Текст книги "Журнал "Вокруг Света" №1 за 1997 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Были-небыли: Бойся песков
С легкой руки сэра Артура Конан Дойла затерянный мир обычно ищут среди непроходимых дебрей и болот, за стеной отвесных скал. Однако же на планете существует немало мест, внешне открытых, кажущихся легкодоступными, но в действительности столь обособленных, что там до сих пор едва ли ступала нога человека.
Если вы посмотрите на карту Азии, то восточнее Каспия легко отыщете плато Устюрт – гигантский стол, поднимающийся над уровнем моря в среднем на 120-180 метров и простирающийся до самого Арала. Несмотря на то, что через северную оконечность плато в начале 70-х пролегли железная дорога и газопровод, что здесь добывают газ и калийные соли, Устюрт по-прежнему остается одной из самых безжизненных территорий планеты. По сравнению с ним раскинувшиеся по соседству неласковые Каракумы – поистине райский сад. Недаром каракалпаки и туркмены говорят; «Барса-Кельмес» – «пойдешь – не вернешься». (Так называется и один из островов в Аральском море).
Я не стану решительно настаивать на версии о подлинности песчаного чудовища, и все же...
Впервые я услышал о нем четверть века назад.
В ту пору, будучи молодым специалистом по строительству высоковольтных линий, я «сидел» с бригадой монтажников на станции Ак-Чалак. Так именовался крохотный разъезд на только что построенной через Устюрт железной дороге, по которому еще не началось регулярное движение поездов.
Был саратан – самый знойный период лета. Солнце, будто насмехаясь, раскаляло и без того растрескавшуюся, твердую, как бетон, землю. Соль выступала, казалось, даже на рельсах, к которым невозможно было притронуться. Далеко на горизонте желтели крутые уступы – «чинки».
Мы столпились у короткого состава: раз в две недели, по четвергам, локомотив прикатывал из Кунграда цистерну с теплой солоноватой водой и вагон-магазин с неизменным ассортиментом: хлеб, рыбные консервы, макароны, чай, сигареты.
Внезапно раздался удивленный возглас. Кто-то из наших заметил, что по гребню чинков движутся три точки. На миг мы забыли о покупках: ведь за полтора месяца в той стороне не случалось увидеть даже парящей птицы.
Прошло, должно быть, часа полтора, когда к разъезду приблизился небольшой карнавал.
Впереди шел поджарый кочевник в пропыленном ватном халате и высокой бараньей шапке, такой древний, что его лицо, казалось, состоит из одних морщин, В поводу он вел навьюченного двугорбого верблюда. Сам ступал с той неторопливой легкостью, какая отличает людей, привыкших ежедневно покрывать пешком десятки километров.
На втором верблюде величественно восседала полная женщина средних лет в длинном темном платье, черном бархатном жилете и коричневых ичигах – легких восточных сапожках. Ее голова была подвязана цветастым платком, но широкое азиатское лицо оставалось открытым – у кочевников женщины никогда не носили чадру.
Замыкал шествие третий верблюд, на котором сидел мужчина неопределенного возраста, чрезвычайно изможденный. Он раскачивался между горбов, как китайский болванчик, рискуя вот-вот свалиться. На его голове красовалась мятая соломенная шляпа, одежда же шее заслуживала именоваться лохмотьями.
Верблюды ступали след в след, хотя вокруг была необъятная ширь.
По местному обычаю, мы пригласили путников к столу. Объяснялись жестами, ибо кочевники, как правило, совершенно не понимают по-русски, а может, просто делают вид, что не понимают.
– Господи, неужели добрался?! – воскликнул вдруг на чистейшем русском языке третий путник и всхлипнул.
Мы изумленно пригляделись. Белесые ресницы, а в особенности курносый нос выдавали в нем славянина.
За столом он поведал нам свою удивительную историю, Вот вкратце его рассказ.
– Меня зовут Александр Гуслянников, Алик. Сам я ленинградский, а в Кунград приехал на два года по найму. Устроился водителем в управление механизации. На позапрошлой неделе мой начальник вызывает меня и говорит:
– Алик, мои кавказские родственники купили для меня машину. Надо перегнать. Возьмешься?
