Текст книги "Повстанец"

Автор книги: Владислав Виногоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– А чего нельзя? – притворно удивляюсь я. Арнус смотрит на меня боязливо – ему очень хочется не дразнить судьбу и поскорее смыться.

– Здесь – военный объект, – важно изрекает солдат. – Посторонним нахождение на территории запрещено.

– А что же ты там тогда делаешь? – нагло осведомляюсь я. – Посторонним же запрещено.

– Да я сейчас!.. – Солдатику лень, но нужно показать, какой он тут начальник, поэтому служивый героически подтягивает за ремень автомат и берет его на изготовку.

– Что сейчас? – нагло осведомляюсь я. – Твоя «территория» заканчивается там же, где и «колючка». А в штатских стрелять – нехорошо. Да еще и в детей…

– А может, ты шпион, – выдает сакраментальный идиотизм часовой.

– Ага, – соглашаюсь я. – Причем трех разведок сразу. И охота тебе херней страдать из-за этих ржавых амфибий?

Чем можно купить человека? Да чем угодно! Кого-то – деньгами, кого-то – женщинами, кого-то – властью. Но практически всех можно купить, продать и купить еще раз, используя их родное ЧСЗ. Что это такое? А это Чувство Собственной Значимости. И чем меньше человек «весит», тем больше в нем это самое ЧСЗ и играет. Сейчас я это на солдатике и проверю.

– Не амфибии это, а тягачи, – с должным презрением выдает часовой, который, находясь на посту, не имеет права не только разговаривать, но и может легко понести ответственность, вплоть до уголовной, за разглашение сведений об объекте охраны. Люблю болтливых дураков!

– Ржавые они какие-то, – брезгливо оттопырив губу, говорю я, – Чего их охранять? Их на металлолом давно пора.

– Это здесь, – широкий жест вокруг, – ржавые. А в боксах – новенькие.

– А тебя сюда за что? Проштрафился? – продолжаю гнуть свое я. – Нет тут никаких новеньких! У меня батя, когда кто-то из солдат «залетал», тоже их отправлял свалку охранять.

– Сам ты – свалка, – обижается солдатик. – На улице – старье, которое скоро спишут. А в боксах – все новенькое. Даже амфибии есть.

Чудом успеваю укусить себя за язык, чтобы не спросить – те ли самые «универсалы», которые я сюда отгонял семь лет назад? Но спрашивать ничего не требуется: солдатик изнывает от скуки и не против растрепать все военные тайны, какие знает.

– Амфибии, зацени, не какие-нибудь. «Универсалы»! Говорят, сам Магнус до путча их сюда отгонял и с нашим командиром водку пил. Во!

Ложь наглая и несусветная! Я, боевой офицер, с какой-то складской крысой водку пил? Это уже слишком. Добро бы мне от этого полуштатского говнюка еще что-то надо было, а так сдал машины на длительное хранение – и поминай как звали. Бумаг я подписал у этого ублюдка много. Все этот канцелярский червь излазил, все изнюхал и каждый винтик внес в акт приемки. Я его под конец удушить был готов. И после этого мне будут рассказывать, что я с ним водку пил? Да, страшная штука – устное народное творчество. И я более чем уверен – верят складскому ублюдку! Так, наверное, мифы и рождаются. А выйдет эта крыса на пенсию, так еще и мемуары настрочит о том, как с самим Магнусом водку трескал да путч готовил. Удавил бы!

– Ну, про Магнуса ты загнул? – Скепсис переполняет меня. – Это сколько же лет прошло?

– Ты тогда еще пешком под стол ходил, – презрительно бросает этот восемнадцатилетний мальчишка в солдатской форме.

– А ты уже к тому времени из-под стола вылез? – ядовито осведомляется Арнус. – И что увидел?

Я совсем забыл про своего приятеля, а он уже оправился от первого шока, вызванного моим откровенно-хамским стилем разговора с солдатиком, и решил сам похамить.

– Ах вы, гаденыши! – взревывает часовой и хватается за автомат. В этот раз, кажется, серьезно.

