Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №01 за 1987 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Каменный щит
Если встать на вершине холма, неподалеку от полиграфического комбината, и посмотреть на старую часть Смоленска, то перед глазами возникнет пейзаж, в который не вторгаются никакие приметы нынешнего века: лишь зеленые взгорья да старинная крепость. Она величаво спускается по холмам к реке. Чем хорош исторический пейзаж? Прежде всего тем, что легко и непринужденно включает в работу воображение: как просто, глядя на грозные башни и зубчатые прясла, представить век XVI, когда на берегу Днепра кипела самая большая на Руси стройка...
По царскому указу весной 1596 года начали возводить каменный Смоленский кремль. Новая артиллерия врага требовала новых средств обороны: дубовый тын перестал быть надежной защитой от польских и литовских ядер. Надо было поставить на пути чужеземных захватчиков мощный каменный щит. Со всех концов Руси потянулись к Смоленску возы, груженные кирпичом, железом, белым камнем, тесом. Одного кирпича понадобилось 150 миллионов штук, поэтому временно запретили в государстве строить каменные здания. Автором проекта крепости и распорядителем всех работ, или розмыслом, как говорили издревле, был зодчий Федор Савельевич Конь, построивший к тому времени в Москве длинную стену Белого города и Симонов монастырь.
Тысячи мастеров – каменотесов, плотников, землекопов – с ближних и дальних мест сгонялись на работы в Смоленск. Осенью 1600 года, по свидетельству летописца, вспыхнул среди работного люда великий мор. Мертвых не управлялись погребать, но поредевшие ряды строителей пополняли новые люди – даже из острогов гнали узников. Москва торопила: на западе погромыхивала приближающаяся война.
Борис Годунов, побывавший в Смоленске, докладывал в Москву: «Построим мы такую красоту неизглаголенную, что подобно ей не будет во всей поднебесной...» И вот через шесть лет поднялась твердыня, которую Годунов назвал «ожерельем всея Руси». Протяженность каменных стен, опоясывавших приднепровские холмы,– шесть с половиной километров, а их толщина поболе пяти метров. И еще – тридцать восемь круглых и грановитых башен в три этажа, с мостами-перекрытиями, со сторожевыми чердаками... Денно и нощно несли на кремлевских стенах караульную службу стрельцы. В зеленых кафтанах с широкими красными поясами, в желтых сапогах и бархатных шапках; на поясе – пороховница и манерка для дроби; в руках – кремневое ружье или бердыш – боевой топор. Гарнизон по тем временам в Смоленске был немалый – тысяча человек. Недаром в городе возникла особая слобода – стрелецкая. Ратная профессия передавалась от отцов сыновьям. На монетах, которые чеканились в городе, была выбита пищаль.
Детище Федора Коня приняло боевое крещение в 1609 году, когда в пределы России вторглось 30-тысячное войско польского короля Сигизмунда III. Смоляне еще до прихода чужеземцев сожгли все четыре посада, а сами заперлись в городе: для посадского населения на время войны были специально построены осадные дворы. Оборону города возглавил воевода Михаил Борисович Шеин. По его распоряжению составили особую роспись, где все мирные жители, способные носить оружие, были закреплены вместе со стрельцами за определенными башнями. Но в обороне, конечно, участвовали все – и стар и млад.
Обложив город с четырех сторон, королевские войска отрезали Смоленск от земли русской. Сигизмунд предложил воеводе Шеину сдаться. Тот ответил решительным отказом.
Разгневанный король пригрозил, что не оставит от Смоленска камня на камне...
Потянулись долгие и тревожные дни осады. Попытка взять город с ходу не удалась: огненный вал отбросил королевские войска на дальние подступы – ведь у смолян одних пушек было 170. Ничего не дал и обстрел города из пушек: ядра не пробивали толстые стены, а те, что залетали в крепость, жители тушили, набрасывая на них мокрые кожи. По приказу короля привезли из Риги тяжелые осадные пушки; пускали в ход стенобитные машины; закладывали петарды и взрывали в башнях ворота, но смоляне выбивали ворвавшихся, загораживали все бреши деревянными щитами, приваливали их камнями и землей. Тогда началась подземная война – то тут, то там делались подкопы под стеной, но под крепостью были «слухи» – подземные ходы,– и смоляне, зная, где ведет враг земляные работы, закладывали и взрывали поблизости пороховые заряды.
