Текст книги "Закон стаи (Цезарь - 2)"

Автор книги: Владислав Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

– О Господи, куда я влезла... Куда ни плюнь, везде гребаные бандиты. Как я от вас устала... Витька, думала, один из всех более-менее нормальный. А он сидит и спокойно рассуждает, кого, как и когда надо убивать. О Господи, как же мне хреново...

– Свет, – засуетился Витька. – Свет, ты чего? Ну да, я говорю, что надо было... Свет, но это борьба за свою шкуру. Вот клянусь – ни разу по человеку не стрелял. Я сам чуть не обоссался от страха, когда Эйфель ввалился. Он тебя в кабинет утащил, я в щелочку подглядываю. Держу его на мушке, а у самого руки ходуном ходят. А ну как, думаю, не смогу убить? П..ц, думаю, и мне, и Светке. Слава Богу, ты выкрутилась. Блин, а лихо у тебя получилось ему лапшу на уши навешать! Ты быстро учишься. Свет, – он подошел, положил ей руку на плечо.

– Отвали, – она с отвращением скинула его руку. – Вы меня уже застебали руки тянуть. Я на мужиков всю жизнь смотреть не смогу. Ох, ... твою мать, мне же теперь с ним спать придется... – она опять застонала. Удавиться, что ли? Не могу я больше, честное слово...

Витька спокойно набрал номер на диске телефона.

– Что, психперевозку хочешь вызвать?

– Нет. Сашке звоню. Тебя нельзя сегодня одну оставлять.

– О, нет! Только не это! Еще один сексуальный террорист с бандитскими замашками! Витя, я тебя умоляю – не надо его.

– А его все равно дома нет, – сказал Витька и положил трубку. – Где-то шляется. Хочешь, ко мне поедем? Я тебя в отдельной комнате спать положу. Или с Ванькой, если тебе страшно. Она не лесбиянка, так что приставать не будет.

– Ничего я не хочу. Налей еще.

Витька подозрительно посмотрел на нее, но плеснул еще одну дозу. Света выпила, опустила голову на стол.

– Свет, я сейчас тут быстро порядок наведу, и отвезу тебя домой. Тачку возьму, прямо до квартиры...

– На тачке? Прямо до квартиры?

Витька деланно засмеялся. Он еще что-то говорил, трещал без остановки, но Света его не слушала. В голове даже не зашумело после коньяка. А жаль. Напиться бы сейчас вусмерть. И на душе было так погано, что тянуло не только удавиться.

На этот раз торопливые шаги они услышали издалека, почти с улицы. Кто-то резко хлопнул дверью служебного входа, пробежал по лестнице. Витька бросил взгляд в сторону сейфа – все в порядке – сунул руку под джинсовку, к наплечной кобуре.

Дверь комнаты была распахнута рывком, и на пороге застыл Саша. Не просто бледный – зеленый. С бешеными глазами. И с автоматом в левой руке.

– Все? Все нормально? – быстро спросил он, шумно выдохнул, привалился плечом к косяку. – Уф-ф...

– Мне выйти в другую комнату? – дипломатично спросил Витька.

– Не надо. Мы сами.

Он положил автомат на стол рядом со Светой, взял ее за локоть, легко приподнял и вывел в коридор. И ему Света тоже не сопротивлялась – устала. От них ото всех устала. Саша толкнул первую попавшуюся дверь, попал в курилку. Посадил ее на диванчик, сам сел рядом, обнял за плечи, привлек к себе. Нежно так. Начал осторожно гладить по волосам.

– Тебе Витька антишокера плеснул, что ли?

– А что, пахнет? – равнодушно спросила она. – Нехорошо, мать унюхает, подумает черт знает что.

– У меня антиполицай есть, запах можно отбить.

Света ничего не сказала. По-хорошему, ей было все равно. Он тихо гладил и перебирал пряди ее волос.

– Светик, точно все нормально?

– Да, конечно.

– Ты какая-то чужая. Перепугалась?

Она отстранилась, села прямо.

– Я в сентябре переезжаю к Эйфелю.

Саша долго молчал.

– Почему?

И тут она не выдержала.

