355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владислав Морозов » Медаль за город Вашингтон » Текст книги (страница 3)
Медаль за город Вашингтон
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 03:25

Текст книги "Медаль за город Вашингтон"


Автор книги: Владислав Морозов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Я закрыл кабинет, где мы смотрели видео, и пошел в штаб, где меня ждали разные интересности. Пачка бумажек, сопровождающих организационную часть нашей предстоящей операции, оказалась действительно изрядной. Я бегло просмотрел документы, подписав то, что надо было подписать немедленно. Потом забрал личные дела «прикомандированных специалистов» и, приказав дежурному срочно явить пред мои светлы очи старшего сержанта Хамретдинова, ушел к себе.

Там, исходя из объективной реальности и сверяясь со списком личного состава (кое-кто из нужных мне людей вполне мог быть «на боевых», а также, скажем, в госпитале или в отпуске), я накидал приблизительный список «участников предстоящего банкета». Вышло примерно так. Из офицеров – я, Тупикова, Пижамкина и Симонов. А кроме того – Хамретдинов, Георгиев, Продажный, Киквидзе, Алалыкин, Проявко, Мамонтов, Итенберг, Буханов, Полунин, Хучанбергенов, Полупетров, Ивашутин и Гладкин. То есть с учетом «прикомандированных» выходило как раз нужное начальству количество народу.

Потом я попытался прозвониться офицерам. Симонов, как оказалось, был на аэродроме, на полетах. Это довольно далеко от нас, поэтому я оставил для него «телефонограмму» с приказом прибыть ко мне к 18.00.

Тупикова была на танкодроме, а Пижамкина, которую (не без моего, в том числе, ходатайства) наконец перевели из ремроты на должность инструктора по стрелковой (а точнее сказать, снайперской) подготовке, вела занятия на стрельбище. В этих местах их к телефону так просто фиг подзовешь. Но это было уже не столь далеко, практически в нашем расположении. Именно поэтому я решил навестить их лично.

Между тем наконец явился Рустик Хамретдинов, которому я объяснил, что с этой минуты он опять поступает в мое распоряжение, после чего приказал ему бросать все дела и срочно оповестить и доставить ко мне к 18.00 весь обозначенный в списке сержантский состав.

– Зачем, тарищ майор? – на всякий случай поинтересовался Рустик. Судя по его довольной физиономии, ему эта неожиданная рокировка была вполне по душе.

– А военная тайна. Но тебе, как адъютанту и к тому же своему в доску, скажу прямо – опять поедем в далекую экзотическую страну разные подвиги совершать.

Он сразу воодушевился и, забрав список, поскакал выполнять приказание.

Я же запер кабинет и двинул встречаться с нашими офицершами. В принципе до бригадного танкодрома всегда можно, в порядке прогулки, дочапать и пешком (при штабе, конечно, есть пара «уазиков», но в пределах нашего расположения даже комбриг старается ходить пешком – есть начальственная директива о всемерной экономии топлива), но сейчас, после дождика, было довольно грязновато. Да к тому же кстати подвернулся попутный топливозаправщик. Так что на танкодром я прибыл в провонявшей солярой кабине «Урала».

По приезде, на командной вышке танкодрома дежурный указал мне, где должна быть Тупикова. Пройдя немного в нужную сторону, я увидел, как тяжелый, камуфлированный Т-94, разогнавшись до максимальной, резво перескочил приличной ширины противотанковый ров и, подняв тучу брызг грязи и едва не зацепив стволом пушки землю, лихо подкатил к стоящей поодаль группе солдат в танковых шлемах, возглавляемой тощим младшим лейтенантом по фамилии Клюшкин. Три с половиной веселых друга. Vier Panzerfahrer und ein Hund…

Двигатель танка рыкнул в последний раз и, наконец, заглох. Потом сдвинулся люк механика-водителя, и из него показалась симпатичная голова в ребристом танкошлеме.

– Федотов, ушлепок рязанский, – сказала голова знакомым девичьим голосом танкисту, вылезающему из командирского люка рядом с артустановкой. – Ну теперь-то ты понял, как это надо делать? Нельзя перед рвом сбрасывать скорость и темп терять! Уразумел?

