Текст книги "Массовка"

Автор книги: Владислав Выставной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Е-мое…– потрясенно проговорил он. – Павел Сергеевич? Паша, это ты?!

– «Паша», – хмыкнул Павел. – С каких это пор я для тебя Паша?

– Простите, Павел Сергеевич, я ничего не понимаю… – севшим голосом пробормотал Каминский.

– Все ты прекрасно понимаешь, – устало сказал Павел. – Давай, я не буду тебе подсказывать. Скажи сам: почему ты здесь?

Каминский тяжело задышал, оглядываясь, и заорал:

– Я ничего не понимаю! Правда, я не въезжаю, что происходит?! Где я?!

– Так… – бесцветно произнес Павел. – Рустам, помоги этому господину вспомнить.

Из-за спины Павла бесшумно вышел Рустам, приблизился к Каминскому. Тот инстинктивно подался назад и часто-часто заморгал, глядя на нависшего над ним гиганта. Рустам выдержал паузу – и нанес серию коротких ударов – ладонь-щека, кулак-плечо, ботинок-голень. Каминский удивленно ахнул – и чуть запоздало заорал от боли. Рустам отошел на шаг и замер.

Когда вопли и причитания утихли, Павел повторил вопрос:

– Почему ты здесь, Каминский?

В ответ лишь бессвязная ругань.

– Рустам, ты что-то не доделал, – покачал головой Павел.

На этот раз крики продолжались дольше. Павел с интересом наблюдал за происходящим. Он не испытывал удовольствия от мук этого подлеца. Только сухой интерес исследователя.

Это неправильно. Стоило научиться получать удовольствие и от этого. Не так много радостей осталось в жизни…

– Стой! – захлебываясь в хрипе проорал Каминский. – Я скажу! Скажу! Не бейте….

– Рустам! – быстро сказал Павел.

Рустам отпрянул назад: было видно – он только начал входить во вкус, и ему стоило усилий прекратить «обработку». Кулаки покраснели, ноздри раздулись, дыхание участилось.

– Ну! – произнес Павел.

– Пойми… – отрывисто проговорил Каминский. – Это же были девяностые! Тогда все так делали!

Пауза. Павел выжидательно молчал.

– Все так делали, все! – крикнул Каминский. – А что оставалось, если ты весь бизнес под себя подгреб?! И не я один решал – все пацаны были «за»!

Павел молчал.

– Да, это мы тогда тебя заказали! – выдохнул Каминский. – Да! Но ведь ты живой, живой!!!

– Живой… – проговорил Павел. – Тогда вы убили моего водителя, телохранителя. И Лену…

– Мы не знали…

– Говори за себя.

– Я не хотел! Ты должен был ехать один. Ведь ты живой! Все давным-давно прошло и забылось! Ведь ты теперь в шоколаде, гад! То были девяностые, вспомни…

– Я все помню… Девяностые… Все делают скидку на эти девяностые. Будто тогда, на десять лет все разом превратились в вампиров…

– А ты себя вспомни. Каким ты сам был тогда?

– Девяностые… Да, тогда было легко купить такую маленькую радиоактивную болванку. Верно? Ученым жрать нечего – они уран за еду продавали… И сколько же ты отдал за нее? Так, ради интереса.

Каминский молчал. Даже в ярком свете прожекторов было видно, как он побледнел.

– Что же ты замолчал? – спросил Павел.

– Ты не мог знать про это… – совсем тихо сказал Каминский. – Не мог…

– Но… я тебя поздравляю! – оскалился Павел и вышел вперед, за ослепительную границу света.

Каминский уставился на него дикими глазами.

Павел подошел к Каминскому и опустился на корточки, сжавшись от внезапного приступа боли. Рустам дернулся было в его сторону, но Павел жестом остановил его. Он поднял изможденный взгляд на Каминского и поймал его полные страха глаза.

– Ты все-таки убил меня. Поздравляю. Браво! – сказал Павел.

И тяжело поднялся.

– Стоп съемка, – сказал он.

– Стоп камера! – прокричал невидимый отсюда режиссер площадки.

Павел повернулся к Каминскому спиной и пошел к выходу. В глазах прикованного к стулу человека мелькнула надежда.

– Так это подстроено! – проговорил он, пытаясь улыбнуться. – Розыгрыш, да? Это кино?

