Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №12 за 2005 год"

Борнео, колыбель эволюции

В первой половине XIX века знаменитому англичанину Чарлзу Дарвину понадобились пять лет работы и кругосветное путешествие на военно-картографическом судне «Бигль», чтобы подарить миру теорию эволюции видов. Впоследствии он указывал, что местом ее рождения следует считать Галапагосы – именно там перед ним предстал естественный отбор «во всей своей красе». Н о мало кто знает, что в то же время независимо от Дарвина практически те же научные выводы  сделал его  соотечественник Альфред Рассел Уоллес, причем в отличие от коллеги ему для этого не пришлось совершать кругосветное плавание. Достаточно оказалось «просидеть» безвылазно несколько лет на самом парадоксальном и уникальном по части образования жизненных форм острове мира – Борнео (в индонезийской традиции – Калимантан).

Вся эта экзотика, темные и светлые легенды, обретшие плоть и кровь, постоянные опасности и поразительная концентрация почти мифических существ, сами изображения которых заставляют усомниться в их реальности, предстали перед глазами изумленного натуралиста. Птицы-носороги и цветы раффлезии, охотники за головами и дикие орхидеи, гигантские бабочки и зловещие кувшины хищных растений, человекообразные орангутанги и прочие чудеса – эволюция разгулялась здесь, как на поле боя. И поныне она не «успокаивается». Конечно, цивилизация добралась уже и до далекого 3ондского архипелага, но еще несколько десятилетий назад каннибалы в глубине местных джунглей, говорят, приносили человеческие жертвы... Как бы там ни было, экспедиция «Вокруг света» задалась целью: на любом сколько-нибудь подходящем транспорте, а иногда пешком пересечь северную часть Борнео, что ныне принадлежит Малайзии (штаты Саравак и Сабах), и «проверить», что тут сохранилось от времен Альфреда Уоллеса, Xью Лоу, «белого» раджи Джеймса Б рука и других «героев» позапрошлого столетия, а что переменилось. Да и просто интересно проникнуть в районы, где доныне не ступала нога российского путешественника... Остров Калимантан делят между собой три государства – Малайзия, Бруней и Индонезия. Малайзийская часть (Восточная Малайзия), расположенная над экватором, занимает север и северо-запад острова. В ее состав входят два штата – Саравак и Сабах Площадь штата Саравак – 124,9 тыс. км2 (самый большой из 12 штатов федерации Малайзия)

Численность населения – 2,2 млн. человек (2004 год) Административный центр – Кучинг Площадь штата Сабах – 76,1 тыс. км2

Численность населения – 2,8 млн. человек (2004 год) Административный центр – Кота-Кинабалу Население

Большую часть населения этих двух штатов составляют коренные племена острова Калимантан – даяки (нгаджу, клемантаны, отданум, бахау, ибаны, кайяны, кенья, муруты). Кроме того, на территории Саравака и Сабаха проживают малайцы, китайцы, индонезийцы. Значительная часть населения обитает в прибрежных районах, а также на равнинах Язык

Помимо официального малайского языка широко распространены австронезийские, а также английский и китайский языки Религия

Государственной религией Малайзии считается ислам суннитского толка, его исповедуют 53% населения. Однако многие местные жители придерживаются традиционных культов Экономика

Основу экономики штатов Саравак и Сабах составляет экспорт каучука, кофе, какао, кокосового и пальмового масла, белого и черного перца. Развита добыча нефти, золота, бокситов, ведутся крупные лесозаготовки. Племена ибану, пенан, меланау сохранили традиционные промыслы – плетение из бисера, изготовление тканей, циновок, корзин и шляп Климат

Оба штата расположены в зоне экваториального и субэкваториального климата. Температура воздуха на равнинах в течение всего года составляет 25—27°С, обильные осадки, затяжной характер приобретают дожди в летний период (с мая по сентябрь). За год выпадает до 3 500 мм осадков.