Без малого два года защищали смоляне свой город. Когда думаешь об этой обороне, то поражаешься мужеству земляков, из которых выжил лишь каждый десятый. Даже когда из Москвы последовал приказ сдаться, жители города не сложили оружие. Лишь летом 1611 года, узнав от перебежчиков о самом слабом месте в крепостной стене, враг сосредоточил там огонь артиллерии, и в широкий пролом хлынули войска... Кровопролитный бой завязался на улице Родницкой, которую жители потом переименовали в Резницкую. Оставшиеся в живых защитники заперлись в древнем соборе, и вдруг страшный взрыв потряс его стены. Польский военачальник в своих записках утверждал: взрывная волна была такой силы, что подняла в воздух всадников вместе с конями. То были взорваны пороховые погреба на Соборной горе...
Но скоро Смоленск вновь возвратился в семью русских городов. Широкий пролом, где прежде была Годуновская башня с прилегающими к ней пряслами, засыпали землей. Этот рукотворный холм стали называть королевским валом или бастионом. Через двести лет, когда к городу подошли войска Наполеона, на этом валу стояли русские пушки. Все попытки французов ворваться в город со стороны королевского бастиона оказались тщетны. Жарко было и у Молоховских ворот, где русскими войсками командовали генералы Дохтуров и Коновницын. Они лично водили солдат в атаку и вынудили французов отступить. Но силы были слишком неравными... И все-таки русские воины с честью выполнили свою задачу – задержали врага и дали возможность нашим главным силам переправиться через Днепр и выйти на Московскую дорогу.
Наполеон торжественно въехал в Смоленск через Никольские ворота на белом коне, а ровно через три месяца исхудалые лошади с трудом тащили его дорожную кибитку по смоленским улицам. Бонапарт приказал уничтожить все крепостные башни, но французские минеры успели взорвать только восемь. Помешали русские солдаты. Отряд майора Горихвостова ворвался в пылающий Смоленск и спас кремль от разрушения. Фельдмаршал М. И. Кутузов обратился к смолянам с письмом, в котором есть такие слова: «Враг мог разрушить стены ваши, обратить в развалины и пепел имущество, наложить на вас тяжкие оковы, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших».
Новое испытание выпало на долю Смоленска уже на нашей памяти, в 1941 году.
В середине июля фашисты подошли к древним стенам города. Бой шел за каждый дом. Немцам удалось оттеснить наших к Днепру, они отошли на правый берег и взорвали за собою мосты. Бои начались в Заднепровье. И тут, в самый критический момент, 129-я стрелковая дивизия генерал-майора А. М. Городнянского с ходу вступила в бой. Правобережная часть города была отбита у врага. Немцам пришлось срочно подтягивать резервы. Они увязли в Смоленске на целых две недели.
Об участии смолян в битве за свой город хорошо сказал командующий 16-й армией генерал М. Ф. Лукин: «Тысячи смолян рыли окопы и противотанковые рвы, устраивали заграждения, оборудовали взлетные площадки для самолетов, перевязывали раненых и очень часто, когда шли бои в городе за каждый дом, заменяли убитых бойцов, сражались с ружьями в руках с ненавистным врагом. Нужно честно, по справедливости сказать, что Смоленск и его жители были героями в трудный период боев 1941 года».
Мальчишкой я увидел Смоленск в 1944 году. С улицы Ленина сквозь зияющие пустоты домов просматривалось все вокруг, и мне казалось, что мой город словно стал прозрачным.
– Гляди, вон часы! – сказал мой спутник.
Я поднял глаза, но никаких часов не увидел, на углу дома торчали ржавые кольца оправы.
