Текст книги "Гансауль и Хак (СИ)"

Автор книги: Владислав Южный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

    – Только сначала скажи правду – кто ты такой?!

    – В смысле?

    – Не придуривайся! Две сотни каторжников отправились в мир иной, а ты жив-здоров!

    – Я не знаю... Гансауль... правда...

    Гансауль промолчал, глаза настойчиво сверлят, наконец сунул чашку, вода плеснула через край. Хак жадно схватил, припал потрескавшимися губами, вода понеслась по нутру, наполняя жизнью и силой измученное тело. Осушил до дна, все равно мало, решил добраться до воды сам. Скинул ноги с «лежака» и тут же с ужасом замер, ожидая жуткую боль, а как иначе – нога разодрана до кости. Но... ничего! Нет, боль есть, но чуть слышная, лишь жгет слегка, словно от крапивы. Хак скользнул ладонью по одеревеневшим от крови и грязи лохмотьям, что когда-то были штаниной и испуганно вскинул взгляд на Гансауля, в глазах – ужас, словно увидал привидение.

    – Моя нога!

    – Ну твоя и что?

    Хак всё ещё не веря, провёл пальцами по ноге, но вместо вспухших бугров развороченной плоти лишь гладкая полоса извилистого шрама.

    – Она... она зажила! Рана зажила!

    Гансауль недоверчиво хмыкнул, но покосился на ногу, лицо удивленно вытянулось, он подошёл ближе. Спустя несколько мгновений взглянул в глаза Хаку, недобро сощурившись. Вернувшись к столу, пробурчал:

    – А ты у нас, значит, колдун?

    – Я... я... не колдун, Гансауль, честно... я не знаю, как это всё вышло.

    Звенькнул вынутый из ножен меч, Гансауль потряс оружием, привыкая к тяжести. Хак невольно покосился на зловеще блеснувшее лезвие.

    – Я же вижу, что врешь! Или скрываешь! Я тебя два дня тащил на собственном горбу, думаю, это все-таки повод мне доверять?

    Хак опустил взгляд, чуть помедлив, всё же решился:

    – Таких, как я, здесь зовут «чужаками». Я... из иного мира, Гансауль, не того, куда уходят ваши мертвецы, а другого... Там другое время, другая жизнь, блин, как объяснить... там мир такой, каким станет здесь лет так через пятьсот. Понимаешь?

    Гансауль долго молчал, лицо каменное, будто спит с открытыми глазами.

    – А чего раньше не сказал? Хотя ясно – боялся, что доложу охране?

    – Мне советовали держать язык за зубами...

    – Правильно советовали! Ладно, мне все равно кто ты. Дойдем до Вапрота, дальше – каждому своя дорога.

    – Что за Вапрот?

    – Портовый городок на западном берегу.

    Хак всё-таки поднялся, вода в бочке тёплая, но пил с великим удовольствием. Чуть помедлив, задал мучивший вопрос:

    – А зачем ты мне помогаешь?

    Гансауль вновь надолго замолк, Хак уже отчаялся дождаться ответа, когда тот наконец-то разразился:

    – Когда-то давно мне помог один человек. Он жутко рисковал, все тогда отвернулись от отца... и от меня. А Вафьяр помог... Жаль, что его давно нет в живых, я так и не сумел поблагодарить. Будем считать, это моя попытка вернуть малую часть долга.

    «Вот и всё...» – Цукенгшлор обреченно выдохнул, пальцы до боли стиснули рукоять меча. Парочка глодов, заметив майора, помчалась, оживлённо порыкивая, и Цукенгшлор понял – спрятаться не выйдет, что ж, надо продать жизнь подороже. Майор поднялся, стоять жутко больно, но дотерпит – осталось немного. Если повезёт – один из глодов отправится в иной мир вместе с ним. Если  нет...

