Текст книги "Семь экспедиций на Шпицберген"
Автор книги: Владислав Корякин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава VI
Изучаем ледниковые
подвижки
Трудно сказать заранее, каким путем
и в какой степени это может быть вы-
полнено.
В. А. Русанов
Возвращаюсь после трехлетнего перерыва на Шпицберген и пытаюсь оценить изменения, произошедшие за время от начала работы здесь нашей экспедиции до 1979 года.
Особенно заметны эти изменения в том разделе работ, который я знаю и люблю, – в маршрутных исследованиях. Это относится прежде всего к использованию вертолетов. Поначалу они для нас были лишь транспортом, а затем, уже со второго полевого сезона, и средством для аэровизуальных наблюдений. Соответственно в 1965 году протяженность вертолетных маршрутов составила семьсот шестьдесят километров, а в следующем полевом сезоне увеличилась втрое. Другим достаточно эффективным транспортным средством в ту пору оставались собственные ноги – на такое были способны только крепкие ребята: так, например, в первом полевом сезоне мы столько прошли, сколько налетали. Могли бы пройти и больше, будь мы чуть поопытнее. Да и в полевом сезоне 1966 года, несмотря на вертолеты, протяженность наших пеших маршрутов возросла и достигла восьмисот двадцати километров. Словом, вертолет вертолетом, а пешком иногда удобнее – все зависит от обстоятельств. И опыта мы поднабрались, поэтому действовали смелее, увереннее.
Протяженность пеших маршрутов в полевом сезоне 1967 года продолжала расти и достигла уже девятисот километров. Как читатель помнит, сезон стал для нас «морским», потому что не было вертолетов, их нам заменила шлюпка.
Год от года росла в наших экспедициях тогда и протяженность морских маршрутов: в 1965 году – триста тридцать километров, в 1966 году – тысяча двести шестьдесят; наконец в 1967 году – тысяча триста двадцать километров.
Оценивая эти события с высоты прошедших двадцати лет, вспоминаешь не о физических и нервных перегрузках и даже не о нашей технической оснащенности тех лет (к сожалению, очень ограниченной), а в первую очередь о достигнутых результатах, о нашем коллективном вкладе в изучение оледенения архипелага – в создание концепции.
Мы пришли к выводам, к которым не могли прийти наши предшественники, что вполне естественно. В то же время опыт наших предшественников нам очень помог. В этом и заключается преемственность исследований учеными разных поколений.
В 1974—1975 годах мы уже могли рассчитывать на большое количество вертолетных часов и от маршрутов морем отказались полностью. Радиолокационное зондирование ледников с вертолета – несомненно, маршрутный вид работ, но с принципиальной новинкой – автоматической регистрацией наблюдений. За два прошедших полевых сезона (после 1974 года), в которых я принимал участие, экспедиция налетала соответственно две тысячи шестьсот и две тысячи сто километров. На этом фоне резко сократилась протяженность пеших маршрутов – соответственно до пятисот и шестисот километров. Что и говорить, изменения ощутимые.
Конечно, приход в гляциологию исследовательских средств, воплотивших в себе современные научные и технические достижения, потребовал также иной организации научной работы. Если, к примеру, раньше мы проводили на базе тридцать восемь процентов экспедиционного времени, то теперь больше половины. Мы не стали ленивей – просто аппаратура, которой мы теперь пользуемся, требует ухода, настройки, наладки и подготовки к работе в стационарных условиях.
Разумеется, это не значит, что мы не отдыхаем. Нелетных дней из-за непогоды вполне достаточно, но спать нередко приходится «вполуха», потому что в любой момент может последовать вызов к вертолетам. По той же причине, отправляясь в кино или в столовую, сообщаешь остающимся, где тебя можно найти – меняются времена, меняется экспедиционный стиль. Приходится перестраиваться, чтобы не потерять места «в строю».
Новые времена наступили не только в экспедиции. Теперь на Шпицберген регулярно летают самолеты Аэрофлота. Появилась бетонная взлетно-посадочная полоса арктического аэропорта в Лонгьире – в окружении локаторных антенн. Глядя на них, невольно думаешь о «груманлане» (поморе) былых времен – что было и что стало!