Мы шли мимо каменных коробок, внутри которых громоздились груды битого кирпича, кое-где уже буйно вымахал неприхотливый бурьян. Из железных труб, выведенных из башенных бойниц, сиротливо вился сизый дымок. После освобождения города многие жили в башнях.
...Тяжелые потери понесла крепость за четыре века: из 38 башен осталось только 17. Да и те изрядно обветшали. Теперь то башни, то прясла стен обрастают строительными лесами, там подолгу работают реставраторы. Но вот леса снимают. Подновленные, в остроконечных деревянных шеломах старые стрельни походят тогда на древнерусских витязей. Служат они, как могут, веку нынешнему. В одной башне расположился музей, в другой – телефонный переговорный пункт, в третьей, говорят, скоро откроется кафе.
Иду вдоль стен кремля и вспоминаю названия башен – Зимбулка, Бублейка, Веселуха, Громовая, Орел. Для нас имена эти звучат таинственно и загадочно. Мне не раз доводилось слышать от старых смолян изустную историю о башне Веселухе. Рассказывали, что жила когда-то на посаде девушка, которая, идя поутру к колодцу за водой, звонко пела, так что стрельцы-караульщики заслушивались. А когда они спрашивали, как ее зовут,– девушка только смеялась и шутила. За веселый нрав окрестили безымянную красавицу Веселухой, а потом и башню так назвали. А сколько еще преданий, связанных с крепостью, дошло до наших дней...
Чугунные доски, вмонтированные в кирпичное прясло, рассказывают о тех полках, которые отличились в боях за Смоленск в 1812 году. Длинный ряд мраморных надгробий напоминает о воинах, погибших в годы Великой Отечественной. Со стеной в единый ансамбль сливается здание музея, где собраны документы последней войны. А на торце стены, выходящей к площади Смирнова, есть памятная доска, посвященная зодчему Федору Коню. В этой стене замуровано и послание жителей города-героя своим потомкам.
Прохожу мимо крепости и вижу на ее башнях вездесущих мальчишек. Забравшись на самые зубцы, они стоят там, в высоте, где гуляют вольные ветры, стоят и перекликаются. Мне кажется, они перекликаются с далеким и славным прошлым старой крепости.
Юрий Пашков
Смоленск
Первый редактор
Девять лет подряд – с самого первого номера, вышедшего в 1861 году,– на титульном листе журнала «Вокруг света» значилось: «Редактор П. Ольхин». Он же был автором вступительной программной статьи и нашел столь емкие слова о будущем направлении издания, что мы и сейчас от них не откажемся.
К сожалению, сведений о тогдашнем редакторе в Большой Советской Энциклопедии нет. Назван лишь создатель журнала петербургский издатель М. О. Вольф. В дореволюционных же справочниках приводятся краткие данные об Ольхине: стенограф, переводчик и составитель сочинений по медицине и технологии; но о «Вокруг света» – ни полслова.
В прошлом, юбилейном для журнала году в редакцию пришло письмо из уральского поселка Яйва, которое очень порадовало нас и пополнило наши знания о первом редакторе. Письмо от супругов Мюллеров. Вера Павловна – учительница литературы. Игорь Львович до ухода на заслуженный отдых работал учителем географии. Долгие годы Мюллеры скрупулезно собирают материалы о прадеде Игоря Львовича – Павле Матвеевиче Ольхине. Частью собранных сведений они делятся с нами. Надеемся, и читателям будет любопытно узнать побольше об одном из основателей нашего журнала.
Павел Матвеевич Ольхин был человек незаурядный, много в жизни успевший. К сожалению, его имя оказалось забытым.
Заканчивая Медико-хирургическую академию в Петербурге, он вместе со своим другом и сокурсником А. П. Бородиным, будущим композитором, прирабатывал переводами научных трудов для издательства Маврикия Осиповича Вольфа. Да так и втянулся в литературную работу. За свою жизнь, а родился он в 1830 году и прожил восемьдесят пять лет, Павел Матвеевич издал около полусотни научно-популярных книг, простых по языку, но насыщенных информацией. Частью это были переводы, частью свои книги, занимательно излагающие успехи различных научных дисциплин. К примеру, книга об обманах зрения или трехтомный капитальный труд «Всеобщее землеописание».
