Текст книги "Семь экспедиций на Шпицберген"
Автор книги: Владислав Корякин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Глава VII
Взгляд из космоса
Краше будет сплановать
Здешних мест фигуру,
Достоверно описать
Груманта натуру.
Из поморского фольклора
Снимки Шпицбергена из космоса (их сделали американцы) произвели на нас сильное впечатление. Еще бы! Вся концепция оледенения архипелага, созданная нами с таким трудом в 1965—1967 годах, в буквальном смысле оказалась изложенной на нескольких снимках: и напоенные влагой облачные массы над окрестными морями в закрученных вихрях циклонов, и положения границ питания ледников сразу по всему архипелагу, и заметные на глаз по сравнению с привычными очертаниями на картах изменения концов ледников... Правда, качество (точность) снимков было не слишком высокое, но они – первые и потому вполне удовлетворительные.
Не создай тогда мы своей концепции оледенения Шпицбергена, космоснимки привели бы нас к тому же самому. Это было очевидно. Но мы выиграли годы, а это в наш стремительный век немало, и потому вместе с нашими славными предшественниками мы получили право утверждать: «Никто пути пройденного у нас не отберет».
Теперь снимки из космоса будут нам важным подспорьем в изучении оледенения архипелага.
Так, на одном из снимков мы обнаружили очень крупную подвижку на леднике Стоне (остров Эдж), примерно того же размаха, что у Негри или Бросвеля. Его площадь сразу возросла на сто пятьдесят квадратных километров, тогда как суммарное сокращение по другим шести выводным языкам всего только восемьдесят. Вот и ломай голову – оледенение острова растет или уменьшается? Вопрос непростой, ответ зависит от того, какие ледники считать типичными. Хотя, разумеется, их объем стал меньше – это, очевидно, решающий признак в данном случае. Отсюда следует, что надо больше уделять внимания изменениям объемов ледников. Это один из выводов, подсказанных космоснимками.
Кстати, еще одно важное обстоятельство. Экспедиции на востоке острова Эдж бывают весьма редко. Не будь космоснимка, запросто могли бы пропустить эту подвижку, причем очень крупную. Теперь-то мы знаем ей цену...
А вот еще два знаменитых «пульсара». Но у Негри фронт после крупной подвижки 30-х годов практически вернулся в исходное положение, а у Бросвеля по-прежнему выступает далеко в море. Становятся понятными события на загадочном леднике Хинлопен: там произошла грандиознейшая подвижка. Хотя разрешающая способность космоснимков ограниченна, тон фотоизображения выдает здесь изменения ледниковой поверхности на огромном пространстве, где все перебито миллионами трещин на отдельные серраки. Попадаются странные черные точки, которые я поначалу посчитал за дефект изображения, но потом стало ясно, что это небольшие озерки на ледниковой поверхности – верный признак того, что целостность ледниковой поверхности начала восстанавливаться, раны-трещины залечиваться. И над этим тоже надо поломать голову. Ясно, что оценка изменения оледенения после 1936 года (большинство норвежских карт составлено по аэрофотосъемке на эту дату) теперь не проблема. Архипелаг полностью подвергся аэро– и космосъемкам, поэтому мы не пропустим крупных подвижек, которые способны существенно осложнить подсчеты. Не нужно теперь переносить ограниченную полевую информацию на территории, где не было наблюдений, то есть отпадает необходимость рискованных оценок по не всегда обоснованным аналогиям. Существенно возрастет точность наших количественных оценок.
На космоснимках видно огромное отступание ледников на Земле принца Карла. Очевидно, здесь следует ожидать необычно большого снижения ледниковой поверхности. Установить это можно только при полевых наблюдениях. Повторяю, космоснимки серьезно усложнили наше представление о пространственных изменениях ледников, открыв нам детали, о существовании которых мы и не подозревала. Например, на космических снимках ледников, испытавших недавно подвижку, мы обнаружили необычный рисунок поверхности, особенно в начальный период таяния, когда талая вода подчеркивает все самые незначительные, казалось бы, особенности рельефа ледниковой поверхности, чередование впадин и повышений несколько необычных очертаний.