– Да потому, что у меня нет другого выхода! Потому, что вы все только обещаете "крышу"! Потому что все осталось как было! Ты только стволом размахиваешь! Да еще всякие ласковые словечки подпускаешь... А я должна верить, да?! Витька на взломе сейфа попался, а я должна отдуваться, да?! Эйфель на меня валит всю историю с Маленковым – это как?! Да ну вас всех к долбаной матери, Эйфель хоть защитить может. Ты тоже хорош – я такой боец, я такой боец! Трепло ты, а не боец... Я "крышу" обеспечу... Да где она, эта твоя "крыша"?! Где она была полчаса назад?! Если бы не моя изворотливость, Эйфель бы грохнул и меня, и Витьку! Витька сам говорит, что у него руки тряслись, как у алкаша, когда в Эйфеля целился... Тоже мне, охрана... Лешка бы не трясся, это точно...

Слезы лились ручьем и брызгали в разные стороны, она отчаянно всхлипывала и продолжала выкрикивать все, что накипело на душе... Когда на слова уже не хватало сил, просто разрыдалась, ничего не видя и не слыша.

Саша спокойно притянул ее к себе, так, что она уткнулась лицом ему в грудь. И держал, не перебивая и не пытаясь как-то прекратить водопад слез.

– Я боюсь, Сашка, больше так не могу... Пусть я паршивый работник, но ведь никому не приходится отдуваться так, как мне... Я точно знаю, что это хреново кончится, я чувствую, что они убьют меня... Я не могу ни спать, ни есть, я трясусь от каждого шороха, от теней шарахаться начала...

Саша сильно сжал ее, коснулся губами виска.

– Мне тоже страшно, – он нервно рассмеялся. – Сейчас летел, как сумасшедший. Мой наблюдатель стоит неподалеку, позвонил, сказал, что Эйфель приехал. У меня все оборвалось внутри. Вот, думаю, все дурные предчувствия сбылись. Сорвался с места – и в лет. Мои ребята еле успели за мной выехать. Еду и думаю: даже если Витька его не завалил, все равно он вас сразу не убьет. Успею. Думал, разнесу здесь все к чертовой матери. К клубу подлетаю, здесь толпа братвы. Мне дурно стало. Неужели опоздал? Даже автомат не стал обратно в машину забрасывать. Мои ребята братву слегка отвлекли, чтобы я смог проскочить незамеченным. К служебному входу подхожу – меня наблюдатель встречает. Все, уехал. Я чуть на месте не помер – первая мысль, что он вас уже грохнул. Слава Богу, обошлось, – некоторое время молчал, ласково перебирая ее растрепавшиеся волосы, потом задумчиво произнес: – Я уже тыщу раз пожалел, что тогда пошел на эту авантюру. Жаль, теперь нельзя оборвать все мгновенно. Придется потерпеть еще несколько дней, пока Витька закончит свою работу. Со всем остальным Вика справится. После этого ты в клубе больше не появишься. И к Эйфелю тебе ехать ни к чему. Можешь вообще забыть про него. Как и про Маленкова. Они мне уже поперек горла встали. А о тебе я позабочусь.

Света подняла залитое слезами лицо.

– Ты боишься, что я все провалю?

– Я боюсь, что ты погибнешь. Если так случится, я свезу сюда всех лидеров измайловского блока, поставлю в рядок к стеночке и расстреляю. И руки у меня дрожать будут разве только от ненависти. Только тебя я так не верну.

– Саш, ты что...

– Все, Светик. С ними надо обращаться по их законам. А тобой я рисковать не могу. И не буду. Поедешь со мной в воскресенье на пикник?

Переход был настолько неожиданным, что она растерялась.

– Ну да, обычный пикник. Костер, шашлык, вино и гитара. И народу человек десять. Все свои. Ольга будет. Я уже барашка купил, приготовлю настоящий шашлык, так, как делают на Кавказе. Когда гостил там, научился. А место у нас для пикников замечательное. Вокруг лес, ни одной живой души, а рядом – родник. Поедешь?

– А Вика? – тихо спросила Света.

– Она уже наплела тебе о большой любви? Вот дрянь, как мне это надоело... – проворчал Саша. – Не думай о ней.

– Но ты же...

– Я ее бросил, когда начал встречаться с тобой. Ее треп по поводу наших близких отношений – лажа. Вика пройденный этап.

Она неуверенно пожала плечами.