Первая группа отъезжающих из экспедиции ШПИЦ-79 предпочла отправиться к месту работы традиционным путем – морем. Знакомый путь, знакомые льды вскоре за Медвежкой (так фамильярно называют остров Медвежий те, кто часто встречается с ним), но есть и новости. Куда исчезли флотилии рыбаков на Медвежинской банке? Только пара дальних силуэтов да сторожевик с пушкой, напоминающей осиное жало, и огромным бортовым номером. Заснеженный силуэт острова с характерными очертаниями плато, рассеченного глубокой ложбиной Русской речки от нас на западе – впервые обходим его с востока на таком расстоянии, что норвежскую метеостанцию не разглядеть. Вскоре подошли к кромке сплоченного мелкобитого льда с редкими неподвижными угловатыми глыбами айсбергов. Горизонт подернут серебристой дымкой и пронизан весенним солнечным сиянием – май и за полярным кругом остается маем. Идем вдоль кромки льда, и, судя по тому, как солнце шарахается с одного борта на другой, весьма прихотливых очертаний. В полночь солнце на ладонь выше неровной полосы торосов по горизонту. Ко входу в Ис-фьорд видимость портится, появляется мгла, в ней растворяется майское солнышко, затем липкий клейстер тумана над разводьями и торосами, а за ними силуэт «Красина». Это новый ледокол, традиционно сохраняющий имя своего предшественника, покрывшего себя неувядаемой славой в шпицбергенских водах летом 1928 года во время спасения экспедиции Нобиле. Вслед за ледоколом в тумане прорисовывается низкосидящий в воде угольщик. Впервые за шесть экспедиций приходим на Шпицберген вслепую. И впервые пришлось пользоваться ледокольной проводкой, вот что значит середина мая! Но, как и прежде, предчувствие «поля» теснится в груди, одновременно радуя и тревожа.
Мне предстоит заниматься пульсирующими ледниками, которым в 1974 и 1975 годах, увы, я не смог уделить должного внимания. Теперь эта проблема обрела свою самостоятельность и в нашей стране, и за рубежом. Не берусь утверждать, что достижения в этой области ободряющие. Пожалуй, радует только выявление отдельных прогнозных признаков. Какой-либо общей теории, объясняющей явление в целом и в связи с общим развитием оледенения, нет и, похоже, в ближайшие годы не появится. Неясными остаются главные коренные вопросы: связаны ли подвижки ледников (пульсации) с изменениями вещественного баланса? Все ли ледники могут пульсировать или только некоторые – «избранные»?
Даже в определении самой подвижки ледника нет четкой договоренности, какие именно признаки считать решающими. Ясно одно: в короткие сроки в пределах самого ледника перемещается значительная часть слагающей массы льда, отчего его конец, как правило, неожиданно устремляется вперед, порой на многие километры. Все остальное (изменение профиля, появление трещин, образование лопасти на конце и т, д.) – лишь сопутствующие признаки.
Проблема эта интересна прежде всего из-за практической значимости, ибо связана с прогнозом подвижек: какие ледники будут продвигаться, где и когда, размеры подвижек и к каким последствиям может привести – селям, прорыву, подпруженных озер и т. д. Но и это не все. Какова роль подвижек в эволюции оледенения в целом – вот что можно попытаться оценить в условиях Шпицбергена. Действительно, при наших оценках сокращения оледенения на Западном Шпицбергене по исследованиям 1965—1967 годов подвижки особо не учитывались прежде всего из-за отсутствия необходимой информации, общего уровня изученности проблемы. Однако теперь с появлением новых источников информации, в частности снимков из космоса, возможность изучения ледников и с этой стороны стала реальностью.
Первая встреча с подвижкой ледника «в натуре» произошла в нашей экспедиции в 1966 году и произвела на нас огромное впечатление своей неожиданностью. В конце августа нас с Троицким вертолетом вывозили из бухты Мона. На подлете к водоразделу острова, обозначенному слиянием ледников Эльфенбайн и Скрюйс в огромную ледяную плиту чуть южнее горы Кропоткина, мы увидали отвесный фронт безымянного ледника, перебитый свежими трещинами. Вертикальный обрыв у ледника на суше – это было для нас столь необычно, что мы не могли оставить его без внимания. Перемахнули водораздел, и снова картина повторилась: тот же обрыв и словно вздувшийся язык ледника Мармор с трещиноватой поверхностью. Сделали несколько снимков за считанные минуты, чтобы закрепить увиденное и при возможности вернуться к нему. Уже в устье долины Сассен справа по маршруту в куту Темпль-фьорда был отчетливо виден ледник Фон Пост, причем на солидном расстоянии.