Я согласился не раздумывая, Отчего не посмотреть новые места?
Самолетом добрался до Баку, там принял машину – новенькую молочную «Волгу» – и вместе с ней погрузился на паром до Красноводска. Далее я намеревался ехать через Ашхабад – Мары – Чарджоу – Ташауз. Крюк – ого-го!
На пароме, на свою беду, сошелся я с одним туркменом из Куня-Ургенча. Хороший мужик, звать Курбан. Он тоже перегонял машину – «Москвич» – и, значит, были мы попутчики.
Узнав о моих планах, он рассмеялся:
– Зачем через Мары? Поедем напрямую. Раза в четыре короче.
– Как – напрямую? – удивляюсь. – Через Устюрт, что ли?
– Конечно!
– Да ты что?! Заплутаем!
– Не бойся, дорогой. Многие ездят через Устюрт. Я сам три раза ездил. Есть накатанная колея. Есть приметы. Надо только не сворачивать и держаться подальше от песков.
Он говорил с такой уверенностью, что я не только согласился, но и загорелся идеей. Я вообще заводной. Словом, когда через сутки мы вошли в красноводский порт, я был твердо настроен на короткую дорогу.
Ранним утром мы отправились в путь. Но едва отъехали от Красноводска, как у «Москвича» застучал мотор. Пришлось Курбану остаться. Мне бы, дураку, повернуть обратно, да куда там! Говорю же – заводной характер! Притом Курбан меня поддержал. Начертил схему, обозначил на ней ориентиры, все растолковал.
– Держись колеи, и все будет хорошо. Ребенок, и тот проедет. – Но на прощание предостерег еще раз: – Бойся песков! Там нечисто...
И вот я на Устюрте.
Ничто не вызывало опасений. Я уверенно гнал вперед по солончакам и такырам, опустив стекла. Только на большой скорости можно было спастись от нещадного зноя. Часто встречались «пухляки» – этакие озерца мельчайшей невесомой пыли, в которой машина могла утонуть по оси. Перед пухляками дорога разбивалась на десятки рукавов: каждый водитель искал более подходящий объезд. За пухляком рукава снова сходились в единое русло. Основная колея была хорошо накатана, сбиться с нее казалось невозможным.
В точности появлялись приметы, обозначенные Курбаном: триго-пункт из пропитанных антисептиком бревен, шест с выцветшей тряпкой на макушке, куча камней, одинокая скала, лысая покрышка...
Постепенно у меня начали слипаться глаза: все же накануне я провел две почти бессонные ночи. Да и монотонность пейзажа убаюкивала...
Вдруг самым краешком угасающего сознания я понял, что сплю, причем давно. Резко ударил по тормозам.
Машина стояла среди чахлых кустиков кейреука. Колеи не было. Я похолодел, но сумел взять себя в руки. Не паниковать. Не мог я отъехать очень далеко. Сейчас вернемся на трассу по собственным следам.
Но, увы, развернув машину, я убедился, что жесткая, как камень, сожженная солнцем почва почти не сохранила отпечатка протекторов.
Чертыхнувшись, я вылез наружу, забрался на крышу и принялся озираться. Ни-че-го. Наконец, далеко-далеко, у самой линии горизонта, я разглядел крохотную черную точку и тут же припомнил, что следующим «маяком» должна быть ржавая кабина ЗИЛа. Очевидно, это она и есть.
Я снова сел за руль и погнал вперед. Вскоре солончак кончился, а еще через пару сотен метров я выехал на колею. Она вела в нужном направлении, к запримеченной точке, и все мои сомнения отпали.
Черное пятнышко росло на глазах.
Но это была не кабина ЗИЛа, а остов «Урала», почерневший и смятый...
До «Урала» оставалось с полсотни метров, когда моя тачка забуксовала. Я выглянул в окошко и обомлел: машина по оси сидела в серо-желтом рассыпчатом песке. Песок расстилался повсюду. Поглощенный своими мыслями, я слишком поздно заметил его. И еще: колея здесь обрывалась. Конец дороги. Тупик. Я попросту ехал по следам заблудившегося грузовика...
«Бойся песков!» тут же вспыхнуло в сознании, и отчего-то подумалось, что в эти слова Курбан вкладывал особый смысл, не только предостережение об опасности забуксовать.
