Текст книги "Повстанец"

Автор книги: Владислав Виногоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Распахиваю дверь и тут же нос к носу сталкиваюсь с Алусом. Губы у него сжаты в тонкую полоску, желваки играют. Из комнаты на мгновение выглядывает Салус и тут же исчезает. В квартире тихо – гости, вероятно, уже давно разошлись. Ситуация неприятная, но испортить мое хорошее настроение не так просто: мне сегодня просто здорово.

– Где ты был? – ледяным тоном сквозь зубы осведомляется Алус.

– Гулял, – нагло отвечаю я.

– А синяк откуда? – Тон у Алуса становится еще более воинственным.

– Я упал и… Слушай, ты же сам прекрасно знаешь, откуда бывают синяки. Поверь, тому, кто это сделал, намного хуже.

– Ты попал в полицию, – безапелляционным тоном заявляет Алус. Я несколько тушуюсь.

– Почему в полицию? – глупо спрашиваю я. – В полиции я отродясь не бывал.

– Мы уже все больницы обзвонили! – Это включилась в разговор Салус. – Все морги! Думали, что тебя уже убили! А ты…

Стоп. Дальше слушать не имеет смысла. Или я патологически невезучий, или все родители одинаковы от природы. Кошмар какой-то: те же интонации и те же самые фразы! Только то были мои НАСТОЯЩИЕ родители, а это приемные. Но разницы особой не ощущается. Значит, воплей и всхлипов хватит еще часа на полтора. Ужас. Сколько же мне поспать удастся?

– Ты меня слушаешь или нет?! – Алус в гневе.

– Слушаю, – отвечаю я, понурив голову, хотя слушать тут явно нечего: чего-нибудь нового для себя я сегодня не услышу.

– Тогда, может, расскажешь, где ты был? – вопрошает Алус.

– И с кем? – вклинивается в разговор Салус. Ситуация тупиковая. Я не могу рассказать, что я делал этим вечером, но нужно что-то ответить. Что отвечать, я пока не знаю, а придумывать на ходу сегодня лень. Остается одно – попробовать пойти на пролом.

– А какая разница, где я был и с кем? – воинственно огрызаюсь я. – Погулять в свой день рождения не имею права? Как вам здесь водку жрать со всякими уродами – так можно, а мне и погулять нельзя. Хороша демократия, нечего сказать.

Алус опешил и с интересом на меня смотрит. Салус тоже озадачена. Н-да. Не фонтан. Мои НАСТОЯЩИЕ родители на такое фуфло бы не повелись. И очень может быть, что выжали бы из меня все… когда я был в четырнадцатилетнем возрасте. Но не сейчас. А эти… Закалка не та.

– Иди спать. Поговорим утром, – отрезает Алус и, демонстративно глядя мимо меня, удаляется в свою комнату.

– Есть хочешь? – вздыхает Салус. – Иди на кухню, сейчас покормлю.

Угроза атомного нападения миновала. Или отсрочена. Я сбрасываю кроссовки и плетусь на кухню.

Однокласснички, присутствовавшие вчера на моем дне рождения, сегодня выглядят откровенно паскудно. Похмелье, стало быть. Злорадно на них посматриваю. Арнус мается головной болью. Ему нет дела ни до уравнений, ни до математички. Та периодически бросает на нас злобные взгляды, но понимает, что наезжать сегодня бессмысленно. Пилус на уроке отсутствует. Думаю, что будет он отсутствовать еще пару дней. Мой синяк замазан тональным кремом, но все равно виден. Перед уроком, вероятно, было бурное обсуждение вчерашней драки. Насколько я понял Арнуса, общее собрание решило, что это еще не конец и Пилус, когда оклемается, потребует сатисфакции. Мне на это искренне наплевать: полезет опять – опять получит.

Уклус выглядит еще лучше, чем обычно. Я просто отказываюсь верить своим глазам. Не проходит и десяти секунд, чтобы я не бросил на нее откровенно восхищенный взгляд. Она явно это чувствует и становится еще прекраснее. Могу себя поздравить – я влюбился. Умом понимаю, что это в высшей степени глупо, но ничего с собой поделать не могу. А если действительно завтра появится неприметный человечек и передаст привет от Альтуса? Что тогда будет? Я старательно гоню от себя эти мысли, но они упорно возвращаются.