– Кино, – сказал Павел, не оборачиваясь. – Только никаких розыгрышей. Одна лишь гнилая правда жизни.

Павел отсматривал снятый материал, любуясь каждым словом, каждым жестом палача и жертвы. Вот это кадры! Это вам не «дубль первый, дубль второй»! В жизни не бывает никаких дублей. Здесь – настоящая жизнь, какой бы мерзкой она не была.

– Развлекаешься? – раздалось в тишине комнаты.

Павел внутренне сжался. Он никак не ожидал услышать этот голос снова.

– Что… Что ты тут делаешь? – быстро спросил Павел.

– Этот же вопрос я хотел задать и тебе, – сказал Переходящий дорогу. – Только не пытайся звать охрану. Я уйду, и у тебя больше не будет возможности поговорить со мной.

– С чего ты взял, что я хочу с тобой разговаривать? – мрачно поинтересовался Павел.

– Мне так показалось, – пожал плечами Переходящий дорогу. – Скажи, для чего весь этот балаган?

Павел молчал, с ненавистью глядя на незваного гостя. Тот небрежно крутил на указательном пальце нелепую шляпу. Надо же – теперь еще и шляпа…

– Что ты хочешь доказать? – продолжал Переходящий. – Можно, угадаю? Ты решил посоревноваться со мной в умении управлять судьбами?

Переходящий дорогу с любопытством разглядывал Павла, словно видел его впервые. Павел скрипнул зубами, но сдержался и промолчал.

– Что же, красивый ход, – неожиданно признал гость. – Я, правда, не пойму до конца твоего замысла, но идея хороша… Что тебя больше прельщает во все этом: сама игра или последующий анализ? Ведь ты снимаешь кино про самого себя? Я угадал? Тебе нравится смотреть на себя со стороны? А… Кажется я понял…

– Что ты понял? – нервно спросил Павел.

– Нет-нет, – покачал головой Переходящий и аккуратно надел шляпу. – Это только догадки. Что ж, не буду мешать. Я еще зайду…

Павел никак не мог понять: был ли в действительности этот ночной визит, или же это только болезненный сон. Впрочем, других снов теперь и не было. Болезнь медленно пожирала его.

Надо торопиться.

Приступы острой неуверенности осложняли дело. Павел целый час просидел в холодной «комнате правды», не зная, что делать дальше.

Нет, не так. План был. Четкий и ясный план, такой, как и те, что вели к вершинам богатства и силы. Но который теперь ведет прямо в могилу.

Почему-то Павел не сомневался, что все, что происходит – расплата за полученные от жизни дары.

Нет, не так – вырванные у жизни силой. Украденные. Отобранные у других.

Как сказал это Каминский? «Это были девяностые». Бред. Так было испокон веков: кому-то всегда не терпится схватить то, что не принадлежит ему по праву.

Та, давняя мечта мальчишки, который смотрит жадными глазами через стекло витрины магазина игрушек, понимая, что ему НИКОГДА, НИКОГДА не получить того, что он хочет.

Страшное слово «никогда». Как приговор. Как смерть.

Только не все мальчишки смиряются с этим приговором. Некоторым кажется, что нелепые ошибки судьбы можно исправить – подчистить, замазать. Обмануть.

Наивная надежда. Будто судьба может ошибаться…

– Зигфрид! – крикнул Павел.

Зигфрид появился немедленно: он дожидался за дверью.

– Приведи сюда девчонку, – сбивчиво сказал Павел. – Ну, ты понял…

Зигфрид задержал взгляд на Павле и коротко кивнул.

«Надо что-то с ним делать, – глядя на охранника, подумал Павел. – Настроение у него какое-то не то»…

…Настя снова сидела перед ним на стуле – еще более осунувшаяся, с диким взглядом. И Павел снова не знал, с чего начать.

Еще одна нелепица: он, вообразивший себя вершителем человеческих судеб, робеет перед девчонкой. Бред какой-то. Будто не было в его жизни бесконечной череды топ-моделей и ярких девиц с обложек «Максима».