– Так точно, товарищ старший техник-лейтенант, – ответил уже сползший на землю с брони танкист – угрюмый, невысокий курносый крепыш в великоватом шлемофоне, видимо, тот самый Федотов.

– Тогда в танк на место мехвода, и на исходную! Повторить упражнение еще раз! – приказала Машка и грациозно полезла из люка целиком – черный комбез в облипку, перетянутый широким кожаным ремнем, из-под шлема на воротник комбинезона свешивается коса, глаза, как обычно, сине-наглые.

Я до поры до времени стоял за спинами бойцов и помалкивал в тряпочку, но уже через секунду Машка распознала меня и мгновенно преобразилась.

– Аа-атдил-ление! Кры-ыгом! – гаркнула она. – С-Сыр-на!

Танкисты разом повернулись лицом ко мне и замерли, изобразив видимость строевой стойки. Я сделал шаг навстречу шеренге, а Тупикова, старательно пародируя строевой шаг, рванула мне навстречу. Подойдя вплотную, бросила ладонь к шлемофону.

– Товарищ майор, провожу практические занятия по вождению техники с экипажами танковой роты! Старший техник-лейтенант Тупикова!

– Вольно, орлы, – ответил я. – Продолжайте занятия, а вас, старший лейтенант, попрошу на два слова.

Танкисты во все глаза разглядывали нас. После февральского награждения и я и Тупикова считались в родном подразделении личностями практически легендарными. Не скажу, что мне это нравилось, но, с другой стороны – должны же быть у нас в бригаде хоть какие-то герои? Сам я на сие высокое звание, понятное дело, не претендую, но все-таки совсем без героев на любой войне тяжело…

– Чо такое, тарищ майор? – спросила Машка, когда мы отошли в сторонку.

– Во-первых – здравствуй. Как говорили в одном старом кино – какая радость, какая приятность. Ты чего это, подруга боевая, опять сама рычагами шуруешь? – спросил я. – Никак опять проштрафилась, мать?

Тут я несколько загнул – за последний месяц за Машкой не числилось никаких крупных грешков. Хотя, может, я чего не знаю?

– Обижаете, тарищ майор. Сами же талдычите, что на личном примере и в поле с личным составом работать завсегда нагляднее и полезнее для общего дела…

Выучила фразочку, надо же…

– Ну-ну. Тогда, правильная ты наша, явишься к 18.00 ко мне в кабинет.

– Это еще зачем? – захлопала Машка ресницами. Видимо, решила, что я ее в очередной раз буду воспитывать.

– Кофей со сливками пить. Ты совсем-то глупых вопросов не задавай. А вообще – нам опять предстоит невероятно секретное задание в очень далеких краях.

– Да?! – заметно оживилась Машка, очень не любившая рутинные моменты воинской службы, вроде воспитательных промываний мозгов. – Значит, опять полетим куда-нибудь за океан?

– Типа того. В общем, надеюсь, ты все верно поняла.

– Так точно. Только это, тарищ майор…

Машка как-то замялась.

– Чего «это»?

– Да после прошлого раза Наташка с нами просилась…

Стало быть, и Метельской тоже сильно хочется посмотреть чужие края, да еще и задаром. Ну-ну….

– А ты уверена, что она справится?

– Да более-менее.

– А по здоровью ее медики пропустят? После очень тяжелого ранения, которое, кстати, было не так уж давно?

– Наверное. Вроде все свои дырки она залечила…

– Как-то ты не очень уверенно отвечаешь, Машенция. Если ты лично поручаешься за нее и медицина не будет возражать – я не против. Так и передай. Только официальный допуск от врачей принести мне, желательно прямо сегодня, если успеет, конечно. Ну, и, если успеет – пусть явится с тобой на пару, в 18.00…

– Бюрократ вы все-таки, тарищ майор.

– Поговори у меня. Если бы ты только знала, сколько мне по поводу каждого из вас, оглоедов, приходится писать и подшивать разных бумажек, ты бы рыдала навзрыд. В общем, явишься в 18.00. А пока иди, веди занятия, а то бойцы уже заждались.

Тупикова повернулась через левое плечо и изящной рыбкой нырнула в командирский люк танка, в котором на месте мехвода уже томился тот самый Федотов.