Математичка продолжает распинаться насчет экзаменов. Ее никто не слушает – слишком много новостей и слишком откровенно Санис посматривает на Уклус. Весна.

К концу второго урока весь класс уже шушукается обо мне и Уклус. Нам на это искренне наплевать. Вторым уроком у нас была физика. Я рыкнул на Арнуса и насильно пересадил его к соседке Уклус, та не особо возражала и даже одарила моего друга игривой улыбкой. Знаки внимания к своей персоне Арнус проигнорировал. Когда моя рыжая любовь вошла в класс, я молча показал ей на свободный стул рядом с собой. Она кивнула и заняла его. С этого момента в классе началось шушуканье, иногда перекрываемое недовольным ворчанием Арнуса. Мы на это не обращали ровным счетом никакого внимания – мы были настолько заняты друг другом, что на внешние раздражители реагировали крайне слабо и с сильным запаздыванием. За что и поплатились. Физику, вероятнее всего, наше воркование изрядно надоело, и посреди урока он просто выставил нас из класса. Мы не возражали. Уходили мы под ехидные комментарии Арнуса. Я покрутил пальцем у виска, презрительно хмыкнул и, галантно открыв перед Уклус дверь, покинул класс следом за своей дамой. То, что урок сорван, я уже не сомневался: какая может быть физика, если есть такая тема для обсуждения?

Мы сидим на моем любимом поваленном дереве и смотрим друг на друга. Говорить нам нет никакой необходимости – слова просто будут лишними, мы все понимаем без слов. Уклус прекрасна, и я ею искренне восхищаюсь. Молча. Любые слова кажутся грубыми и звучат как-то казенно. Она тоже молчит, но глаза буквально светятся. Нам хорошо вдвоем.

Как только мы вышли из здания школы, я предложил туда больше сегодня не возвращаться. Уклус кивнула в знак согласия, и мы, взявшись за руки, пошли на бывшее еврейское кладбище, где и уселись на любимое поваленное дерево. Вокруг бушует весна. И мне кажется, что не только вокруг, но и в нас самих. Некоторое время мы просто держимся за руки, но потом я обнимаю Уклус и целую в губы. Она отвечает на мой поцелуй с такой страстью, что я пугаюсь, но останавливаться нет ни малейшего желания.

– Родители приедут только завтра, – шепчет Уклус. – Пойдем ко мне.

– Это так и должно быть? – Уклус несколько озадачена.

– Да, все в порядке, – успокаиваю ее я. – Просто не нужно было этого делать сегодня. Обычно ждут несколько дней после первого раза.

– А откуда ты это знаешь? – очень подозрительно осведомляется Уклус.

– Читаю много, – коротко отвечаю я. Не рассказывать же ей, откуда я это знаю на самом деле? Да и как такое рассказать? Как объяснить, что я ей в принципе гожусь в отцы? Я, наверное, не смогу. А кто сможет? И ведь что самое подлое, не поверит. А если поверит, то обязательно похвастается перед подружками. Чем это закончится, и ежу понятно. Слухи о том, что у нас была методика омоложения, до президентской разведки должны были дойти. В конце концов, если о чем-то знает больше одного человека, то знают все. Другое дело, что в такое слабо верится, я бы точно не поверил, но приказал бы проверить. Так, на всякий случай. А может, Президент решил не особенно дергаться и подождать несколько лет? Очень даже логично получается: пока основные путчисты малолетки – бояться их нечего, а как подрастут – попадут под контроль анализа крови и прочих гадостей. Медицинская информационная система у нас централизованная, значит, вычислить нас при поступлении на учебу или работу будет проще простого. А дальше – грамотная провокация или подстава, и бывший путчист гремит на нары. На полную катушку гремит. Ну а позаботиться о том, чтобы человек из тюрьмы не вышел, – дело плевое.