– Поехали. Мишка давно хочет тебя видеть, только из-за этой чертовой конспирации нельзя было встречаться. Познакомишься с моими друзьями. С сестрой. Она, знаешь, с кем встречается? С Щербаковым. Он тоже обещал почтить нас своим обществом. Не, вообще-то он не зазнаистый, очень компанейский парень. Сигарету дать, чтоб легче думалось?

– Я твои курить не могу, они слишком крепкие.

– Я уже твои начал носить. На всякий случай.

И действительно вытащил из кармана пачку "Ройялс".

– Тебе, по идее, носового платка явно не хватает, чтобы слезы вытереть. Но платка нет. Автомат взял, а платок забыл. Автоматом сопли вытирать неудобно.

Света сдавленно засмеялась.

– Поедешь?

– Знаешь, даже с удовольствием. Хоть отдохну.

– Тогда в воскресенье часов в десять Ольга зайдет за тобой. А сейчас домой. Витька уже, наверное, собрался.

Витька уже заждался их. Сидел на стуле с ногами, как до того Света, курил и стряхивал пепел в кружку.

– Все? Свет, у тебя тушь потекла.

– Я знаю, – она достала зеркальце, наскоро подтерла потеки. – Идем?

Саша ушел первым, чтобы выйти не вместе со Светой и Витькой. Она отключила технику, погасила свет, заперла дверь комнаты, потом – служебный вход. Верка выделила ей запасной комплект ключей, чтобы не оставлять клуб открытым до утра.

Риск, что их может увидеть кто-то из знакомых, оставался; нарушать конспирацию пока не следовало. Они дошли до перекрестка, Витька остановился на бордюре, голосуя. Саша подъехал с видом профессионального извозчика, Витька прикинулся, будто торгуется с ним о цене за проезд, затем посадил Свету на переднее сиденье. И сам пошел в сторону метро.

Эту сценку на перекрестке наблюдали из трех машин. Когда серебристо-голубая "вольво" тихо двинулась в путь, все три машины стронулись с места. Черная "ауди" пристроилась в хвост "вольво", красная "девятка" и белая "шестерка" уехали в другую сторону. В "девятке" сидели двое мужчин средних лет, бывшие опера, перешедшие на ниву частного детективного розыска, в "шестерке", помимо водителя – обычного "шефа" находилась потрясающей красоты блондинка. Понаблюдав за поведением хозяина "вольво", она прошептала: "Ну, Сашуля... Шеф, давай обратно в Ясенево".

Саша периодически посматривал в зеркало заднего вида, недовольно хмурился.

– Так, Светик, пристегнись. За нами "хвост". Сейчас на Садовом сбрасывать буду. Ты только держись покрепче, потому что виражи придется закладывать еще те.

– Ты даже от погони умеешь уходить?

– Там уметь нечего. Слежку заметить сложнее, особенно если она профессионально поставлена. Меня Валерка многому научил, он еще когда в такси работал, богатый практический опыт по этой части приобрел. Пристегнулась? Тогда начинаем.

Вообще-то было страшновато. Саша разогнался почти до ста пятидесяти километров, и на такой скорости закладывал кошмарные повороты. Хорошо, хоть машин на магистрали оказалось мало – время-то позднее. Света сжала зубы до хруста, зажмурилась, вцепилась одной рукой в ручку на дверце, другой – в "торпеду". И старалась только не закричать от страха, хотя все внутри обрывалось при каждом пируэте. Остановка была такой резкой, что от столкновения с лобовым стеклом ее спасли только больно врезавшиеся в грудь ремни безопасности.

– О, черт... Я дворы перепутал. Здесь тупик. Светик, быстро прыгай назад и ложись на пол за моим сиденьем. Чтоб тебя видно не было.

Она запуталась в ремне, Саша помог ей высвободиться. И едва Света успела перейти назад, как он опять тронулся с места. Развернулся во дворе-колодце, медленно поехал к выходу. В узком проезде его встретила черная "ауди". Загородила дорогу, направив свет фар в лобовое стекло.