– Иди на х…й, гандон! – зло кричу я служивому в то время, как мы с Арнусом кубарем катимся с ивы на землю и галопом несемся прочь от реки. Вслед нам долетают маты болтливого охранника. Плевать я на это хотел. А то, что меня интересовало, я узнал – амфибии на месте. Теперь в случае необходимости их можно будет использовать… Правда, в случае КАКОЙ именно необходимости, я еще не знаю, но знания лишними не бывают, как говорит мой папа. Мой НАСТОЯЩИЙ папа.

День рождения Саниса, то есть мой, в самом разгаре. Имеется некоторое количество друзей моих приемных родителей, некоторое количество моих одноклассников и некоторое количество приятелей из дворовой компании. Происходит все именно так, как я и ожидал: старшая часть гостей пьет горячительные напитки в темпе семь восьмых, младшие серьезно обдумывают проблему, как бы выпить самим. Все довольны, и все при деле. Хотя есть поправка: довольны все, кроме меня. Мне откровенно скучно. У меня не возникает никакого желания забираться в какую-то подворотню и дуть из горла «сухарь» и нет никакого желания слушать пьяный треп старших. Старших, собственно, минут через двадцать слушать будет вообще нельзя – настолько основательно они уже нагрузились. И вот я сижу за праздничным столом с совершенно мрачной рожей и решаю, чего же мне сейчас больше хочется: «сухаря» или пьяных бредней старшего поколения. Неужели я, когда напивался, был так же зануден и противен? Кошмар. Я бы даже сказал: кошмар и тихий ужас. Или уже громкий? Похоже, что последнее. Спор плавно перетекает на излюбленную тему всех подвыпивших мужиков – на политику. Вот теперь меня отсюда и тягачом не вытащишь. Даже не очень ржавым.

Разглагольствует декан факультета, на котором преподает Алус. Он скорее всего считает себя гиперинтеллектуалом. Банальности и прописные истины сыплются из него, как из рога изобилия. Я сразу же представляю себе, как такой придурок попытался бы разглагольствовать в подобном тоне в нашей компании, и мгновенно в памяти всплывает Ромус. Меня тут же подмывает спросить: а не являются ли они родственниками? Но я этого не делаю – не вижу смысла. Даже если это так, то я бы на месте декана ни за что не признался. Тем более что мятежники до сих пор не в чести у нашего правительства. Оно, конечно, понятно и правильно, только декан придерживается явно противоположного мнения.

– …разумеется, было ошибкой! Такие асоциальные проявления не рождаются на пустом месте, а являются следствием неудовольствия, зреющего среди, так сказать, народных масс…

Конечно, не рождаются на пустом месте. Рождаются они, как правило, в больной голове старого маразматика Альтуса. И нигде в другом месте такой бред появиться просто не может. Потом появляются разнообразные ромусы с ленусами и облекают белогорячечный бред в подобие благородной идеи. За ромусами и ленусами появляются магнусы, которые ведут войска, куда им прикажут, и так далее и тому подобное. А в результате я должен сидеть сейчас за столом и слушать пьяный бред очередного дегенерата. Очень приятное занятие! Аж выворачивает.

– …когда же народный гнев достигает критической массы – появляются герои, которые освобождают свой народ от гнета тирании.

Кажется, декан выдохся. Он явно дурак и мне уже изрядно надоел. Придется его поставить на место.

– Простите, – нагло вклиниваюсь в паузу. – Значит, мой отец погиб, защищая тиранию, а путчисты защищали народ? Не слишком ли?

На меня смотрят как на взведенную гранату. Декан начинает стремительно трезветь. Видно, до него дошло, что он молол, и он теперь изрядно перетрусил. Ишь как испариной покрылся. Попотей, голубчик, оно полезно. Привык, что все с рук сходит, а теперь понял – такие слова точно не сойдут.

Я искренне наслаждаюсь произведенным эффектом. Мои друзья и одноклассники смотрят на меня совершенно непонимающими глазами, но им еще рано забираться в рассуждения о таких материях. Пока я наслаждаюсь этой маленькой победой, в разговор неожиданно вступает Алус:

– Видишь ли, Санис… Ты прав, конечно. Но… Но нельзя говорить что-то о гибели солдат – они принимают присягу и всегда должны быть готовы к смерти, С точки зрения философии, тут нет противоречия. А вот политика нашего… правительства… не всегда отвечает… интересам всего народа. А раз так, то народ имеет право на неповиновение…

– С оружием? – интересуюсь я.