От всех этих мыслей мне стало нехорошо. Я вдруг понял, что если раньше накручивал себя совершенно напрасно, то теперь для таких накруток имеются веские основания. А ведь логично же! Допустим, у меня есть информация о том, что повстанцы обладают возможностью себя омолодить. Я не имею ни малейшего понятия о том насколько. Как я буду их искать? Уподобляться Ироду? Смешно и глупо. Вывод напрашивается сам – расставить сети и ждать, пока кто-нибудь из них не проявится. Так они, наверное, и делают – расставили сети и ждут. А если это не плод моего больного воображения, то ждать им осталось очень недолго. Уже в следующем году часть моих бывших коллег ринется атаковать военные училища. Вот тут их и будут подкарауливать.

Я резко сел на кровати. У меня аж все похолодело внутри. Если я прав, то нужно что-то делать. Немедленно. Это я понимаю, но ЧТО делать? Давать в газету объявление: «Господа бывшие путчисты! Не суйтесь в военные училища. Повяжут вас там!»? Или пытаться кого-то найти и предупредить? А как я их буду искать? Ехать в Столицу и шляться по нашим любимым кабакам бессмысленно. В большую часть таких заведений меня просто не пустят, как и всех остальных. И где искать? Главное – кого? Если поймают и пристукнут Ромуса, то я буду только искренне рад. А если Ленуса? Хотя Ленус у нас умница. Он должен был просчитать эту ситуацию сразу и уже что-то предпринять. Должен… А что может предпринять четырнадцатилетний сопляк? Да, хреново.

– Санис! Что с тобой? – Голос у Уклус взволнованный, она полулежит, опершись на локоть, и выглядит обворожительно.

– Все нормально, – пытаюсь успокоить свою возлюбленную. – Пришла в голову неожиданная мысль.

– Ты меня пугаешь, когда ты такой. – Губки обиженно надуты. – Ты разговариваешь совсем как мой отец.

– Ну уж извини, – улыбаюсь я. – Все мужики разговаривают примерно одинаково. Так что – терпи.

– Я не о том, – нетерпеливо отмахивается Уклус. – Ты говоришь так, как будто тебе лет сорок.

Так и есть, девочка моя, так и есть. Но тебе я об этом не скажу.

– Это воспитание отчима, – криво улыбаясь, говорю я. – Или ты хочешь, чтобы я заговорил тоном своего настоящего отца?

Пока Уклус находится в замешательстве, набираю побольше воздуха в легкие и гаркаю совершенно казарменным голосом:

– Па-а-ачему не по уставу лежишь? Левая грудь должна быть на уровне правой! Смир-р-р-на!

Уклус хохочет беззаботным смехом. Я с удовольствием к ней присоединяюсь. Нам хорошо вдвоем. Я понятия не имею, как долго это будет продолжаться, но сейчас кажется, что всю жизнь. Валюсь на кровать, Уклус тут же прижимается ко мне и начинает рассказывать, как ее уже пытались допрашивать подружки на тему «И как это?».

– И что ты им сказала? – интересуюсь я.

– Ничего. – И Уклус весело смеется. – Обойдутся. Пусть сами пробуют.

– Мысль правильная, – одобряю я. – Тем более что к директору нас потащат в ближайшее время.

– Почему?

– Потому что я начистил физиономию Пилусу, а он должен отомстить. Так что приготовься – унизительный разговор с директором, медицинское обследование, унизительный разговор с родителями… Тебе уже страшно?

– Нет, – отвечает Уклус, и я вижу по глазам, что она не врет. – Не страшно, если ты будешь со мной.

– Ну-у-у-у, – тяну я. – В кабинет к гинекологу меня точно не пустят, у директора мы гарантированно будем вместе, а вот твои родители…

– Они меня поймут. – Уклус заговорщицки подмигивает. – Они сами еще со школы…

Это к вопросу о генетике, наследственности и прочим премудростям такого рода. Очень интересно получается.

– Ладно, – решительно говорю я. – Тогда хватит валяться в постели! Поднимаемся и – гулять! А все неприятности будем решать по мере их поступления. Согласна?

– Согласна. – Уклус протягивает мне руки, я помогаю ей подняться с кровати, и она тут же прижимается ко мне всем телом. Всего на секунду. Не успеваю я ее обнять, как она выскальзывает и скрывается в ванной. Ну что ж, пора и мне приводить себя в порядок.