На всякий случай, скорее по привычке брать на заметку любую попутную информацию, я приближенно отметил на карте положение его фронта, благо ориентир – два отчленившихся горных ледника по правому борту вмещающей долины – показался мне достаточно надежным. А в целом сам Фон Пост – ледник как ледник, с большим количеством определений положения фронта, таких на Шпицбергене много. И то, что он несколько раз наступал,– тоже не редкость.
Еще одна встреча произошла год спустя в долине Линдстрем (восточнее Свеагрувы), когда я буквально уперся в стену льда, чуть присыпанную сверху моренами и перебитую многочисленными трещинами. Это была совсем свежая подвижка, при которой ледник едва не перегородил узкую долину. Разумеется, в литературе было описано гораздо больше подвижек, причем по сравнению с другими ледниковыми районами они встречались на Шпицбергене как будто гораздо чаще. Это также требовало проверки и объяснения.
Самая большая подвижка произошла между 1936 и 1938 годами у ледника Бросвель на Северо-Восточной Земле. Здесь выступ ледникового покрова за короткий срок продвинулся в море в виде гигантской лопасти на двадцать пять километров с приращением площади на четыреста – пятьсот квадратных километров, причем «лопасть» была настолько перебита трещинами, что напоминала скопление серраков [15]15
Отдельная угловатая глыба, блок льда, обособленная от тела ледника трещинами.
[Закрыть]. На фоне этого феномена все известные подвижки в горах, включая знаменитый ледник Медвежий на Памире, выглядели несерьезно. Не говоря о масштабах этого явления, подвижка в полном смысле «натуре вопреки, наперекор стихиям», судя по наблюдениям X. В. Альмана и А. П. Глена, происходила на фоне интенсивного сокращения оледенения архипелага в целом. В конце прошлого века ледники на Шпицбергене наступали, причем преимущественно подвижками, продвигаясь за короткие сроки на большие расстояния. Видимо, русские исследователи, составлявшие карты острова в связи с измерением дуги меридиана, первыми описали это явление. Так, руководитель русской экспедиции, будущий академик Ф. Н. Чернышев, оставил детальное описание подвижки, напоминавшей такую, какая была зафиксирована аэрофотосъемкой позднее на Бросвеле: «Ледник Гейса (Хейса в современной транскрипции. – В. К.), около 40 лет назад доходивший лишь до восточного берега бухты, в настоящее время почти совершенно ее (подвижку.– В. К.) выполнил, уйдя в море верст на пять в виде длинного языка, по обе стороны которого остались лишь узкие полоски воды. Поверхность этого ледника поражает своей изломанностью и с вершины горы кажется форменной щеткой. Очевидно, ледник этот в настоящее время сильно наступает и благодаря изломанности сильно «телится», давая массу огромных живописных айсбергов».
На меня это описание произвело тем более сильное впечатление, что в 1966 году мы с Троицким без особых приключений пересекли этот ледник. Со времен описания Чернышева ледник отступил на несколько километров только в прифронтальной части. Представляя направленность природного процесса, мы нисколько не сомневались в достоверности описанного Чернышевым. И все же разница между тем, что видел Чернышев, и тем, что мы наблюдали спустя почти семьдесят лет, была слишком разительной.
Жаль, что русские исследователи не обратили внимания на такое явление, как кинематическая волна – своеобразное «вспучение» (по терминологии крупнейшего русского геолога прошлого столетия И. В. Мушкетова). Именно Мушкетов первым среди исследователей отметил специфику этого «вспучения»: скорость продвижения кинематической волны вниз по леднику значительно (порой многократно) превышает скорость движения льда в самом леднике. Высота волны настолько велика, что отчетливо проявляется при сравнении карт, снятых на Шпицбергене в различные годы, хотя в целом сведений об изменении поверхности ледников здесь недостаточно.
После работ 1965—1967 годов выяснилось, что примерно из шестисот случаев изменения положения концов ледников на главном острове архипелага пятьдесят пять приходятся на наступания, в результате которых площадь оледенения архипелага возросла (это при общем отступании!) на четыреста четырнадцать квадратных километров. Из этого числа сорок случаев (с приращением площади на четыреста восемь квадратных километров) приходится на подвижки. Таким образом, появились основания предполагать, что при росте оледенения подвижкам в определенных условиях принадлежит самая важная роль.