Вот, очередной глупый стереотип – будто женщина, попав на обложку «глянца», становится чем-то лучше всех остальных. Обман. Банальнейший «развод» для богатых лохов. Поняв это, некоторые одураченные толстосумы бросаются во все тяжкие, черпая самую жуткую грязь со дна жизни. Если, конечно, хватает смелости признаться себе, что их обманули…

А Настя – вот она, настоящая, живая – и настолько далекая, что целые шеренги роскошных баб с обложек на ее фоне становятся просто кучей дорогих шлюх. Да и не таких уж и дорогих, если учитывать финансовые возможности.

Павел нервно откашлялся.

– Слушай… Я хочу, чтобы ты знала… Я не причиню тебе вреда…

– Вы это уже говорили, – тихо отозвалась Настя. – Отпустите нас домой.

– Не могу, – так же тихо сказал Павел. – Но я обещаю – ни с кем из массовки ничего не случится плохого …

– Отпустите нас… – повторила Настя.

– Так надо… – непривычным для себя, умоляющим тоном произнес Павел. – Так надо, поверь…

Настя посмотрела на Павла долгим непонимающим взглядом, и вдруг закричала – высоко и страшно:

– Отпустите-отпустите-отпустите!!!

Это была самая настоящая истерика. Ворвавшиеся на крик Рустам и Зигфрид поначалу недоуменно топтались вокруг размахивающей кулачками и мотающей головой Настей, прежде, чем схватить ее и утащить прочь.

Этот крик вывел Павла из оцепенения. Непонятно почему он почувствовал себя бодрее. Он снова знал, что делать.

Каминский вновь сидел, прикованный к стулу, только вот свет, направленный ему в глаза был не столь ярким. Теперь в этом нет необходимости. Самоуверенности и наглости у узника поубавилось.

Привычка к безнаказанности имеет большую инерцию. Ей требуется время, чтобы выветриться из сознания носителя, но окончательно избавиться от нее трудно, все равно, что избавить выгребную яму от въевшейся за годы вони.

Но сутки, проведенные в бараке, с напуганной и подавленной массовкой не прошли зря. Ничто так здорово не обрабатывает человека, как толпа, низведенная до состояния испуганного стада.

Сам Павел не испытывал к массовке злых чувств – и он хорошо оплачивал ее дискомфорт.

– Что здесь происходит? – дрожащим голосом произнес Каминский.

В этой полосатой робе он действительно выглядит жалким. Но Павел ни на секунду не позволял себе забыть, что это за человек. Он уже сам начинал чувствовать себя чудовищем – но этот был еще хуже.

– Здесь кое-что строят, – сказал Павел.

– Что строят? – недоуменно спросил Каминский.

– Хочешь посмотреть? – спросил Павел, подходя к окну.

Окно было до половины небрежно замазано белой известью. Это выглядело ужасно казенно и уныло, а потому нравилось Павлу.

– Крематорий, – сказал он.

– Кре… – буквы застряли в горле Каминского. – Для чего?!

– Для кого, – поправил Павел. – В частности, для тебя…

– У тебя что, крыша поехала?! Отпусти-и… – завыл Каминский, пытаясь вырваться.

Наручники держали цепко.

Павел с удовольствием наблюдал за конвульсиями старого приятеля.

Да, он действительно, входит во вкус. Как там говорят про месть? «Блюдо, которое подают охлажденным»?

Тут дело не в мести. Дело в правде. Надо просто найти ответы. А, может, всего-навсего один ответ.

На все.

– Не нервничай, – сказал Павел. – У тебя еще есть время подготовиться…

– Гад!,..

– …подумать…

– Выпусти меня!

– …очистить свою душу…

– …что ты хочешь?! Только скажи – я все отдам! Все отдам, все!

Павел тихо рассмеялся:

– А у меня все есть. Ты, что, забыл?

Каминский задергался в тихих рыданиях…

– Пожалуйста…

– Ну, ну, – сказал Павел. – Не унижайся так. Впрочем, дело твое, можешь унижаться, если тебе от этого легче. А хочешь посмотреть на себя со стороны?

Павел с интересом глянул на Каминского.

– Я все снимаю, – пояснил он. – Как в кино. Интересно увидеть свое новое состояние?

– Иди к черту…– прорыдал Каминский.

– Жаль, – сказал Павел с сожалением. – А мне бы было интересно. Когда еще представится такая возможность, а? Ты знаешь, зачем я притащил тебя сюда?

– Я же уже все сказал…

– Ты сказал «почему», а не «зачем».