Пилус все-таки отомстил. Не прошло и недели, как моих приемных родителей вызвали в школу. И не как обычно, а позвонив по телефону. Если бы я где-то напакостил, то прозвучала бы стандартная фраза: «Родителей в Школу!» – и она же была бы продублирована в дневнике. А тут…

Когда нас с Уклус сдернули с уроков и погнали в кабинет директора – я не испугался, но злость во мне закипела моментально. Уклус, на удивление, проявила полное хладнокровие, и я сразу же взял себя в руки.

В кабинете директора уже находились мои приемные родители и родители Уклус. Ее мать приветливо помахала нам рукой, отец ограничился кивком головы, вполне доброжелательным, впрочем. Зато на Салус и Алуса было страшно смотреть. Как только мы вошли, директор начал что-то гундосить относительно неправильного воспитания и прочих глупостей в подобном тоне. Что на такое отвечать, я не имел ни малейшего понятия. Попали мы, как кур в ощип.

Между тем директору явно надоело практиковаться в словоблудии, и он ядовито осведомился, что думают по этому поводу наши родители. Алус уже открыл рот, чтобы ответить. Весь его вид говорил о том, что он будет оправдываться. Я мысленно застонал, но тут неожиданно заговорила мать Уклус.

– Я, господин директор, понимаю, – она глубоко вдохнула спертый воздух кабинета, – выглядит это ужасно… с вашей точки зрения. Но! Но они уже оба в таком возрасте, когда подобное случается. Я лично не против, чтобы моя дочь и Санис… были вместе. Я знаю, что они не занимаются этим под кустами и в грязных подъездах, я знаю, что они не подхватят какую-нибудь заразу, и я знаю, что они друг к другу испытывают чувства…

– А не рановато для чувств? – рявкнул директор. – Они позорят нашу школу, они…

– А школе какое дело до того, чем они занимаются после уроков? – вступил в разговор отец Уклус. – Может, камеры слежения прикажете в их комнатах поставить?

– Ну а если дети появятся? – Глаза директора забегали. – Что тогда?

– Что с детьми делать? – Мать Уклус приподняла бровь. – Воспитывать. Вам объяснить, как это делается?

– Я уже вижу, как вы свою воспитали, – презрительно бросил директор.

– А чем это я плохо воспитала свою дочь? – тут же ощетинилась моя потенциальная теща. – Она в отличие от большинства в их классе учится на «отлично», из дому не сбегает, как некоторые ваши ученики, и ведет себя так, что я ею полностью довольна. А если девушка чувствует, что любит молодого человека, то в этом нет ничего достойного осуждения.

– Мне представляется, – Алус тоже решил поучаствовать в разговоре, – что это проблемы, которые мы должны решать сами. То есть дети и родители. И вас, господин директор, это никак не касается.

– Меня это касается! – фальцетом завопил директор. – Ученики с тринадцати лет живут половой жизнью! Возмутительно.

Мне этот спектакль уже начал надоедать. Уклус последние несколько минут прилагала героические усилия, чтобы не захихикать. Этого допустить никак нельзя, и я заговорил:

– Передайте своему стукачку Пилусу, господин директор, что перед тем, как доносить, надо проверять слухи. Они могут оказаться дезинформацией. В следующий раз сначала разберитесь, а потом устраивайте скандал. А так – нечего огород городить. Мы пошли.

Директор от такой наглости онемел, а я подхватил Уклус под, руку, и мы покинули кабинет. Когда я уже закрывал за собой дверь, Алус крикнул, чтобы мы ждали под кабинетом директора и никуда не уходили.

Ждать так ждать. Мы с Уклус устроились на подоконнике и всласть посмеялись.

– Что теперь делать? – спросила она меня чуть позже.

– Для начала – вся школа узнает, что Пилус стукач. Потом я его отловлю и дополнительно набью морду. Есть еще какие-нибудь идеи?

– С родителями твоими что будем делать? – Уклус провела рукой по моим волосам. – Горе ты мое луковое.

