Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №09 за 2006 год"

Право судить

История правосудия исполнена примеров, убеждающих нас в том, каким невероятным случайностям может быть подвержена человеческая судьба, оказавшаяся на весах Фемиды. И здесь ничего не поделаешь: каждое общество имеет лишь то правосудие, какого оно достойно, это прежде всего инстанция, определяющая отношение государства к гражданину. Там, где власть готова заботиться о нем, суд скор и справедлив. Там же, где действует ничем не ограниченное право сильного, – он покупается и разделение властей – краеугольный камень демократии – превращается в фикцию.

О «разделении властей» и справедливом суде задумывались еще Платон и Аристотель, но напрямую классическая теория на эту тему была сформулирована деятелем французского Просвещения Шарлем Монтескье в сочинении «О духе законов». Именно он выделил суд в самостоятельную третью ветвь власти, которая, по его мнению, должна быть представлена не каким-либо специальным постоянным органом, аналогичным правительству или парламенту, а наиболее уважаемыми представителями народа, избираемыми на определенное время.

С этой точки зрения правосудие предстает истинно выдающимся достижением цивилизации. Вдумайтесь: законодательная и исполнительная ветви, которые априори стоят у истоков любой власти, добровольно сужают границы своих полномочий, лишая себя возможности полновластно распоряжаться подданными. «Учреждение судейской должности является принципиальным самоограничением государственной власти», – писал выдающийся немецкий юрист XIX столетия Рудольф Йеринг.

Иными словами, при таком порядке вещей мы имеем дело с ключевым признаком зрелости государства, его здорового и необходимого либерализма. Тоталитарные системы обладают мощными армиями, эффективными службами безопасности. Иногда в них динамично развивается экономика, население богатеет и вполне довольно жизнью. Но одного в них точно не может быть – независимого суда. А может быть лишь механическое одобрение воли правителей. Изучая судебную систему в историческом контексте, можно судить об эпохах. Пришел к власти кровавый тиран – и суды не успевают выносить смертные приговоры. Сформирована кастово-сословная система – и приговор напрямую зависит от титула и состояния подсудимого. И так далее – от начала времен до сегодняшнего дня.

Око за око

Вероятно, судопроизводство началось тогда, когда спор между двумя членами племени, прежде решавшийся в честном бою, стал разрешаться кем-то третьим: вождем того же племени или жрецом. Иногда и все племя выносило вердикт большинством голосов на общем собрании. Следующим этапом оказалось, по всей видимости, разрешение споров между племенами, для чего создавались «согласительные комиссии». Главным принципом наказания был талион : око за око, зуб за зуб. При этом убийство не всегда каралось смертью, ее часто заменял выкуп семье погибшего, выступавшей в роли обвинителя, что было для нее несравненно выгоднее. Именно из принципа талиона , кстати, развилась и разошлась по всему миру исковая форма судебного процесса – ведь пострадавший в доисторические времена играл роль и потерпевшего, и прокурора.

Однако возникает вопрос: кто и как определял вину и положенное за нее наказание? Это могло делаться на основании прецедентов или же воли богов, которую выражали жрецы или оракулы. Причем, надо сказать, что боги в первобытных обществах сами легко переходили в разряд «обвиняемых». Если они недостаточно помогали своему племени, общее собрание могло приговорить их к битью палками или просто отправить в отставку, заменив другими. Перед судом могли оказаться даже силы природы. Так, река Диала в современном Ираке была приговорена к смертной казни персидским царем Киром за то, что во время переправы погиб его конь. Разгневанный монарх приказал прорыть 360 каналов, чтобы отвести воду из осужденного потока. Но со временем сама природа изменила приговор: прошли века, и пески пустыни занесли каналы, а река вернулась в прежнее русло.

Можно вспомнить и внука упомянутого государя, Ксеркса, приговорившего к показательной порке море. Но это происходило уже в другую эпоху, когда правосудие сосредоточилось в руках восточного монарха, равного божеству. В Древнем Египте такой фигурой, как известно, являлся фараон, «напрямую общавшийся» с богами. Функция правосудия, например, «предоставлялась» ему Осирисом, и всякое решение царя считалось исходящим от этого бога.