Павел подошел к Каминскому, склонился над ним и сказал доверительно:

– Понимаешь, меня всю жизнь окружает ложь. И я просто хочу узнать правду. Понимаешь? Нет? Вот ты, гнида, ты мой враг. Ты хотел моей смерти. Так хотел, что тебя не останавливала даже жизнь других, совершенно посторонних людей. Ты ненавидишь меня – значит, знаешь что-то такое, за что меня стоит убить. Вот этим ты мне и интересен.

– Но зачем все это? – Каминский неловко мотнул головой в сторону окна.

– Так надо, – проникновенно сказал Павел. – Ты должен чувствовать занесенный над твоей головой меч судьбы. Я хочу выжать из тебя всю правду, как выжимают сок из лимона. И еще – мне просто нравится такая атмосфера…

– Ты сумасшедший…– слабым голосом сказал Каминский.

– Пожалуй, – не стал спорить Павел. – Так что не рассчитывай, что тебя может спасти ложь…

– А правда? – быстро проговорил Каминский. – Правда может меня спасти?

– Нет, – улыбнулся Павел. – Спасти тебя уже не сможет ничто. Но правда, возможно, облегчит твой конец…

Каминский оказался на удивление разговорчивым. Таким Павел не помнил его в «той» жизни. Даже и не скажешь, что причиной разговорчивости стало гаденькое ощущение безнадежности своего положения. В памяти всплывали кадры хроники, где изменники родины спокойно и обстоятельно признавались в преступлениях, за которыми с неизбежностью следовала «вышка». Что за механизмы включаются в такие моменты в психике приговоренного? Интересно, чертовски интересно…

– Мы тогда только взялись за этот завод, – говорил Каминский. – Поначалу ведь ты вообще был никем – так, на прихвате у Локтя. Да чего там говорить – ссыкун ты был, даже шмальнуть в лоха не сумел, когда дело до стрельбы дошло… А ведь это ты предложил припугнуть организаторов торгов, стало быть, должен был и сам, вместе со всеми… Да от тебя давно бы избавились – так ведь считали тебя головой! Согласен, хорошая была мысль с аукционом. Купить такой заводище за копейки… Сейчас даже представить невозможно… И ведь ты все продумал так, чтобы все ниточки, все связи на тебя замыкались. Шлепни тебя – и концов не сыщешь! Тут к тебе претензий нет: каждый вертится, как может. Да, красиво получилось: сначала завод, следом потихоньку еще и еще… Но вспомни, что потом началось? Ребят, которые под пулями ходили, на «стрелках» подставлялись, на допросах молчали – их, значит, в сторонку! А на руководящие посты – «сынков» из модных институтов! Ты ловко грузил, а мы и уши развесили: «нужны связи, административный ресурс, специалисты топ-уровня…» Ты всегда умел фуфло задорого впаривать, этого у тебя не отнимешь. Надо было насторожиться, еще когда ты завел песню про «выход из тени». Какие красивые слова: легальный бизнес, респектабельность, открытость. Мы-то, идиоты, не понимали тогда, что нам в этом твоем «легальном бизнесе» уже нет места! Да ты просто слил нас, как бумагу в сортире! Просто дернул за ручку с цепочкой, водичка – «пшшш!» – и нас нету! Ну, да, да… Ты бросил всем по косточке. Только вот сам остался на верхушке, а мы – на дне навозной кучи! Согласись – не по понятиям вышло! Это мы, мы тебя закинули туда, где за рычажки дергают! Всем, что имеешь, ты обязан нам! И если хочешь, то мне, мне! Я тебя сделал вот этими вот руками, на которых сейчас наручники! И я имею право этими же руками взять, все, что сочту нужным! Неужто ты думал – мы будем сидеть, смотреть на твою рожу по «ящику» и обтекать, как терпилы? Нет, ты, правда, так думал? Жаль, что не получилось сделать из тебя мясное месиво. Из таких пацанов сделали – а из тебя не вышло! Всегда тебе везло, вот что я скажу. Теперь мне уже все равно, злость прошла, и дела вроде наладились. Да только вот ты решил вытащить все на белый свет. Ну, так получай, крыса! За Ленку он переживает, видите ли… А ты знаешь, что она тебя пасла всю дорогу, о каждом твоем шаге мне сообщала? Она сука была, эта Ленка. Ты бы не ее, ты бы друзей своих пожалел, которые от обиды жить потом расхотели…

Каминский замолчал, опустил голову, словно собирался вздремнуть. Павел задумчиво смотрел на него. В общем, ничего нового. Но нотки откровенности из уст врага были приятны.