Кажется, куда больше – полсотни книг. Но Павел Матвеевич редактировал еще 17 журналов и приложений к ним. Первым был «Журнал землеведения, естественных наук, новых открытий, изобретений и наблюдений», то есть «Вокруг света». Трудно перечислить, сколько написано Олъхиным для журнала, еще больше отредактировано. Он же ощупью искал форму для нового начинания, ведь еще не было никакого опыта регулярного издания подобного рода журнала. А с 1863 года на плечи Ольхина легло редактирование и приложения к этому журналу под названием «Природа и землеведение».
Само появление «Вокруг света» в 1861 году было знаменательно: демократические силы пробуждались после николаевской реакции. Началось бурное развитие естественных наук. Развернулось изучение природных богатств страны. Появилась масса научно-популярных книг по самым разным вопросам. В этом деле обновления и просвещения большую роль играл и Ольхин.
Одновременно он трудился над созданием русской стенографии. На конкурсе 1865 года именно система Ольхина была признана лучшей. Составленный им учебник выдержал три издания. Долгое время он вел курсы стенографии. И, кстати, послал Достоевскому свою лучшую ученицу – Анну Григорьевну Сниткину, будущую жену писателя.
Полезными открытиями Ольхин обогатил фотографическое дело. И журнал «Фотографический вестник» он редактировал отнюдь не как дилетант.
Потрудился Павел Матвеевич и в Петербургском Фребелевском обществе, которое занималось детскими садами и дошкольным воспитанием детей. С присущей ему фантазией Ольхин изобретал детские игры, издавал журналы для детей, а также писал статьи о воспитании.
Прилагаем к письму редкую фотографию П. М. Ольхина из нашего домашнего архива. Снимок был сделан в 1864 году.
В. П. и И. Л. Мюллер, Пермская область
Как попасть в экспедицию?
Всегда с удовольствием читаю в вашем журнале рассказы об археологических раскопках, более того, очень хотелось бы и самому поработать в поле. Ответьте, пожалуйста, как попасть в археологическую экспедицию?
Ф. Кукушкин, г. Омск
Однажды на раскопках небольшого городища в Красноярском крае, рассказывает наш корреспондент Алена Башкирова, я встретилась с «вольнонаемным» рабочим Дмитрием Седловским. Узнала, что он – студент-заочник, решил поработать сезон в поле с тайной надеждой отыскать какое-нибудь редкое изделие, желательно золотое. Я спросила, оправдались ли его надежды, не потерял ли он интереса к археологии.
– Знаете, – ответил Дмитрий,– когда я устраивался в отряд, не предполагал, что раскопки потребуют каких-то особенных склонностей. Очень труден был первый месяц – сидеть, тщательно расчищать осколки, значение которых мне пока не понятно. Терпеливостью я никогда не отличался, хотелось сразу, тут же, сенсации, увлекательной находки. Характер мой за сезон не изменился, терпеливей я не стал, но на будущий год все равно поеду, потому что мои товарищи, профессиональные археологи, успели мне доказать, что раскопки – дело интересное, даже если они и без сенсаций.
Вот адрес, по которому могут написать желающие попробовать себя в археологии: 117036, Москва, улица Дмитрия Ульянова, 19, Институт археологии АН СССР. Институт сообщит вам, работают ли в ваших краях экспедиции, которые нуждаются в помощи, или нужно обратиться в местный краеведческий музей.
Праздник миллиона песен
Шлю вам фотографию, сделанную на празднике латышских дайн в городе Гробиня, а заодно делюсь недоумением, в справочных изданиях я нашел сведения о дайнах только литовских. Чем объясняется это упущение?