Он подвинулся на сиденье так, чтобы резкая тень от стойки перечеркивала лицо, не позволяя разглядеть черты. Опустил стекло со своей стороны, свесил наружу левую руку, в которой держал автомат. Хм, достаточно понятное предупреждение, слитое воедино с просьбой уступить дорогу. Из "ауди" крикнули, чтобы он не горячился, мол, просто поговорить надо. Затем из машины слежения осторожно вышел один человек. Света скрючилась за Сашиным сиденьем, поэтому видеть ничего не могла, а по голосу говорившего ей опознать не удалось.

– Парень, только спокойно. Мы верим, что ты крутой, и к тебе претензий не имеем. Только разговор. Ты посадил в машину девчонку. Нам нужна именно она.

Саша с совершенно диким кавказским акцентом ответил, что ему нет дела до русских потаскух, а он уверен, что следили именно за ним, за что кое-кто немедленно поплатится. Он, видный деятель чеченской диаспоры, не позволит, чтобы какие-то урюки гонялись за ним по всей Москве и мешали заниматься делом.

Начались взаимные выяснения, кто за кем гнался. Преследователи явно не стремились ни к каким разборкам с чеченцами, зато Саша напирал на то, что не намерен прощать такое наглое поведение. Он виртуозно ругался на русском и каком-то из кавказских наречий, коверкая слова так, что временами Света его совершенно не понимала, он орал, как орут все кавказцы при ссорах... Она даже заподозрила – а не чеченец ли он на самом деле?

Под конец он добил своих преследователей тем, что для убедительности начал излагать свои аргументы по фене – с акцентом! – разбавляя ее адской смесью ругательств на нескольких языках. В том числе немецком и английском. Все это он вещал, размахивая автоматом.

Похоже, преследователи поняли, что им лучше отстать от сварливого чеченца. Махнули рукой на дальнейшее слежение и уехали восвояси. Посидев несколько минут неподвижно, Саша сказал:

– Можешь вылезать.

Света перебралась обратно.

– Саш, скажи честно, кто ты по национальности?

Он усмехнулся, выводя машину на Садовое кольцо.

– Что, на чеченца похож?

– До жути.

– А-а, я в свое время этим пользовался. Настоящие чеченцы до сих пор на меня зуб за это имеют. На самом деле я полукровка, наполовину русский, наполовину турок.

– Саш, как ты думаешь, зачем они нас выслеживали?

– А вот черт его знает. Может, это ребята Эйфеля, может, и Гончар что-то заподозрил.

– Ты не думаешь, что тебя по номеру машины вычислят? Наверняка они его записали. У Гончара есть знакомый следователь...

– Который подтвердит, что машина принадлежит российскому гражданину, чеченцу по национальности. Я по доверенности езжу. На свое имя можно регистрировать только "парадный" транспорт, о котором все и так знают, что он твой. А так – ну мало ли куда я на этой тачке влезу? Это даже не перестраховка, обычная мера предосторожности.

– А если после твоих приключений к фиктивному хозяину кто-нибудь придет? И начнет выяснять подробности?

– Это настолько ушлый мужик, что ни черта из расспросов не выйдет. Мне его родственник по турецкой линии рекомендовал. Что турки, что чеченцы мусульмане, и между собой они наладили очень хорошие связи. Я с ним был в меру откровенен, он знает, чего от меня можно ждать, но я ему на всякий случай еще позвоню. Так что об этом можно не беспокоиться.

Когда они приехали в Бибирево, времени было уже второй час. Но Света не торопилась домой. В конце концов, завтра суббота, можно выспаться... И Саша не стремился расстаться побыстрее. Сидел, курил, искоса поглядывая на нее лукавыми ореховыми глазами. Свете нравились его глаза – внешними уголками опущенные вниз, они делали взгляд немного снисходительным или грустным, когда он бывал спокоен. И ресницы – длинные, загнутые, достававшие до низких бровей. Почему, интересно, природа так часто награждает мужчин густыми и черными ресницами? Им ни краситься, ни прихорашиваться не надо. Нет чтоб наоборот – сколько туши удалось бы сэкономить! И нос у него красивый – короткий и совершенно прямой, как по линейке проведенный. А Света была курносой и страшно ему завидовала.

– Интересно, о чем ты думаешь? – спросил он.

– О пластической операции. Хочу такой же нос, как у тебя.

Саша расхохотался. Выбросил окурок за окно, обнял ее, притянул к себе, уткнулся лицом в шею.

