пассажирами поднялся в воздух и исчез за семиметровой, считавшейся «непреодолимой» стеной тюрьмы Маунтджой, сопровождаемый восторженными криками ее обитателей.

Только теперь надзиратели и растерявшаяся охрана на сторожевых вышках пришли в себя: раздался вой сирены, с лязгом опустилась стальная решетка перед воротами тюрьмы, остервенело заработали дубинками надзиратели, загоняя заключенных в камеры. Но все это уже не имело смысла: первая часть побега прошла без сучка без задоринки, как позднее будут вынуждены признать тюремные власти.

Через три минуты после того, как «Алуэт» взлетел с тюремного двора, о происшествии был поставлен в известность армейский штаб, разместившийся в одном из крыльев Дублинского замка. В воздух немедленно были подняты военные вертолеты. Усиленные наряды полиции перекрыли дороги, были задержаны вылеты всех самолетов, закрыты порты. К границе с Ольстером спешно перебрасывались воинские подразделения, а сотрудники особого отдела полиции начали прочесывать Дублин и его пригороды. Развернулась охота за тремя смельчаками, ухитрившимися сбежать из Маунтджой, что считалось практически невозможным.

Между тем вертолет с беглецами, шедший у самой земли, приземлился сравнительно недалеко – на небольшом ипподроме у шоссе, ведущего в соседний городок Болдойл. Его появление не вызвало удивления местных жителей: владелец ипподрома не раз прилетал сюда на вертолете вместе со своими гостями. Из кабины спрыгнули пять человек и быстрым шагом направились к стоявшему у обочины темно-зеленому такси, которое тут же тронулось в сторону городка.

Оставшись один, капитан Бойз несколько минут сидел, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Только теперь он понял, как перепугался, хотя в воздухе ему доводилось бывать во всяких переделках. Наконец он взялся за штурвал, поднял «Алуэт» и направился в Дублинский аэропорт, где уже все кишело полицейскими.

Тщательный осмотр детективами кабины вертолета ничего не дал: похитители действовали в перчатках, а отпечатки пальцев трех заключенных и так уже имелись у полиции. Многообещающая ниточка, которая вела к мистеру Полу Леонарду, тоже оказалась оборванной. В «Роял Даблин хоутел» удивленный администратор сообщил, что американец выехал из гостиницы еще накануне. Можно было не сомневаться, что к этому времени его вообще не было в Ирландии – за прошедшие несколько часов из Дублинского аэропорта вылетело достаточно международных рейсов.

Оставалось темно-зеленое такси, которое повезло беглецов в сторону Болдойла...

Однако такси так и не достигло города, а свернуло на боковую дорогу. Через несколько миль оно остановилось у огромного мебельного фургона с лондонским номером. Трое беглецов быстро вползли в тайник, искусно устроенный под полом кузова, а их освободители – теперь уже без масок – и шофер такси преспокойно разошлись в разные стороны.

Через две минуты на заброшенной дороге осталась сиротливо стоять лишь темно-зеленая машина, угнанная накануне в Дублине.

Выехав на шоссе, мебельный фургон направился в сторону... Дублина. Без всяких осложнений он миновал несколько полицейских постов, свернул к порту и на Аленандра-роуд пристроился к длинной веренице машин, которые ожидали погрузки на паром, перевозивший в Англию автомобили. Очередь ползла со скоростью черепахи. Полицейские тщательно выясняли личность каждого шофера, пассажиров, придирчиво осматривали машины. Водитель фургона выкурил полпачки сигарет, пока добрался до полицейского кордона.

Констебль и двое агентов особого отдела в штатском приказали ему выйти и, отведя в сторону, принялись изучать его документы. Тем временем двое полицейских залезли под фургон, один в кабину, трое, распахнув двери, обследовали кузов и его содержимое. Нервы водителя были напряжены до предела. Наступил момент, когда он было решил, что все пропало: пошептавшись, агент особого отдела взял документы и ушел.

Потянулись томительные минуты. Что могло быть обнаружено в документах? Может быть, властям стало известно, что он связан с ИРА? Или попался кто-то из троих, с кем они расстались возле темно-зеленого такси, и из него выбили показания?

Наконец агент вернулся. Он вопросительно взглянул на кучку полицейских у машины и по знаку констебля протянул бумаги шоферу:

– Проезжайте.

Стараясь ничем не выдать своего волнения, тот не спеша забрался в кабину и включил мотор. Огромный фургон стал медленно вползать на пандус, ведущий в трюм парома.

Оставшиеся до отплытия шесть часов водитель фургона простоял на верхней палубе на холодном сыром ветру. Его мысли были с теми тремя внизу, в тесном душном тайнике, без пищи, с единственной флягой воды на всех. Кто же мог предполагать, что на дневной паром они не попадут!

В 22.15 судно ожило. Медленно поднялся тяжелый пандус, мелко завибрировал огромный корпус парома, и он стал потихоньку пятиться к выходу из порта. Впереди лежало Ирландское море.

Девять часов спустя паром ошвартовался у причальной стенки ливерпульского порта, где полиция едва ли станет искать «опасных преступников». Однако, съезжая на берег, водитель мебельного фургона увидел впереди полицейский кордон. Только на сей раз английский. Началась нудная процедура проверки. Когда она закончилась, так же как и в Дублине ничем, водитель со злостью бросил несколько нелестных слов в адрес «совсем уже сошедших с ума полицейских ищеек» и хлопнул дверцей. Через пять минут мебельный фургон затерялся в лабиринте ливерпульских улиц.

Д. Лихачев