Глава I

О блик и атмосфера Кучинга – Музей Саравака и библиотека Уоллеса – 3дание суда и мемориал Брука – Китайский квартал – Аптеки, нумизматы и антиквары – Гастрономический экзамен по мангровой биологии

Не мудрствуя лукаво, мы начали там же, где начинали и проводили все основные исследования наши «предшественники»: в городе Кучинге, больше ста лет прослужившем столицей белым правителям, прежде чем сделаться административным центром штата Саравак. Точнее, в музее этого штата, который обязан львиной долей своей коллекции именно Альфреду Расселу Уоллесу и его коллеге сэру Хью Лоу, придворному ботанику династии Бруков. Еще в 1854 году по «наущению» первого из этих двух натуралистов (только что прибывшего на Борнео) «белый» раджа Джеймс, владевший северо-западом острова, обязал правительственных чиновников организовать сбор всего необычного во флоре и фауне своих владений. «Необычного» оказалось предостаточно, так что скоро составилась настоящая естественно-научная галерея. А когда, уже при племяннике Джеймса Чарлзе I (1829—1917), Лоу привез целый «обоз трофеев» с берегов главной реки Саравака Раджанг (туда вскоре отправится и наша экспедиция), в 1891 году для нее пришлось строить отдельное здание, ныне известное как «старый корпус».

Не только в экспонатах, но и в их расположении, способе «подачи» здесь сохраняется вполне аутентичная атмосфера XIX века: зоологические и ботанические диковины соседствуют, например, с достоверно воспроизведенными фрагментами лонгхаусов – жилищ дикарей-даяков, где под потолком обязательно помещается связка человеческих голов: сушеных, копченых, вяленых... Так сказать, жизнь во всей ее «нерасчлененной» красе и жестокости. При этом подлинных вещей времен Уоллеса в музее Саравака нет, кроме нескольких набитых им собственноручно чучел. В библиотеке Кучинга мы обнаружили полную подборку первых изданий всех сочинений ученого – от «программной» книги «Малайский архипелаг» до его популярных брошюр, давно ставших библиографическими редкостями. Вряд ли подобное собрание имеется где-либо еще, кроме разве что Британского музея. А уж подшивки «Саравакской газеты» за 70-е годы позапрошлого века, в которых отразились свобода слова и своеобразная демократия, установленная «белыми» раджами, наверняка нет и там. Чего там только не печаталось: отчеты о карательных экспедициях, доклады о захватах пиратских кораблей и тут же рядом государственный бюджет-1871, где наряду с экспортом леса и клювов птиц-носорогов в качестве базовой статьи дохода (превышающей остальные более чем в два раза!) обозначен экспорт опиума – в те времена вещь совершенно легальная. Теперь в Кучинге таких экзотических документов, конечно, не сочиняют, но по сути, говорят, мало что изменилось в жизненном укладе. По-прежнему это один из самых обаятельных городков Юго-Восточной Азии с приятной для глаза эклектической «чехардой» традиционных малайских построек и импозантных образцов британской колониальной архитектуры трех поколений. А в центре – пестрое пятно одного из старейших в мире «чайнатаунов».

Уже почти 60 лет, как нет в Кучинге политического режима раджей, но некая причудливая и своеобразная форма толерантности, привнесенная им в местный быт, легко заметна даже туристу. В центре мусульманского города, на набережной реки Саравак, открыто китайцы продают афродизиаки – дары джунглей. Бурное ночное веселье – клубное и просто уличное – не прекращается до рассвета. Кругом разлита добродушная и небрежная расслабленность, сравнить которую можно только с амстердамской (при полном внешнем несходстве двух городов, разумеется). Да, можно биться об заклад: между «картинкой» из путевого дневника столетней давности и современными впечатлениями путешественника по северному Борнео не много найдется расхождений. Вот, к примеру, что пишет в 1900-х годах некая мисс Кристи, фотограф:

«Мы покинули Сингапур в 5.30 пополудни на небольшом судне «Раджа Саравака», имея на борту несколько сотен китайских кули, 60 свиней, два капкана и лошадь для сэра Перси Каннингэма, военного коменданта… Кучинг представляет собой в высшей степени любопытный город: все магазины вдоль реки принадлежат китайцам и торгуют одним и тем же. Сегодня утром сэр Перси любезно устроил для меня шоу с даяками, чтобы я могла заснять их. Все они в боевой раскраске, настоящие дикари. Я надеюсь, они получатся. Я сняла сэра Перси на заднем плане для контраста».