– Иногда – да, – отвечает мне осмелевший декан.

– А как часто? – опять спрашиваю я. – И кто определяет, что можно браться за оружие? Старый козел Альтус?

Кажется, я переборщил. Альтуса считают самовлюбленным мерзавцем, бунтарем, а вот козлом его почему-то не считают. А зря, между прочим, так как в первую очередь он законченный козел. Был. Но от этого его сущность не изменилась, конечно, если есть загробная жизнь.

– Санис, а почему ты решил, что господин Альтус… э-э-э… был козлом? – решается осведомиться декан.

– А кем же еще? – У меня же возраст юношеского максимализма, вот и появился случай съехать с темы. – Кто, кроме козла, может переворот утворить?

Аргументация у меня на высшем уровне. Старшее поколение дружно начинает улыбаться и снисходительно на меня посматривать. Угроза разоблачения миновала, если она вообще была. Салус решает, что присутствие детей при взрослых разговорах становится неуместным, и нам предлагают пойти прогуляться. Мои друзья воспринимают эту идею с плохо скрытым ликованием, и я тоже изображаю, что без ума от такой перспективы.

Через несколько минут мы оказываемся во дворе и собираем импровизированный совет, чтобы решить, куда идти дальше. Так как мне откровенно все равно, то инициативу берет на себя Арнус. После нескольких минут пререканий вся компания жизнерадостно устремляется на территорию ближайшего детского садика. Правда, там обитает злобный сторож, но у нас с собой три бутылки вина, что придает нам смелости. Приключение обещает моим друзьям быть интересным, я по-прежнему изнываю от скуки. Хотя академический интерес на тему «Как поведет себя организм под воздействием алкоголя?» присутствует.

Ограда преодолена, и мы, воровато оглянувшись, усаживаемся в одной из беседок. Арнус берет в руки первую бутылку, долго с ней возится, но эффекта это не дает. В конце концов мне надоедает ждать. Я отбираю у Арнуса пузатый сосуд, достаю нож и быстро срезаю пластиковую пробку. Из бутылки тут же разносится омерзительный запах дешевого плодово-ягодного вина, который мои товарищи вдыхают как изысканнейший аромат. Со временем для некоторых из них это пойло будет ассоциироваться с воспоминаниями детства, для других станет частью ежедневного рациона, для третьих – признаком моральной деградации. И эти последние будут смотреть на людей, пьющих такую бормотуху, с нескрываемым презрением. Но это все потом. А пока все с жадностью уставились на вожделенную бутылку.

– Ну, за меня, любимого, и за мой день рождения! – громко говорю я и делаю глоток. Вкус у пойла оказался именно таким мерзким, как я и ожидал. За десятилетия, с того момента, как я пробовал последний раз подобную дрянь, вкусовые качества ничуть не изменились. Какая гадость! Меня аж передернуло, но пора передавать бутылку по кругу – пусть остальные тоже отведают этой тараканьей отравы, не одному же мне страдать.

Я смотрю, как бутылка медленно переходит из рук в руки и по мере ее движения кривятся физиономии. Да, крайне сомнительное удовольствие в питии такого вина. Зато сегодня многие из нашей компании впервые попробовали алкоголь. Надеюсь, что большинству станет очень плохо и выработается стойкое отвращение к вину. Но знаю, что будет наоборот. Запретный плод, как говорится. Кстати, а что мы такое пьем? Бутылка как раз добирается до меня, и я поворачиваю ее этикеткой к себе. На этикетке изображен фужер, в который погружен апельсин. Ни фига себе! Апельсиновое вино? Это что-то новенькое. Но почему такой мерзко-знакомый вкус? А, вот оно что! На этикетке чуть ниже идет надпись золотистыми буквами: «Солнце в бокале». Теперь все понятно, никаких апельсинов там никогда не было. Это, оказывается, солнце так выглядит. Ну, если пить такую бормотуху, то солнце и с пятак показаться может. Пока я разглядываю бутылку, мои компатриоты начинают проявлять явные признаки нетерпения. Сомневаюсь, что им понравилось, но неписаные правила поведения требуют это изобразить. Вот они и стараются как могут. Получается посредственно, но громко.