– Не нужны тебе никакие операции. Ты хороша такая, как есть.

– Хочу быть еще лучше, – капризно заявила Света.

– Слишком много хорошего – тоже плохо.

Погладил ее по щеке.

– И пальцы у тебя в два раза длиннее моих, даже ногти отращивать не надо.

– Ага, и рост у меня два метра. И вообще я мужчина. Тоже операцию делать будешь?

Сдерживая смех, Света покачала головой.

– Нет, я хочу, чтобы у меня были только некоторые твои особенности.

– А чего мелочиться? Бери всего. А? Весь я тебе не нравлюсь?

Света смутилась, распознав под шутливым тоном серьезную подоплеку. Потом набралась решимости, глянула ему в глаза:

– А я? Ты мне столько всего говорил, но ни разу даже не намекнул, как сам-то ко мне относишься.

– Серьезно? Какая досада. Погоди, – он ухватил ее за подбородок. Надо же, Мишка не наврал. Действительно голубые. Вопрос: когда он успел это рассмотреть? Я вроде вижу тебя чаще...

Открыл бардачок, пошарил рукой, вытащил продолговатую коробку.

– Отвернись и подержи волосы, чтобы они на шею не падали.

Недоумевая, Света подчинилась. Его руки коснулись шеи, затем она почувствовала холод металла. На грудь упал кулон с камнем чистого синего цвета. Сапфир.

– Саш, ты с ума сошел?!

– И такова твоя благодарность?

– Нет, я не могу принимать такие подарки, – решительно сказала Света и попыталась нащупать замочек цепочки.

Саша не менее твердо отвел ее руки.

– Можешь. Тебе трудно улыбнуться и сказать "спасибо"?

– Саша, ты не понимаешь...

– Точно. И не хочу понимать. Поэтому не принимаю никаких возражений.

– Ох, Сашка...

Несмотря на то, что она теперь знала про Вику, на то, что ей пришлось вытерпеть от Эйфеля, Сашины ласки по-прежнему были приятны. Правда, в этот раз он вел себя на удивление сдержанно. Минут через пять тихо спросил:

– Ты успокоилась? Рыдать больше не хочется?

Нет, плакать ее не тянуло. Мало того, история с Эйфелем казалась уже такой далекой, случившейся как минимум неделю назад. Света погладила кончиками пальцев кулон. Ничего себе подарочки делает... Ей хотелось о многом спросить его, но чувствовала – уйдет от ответа.

– Светик, извини, провожать тебя я не буду. Но на всякий случай посижу здесь еще минут пятнадцать. Если тебя кто-то "встречает", поднимай крик. Даже если зажмут рот, я в любом случае увижу, когда тебя из подъезда вытаскивать будут. Отобью. Но без нужды мне из машины выходить не стоит, он показал на красную "девятку" в дальнем конце двора. – Мы "хвост" привели.

– И что? – испугалась Света.

– Ничего. Просто Гончар будет знать, что тебя некий чеченец провожал до дома, а потом два часа трепался. Пусть знает, это полбеды. Но вот если я выйду, и кто-нибудь увидит мои длинные волосы, игру можно считать законченной. Во всей Москве есть только один человек с такими внешними данными, склонный выдавать себя за чеченца. К сожалению, Гончар эту историю – когда я дурил чеченцев – знает во всех подробностях.

– А мне что делать?

– В понедельник, если будут спрашивать, скажешь, что за тобой ухаживает чеченец. С серьезными намерениями. Можешь даже кулон показать мол, чеченец подарил. В подробности не вдавайся, скажи, что твоя личная жизнь никого не касается. Приставать с расспросами не будут – у чеченцев не та слава, чтобы к их невестам кто-то цеплялся. А если не станут спрашивать, ничего не говори. Веди себя совершенно естественно, будто неприятности тебя никоим боком не касаются. Встречаться до тех пор, пока ты работаешь в клубе, не будем – слишком рискованно. Разумеется, кроме воскресенья – я что-нибудь придумаю, чтобы вывезти тебя на пикник незаметно.

Света лишь торопливо кивнула, чувствуя, как возвращаются прежние страхи.

Гончар стоял в дверях палаты и боролся с приступом тошноты. Да, многое он в жизни повидал, но не такое...