Танк оглушительно взревел и, окутавшись синей соляровой гарью, резво рванул с места на исходную позицию.

А я потихоньку поперся дальше. На мое счастье, с танкодрома как раз шел попутный бортовой «Урал». Водила, сержант из старослужащих по фамилии Лозгачев, был мне смутно знаком – как-то еще Долгой Зимой мы оказались в одной колонне в районе Хромтау. Точнее, он сиганул из кабины горящего грузовика в канаву, где до этого уже залег я – чуть ли не мне прямо на голову. А потом мы с ним на пару отстреливались от духов и сообща отходили. Так или иначе, он меня помнил еще по старым временам.

– Как ваше ничего себе, товарищ майор? – поинтересовался Лозгачев, увидев меня.

– Да по-всякому, сержант, – ответил я и, забираясь на сиденье рядом с ним, добавил: – У поворота на стрельбище притормози, будь другом.

Он молча кивнул.

Когда наша машина подъехала к нужному повороту, я увидел, как в направлении от стрельбища по обочине дороги топает, тщательно имитируя строй, человек десять грязноватых фигур.

Все были в мохнатых снайперских костюмах типа «леший» или что-то вроде того, на плечах СВД. А замыкающей, на некотором удалении от этой группы, топала явно женская фигурка, много ниже других ростом, в столь же грязном, но более заковыристого вида костюме и с зачехленной волыной на плече. Как говорится, на ловца и зверь бежит.

– Стой, – сказал я водителю и вылез из кабины.

Грузовик тут же уехал, а я остался на перекрестке, поджидая эту снайперскую братию.

И здесь до моих ушей долетел какой-то приглушенный звук, а потом я вдруг понял, что они при движении строем поют что-то такое, соответствующее текущему моменту.

При ближайшем приближении идущей не в ногу, но старающейся держать строй маленькой колонны, я сумел наконец разобрать слова и понял, что именно они поют. Как ни странно – бессмысленную военно-строевую, из известного когда-то мультфильма про Ивана Царевича и Серого Волка.

– …Слушай мою команду, друг, строго нам скажет политрук! Топнем, враги все вздрогнут вдруг, нам прокричат – ура!..

– Стой раз два! – скомандовала маленькая фигура голосом Светки Пижамкиной. Это действительно оказалась она, тут трудно было ошибиться.

– На-апра-аво! Сы-ырна! – скомандовала Светка и, выйдя вперед перед замершим строем, доложила, приложив руку к козырьку мятого камуфляжного кепаря с офицерской кокардой:

– Товарищ майор! Группа курсантов-снайперов следует в расположение после тактических занятий! Инструктор группы лейтенант Пижамкина!

– Вольно, – сказал я бойцам и добавил: – Следуйте дальше, а вы, лейтенант, ко мне.

Бойцы несколько стушевались, а Светка изобразила лицом непонимание.

– Командуй своим орлам продолжать движения, – пояснил я. – А я маленько прогуляюсь с тобой. До расположения.

Светка рявкнула подчиненным нечто невнятное, вроде «пшшли-на», и они медленно потопали дальше, в том же направлении, но уже без песни.

Светка внимательно и несколько вопросительно смотрела на меня. Все наши с ней потетешки на данный момент ограничились целованием в уста на борту самолета, по пути домой с крайнего заграничного задания. Нас тогда никто не увидел, а особого продолжения все это не имело. Во всяком случае, с того самого момента Светка не искала возможностей встретиться или уединиться. Почему – фиг ее знает…

– Здравствуй, Светлана Афанасьевна, – сказал я и поинтересовался: – А что это был за цирк?

– А что, плохая строевая песня, тарищ майор? Или нам лучше петь что-то типа: «А в ночи тревога солдат сбивает строй, банда генералов нас гонит на убой»?

– Ого… Пугаешь ты меня иногда, Светлана, своей образованностью. Гляди-ка, даже неканонический русский перевод «Лили Марлен» знаешь…

– Стараюсь, тарищ майор. Так вам что-то в песне не понравилось?

– Да нет, вполне нормальная песня, даже одобряю. Только в присутствии начальства петь не советую – могут не просто не понять, но и начать разные неудобные вопросы задавать.

– Я так поняла, что вы сюда приехали не о песнях разговаривать? – уточнила Светка. – По вашим глазам видно, что что-то случилось. Так что случилось, тарищ майор?