Я снова вылез и осмотрелся.
Машина увязла капитально. Надо было что-то подмостить под колеса. Но что? Не удастся ли оторвать какую-нибудь штуковину от «Урала»? Я взял ломик и двинулся к покореженному автомобилю.
В деформированном кузове не сохранилось никаких деревянных деталей: ни скамеек, ни бортов. Я расхаживал по нему, прикидывая, что же подцепить ломиком?
И тут за спиной раздалось сухое шуршание.
Я обернулся.
Происходило что-то непонятное. Такое впечатление, что самопроизвольно перемешался участок поверхности.
Но в следующую секунду меня обуял ужас.
Невиданная тварь пятнисто-землистой расцветки, ромбовидной формы, плоская, как скат, настороженными волнообразными движениями приближалась к «Волге». Ее размер по большой диагонали составлял не менее четырех метров. По периметру шевелились десятки щупальцев, похожих на маленьких змеек, но ни лап, ни глаз, ни пасти существо не имело.
Мои ноги приросли к кузову, позвоночник превратился в каменный столб.
Между тем тварь сложилась в омерзительный рулон и проползла под днищем. Затем развернулась наподобие кошмарного конверта и полностью обволокла автомобиль. Раздался хруст, вылетели стекла, затрещал корпус.
Пластичность чудовища была невероятной. Оно легко складывалось вроде гигантского комка бумаги. Щупальца шарили по салону, поглощая мои припасы.
Время будто остановилось. Я по-прежнему не мог ни пошевелиться, ни выдохнуть.
Вот чудовище отвалилось от машины. Красавица «Волга» превратилась в смятую и почерневшую железку. А тварь, заметно утолстившаяся, покружилась на месте и... легко заскользила по моим следам.
Опомнившись, я заорал, швырнул в песчаного ската ломик и, спрыгнув по другую сторону кузова, начал карабкаться вверх по склону. Я боялся обернуться. В моих ушах не смолкало страшное шуршание, я обливался холодным потом, представляя, как слизистая масса навалится на меня. Я был на грани безумия и несся, не разбирая дороги, – от холма к холму. Падал, поднимался и снова бежал. Сердце выпрыгивало из груди, но ноги, ведомые инстинктом, уносили меня прочь от опасного места. Наконец силы оставили меня, я упал и лишился чувств.
Когда очнулся, стояла глухая ночь. В небе горели звезды, но пространство было насыщено таким густым мраком, что я не различал кончика собственного носа.
Что ж, мне повезло, я сумел чудом избежать гибели. Но остался без воды, пиши и транспорта, кроме того, заблудился. По моим прикидкам, я находился в центре плато, в его неизведанной глуби, а значит, мои шансы выбраться равнялись нулю...
Рассказчик перевел дыхание.
– Три дня я брел наугад, похоронив всякую надежду. И вдруг – чудо! Верблюды, идущие прямо на меня... – Он горько усмехнулся: – Да только какая мне радость? Что я скажу хозяину? Как расплачусь? Надо разыскать Курбана. Он знает...
С разъезда донесся гудок тепловоза. Состав собирался в обратный путь, в Кунград. Мы предложили нашему гостю отправиться туда, благо, и машинист, и продавец были нам хорошо знакомы. Алик охотно согласился, и мы проводили его, собрав на дорогу немного денег.
За затянувшимся ужином мы долго обсуждали услышанную историю. Поначалу говорили о том, что много, мол, еще на земле непознанных тайн и чудес, и Устюрт, которого мы коснулись лишь с краешку, конечно же, не исключение.
Но вскоре верх взял здоровый скептицизм. Мы сошлись на том, что Алик и вправду заснул за рулем и перевернул или же разбил машину. А затем сочинил небылицу, чтобы хоть как-то оправдаться перед начальником. Шоферская байка.
Еще более прагматичную версию выдвинул наш бригадир Илья Загудиллин:
– Большой хитрец, этот мужик – вот что я вам скажу! Да он просто втридорога продал машину какому-нибудь чабану. (В ту пору почему-то считалось, что у каждого чабана – мешок денег.) Тот ему и сопровождающего дал до Кунграда. А теперь напускает туману...