Комната правды начинала работать.

Павел совершал обход лагеря в сопровождении Рустама и пары костоломов из вновь набранных. Эти, похоже, не были такими профессионалами, как Рустам и Зигфрид, но оказались куда менее впечатлительными: достаточно хорошего заработка – и никаких вопросов. Поредевшая съемочная группа наблюдала издали. В глазах страх: кого следующим отправят в «массовку», а значит – в душный и темный барак?

Павел чувствовал в себе болезненные изменения – и это касалось не только гибнущего тела. Старался не думать об этом – и гнал себя вместе с остальными в черную пропасть неизвестности, чувствуя, как по пятам крадется что-то темное и страшное.

Да, это безумие. И весь блеск замысла в том, чтобы суметь от души насладиться саморазрушением…

У окраины лагеря, за фундаментом будущего крематория Павел остановился. Здесь массовка копала котлован. Такое развлечение придумал для своих товарищей вновь назначенный староста барака – чтобы «заключенные» дышали свежим воздухом и не теряли форму. Неприметный, но суетливый и услужливый человечек в один прекрасный момент заставил Павла взглянуть на массовку с новой стороны.

Вначале люди в полосатой одежде представлялись всего лишь фоном для какого-то невнятного замысла. Теперь же этот «фон» обретал собственную, непредсказуемую и довольно странную жизнь, что зарождалась в глубине бараков, помимо воли и желания хозяина.

Тогда и родилась мысль про камеры. Ничего не стоило развесить их по всему лагерю. Идея не нова: даже огромный Лондон давно уже стал своеобразным реалити-шоу для служб безопасности.

Теперь Павел чувствовал себя не просто хозяином положения. Он ощущал себя творцом, режиссером сюрреалистического мира, создаваемого собственными руками. Он мог круглосуточно следить за процессами, ведущими его подопечных за какую-то неясную пока грань. Это здорово, свежо, ради этого стоило поставить на кон все, что осталось.

Хотя, если рассудить, он давно уже взял на себя эту роль – творца и разрушителя человеческих судеб. Просто раньше все имело иную, более абстрактную форму. Массы людей, принимаемых на работу, продвигаемых по службе, увольняемых и вносимых в «черные списки» были не более, чем колонками цифр в отчетах и приказах. Но и тогда власть доставляла ни с чем не сравнимое удовольствие. И уже тогда в этом чувствовалось что-то порочное, в чем стыдно признаться самому себе. Но зачем в чем-то признаваться благополучному человеку, чей статус ставит его вне подозрений, вне критики, вне морали?

Теперь все несколько иначе. Да, эта массовка – все та же статистическая человеческая масса. Но теперь масса обрела плоть, голоса, имена. Она стала осязаема, прекрасно видна на экранах мониторов. Она обрела чувства, получив возможность испытывать подлинный страх, настоящую боль. Она полностью в его власти.

Это невыразимо сладостно, волнующе – и обещает еще больше.

Он долго стоял, смотрел на угрюмых людей с лопатами.

И улыбался.

8

Артемий вышел из дома Старика с легким звоном в голове.

Возьмите том «Большой советской энциклопедии». Отложите его в сторону – он слишком тяжел, и переплет его из жесткого некачественного дерматина. Возьмите лучше старинный словарь Брокгауза и Ефрона – мягкая, приятная на ощупь, кожа обложки, разбухшие от времени страницы. Двиньте с размахом этой книженцией по уху приятеля. И он поведает об ощущениях Артемия.

Давно он не получал такой увесистой порции сомнительной информации. Погружение в глубокие подробности совершенно не было его стезей. Посредник между мирами – вот кто он. Просто нравилось стоять на пороге, не окунаясь полностью ни в банальную повседневность, ни в туманную реальность оккультизма…

Он так задумался, что чуть было не попал под колеса невесть откуда выскочившей машины. Машина неслась куда быстрее, чем это допустимо в таком тихом дворике. Взвизгнули шины, Артемий шарахнулся в сторону, успев получить небольшой пинок крылом под пятую точку. Перелетев через бордюр, кувыркнулся, сел на траве. Удивленно оглянулся – словно только что свалился сюда, на травку из иных миров. Папка вылетела из сумки на землю, рассыпав содержимое веером.