    Первый глод уже в пяти шагах, страшный как чёрт, этакая рогатая горилла, вздернутый топор пошёл на замах, и тут в спину прилетел злой окрик. Монстр послушно замер, но топор не опустил, налитые кровью глаза вперились в майора.

    – Стоять, я сказал! – это уже второму глоду. Тот тоже застыл, глаз не сводит с майора, с оскаленных зубов потекла пена. Цукенгшлор выставил перед собой меч, с тоской огляделся, глоды неспешно окружили.

    – Господин майор, давайте без фанатизма – бросайте оружие!

    – Да пошёл ты, ублюдок!

    Меч блеснул, очертив полукруг, но кольцо глодов стало теснее.

    – Зря вы так, Цукенгшлор, – Шмальц снисходительно улыбнулся, словно взрослый детскому лепету. – Только глодов рассмешите. Бросайте меч, мы всё равно возьмём вас живым, таков приказ. Но живым – это же не значит, что с целыми ногами-руками?!

    – Зачем я вам?

    Шмальц вновь улыбнулся, в глазах майора прочел запрятанный страх и слабую надежду. Картинным жестом отправил клинок в ножны на поясе, уверенно протянул руку.

    – Меч, господин майор!

    Глоды глухо заворчали, Цукенгшлор медлил, жить... жить хочется до ужаса, но как же честь? Вспомнился тот паренек, дезертир, что тихо скулил от ужаса, когда одевал ему петлю на шею. Был бой, погиб почти весь укреппост, двадцать парней, а этот схоронился в яме для мусора. Когда его взяли, на вопрос, зачем бросил оружие и спрятался, арестованный тихо прошептал, что «очень хотелось жить». Цукенгшлор тогда вскипел, самолично потащил казнить мерзавца... А сейчас сам перед выбором. «Может... может, и  вправду сдаться?! Вдруг повезет сбежать или обменяют.» Чуть помедлив, все-таки бросил меч к ногам Шмальца. Тот радостно ухмыльнулся и кивнул глодам за спиной майора...

    Лежать порядком надоело, но самочувствие так себе. Хак то проваливался в сон, то снова бездумно пялился в потолок. В избе душно, одежда промокла насквозь от пота, отчего непередаваемые ароматы разливаются с кошмарной силой. Хак сполз с «лежака», побрел на улицу в поисках воды, надо наконец отмыться. Нашёл. Во дворе в двадцати шагах от дома выложенный из бревен колодец. Покрутил ворот, цепь обиженно лязгнула, но вытянула ведро студеной воды. Хак вдоволь напился, но мыться не рискнул. Тем более в стоящей рядом, зелёной от мха, огромной деревянной бочке вода намного теплее. Торопливо скинул обноски, вроде никого, но все равно как-то неловко. Побултыхал в бочке тряпье, начисто не отстирается, конечно, но хоть посвежеет. Отжал, насколько хватило сил, корявый куст сирени пригодился в качестве вешалки. Вода в бочке и поначалу была с зеленоватым оттенком, сейчас же стала серо-зелёной, да ещё и с едким ароматом. Чуть поразмыслив, Хак взялся таскать воду из колодца, пусть станет прохладнее, зато почище. Посветлела, теперь можно перейти к водным процедурам. Долго хлюпался, с ожесточением оттираясь пучком травы. Кожа скрипит, покраснела, как у новорожденного, Хак фыркнул от удовольствия, ещё бы – все проведенные на каторге дни мечтал о возможности как следует помыться. Так увлекся, что не расслышал цокот копыт. Лишь когда всадники вывернули из-за кустов и въехали во двор, лишь тогда Хак спохватился. Но было поздно – один из всадников выдернул из колчана стрелу, через миг Хак уже на прицеле. И в том, что с такой дистанции стрелок не промажет – сомнений не осталось. Всадников четверо, одеты невзрачно, в такие же обноски, ну может чуть лучше, чем у Хака. Лучник мелкий, костлявый, как скелет, два других пришельца куда выше и шире, один стиснул рукоять меча, другой поводьев не отпустил, но из-за плеча многозначительно выглядывает здоровенная секира. Четвёртый – здоровяк, размером со шкаф, восседал на чёрном жеребце со столь гордым видом, что если б не грязные лохмотья – Хак бы принял за короля. «Гости» огляделись, один из всадников, повинуясь взгляду «шкафа» соскользнул с коня, выхватив меч, шмыгнул внутрь избы. Через пару секунд рослая фигура появилась на пороге, он покрутил головой.