Однако цари менялись, и, чтобы их установления хоть как-то соответствовали друг другу, потребовались общие нормы, иначе говоря, законы. Греческий историк Диодор приписывает составление первых писаных законов легендарному основателю Первой египетской династии Менесу, жившему за три тысячелетия до н. э. Фактическим же руководителем египетского аппарата правосудия был чиновник – чати, второй после фараона человек страны, выступавший от имени богини истины Маат. Разумеется, в результате в Египте суд стал частью огромной бюрократической машины. То же можно сказать и о суде вавилонском.

Для реализации тоталитарной законодательной системы древние судейские, конечно, создали и свой процессуальный инструментарий. Долгое время одним из главных способов добыть доказательства считались испытания, которым подвергали подсудимого. С этого начиналось и этим же обычно заканчивалось любое заседание. Выдержавший такой суд Божий перед чати и его помощниками торжественно признавался оклеветанным тем лицом, которое подало жалобу.

В том же Вавилоне, где «царил» и руководил судебными процессами знаменитый кодекс Хаммурапи, обвиняемого заставляли опустить руку в кипящую воду, и судья уже по такому безусловному доказательству, как скорость заживания раны, оглашал свой приговор. Лишь со временем этот варварский метод (в анналах юриспруденции называемый ордалией) заменили показаниями свидетелей. Примечательно, что наказание судьи назначали без учета конкретной вины подсудимого, руководствуясь принципом талиона. «Если строитель построит человеку дом и сделает свою работу непрочно и дом обвалится и причинит смерть домохозяину – должно этого строителя убить. Если же он причинит смерть сыну хозяина дома – должно убить сына строителя», – гласил Кодекс. Зато социальный статус сторон мог стать решающим аргументом в споре. История человека, укравшего раба и убившего его, чтобы скрыть факт кражи, – наглядная характеристика судебного устройства в древних деспотиях, где убийство подневольного слуги судьи (часто даже вопреки закону!) считали меньшим злом, чем его похищение.

Примерно в те же далекие времена родился и еврейский Закон. Уникальность и революционность его для эпохи заключалась в том, что, будучи, как и прочие своды, «спущен сверху», он подразумевал абсолютное равенство всех иудеев перед Законом и ответственность не перед конкретным судьей, но лишь перед лицом Всевышнего. Эта особенность, унаследованная впоследствии всей западной цивилизацией, стала еще одним камешком в фундаменте современного правосудия. В заповедях и наставлениях библейских книг (в Исходе, Левите и Второзаконии) уже вырисовывается полный, хотя еще и не всеобъемлющий процессуальный кодекс. Тора разделяет умышленное и непредумышленное, вводит понятия мотива преступления и судебной ошибки.

А судьи кто?

Со времен Древнего Рима в суде действуют три стороны (не считая, конечно, подсудимого): обвинение, защита и собственно суд, который по определению должен быть независимым и объективным. Сегодня первую сторону представляет прокурор (от латинского procurator – «распорядитель») с его помощниками, вторую – адвокат («приглашенный»). После того как они изложат свои аргументы, за дело берутся судьи – один или целая коллегия. Согласно статье 119 Конституции РФ, «судьями могут быть граждане Российской Федерации, достигшие 25 лет, имеющие высшее юридическое образование и стаж работы по юридической профессии не менее пяти лет». Судьи несменяемы, независимы от любой власти и неприкосновенны. С 1992 года их количество в России увеличилось в 2,5 раза – с 9 до 23 тысяч. Тем не менее специалистов по-прежнему не хватает, поскольку преступность в стране продолжает расти. Для решения этой проблемы восстановлен институт мировых судей, которые судят незначительные гражданские, уголовные и административные дела. Определяемое ими наказание не может превышать трех лет лишения свободы. В 1993 году восстановлен и суд присяжных, который на уровне областей занимается особо тяжкими преступлениями.

Откуда взялись присяжные?

Прообразом современного суда присяжных следует считать афинский суд гелиастов (от слова «гелиэя» – «народное собрание»), а также комиции (выборные собрания граждан) в Древнем Риме. Потом, по прошествии веков, суд присяжных возродится в средневековой Европе (точнее, в норманнской Англии), далее – уже в Новое время распространится на другие континенты. В России он появится в 1864 году и успешно будет работать вплоть до революции 1917-го. Теперь он возрожден снова: оказалось, что при всех недостатках ничего более справедливого в судопроизводстве пока не изобретено.