Фотографии эти, возможно, не сохранились, но сделаны они были, скорее всего, на площади перед самым высоким в тогдашнем Сараваке зданием Суда, открытого 3 июня 1874 года. Этот элегантный дом напоминает виллы из старых фильмов о войне и любви (от «Эммануэль» до «Индокитая») и представляет собой главную историческую достопримечательность города. По периметру он окружен единой террасой с белыми колоннами и полом из дорогого железного дерева (впоследствии этот вид почти исчез на Борнео, только десять лет назад некий даякский фермер принялся вновь его выращивать). Все это вместе создает ощущение благодушного тропического комфорта, мало вяжущееся с правоохранительными функциями. Но чопорного уважения к последним никто из служителей не требует – если вас, предположим, застал где-то неподалеку экваториальный ливень, как вышло с нами во время съемки на второй день пути, можно не только найти убежище под легкими «судебными» сводами, но и полежать на натертых до блеска полах...

Суд находится в самом центре кучингской «композиции». По одну сторону от него – уже описанная нами англо-туземная архитектурная «каша», а по другую – через широкую улицу – начинается Китайский квартал, один из тысяч подобных, разбросанных по свету. Вечные двускатные крыши из черепицы, облезлые резные балконы, бумажные фонарики и клубы пара, который валит из плетеных лукошек с дим-самами («пельменями» из теста и морепродуктов), параноидальное движение автомобилей, велосипедов и рикш («тук-туков»), конические соломенные шляпы – и торговля, торговля, торговля, – все это везде, от Нью-Йорка до Бангкока, обозначает лишь одно: место компактного проживания детей Поднебесной империи. Зайдем в старую аптеку. Пахнет смесью трав, кореньев и загадочных снадобий. Вдоль стен стоят древние шкафчики черного дерева с золотыми магическими иероглифами, в Бангкоке, в антикварной галерее, такие стоят по нескольку тысяч долларов каждый. Зеркало с помутневшей амальгамой, в котором мир неуловимо меняет очертания, висит напротив прилавка. А за ним, не обращая на нас внимания, – морщинистый китаец, на вид лет ста с небольшим, водит прозрачными сухими пальцами по страницам толстого фолианта и беззвучно бормочет. Несомненно, он многое мог бы рассказать нам. Когда еще доведется послушать истории о «белых» раджах из первых уст, но… Не будем нарушать аутичный покой старика. «Заглянем» лучше к филателистам и нумизматам, возможно, здесь мы набредем на что-нибудь по-настоящему редкое. Кучинг, как уверяли проводники, набит артефактами гуще Сингапура и Гонконга. В первой лавке – ничего особенного, в следующей тоже «пусто»… Так и есть, третья готовит удачу – первую и единственную в истории марку с изображением раджи Джеймса Брука, напечатанную во второй половине XIX века, вскоре после его смерти.

Здорово, конечно, но это всего лишь безобидные «цветочки». Кучинг оказался еще и Меккой для любителей антиквариата «с привкусом человечины». Цены на него скромны, но не всякий европеец решается приобрести себе изящного деревянного идола – подлинного, только недавно из леса, где его десятилетиями, если не веками обливали кровью и «кормили» дымящимся мясом. Мы, во всяком случае, воздержались от покупки, хотя и вдоволь наглазелись на этих выкопанных прямо из болот, проросших извилистыми корнями «бесов-людоедов». Тем более что нам и самим пришла пора закусить перед сном и ранним выездом в джунгли.