– Да ничего особливо страшного. Просто как прибудешь в расположение – приведи себя в порядок и вечером, к 18.00, ко мне.

– Что, опять?

В ее голосе не было тревоги, скорее интерес и некоторое волнение, как и у Машки Тупиковой. Иди пойми эту молодежь…

– Не опять, а снова, Светлана. На войну, на чужую сторону.

– А куда?

– Военная тайна. Лично объясню. В 18.00.

Светка на это только усмехнулась. Дальше мы шли молча, благо от стрельбища до расположения недалеко – всего километра два с половиной.

Расставшись со Светкой, я вернулся в кабинет, где меня ждали личные дела «прикомандированных».

Минимум чем через час в мою дверь вежливо постучали и отрекомендовались:

– Младший лейтенант Дятлова по вашему приказанию прибыла!

– Входите, – пригласил я.

И вот сидит на стуле передо мной этакое чудо в перьях, весьма товарной внешности. Вообще, как я заметил, в нашу бригаду попадают служить вполне симпатичные девчонки (хотя сейчас, в условиях, когда народ в армию берут без разбора, невзирая на пол и возраст, это, в общем-то, и не удивительно), и тем не менее – эту младшую лейтенантшу в прежние времена можно было легко представить на подиуме, в телешоу или на эстраде, в составе какого-нибудь девчачье-писюкавого «вокального коллектива», а отнюдь не в армии. Новоприбывшая сидела передо мной, старательно сведя коленки вместе, смущаясь и слегка краснея, а я разглядывал ее, сверяясь с фото в лежащем передо мной личном деле. Правильные черты лица, пухлые губешки, зеленые глаза, длинные светлые волосы (натуральная, кстати, блондинка, а не какой-нибудь пергидроль – темных корней волос незаметно) стянуты в хвост, нижние и верхние выступающие части очень даже ничего, кисти рук тоже довольно изящные.

И это все в сочетании с малообмятой офицерской униформой (китель слегка великоват, а форменная юбка при уставной длине не очень узкая, то есть по фигуре прикид она явно не подогнала или еще не успела подогнать, в отличие от наших бригадных выпендрежниц, вроде той же Машки Тупиковой) с одинокой «микромайорской» звездочкой на погонах. Плюс к этому чулки уставного цвета и уставные же туфли на минимальном каблуке. Хотя при всем при том, личико вроде не тупое и глаза вполне живые. Производит вид неглупенькой девочки. Ладно.

Я пролистнул страницу ее личного дела (собственно, я его бегло посмотрел накануне, но ритуалы в нашем деле вещь не последняя) и изобразил на лице крайнюю задумчивость.

Так, так. Дятлова Кристина Георгиевна. Мать, Дятлова Снежанна Брониславовна, из Питера. В 2002-м, будучи студенткой четвертого курса филфака, устроилась на лето подработать в какой-то турфирме. По работе приехала в Париж. А там, как говорится, «понеслась судьба по кочкам». Как аккуратно написал составлявший личное дело чинуша-кадровик: «близко сошлась на почве интимно-половых отношений с сотрудником посольства Польской республики во Франции». Интересное кино, за одно это дорогую Снежанну Дятлову сейчас могли засунуть в лагерь на пожизненное, однако, видимо, почему-то не засунули-таки… Ладно, читаем дальше. Звали этого польского дипломатишку Ежи Станислав Гжмот-Скотницкий. Если так, то почему его дочь Георгиевна? Тьфу ты, ведь у поляков Ежи – это как раз уменьшительное от Георгий. А Гжмот-Скотницкий – смутно знакомая фамилия. Интересно откуда? А, кажется, у них в сентябре 1939-го был какой-то генерал с таким погонялом. Может, отдаленный предок? Черт его знает. Кстати, а почему тогда наша младший лейтенант Дятлова, а не Гжмот-Скотницкая (ох и задразнили бы ее, с такой-то фамилией…)?

Ладно, читаем дальше. Видимо, роман у питерской студентки с этим ляхом был бурный, поскольку менее чем через год после их встречи и родилась сидящая передо мной младший лейтенант Дятлова, она же «дочь Кристина». Польский папаша ее, наверное, «Крысей» или «Крыськой» ласково называл. Ну да, принимая во внимание личность папаши, с имечком все понятно – у пшеков (да, кстати говоря, и не только у них) оно довольно популярное. Ладно.