Пожалуй, именно космоснимки продемонстрировали незрелость ледниковых покровов на Северо-Восточной Земле, у которых ледоразделы прослеживаются очень четко, буквально в деталях. Это только то, что бросается в глаза при первых общих просмотрах, разумеется с учетом нашего полевого опыта, который и здесь работает на нас. Опыт позволит нам выиграть еще раз время при освоении этой информации. Это актуально, потому что объем ее, доставленный космоснимками, огромен, и ее освоение потребует много труда и времени.
Конечно, одна из важных и сложных проблем здесь – дешифрирование, несомненно более сложное, чем при аэрофотосъемке, потому что разрешающая способность космоснимков значительно хуже, чем у аэрофотоснимков. Да и тональность снимков оставляла желать лучшего. Наконец, снимки были выполнены с телеизображения, так что частота строк отчетливо проявлялась при многократном увеличении – это было заложено в самой системе американского «Ландсата», проводившего съемку. Это не считая тех отдельных участков, где изображение ледников было невозможно «читать» из-за облачности или тумана.
И все-таки космоснимок – не аэроснимок и не карта. Ценность его порой на порядок выше, в чем я убедился, когда увидал изображение так называемого стокового ветра – типа новоземельской боры. Кромка слоисто-кучевых облаков своими очертаниями повторяла край ледника, совпадала, очевидно, на местности с зоной действия ветра, от которого и зависела сама структура облачности. Такое можно увидеть только из космоса, то есть на космоснимке.
Когда мы заканчивали освоение первого блока информации с космоснимков, в ежегоднике Норвежского полярного института я увидал подобный же снимок напечатанным. Подпись гласила, что такие снимки можно использовать для оценки изменения положения концов ледников. Для нас это был пройденный этап. Автор подписи, видимо, недооценивал значение космоснимка как средства познания, на котором концы ледников – только частность, хотя и важная. Практически каждый снимок позволяет выявить целый комплекс характеристик оледенения в связи с условиями его существования. Сочетание космической съемки и полевых исследований с применением самых современных инструментальных методов – это современная гляциология, тем более будущая.
В 1982 году я летел на Шпицберген во многом из-за космоснимков, в первую очередь ради дешифрирования. Образно это можно сравнить с чтением. Но в ряде случаев был необходим и полевой контроль. Так, в частности, обстояло дело на Земле принца Карла. Там космоснимок зафиксировал отступание ледников столь огромное, что мне бы не поверили, если бы я ограничился только этой – космической – информацией. Надо было побывать на месте, чтобы убедиться во всем своими глазами. Наконец, одновременно с полевым дешифрированием следовало провести некоторые измерения на ледниках. Очевидно, интенсивное отступание ледников здесь должно было сопровождаться и снижением ледниковой поверхности. И хотя сам космоснимок на этот вопрос не мог мне ответить, простое барометрическое нивелирование в поле повысило бы ценность работ по дешифрированию космоснимков.
Впервые на Шпицберген лечу самолетом. Полет как полет, «Ту» как «Ту», всего несколько часов в воздухе. Почему-то это обстоятельство вызывает у меня чувство сожаления.
С учетом той работы, которую мне предстоит выполнить в самом конце июня, когда практически вся экспедиция уже в поле. Мне нужно, чтобы ледники побольше освободились от снега и четче обозначились границы питания, чтобы таяние «проявило» различные виды льда, с которыми предстоит столкнуться, – обычный ледниковый, наледный, так называемый «мертвый» лед [16]16
Неподвижные участки ледника, как правило, с большим количеством моренного материала, затрудняющего дешифрирование.
[Закрыть]и т. д.