В своей популярной, почти по-даррелловски увлекательной книге «Малайский архипелаг – страна орангутанга и райской птицы» Уоллес обмолвился, что ему, в сущности, необязательно было совершать опасные вылазки в глубь острова, поскольку большую часть материалов для исследования он ежедневно получал дома за обеденным столом. Если ученый и преувеличил, то немного. Наш собственный ужин оказался больше похожим на биологическую экскурсию по прибрежным зарослям, поскольку мы выбрали рыбный ресторан. Лучшее трапезное заведение Кучинга под названием Top Spot предлагает посетителям исчерпывающую наглядную иллюстрацию к теории эволюции в экосистеме илистых мелководий, окаймляющих изрезанные берега Малайского архипелага. В здешнем меню, как и в манграх, доминируют ракообразные – разноцветные крабы и креветки с синими клешнями пугающей длины. За ними следуют иглокожие – голотурии и ежи. Далее – мелкая рыба неведомых нам видов и прочее, и прочее. Участникам экспедиции «Вокруг света», среди которых было немало биологов, оставалось только нахваливать еду и сетовать, что им не довелось отведать ее накануне экзамена по эстуариям и манграм – природным сообществам, существующим в пограничных между пресноводными и морскими условиях. Эксперт-гурман Антон Ланге готов даже утверждать, что один лишь вкус мангровой креветки в кисло-сладком соусе составляет достаточную причину для того, чтобы прилежно, долгие годы учиться естественным наукам и получить в конце концов «законное» основание для поездок в малоизвестные точки планеты, подобные Сараваку. Кстати, это и недорого: ужин обошелся всего в 30 долларов на троих.

Глава II

Эстуарий реки Бако: «глазами Уоллеса» – Чем жив абориген? – Тропа Линтанг – Керанги – Как погибают в джунглях, когда ничто не предвещает опасности

Во времена первопроходцев Кучинг был окружен неприступной стеной девственных джунглей, что давало Уоллесу возможность собирать материалы, не удаляясь особенно от столицы. Более молодые и материально заинтересованные люди, вроде Лоу, перед которым стояла жесткая задача – собрать коллекцию уникальных растений для коммерческой оранжереи его отца в Англии, рисковали сильнее. Они устремлялись в неведомое вверх по рекам и штурмовали заоблачные вершины, чтобы обозреть максимальные площади местности (об этом мы еще расскажем ниже). В наше время лишь отдельные островки нетронутого леса напоминают о былом великолепии, но и они, учитывая общий размер Калимантана, обширны и все еще таят в себе трудности для путешественников.

Национальный парк Бако, расположенный километрах в 40 от Кучинга и старейший в Сараваке, сохранил изначальный природный баланс, вероятно, благодаря изолированному полуостровному положению – с суши он практически недоступен. Туда мы первым делом и отправились, чтобы увидеть дикий мир Борнео «глазами Уоллеса». Выяснилось, кстати, что, хотя экспедиция состояла из опытных путешественников, ни один из нас никогда не бывал в здешних экваториальных лесах.

Биологический комментарий – 1

На планете существуют три главные зоны тропических дождевых лесов – в Южной Америке, Африке и Юго-Восточной Азии. Все они образовались в одинаковых климатических условиях: при постоянных высоких температурах и влажности, огромном количестве осадков. На протяжении десятков миллионов лет геологической истории их облик не менялся. Логично было бы поэтому ожидать от этих территорий и биологического сходства, но его как раз нет. Все три гигантских района изобилуют собственными видами растений и животных, причем по числу их Азия в несколько раз превосходит и Африку, и Америку. Поход в глубь джунглей Борнео, Сулавеси или Суматры и в XXI веке еще обеспечивает непрерывную череду захватывающих открытий даже человеку, знакомому уже с экваториальными зонами других континентов.

Чтобы попасть в заповедник Бако, необходимо добраться почти до самого устья одноименной реки, а затем, арендовав моторную лодку, передвигаться на ней – сухопутные дороги тут напрочь отсутствуют. Что ж, по воде так по воде. Неподалеку от пристани мы купили себе круглые соломенные шляпы от солнца, погрузились в длинную скрипучую посудину и отправились в путь.