– Санис! Не задерживай, всем же хочется!

Ни черта вам не хочется. С отвращением делаю еще один глоток и передаю бутылку дальше. Омерзительное пойло дает крайне неприятное опьянение. Вместо расслабления и легкой эйфории получается какое-то озлобление. Терпеть не могу такое!

Кто-то толкает меня в бок. Оборачиваюсь. Это Арнус. Естественно, бутылку открыть он не в состоянии. Машинально лезу за ножом, и рука промахивается мимо кармана. Ба, так я пьян. Всего от нескольких глотков паршивого вина. Что же будет дальше? Откупориваю вторую бутылку и передаю ее Арнусу.

Попойка сопляков в полном разгаре, так что со стороны мы должны представлять довольно противное зрелище. Разговоры идут ни о чем, а языки уже начали заплетаться. Скука наваливается на меня с новой силой. Неужели все это так и будет продолжаться? Изо дня в день и из года в год я буду наблюдать что-то подобное, а потом… А что потом? Институт, где преподает мой приемный отец Алус? Или опять академия? Опять наряды, опять залеты, опять…

– Ну и собачье же у тебя имя, Санис!

Очень интересно. Добрались до светлого состояния выяснения, у кого более собачье имя. И что прикажете делать? Свести на шутку, так посчитают трусом. А калечить я сегодня никого не хочу. Пока не хочу. Кстати, а кто это у нас такой тонкий ценитель чужих имен? Естественно, Пилус. Кому бы еще пришло в голову такое ляпнуть.

– Заканчивай, Пилус, у него сегодня день рождения, – пытается вступиться за меня Арнус, но эффекта это не дает никакого: Пилус слишком пьян и теперь хочет покуражиться.

– Срать я на его день рождения хотел! Не фиг тут всяким козлам с собачьими именами сидеть!

Понятно. Значит, придется драться. Интересно, этого придурка действительно раздражает мое имя или есть еще что-то, чего я не знаю? Так или иначе, но разбираться в этом будем позже. Сейчас я медленно поднимаюсь и пристально смотрю на отморозка. Он, конечно, выше меня на голову, но это его не спасет, даже наоборот – здорово помешает. И откуда у этих идиотов постоянное желание получить по физиономии?

– Повтори, гандон, что ты сказал? – Язык у меня слегка заплетается, да.и с координацией движений наблюдаются некоторые проблемы, но сейчас это помешать не должно.

– Чего? – взвывает фальцетом Пилус и кидается на меня с кулаками.

Примерно так я себе это и представлял. Уклоняюсь от прямого удара с правой и левой бью противника в солнечное сплетение. Сразу же после удара резко отскахиваю, чтобы дать себе возможность маневрировать, но обо что-то спотыкаюсь и лечу спиной на землю. Крайне неудобная позиция. Пилус пытается воспользоваться тем, что я упал, и прыгает на меня сверху. А вот это уже ошибка. Выставляю колено, на которое Пилус натыкается животом, сбрасываю с себя обмякшее тело, перекатываюсь, привстаю и наступаю противнику коленом на горло. Оказавшийся подо мной Пилус хрипит. Мгновение разглядываю его лицо, после чего начинаю методично обрабатывать его кулаками, стараясь, чтобы было не особенно заметно, что я левша.

На плечах у меня кто-то повисает. Оглядываюсь – это Арнус.

– Отвяжись! – рычу я Арнусу и пытаюсь его стряхнуть, но мой одноклассник вцепился в меня мертвой хваткой.

– Санис, прекрати! Убьешь же! – вопит он.

– Убью, – спокойно соглашаюсь я и продолжаю охаживать поверженного Пилуса левой.

– Тебя же посадят, дурак!

Это приводит меня в чувство. Бить я прекращаю, но колено с горла Пилуса снимать не спешу.

– Если ты, урод, – свистящим шепотом предупреждаю я Пилуса, – еще раз попробуешь сказать что-то насчет моего имени, я тебя убью. Ты понял?!

Пилус хочет что-то ответить, но не может – я слишком сильно передавил ему горло. Приподнимаю колено, встаю, а затем за ворот рывком ставлю на ноги побитого Пилуса.