Заметьте, в афинском полисе не было никакой необходимости выстраивать мощный бюрократический аппарат, чтоб поддерживать суды, – жизнь людей напрямую не зависела, как в восточных деспотиях, от хозяйственного цикла и как следствие – от произвола судейских. Жители Аттики могли наслаждаться благами древней демократии: ремесленники и крестьяне сами управляли своим городом и сами же вершили суд, исходя из своей житейской мудрости и потребностей общины. Возможно, так случилось единственный раз во всей истории – судебные процессы вел народ. Однако вскоре всеобщий народный суд начал делегировать свои права особому сообществу – тоже весьма многочисленному, состоящему из 6 000 человек. Они решали вопрос о предоставлении и лишении гражданства, следили за соблюдением законов и прямым голосованием избирали из своих рядов судей и «присяжных» по конкретным делам, принимая во внимание их опыт и способности: кто лучше «годится» для уголовного процесса, а кто – для гражданского. В первом случае, скажем, необходимы проницательность и неподкупность, во втором – красноречие. Особое внимание уделялось показаниям сторон и свидетелей. Их речи вообще составляли основной элемент суда. Правда, часто особой необходимости в этом не было: жители небольшого полиса и сами прекрасно знали, что у них происходит, равно как в первобытном обществе члены племени и без доказательств могли определить вину сторон. Отсюда, кстати, и родился принцип набора присяжных из числа местных жителей. Если подсудимого признавали виновным, приступали к выбору наказания. Голосование было тайным, а приговор объявлялся ночью, чтобы судьи не видели лиц осуждаемых и не сжалились над ними в последний решающий момент. Именно с тех пор богиню правосудия Фемиду изображают с завязанными глазами. Впрочем, такая принципиальная суровость греческого суда смягчается тем, что обвиняемый до объявления приговора мог покинуть страну, и в этом случае соотечественники совершенно о нем забывали.

Конечно, в наших глазах авторитет афинского всенародного суда сильно «подмочен» делом Сократа. В 399 году до н. э. гелиэя возбудила против знаменитого философа дело. По закону, судебный процесс мог начаться лишь после соответствующего заявления любого полноправного гражданина (это – типичный признак обвинительного процесса). Так было и здесь: «Обвинение составил и, подтвердив присягой, подал Мелет, сын Мелета из дема Питтос, против Сократа, сына Софрониска из дема Алопеки: Сократ повинен в отрицании богов, признанных городом, и во введении новых божественных существ; повинен он и в совращении молодежи. Предлагается смертная казнь».

Согласно давно принятому в афинских судах правилу подсудимые в ходе заседания взывали к доброте судей, приводили своих плачущих детей, скорбящих родных и знакомых. Однако знаменитый философ поломал традицию. Он пришел один и твердо заявил: «Судья поставлен не для того, чтобы миловать по произволу, но для того, чтобы творить суд по правде; и присягал он не в том, что будет миловать, кого захочет, но в том, что будет судить по законам. Поэтому и нам не следует приучать вас нарушать присягу, и вам не следует к этому приучаться, иначе мы можем с вами одинаково впасть в нечестье». К тому же он отказался скрыться из города. Присяжные из числа ремесленников и купцов возмутились такой наглостью и большинством голосов осудили упрямца на смерть.

Тем не менее аттическая правовая система представала довольно совершенной, и ее переняли многие греческие города, а за ними и юный еще Рим. Еще в 462 году до н. э. из этого города в Грецию направились десять юристов, которые, ознакомившись с местным правом, разработали 10 собственных таблиц законов. Народное собрание и сенат Вечного города их одобрили, добавив от себя еще две таблицы. Все это было записано на деревянных досках, которые власти выставили на Форуме. С тех пор утвердилось мнение, что каждый римский гражданин обязан знать «Законы двенадцати таблиц» наизусть. Отсюда берет начало и современный тезис: «Незнание закона не освобождает от ответственности».