– Ты не рановато начинаешь покровительственным тоном со мной общаться? – осведомился я, прижимая ее рыжую голову к своей груди.

– В самый раз. – Она высвободилась и плутовато сверкнула глазами. – Ты теперь мой со всеми потрохами! Так что уже можно.

Я только улыбнулся в ответ. Интересно, это детская самоуверенность или женская мудрость? Если первое, то не страшно. А если второе – то пора делать ноги. Уклус как будто читала мои мысли.

– Не волнуйся. – Она ослепительно улыбнулась. – Мама всегда говорила, что лучший способ привязать к себе мужчину – это лечь с ним в постель. И если обоим будет хорошо, то считай, что мужчина твой навсегда. Или ты хочешь от меня убежать?

Убегать мне, как это ни странно, не хотелось. И говорить что-то – тоже. Я только отрицательно покачал головой, притянул Уклус к себе и нашел ее губы. Она сразу же ответила на мой поцелуй, и все, что происходит вокруг, перестало нас волновать. О каком убегании может идти речь, если… А зачем анализировать? Только портить себе и окружающим настроение. Жизнь прекрасна, на дворе бушует весна, в моих объятиях прекрасная девушка. И кажется, что больше ничего не надо. Так зачем разрушать идиллию?

– Так, дети. Вы уже достаточно взрослые и должны знать некоторые вещи. – Мать Уклус удобно устроилась в кресле и теперь явно вознамерилась прочитать нам лекцию по отношениям полов. Мы вынуждены будем выслушать это полностью.

Таково условие продолжения наших с Уклус отношений. Эх! На какие только жертвы не идут люди ради любви! – Во-первых, мне хочется знать, каким образом вы предохраняетесь.

– Дедовским, – недовольно ворчу я и поневоле краснею, хотя прекрасно понимаю, что мать Уклус несколько моложе меня. По году рождения, но не биологически. Вот же бред!

– Понятно. А про презервативы тебе ничего слышать не доводилось?

– Доводилось. – Я продолжаю всячески демонстрировать свое недовольство. – Не люблю запаха паленой резины.

– Обожаю наглых молодых людей! – Похоже, моя потенциальная теща искренне развлекается. – А не слишком ли ты высокого о себе мнения?

– В самый раз, – парирую я. – Не волнуйтесь так. Внуками в ближайшее время радовать вас не будем.

– Хотелось бы верить, – вздыхает мать Уклус. – А теперь послушайте…

Домой идти не хочется. Я бесцельно брожу по микрорайону, глядя в пространство и ничего вокруг не замечая. Странное ощущение отрешенности и спокойствия. Почти нирвана. По опыту знаю, что из этого состояния надо выбираться как можно быстрее, но желания этого делать не возникает. Да, изрядно мне поломали психику, когда вернули в детство. Не должен человек дважды переживать первую любовь. Да и первую потерю тоже. А что я потерял? Пока не знаю. Наверное, частичку себя… Какого себя? Который командовал повстанческой армией? Или того, который ехал в поезде с дурой медсестричкой? Или того далекого себя, который тоже был четырнадцатилетним мальчиком и точно так же бродил по микрорайону, глядя в пространство? Или внутрь себя? А какая разница? Какая разница, частичку какого себя я потерял? Или наоборот? Может, я что-то нашел, но не могу подобрать этому названия. А неизвестное, как известно, пугает. Вот, уже каламбур получился. Пора встряхиваться и приходить в чувство. Иначе есть шанс такими каламбурами до конца жизни разговаривать.

– Ты не оглох, Санис?

Я чуть не подпрыгнул. Это еще что?

– Санис! Что с тобой?! – На лице Арнуса появляется потешная гримаса озабоченности.

– Нормально со мной все, – бурчу я. – Чего разорался?

– Ни хрена себе! – Похоже, Арнус искренне восхищен. – Тебе рыжая баба совсем свет заслонила. Я с тобой уже пять минут заговорить пытаюсь…

– И как успехи? – ядовито осведомляюсь я.

– Да пошел ты, – беззлобно огрызается Арнус. – Аида к народу. Все только тебя и ждут: Пилус пришел мировую заключать.