    – Хеккон, там никого!

    Вожак медленно перевёл взгляд на застывшего Хака.

    – Так ты один здесь?

    Хак попытался ответить, но страх стиснул горло ледяной пятерней, он смог лишь кивнуть.

    – Да уж! И этот хутор пустой! Ну чего застыл, вылазь давай!

    Хак послушно выбрался из бочки, стыдливо прикрылся ладонями. Хеккон заржал, как конь, спутники угодливо поддержали. Один из амбалов, тот, что с мечом на поясе, подошёл к Хаку, могучая, с лопату размером ладонь пихнула в плечо в сторону избы.

    – Пошёл! Пошёл, кому говорят!

    Мечник не удержался – пнул сапогом по голому костлявому заду. Хак споткнулся, но на ногах устоял. Вновь раздался раскатистый смех, разбойники уже спешились, идут следом. Внезапно Хак застыл на месте, сам ещё не понимая, что происходит. Сердце заколотилось, как пойманная птица, в ушах загудело, в висках толчками пульсирует кровь. Огонь разгорелся в груди, но это не приступ дикого кашля от чахотки, та после отравления исчезла, это что-то иное. Хак чувствует, что тело наливается жгучей силой, разум прояснился, он каким-то неведомым чувством ощутил, даже не оглядываясь, где находится каждый из обидчиков. И он знает, он знает что надо делать...

    Мечник злобно засопел, застывшему на месте пленнику видимо понравилось «нежное» обращение. Амбал сделал широкий шаг, намереваясь вновь пинком придать ускорение. Не вышло. Хак крутнулся, правая рука подхватила атакующую ногу и дернула на себя. В ту же секунду левой ногой голозадый пленник подсек обидчика, а левая ладонь легла на рукоять меча. Мечник левша, потому меч в ножнах носил у правого бедра. К своему несчастью... Хаку даже не пришлось вытягивать оружие, падающий противник «снялся» ножнами с меча. Хак лишь поднял меч чуточку повыше, а затем резко всадил в грудь распластавшегося на земле разбойника, точно в сердце. Лучник, что шел в четырёх шагах правее, дернулся за стрелой. Дурачок. Хак в один звериный прыжок очутился рядом, меч свистнул, прочертил сверкающую дугу, и уже натягивающий тетиву противник остался без лука и левой руки. Ещё один удар вскользь, и лучник, дико завизжав, схватился за живот, культей и здоровой ладонью пытаясь удержать выползающие наружу сизые внутренности. Краем глаза Хак заметил, как на опушке леса, что в трёх сотнях шагов от побоища, показался Гансауль. Завидев схватку, напарник бросился на помощь со всех ног. Главарь взревел, как раненый медведь, вздернув меч над головой кинулся на Хака. Тот молниеносно ушёл вправо, вихрем крутнулся, и меч, зазвенев от дикой скорости рубанул громилу по ногам. Удар чудовищной силы укоротил главаря на четверть, разбойник упал, истошно вопя, засучил обрубками, Хак милосердно отсек противнику голову. Четвёртый разбойник, опешивший от скорой и жуткой расправы, наконец-то опомнился, волосатая ручища проворно выдернула секиру.

    – Бросай свой топорик и беги! Жив будешь!