Имущественные споры разрешались в ходе гражданского легисакционного процесса: начиналось все с подачи искового заявления претору (члену магистрата, уполномоченному вести судебные дела). Затем проводилось «интеллектуальное заседание» в форме борьбы за спорную вещь. Сначала истец, а затем ответчик налагали на нее палочку-виндикту (укороченное копье – символ древнего и весьма брутального способа завладения собственностью) и вносили залог. Виндикация сопровождалась произнесением жрецами особой формулы, содержание которой зависело от характера дела. Формулы эти считались самым важным для суда, они составлялись жрецами и хранились в строгой тайне. На второй стадии гражданское дело рассматривалось уже по существу, но любая ошибка в произнесении священных формул вела к отмене приговора. Так продолжалось до тех пор, пока в 304 году до н. э. некий Гней Флавий не выкрал и не опубликовал их. Тогда-то жрецы окончательно потеряли возможность влиять на правосудие. Народ, впрочем, тоже постепенно терял прямое право судить. Если в Римской республике носителями судебной власти были магистраты и народное собрание (центуриатная комиция), то в империи, опиравшейся на колоссальный чиновничий аппарат, законы исполнялись чиновниками. Естественно, так как это было угодно тем из них, кто покрупнее. Да и вообще, не грех бы помнить, что даже самое совершенное правосудие вершат люди и часто, как это свойственно человеку, лукавят при этом. Что говорить, если признанный светоч римского права, человек, которого мы привыкли считать образцом судейского деятеля, Цицерон – высосал из пальца обвинение своему врагу Катилине и добился его осуждения. Ведь говорят, что никакого заговора со стороны последнего и вовсе не было...

Курьезные иски

Во многих странах работу судов осложняют любители легкой наживы и просто отчаянные сутяжники. Особенно часто такие иски подаются потребителями. Один из самых первых таких процессов состоялся в Англии из-за улитки, найденной в 1928 году в бокале пива жительницей Глазго Мэй Донахью. Вскоре выяснилось, что женщина больна гастроэнтеритом (воспалительным заболеванием желудка и тонкого кишечника). После длительного судебного процесса Палата лордов частично удовлетворила иск миссис Донахью, присудив ей 200 фунтов. С тех пор в анналах западного правосудия скопились тысячи подобных дел. Вошло туда и дело Стеллы Либек, которая в 1992 году обожглась кофе, купленным в «Макдоналдсе», и потребовала за это 2,9 миллиона долларов. Хотя виноват в происшествии был внук Стеллы: он слишком резко тронул с места машину, где сидела старушка со своим кофе. В итоге суд присудил ей компенсацию в 200 тысяч долларов. У миссис Либек появилось немало последователей. Например, один ресторан в Филадельфии был вынужден заплатить Эмбер Карсон 113 500 долларов за то, что она сломала себе копчик, поскользнувшись на напитке, которым только что швырнула в своего бойфренда. А Кэтлин Робертсон присудили 780 000 долларов за сломанную лодыжку в мебельном магазине – травму ей нанес собственный пятилетний сын, налетевшей на мать с разбегу. Особенно часто от домогательств потребителей страдают табачные компании, хотя на их продукции честно напечатано предупреждение о вреде курения. Иногда жертвами нелепых исков становятся и частные лица. Так, грабитель Теренс Диксон подал в суд за причиненную ему психологическую травму на владельца только что ограбленного им дома. Вор пытался покинуть дом через гараж, но обнаружил, что автоматическая гаражная дверь испорчена. Не смог он и вернуться в дом, так как дверь из дома в гараж захлопнулась. Он выжил благодаря сухой собачьей еде и упаковке «Пепси», и суд взыскал в его пользу полмиллиона долларов с хозяина дома. Многие курьезы относятся к искам о печально знаменитом sexual harassment (сексуальном домогательстве). Сегодня в США мужчину могут ждать крупный штраф и даже тюрьма за «сексуальный взгляд» или «сексуальные звуки», то есть присвистывание и цоканье языком при виде соблазнительной дамы. Начальник одной нью-йоркской фирмы отправился в тюрьму за то, что повесил на стенку портрет Джоконды: его обвинили в том, что тем самым он якобы внушает комплекс неполноценности работающим под его началом женщинам.