В жизни случаются моменты, которые имеет смысл как следует просмаковать. Например, если вас сбила красивая машина, и вы смотрите на нее снизу вверх – у вас редкий ракурс, чтобы насладиться исключительным зрелищем. Особенно, если из сбившего вас пестрого спорткара выскочит испуганная, но чертовски симпатичная девушка. При этом, будьте уверены, вы имеете право рассчитывать на всю полноту ее внимания. Послушайте совет: ловите мгновенья, о которых приятно вспоминать после. Конечно, если из вас не торчат во все стороны обломки костей, не хлещет струями кровь, и вы не кричите от боли.

Из Артемия, на счастье, никакие струи не хлестали. А девушка показалась знакомой.

– Ой! Мамочки! Я не хотела… – растерянно проговорила она.

– А я вас уже видел, – задумчиво сказал Артемий, не торопясь подниматься с травы. – Интересно только, где?

– Возможно, – не стала спорить девушка. – Вы ничего себе не сломали?

– У меня нет привычки самому себе что-то ломать, – сварливо отозвался Артемий и ощупал ушибленное место. – И вам, вроде, этого тоже не удалось. Ага, вспомнил! Вы приезжали к моему другу – шаману. Вчера.

Девушка вдруг часто заморгала и покраснела. Артемий усмехнулся и, поднимаясь на ноги, проговорил:

– Коридор событий… Ну-ну…

– Чего? – не поняла девушка. –

– Да, так, – неопределенно сказал Артемий, встав на колено и собирая листки в папку. – Мысли вслух.

– Вы уж меня извините, пожалуйста, – сказала девушка. – Я, правда, нечаянно. У меня недавно эта машина. Я раньше все на «автомате» ездила, а тут ручная коробка – я тормоз с газом перепутала…

– Бывает, – сказал Артемий, завязывая тесемку на папке. – У меня один знакомый как-то водку с уксусом перепутал. Так и не распробовал, пока целую бутылку не высадил…

– Так вы меня простите? – девушка мило улыбалась, очевидно, пытаясь давить на обаяние.

Артемий внимательно посмотрел на нее и сказал:

– Ну, если вы не нарочно так газовали перед старушками и младенцами из той песочницы, так может, и не так сильно торопитесь?

Девушка нахмурилась:

– Если вы надумали грязные предложения делать, так я сегодня не в духе…

– Вовсе нет, – возразил Артемий. – Предложение кристально чистое. Отвезите меня домой, а то я ногу, похоже, потянул. Тем более, что дорогу уже знаете…

Девушка задумалась на секунду и кивнула:

– Ну, ладно, поехали. Ведь я действительно перед вами виновата…

Старательно хромая, Артемий добрался до пассажирского сиденья. Насчет ноги он соврал. Просто эта забавная встреча показалась похожей на проявление того самого «коридора событий», и по методике Старика следовало всеми правдами и неправдами пользоваться ситуацией: судьба не прощает пренебрежения к своим подаркам.

– А что вы здесь делаете? – спросил Артемий, украдкой оглядываясь.

Салон был тесен, но выглядел прилично. Артемий всегда мечтал о такой машине. И чем больше мечтал, тем дальше отодвигалась от него эта мечта. Еще один непознанный закон жизни, смириться с которым невыносимо трудно.

– Да так, – неопределенно сказала девушка. – Живет здесь… Один бывший…

– Поссорились, – кивнул Артемий, внимательно глядя на девушку. – Выходит, вы в сердцах и впрямь могли меня задавить.

Девушка не ответила, только дернула ручку переключения скоростей, и машина бросилась вперед, вдавив Артемия в ковшеобразное кресло. Миновав двор и мелькающие в лобовом стекле недоброжелательные лица местных старух, вырвалась на проспект.

– Меня Артемий зовут, если что, – сказал он. – Для друзей – просто Арт.

– «Если что» – это что? – не вполне дружелюбно поинтересовалась девушка.

– Не хотите знакомиться – не надо, – сказал Артемий. – Тогда я беру свои слова обратно. Никак меня не зовут.