Низовья реки по обеим сторонам изобилуют большими рыбацкими деревнями, где серые от сырости лачуги бедняков соседствуют с выкрашенными в яркие, кричащие краски жилищами тех, кто побогаче. Здесь, в илистом эстуарии, где день-деньской гуляют короткие злые волны (на мелководье они обычны почти везде), джунгли смыкаются с большой водой и образуют те самые мангры, о которых мы вспоминали вчера в ресторане. Они и составляют главный источник белка для местного населения – ведь ни животноводство, ни полноценное земледелие в этих краях невозможны. Справа и слева от нас река Бако, словно текучая тюрьма, была перегорожена сложными бамбуковыми конструкциями с висящими на них сетями. По ним, как по соломинкам, ползали люди-муравьи со своей муравьиной добычей – теми же рачками и им подобными…

Тем временем, поборов коварную зыбь и миновав устье, лодка ткнулась носом в широкую отмель. Закатав штаны и взвалив на плечи привычный груз съемочной аппаратуры, мы выбрались на заповедный берег.

Как всякие уважающие себя искатели приключений со стажем, мы заблаговременно, еще в Кучинге, изучили путеводитель по Борнео из знаменитой серии Lonely Planet. Для пробы был выбран один из самых простых маршрутов, описанный как «необременительная трехчасовая прогулка для любителей, проходящая по удобной дорожке вокруг штаб-квартиры парка Бако». На деле же тропа Линтанг оказалась во всех отношениях не «проста».

Поначалу все шло хорошо, во всяком случае, так, как мы и предполагали. Под плотным зеленым пологом нас ждала душная и душистая «баня», хорошо знакомая по низинным джунглям Старого и Нового Света. Все, «как полагается»: уходят в умопомрачительную высь колоннообразные деревья с досковидными корнями, их оплетают лианы-убийцы (иногда толщиной с добрую ель). Колючие ротанги смыкаются в неприступные заросли. Мириады малых и больших живых существ сигнализируют звуками и запахами о своем присутствии. Нужно постоянно поглядывать наверх, чтоб на темя тебе не свалился с огромной высоты тяжелый шиповатый плод дуриана… Первые несколько километров маршрута можно пройти по деревянному настилу, так что, хотя температура и зашкаливала за 34 градуса по Цельсию, иных трудностей под многоярусной лиственной крышей экспедиции преодолевать не приходилось. Но это продолжалось недолго – вскоре удобные «мостки» закончились, и нам пришлось карабкаться по отвесным скалам, с чрезвычайно крутыми лестницами, на вершину первой горы. Около часа, ведя про себя оживленный спор с безжалостным трекером-автором главы из путеводителя Lonely Planet, мы ползли наверх. Даже наш гид, представитель местного племени оранг-улу, жаловался на нестерпимую жару и поминутно предлагал остановиться. Признаться, и остальные путники с радостью проявили бы малодушие, если б не сияющая перед ними цель – одно из главных уоллесовских «чудес эволюции», кувшинчатое растение из рода Непентес (читатель заметит позже, что мысль и охота за ней стала рефреном нашего путешествия).

«Отправились в то же самое место, где вчера посчастливилось найти непентес. Наше упорство было вознаграждено: осматривая джунгли, мы обнаружили еще несколько разновидностей этого растения удивительно изящной формы… Мы были совершенно измождены длительной прогулкой под палящим солнцем, и если бы по дороге нам не попалась пара кокосовых орехов, молоко из которых спасло нас от жажды, неизвестно, что стало бы с нами…»