Правосудие на костре

С распадом Западной Римской империи в Европе установились весьма разнородные правовые системы, среди которых в целом можно выделить некоторые общие черты раннефеодального суда, где власть пыталась соединить нормы римского права с установлениями германских племен, возникшими при родовом строе. Соединение получалось плохо. В итоге делами о государственных преступлениях и убийствах, объединяемых под названием «измена», ведало правосудие короля, а всем остальным занимались местные сеньоры или церковные суды. В отдельных областях появились назначенные королем судьи (шерифы), трактующие закон по своему разумению. Судебный процесс в этих условиях состоял из заслушивания сеньором или шерифом пары-тройки свидетелей с последующим приговором, скорым и часто неправым. Выносить приговор мог и назначаемый королем граф с участием народных заседателей. Активно использовалась и хорошо нам знакомая по античности ордалия, но с развитием вассалитета – системы отношений личной зависимости графов от короля, баронов от графов, рыцарей от баронов, крестьян от рыцарей – в светских судах ордалию вытеснил классический поединок. Популярной была и давняя практика расследования «через опрос местных жителей». Этот «прообраз» суда присяжных позволял одновременно связать круговой порукой все население деревни.

Собственно, к законам начали обращаться лишь с XIII века, когда монархи стали претендовать на абсолютную власть. Тогда король стал носителем и высшей судебной власти.

Во Франции, например, именно королевский суд был апелляционной инстанцией по отношению к сеньориальным, церковным и коммунальным судам. Примерно в это же время в правосудии совершается и настоящая революция: на «сцене» появляются прокурор и адвокат. С тех пор они неразлучны. При этом изначально эти государственные мужи обладали равными полномочиями, и только со временем прокуратура получила право вести свое расследование.

В Германии же оплотом юстиции стали вольные города, где сохранялись традиции римского права. Уже в XII веке были тщательно проработаны вопросы организации судов и правил процесса. Владыка города назначал главу городского суда – бургграфа. Кроме того, населением избирались шеффены, считавшиеся знатоками обычаев. Им предстояло не только определить: было ли преступление, как оно совершено, посредством чего – но и квалифицировать его, а также назначить наказание. Стали появляться шеффены и в коронном суде в качестве заседателей (прообраз народных заседателей, которые в современной Германии более популярны, нежели присяжные).

Параллельно же всему этому, как уже упоминалось, начиная с XI века в Европе стали набирать силу церковные суды, юрисдикция которых распространялась не только на духовенство. Они могли заниматься и делами светских лиц, особенно если эти дела касались заключения брака, составления завещаний и так называемых преступлений против веры. Примечательно, что изначально под таким «судебным следствием» понимался лишь особый вид судопроизводства, при котором судья сам расследовал дело и выносил приговор, обходясь без свидетелей обвинения и защиты. Такая практика просуществовала в Европе до середины XIX века, пока ее не заменили смешанным процессом.

Закон торжествует

К XIX веку европейское правосудие постепенно стало принимать известные нам форму и содержание. Ныне в западной цивилизации применяются, по сути, лишь две системы светского права. В бывших британских владениях (Канада, США, Австралия и так далее) судят на основании прецедента, который создается любым отдельно вынесенным решением высшей юридической инстанции – сколь угодно давним. Иногда адвокаты, отыскав в пыльных томах таких решений любопытный прецедент, добиваются уникальных вердиктов. Скажем, в 1950-е годы один британский адвокат добился развода для своего клиента на основании постановления, вынесенного еще в Средневековье: о праве мужчины покинуть женщину, у которой холодные ноги.

В другой системе права, континентальной, судьи руководствуются общим для всех случаев законом. Но для обеих систем источником, по большому счету, служит старое доброе и «вечное» римское право. Есть, конечно, и другие, «альтернативные» системы судопроизводства, вытекающие из национальных традиций. Самая развитая из них – исламская, где главным является простое соответствие поступка обвиняемого нормам Корана.

Шариатский процесс, который ведут судьи-кади (в свою очередь подчиняющиеся местным муфтиям), играет именно ту роль, которую должен играть суд в теократическом обществе, – обеспечение исполнения закона божьего. Говорить о независимости суда поэтому не приходится. Как и все прочие институты, он здесь – проводник воли Аллаха, а потому трудно себе представить, чтобы его позиция разошлась с мнением, скажем, совета аятолл. Для правоверного это все равно как если бы правая рука начала спорить с левой. В этом смысле судьи в исламском государстве выполняют ту же задачу, что и их коллеги при тоталитарных режимах, – служат идеологии.