Девушка удивленно посмотрела на него и сказала:

– Аня.

– Слава богу, – сказал Артемий. – Не люблю неопределенности и подозрительности. Как-никак у нас общие друзья…

– Вы это про шамана? – Аня дернула плечом. – Я его почти не знаю. Мне его подруга посоветовала…

– Чтобы вернуть обратно этого, с кем вы только что в очередной раз поссорились, – кивнул Артемий.

– Вы что, следите за мной? – нахмурилась Аня.

– Нет, как раз наоборот, это за мной, похоже, следят, – сказал Артемий. – А с вами все просто: я таких ситуаций насмотрелся – ого-го, сколько! Есть такой тип девушек: они почему-то ужасно хотят удержать парней, которым сами порядком надоели. Может быть, все дело в подаренной машине? Поверьте, это подарено не для того, чтобы вас удержать, а как раз, напротив – чтобы откупиться.

– А, значит, вы тоже шаман? – недоброжелательно поинтересовалась Аня.

– Скорее, коллекционер шаманов… – сказал Артемий и кивнул в сторону перекрестка. – Будет быстрее, если здесь свернем.

При въезде в знакомый переулок Артемий почуял неладное. Когда замелькала униформа с символикой МЧС, он забеспокоился, пытаясь сообразить, что вокруг не так. И уже приближаясь к дому Архипа, понял: с соседней стройки исчез огромный, тревожно-скрипучий башенный кран.

Анин «болид» медленно въехал в переулок и замер: путь ему преградили пожарная машина и «скорая». Артемий выскочил из машины и бросился вперед, к калитке. Отсюда прекрасно было видно, что именно произошло: здоровенная решетчатая ферма крана лежит поперек улицы, подмяв под себя забор. Чудовищная стрела криво торчит из крыши перерубленного пополам дома, промасленные тросы дохлыми змеями вьются по старому асфальту.

А у калитки ждал Архип. У ног его – туго набитая сумка Артемия. Архип раскуривал трубку, равнодушно наблюдая за работой спасателей.

– Что, что случилось?! – воскликнул Артемий. – Ты жив?! Никто не погиб?

– К счастью, никто, – спокойно сказал Архип. – Но я тебя предупреждал: нельзя тащить домой такие вещи, как эта папка. Ты разозлил духов.

– Очень на то похоже, – признал Артемий, оглядывая разрушения. – Ты это… прости меня, если что…

– Бывает, – сказал Архип и ткнул ногой сумку. – Тебе придется уйти. Я не могу ссориться с духами, сам понимаешь.

– Да, да, я понял, – сказал Артемий, поднимая сумку. – Буду искать, куда прибиться…

– А чего искать? – усмехнулся Архип. – Я что, зря старался?

Он кивнул в сторону спортивной машины. Из нее робко показалась Аня и теперь недоуменно озиралась, словно не зная, как сюда попала и что делать дальше.

– А… – с сомнением произнес Артемий. – Как-то это… Хм… Коридор событий, блин…

– Что? – не понял Архип. – Только не говори ей про свои темные делишки, не то прогонит. Все, уходи. И пока не выкинешь из головы своего Переходящего дорогу – ко мне не суйся. И руку я тебе не пожму. Нельзя. Так что извини…

– Все нормально, – пробормотал Артемий, и отдернул протянутую для рукопожатия руку. – Пока!

Архип ничего не ответил – он сразу же исчез за калиткой.

По крыше его дома, словно насекомые по старому пню, ползали спасатели и пожарные, оглядывая разрушения и обмениваясь восхищенными возгласами.

Зрелище того стоило.

– Надо же – а я только вчера была в этом доме, – благоговейно глядя на разрушения, произнесла Аня. – Как там шаман?

Вид катастрофы произвел на нее впечатление. И правда, было в этом что-то эдакое, сверхчеловеческое.

– Сегодня не принимает, – сказал Артемий. – Духи его вконец заели…

– Это они его так?.. спросила Аня, кивнув в сторону крана.

– Скорее уж, это они так меня – сказал Артемий. – По той же причине и на улицу выкинули. Так что будем знакомы еще раз: Артемий Котлин, бомж.

Аня с интересом посмотрела на него. Вряд ли ему поверила. Но заметила:

– Вы что же, повздорили с этими, с темными силами?