    Хак не очень-то и надеялся, что разбойник послушается, так и вышло. Сипло всхрапнув, здоровяк задрал секиру над правым плечом и со свистом рубанул Хака. Ну вернее, то место, где Хак только что стоял. Разбойник не успел даже понять, как этот голозадый шустряк оказался у него за спиной. Хак ударил, ударил ногой по спине чуть выше копчика. Удар страшной силы, разбойник выгнулся, как парус на ветру, и пролетел так шагов пять. Грохнулся обземь, жуткая боль прожгла спину, он дернулся подняться, но с переломанным позвоночником встать уже не судьба. Хак подошёл ближе, в эту минуту подоспел Гансауль. Парень взялся правой ладонью за подбородок скулящего от боли разбойника, левая – на затылок, резкий поворот, сухо хрустнуло, и разбойник вытянулся, обмяк, как сломанная кукла. Гансауль ошарашенно осмотрелся,  тяжело дыша и сплевывая, с трудом нашёл что сказать:

    – Ну ты... чёрт... четверых... голой зад... голыми руками!

    Хак тяжело выдохнул, заколотило нещадно, словно на дворе лютый мороз. Парень поспешно взялся натягивать одежду, но Гансауль остановил, с загадочным видом исчез в доме. Спустя полминуты вернулся, в руках такая же как у него расшитая рубаха и серые, широкие, как шаровары штаны.

    – Вот, держи. Получше твоих лохмотьев будет.

    – Спасибо.

    – Да это не мне спасибо, а хартайцам. Понапрятали добра... такие рубахи в Канагуне знаешь каких денег стоят? А нам, считай, бесплатно...

    Рубашка пришлась впору, словно для него шита, а вот штаны малость коротковаты. Хак стянул с убитого вожака сапоги, большие, конечно, но сойдёт. Трясти не перестало, зуб на зуб не попадает, Гансауль с тревогой схватил товарища за плечо и тут же рывком отдернул руку. Тело Хака вибрирует, словно парня бьёт током, дрожащие ноги не выдержали, Хак упал на колени. Гансауль отступил на пару шагов, тут явное колдовство. Не может человека так лихорадить, чтобы плоть под рубахой вздувалась волнами. Хак свалился на бок, заскреб ногами по земле, с жутким воем скрючился в три погибели. Рубаха лопнула в плечах, обнажившиеся мышцы вздулись, на глазах увеличиваясь. Хак тихо застонал, но вскоре совсем затих. Ошарашенный Гансауль ещё долго стоял, туго соображая, как же быть дальше...

    Нет, глоды его не убили. Иначе откуда такое жгучее жжение в макушке – мёртвые боли не чувствуют. Цукенгшлор поднял руку, и не открывая глаз, провёл ладонью по голове. Так и есть – вздувшиеся бугорки плоти, на совесть зашито. Долго лежал в звенящей тишине, рядом что-то тихо скрипнуло, вроде бы дверь.

    – Да вы никак пришли в себя, господин Цукенгшлор?! Ну наконец-то, а то уж мы волноваться начали!

    – Жаль, что не сдох...

    Шмальц прям сама любезность:

    – Ну что вы, майор?! У вас ещё все впереди, все только начинается.

    – Я... говорю... жаль, что ты не сдох!

    Собеседник чуть обиженно хмыкнул, но голос звучит ровно:

    – Я доложу господину... хм... я доложу, что вы пришли в себя.  Набирайтесь сил, разговор предстоит долгий и чрезвычайно серьёзный...