А. Александров, Москва
«Кто перепоет все песни, переговорит все речи? Кто пересчитает звезды и морские камушки?» – поется в одной латышской дайне. На это так и хочется ответить: народ. Ибо сколько им перепето, сколько рассказано о себе, о своей истории, о своих традициях! Шутка ли, сейчас продолжается многотомное издание Академии наук Латвийской ССР, которое будет состоять из миллиона двухсот тысяч дайн – классических народных песен-четверостиший.
Традиционный праздник народного искусства в Гробине, в нескольких километрах восточнее Лиепаи, привлекает фольклорными концертами – выступают все, от мала до велика. Среди руин орденского замка располагается выставка-продажа изделий народных мастеров. Один из таких праздников был посвящен латышскому фольклористу, писателю и общественному деятелю Кришьянису Барону (1835—1923). Этот удивительный человек, сын крестьянина-батрака, учитель, собрал самостоятельно и с помощью друзей шестьсот тысяч дайн.
Что касается пробела насчет латышских дайн в придирчивых к словам справочниках, то он вполне объясним. Дайнами, строго говоря, назывались и называются литовские песни. Но в прошлом веке это название распространилось и на латышские четверостишия – с легкой руки немецкого ученого И. Г. Гердера, который восхищался латышскими песнями, но ошибочно окрестил их дайнами.
Обратно в невидимки?
В 1984 году в августовском номере ваш журнал сообщил, что американские биологи обнаружили наконец черноногих хорьков – зверьки долгое время не попадались людям на глаза и считались утраченным видом. Тогда вы писали, что судьба популяции черноногих невидимок под вопросом – слишком мало особей. Преодолена ли угроза теперь?
А. Кожемятова, Москва
К возвращению из нетей черноногих хорьков отнеслись очень серьезно. Журналы запестрели фотографиями, и было ощущение чрезвычайного, значительного события. В штате Вайоминг, где обнаружили колонию в шестьдесят особей, создали группу биологов, ответственных за сохранение и увеличение популяции.
Но, избежав фермерских капканов, черноногие хорьки попали в силки похуже...
Пять лет назад, когда все, казалось, так ответственно отнеслись к находке зверьков, биологи предупредили: популяция слишком мала, и любая случайность может ее уничтожить. Нужно полтысячи-тысяча хорьков, да в разных местах, чтобы угроза исчезновения отпала. Два года совещались ученые с властями штата, как лучше всего поступить, пересчитывали зверьков ночью при свете прожекторов, судили-рядили. Штат не желал упускать монополию на хорька, а чтобы создать новую колонию у себя, нужны были ассигнования. Зоопарки просили выслать им хорьков – но лишь по паре особей, что не гарантировало выживания, поэтому вайомингские зоологи зверьков не отдавали. Ждали, когда выделят средства на массовое содержание хорьков в неволе в самом штате. Но тут выяснилось, что популяция стремительно растет на свободе – восемьдесят, сто, сто тридцать! Решительный отбой тревоге!
Однако последним летом вдруг начался массовый падеж луговых собачек – основной пищи хорьков. Биологи и добровольцы продезинфицировали сто тысяч нор луговых собачек, но поздно – болезнь переметнулась на хорьков. Оставалось одно – срочно посадить всех особей в клетки, сделать им прививки, переждать эпидемию. Но деньги, деньги! Опять нужно ждать! К тому же за спорами в течение пяти лет так и не установили на опыте, насколько хорьки живучи в неволе. Решительное действие – взять всех в клетки – может оказаться смертельным ударом для популяции.
И вот последние сведения: накануне этой зимы зверьков было тридцать, а стужу они переносят очень плохо, как правило, гибнет треть, а то и две трети колонии. Так что о судьбе черноногих «видимок» пока ничего утешительного сказать нельзя.
Время добрых дел
Какой народ не любит праздники? Бирманцы – не исключение. Праздники в Бирме разные: буддийские бывают практически каждый месяц, они, как правило приходятся на полнолуния, немало и светских – день независимости, армии, крестьянина, рабочего...
Но самый популярный праздник– это, конечно, тхинджан, праздник воды, который совпадает с бирманским Новым годом. Он бывает в середине апреля и длится пять, а то и шесть дней.