– Пошел вон, сученыш! – ору я и даю Пилусу увесистого пинка, чтобы придать начальное ускорение. Противник быстро покидает поле боя, но, отбежав на безопасное расстояние, останавливается.

– Мы еще побазарим, Санис! – орет он. – Ты за все ответишь! И за это, и за Уклус.

Я обдумываю, а не догнать ли мне засранца и не проучить ли вторично, но он поворачивается и пускается бегом.

Представление окончено. Я отбираю у кого-то из ребят бутылку и делаю изрядный глоток. Мерзкое пойло заставляет непроизвольно дернуться, но в голове проясняется. Тут же начинает ныть левая скула. Когда я получил по физиономии – хоть убей не помню, но на ощупь там явно назревает некислый синяк. Впрочем, это меня сейчас волнует слабо. Поворачиваюсь к Арнусу, беру его за грудки, встряхиваю и, глядя в глаза, спрашиваю:

– Что этот козел говорил про Уклус? А ну колись!

Мы сидим около реки и дуем пиво из противно теплых бутылок. Арнусу пиво явно не нравится, но он всячески изображает из себя знатока этого напитка. Мне все равно. Апатия накрывает меня с головой, а пиво… пиво позволяет почувствовать, что я еще жив. Да, я жив и не растворился в этом сиреневом вечере.

– Ладно, мы одни, – говорю я Арнусу, – нас никто не слышит, никто не видит, и никто не знает, о чем мы с тобой говорим. Теперь – выкладывай!

Арнус мнется и явно не хочет говорить. Когда я прижал его в детском садике, он вдруг сделал круглые глаза и прошептал что-то наподобие «не при всех». Ну, раз не при всех, то не при всех. Я быстро откупорил остающимся последнюю бутылку вина и, подхватив Арнуса, поволок его к реке – самое тихое место во всей округе. По пути Арнус начал скулить, что вина ему досталось мало, так что мне пришлось брать пиво. Продавщица, конечно, покосилась на меня с неодобрением, но две бутылки выдала. И вот теперь мы сидим на берегу загаженной речки, пьем пиво, и Арнус явно не хочет мне ничего говорить.

– Мы всю ночь тут просидим? – обозляюсь я.

– Ладно, – сдается Арнус. – Но я тебе ничего не говорил.

– Добазарились, – соглашаюсь я. – Ну?

– Тут и говорить не о чем. – Арнус шмыгает носом и воровато на меня косится. – Уклус говорила подружкам, что ты ей нравишься…

– И что? – Я чувствую себя полным идиотом. – Из-за этого Пилус полез со мной драться?

– Он к ней подкатывался, а она его послала, – нехотя выдавливает из себя Арнус. – Послала и сказала, что уже год с тобой трахается. Вот он и обозлился,

Я ошарашенно молчу. Потом лезу в карман за сигаретами, прикуриваю и делаю очень глубокую затяжку. Ничего себе! Так вот, оказывается, в чем дело. Интересно получается.

– И ты ей веришь? – удивленно спрашиваю я.

– Говно вопрос! – Это Арнус, надо полагать, ответил утвердительно.

– Понятно. – Делаю еще одну глубокую затяжку, чтобы скрыть замешательство. – Я, конечно, крут, как конспиратор, но не до такой же степени! Ты за этот год меня хоть раз с ней видел? Я с ней хоть десятком слов обменялся?

– Нет, но…

– Что «но»? – взрываюсь я. – Ты себе представляешь, как себя ведут люди, которые целый год трахаются?

– Нет, – тушуется Арнус, но тут же переходит в наступление: – А ты знаешь?

– Представь себе – да! – огрызаюсь я. – Не так себя люди ведут.

– А как? – У Арнуса проснулось чувство любопытства, а я понял, что наляпал лишнего. В самом деле, откуда четырнадцатилетний сопляк может знать такие вещи?

– Подрастешь – узнаешь, – ядовито бросаю я в ответ и решительно поднимаюсь, давая понять, что разговор закончен.

– А ты куда? – спрашивает Арнус.

– Срать на провода и делать замыкание! – рявкаю я и решительно иду прочь.