    Шмальц ушёл, тихо притворив за собой дверь, Цукенгшлор скользнул взглядом по маленькой комнате, всё стерильно белое – стены, потолок. Из мебели лишь узкая больничная койка и маленький коротконогий столик возле изголовья, тоже выкрашен белоснежной краской. Майор покосился на окно, сквозь неплотно задернутые занавески увидел кусочек ярко-голубого неба. А ещё... ещё кое-что хорошо знакомое. За окном в метрах двухстах темнело угрюмое здание Канагунской городской больницы. Цукенгшлор невольно вздрогнул, до столицы от места боя дней пятнадцать пути. Как же его довезли так быстро? Дверь деликатно скрипнула, и майор отвлекся от тягостных дум, чтобы взглянуть на вошедшего. Узнал сразу, но разум отказался поверить, что перед ним сам глава  Имперской безопасности генерал Шайзер. Но нет, виденное не раз на портретах хмурое лицо, злобные поросячьи глазки, огромный шнобель, как у пеликана, и нелепые усы кисточкой, как у Гитлера. Он уверенно вошёл в комнату, следом ужом скользнул Шмальц, в руках тонконогий стул с мягким сидением. Услужливо подставил, Шайзер плюхнулся не глядя. Поросячьи глазки уставились на майора с нескрываемым любопытством, Цукенгшлор в ответ не отвел глаз, подозревая какой-то подвох.

    – Вижу удивлён, майор?! А вот ты меня тоже немало удивил.

    – Чем?

    – Самодеятельностью своей! Ты зачем всех каторжан угробил?

    Майор приподнялся на локте, по мозгам тут же ударило, словно кувалдой, но он так и замер, лишь спустя несколько секунд глухо прохрипел:

    – Я хотел спасти гарнизон...

    – Спас?!

    – Зачем? Зачем вы всех...

    Шайзер откинулся на спинку стула, пристально изучая майора, тот не отвел взгляд. Наконец, нарушил затянувшееся молчание:

    – В гарнизоне, конечно, служили хорошие ребята. Большинство из них – честные, преданные королю воины. А это... в складывающейся ситуации не очень хорошо. И если б гарнизон добрался до Канагуна – это было бы очень некстати.

    Теперь уже майор с интересом взялся изучать Шайзера, неужели генерал... готовит мятеж?!

    – Я вижу, вы прекрасно поняли, что в скором времени назревает?

    – Вы решили свергнуть короля?

    Шайзер с достоинством кивнул:

    – Все верно. Этот старый жирный дурак уже всем поперёк горла. Только и может устраивать балы и тратить казну на шумные праздники!

    Майор опустил голову на подушку, слезящиеся от дикой боли глаза бездумно шарят по белоснежной глади потолка.

    – Дайте угадаю, нового короля зовут Шайзер Первый?

    Генерал усмехнулся:

    – А вот и нет. Если все пойдет согласно нашим новым планам – короля будут звать Цукенгшлором...

    Всё тело жутко болит, словно пропустили через мясорубку. Хак медленно открыл глаза, с трудом вспоминая недавние события, всё будто в тумане. Смутно вспомнилась какая-то не то ссора, не то драка, но чем всё закончилось – неизвестно. Небо темнее чернил, с мелкими блестками далёких звёзд склонилось, убаюкивая. Спать не хочется, затекшее тело просит размяться. Хак пошарил ладонью и... обомлел. Лежит на досках, и сбоку ладонь нащупала прохладное дерево. Полыхнула мысль, что в гробу, но тут же исчезла, иначе откуда звездное небо перед глазами. Из косматого облака выбралась круглая, как монета, луна, разлив бледный свет по округе. Хак сел, глаза чуть привыкли к сумраку, внимательно огляделся. С облегчением сообразил, что сидит в повозке, чуть в стороне, тихо фыркая, пасется лошадь. Слева до самых звёзд чернеет почти отвесная скала, от остывшего камня веет холодом и неприступностью. Справа небольшая площадка, поросшая мелким корявым кустарником, сквозь редкие ветки мерцает пламя. Хак перевалился мешком через низкий бортик повозки, до костра шагов двадцать, поплелся на свет, как мотылёк. У огня, зябко сгорбившись, сидит Гансауль, глаза настойчиво что-то пытаются разглядеть в бешеной пляске языков пламени. У ног, положив мордочку на лапки, чутко дремлет молодой пес, почти щенок, чернявый, похожий на медвежонка. Стоило подойти ближе, псёныш тут же вскинул голову, звонкий лай разлетелся на всю округу. Гансауль оторвал взгляд от костра, все ещё погруженный в тяжкие думы, смотрит на Хака, словно видит впервые.