Вот и взлет, и насыщенный зеленью различных оттенков пейзаж средней полосы где-то под крылом спустя час-полтора сменяется хитросплетением кружев озер и речек Карелии. Ландшафт суровеет на глазах, и Хибины в кавернах древних ледниковых цирков выглядят с высоты полета мрачно-неприступными. Потом плоской рыжеватой глыбой проплывают очертания полуострова Рыбачий в пухлом облачном обрамлении, сквозь которое временами пробивается морская голубизна, лишь однажды прочерченная прямым следом от корабля.
Шпицберген укутан в плотную облачность, и видеть его с высоты полета рейсовых «Ту» мне не пришлось. Привычно закладывает уши, за окнами проносятся клочья сырой облачности, знакомая тряска и броски при снижении.
Пробиваем облачность, и под нами плывет густо-синий Ис-фьорд, подернутый рябью. Знакомые очертания гор. Ледники между ними по долинам вытянулись к морю, на глади которого – целые эскадры айсбергов.
Погода довольно сумрачная, и самолет, вдруг ставший таким большим и неуклюжим, с трудом протискивается в тесную долину Адвент. От этого становится чуть-чуть не по себе. Когда колеса шасси упруго встречаются с бетоном полосы, чувствуешь облегчение.
Вот я и вернулся, здравствуй Шпицберген! Как ты тут без меня?..
Лето в этом году не спешит. Снега, пожалуй, больше чем обычно. Следовательно, облет намеченных объектов лучше делать не сейчас, а в августе, который в этих местах бывает порой самым теплым месяцем. Июль же посвятить пешим маршрутам.
Распределяю свое время примерно поровну для работы с археологической экспедицией и с одним из наших отрядов. Археологи должны обосноваться в Фармхамне (той самой, где я впервые знакомился с руинами поморских поселений в 1967 году), район меня вполне устраивает. В ее окрестностях много ледников, которые оканчиваются на суше. Кажется, дешифрирование здесь будет делом непростым, потому что и поверхностные морены, и наледи, и «мертвый» лед – все здесь словно завязано в тугой узел, когда отличить одно от другого весьма непросто. Неподалеку, всего в одном переходе, – бухта Трюгхамна, где ледники, недавно достигавшие моря, теперь сокращаются, выходят на сушу. Еще один достойный объект для работы.
Начинать и завершать сезон мне, таким образом, предстояло работами по полевому дешифрированию космоснимков. В Фармхамну археологи забрасывались вертолетом 9 июля, причем в условиях скверной погоды. Однако это не главное. Больше меня беспокоит, как сложатся отношения с «гуманитариями» – ведь как и в каждом монастыре, в каждой экспедиции свой устав. Забегая вперед, скажу, что отношения у нас установились самые наилучшие. Археологи, хотя в Арктике работали недавно, оказались вполне полевыми ребятами – без предрассудков и с широким кругозором. Поэтому никаких проблем у нас не возникало, зато польза была взаимная.
Хотя высадка из-за тумана едва не сорвалась, одновременно с организацией базового лагеря меня со студентом, которого любезно дал мне в помощники начальник археологов Старков, забросили за ледник Эйдем. Управились мы здесь довольно быстро и благополучно вернулись в лагерь.
Сличая результаты предварительного, камерального, прочтения снимков с тем, что мы увидели в «натуре», я убедился, что наледи не очень существенно искажают общую картину, причем даже при самых неблагоприятных условиях. А вот с «мертвым» льдом дело обстоит значительно хуже. Его и на местности непросто «отбить» от обычного ледникового покрова, на космоснимках же тем более! Обнаружились и другие «разночтения», обусловленные недостаточной разрешающей способностью снимков, их качеством в целом. Но не только этим, но и недостатком опыта в их дешифровке. Но, как говорится, лиха беда – начало. Опыт придет потом.
Теперь следует перенести информацию по результатам нашего маршрута со снимка на карту и сравнить, что совпадает, а что нет. Забегая вперед, отмечу, что совпадение, в общем, получилось неплохое.