Разумеется, мне удалось выявить лишь часть подвижек, так что я не смог тогда с полной достоверностью оценить их роль в развитии оледенения на архипелаге в целом.
При расчетах эти ледники я просто не учитывал, поскольку корифеи единодушно считают их нетипичными. Что учитывать, если на Северо-Восточной Земле, кроме подвижки Бросвеля, нам неизвестно ничего – ни изменение края покрова, ни снижение поверхности. Как быть, если сокращение площади обычных ледников на Западном Шпицбергене с начала века близко к восьмистам квадратных километров, в то время как одна только подвижка ледника Негри в 1936—1938 годах сопровождалась продвижением фронта на двенадцать километров, а при протяженности фронта порядка тридцати километров нетрудно представить и изменение площади. Об этой подвижке мы знаем, а карт этого района у нас тоже нет. Так или иначе, но к 1974 году можно было формировать и собственный взгляд на проблему и понять позицию иностранных ученых.
Наши зарубежные коллеги сделали определенные шаги в том же направлении, однако, судя по публикации в «Канадском журнале наук о Земле» за 1969 год (этот год я провел в Антарктиде), пока ничего серьезного не достигли. Например, опубликованное У. Листолем – это, скорее, перечень подвижек, в большинстве случаев нам известных. Правда, Вальтер Шютт высказал интересную мысль о природе подвижек, которая для Шпицбергена может оказаться весьма перспективной. Он связал их природу с разнообразием местных условий, частой сменой типа питания и термических условий – со всем тем, что мы сами наблюдали на ледоразделе ледников Фритьоф – Гренфьорд. По его мнению, подвижный динамичный «теплый» лед из области питания периодически взламывает холодную промороженную малоподвижную периферию, которая, таким образом, играет роль своеобразной подпруды с определенными граничными прочностными характеристиками. Понятны и истоки этой идеи: во-первых, Шютт зимовал в 1957—1959 годах на Северо-Восточной Земле, где выполнил интересные наблюдения; во-вторых, он в полной мере оценил достижения нашей Новоземельской экспедиции в изучении изменений типа питания на ледниковом щите.
Для нашей Шпицбергенской экспедиции целесообразно, пожалуй, думать и работать по двум направлениям.
Первое – изучать подвижки желательно на фоне средних характеристик развития оледенения вообще. Такого подхода еще никто не предлагал и не придерживался. Второе направление определяется тем обстоятельством, что по каким-то особым, пока непонятным, причинам именно на Шпицбергене сосредоточено наибольшее количество пульсирующих ледников, по крайней мере в арктическом регионе. Отсюда задача – понять и объяснить это обстоятельство.
К 1974 году мы располагали уже количественными оценками изменений размеров для двадцати трех пульсирующих ледников, причем для трех из них был установлен период подвижек (кстати говоря, относительно Новой Земли к 1974 году гляциологи имели сведения о подвижках только для одиннадцати ледников, причем с более чем скромным размахом подвижек).
Словом, все было за то, чтобы попытаться оценить роль подвижек в общей эволюции оледенения на его современном этапе развития. Такого не делалось ни в одном ледниковом районе и не могло быть сделано, потому что не было прежде всего фоновых оценок ни в нашей стране, ни за рубежом. Правда, для отдельных районов Кавказа В. Д. Панов в принципе такие оценки получил, но одновременно выявилось, что подвижки ледников там можно было пересчитать по пальцам, и, значит, статистика не получается.
Стоило также подумать о прогнозных признаках. Помню, как я путался с подвижками в начале работы, потому что они никак не увязывались со средними показателями или настолько меняли их, что пульсирующие ледники (так называют ледники с периодическими подвижками) приходилось просто выбрасывать из расчетов. Однако этот недостаток мог оказаться одновременно и достоинством, неким прогнозным признаком для выявления таких ледников, если бы он получил количественное выражение. Определенно стоило этим заниматься.
В полевые сезоны 1974 и 1975 годов я мог изучать проблему ледниковых подвижек только урывками. И все же кое-что удалось сделать. Сезон 1974 года позволил познакомиться с несколькими интересными случаями. Первая встреча – знакомый ледник с подвижками по восточному борту долины Линдстрем, который за прошедшие семь лет изменился на удивление мало. Немного понизился, «залечены» радиальные трещины, чуть увеличился плащ морен, меньше трещин. И это все. Да, арктические «пульсары» по сравнению с их собратьями в горах средних широт не очень спешат вернуться в исходное положение, изменяются после подвижки очень медленно.