Прежде чем говорить о бирманском Новом годе, надо сделать небольшое пояснение относительно принятого в Бирме лунно-солнечного календаря. Основа его – девятнадцатилетний цикл, который состоит из 12 лет, насчитывающих по 12 лунных месяцев, и 7 лет, насчитывающих по 13 лунных месяцев. В дополнительном месяце 30 дней, и он называется «второй вазоу». В календарном лунном месяце бывает 29 и 30 дней, а год, таким образом, насчитывает 354 или 384 дня.
Бирманская эра, которая берет начало со времени воцарения династии Викрама в государстве Пью, существовавшем на территории Бирмы в первом тысячелетии нашей эры, «запаздывает» по сравнению с нашей на 638 лет, поэтому, например, в апреле 1986 года страна отмечала переход в новый, 1 348 год. Вообще, надо сказать, что разобраться, какой на дворе год, в Бирме не так-то просто. Здесь в ходу и местный, и григорианский календари. У каренов – крупнейшего национального меньшинства страны – свой календарь, показывающий третье тысячелетие. Да и согласно буддийскому летосчислению здесь тоже третье тысячелетие: 2530 год. Широко отмечается также китайский Новый год.
Слово «тхинджан» санскритского происхождения и, по одной из версий, означает «переход» – в данном случае переход от старого года к новому. Традиция праздновать Новый год весной зародилась в Древней Индии и связана с сельскохозяйственным циклом: было весьма логично завершать год перед наступлением дождливого сезона. Обильная влага оросит землю, потоки принесут на поля плодородный ил – можно закладывать основу будущего урожая: цикл начинается заново.
С тхинджаном связано множество легенд и поверий. Так, полагают, что накануне Нового года на землю спускается повелитель «натов» (духов) Тхинджамин, который держит в руках две книги: одну в золотом переплете, а другую – в переплете из собачьей кожи. В первую записываются добрые дела людей, а во вторую – плохие. Приветствуя Тхинджамина, люди выставляют перед домами связки цветов, которые называются букетами тхинджана и состоят из семи разных цветов и листьев: каждый цветок соответствует определенному дню недели. К услугам желающих цветы, необходимые для составления букетов тхинджана, продаются прямо в горшочках на многочисленных рынках.
Существует и такая легенда: как-то раз Тхинджамин поссорился с богом Брахмой, и вступили они в единоборство. После трудной битвы Тхинджамин обезглавил своего противника. Голову же препоручил заботам семи провинившихся фей – «натами», ибо голова Брахмы – предмет опасный: брошенная на землю, она вызовет страшный пожар, запущенная в небо – приведет к небывалой засухе, а низвергнутая в морскую пучину – испарит всю воду. Вот и вынуждены семь натами держать голову по очереди, меняясь раз в году. Именно в это время и приходит новый год на смену старому.
Тхинджан празднуется, как уже упоминалось, не один день, а пять или шесть. Каждый день праздника имеет свое название: канун тхинджана, первый день тхинджана (время, когда, по поверью, на землю спускается повелитель натов), второй и третий дни. Наконец, Тхинджамин покидает землю, и уж только потом наступает первый день нового года.
Тхинджан – это прежде всего водный праздник, даже, можно сказать, водная феерия. Целых пять дней города и деревни Бирмы, их жители, стар и млад, не просыхают от воды. Первыми, не выдержав муки ожидания, начинают обливаться дети, вооружившись кружками, мисками, ведрами, шлангами, трубками. Затем подключаются взрослые. Обливают всех и вся. Строят даже специальные «душевые» павильоны, к которым подается вода. Молодежь, студенты нанимают «джипы», грузовики, устанавливают на них бочки с водой и, облепив машины со всех сторон, разъезжают по городу. Им самим достается едва ли не больше всех, благо «душевые» павильоны сооружаются почти на каждой улице. Перед павильоном машину останавливают и методично, добросовестно, чтобы не осталось сухого места, поливают из шлангов всю команду. Туристы и
гости, попавшие в Бирму во время тхинджана, быстро принимают правила игры, включаются в нее. Обидного в обливании нет: по логике праздника, люди, смывая водой все плохое, все горести минувшего года, тем самым готовят себя к светлому завтрашнему дню.