Хью Лоу. «Ботаник на Борнео», 1844—1846 годы

Достигнув зубчатой известковой гряды на высоте примерно 400 метров, мы рухнули на землю и в этот момент впервые увидели его. Непентес был прекрасен, однако, чтобы вполне насладиться «радостью встречи», уже не оставалось времени – ситуация накалялась в прямом смысле этого слова. Дело в том, что, выйдя на гребень, экспедиция оказалась в совершенно иной, новой экосистеме, где и обитает большая часть растительных сокровищ Борнео – в зоне так называемых керангов. На языке местного племени ибанов это слово обозначает «место, где почва непригодна для риса». Действительно, непригодна. Эти полуголые гранитные «лбы» напоминают, скорее, ледниковые отложения Скандинавии, чем тропический ландшафт. Они покрыты только лишайниками и голосеменными деревьями. Выступы скальной породы на вершинах, промытый горными ручьями песок, невысокое мелколесье и абсолютное отсутствие тени – вот что такое керанги. Отсюда жара, несравненно более сильная, чем под покровом леса, поэтому, чтобы просто физически выжить здесь, приходится, не задерживаясь ни на минуту, передвигаться короткими перебежками между горными ручьями, от которых, впрочем, тоже немного проку. Освежиться в их кристально чистой воде не удается – ее температура, кажется, позволяет варить мясо...

Биологический комментарий – 2

Существование керангов обусловлено свойствами рельефа и климата: резким перепадом высот в сочетании с ежегодными муссонными дождями. Постоянный размыв плодородного слоя почвы приводит к тому, что питательные вещества в ней не задерживаются и растительный мир оскудевает.

Следующие четыре часа мы потратили на судорожные попытки выбраться из знойного уголка девственной природы. В памяти от этого приключения остались смутные, но сказочно красивые картины каменных террас и круч, миниатюрных озер-купален, прихотью природы «залитых» в складки горных пород… А также остался ужас перед неожиданно затянувшейся прогулкой, которая, как мы опасались с каждым шагом все сильнее, станет последней в нашей жизни.

Несколько раз мы заблудились, спутав направление, которое долго, но безуспешно пытались определить с помощью красных стрелок, заботливо нарисованных кем-то на голых камнях. Затем наш проводник и сам потерял одному ему известные ориентиры, а тем временем температура на солнце поднялась до 45 градусов Цельсия и сознание начало меркнуть.

В общем, как писали в приключенческих романах времен Уоллеса, мы совсем уж потеряли всякую надежду и пали духом, когда перед нами вдруг показался глиняный обрыв с импровизированными «ступеньками» из переплетенных корней диптерокарповых деревьев. За ним открывался вид на море, и участники экспедиции обнялись, залпом выпили всю оставшуюся в их флягах воду и торжественно пообещали друг другу при первой возможности лично поблагодарить того, кто так достоверно и привлекательно описал один из самых красивых трекинговых маршрутов Борнео – тропу Линтанг.

Глава III

Кинабалу, макушка Борнео – «Раджа» для раджи – Вершина Лоу и ущелье Лоу – «Трупная лилия», или монстр эволюции

Самую высокую точку на всем пространстве между Гималаями и Новой Гвинеей мы увидели еще из самолета, она оказалась асимметричной (возможно, так показалось из-за тумана) каменной глыбой без четко выраженной вершины. Восхождение на Кинабалу (4 101 м) сложно физически, но, как и в случае, скажем, Килиманджаро, не требует специальной альпинистской подготовки. Для ботаников же и экологов здесь и рай, и лаборатория, поэтому мы, не колеблясь, решили подниматься.

Уровень эндемизма на склонах калимантанского гиганта огромен. Только орхидей здесь насчитывается более 1 000 видов. Среди них – такие жемчужины, как «башмачок Ротшильда» или «золотая». Они вызывают дрожь в коленях у всех коллекционеров мира, а следовательно, и у контрабандистов. В результате и без того редчайшие растения балансируют на грани исчезновения, которую, увы, рискуют бесповоротно переступить в ближайшие годы – «особо опасные» хищения повсеместно продолжаются. Устроившись с некоторым комфортом в подобии горного шале с камином, команда разделилась: один из нас с проводником отправился на самый пик Кинабалу, чтобы «зафиксировать» на фотопленку ее покорение, а также смену природных сообществ на разных уровнях высот. Остальные предприняли «горизонтальное путешествие» вокруг склона горы к месту естественного «обитания» важнейшей «иконы» национального парка, о которой мы никогда не забывали, но еще не упоминали на этих страницах – непентеса раджи, крупнейшего хищного растения в мире.