Сиреневый вечер медленно переходит в ночь. Собственно, еще вполне сносно видно, но уже только силуэты. Я понимаю, что выпил лишнего, что мешать дерьмовое вино с теплым пивом явно не стоило и что нужно выбросить из головы всяческие глупые мысли и идти домой спать. Люблю я все понимать. Только вот от этого понимания почему-то никакого проку – все понимаю, отлично знаю, как надо поступить, но делаю все не так, как надо. Взять, к примеру, переворот. Понимал, что надо было начинать с ареста Президента? Понимал. Почему же тогда пошел на поводу у кретинов, которым не терпелось начать пораньше? А хрен его знает. Смотрим дальше. Понимаю, что сейчас надо валить домой и ложиться спать? Прекрасно понимаю! Более того – всей своей сущностью ощущаю, что надо! О! Каламбурчик получился.

Сущностью ощущаю, Это надо же такое сморозить… Так о чем это я? Ага: понимать-то я понимаю, но вместо того, чтобы идти домой, иду нетвердой походкой к Уклус… На фига? Понятия не имею. Ну что я ей скажу? Здравствуй, детка, я из-за тебя подрался. И буду выглядеть как законченный идиот. Или спросить, а с кем это она уже целый год трахается и на меня все это дело валит? Опять идиотизм. Так чего я туда плетусь? Может, матом обложить? А что? Хорошая мысль. Чтобы, дура рыжая, понимала, что можно ляпать, а что нет… Или… так я уже пришел.

Дом, в котором живет Уклус, находится в десяти минутах хода от моего. Живет она на втором этаже, и окно ее комнаты выходит во двор. Откуда я это все знаю, лучше не думать. Особенно после того, как я расколол Арнуса. Окно, кстати, светится. Прекрасно, ну и что теперь? Можно подняться на второй этаж, позвонить в дверь и попросить, чтобы Уклус вышла ко мне на лестничную клетку. А дальше? Есть второй вариант – посвистеть под окнами. Но тут надо быть честным с самим собой – свистеть я никогда не умел. Так что свист получится… гм… и не свист это будет вовсе, а шипение какое-то. Она же не гадюка, чтобы на шипение отзываться!

Я размышляю, сидя на скамейке и глядя на окна Уклус, при этом чувствую себя последним дураком. Ну чего я здесь высиживаю? А может, я опять упускаю очередной шанс? Или опять хватаюсь не за тот шанс? Или…

– Санис! – приглушенный девичий голос. – Санис, ты чего там сидишь? Поднимайся.

Озираюсь вокруг, чувствуя себя теперь уже полным законченным идиотом: во дворе ни души. Неужели в вино что-то добавили и у меня галлюцинации?

– Санис, не торчи там! – Голос идет сверху и становится более требовательным. Поднимаю голову. Уклус, наполовину высунувшись из окна, яростно машет мне рукой. Халатик на ней весьма соблазнительно распахнут. – Да сколько тебе можно орать. Сейчас весь двор перебудим. Поднимайся, я дверь открою.

Уклус исчезает в глубине комнаты, а я стою под ее окном и хлопаю глазами. Ну и что теперь делать? Можно сбежать, а можно… ноги уже сами несут меня в подъезд.

Пулей взлетаю на второй этаж, дверь открыта, и темную площадку освещает яркий прямоугольник света. А в этом прямоугольнике… Я буквально задохнулся. Как она хороша! Где-то в глубине сознания внутренний голос делает слабые потуги намекнуть, что очень может быть не так хороша Уклус, как во мне играет смесь вина и пива, но я ничего не хочу слышать. Еще секунда – и она в моих объятиях…

– Пусти, дурак!

Раскат грома в ясный день. Взрыв оружейного склада посреди большого города. Удар палкой по голове… Но протрезвел я моментально.

– Иди в дом. Нечего меня на лестнице лапать!

Уклус поворачивается и, не дожидаясь меня, идет в глубь квартиры, покачивая бедрами. Как загипнотизированный иду за ней.

– Дверь закрой. – А тон какой повелительный. Надо же!

Нашариваю у себя за спиной ручку двери и с силой толкаю. Щелкает «собачка» замка. Я еще некоторое время стою, затем спиной опираюсь на закрытую дверь. Ноги как ватные, кажется, что не смогу сделать больше ни шагу. Да что же со мной творится? Я же здоровый мужик! У меня же… Почему так стучит сердце? Не хватало еще «первой любви». Не слишком ли?.. Я не успеваю додумать, как руки Уклус обвивают мою шею.