Следующая встреча – с ледником Гесса, находившимся в самом разгаре подвижки. Этот ледник (такой же небольшой горно-долинный, как и его собрат в долине Линдстрем), с «птичьего полета» выглядел впечатляюще: сплошные рваные трещины, вздувшийся конец в развалах глыб вплотную подошел к морене, резко выделяется полоса взломанного черного льда в краевой части. Знакомая картина. Все это я уже наблюдал во время подвижки ледника Медвежий на Памире в мае 1973 года. К счастью, здесь не может возникнуть сель – до моря подать рукой, а главное, на прибрежной равнине ледник не может создать подпруду. Ледник продвинулся метров на восемьсот и подошел к границе наибольшего продвижения в 1890 году. Похоже, что кинематические волны на его поверхности не иссякли и, следовательно, перемещение массы льда от верховий к концевой части не завершилось. На соседнем леднике Финстервальдера У. Листоль проводит регулярные фототеодолитные съемки и, наверное, зафиксирует и эту подвижку. Есть надежда получить здесь детальные количественные характеристики.
Наиболее сильное впечатление в тот сезон оставила встреча с ледником Фон Пост, о котором следует рассказать поподробнее. Он отличается от только что названных прежде всего размерами. Площадь его ледосбора неизвестна (на карте в его верховьях белое пятно). Похоже, что она составляет несколько сот квадратных километров, а его границы через приток Тьюн выходят куда-то на ледниковое плато Ломоносова. В отличие от своего соседа, ледника Норденшельда, который многие десятилетия не спеша, но уверенно пятится своим фронтом, на Фон Посте периоды отступания сменяются резкими бросками вперед, что происходило неоднократно.
Фронт ледника впервые был положен на карту в 1882 году, а уже в 1900 году, судя по русским съемкам во время экспедиции по измерению дуги меридиана, его фронт уже продвинулся вперед по крайней мере на восемьсот метров. Очередная подвижка, причем солидная, около двух километров, «имела место быть» между 1927 и 1932 годами. И еще одна, хотя и меньших размеров, произошла около 1949 года.
По приведенным датам нетрудно было отметить, что периоды между подвижками составляют шестнадцать – восемнадцать лет, причем в обширном ряду наблюдений (с 1882 по 1949 год) фронт наносился на карту двенадцать раз, видимо, была пропущена подвижка, произошедшая около 1916—1919 годов. Такое могло случиться потому, что между 1910 и 1924 годами ледником никто не интересовался.
Уже после сдачи в печать нашей отчетной монографии по результатам исследований 1965—1967 годов, когда я снова работал с материалами тех лет, до меня вдруг дошло: а ведь Фон Пост должен был бы наступать вскоре после нашей встречи с ним в 1966 году!
Полетная карта хранила четкий след карандаша, и оставалось только проверить свою догадку в поле. Во всяком случае, на одном из совещаний, посвященном проблеме ледниковых подвижек, я выступил с попыткой прогноза: «Значительное отступание фронта этого ледника автор наблюдал в 1966 году, и, если наш вывод верен (о периоде подвижек.– В. К.), подвижка ледника должна была произойти вскоре после этой даты. Хотя и с запозданием, такая проверка возможна, и ею не следует пренебрегать».
Справедливости ради следует сказать, что норвежцы зафиксировали эту подвижку в 1970 году, но тогда я этого не знал, как и не подозревал о предстоящем возвращении на архипелаг. Но, возвратившись на Шпицберген в 1974 году, не побывать на Фон Посте я не мог. Кстати, мы не пренебрегали в поисках информации о подвижках опросом местного населения. Именно от норвежцев мы впервые услышали о большой подвижке ледника Хинлопен, о таинственном селе зимой 1970 года в долине речки Ганг, о разрушении охотничьей хижины в долине Фулмар. Последнее мы приписали подвижке ледника Мармор, которую наблюдали в 1966 году, и не ошиблись. Но никто ничего не сказал нам о Фон Посте, тем сильнее оказалось впечатление от встречи.