Когда посреди ночи раздался телефонный звонок, он сразу понял случилось нечто из ряда вон выходящее. Все люди, которым был известен его домашний номер, знали – Гончар ненавидит, когда его будят. Причем не из-за себя – из-за беременной жены. Но это не кто-то из бригадиров. Те в случае аврала сбрасывали информацию на пейджер, чтоб не беспокоить Ираиду. Гончар просыпался, закрывался на кухне и перезванивал сам. А тут кто-то разыскивал его по обычному телефону.

Этим человеком оказался следователь, который вел дело о покушении на Вальку Маленкова. Чужим голосом попросил срочно приехать в больницу и положил трубку. И всю дорогу Гончар готовился к самому худшему: к тому, что мерзавец Маленков связно изложил все, известное ему о структуре и деятельности измайловского союза. Следователя в таком случае требовалось убрать, как и всех свидетелей. Человек двадцать... Шум поднялся бы страшный, но другого выхода из подобных ситуаций еще никто не придумал. Поэтому, выезжая из дома, Гончар поднял по тревоге Чуму, приказав окружить больницу и не выпускать из поля зрения следователя и оперативную группу. По сигналу они все отправились бы к праотцам. Следователь, конечно, свой человек, но не до такой же степени, чтобы замять такие разоблачения! Жаль парня. Гончар мысленно попрощался с ним. Заодно и с Маленковым.

Однако все обстояло не настолько ужасно. Маленков не успел ничего рассказать – кто-то опередил Гончара, навечно заткнув его вонючую пасть. Но заткнул так, что в коридоре у палаты столпилось чуть не два десятка людей из прокуратуры и угрозыска.

Симпатичная молоденькая врачиха, рыдая, поведала: отделение уснуло, все шло как обычно. Никаких попыток проникнуть в корпус и на этаж, никаких предупреждающих звонков. Маленкова в больнице не любили – слишком поганый характер. Врачиха зашла к нему уже после отбоя, тот порнуху смотрел по видео. Попросила выключить верхний свет и приглушить звук – незачем мешать спать остальным больным. Он буркнул что-то относительно места, куда ей стоит отправиться. Врачиха не стала с ним ругаться, молча ушла и плотно притворила дверь.

Потом дежурная медсестра заметила, как из 33-ей палаты к Маленкову прокрался гость – молодой пацан, тоже с огнестрельным ранением, но уже выздоравливающий. Он ходил к покалеченному бизнесмену каждую ночь, вместе смотрели видео и ржали, что твои жеребцы. Таился редко. В этот раз, видимо, тащил с собой водку, поэтому избегал попадаться на глаза медперсоналу. По этой же причине звук телевизора стал тише – гость посоветовал Маленкову не привлекать излишнего внимания и не провоцировать врачиху на визит.

После того, как настала блаженная тишина, врачиха отправилась в ординаторскую и прилегла на диванчике. Задремала. Разбудил ее страшный грохот и последовавший за ним жуткий вопль. Вне себя от страха вылетела в коридор и увидела страшную картину: дверь в палату Маленкова отсутствовала, стены обуглились, оттуда тянуло холодом и явственным запахом горелого мяса. А кричала медсестра: один из кусков двери попал ей в голову. Лицо в крови, халат из белого красным стал. Одного взгляда внутрь палаты врачихе хватило, чтобы понять: спасать некого. И хоронить нечего. Вот после этого зрелища она и рыдала, не переставая.

На шум прибежали охранники снизу, где находился пост ОМОНа. Вызвали подмогу, позвонили следователю... Набежали оперативники, быстро установили истину: некто, устроившийся на крыше противоположного корпуса в пятидесяти метрах от хирургии, произвел прицельный выстрел из гранатомета в окно 45-ой двухместной палаты. Обитатель ее, которому и предназначался "подарок", был разорван в клочья. Его гость пострадал меньше – труп поддавался опознанию. Голова почти целая, только затылочной части не хватало.

Оказалось, Гончара пригласили для того, чтобы он установил факт: вторым погибшим был именно Валентин Маленков, и никто другой. Мол, Валькиных родственников пожалели, вызвали шефа. Тем более, что врачам Гончар оставил номер мобильного телефона, на всякий случай. Интересно только, как опера представляли себе процесс идентификации личности? С потолка свисали намертво прилипшие кровавые лохмотья. По ним, что ли, узнавать, Валькины они или нет?