Ледник Эйдем показал, что наши опасения в части наледей преувеличены. Их размеры в сравнении с изменениями ледников невелики.
Ледник Эйдем мы пересекли спокойно, миновав все опасные места стороной, а вот выход к лагерю проходил в сложной обстановке. Кромка тумана проходила по южному берегу бухты Эйдем, и дальше по пути все ориентиры словно растворились в туманном месиве или же приобрели совершенно фантастические очертания. Тем не менее входной ориентир в бухту Фармхамна – скалу конических очертаний – я опознал, несмотря на то что прошло уже пятнадцать лет с того дня, когда я ее видел.
Лагерь археологов выглядел очень капитально. Да, они устраиваются основательнее, чем мы в наших полевых лагерях, – палатки на деревянном каркасе, с большой чугунной печкой, со столом и даже походной мебелью. Им стоять здесь, пока объект не будет изучен полностью.
Правда, их снаряжение по сравнению с нашим тяжеловато, но это все рабочая специфика.
Наши работы в полном смысле оказались совместными. Руководитель археологов В. Ф. Старков снова дал мне для сопровождения студента А. Фараджева. Когда начались рекогносцировки побережья, мы с ним поменялись местами: мне пришлось выступать в роли проводника при повторном пересечении Эйдема. Причем маршрут оказался удачным: мы обнаружили остатки русского становища где-то на полпути между бухтой Эйдем и устьем Санкт-Юнс-фьорда. Успешным был и маршрут В. Ф. Старкова в бухту Уилкинс. Все вместе означало, что восточный берег пролива Форлансуннет был освоен поморами не меньше, чем западное побережье Земли Норденшельда, где разновозрастные следы пребывания поморов располагались друг от друга в нескольких километрах.
Нашу стоянку 1967 года – колышки от палатки, очаг из камней и даже лунку с талой водой – мы также обнаружили, что стало предметом шуточных упражнений на тему «великих открытий».
Продолжая работу по программе, мы выполнили привязку и дешифрирование концов ледников Венерн и Веттерн, а позднее вместе и с А. Фараджевым перебрались в бухту Трюгхамну.
Финал десятидневного пребывания иа северном берегу Ис-фьорда приобрел несколько драматический характер, возможно, по моей вине. Погода в те дни стояла мерзкая, и мы с Арсеном решили остановиться не в палатке, а в старой полуразвалившейся лачуге, которая все же защищала от ветра с дождем. По каким-то причинам В. Ф. Старков решил проведать наше житье-бытье и не обнаружил нас в условленном месте. К счастью, в ближайшие дни пролетел вертолет, и беспокойство за нас разрешилось само собой. В. Ф. Старков остался доволен таким финалом, а я понял, что при работе с новыми людьми следует четче планировать свои маршруты, прогнозируя возможные отклонения и варианты.
Кажется, больше всех настрадался Арсен, когда я, опасаясь длительной нелетной погоды, ввел режим экономии.
Окрестности ледника Кьерулф в Трюгхамне дали интересный материал, и я получил еще одну возможность «расплатиться» за гостеприимство археологов. В одном из маршрутов мы наткнулись на развалины целого поселка из восьми домов: такого за свои семь экспедиций я еще не видел! Но кто-то нас опередил – среди развалин валялась ржавая норвежская лопата. В общем, пребывание в новом районе, который мы в прошлые годы в своем стремлении забраться подальше от Баренцбурга как-то обходили, оказалось и полезным, и приятным.
На ледник Фон Пост в лагерь фототеодолитчиков меня забрасывали прямо с вертолетной площадки, и я не вкусил радости от пребывания на экспедиционной базе. Пока поджидал своих, встретил знакомых геологов-ленинградцев, чьим гостеприимством не однажды пользовался в прошлых экспедициях.