В последних числах августа меня и Троицкого забрасывали вертолетом в Темпль-фьорд. Едва Фон Пост открылся нашему взору, стало ясно, что этот ледник совсем недавно сильно продвинулся вперед. В этом нас убедило положение правого (северного) участка фронта относительно того ориентира, который я выбрал еще в 1966 году. С воздуха было хорошо видно, а затем мы убедились в пешем маршруте, что примыкающая к двум ледникам на северном берегу залива часть фронта оказалась значительно выше южной (левой) и была гораздо сильнее разбита трещинами. Одновременно произошло изменение положения срединных морен с общим смещением к югу. На некоторых срединных моренах возникли характерные петли, свидетельствовавшие о неравномерных смещениях льда,
Ряд исследователей уверенно принимает такие образования за четкий признак происшедших пульсаций, и они, судя по всему, правы. Подвижка произошла несколько лет назад, но все дело в том, что, как я уже писал, пульсирующие ледники в Арктике после подвижки не спешат вернуться в исходное положение в отличие от своих собратьев в горах умеренного пояса.
Конечно, с ходу мы не могли установить, наступал ли сам ледник Фон Пост своим основным стволом или же происходила подвижка его Притока Тьюн, оттеснившего при этом главный ствол к противоположному борту долины. О степени напора и сжатия слоев свидетельствует складка типа сварного шва на контакте двух потоков льда, запрокинутая к югу, что четко можно было видеть во фронтальном обрыве.
Бросалась в глаза также разница в цвете льда – ярко-голубого, насыщенного у Тьюна, и блеклых, пастельных тонов у Фон Поста. Вероятнее всего, более активно вел себя Тьюн, и все говорило о том, что подвижка произошла именно у него, отразившись на положении общего фронта обоих ледников ниже их слияния. Но это были уже детали на фоне главного: мы имели подтверждение прогноза подвижки, сделанного на основе длинного ряда наблюдений за положением фронта ледника. Очевидно, такую же методику можно было бы рекомендовать и для других ледников, если бы не чрезвычайная изменчивость прочих факторов, определяющих характер и время пульсации ледника.
В середине 70-х годов по аналогичной методике следовало ожидать подвижки ледника Конгсвегеи (в заливе Конгс-фьорд), точнее, той его части, которая подпитывалась соседним ледником Конгс, причем оба ледника взаимодействовали в этом процессе. Я долго ждал, когда же, наконец, поступит известие с подтверждением прогноза, но, увы не дождался. Обижаться на природу смешно, на себя как-то не хотелось, оставалось искать причины. Эту причину я увидал с борта вертолета во время одного из облетов: в результате отступания ледника Конгсвеген южный участок ледника Конгс от него обособился, и, таким образом, взаимодействие между ними, приводившее в действие механизм подвижки, нарушилось. Подвижка не состоялась.
Интересно, состоится ли очередная подвижка Фон Поста (точнее, все-таки Тьюна) в середине 80-х годов или же придется в утешение искать причины, разрушившие этот прогноз? Впрочем, прогноз на то и прогноз, чтобы он не во всех случаях подтверждался: жизнь природы гораздо сложнее наших схем.
В общем, ледники Фон Пост или Тьюн (я и до сих пор не знаю, кому из них отдать предпочтение) дали нам много полезной информации. Именно на этом леднике для меня стали понятными роль и место пульсирующих ледников, их подвижек в общем развитии оледенения. Разумеется, они ведут себя иначе, чем прочие ледники, но в главном одинаково. Действительно, фронт ледника Фон Пост (или скорее, более активного Тьюна) периодически бросается вперед, нарушая все наши представления о происходящем сокращении оледенения Шпицбергена. Только освоив всю известную информацию, убеждаешься, что каждый последующий бросок немного не достигает предшествующего. В итоге получается, что фронт ледника все-таки пятится, отступает. Возможно, ледники, как и люди, отличаются друг от друга темпераментом, в таком случае пульсирующие ледники – это холерики с наклонностью к буйству.
Полевой сезон 1975 года пополнил нашу информацию о пульсирующих ледниках во время рекогносцировки целого куста или узла «пульсаров», обнаруженных нами девять лет назад на водоразделе главного острова между бухтой Агард и Сассен-фьордом.
Первое впечатление о том, что пульсирующие ледники в Арктике после подвижки медленно возвращаются в исходное состояние, подтвердилось. Странно другое: подвижки, и довольно часто, мы наблюдаем у крупных полупокровных ледников, изредка у горных ледников в области полупокровного оледенения и единственный пока случай у ледников области горного оледенения. Оставалось неясным, как вели здесь себя ледники в конце прошлого столетия. В литературе есть только одно описание подвижки в центре Западного Шпицбергена. Я имею в виду книгу М. Конвэя, в которой рассказывается о подвижке одного из притоков ледника Дрен в конце прошлого века. Очевидно, подвижки тогда происходили и в самом центре области горного оледенения.