Вообще-то, зрелище, какого в кино не увидишь. "Кошмар на улице Вязов" – детские шалости. Лужи всамделишной крови на полу, куски взорвавшейся видеодвойки, обломки кассет, обуглившиеся спутанные ленты пленки... А между ними – зубы. С кусками челюсти. В воздухе витали перья из подушек, а к стене приклеились пряди волос, вырванные вместе с кожей. Натюрморт из скальпа с мозгами. Стена напротив окна, смежная с туалетом, обрушилась, на белом кафеле – красные потеки. Дерьмо из разорванных кишок смешано с обрывками одежды и постельного белья. Но окончательно поплохело, когда в чудом уцелевшем унитазе Гончар углядел совершенно целый палец с синим ногтем...

Опера все-таки разыскали нечто, принадлежавшее Маленкову – предплечье левой руки. Разрыли завал из бетонной крошки и арматуры, и вытащили из-под него. Рука точно Валькина – Гончар помнил, как в школе они вместе сделали на запястьях абсолютно одинаковые татуировки. У него такая же.

В пять утра его отпустили. Больных из отделения срочно перевели в другие корпуса, этаж закрыли. Официальная версия – на ремонт. Ну, его тоже придется делать, не без этого. Совершенно разбитый, измочаленный Гончар вышел на улицу, добрел до места, где его дожидался Чума.

Бригадир сидел на бордюре рядом с машиной, курил с обреченным видом. В руке – трубка мобильного телефона. Гончар устало опустился рядом, бесцеремонно отобрал у Чумы только что прикуренную сигарету, жадно затянулся. Свои сигареты второпях оставил дома и только сейчас понял, как все это время ему хотелось курить...

– Знаешь, что там было?

– Ну да, – хмуро кивнул Чума. – Послал одного гаврика на разведку. В натуре, что ли, гранатомет?

– Ага.

– Совсем хреново.

– Почему? Зато Валька точно больше не нагадит.

– Я не об этом. Эйфель в Москве.

Гончар поперхнулся дымом.

– Он... Совсем мудак, что ли?!

– Почем я знаю? Заезжал ко мне за час до твоего звонка.

– И что?

– Ничего. Выпили, потрещали. У него один базар – эта овца из "Розитты". Не знаю, свихнулся на ней. Спрашивал, что за кент тощий около нее вертится. Ну, этот, родственник ее. Просил приглядеть за ней, чтобы не шлялась и не тронул бы кто вперед него. Да, и с Веркой поговорить, в плане зарплату ей прибавить. Соске кажется, что ей мало платят. Нет, я понимаю двести грина не деньги, даже не гроши. Да только эта прошмандовка и того не стоит. Мне из охраны позвонили, сказали, что вечером на втором этаже в клубе беготня какая-то наблюдалась. Я ж за этой овцой давно человека закрепил, по приколу мне было знать, чем дышит. Ну, и воняют ее делишки. Эйфель уехал, а туда тип какой-то подвалил. Ни рыло рассмотреть, ни даже подойти близко не удалось – у него свое сопровождение, оттеснили на подходе. Потом ушел, соска с родственником выплывает, и на перекрестке прыг к нему в тачку. И так невинно делает вид, типа случайного лоха на извозе подхватила. А машинку-то его мои до этого заприметили. Одна тачка из моих рванула сразу к дому Антоновой, вторая – за этой. Догнали. Хрен знает, куда он ее на тот момент дел, сам на разбор рвался. Бля, мои ему дорогу перекрыли, а он руку с автоматом в окно высунул. Эти придурки дальний свет – и в лобовое стекло фары направили. Идиоты, сколько раз говорил: ослепить так можно, а рожу разглядеть – хрен. Ближний нужен, он помягче. А тот козел подвинулся, тени на морду упали, и получился он хуже, чем урод из фильма ужасов. Ясно только одно – он "черный". Понты кидает, что ичкер. Акцент сильный, по замашкам – запросто может быть, в натуре чеченец. По фене ботает – не исключено, что вор. В общем, коллега. Номер записали и выпустили его, пока он кишки моим на асфальт не вывалил. А он прямиком в Бибирево. И там Антонова в машине опять появилась. Стояли у ее подъезда часа полтора. Машина не тряслась – не трахались. Потом ушла, а этот свалил. Из машины даже носа не высунул. Мои за ним поехали – на раз с хвоста сбросил.