Недельное пребывание в лагере фототеодолитчиков я также использовал для полевого дешифрирования космоснимков. И тут до меня дошло – к сожалению, с запозданием, – что совмещение результатов фототеодолитной съемки и моих материалов могло бы стать полезным. Что ж, следует попытаться воспользоваться этой идеей в будущем. По предварительным оценкам на ледниках Тьюн или Фон Пост уже могли бы появиться признаки грядущей подвижки, но, увы, их не было... С 1974 года общий фронт этих ледников отступил, поверхность снизилась, исчез отвесный фронт у Фон Поста, трещины на Тьюне большей частью «залечены», по этому леднику можно даже относительно свободно передвигаться, По-прежнему оба ледника отличаются по цвету, причем цвет стал более блеклым, поверхность Фон Поста в нижнем и среднем течении потемнела. Думаю, что эти особенности как-то проявятся при будущих съемках ледника из космоса. Из-за выхода фронта ледника на сушу и исчезновения фронтального обрыва перед ледником формируется наледь, на это надо обратить особое внимание при дешифрировании, чтобы не занизить величину отступания края ледника.
Жили мы в полевом лагере хорошо. Добрую память о нашем житье-бытье надолго сохранили все, включая тех, кому больше не удалось побывать на Шпицбергене: в этом они сами не раз признавались.
Полеты с аэровизуальным дешифрированием начались с северо-западного района 4 августа, когда граница питания на ледниках поднялась к своему, как нам казалось, нормальному пределу.
Начали, к сожалению, с неудачи. Синоптик дает погоду обобщенно, а на ледниках сплошь и рядом облачность определяется своими местными условиями. По прошлым сезонам знаем: бывает, видимость сносная, можно лететь, а у крупного ледника словно облачная стена – не пробиться. Вот так же случилось и в этот раз. Взлетали по хорошей, прямо-таки блестящей погоде, и все было нормально, пока уже за Ис-фьордом не втянулись в долину на продолжении Экман-фьорда общим направлением на север. Впереди нас поджидал таинственный ледник Абрахамсена. Дважды в прошлых экспедициях мы пытались посетить его, и оба раза он был закрыт облаками. Теперь же облачность подстёрегала нас еще раньше. За слиянием ледников Холмстрем, Орса и Мора с их огромным моренным комплексом прямо по курсу увидали полосу плотной облачности. Вскоре пейзаж за бортом вертолета словно померк, с каждой минутой все более затягиваясь белесой пеленой. Возвращаться или...
Решили лететь вперед с набором высоты, и когда, казалось, безнадежность завладела нами, вдруг обнаружился просвет, в котором проносятся друг за другом какой-то нунатак, за ним кусок морены, трещиноватая поверхность, снова нунатак. По расчету времени повернули на запад, и в очередных разрывах облачности не без труда восстанавливаем ориентировку: мы над Кросс-фьордом, справа огромный фронт ледника Лиллиехеэк, слева бухта Эбелтофт. Полмаршрута позади, а результатов совсем немного. Решаем поднырнуть под облака и поработать, что называется, «в упор». Обстановка немного лучше: в рваной облачности хоть что-то можно разглядеть. Именно только разглядеть, потому что на самом деле все проносится под нами с дикой скоростью, не оставляя времени на опознавание.
Итог: всего около двадцати определений положения высот границы питания ледников, которая в среднем ниже обычной метров на сто пятьдесят. Есть и другие интересные детали. Ледник Бломстренд, когда-то упиравшийся в довольно крупный остров перед своим фронтом, теперь соединяется с ним узкой полоской льда. На небольших островках западнее – фрагменты глетчерного льда, оставшиеся, видимо, с 60-х годов; надо будет найти их на космоснимках... Но все это слабое утешение. В неудаче никто не виноват, сделано все возможное, а полет, можно считать, что был, что не был... Даже выводов на будущее особых не сделаешь...
Через день очередной вылет, на этот раз с командиром вертолетчиков В. А. Коробовым. Нам нравилось с ним летать, но погода ему также не подчинялась. Оставалось надеяться на милостивое отношение к нам природы.