Сначала предстояло миновать местность под названием Месилау, представляющую собой горный лес, где преобладают дубы (46 видов). Склоны весьма круты и суровы, становится ясно, почему первые европейские путешественники «пытались» назвать Кинабалу то Андами, то Альпами Борнео. Имена не прижились, но они «подходят»: абсолютные показатели высоты над уровнем океана тут неизмеримо выше, чем в керангах Бако, так что о жаре речи не идет. Напротив, прохладно даже летним днем, и прихотливые древесные стволы почти всегда окутаны туманом. Но керанговый пояс существует и в этих условиях, даже еще на «этаж» выше от подножия, чем дубовая роща, за несколькими преодоленными нами бурными потоками, только здесь он на порядок «аскетичнее»: флора представлена в основном вереском и некоторыми другими мелкими кустарниками. Голосеменные тоже встречаются, однако все это лишь ботаническое прикрытие для непентесов и их «короля»-раджи (простите за невольный каламбур). Незадолго до заката на отвесной круче ему не удалось «укрыться» от нас в зарослях пожухлой травы за сизой пеленой тумана.

Биологический комментарий – 3

Феномен плотоядности у растений, использующих специальные приспособления для привлечения, захвата и переваривания животных, был открыт Чарлзом Дарвином. Примечательно, что его выводы показались столь невероятными даже ему самому, что работу под названием «Насекомоядные растения» он продержал готовой в столе 15 лет и решился опубликовать лишь в 1875-м. Но даже тогда книга вызвала шквал насмешек и критики со стороны «здравомыслящих», особенно немецких ученых – они поспешили объявить британского коллегу сумасшедшим. Одним из немногих, кто поддержал его тогда, был старый «друг-соперник» Альфред Уоллес, который, проведя годы на Борнео, знал: «химера эволюции» существует, и одно из ее родовых имен – Nepenthes, кувшинчатая лиана. Их здесь более 30 видов. Как и у всех хищных растений, а их в мировой флоре насчитывается свыше 250 видов из нескольких неродственных друг другу семейств, – ловчие кувшины непентесов представляют собой крайне специализированные производные листа, состоящие из крышки, ротового отверстия (перистома), верхней вощеной и нижней железистой зон внутри. Крышка защищает кувшин от дождя. Перистом – обычно яркий, с острыми выростами и нектарниками – служит для привлечения мелких животных. Вогнутые зубцы не позволяют жертве выбраться наружу. Попадая в «пасть» кувшина, она прилипает к восковым чешуйкам и, как на коньках, соскальзывает на них по гладкой поверхности к железам, которые к тому времени уже выделяют пищеварительный сок, в целом, кстати, сходный с человеческим. У одного непентеса имеется множество кувшинов-желудков, каждый из которых самостоятельно привлекает и проглатывает то, что досталось ему «на обед». Объем охотничьих приспособлений варьируется– от двух миллилитров до двух литров, в зависимости от вида. Основная их пища – муравьи, однако некоторые гиганты способны поймать и позвоночное: ящерицу, мышь, даже крысу! Этот последний «подвиг» под силу крупнейшему хищнику мировой флоры непентесу раджи – эндемику горы Кинабалу в малайском штате Сабах, обнаруженному в 1859 году и названному в честь правителя Саравака. Его размер без крышки достигает 35 см. …