А что происходит сейчас? Выводные языки Хелефонны находятся на границе областей горного и полупокровного оледенения, что отражается в их морфологии и динамике, Не связаны ли эти подвижки с тем, что ледники из одного подразделения «пытаются» перейти в другое?.. От пульсирующих можно ожидать чего угодно. Выяснили причину разрушения хижины в долине Фулмар. Оказывается, она снесена селем, когда прорвало озеро, возникшее в свое время из-за подвижки ледника Мармор. Озеро еще сохраняется, хотя целая серия террас – валиков из гальки – указывает на снижение его уровня, причем кое-где эти терраски прорезаны эрозионными ложбинами, возникшими жарким летом 1970 года. Все, что связано с комплексом природных особенностей изучаемых «пульсаров», следует брать на заметку – пригодится.
Обследование с целью выявления пульсирующих ледников в меридиональных долинах между крупными долинами Рейн и Адвент оказалось безрезультатным. Единственное здесь озерко не имеет признаков изменения уровня. Откуда в долине Ганг зимой появилась вода, непонятно. Во всяком случае, на прорыв ледниковой плотины что-то непохоже...
Полевой сезон 1975 года был не самый богатый по научным результатам. Видно, пришла пора работать по всей территории архипелага или хотя бы главного острова, но для начала нам необходимы карты тех участков, которые таких карт еще не имеют, аэрофотосъемка или космоснимки. Только тогда реально можно будет оценить роль подвижек в общей эволюции оледенения на Шпицбергене на количественной основе, не раньше. Пока в наших маршрутах мы берем достаточно случайный материал. Точно так же не решена проблема прогнозных признаков по отклонениям от средних значений: мало данных, хотя общий смысл решения, пожалуй, понятен...
Одна встреча, имеющая отношение к подвижкам ледников на Шпицбергене, произошла у меня год спустя далеко от высоких широт, в Алма-Ате, осенью 1976 года. Там на международном семинаре «Механизм колебаний ледников» с докладом «Подвижки ледников Шпицбергена как климатически обусловленное явление» выступал польский гляциолог Станислав Барановский. Мы познакомились и быстро нашли общий язык, наверное, потому, что оба много работали на Шпицбергене и на многие явления природы смотрели одинаково.
Барановский, используя мои опубликованные данные, нашел неожиданный и перспективный ход. Он предложил рассматривать эффект подвижек как следствие приспособления ледником своего профиля к новым условиям. Прощаясь, мы договорились о новых встречах. К несчастью, этому не суждено было сбыться. В экспедиции на островах Антарктики Станислав отравился газом и в бессознательном состоянии был доставлен на родину... Осенью 1978 года, выступая на научном симпозиуме во Вроцлаве, я посвятил свой доклад светлой памяти товарища и коллеги Станислава Барановского...
В 1979 году мы продолжали наращивать информацию о колебаниях и подвижках ледников. В июле меня со студентом-помощником на польском судне доставили в лагерь экспедиции Силезского университета на южном берегу Хорнсунна. С самого начала мы оказались в сложном положении, потому что на этот раз против меня ополчились пульсирующие ледники – ледник Чебышева отрезал нам выход из лагеря в интересующие меня места. Недавняя подвижка так искромсала его напряженное тело, что было крайне рискованно идти по подтаявшим и осевшим снежным мостам. Из-за льда и частых ветров путь морем также был для нас закрыт, и то, что мы поначалу считали своеобразным плацдармом, оказалось попросту ловушкой. Лишь на двенадцатый день мы нашли выход из положения и засекли фронты дальних ледников. Когда спустя два года я сравнил полученные результаты с материалами космосъемки, расхождения оказались во вполне допустимых пределах.
Тогда же нам довелось наблюдать любопытное явление. Старый лед, пересекший акваторию Северного Ледовитого океана и вынесенный в Гренландское море (норвежцы называют его Стур ис – Большой лед), блокировал устье Хорнсунна. Впечатляющая картина: до самого горизонта – сплошная кора зеленовато-синего, колышущегося на зыби многолетнего торошенного льда, с шумом напирающего на береговые скалы. Это был совсем другой лед, чем тот, что я видел во время плавания по Северному морскому пути.