Летим на юг, а там погода по всем нашим прикидкам наихудшая. Правда, прикидки эти – средние, это значит, что бывают и вполне сносные условия и для полетов, и для наблюдений.
Тут же при вылете к восточному побережью, где на космоснимках—пятнышко тумана, на местности – стена льда обрывается в море, а на карте – небольшой ледник Арнесен, причем край его на некотором расстоянии от моря. На разгадку всего этого нет времени – мы же в полете... Решаю, что перед нами очередная подвижка. В пользу того, что мы видим именно подвижку, говорят многочисленные трещины на леднике. Моя догадка позднее подтвердилась, тогда же мне пришлось слегка понервничать.
Дальше работа без особых неожиданностей продолжалась до Китового залива, где реальная обстановка весьма отличалась от той, что запечатлена на космоснимке. Причина заключалась в том, что грандиозный ледник Стронг (по площади вдвое превышающий ледник Норденшельда, уже известный читателю по описанию работ 1965 года) здорово отступил, причем притоки Китовый и Персей практически отчленились от главного ствола. Тем не менее фронт ледника Стронг так и не вернулся в положение, в котором он находился накануне подвижки, которая произошла примерно между 1870 и 1900 годами, это очевидно.
Чуть южнее Китового залива – новый сюрприз: еще одни следы подвижки на леднике Емельянова, хотя космоснимок оснований для такого вывода не давал. Зато на местности морена посреди ледника словно разрублена на куски, а снежок засыпал трещины, и теперь изуродованная морена буквально бросилась в глаза...
Как и на северо-западе, повсеместно по маршруту полета граница питания расположена в среднем на сто пятьдесят метров ниже обычного.
Увлекшись наблюдениями, дававшими нам обильную информацию, мы, естественно, забыли о своих опасениях насчет погоды. В последних экспедициях мне уже редко удавалось попасть в новые места, по крайней мере на главном острове архипелага. Поэтому полет, во время которого я то и дело наносил на карту все новые и новые детали, казался мне подарком судьбы.
Новые для нас (для меня особенно) места начались южнее ледника Стронг, над которым мы лишь однажды пролетали в 1966 году. Впечатлений (и результатов наблюдений) хватало. А к леднику Васильева мы подлетали прямо-таки взвинченные ожиданием встречи с ним: подтвердится ли то, что мы предполагали, или нет? Подтвердилось! Мы действительно обнаружили огромное отступание этого ледника, обусловленное, по-видимому, колоссальным фронтальным обрывом до тридцати километров длиной. И до чего же красив был здесь безлюдный арктический пейзаж! Стена фронтального обрыва, за ним на запад уходит полоса ровного льда, словно прислоненная к горному хребту с изломанным гребнем, который украшен пиком с выразительным названием – Хайтанна, в переводе – «Зуб акулы». С каждым годом все ближе к горам отступает ледник, превращаясь в полосу льда, прислоненную к его подножию. По мне, пейзаж здесь даже не шпицбергенский, а скорее, антарктический, граница питания опустилась совсем низко, почти к краю фронтального обрыва, всего метров пятьдесят над уровнем моря.
От ледника Васильева мы полетели на запад и едва пересекли главный водораздел острова, как по горизонту впереди увидали низкие облака, подступавшие с моря вплотную к береговой черте. Все же мы вышли здесь к берегу и строго по долине, заполненной ледниками Олсок и Самарина, пошли на север, к дому. Хотя работа здесь проходила на грани возможного (то и дело за остеклением кабины плыли волны неплотного тумана), мы не теряли поверхность ледников вплоть до залива Хорнсунн. Дальше начинались знакомые места, работа шла без особых осложнений, но уже не доставляла той радости, которую мы только что испытали: не было новизны.
Кстати, у ледника Бьюкенен, где мне еще предстоит работать, много общего в характере поведения с ледником Васильева. Значит, барометрическое нивелирование там можно применять смело – заведомо слишком большое снижение поверхности.