Проведение тхинджана – важное дело. Как говорится, веселье – дело серьезное. В столичном городе Рангуне каждый год создается специальный комитет по организации тхинджана. Его возглавляет мэр.
Согласно хроникам, тхинджан отмечают еще со времен первого бирманского государства – Пагана, существовавшего в XI—XIII веках. Первоначально людей не обливали, а кропили водой, используя ветки гвоздичного дерева с душистыми белыми цветами. Сегодня в столице Новый год встречают несколько иначе, чем в давние годы, здесь, как говорят, чувствуется влияние извне. Многие бирманцы считают, что настоящий тхинджан сохранился в Мандалае – прежней столице, потерявшей свой статус век назад, когда Бирма была захвачена английскими колонизаторами. Хотя все признают, что водное неистовство достигает своего апогея в Рангуне, тем не менее и в провинции шутки заходят иногда довольно далеко: человека сталкивают в озеро, реку, обливают грязной водой...– простите, мажут плодородным илом. Впрочем, и здесь никто не обижается, каждый отплачивает «обидчикам» той же монетой.
Во время водного праздника проявляются такие черты бирманского характера, как доброжелательность и терпимость. Тхинджан объединяет людей. Ведь недаром вода в стране – символ не только чистоты, но и единства. На бирманской свадебной церемонии «мингалазаун» руки жениха и невесты опускают в серебряную чашу с водой, желая, чтобы семейные узы были прочными.
...Но вот отзвенели веселые струи воды, высохли лужи на дорогах и тротуарах. Наступает время совершать добрые дела. В первый день нового года бирманцы в массовых количествах выпускают рыб в водоемы, даруют волю домашнему скоту – прежде всего коровам.
Вообще во время тхинджана рекомендуется соблюдать несколько заповедей: не убивать живое, не рубить деревьев, не ссориться, не пить спиртное, не тратить напрасно деньги. Нарушил одну из заповедей – и не будет тебе удачи в новом году, поссорился – весь год тебя будут сопровождать слезы, срубил дерево – можешь остаться без урожая.
Накануне тхинджана оживляются многочисленные астрологи, которые готовят к выпуску «новогоднюю газету» – в ней содержатся предсказания на будущий год как для отдельных людей, так и для страны, даже для мира в целом. Уличить астрологов в неверном прогнозе трудно: они очень осторожны в своих предсказаниях и включают в них всего понемногу – и хорошего, и плохого.
Бирму называют страной золотых пагод. Не менее справедливо и другое имя – страна цветущих деревьев. Именно во время тхинджана распускаются цветы на многих деревьях, уже одни названия которых будоражат слух: цезальпиния с красными соцветиями, кассия с гроздьями нежно-желтых цветов, гвоздичное дерево с желтыми душистыми цветами, железное дерево, усыпанное белыми лепестками. И конечно же, знаменитый падаук – птерокарпус, ставший символом тхинджана. Особенность этого дерева в том, что оно цветет только день в году – в самом начале нового года, когда его окропит первый тропический дождь. Падаук – священное дерево буддистов. Традиция гласит, что в одном из своих перерождений Будда достиг просветления именно под кроной этого дерева.
Оранжево-желтые цветы птерокарпуса, предвещающие наступление дождливого сезона и избавление от жары, очень душисты. Во время цветения падаука его аромат слышен повсюду, ветки с цветами – на каждом шагу: в руках прохожих, в прическах женщин, в вазах перед домами, на капотах машин. Букетами и гирляндами цветов украшены многочисленные сцены и концертные площадки, где до глубокой ночи не смолкают оркестры, слышатся новогодние песни, раздаются шутки клоунов.
Кто-то из мудрых сказал: «Счастлив народ, который умеет веселить себя сам». Под сенью цветущих деревьев бирманцы демонстрируют верность этих слов в дни тхинджана.
Николай Листопадов