Но на бумаге сам процесс здесь, кстати, как ни странно, довольно либерален: в отличие от Европы подсудимый не на словах, а на деле считается заведомо правым, и следствию приходится прямо перед «изумленной публикой» и старейшинами общины доказывать его вину. Зато наказания по исламским нормам не в пример суровее: здесь до сих пор никого не удивишь отрубанием рук и ног или побиванием камнями. Однако, как мы уже могли заметить, не мягкость законов, а гарантии прав в суде являются условием справедливости правосудия.

В шариатском суде человек к тому же оказывается заложником строгих процессуальных, можно сказать, сакральных правил. По каждому из дел существует своя система доказательств. Иногда для вынесения вердикта довольно простой клятвы. Если же ее судьи почему-либо сочтут недостаточной (решение остается сугубо на их усмотрение и никакими правилами не регулируется), слово может быть предоставлено свидетелям, которые подтвердят, что подсудимый – правоверный мусульманин. Разумеется, сами свидетели тоже должны быть правоверными и благочестивыми людьми...

...Впрочем, вне зависимости от того, какая система применяется, суд занял сегодня уникальное, важнейшее место в мировой экономической и политической практике.

В 1920 году при Лиге Наций была впервые учреждена Постоянная палата международного правосудия. Она, как и сама Лига, оказалась бессильна разрешить острые конфликты между государствами, однако стала прообразом для Международного суда ООН, созданного уже после Второй мировой войны (конечно, свой отпечаток на него наложили и знаменитые послевоенные трибуналы, особенно Нюрнбергский).

Но пока эффективность «юстиции без границ» оставляет желать лучшего. Куда активнее идет развитие судов в рамках региональных организаций. Так, Страсбургский суд своими решениями вынудил многие страны Европы пересмотреть свое законодательство в части свободы слова, прав секс-меньшинств, стандартов уголовного судопроизводства... Именно под давлением Страсбурга Россия отказалась в форме моратория от смертной казни и передала свои тюрьмы в ведение Минюста. Правда, часто международную юстицию обвиняют в исполнении политических заказов. Эти упреки не всегда несправедливы, но адресовать их следует, скорее, тем, кто эти заказы формулирует.

Впрочем, и национальные европейские суды в ХХ столетии впадали в тот же грех, обслуживая правящие режимы. Можно ли винить в этом судей? Очевидно, нет. Ведь если судья выносит неправосудный приговор, то его должно привлечь к ответственности государство. Если же этого не происходит, он, скорее всего, выполняет задачу, поставленную перед ним этим самым государством, правительством, за кое в ответе, как известно, народ.

В тоталитарном обществе может существовать совершенный закон, но это, увы, ширма, за которой творится неправосудие. И, напротив, в странах с развитыми демократическими традициями может отсутствовать детальная проработка многих норм – законы-инструкции там не нужны, так как существует независимый и справедливый суд. Более того, попытка каждой запятой регламентировать жизнь общества есть восполнение недостатка правосудия.

Остается, пожалуй, добавить, что первое из вышеприведенных парадоксальных утверждений все же верно лишь отчасти. В тоталитарных обществах законы либеральны лишь до определенного предела. Да, имелись некоторые основания считать сталинскую конституцию «весьма демократической», но все же руководящая роль партии в ней провозглашалась, а процессуальные гарантии для сторон в суде, напротив, отсутствовали.

Теперь в России все по-другому, и современные либералы рассчитывают, что благодаря «потенциалу свободы» многих современных законов рано или поздно в этой системе появятся свободные, честные судьи.