– С днем рождения, Санис!

Я ничего не успеваю ответить – ее губы закрывают мне рот поцелуем. По-детски неумелым и трогательным. Пожалуй, насчет года спанья с кем-то – это из разряда фантастики. Я бы даже сказал, что ненаучной фантастики. Зато нужного эффекта она достигла. Да, давненько я не целовался с молоденькими девочками.

Осторожно отстраняю от себя Уклус и смотрю ей в глаза. Есть! Глаза с поволокой, губы слегка приоткрыты, дыхание порывистое… Симптомы чего? Правильно – девка втрескалась по уши. В меня. Какой ужас! Говорили мне в свое время, что «за педофилию» – это не тост, а статья Уголовного кодекса. И что теперь делать?

– Я тебя весь вечер ждала, – говорит, как положено, с придыханием. – А ты все не идешь и не идешь. А мне так… Я ведь…

Понятно. Пора это дело прерывать, иначе меня ждет длительное и путаное объяснение в любви. Ну какого черта? Если бы это первый раз, а то ведь с самого детства… С первого детства… Да уж. Прерывать будем путем обучения технике поцелуя. И – прямо сейчас.

Вместо того чтобы выслушивать объяснения, молча притягиваю Уклус к себе и впиваюсь губами в ее губы. Когда она перестает сопротивляться, осторожно ввожу свой язык ей в рот. Она уже явно не против, но все ее тело напряжено, как будто ждет какой-то гадости. Постепенно она успокаивается и начинает неумело отвечать мне. Ничего, девочка, у тебя еще вагон времени, еще научишься…

С сожалением отрываюсь от прильнувшей ко мне девушки и смотрю ей в глаза. Сейчас начнется неприятная часть. Я ведь здесь для этого… Наверное…

– Уклус, а родители…

– Уехали. – Она улыбается беззаботно-счастливой улыбкой. – Будут послезавтра. У нас с тобой вся ночь впереди…

– Нет у нас с тобой впереди ночи! – Я беру ее под локотки и слегка встряхиваю, чтобы привести в чувство. – Что ты придумала?

– Я хочу тебя…

– Стоп! – Мне очень не хочется этого говорить, но проклятое обостренное чувство справедливости берет свое. – Насчет хочу… Ты, оказывается, со мной уже год спишь. Это как понимать?

Посерьезнела. Я своего достиг – девочка несколько охладилась. Опустила глаза, явно что-то обдумывая. Сейчас или выставит меня за двери, или что-то отмочит. Интересно, а какой вариант мне нравится больше? Нет, я сегодня непривередлив: выставят так выставят, но послушать откровения… это явно интереснее. И я, похоже, таки напросился.

– Этот козел Пилус ко мне уже полгода клеится. А я… А мне он не нужен! Мне ты нужен! А он сказал, что я все равно его буду, а я сказала, что я с тобой уже год сплю, а он…

Пора прерывать этот поток, иначе я рискую в нем утонуть.

– Слушай меня внимательно. – От моего менторского тона становится противно мне же самому. – Мне плевать на Пилуса. И тебе на него тоже плевать. Ничего он тебе не сделает, иначе я его покалечу. Но такими фразами бросаться нельзя: доберется слух до школы (а этот козел после сегодняшнего постарается) – отправят тебя на всякие проверки, родителей вызовут…

– Ну и что? – Губы упрямо сжаты, во взгляде решимость. – И пусть! Я все равно буду с тобой… А что было сегодня?.. Что у тебя с лицом?!

Так, только этого не хватало! Синяк заметила. Черт бы побрал этого придурка Пилуса! Надо будет ему действительно наломать по шее так, чтобы не вставал с больничной койки месяца три!

– Он тебя избил? – В глазах ужас и забота. Только влюбленной малолетки мне сейчас не хватает.

– Чего? – моментально перехожу на гнусавый говорок, которым обычно общаются мои сверстники. – Он? Меня? Я ему яйца так отбил, что он до конца своих дней меня помнить будет! Да я…

– А синяк откуда? – Рано же у нее синдром квочки проснулся.