На том и порешили.
Позднее – и в Кунграде, и в Чимбае, и в Тахиаташе, и в Ходжейли – я настойчиво расспрашивал местных жителей о песчаном чудовище, но те лишь недоуменно пожимали плечами либо отмалчивались. На долгие годы я выбросил рассказ шофера из головы.
Но лет десять спустя, когда я благополучно обитал уже в Ташкенте, судьба свела меня с интересным человеком, геологом Сашей Суспенцевым, обошедшим пешком едва ли не всю Среднюю Азию.
Как-то раз за бутылкой превосходного «Окмусаласа» мы заговорили об Устюрте, откуда Саша только что вернулся. Нежданно мне вспомнилась та давняя история, и я пересказал ее приятелю. Саша – известный насмешник, и я ожидал если не взрыва хохота, то наверняка язвительных реплик.
Но Саша слушал меня серьезно, а когда я закончил, призадумался.
– Знаешь, – проговорил, наконец. – У кочевников существует табу на всякое упоминание о таинственных силах. Чтобы не накликать беды на свою юрту. Даже если песчаный скат существует, никто об этом не скажет. Я никогда не слышал ни о чем подобном, хотя немало общался с кочевниками. Кстати, песчаные массивы, и довольно обширные, на Устюрте не редкость.
Но вот, слушай, какая однажды приключилась история...
Мы бурили разведочную скважину к юго-западу от Сарыкамышской впадины. Как-то раз двое наших поехали поохотиться на сайгаков. К ночи они не вернулись. У нас был вертолет, и с утра мы отправились на поиски. Машину обнаружили примерно в шестидесяти километрах к западу. Она... она была почерневшей и скомканной, как консервная банка. Рядом валялись ружья. Без прикладов, А стволы были завязаны узлом. Неподалеку простирался большой песчаный массив... – Саша посмотрел мне прямо в глаза и добавил: – Если когда-нибудь нелегкая снова занесет на Устюрт, бойся песков!
Валерий Нечипоренко
Загадки, гипотезы, открытия: Страна исчезнувших городов
Этот триптих и пояснение к нему прислал в редакцию художник Александр Разбойников из Челябинска. Может, потому, что в 1989 году, в 3-м номере нашего журнала был опубликован очерк «За две тысячи лет до Трои, в котором археолог Геннадий Зданович рассказывал об открытии в южноуральских степях городища Аркаим.
Уникальная сохранность городища; возраст его – XVI век до нашей эры; находки, говорящие о существовании высокой культуры местных древних племен, – все это ставит Аркаим в ряд выдающихся памятников истории. Неудивительно, что Аркаим вдохновил художника... Конечно, трудно объяснить словами каждое движение кисти, но все-таки художник попытался рассказать, как рождался его триптих, который он назвал «Страна городов» – Аркаим – Синташта».
Впервые об Аркаиме я узнал лет пять назад. Работал тогда на фабрике художественных изделий и получил заказ – сделать эскиз значка «Аркаим». Я плохо представлял себе, что это такое, поэтому отправился в лабораторию археологических исследований Челябинского университета. К моему удивлению, многое здесь было мне уже знакомо: сосуды, ножи, скульптурки из камня... И вспомнил: годом ранее я даже в руках держал эти предметы культуры ариев эпохи бронзы и железа. Их тогда привезли на съемку в фотолабораторию моего знакомого Сергея Арканова. А у археологов мое внимание привлекла обложка одного из буклетов, на котором был изображен стрелок-арий на колеснице.
Только прошлым летом я увидел Аркаим своими глазами. Пригласили те самые археологи, с которыми у меня теперь дружеские отношения. Эта поездка была мне интересна и как энтомологу: я уже знал, что на Аркаиме водится редкая бабочка аполлон. Я вспомнил стрелка-ария с обложки буклета. Тогда-то и возник у меня образ Аполлона – солнечного бога древних греков, стреляющего из лука золотыми стрелами с колесницы, запряженной четверкой лошадей. И ведь сама форма Аркаима в плане напоминает солнечный диск с лучами секторов-жилищ.