– Какую, блин, мировую? – проявляю я должное удивление с соответствующей эмоциональной окраской. – Ему мало было в тот раз? Так я могу еще оформить! В лучшем виде!

– Заканчивай. – Арнус явно недоволен, но я не совсем понимаю чем. По кодексу дворовой чести мне Пилусу надлежит рожу бить еще не раз и не два. Тогда что же происходит?

– А что тебе не нравится? – удивляюсь я. – Я ему должен в ножки поклониться за то, что он на меня донес и в мой день рождения драку устроил? Или спасибо сказать за «собачье имя»?

– Он с вином пришел, – тихо отвечает Арнус.

Я все понимаю, но мой приятель уже успел меня капитально разозлить.

– Выпить хочется? – осведомляюсь я. – Забыл, что такое похмелье? Оно тебе надо?

Арнус сконфужен. Первое похмелье, испытанное им в жизни, явно не является самым приятным воспоминанием. Но кодекс чести требует.

– Ну пойдем, Санис. Народ уже собрался. Можешь, если хочешь, набить ему морду, но сначала вина выпьем. А?

– Ладно, – милостиво соглашаюсь я, – пошли.

Пилус действительно пришел мириться. Уж не знаю, что на него больше повлияло: трепка, которую я ему задал, или трепка, которую задал директор школы. Так или иначе реноме стукача его явно не радует, и наш крутой боец пришел замаливать грехи вином. Дерьмовым, надо сказать. Почему моих компатриотов так радует «Солнце в бокале»?

Отказываться нельзя, и мы пьем мировую. Собравшиеся бурно выражают положительные эмоции, а мне опять становится откровенно скучно. Разговор, изначально крутившийся вокруг нашей давешней драки, плавно течет в сторону, и я перестаю слушать, а зря, как выяснилось.

– Санис, а ты что скажешь? – Вопрос Арнуса обрушивается как снег на голову.

– Скотина ты, – беззлобно говорю я. – Человек почти заснул, а тут его еще и говорить заставляют!

Ребята смеются и тут же продолжают увлеченно что-то обсуждать. Меня оставляют в покое, но я поневоле начинаю прислушиваться.

– …Магнус тогда правильно пушки подогнал! И вообще, мой старик говорит, что путч зря подавляли. Если бы Президента посадили…

Началось. Когда о политике спорят старые пердуны, то это, как правило, заканчивается только словами. А если молодежь – то очень может закончиться баррикадами. Интересно, а чья же это сногсшибательная идея поговорить о путче? Судя по всему – моего дружка Арнуса. Вот это номер! Пока спорщики все больше распаляются, я тихонько поднимаюсь и ухожу. Не вижу причины участвовать в детском словоблудии.

Я иду домой. Воздух уже сиреневеет. Вечер. Вокруг так спокойно и тихо, как перед штормом на море. Море. Сто лет там не был! Вдруг остро захотелось услышать шум прибоя, вдохнуть полной грудью соленый воздух, наполненный мелкими брызгами, а потом с разбегу броситься головой в набегающую волну. Вынырнуть и, отфыркиваясь, плыть к горизонту. Плыть, пока не устанешь. А как устанешь – лечь на воду отдохнуть. Волны, покатые вдалеке от берега, будут нежно качать, как младенца в люльке, и весь мир перестанет существовать. Останутся только волны и я…

Мечты – это великолепно, но проза жизни никуда не девается. Как только я переступил порог, Салус тут же учуяла запах спиртного, и начался грандиозный скандал. Стращали меня разнообразными ужасами из жизни алкоголиков еще настоящие родители, поэтому увещевания Салус должного трепета во мне не вызвали.

После нравоучения мне пригрозили отлучением от Уклус и отправили спать. Я не особо возражал. Против поспать, разумеется. Уже засыпая, представил себе Пилуса с Арнусом на баррикадах с автоматами в руках, и меня слегка передернуло. Интересно было бы узнать: какая скотина внушает этим детям такие отвратительные мысли? Не сами же они придумали. Кто-то же подсказал. Кто? Поймаю – изувечу! С этими мыслями я и провалился в тяжелый сон без сновидений.