– Ну, знаешь! Ты хотела, чтобы я его в одно касание уложил? Так не бывает.

– Я тебя в таком виде не отпущу! – Уклус уже приняла решение, и теперь ее, наверное, и танком с места не сдвинешь. – Сейчас положим примочку… Разувайся и проходи в комнату. Быстро!

Какой ужас! Мной командует четырнадцатилетняя соплячка. И как это воспринимать? Я уже совсем решил наорать на девчонку и хлопнуть дверью, но она решительно схватила меня за рукав и потащила прочь из коридора.

Уютная гостиная заполнена неярким светом торшера. Я сижу развалясь на диване, а Уклус с крайне озабоченным видом накладывает мне на синяк какую-то гадость. Мазь мерзко пахнет, но приятно пощипывает и холодит кожу. Мне хорошо и спокойно. Остались где-то далеко позади неудавшийся переворот, старый козел Альтус и придурок Ромус. Это страшный сон, который приснился маленькому мальчику по имени Санис. На самом деле ничего подобного никогда не происходило. Такой дряни просто не могло произойти. Руки Уклус порхают по моему лицу, она легонько поворачивает мою голову то вправо, то влево. Осматривает, нет ли на мне еще синяков. Я не возражаю. Тем более что ее прикосновения мне очень приятны. Так можно и расслабиться окончательно, да я и не против.

– Раздевайся. – Уклус требовательно берется за ворот моей рубахи. Магия расслабленности и защищенности моментально отбегает в темный угол и воровато выглядывает оттуда.

– Это еще зачем?

– Мне кажется, что это у тебя не единственный синяк. И не смей мне перечить!

Хочу возразить, но ее руки уже расстегивают пуговицы рубашки. Когда она добирается до брючного ремня, то на какое-то мгновение замирает.

– И брюки тоже. – Голос у нее стал заметно тише, а я уже не хочу сопротивляться.

– Ты уверена?

– Да! – выдыхает Уклус и прижимается ко мне всем телом.

Она прекрасна, как юная фея. Или нимфа. Или… Зарываюсь лицом в ее рыжие волосы и с наслаждением вдыхаю их аромат. Моя правая рука скользит по ее талии, опускается ниже. Уклус вздрагивает, но сразу же прижимается ко мне теснее. Я слегка отстраняю ее от себя, несколько мгновений смотрю в глаза, а потом начинаю целовать лицо, шею, грудь. От моих поцелуев соски сразу набухают, и упругая девичья грудь отвечает на мои ласки так, как я не мог себе представить. Ни одна самая изощренная проститутка не сможет изобразить того, что еще не научилась скрывать влюбленная четырнадцатилетняя девчонка, которая первый раз в жизни ощущает мужские ласки.

– Санис… я хочу… прямо сейчас… Пожалуйста!

И я тоже хочу. И тоже прямо сейчас. Упрашивать меня не надо: халатик, мои рубашка и брюки уже давно на полу. Мягко укладываю девушку на спину, она чуть слышно стонет и закрывает глаза. Некоторое время ласкаю ее соски, потом опускаю руку к лону, Уклус стонет громче и подается мне навстречу. Лоно заполнено ее соком. Осторожно раздвигаю ее ножки и вхожу. Уклус коротко вскрикивает, когда я преодолеваю хрупкую преграду, крепко обнимает меня и шепчет в самое ухо: «Я люблю тебя, милый».

Подхожу к дому в самом великолепном настроении за последние шесть лет. Кстати, подхожу – это неправда, я лечу как на крыльях. Уже с дальнего конца двора замечаю, что в окнах горит свет. Время – половина второго ночи. Ничего себе празднуют гости мой день рождения! Интересно, там хоть один человек еще на ногах держится?

Вхожу в подъезд и вихрем мчусь по лестнице. Душа поет. Вот уж не ожидал от себя такого. Если бы мне кто-то сказал, что буду радоваться как мальчишка, когда пересплю с девкой, – не поверил бы. Да, шесть лет назад в это время я как раз готовился ввести верные мне войска в Столицу. А теперь… Дверь приоткрыта. Они там окончательно перепились? А если кто влезет?