Родилась первая идея картины: греческий бог и стрелок-арий связаны лучами солярной символики Аркаима. Да и бабочка аполлон оттуда (см. центральную часть триптиха).
Кстати, об аполлоне. Как же хорошо, что на земле жил Карл Линней, шведский ученый-систематик XVIII века, который был не только крупным ботаником, но и, вероятно, лириком! Ведь только лирик мог назвать впервые описанных и систематизированных бабочек аполлонами, галатеями и т.п. в честь древнегреческих божеств. Я же благодаря этому стал не только интересоваться природой, в частности бабочками (как член Энтомологического общества России), но и историей, в том числе древней Эллады.
И вот наконец я в лагере археологов-аркаимцев. И в моих руках – бабочка аполлон. Может, это душа самого греческого Аполлона?! Столько интересных, прекрасных бабочек здесь! И многие с греческими именами: дриада, ио, бризеида, геката...
А сосуды из раскопок Южного Зауралья... Какие замысловатые орнаменты! Среди них я с удивлением увидел несколько вариантов «греческих» квадратных волн-меандров и ступенчатые пирамидальные орнаменты. Я узнал, что в Аркаиме, в эпоху бронзы (XVIII – XVII вв. до н.э.), сложилась яркая протоцивилизация, современница цивилизации не только крито-микенской, но и Среднего царства Египта.
В Древнем Египте поклонялись богу Солнца Ра. Арии-огнепоклонники использовали солнечную (солярную) символику в своих городищах, которые были также и храмами, и крепостями, и ремесленными центрами, и поселками, а, возможно, и древнейшими обсерваториями. Арии называли себя «арья». Корень «АР». И в Аркаиме – «АР» – здесь, в начале Азии. А в том, другом древнем мире, в начале Африки, в Египте был бог Солнца РА... словно в зеркальном отражении того же Солнца. Вот и еще идея для меня, для центральной части триптиха, – матрица и пуансон (словно в штамповке медали) – земной и небесный отпечаток – план Аркаима. И бабочка Солнца, аполлон, левая пара крыльев которой, как оттиск, точно повторяет правую пару крыльев (кстати, тоже с изображениями красных «солнышек»). И вслед за главным божеством – душой – устремляются к центру солярного всевидящего Ока еще 12 бабочек-душ, не то ариев, не то греков (левая часть триптиха). А может, это 12 посланников (по-гречески – апостолов) – спутников светлого (солярного?) бога присутствуют при его вознесении? И огненные языки (Солнца) над их головами – это сошествие духа святого (души) на посланников из 12 семейств (престолов)...
12 ангелов из небесного города... 12 верховных богов в Греции и Риме. Случайно ли совпадение? Ведь я взял лишь по одному представителю из шести дневных и шести ночных основных семейств бабочек. И еще об одном открытии: среди бабочек я обнаружил на Аркаиме необычного представителя семейства голубянок, ярко-голубую бабочку с греческим именем мелеагр. Но она резко отличалась рисунком низа крыльев от других мелеагров. Рисунок этой бабочки я отправил в Петербург, в Зоологический институт, на определение, и получил ответ, что это действительно очень необычная форма. Возможно, и мелеагр, но ее нет в крупнейшей коллекции АН России. Следовательно, нужно определять спецметодами, вдруг все-таки новый вид?
Бабочки не могут существовать без растений. И вот, благодаря ботанику Дмитрию, на моем триптихе появились характерные степные виды, такие, как ковыль, кермек и растения-эндемики, то есть встречающиеся только в данном небольшом регионе. Почему-то их тоже получилось 12.
Очень символичной была для меня встреча со змеей на самом подходе к Аркаиму. В сопровождении археолога Сергея и биолога Антона иду я впервые к раскопкам и вдруг вижу совсем рядом гадюку. И здесь оказалась своя хранительница древнейшей цивилизации, символ мудрости, вечности. Конечно, это была не индийская или египетская кобра... И все же удивительно! Ничего, что это лишь степная гадюка – она тоже предупреждающе приподняла голову, потом отползла в траву, и мы прошли прямо в «бронзовый век». Во времена Линнея пресмыкающихся называли «гадами», живущими «под землей». В греческой мифологии Гадес (Аид) был богом подземного царства. Получается, что у подземного царства Аркаима есть свой хранитель сокровищ (см. центральную часть триптиха).