Брак папаша и мамаша нашей Кристины зарегистрировали-таки только через полтора года после рождения дочери. При этом мамаша Снежанна почему-то сохранила российское гражданство. Экая патриотка нашлась. Прямо-таки врач Лидия Тимашук, у которой отобрали орден Ленина… Ну-ну. Хотя в Европах нас тогда очень сильно не любили (да и сейчас не особенно-то любят), и, исходя из этого, понятно, почему Кристина носит материнскую фамилию. Видимо, папочка был скользким и политкорректным типом.

Далее, мамаша (кстати, бросившая по уважительной причине любви и женитьбы филфак питерского универа) с этой самой дипломатической дочерью таскалась следом за муженьком по европейским странам, а он до крендеца успел поработать в Париже, Лиссабоне, Сан-Марино, Мадриде, Брюсселе и опять в Мадриде. Соответственно, девка почти до 14 лет прожила за бугром и училась в тамошних школах. Отсюда, видимо, приличное знание языков. Как записано в личном деле, кроме родного русского – английский, испанский, португальский, французский и польский. Наблатыкалась, стало быть. Когда в Европе началась основная заварушка, ее папаша находился в Париже и умудрился погибнуть в первые же дни исламского бунта. А Кристина с матерью, в статусе то ли беженцев, то ли дипломатической родни, кое-как добрались до Варшавы. Но в Польше у покойного Ежи Гжмот-Скотницкого не осталось никаких близких родственников, соответственно, местные власти вежливо посоветовали скорбящей вдове с дочерью скоренько убираться по месту гражданства, пока их там не посадили, с русским-то происхождением.

Как написано в деле, Снежанна Дятлова с дочерью вернулись на родину, в Питер, где у них была вся родня. Далее, в деле подшита бумага из ГТП о том, что в течение полугода Снежанна и Кристина Дятловы «проходили углубленную проверку на лояльность» и никаких грехов за ними выявлено не было (то есть в проверочном лагере они все-таки посидели, а значит, усвоили, почем нынче фунт лиха). Далее Снежанна Дятлова начала работать в Питере преподавателем иностранных языков. Они кое-как пересидели Долгую Зиму. Потом Кристина окончила школу. В соответствии с «Положением о распределении людских ресурсов в Чрезвычайный период» ее направили по разнарядке на годичные курсы военных переводчиков, которые она окончила досрочно, за полгода. Как написано в деле, «благодаря отличному знанию языков и хорошим способностям». То есть надо понимать, что учить ее на тех курсах было особо нечему. Далее ей предложили пройти дополнительное обучение по какой-нибудь военной специальности. Кристина выбрала «пилота-универсала сухопутных войск» (коллега нашего Симонова, надо же…), поскольку, как аккуратно указывалось в деле, «в детстве получила навыки первоначального обучения по управлению легкомоторными самолетами и легкими вертолетами типа «Робинсон». Как видно, покойный папа-дипломат постарался. Коли так, то она наверняка еще и игре в гольф с верховой ездой обучена…

Два года наша Кристина училась в ПУПАА – новообразованном Псковском училище пилотов армейской авиации. Только что окончила сие учебное заведение, «в целом с хорошими показателями». По окончании училища направлена к нам в бригаду, видимо, с подачи неистовой Данки (или ее начальников), отсмотревших личные дела выпускников. Вот и вся биография.

Единственная закавыка – положим, испанский-то она знает отлично, но в Мехико или вообще в Центральной или Южной Америке она явно не была ни разу. То есть как переводчик она нам вполне сгодится, а как «экскурсовод» – увы. Ладно, уж лучше это, чем вообще ничего.

– Ну что же, младший лейтенант Дятлова, – сказал я, закрывая папку с личным делом. – Поздравляю вас с прибытием в славную 93-ю гвардейскую инженерно-штурмовую бригаду специального назначения!

– Спасибо, товарищ майор!

– И как вам здесь у нас, товарищ младший лейтенант? Устроились?