Судить по-русски

На Руси судопроизводство развивалось примерно так же, как и в Европе. Древнейшим из отечественных сводов законов явилась хорошо известная «Русская правда» князя Ярослава и его сыновей. Общая идея «Правды» вполне разумна: правитель, прозванный Мудрым, просто пытался заменить устаревшую кровную месть финансовыми санкциями. Оскорбления, кражи, нанесение увечий – все это отныне каралось денежным штрафом, причем, что характерно, в большинстве случаев не в пользу казны, а непосредственно пострадавшему. Тогда же, когда жестокое возмездие представлялось неизбежным – в случае убийства, – «Правда» предписывала ограничить круг жертв ближайшими родственниками «осужденного». Вообще, древнее княжье уложение содержало весьма демократические смыслы. В «Правде» упоминались различные сословия, но, по большому счету, все свободные люди имели практически равные права. С другой стороны, как и в западноевропейском средневековом процессе, у нас применялись такие средства доказывания, как признание под пытками или «поле» (судебный поединок).

На смену этим порядкам пришла система строго формализованных доказательств, когда государство должно было закрепить за собой право решать, кого и как судить. При Иване Грозном избираемые народом губные старосты, или целовальники, приезжали в населенный пункт и проводили допрос всех его жителей. Подозреваемых в преступлениях допрашивали с пристрастием в лучших традициях розыскного процесса. И уже не потерпевший выступал обвинителем и следователем – государство взяло на себя функцию уголовного преследования. «Преступлению придается значение не обиды, нанесенной потерпевшему, а пощечины, которую «вор» закатил государству», – пишет о тех временах профессор Сергей Пашин.

Петр Великий на долгие века встроил отечественный суд в свою жесткую вертикаль власти. Судебная система теперь состояла из Сената, юстиц-коллегии, судов провинциальных, городовых, надворных и военных. Дела же против госвласти разбирались в Преображенском приказе и Тайной канцелярии. Екатерина II только усилила этот немецкий «орднунг», сделав процессы придатками исполнительной власти настолько, что губернаторы теперь утверждали решения судебных палат. Всякая относительность доказательств и судебного решения исключалась: если приговаривают, то только на основании неопровержимых доказательств (читай: признания под пыткой), но и оправдание ждет лишь тех, чье дело полностью рассыпалось в суде. Неудивительно, что когда в 1801 году были запрещены пытки, подавляющее большинство дел вообще перестало доходить до залов заседания!

Так продолжалось до тех пор, пока новую реформу не задумал озабоченный вопросами права и справедливости царь-освободитель Александр II.

Новые судебные учреждения создавались императорским манифестом от 20 ноября 1864 года. Там же подчеркивалось, что власть вновь создаваемых судов распространяется «на лица всех сословий и на все дела, как гражданские, так и уголовные». Сохранялся при этом, впрочем, и ряд особых судов – духовные, военные, коммерческие, волостные для крестьян и «инородческие». Гласность, устность и состязательность процесса – вот что отныне поднималось на щит. Именно тогда прокуратура превратилась в орган, надзирающий за следствием. И хотя защитник вступал в процесс только после того, как следствие заканчивалось, обвиняемый обладал весьма широким набором процессуальных прав и мог принимать участие во всех действиях по дознанию. Более того, он имел право обжаловать действия следователя. Далее: провозглашались независимость и несменяемость судей от всяческих и любых властей Империи. Появились у нас тогда и мировые судьи, которые избирались на три года земскими собраниями и городскими думами, чтобы рассматривать незначительные дела. Но главным достижением оказалось введение суда присяжных, с участием которых стали устраивать уголовные процессы.

Современники обращали внимание и на гуманность новой системы, особенно по сравнению со старой. Действительно, исходя из либерального принципа («лучше простить несколько виновных, нежели осудить одного невиновного»), реформированный суд в среднем оправдывал до половины всех привлеченных к ответственности по уголовным делам, а 7—8% признанных виновными освобождал от отбытия наказания. Так, из 2 000 мужчин и 250 женщин, привлеченных к уголовной ответственности в округе Московской судебной палаты в 1899 году и осужденных (каждый второй – за кражи и разбой) к каторжным работам, приговорили всего 19 мужчин и 2 женщин. Из 83 подсудимых, виновных в «смертоубийстве», в Сибирь отправили лишь четверых мужчин. Хотя эта система и приводила порой к более чем спорным и даже опасным результатам, достаточно вспомнить оправдание Веры Засулич, откровенной террористки, стрелявшей в питерского градоначальника. По мнению ряда историков, это судебное решение во многом дало толчок разгулу террора в России.