Хоть и называется та эпоха «эпохой бронзы», но и в те далекие времена у ариев были культурные связи с другими народами, в частности, с Грецией. И знали арии не только бронзу, но и медь, серебро, золото. Резали по кости и камню. «Человек, смотрящий в небо» – скульптура из камня, найденная в наших краях, почему-то напомнила мне каменных статуй с острова Пасхи. Сравнил по книгам лица – действительно, похожи по типу. Вспомнилось, что в начале XVIII века европейцы (голландцы), открывшие остров Пасхи в Тихом океане, обнаружили на нем представителей трех рас: чернокожих, краснокожих и белых. А в наше время археолог и антрополог Тур Хейердал, плававший на тростниковом челне «Ра-II» древнеегипетского типа, доказал, что на таких примитивных судах люди древности могли покрывать большие водные пространства. И представилось мне, что «человек, смотрящий в небо» видит степную «Страну городов», обозначенную на небе, где каждая звездочка – это городище в системе рек к востоку от Урала. Он сидит на холме Шаманка, что неподалеку от Аркаима (см. левую часть триптиха). Шаманка – след доисторического вулкана, когда-то вокруг него плескалось море. Арии же использовали уже окаменевшие раковины в качестве украшений.
Осталось сказать о Синташте, открытой на юге Челябинской области раньше Аркаима. Это тоже древнее городище; неподалеку от него – знаменитый Синташтинский могильник эпохи бронзы. В погребениях под низкими курганами были обнаружены сосуды, бронзовые топоры и копья, остатки боевых колесниц... В переводе с тюркского «сынтасты» обозначает каменное изваяние: «сын» – изваяние, идол, «тас» или «таш» – камень. Три фотоснимка из этих раскопок помещены даже в двухтомнике «Мифы народов мира». Здесь найдено много, хотя от «солнца» Синташты остался всего лишь «полумесяц» (см. правую часть триптиха): изменившееся русло реки Синташты со временем просто смыло основную часть городища. Но почти все орнаменты на периферии моего триптиха как раз с сосудов Синташты, и самый интересный орнамент, на мой взгляд, окаймляет «серп» Синташты. За ним идут рисунки, подсказанные наскальными изображениями, – стрелок в колеснице с лошадьми, а также животные, обитавшие в эпоху бронзы в Южном Зауралье, – верблюд, волк, лоси...
На небе помещены, словно планеты или звезды, изображения донышек сосудов с солярной символикой (тоже из раскопок Синташты). А созвездие Большой Медведицы, часто называемое в легендах «Колесницей», как бы примыкает к летящей ночной бабочке-медведице (Аrctia). И, что удивительно, по греческому мифу, в созвездие Большой Медведицы Зевсом был превращен царь АРКАдии АРКАс, сын нимфы Каллисто, которая была превращена в созвездие Малой Медведицы. В честь царя Аркаса названа одна из из бабочек-голубянок (Nausithous), которая, я думаю, есть на Аркаиме. На картине изображена также бабочка-бархатница аркания. Это слово происходит от латинского «Агсаша» – таинственная, скрытная.
Слово «Аркаим» с тюркского переводят как «арка» – спинной хребет, а «арка ер» – возвышенная местность, «Арка-тау» – гора, как спинной хребет. Частица «им» привносит ласкательный оттенок – милый, миленький. Пример: янкаим – душа моя, Челябекаим – милый мой Челябинск и т.д. Аркаим получил свое название от близлежащей одноименной горы.
Одна из гипотез помещает родину ариев (древних иранцев) в наши степи, где Ахурамазда создал АРЙАНУ ВЭДЖА – «арийский простор», страну, описанную в «Авесте».
В 1992 году Тамара Глоба, побывав в Аркаиме, сказала, что он был открыт в момент вхождения Юпитера в созвездие Овена. За 12 лет с момента открытия – в 1987 году – город пройдет через массу испытаний, даже приутихнет к нему интерес. Ну а в 1997 году Уран войдет в Водолей и придет время Нового Правления. Судьба Аркаима будет светлой и обнадеживающей. Он станет известным всему миру.
Александр Разбойников