– Да, нет, просто оказался у них на пути. Такое со всеми случается. Рано или поздно.

– Забавно. Так вам теперь негде жить?

– Похоже на то, – сказал Артемий.

И стал ждать реакции Ани. Если верить Старику и Архипу…

– Можете переночевать у меня, – сказала Аня. – Пока жилье не найдете.

– Ну, что вы! – осторожно сказал Артемий, а про себя восторженно воскликнул: «ух ты, ек-макарек!»

– Только учти, – легко переходя «на ты», сказала Аня. – Я просто иду на поводу у твоей растянутой ноги. И никаких домогательств!

Ничего не оставалось, кроме как смущенно хмыкнуть. У бездомных бродяг, вроде него, не должно быть чрезмерных амбиций. И еще: стоило предупредить гостеприимную девушку…

– Аня, эээ, такое дело… – заговорил Артемий, когда машина уже двигалась по широкой, забитой машинами улице, – со мной все не так просто… Я занимаюсь одним очень опасным делом, и оттого меня могут преследовать всякие неприятные ситуации…

– Как интересно, – довольно равнодушно отозвалась Аня.

– Нет, я серьезно! – сказал Артемий. – Видите – дом у шамана пострадал. Это потому что я в нем жил…

– Ну, да, я это уже поняла, – рассеянно сказала Аня, оглядывая улицу. – Удивительно: здесь всегда пробки в это время. А сейчас мало того, что свободно, так еще и все время зеленый свет нам навстречу…

– Коридор событий, – вздохнул Артемий и украдкой посмотрел на девушку.

Что ж, он честно пытался предупредить, так что с него теперь взятки гладки… Однако, она хороша. Интересно, почему так хорошеют девушки, садящиеся за руль дорогих машин? Или это у мужиков сразу в глазах мутнеет?

– И все-таки, – снова заговорил Артемий, – почему вы… э-э, ты решила меня приютить? Ведь я, все-таки, непонятно кто, да еще и друг шамана. Не страшно?

– А тебя надо бояться? – поинтересовалась Аня.

– Нет, но… – в голове Артемия вспыхнула догадка. – А-а… Может, ты решила насолить своему бывшему? А?

– Какой догадливый! – сердито сказала Аня, и машина нервно дернулась. – Будешь болтать не по теме – высажу!

– Нет-нет, – Артемий замахал руками, – я ж все прекрасно понимаю: сам только что поссорился с девушкой…

– На жалость давишь? Так со мной это не пройдет.

– Нет, просто факт. Так что, если надо – подыграю тебе с удовольствием и истово!

– Только не переиграй, – усмехнулась Аня. – А то пристрелит.

– Кто? – Артемий приподнял брови. – А-а… Тогда не буду. В смысле, переигрывать. Буду играть подкаблучника.

– То-то же, – заметила Аня, разглядывая светофоры. – И все-таки странно, что все время зеленый…

Анина квартира оказалась не столь пафосной, как машина. Однако тоже, вполне ничего себе. О такой Артемий с Ларисой даже и не мечтали. Хотя Артемий упрямо твердил, что непременно разбогатеет: стоит только выбить из клиента серьезные деньги под поиски стоящих артефактов. Чем все это закончилось – известно. Странная штука судьба: едва лишь отпал главный фактор требующий денег – Лариса – как эти самые деньги сами собой полезли в руки. Только вот, при предложенных судьбой условиях уже не хотелось никаких денег.

Что ж, нет худа без добра. Сидя на диване, Артемий с удовольствием осматривался и ждал, когда Аня принесет обещанный чай. Квартирка обставлена просто, но со вкусом. Удивленно поймал себя на мысли, что оценивает обстановку, словно собрался обосноваться здесь всерьез и надолго. Усмехнулся и покачал головой.

– Чай на кухне! – сказала Аня мимоходом и направилась соседнюю комнату.

– А что, я в одиночестве чай буду пить? – удивился Артемий.

– Привыкай, – коротко ответила Аня.

Все же, в одиночестве Артемий не остался. Когда он уселся за столик перед чашкой чая и бутербродом с колбасой, на подоконник перед ним легко вспорхнул огромный, черный, лоснящийся как начищенный сапог, кот. Кот внимательно посмотрел на Артемия огромными желтыми глазами и разинул зубастую пасть в беззвучном «мяу».