Гончар слушал, кивал. Да, погано. Жалко Эйфеля.

– А почему хреново, что Маленкова из гранатомета завалили?

– Потому, что Эйфель ко мне не из-за этой сучки явился. Это так, за пузырем языки почесать. Ему гранатомет нужен был. Ну, я и отдал – жалко мне, что ли? Вот и думаю – а не за этим ли он понадобился?

– Он знал, в какой больнице Валька лежит?

– Понятия не имею. У меня вообще ни словом о Маленкове не заикнулся. Да ему эта овца могла сообщить, она-то знала. И он с ней до меня обнюхался.

– Засранец, – пробормотал Гончар. – Наверняка даже алиби нет.

– А видели, кто пальнул? – с живейшим интересом спросил Чума.

– Какое там! Хотя шум поднялся сразу. Ментов на территории до хрена, я шел и не мог понять, где куст, а где омоновец в камуфляже. В масках, при полном параде, оружием до зубов увешаны, будто здесь сотня терросристов... Гады, их здесь полк, и вообще ничего не заметили! Гранатомет не нашли, следов нет. Как будто киллер на крылышках прилетел.

– Ага, – осклабился Чума. – На этих, "Олвэйз плюс". Хорошо, хоть не на "Тампаксе" прибыл.

Ему очень по душе пришелся тот факт, что следов нет. Чума с Эйфелем дружил, поэтому всячески сочувствовал и содействовал – когда это не ущемляло его интересы. Вот если бы киллер бросил гранатомет на крыше сидеть бы Чуме лет десять. Если, конечно, стреляли именно из его пушки. Поэтому сейчас радовался вдвойне, что прямых улик нет.

Ольга явилась в восемь утра. Дверь ей открывала Светина мама, с утра ходившая гулять с Капитаном и проснувшаяся рано. Поэтому для Светы день начался с того, что в ее комнату ворвалась бодрая подруга и немедленно вытащила из-под одеяла.

Сонная Света в ночной рубашке сидела на кровати и отрешенно наблюдала, как Ольга деловито копается в шкафу, подбирая одежду для подруги. Нет, это просто возмутительно! Ольга ведь обожает дрыхнуть, она не имеет права так рано врываться и поднимать Свету на целый час раньше будильника. Это просто свинство.

– Что ты там роешься?

– Ты что, еще не умылась? Марш в ванную! Давай, поживее, мы через сорок минут уже должны быть на месте.

– С какой радости? В десять же договаривались...

– Ага, жди. Не получается. Шевелись давай.

Света неохотно поплелась в ванную. Эта Ольга в оживленном состоянии просто невыносима. Особенно когда остальные спросонья. На кухне возилась мама.

– Привет, – сказала Света. – Ма, я завтракать не буду, только кофе глотну.

– Я тебе с собой заверну.

– Не надо. Там достаточно еды. Сашка барана купил.

– Кого?

– Барана.

– Живого?!

– Откуда я знаю? Сказал, барана, значит, так и есть. Шашлык обещал. Только мне уже ничего не хочется, никаких шашлыков и леса с родниками. Даже под гитару.

Вода показалась омерзительно холодной. Горячую неделю назад отключили на профилактику, и Света страшно мучилась. Больше всего в жизни она ненавидела ледяные мокрые брызги по утрам...

В комнате Ольга уже навела свой порядок. Повсюду валялись вещи, и посреди них с недовольным видом озиралась подруга.

– Ну вот, теперь убирать бардак. Я ж не поеду, оставив все в таком виде, – сказала Света, ставя на стол чашку с кофе.

– Блин, Антонова, задолбала бурчать. Лучше скажи, у тебя есть нормальные штаны?

– Зачем тебе?

– Не мне. Ты же не голая поедешь.

– В сарафане, – Света кивнула на мини-платьице, висевшее на спинке стула.

– Спятила?

– А что? Думаешь, комары зажрут?

– Для начала, как ты в нем через забор полезешь?

Света села на кровать, ошарашенно глотнула слишком много горячего кофе, обожглась.