Это был роскошный экземпляр. Неудивительно, что красота его «предков» так поразила эстета Джеймса Брука, что он в дальнейшем всегда принимал деятельное участие в экспедициях Лоу и оставил целые альбомы с рисунками «своего» кувшина, выполненными под руководством придворного ботаника. Антон Ланге, защитивший диссертацию по морфологии хищных растений, вполне разделяет мнение просвещенного монарха; к тому же, зная о великой редкости «раджи» в природе Кинабалу, он решил в точности повторить 150-летней давности маршрут Хью Лоу – там, где растение было найдено, есть шанс обнаружить его снова. Мы не ошиблись, и счастливы этим, хотя, в отличие от нашего предшественника, не имеем для радости корыстных оснований. Это сейчас мир полностью «перешел» на орхидеи, а в середине XIX века, в эпоху повального увлечения естественной историей, интерес к непентесам был не меньше. В огромных количествах они отправлялись с Калимантана в Европу. Сэр Хью разбогател на их продаже, но интереса к своему делу не потерял и в 1851 году стал первым европейцем, взобравшимся на вершину Кинабалу, этой удивительной горы. С тех пор это делали многие – сначала ученые, потом просто туристы. Сейчас для подъема на гору необходимо лишь иметь некоторую физическую подготовку, два дня свободного времени и оплатить услуги проводника-спасателя, без которого «гулять» по Кинабалу запрещено законом. Для нашего «альпиниста», однако, восхождение и спуск оказались трудными, так как двух дней у нас в запасе как раз не было – в полдень следующего дня в столице штата нас ждал самолет.

Вплоть до нижней границы крайнего температурного пояса – холодного «альпийского» – европейцы, как правило, чувствуют себя неуютно: уже достаточно разреженный горный воздух сочетается с жарой и духотой. Дорога состоит из 2 500 крутых либо вырубленных в скале, либо вырезанных на древесных корнях ступенек высотой около 40 см каждая. Сергею Гусеву пришлось почти «бежать» по ней, чтобы не отстать от одной из европейских групп, – а попутно ведь надо было еще и снимать все новые виды непентесов. Каково же было его удивление, когда в приюте Лабан Рата (3 500 м над уровнем моря), где альпинисты отдыхают перед ночным штурмом вершины, выяснилось, что все утро он гнался за профессиональными горными проводниками.

Идти дальше Лабан Рата не рекомендуют пожилым людям – если, не дай Бог, случится несчастье, их некому будет эвакуировать. Вертолеты сюда уже не долетают. Для остальных же финальный подъем по голому и скользкому гранитному склону начинается в четыре утра. Путь недалек – по ровной поверхности любой взрослый человек преодолел бы его за час-полтора. Здесь же, например, такой опытный спортсмен и выносливый путешественник, как Сергей, доложил остальным участникам экспедиции о победе только в 7 утра – по обычному мобильному телефону. Пик Лоу представляет собой небольшое, размером с обеденный стол, плато. На противоположной его стороне открывается вид на одноименное ущелье. И хотя уже рассвело, а дна ущелья не видно, так оно глубоко (около 3 км, если верить путеводителю). Достаточно сказать, что первая успешная попытка пересечь его пешком состоялась лишь в 1998 году, через 147 лет после «взятия» вершины Кинабалу! Тогда, как водится на Борнео, было найдено еще несколько десятков эндемичных видов растений.

Еще сам первооткрыватель обоих географических объектов писал, что подобраться к подножию горы оказалось для него сложнее, чем «залезть» на нее. В это легко поверить, особенно учитывая, что полтора века назад вокруг Кинабалу стояла сплошная стена джунглей, от которых теперь мало что осталось. Кроме того, окрестные жители из племени мурут категорически отказывались служить «бледнолицему» проводниками – для них, как и следовало ожидать, даже приближение к таинственной каменной громаде составляло строгое табу. Кто же по доброй воле захочет иметь дело со злыми духами? А уж если и решаться, то надо, по крайней мере, предварительно принести человеческие жертвы! С большим трудом перепуганному сэру Хью удалось уговорить вождей ограничиться животными. Впоследствии, как уже было сказано, к горе хлынул поток туристов, ныне это – вполне цивилизованное место; почти спортивный курорт, но нас уверяли, что вплоть до конца 1960-х символическое приношение божествам из девяти куриных яиц делалось перед каждым восхождением...