Готовимся к третьему заключительному полету – на северо-восток главного острова. Несмотря на наши работы на ледниковом плато Ломоносова (экспедиция с 1965 года трудилась там трижды), этот район остается наименее исследованным и наиболее сложным для работы и для полетов – метеостанций поблизости нет, в лучшем случае о погоде сообщат геологи. Время вылета, как обычно, до последнего момента неизвестно, но готовность не отменяется. Разрабатываю маршрут, наношу его на полетную карту, обсуждаю варианты с пилотами, затем они переносят его на свои карты, все делается для того, чтобы в полете понимать друг друга с полуслова. Карты с результатами камерального дешифрирования накалываются на фанеру одна за другой в строгой последовательности по маршруту так, чтобы отработанный лист можно было перевернуть словно страницу книги, причем на картах особо отмечены участки, требующие более детального осмотра с воздуха.
В полете резинка и карандаш висят у меня на шнурке на шее. Дополняется полетное снаряжение сумкой с двумя фотоаппаратами и запасом пленки. В комнате, где я живу, все это держится наготове, чтобы при необходимости можно было быстро собраться.
Готовясь к этому полету, мы решили его усложнить: пусть меня со студентом, моим помощником, на обратном пути высадят на водораздельном озере севернее бухты Агард для обследования этого озера, подпруженного пульсирующими ледниками.
В «несчастливое» 13-е число вылетаем в последний большой воздушный маршрут и начинаем работать с Темпль-фьорда, откуда по каменному коридору долины ледника Тьюн выходим на окраину ледникового плато Ломоносова. Как и прежде, никаких отчетливых признаков возможной подвижки ледника не видно. Летим на север, оставляя слева грандиозные нунатаки Терьер и Ферьер, пронзившие ледник Норденшельда. Узнаю места, памятные мне по той – первой – экспедиции 1965 года. Даже коса – снежный надув, по которой мы спускались с ледникового плато на ледник Норденшельда у скал Эккокнаусан,– все там же, ничего ей не сделалось за прошедшие годы.
Выходим на ледник Миттаг-Лефлер с его странной асимметрией и срединными моренами, от напряжения сжавшимися в гармошку. Удачно отработали западную кромку полуострова Ню-Фрисланн, где границы теперь оказались существенно ниже, чем по нашим же наблюдениям 1966 года. Снег порой со следами таяния лежал практически до самого фронта ледника Валгалл, обрывавшегося в воды пролива Хинлопен. Практически он остается неизменным с тех пор, как шведы положили его на карту во время экспедиции по измерению дуги меридиана в 1899—1902 годах.
Кстати, наши визуальные наблюдения полностью совпали с теми, что зафиксировали съемки из космоса.
По-иному обстояло дело с небольшими выводными ледниками в западной части ледникового плато Асгор. Граница питания здесь, как и по всему маршруту полета, располагалась значительно ниже.
Впереди в дымке можно различить плоские очертания Северо-Восточной Земли рыжеватых тонов по цвету слагающих пород, пятнистые от снежников-перелетков. Опознаю район Мурчисон-фьорда с его многочисленными островами. Постепенно раскрывается Лом-фьорд с огромным долинным ледником Ветеранен. По его верховьям мы намерены выйти в наиболее возвышенную часть Шпицбергена. Срединная морена и на этом леднике напоминает гармошку (недавняя подвижка?). Видим нечто похожее на подвижку у ледника Глинт (повод еще раз обратиться к космоснимкам), отмечаем повышение границ питания у притоков в верховьях Ветеранена.
Работать здесь трудно – солнце за облаками, тени пропали, тона снежно-ледниковой поверхности различаются плохо.
Наконец в хаосе каменно-ледяного рельефа обозначается понижение, по которому с поворотом у горы Ньютон (неправильная каменная пирамида с юга до самой вершины, прикрытая нашлепкой из снега и льда) выходим на ледник Квит, долина которого уверенно направляет нас снова к морю.