– Так точно, устроилась. Я думала, будет хуже…

Ну и на том спасибо, что не разочаровалась…

– Иностранные языки хорошо знаете?

– Смотря какие.

– Сейчас для нас более всего актуален испанский.

– Хуже, чем французский, но лучше, чем английский или португальский. А что – за Пиренеи поедем?

– Нет, значительно дальше.

– А куда?

– В Мексику. Что, какие-то проблемы с этим?

– Нет, то есть… Я же за океаном не была никогда.

– Ну, все когда-то бывает в первый раз. Я тоже много где раньше не был, а сейчас приходится. А в тех краях я нигде, ближе Кубы, тоже не был. Вы по языку проблем для себя не предвидите?

– Никак нет.

– Ну вот и чудненько. Думаю, по прибытии быстро освоитесь на месте. Имейте в виду, вы нам будете нужны не только как переводчик, но и как пилот, поскольку лишних людей или техники у нас сейчас нет. Просьбы, вопросы, жалобы будут?

– Никак нет.

– Тогда пока свободны. Врастайте в жизнь нашей гвардейской части, товарищ младший лейтенант. К 18.00 явитесь в этот же кабинет. Еще какие-нибудь вопросы есть?

– Пока нет.

– Ну тогда идите с богом и позовите мужчину, который там, за дверями, должен быть.

Через минуту этот самый мужчина возник на пороге моего кабинета.

– Рядовой Зиновьев по вашему приказанию прибыл! – представился он глухим, каким-то застарело-простуженным голосом.

Эк его жизнь-то ударила, раз он нынче рядовой…

– Садитесь, рядовой, – пригласил я.

Было видно, что от стула он отвык уже давно, и ему явно привычнее было бы сидеть у батареи или печки, на корточках, как зэку и положено.

Вид у него был не сильно презентабельный. Новое солдатское камуфло с пустыми погонами, новые ботинки. Сам рядовой Зиновьев – этакая длинная унылая жердь. Хотя, присмотревшись, я понял, что ростом он ненамного выше меня, а значит, скорее, не длинный, а просто очень тощий. Ну да из тех мест, откуда его выдернули, упитанными и не выходят… Темное, плохо выбритое лицо со шрамом на левом виске и сильно выдающимися скулами. На, видимо, недавно остриженном «под ноль» неровном черепе только-только начал отрастать скудный седоватый ежик. Кисти рук какие-то лопатообразные, с обломанными темными ногтями, правая – вся в шрамах. И во всем облике – чудовищная усталость. А вот глаза….

Такие глаза бывают только у тех, с кем хотя бы однажды серьезно поговорили в Государственной Тайной Полиции – мощной и всесильной структуре, заменившей в нынешние чрезвычайные времена все прочие подобные «конторы», кроме, разумеется, военных разведки и контрразведки. Они нынче, пожалуй, пострашнее, чем когда-то ЧК-ОГПУ-НКВД (хотя ЧК, то есть Чрезвычайный Комитет, и сейчас есть, но теперь этот термин обозначает действующую власть, а не карательный орган), вместе взятые…

Я такие глаза впервые увидел, когда сам однажды ненадолго попал в ГТП.

Было это в самом начале Долгой Зимы. Мы тогда практически провалили одну небольшую операцию. Нам приказали прикрыть эвакуацию из городка Чибижовск местной челяди – мэра, ментополов и прочих представителей тамошней власти с семьями. Мы на пяти БМП-1 выдвинулись на окраину города, к разбитому посту ДПС/ГИБДД, где, согласно полученному приказу, ждали подходя этой самой челяди. При этом нас все время обстреливали со стороны близлежащих многоэтажек и лесополосы. Мы скупо отвечали. В общем, к назначенному часу челядь на точку встречи не прибыла, на наш запрос по рации командование приказало ждать дальше. И мы ждали до вечера, бессмысленно пялясь в заметавшую нас серенькую пургу начинающейся Долгой Зимы. Приказа соваться дальше в город у нас не было, тем более что все тамошние улицы и дороги были загромождены баррикадами и брошенным транспортом.

И мы все ждали, пока нас наконец не атаковали. Мы потеряли одну БМП и трех человек убитыми, после чего, уже в почти полной темноте, получили приказ на отход и отошли. За это меня и приволокли на кичу. Не успели мы тогда вернуться в расположение, как меня и моего непосредственного начальника капитана Галиева разоружили и, под недоуменные взгляды бойцов, отвезли под конвоем в ГТП.