    – Выспался, душегуб?!

    – Ты о чем?!

    – Что – опять не помнишь ничего?

    Хак молча кивнул.

    – И как четверых голыми руками уделал?

    – Я?!!

    Гансауль усмехнулся:

    – Ну не я же? В разных передрягах довелось побывать, и драться учили чуть не с малых лет, но не знаю... Я бы, наверное, на твоём месте тогда не рискнул... Хотя... С такой-то силищой... Рубаху вот новую жаль – испортил.

    – В каком смыс... – Хак опустил взгляд, – ох ё... Что это?!

    Руки и ноги перевиты вздутыми буграми мышц, на животе под рубахой каменные кубики пресса, сила, неимоверная сила разливается во всем теле. Рубаха на плечах распорота по швам, в прорехи настойчиво лезет ночная прохлада. Хак долго разглядывал в мрачном, мерцающем свете костра собственное тело, наконец, пораженно выдохнул:

    – Не может быть! Но как?

    – Ты у меня спрашиваешь? Колдовство, не иначе...

    – Я... я не могу поверить...

    Хак согнул руку в локте, вернее попытался – сгибается лишь прямым углом, дальше не даёт шароподобный бицепс.

    – С ума сойти!

    Задрал руку над головой, ощущение, что вскинул молот, вспухли мышцы на груди, тверже железа. Гансауль с ухмылкой следит за напарником, но в глазах не только ирония, но удивление и глубоко-глубоко утаенный страх. Чёрт знает, что за спутника подкинула судьба – а ну не ровен час окажется

 демоном... Хак наконец-то угомонился, с выразительной тоской покосился на закопченный котелок рядом с Гансаулем. Судя по дурманящему аромату и огромной, добела обгрызенной кости, что неспешно мусолит псеныш, в котелке явно что-то аппетитное. Гансауль перехватил взгляд, протянул посудину, Хак благодарно кивнул, ложка замелькала со свистом.

    – Надо б выяснить – кто ты такой. Чую, неспроста это всё – и яд тебя не берет, и силища немерянная... Ну да ладно, завтра всё узнаем... Ты – о себе, я – о... о своем... Хоть и крюк придётся делать, но дело того стоит. А сейчас спать, силы завтра понадобятся, и немалые.

    Хак спросил невнятно, с набитым ртом:

    – А как узнаем-то?!

    Но Гансауль смолчал, на губах растаяла грустная усмешка, ушёл спать в повозку. От этого молчания в душе Хака похолодело, словно предчувствуя недоброе... Пес подошёл, неуверенно повилял хвостом, словно  в чем виноватый. Хак протянул руку, ладонь коснулась чёрной шерсти, жёсткой, словно у волка. Псеныш доверчиво протянулся, зажмурился от счастья, видать нечасто его привечали добром. От повозки донесся забористый храп.

    Цукенгшлор тяжело поднялся с постели, мутит ужасно, дрожащие ноги с трудом держат иссохшее костлявое тело. Несколько коротеньких шажков, потная ладонь легла на дверную ручку. Тихо потянул, к счастью, петли смазаны, не скрипнуло. Осторожно выглянул в приоткрывшуюся щелочку и напоролся на колючий взгляд застывшего у двери часового. Воин угрюмо покачал головой, и Цукенгшлор медленно прикрыл, словно за дверью не человек, а взбешенная псина. Тихо добрел до постели, едва успел сесть, как дверь распахнулась, на пороге возник лучезарно улыбающийся Шмальц.

    – Утро доброе, господин Цукенгшлор! Ну как – вам наскучило лечиться? Что ж, пора, пора, нас ждут великие дела! Хаарон!

    Дверь распахнулась во всю ширь, но все равно проем оказался узковат для вошедшего. Грузный мужчина, похожий на огромный пивной бочонок, с трудом втиснулся, виновато улыбнулся, в пухлых коротеньких ручках вычурной резьбы посох. Непонятного кроя черная рубаха сидит мешком, широкие штаны больше похожи на юбку до пола. Мелкие поросячьи глазки над круглыми красными щеками оглядели Цукенгшлора вроде бы приветливо, но у того холодок пополз по спине.

    – Приступайте, Хаарон.

    Хаарон чуть склонил голову в ответ, и протянул пухлую потную ладошку:

    – Позвольте вашу руку, господин.

    Цукенгшлор покосился на Шмальца:

    – Что за цирк? Что происходит?

    – Господин майор, делайте, что вам велено!

    Цукенгшлор угрюмо насупился, сунул руку, пухлые скользкие пальцы толстяка стиснули запястье с неожиданной силой, рука словно в тисках. Майор не успел моргнуть глазом, как тело парализовало, неимоверная тяжесть навалилась на плечи. Глаза толстяка зажглись диким огнём, Цукенгшлор попытался вырваться, но куда там – окаменел, словно статуя.  Ледяные пальцы стиснули сердце, майор хрипло выдохнул, пульс вот-вот пропадет. Подступила тошнота, в ушах назойливый звон, сквозь него пробивается невнятное бормотание толстяка. Внезапно все стихло, боль и тяжесть исчезли в мгновение ока, Цукенгшлор облегченно выдохнул.

    – Что это?

    Толстяк смолчал, с достоинством поклонился Шмальцу, дверь за широкой спиной закрылась беззвучно.

    – Что это было?!

    – Заклятье верности.

    – Значит, имперская безопасность не только с глодами дружит, но и с колдунами?

    – Нуууу, мы... не совсем имперская безопасность...

    – А кто вы?! И что вообще здесь творится, что за тайны?!  Мне назад все равно дороги нет, так чего темнить? – Цукенгшлор вскочил, из груди вырвался хриплый вздох.

    – Ну что вы, господин майор, спокойнее надо быть, спокойнее. – Шмальц вскинул ладони, на губах привычная мерзкая улыбочка, Цукенгшлор с трудом сдержался, чтоб не врезать по ехидной роже, засопел угрюмо. – Кстати, как вы себя сейчас чувствуете?

    Цукенгшлор собрался пробурчать, что дерьмово, но... в теле непривычная лёгкость, небывалый прилив сил, кровь забурлила по венам, как весенний ручей, наполняя каждую клеточку жгучим огнём.

    – Хаарон заодно подлечил немного... как видите – от колдунов тоже бывает толк. Нет, бездарей и шарлатанов конечно на кол или в костёр, а вот стоящих... стоящих мы бережем.

    – Я так и не услышал от вас внятного ответа!

    На несколько мгновений Шмальц умолк, Цукенгшлор не сводил с него глаз.

    – Хорошо, майор. Теперь, когда вы тоже закляты, я могу многое объяснить. Но всей правды не знаю, да и сам Шайзер, думаю, тоже. Вы слышали про Особый отдел имперской безопасности?

    – Тот самый, что боролся с колдунами?

    – Совершенно верно. – Шмальц заложил руки за спину, прохаживается по комнате взад-вперед. – Официально его больше нет, дескать, всех опасных магов переловили, потому распущен за ненадобностью.

    – А на самом деле?

    Шмальц хмыкнул:

    – А на самом деле все иначе. Отдел превратился в тайную организацию, Орден, где во главе встали те, с кем отдел боролся вначале так рьяно...

    – Колдуны?!

    Шмальц кивнул, мерзкая улыбка наконец-то окончательно растаяла, Цукенгшлор понял, что собеседник не врёт.

    – Я... да и вы, майор... теперь – воины Ордена. Наши люди контролируют имперскую безопасность, хватает агентов и в армии, и во дворце. Кроме того, наши агенты – во всех ветвях власти соседних государств. Кроме Варгавы...Тамошний правитель тоже поставил колдунов на службу государству. Ничего... мы и их...!  Весь... весь мир покорим! – Шмальц размахался руками, как ветряк крыльями, лицо покраснело, говорит с жаром, словно майор отчаянно спорит. – Нет, вот увидишь, Цукенгшлор, обязательно увидишь, наша власть станет абсолютной, мы будем... будем равными богам!

    Шмальц умолк, дышит часто, будто только что с долгой пробежки.

    – И как – не противно исполнять приказы колдунов? Тех мразей, что давно заслужили костёр?

    – Тише, тише, майор! – Шмальц приложил палец к губам. –  Теперь вам не стоит болтать лишнего, заклятье... оно может расценить это как измену, мигом удавит, как бешеную собаку.

    Холодок пробежал по спине, Цукенгшлор слышал, как работают подобные заклятья. Человек просто перестает дышать, словно на шее петля.

    – И знаешь, майор – не противно! Один сильный колдун может уничтожить целую армию. А я уважаю силу. За колдунами, Цукенгшлор, за магией – будущее этого мира! Да и не только этого... Кто такие «чужаки» думаю не надо объяснять?

    Цукенгшлор лишь кивнул. Шмальц понизил голос до чуть слышного шепота:

    – Это только начало. Мы... мы покорим и тот мир . Шайзер как-то намекнул, что верховные магистры ордена нашли способ переходить в мир «чужаков». Представляете?

    – Слышал про такое... Или ты забыл, что и я служил в имперской безопасности? Лучше объясни – зачем вам на троне именно я?

    – Не знаю. – Шмальц хоть и  старался спокойно говорить, но Цукенгшлор уловил нотки досады в голосе. – Сначала Шайзер планировал поставить королем меня, но потом решил иначе.

    – И когда всё... начнётся?

    – Скоро, господин майор, очень скоро. Но вы собирайтесь, Шайзер приглашает вас отзавтракать вместе. Клюнч! Клюнч!

    Едва не выломав дверь, в комнату вломился стражник.

    – Возьми в карете узел с вещами. Да поживее!

    Клюнч исчез в мгновение ока, Шмальц с усмешкой кивнул на хлопнувшую дверь:

    – Даже не знает, что для будущего короля старается. Привыкайте, господин майор, скоро и ваши приказы будут также молниеносно исполнять...

    Хак не сомкнул глаз до рассвета, вместе с псом, тот улегся рядом, не по-собачьи умные глаза следили, как пламя со злостью вгрызается в сухие ветки хвороста, словно молодые волчата в добычу. Хворост сгорает быстро, заготовленное Гансаулем Хак сжег, так что пришлось пару раз в темноте шарить по кустам в поисках дров. Под конец повезло – Хак приволок высохший до твердости камня вывороченный пень. Его хватило до рассвета, вон и сейчас ещё тлеет огонёк. Хак собрался сходить за новой порцией топлива, но от повозки донесся хриплый голос:

    – Хааак! Ты здесь?!

    – А где ж ещё?

    – Собирайся, нам стоит поспешить!

    Хак хмыкнул – голому собраться – только подпоясаться...

    Гансауль ловко соскочил, вытащил из повозки мешок, там бряцнуло. Оружие? Но откуда? Ах, да – Хак же кого-то там... это самое... черт... даже не верится. Хак подошёл, Гансауль молча протянул секиру. Повертев в руках, Хак сделал замах, лезвие со свистом рассекло воздух. Неплохо! Таким топориком можно дел натворить... Гансауль закинул мешок за спину, без церемоний двинулся по тропе, убегающей за поворот каменной стены.

    – А лошадь... и повозка?

    – Дальше только пешком. И смотри по сторонам – лёгкая прогулка закончилась...