Редко человеку доводится видеть такие пейзажи, какие мы увидели здесь. Дальний обзор, масштабность окружающего – горы так горы, ледники так ледники, под стать небу от горизонта до горизонта, и где-то впереди немножечко моря. Сдержанная цветовая гамма лишь подчеркивает суровость и строгость окружающего ландшафта.
У вершин Систертоппане (Сестрички) появились первые признаки таяния, подчеркнувшие особый рельеф ледниковой поверхности с характерной системой ложбин и повышений, ранее наблюдавшейся у ледников, которые сравнительно недавно подверглись крупным подвижкам. Ничего удивительного, ведь мы уже вышли на верховья ледника Хинлопен, фронт которого, если судить по космоснимку, уже начал отступать. Подвижка здесь явно шла на убыль, но поверхность ледника резко отличалась от соседних, где подвижек не отмечалось. Замечу попутно, что в Арктике довольно легко пропустить и не заметить подвижки у отдаленных, редко посещаемых ледников (эту задачу под силу решить только при регулярной съемке со спутников).
За ледником Хинлопен наступил предел нашему везению – дальше простиралось сплошное пространство слоистой облачности, вплоть до бухты Агард мы видели местность только в отдельных редких разрывах облачности. Наблюдения в полете на этом практически закончились, и мы стали соревноваться в опознании объектов, появлявшихся ненадолго в редких окнах облачности.
Полет завершился посадкой на водораздельном озере в самой гуще пульсирующих ледников. И сразу же получили ценную информацию. Во-первых, на озере не растаял лед, во-вторых, его уровень необычно низок; в-третьих, в окрестных речках мало воды. Все это однозначно свидетельствовало о холодном лете до того, как мы ознакомились с результатами метеонаблюдений, и объясняло необычно низкое положение границ питания на ледниках. Нивелировки прежних уровней показали, что сброс вод озера мог проходить как на север (через ледник Мармор), так и на юг (через Эльфенбайн). Озеро сыграло важную роль в обособлении ледника Скрюйс (бывшего притока Эльфенбайн). Его концевой участок всплыл в озере и буквально развалился, угловатые глыбы льда до сих пор лежали в спущенной озерной ванне, где пейзаж наводил на мысли о фантастике, чертовщине и инопланетянах. Пребывание на озере стало небольшим, но существенным эпизодом полевого сезона.
Дальше нас ждала Земля принца Карла, где космоснимки выявили интересный и неожиданный (по крайней мере, поначалу) эффект: в условиях повышенной активности оледенения смена направленности развития грозила ледникам катастрофой. Ведь только с начала века они потеряли здесь сорок процентов площади! Больше, чем где бы то ни было на архипелаге. Соответственно это должно было отразиться и на их объеме. Холодное лето сменилось ранней зимой, которую я для успокоения руководства называл предзимьем, но суть от этого не менялась.
Из-за непогоды наша высадка на Земле принца Карла до самого последнего момента оставалась под вопросом. Наконец взлетели. Землю опознали в туманной мгле по одному из ледников Гейки. В бухте Сельвоген стоял пустой домик, выстроенный из плавника, в нем мы и расположились. В щели между бревнами мог пролезть палец, но, к счастью, в домике стояла печка, а это было решающим обстоятельством. Дом не был слишком просторным, и на ночь один из нас располагался на... столе. Моими спутниками были Саша Сазонов, тот самый студент МГУ, с которым мы уже работали на озере, и Арсен, которым В. Ф. Старков решил усилить мой отряд. Саша стал моим верным спутником и помощником в маршрутах. Арсен занялся хозяйством, и теперь за свой тыл мы были спокойны. Кроме того, он часами проводил на ветру и холоде за своим мольбертом, как бы личным примером иллюстрируя расхожий афоризм: искусство требует жертв.