Так вот, когда меня тогда втолкнули в допросную камеру, там на табуретке как раз хрипло дышала настоящая развалина – бренные останки какого-то бывшего человека с такими вот, как у этого рядового Зиновьева, глазами. Выглядели эти останки хреново, на роже – синяки и свежие, сочащиеся, как говядина, ссадины, одна рука неестественно вывернута. Было такое впечатление, что два находящихся в кабинете молодца-следака из ГТП не просто обработали его руками и ногами, а скинули подозреваемого этажа этак с девятого, оставив от арестованного одни руины.

Когда в кабинет ввели меня, они того бедолагу велели увести, а точнее – унести. Что сержанты-конвоиры и сделали.

Такие милые были ребята эти следаки, молодые и симпатичные, один постарше и поинтеллигентнее, в темных гражданских брюках и сером свитере домашней вязки, второй, помоложе и потупее, в камуфле без знаков различия. Этакие сверхчеловеки, призванные олицетворять перед подследственными Родину-Мать, кнут/пряник и карающий меч/ежовые рукавицы в одном флаконе. И во всем их облике была невыразимая чиновничья скука и рутина. Помню, на столе у них среди бумаг парили две кружки с торчащими ниточками от пакетиков одноразового чая (с продуктами тогда уже было хреново, и такой чаек считался жутким дефицитом), на одной из которых было написано «Володина» (видимо, по имени владельца).

– Ну что, старлей, – сказал интеллигентный инквизитор в свитере. – Считай, что погоны с тебя уже сняли…

А я тогда, откровенно говоря, в ахере был. Ночь не спал и, плюс ко всему, похоже, был слегка контужен. Поэтому четко помню, как я беру правой рукой за свое левое плечо, а левой за правое, с усилием отрываю с мясом со своего камуфла оба погона и вежливо так протягиваю следаку со словами:

– Да нате. Берите, сделайте милость, гражданин начальник…

А сам при этом думаю, долго ли я усижу на этом табурете (и усижу ли вообще?), если он мне сейчас, без паузы, вмажет для профилактики кулаком в хрюсло или со всей дури засветит, скажем, ногой по корпусу? Кстати, и табурет подо мной основательный, и если меня им пару раз отоварят, я точно буду в ауте…

– Веселый вражина попался, – усмехнулся на мою реплику тот, что помоложе.

А второй сверхчеловек, видимо, поняв, что со мной вполне можно обойтись и без каких-либо пошлых прелюдий сказал:

– Ну на, читай, весельчак!

И подает мне листки, с загодя распечатанным на принтере убористым шрифтом перечнем всех моих преступлений. Дескать, я злонамеренно не выполнил приказ, желал поражения милой Родине, контактировал с «врагами народа и государства», и прочее-прочее-прочее – целых три страницы преступлений, каждое из которых тянуло на вышак, да и не на один. Туда надо было только вписать от руки мои личные данные и текущую дату. Чувствовалось, что у них этот «процесс выжигания скверны каленым железом» был давно поставлен на поток.

– Сразу подпишешь или как? – спрашивает молодой, прихлебывая горячий чаек.

– Не, лучше, конечно, помучиться, – отвечаю я и терпеливо жду пинка или удара по физиономии.

И они, неспешно допив свой чаек, вероятно, сделали бы из меня фарш, если бы в допросную камеру не постучали. Когда есть те, кто приходят к тебе, значит, есть и те, кто придут за тобой…

Помню, вошли два коротко остриженных типчика, в одинаковых, плохо сидящих на их фигурах серых костюмах.

– Армейская контрразведка, – сказал один и, предъявив бравым гэтэпэшникам какую-то бумаженцию, добавил: – Этого клиента мы забираем.

Следаки молча кивнули. А я сложил свои оторванные погоны в карман и на негнущихся ногах потопал следом за серыми костюмами на выход.

В контрразведке выяснилось, что судить нас с капитаном Галиевым вообще-то не за что. Оказывается, к утру из Чибижовска, совершенно не там, где мы ожидали, выбрались какие-то недорезанные бабы и дети из местной челяди, которые и рассказали, что нас просто пытались заманить в ловушку. Бандюки из местных пейзан, конечно, перекололи местных шишек, но кого-то (предположительно из полицейского начальства) при этом захватили живьем. Вот этот-то начальник (видимо, имея нож у горла) и потребовал присылки прикрытия – бандюкам было нужно оружие и техника. И, если бы мы сунулись в город, нас бы там перебили всех до одного. В общем, тогда за все ответил один полкан из штаба (у которого были какие-то родственники среди чибижовских начальников), санкционировавший нашу операцию. Этот же полкан, кстати говоря, и поспешил слить нас ГТП, торопясь соскочить с карающего конца. Увы, не соскочил. Вот такое у меня лично было первое знакомство с ГТП.

А глаза, как у того подследственного на табурете, я потом видел много у кого – у штабных генералов и полковников, детей и стариков в тылу, у солдат на фронте, у шлюх в бардаках. Страх с признаками ускоренной ломки об колено, о первоисточнике которого спрашивать у людей было как-то совестно. И вот сейчас то же самое выражение я вижу в глазах этого рядового Зиновьева, своеобразного «бюджетного варианта» изможденного майора Топоркова из древнего черно-белого сериала «Обратной дороги нет»…

– А чего это вы рядовой? – поинтересовался я.

– Так в деле же все есть, гражданин… то есть, тьфу ты, товарищ майор…

Я усмехнулся и заглянул в папку с его делом. Отвык он, видать, от армейской службы, среди вертухаев-то…

Смотрим, что там у этого Зиновьева в анкете. На два года старше меня. Родился в Краснобельске. Гляди-ка, земляк. Хотя нет, с десяти лет жил в Москве. Папуля – генерал-майор Ростислав Глебович Зиновьев, из управления тыла генштаба. Ага, есть такая профессия – родину расхищать… Точнее сказать – была. Во времена Паши-Мерседеса и далее – на руководящих должностях по части тылового обеспечения войск, а затем – шишка в «Росвооружении». Непотопляемый номенклатурный кадр, короче говоря, как раньше выражались. Хотя стоп – в деле написано, что генерал-майор Зиновьев развелся с женой, когда сыну было пятнадцать. Надо полагать, молодуху себе нашел, ну-ну…

Теперь, что касается собственно сына. Зиновьев Сергей Ростиславович. После школы поступает в университет, менее чем через год отчислен за неуспеваемость, гремит в армию. Из армии дезертирует (как указано в деле: «самовольно оставил часть в связи с неуставными отношениями»), но, о чудо – ни уголовного дела, ни каких-либо отметок о последствиях данного факта в личном деле. Интересно, куда кадровики смотрели? Хотя, стоп – менее чем через четыре месяца после своего дезертирства Зиновьев Сергей Ростиславович вдруг непонятным образом оказывается в числе курсантов Рязанского командного училища связи (как говорится – рязанское-то рязанское, да не то). Ну, тут все более-менее понятно, папуля, хоть и кинул бывшую жену и отпрыска на ржавый гвоздь, но все-таки, похоже, помог чаду в трудную минуту, отмазал и пристроил туда, где теплее.

Так, училище он окончил в положенный срок, никаких отличий и красных дипломов, характеристики из училища – ни рыба ни мясо. После окончания, во время Второй Чеченской съездил на полгода на театр боевых действий. Так-так… Во время командировки находился при штабе группировки и по противнику, я так понимаю, ни разу не выстрелил. И, несмотря на это – отличная характеристика и орденок Мужества в придачу. Какой героический связист… Именно это и называется «блат» или «лапа мохнатая». Досрочно присвоено звание «капитан» – и сразу же в академию. По окончании академии работал сначала в пресс-центре Минобороны, а потом в представительствах «Росвооружения» в Перу и Мексике. Причем в Мехико просидел лет пять, не иначе вертолеты «Ми-17» местным генералам втюхивал. Ага, так вот зачем его к нам прикомандировали – товарищ, видимо, хорошо знает если не язык, то уж страну – наверняка… Знатная служба была у этого Зиновьева, ничего не скажешь. Этакий бравый вояка, весь в шоколаде, которому дают все давалки. Прям обзавидуешься…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю