Текст книги "Переулок капитана Лухманова"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Скоро будет весна

Мак выбрался первым, кинул на пол махровое полотенце для ног, принес из прихожей меховые туфли-шубенки.

– Надевай…

Маша почему-то снова сказала «ой», но послушалась. Потопталась.

– Пушистые какие…

Она тоже сходила в прихожую, стеснительно оглянулась, пощупала на батарее колготки.

– Еще не совсем высохли…

– Ну и подожди, не влезай в них: торопиться некуда. Я же обещал загрузить тебя домашней работой.

Она обрадовалась:

– Какой? Давай! Только знаешь что? Поставь мой мобильник на подзарядку! А то папа начнет звонить, разволнуется…

Мак поставил (подзарядники-то одинаковые). Потом повел Машу в большую комнату, которая называлась «столовая» (хотя обедали, как правило, в просторной кухне). Слева от окна стояла на журнальном столике елка. Большущая, под потолок. Искусственная, но очень похожая на лесную, даже с шишками. Казалось, что от нее тянет хвойным запахом. Тихо закачались, заискрились игрушки.

– Красота какая! – выдохнула Маша. – А я свою давно разобрала…

– Мы с Миром тоже давно собирались, да все как-то… со дня на день… А теперь уже Крещение, последний праздник Святок, дальше тянуть неловко.

– Почему? Она же не осыпается.

– Ну, все равно… Будто нарушаешь закон календаря…

– Надо снимать игрушки, да?

– Сейчас принесу стремянку. Буду снимать верхние и ронять тебе на голову. А ты будешь их складывать в коробку – те, которые не разбились.

– Ладно. А осколки куда?

– Разберемся по ходу дела…

Мак принес из кладовки картонный ящик и дюралевую лесенку. Хлопая домашними тапками, забрался на верхнюю ступеньку. Потянулся к радужной стеклянной звезде.

– Ой, подожди, – попросила снизу Маша.

– Жду. А зачем?

– Мак, а лампочки работают?

– Конечно!

– Давай включим на минутку. Чтобы попрощаться с елкой.

– Ох я дубина, забыл! В прошлый раз мы так и делали…

Он прыгнул на пол (чуть не раздавив и коробку и Машу). Сунул в розетку коробочку-штепсель. И заиграла среди веток и мишуры новогодняя сказка. Они постояли рядом, подняв головы. И даже незаметно взялись за руки. Через минуту Мак встряхнулся:

– Подожди, я сейчас!

Он выбрал в холодильнике большущее красное яблоко. Принес к елке.

– Вот! Это празднично-прощальное угощение. Кусай первая…

– Ой… давай… – И хрум-хрум.

Он тоже откусил и захрустел.

Так они, пересмеиваясь, кусая по очереди и глядя на огоньки, сжевали почти все яблоко. Мак великодушно оставил Маше крупный огрызок и опять полез к потолку. Очень осторожно снял звезду. Спустился к Маше и отдал верхушку. Маша побаюкала ее, будто живую…

И так он поступал со всеми игрушками, которые висели вверху, – шарами, корабликами, клоунами, лягушатами… Маша каждую рассматривала, прежде чем опустить в ящик. Иногда говорила «какая хорошенькая» (или «какой хорошенький»).

А лампочки всё горели…

Мак сказал, отдавая Маше ватного крокодила:

– Все-таки грустное это дело – снимать наряд с елки…

Маша не согласилась:

– Ну, не такое уж грустное. Ведь вспоминается праздник.

– А еще вспоминается, что долго не будет ничего хорошего. Каникулы кончились, впереди ползимы, холод как на полюсе, радостей никаких. «Дети, у вас самая ответственная учебная четверть»… – это он очень похоже изобразил «англичанку» Эльзу Борисовну.

Маша посмеялась, но опять возразила:

– В этой половине зимы уже будто просыпается весна. То есть ее ожидание. Солнце ярче, день длиннее. И облака бывают пушистые, как вата. Смотришь на них и думаешь: скоро март…

– Ага, «скоро»! Задубеешь, пока дождешься…

– Ну… если до марта еще далеко, можно себя утешать: «Вот уж скоро будет скоро»…

– «Утешение – умора», – досадливо срифмовалось у Матвея.

– Дразнишься, да?

– Да. И сейчас брошу тебе на кумпол этот шар.

– Бросай, у меня волосы пружинистые…

Отблески лампочек искрились у нее на кудряшках. Мак подумал, что, конечно, не шар, а вот этого пластмассового лягушонка можно бы и уронить (если осторожно).

Верхняя часть елки была уже свободна от игрушек. Мак стоял теперь на нижней ступеньке, голова Маши оказалась чуть ниже его колена. Кудряшки коснулись голой ноги, и пробежалось по нервам щекотательное замирание. Маша этого не заметила: она разглядывала ушастую куколку.

– Мак, смотри! Что-то знакомое… То есть кто-то знакомый.

– Еще бы! Это же Крылатый Эльф, сын Брагича.

– Ой, точно! Вылитый Элька… Мак, это кто его слепил?

– Сама не догадаешься?

– Ох… Огонек, да?

– Конечно!

Огонек, Федя Огоньков, четвероклассник, похожий на сверчка с удивленными глазами. Известный всей школе «Мастик-пластик». «Мастик» – от слова «мастер», «пластик» – потому что лепил из пластилина и каких-то специальных, быстро твердеющих составов. Его коньки-горбунки, динозавры, Карлсоны с пропеллером, буратино, рыцари, марсиане, Дюймовочки и танцующие слонята появлялись повсюду: на выставках, школьных лотереях, ветках новогодних елок, просто на подоконниках в классах, на полках в кабинетах… Иногда он лепил и маленькие портреты. Однажды сделал для Дня искусств статуэтку школьного директора Льва Сергеевича – сутулого, с носом-огурцом и уж-жасно грозными бровями. Все покатывались со смеху. Правда, кое-кто боялся, что директор разгневается, но он тоже посмеялся, а статуэтку после выставки выпросил у Огонька для своего кабинета. В обмен подарил «Мастику-пластику» модель старинного автомобиля…

Мак поставил кукольного Эльку на ладонь.

– Я его выиграл в лотерее на Осеннем празднике. Огонек туда кучу своих поделок отдал…

– А-а! Я помню. Только я там ничего не выиграла… Мак, а почему с ним так случилось? Ни с того ни с сего? Никто не может объяснить…

– Ну, лейкемия же, рак крови… – Мак сжал в себе холодок. – Такое хоть с кем случиться может. Ходит человек, ничего не чувствует, а потом раз – и с ног долой… Ну и начинается по всем газетам-интернетам: «Помогите мальчику, помогите девочке, нужен миллион для операции!..» А где его возьмешь, миллион-то? Был бы сын олигарха – другое дело…

– Не знаешь, много уже собрали?

– Мирослав говорит, что немало. Только нужно в десять раз больше – для пересадки костного мозга… В разных местах проходят всякие сборы и концерты, да сразу разве наберешь… Мир уже несколько раз выступал…

– Мак, а отчего такая болезнь? От какого-то облучения?

– Наверно, так… А про Огонька говорят, что еще и от нервов.

– От каких нервов?

– Ты не знаешь разве, что его хотели забрать из дома?

– Мак… я не знаю. Как – забрать?

– Нам Брагич рассказал. Огонек жил… живет с матерью и старшей сестрой… у них две комнаты. Соседям эти комнаты давно нравятся. Вот они и склепали заявление: мать не заботится о сыне, ведет… этот… анти-соци-альный образ жизни, издевается над мальчиком. Подали в контору, которая называется «Опека», она вроде бы как для защиты детей…

– А-а, я слышала! Даже телепередача была! Как они забирают ребят в детдома. Заглянут в холодильник и, если там нет апельсинов или йогурта, сразу: «Вы морите ребенка голодом!» И хвать его в приют…

– Да! И никто им не указ!

– Папа сказал, что, если бы такие явились к нам домой, он пристрелил бы бы на пороге.

– А у Огонька-то стрелять некому. У сестры порок сердца, у мамы здоровье тоже еле-еле… Ну вот, стали эти тетки-опекунши приказывать: «Пусть мальчик собирается». А он стоял рядом… Стоял-стоял, а потом бах навзничь! Сперва думали – обморок. Потому что кто выдержит, когда забирают от мамы. Потом засуетились, вызвали врача. Его на «скорой» в детскую больницу, анализы всякие. Ну и нашли вот такое… такой диагноз… Одно хорошо – теперь уж никакая «Опека» его не заберет…

– Почему?

– Потому что ей нужны здоровые. Такие вот талантливые, воспитанные, но без всяких болезней. Чтобы можно было перепродать в какую-нибудь богатую семью или за границу. Прибыль…

Мак не замечал, что говорит уже не свои слова, а слова Мира, а то и Брагича. Впрочем, камня разница…

– Не приведи господь, – по-взрослому сказала Маша.

– Да… – сказал Мак.

Щуплый большеглазый Огонек словно стоял рядом с ними…

Они в молчании, будто виноватые в чем-то, закончили снимать игрушки. Мак выключил и смял гирлянду. Вдвоем унесли коробку в чулан. Мак, сосредоточенно дыша, уложил на пол и начал разбирать елку. Маша сосредоточенно помогала. Сказала, почесывая ноги:

– Искусственная, а колется, как настоящая…

– И пахнет, как еловое мыло в ванной…

– Ой, Мак, я вспомнила. Там, в ванной… календарь с кораблем. Это что за корабль? Красивый такой…

– А-а! Это прошлогодний календарь. Мир его сохранил, потому что на нем барк «Диана». Учебное судно. Раньше оно было румынское, а во время войны его взяли как трофей. Оно долго-долго стояло на приколе, потом сделали ремонт, превратили в парусную школу для морских курсантов. Мир мечтает пойти на нем в плавание.

– Разве он курсант?!

– Конечно нет. Но туда иногда набирают группы старшеклассников. Победителей всяких викторин и конкурсов на морские темы. Записывают их в юнги. Дают даже бескозырки с ленточками «Юнга „Дiаны“», буква «И» там старинная, с точкой. Так раньше назывался шлюп капитана Головнина, на котором тот ходил в Японию. В девятнадцатом веке… А у Мира всяких побед – целая куча…

– Ух ты-ы!.. А какое будет плавание? Кругосветное?

– Для «Дианы» да. А экипажи будут меняться. В разных портах. Миру обещают рейс от Владивостока до Кейптауна, а оттуда самолетом домой…

– Вот счастливый!.. Мак…

– Что?

– Ты… наверно, завидуешь, да?

– Вовсе нет, – сказал он как можно тверже. – Братьям нельзя завидовать. И к тому же это плохая примета: дело может сорваться… Я изо всех сил мечтаю, чтобы он поплыл. Это ему награда за всё…

– За конкурсы?

– Да… И за то, что чуть не погиб два года назад…

– Господи… – прошептала Маша.

– Его избила какая-то шпана, когда вечером шел из клуба. Просто так, ни за что. Бросили на снегу. Нашли его со всякими сотрясениями, со сломанной ногой. Потом еще воспаление. Мама сама чуть не слегла в больницу. А он пролежал полтора месяца. В заречном стационаре… Но зато именно там он узнал про капитана Лухманова. С этого все и началось…

Капитан Лухманов

Декабрьским вечером шестиклассник Мирослав Рощин возвращался из клуба «Речник» с занятий гитарной школы «Резонансы». Ну и подвалили четверо. Каждый выше на голову. Он даже не успел понять, что им надо. Впрочем, таким всегда надо одно: бить. Избили до потери сознания, кинули к забору в снег.

Нашли мальчишку только среди ночи, когда мама подняла на ноги милицию. Она не оставила в покое ленивых стражей порядка, когда те убеждали, что «пацан где-нибудь глушит с дружками пиво, очухается и придет».

«Неправда, он не такой!»

«Все они „не такие“. А мы должны машину гонять вслепую…»

Мама не отступала. Она сказала, что утром пойдет к мэру города, а еще поднимет на ноги молодежную дружину «Щит». Этих ребят милиция терпеть не могла и слегка боялась. Плюнули, поехали искать. Нашли…

Мирослава Рощина выхаживали в старой больнице, в Заречном районе. Там у мамы были знакомые врачи. Хирург Владимир Маркович сказал, что, если бы Мир провалялся в снегу еще около часа, его не спасли бы. Он сам написал про это в газету. Начальника милицейского отделения торжественно уволили со службы, а через две недели неторжественно и незаметно назначили заместителем управления МВД всего района.

Мама и Матвей приезжали почти каждый день. Одного Матвея мама в больницу, конечно, не пускала (в Заречный район, через полгорода, через мост, после того, что случилось со старшим сыном!..) Зато разрешала Маку оставаться у Мира в палате на полдня – с утра до обеда или с обеда до вечера. Врачи тоже не возражали. Мир потом сказал, что «это было не самое плохое время».

О чем они тогда только не говорили! О гигантских телескопах на орбите, о птеродактилях, о книжках Кира Булычёва, о доспехах римских легионеров, о подземных туннелях под фундаментом Благовещенского собора, о похожести галактик и микрочастиц. И о девочках, разумеется («Мак, только я ей ничего не сказал, а потом она перешла в другую школу…»). И о папе, которого Матвейка почти не помнил. И о всяком таком, про что могут говорить один на один только очень доверяющие друг другу мальчишки. Хорошо, когда у тебя есть такой старший брат.

Они даже сочинили сказку «Божья коровка, синяя, как небо». На самом деле это был крохотный вездеход с планеты Копейка, случайно залетевший на Землю. Экипаж «Коровки» удивлялся земным обычаям и чуть не вляпался в большую беду, но им помогли двое первоклассников – девочка Мика и ее влюбленный друг, по прозвищу Пушкин.

Сказку напечатали на ноутбуке, который мама принесла Миру (попросила у подруги). Потом без большого смущения прочитали соседу по палате, пожилому Виктору Ильичу. Виктор Ильич преподавал литературу в педагогическом колледже, месяц назад спешил на занятия, поскользнулся на тротуаре, заработал двойной перелом ноги и оказался здесь. Был еще сосед, слесарь дядя Женя, но он целыми днями пропадал в палатах у приятелей, а Виктор Ильич – всегда тут как тут. К сочинению братьев Рощиных он отнесся со вниманием. Одобрил:

– Вы, друзья, прямо братья Стругацкие. Слышали про таких?

Братья слышали, и Матвей согласился:

– Ага…

Он тут же получил от Мира хлопок по темени – за нескромность, – повалил его носом в подушку и начал крутить уши. На шум появились дежурная сестра Агнесса Игоревна.

– Это что такое! Кто-то сейчас немедленно отправится домой! А на тебя, Мирослав, я пожалуюсь Владимиру Марковичу.

Мирослав только хихикнул. Владимир Маркович был добрейшим существом. Кстати, это именно он дал Миру книжку капитана Лухманова «20 000 миль под парусами».

– Ты юноша романтического склада, думаю, тебе будет интересно… Смотри, год издания тридцать шестой, прошлый век. Тогда еще моего папы на свете не было. Только в таких учреждениях, как наша ветхая лечебница, и могут сохраняться подобные раритеты…

Оказалось, что «раритет» отыскался в больничной библиотечке, которая находилась под присмотром сестры-хозяйки Людмилы Федоровны.

Да, книжка пришлась кстати! Особенно в ту неделю, когда «ребенок (разумеется, Мак) допрыгался до распухания гланд» и был засажен дома, к Миру его не пускали. Если бы не плавание барка «Товарищ» через Атлантику, Мир извелся бы от скуки.

А так он ничуть не извелся! Он окунулся в «соленые океанские ветры» и в изучение морских премудростей: в конце книжки оказался корабельный чертеж и объяснения. Правда, не все термины были понятны, однако в наше компьютерное время какие могут быть трудности! Ноутбук был подключен к Интернету, и Мир неоднократно нырял в Сеть, чтобы узнать про такелаж, рангоут и заодно про самого капитана Лухманова. В первый раз он узнал не так уж много. Но все же выяснил, что Митя Лухманов начал плавать на парусниках с детских лет, хлебнул всяких приключений и штормов, что капитаном «Товарища» стал уже после шестидесяти лет. И еще – что в ту пору был у него сын-мальчишка Волик. Самый младший и самый любимый. В учебном плавании «Товарища» через Атлантику он был с отцом.

«Повезло пацану», – подумал Мир.

Он тогда не очень увлекался парусами и плаваниями. Иногда с любопытством читал о кругосветных путешествиях и дальних островах, но все-таки нынешние телескопы на орбитах интересовали его гораздо больше. Однако здесь, в больнице, ему почудилось, будто незнакомый сын капитана помахал ему загорелой рукой. Из давнего времени. С желтой палубы, которая пахла теплыми от солнца досками. Мир тогда так и подумал: «Запах солнечной палубы». А мальчику Волику помахал в ответ. Мысленно, конечно.

В книжке оказалось много фотографий. Правда, черно-белых, мутноватых, но это как бы набрасывало на них тень старины и загадочности. На тринадцатой странице был снимок мальчишки – в берете, тельняшке, белых штанах до колен, улыбчивого, босого. Он стоял по щиколотку в потоках воды (наверно, был аврал) и смотрел вверх. Похоже, что фото сделали с марсовой площадки.

В книжке ничего не было сказано о мальчике Волике, но Мир не раз возвращался к снимку и убедил себя, что это и есть сын капитана. Хотя бы потому, что никаких других мальчишек на снимках совсем не было. Значит, и на барке их не было. А этот – был. И словно говорил Миру: «Привет!»

А дальше стало еще интереснее.

Книжка была с помятыми уголками, в зеленоватой коленкоровой корочке с синими картинками заморских городов по углам переплета и четырехмачтовым парусником посередине. Даже если не смотреть на год издания, все равно видно, что старина. Это заметил и Виктор Ильич.

– Можно полюбопытствовать?

Полюбопытствовал. Долго листал и словно даже принюхивался. Покачал книжку на ладони.

– Удивительные бывают совпадения… Глянь в окно. Вон там, на углу, виден кирпичный дом…

– Ага. Красивый…

– Еще бы! В свое время один из самых красивых и знаменитых в нашем весьма славном городе Турени. В позапрошлом веке выстроил его для своего семейства именитый купец Холмогоров. Знаешь Холмогорский спуск у Заречной пристани? Это в честь того самого купца. И дом долго назывался Холмогорским, пока не стал Центром культуры коренных народов (а сейчас, по-моему, в аварийном состоянии). Так вот, в нем жила несколько лет писательница Надежда Лухманова. Сейчас почти забытая, а в конце девятнадцатого века очень даже популярная. Была замужем за сыном купца, известным инженером, который строил в Сибири железные дороги… Я вот и подумал: не родственники ли они с капитаном? Он ведь, судя по всему, тоже не был обделен литературным даром…

– Ой! Понятно, что родственники! Я прочитал в Яндексе, что его мать была писательница. Только там про все это коротко, и про наш город ничего…

– Если покопаться, можно найти. Любопытная тема… Едва ли сам капитан бывал в наших краях, но, возможно, здесь есть его родственники.

– Какие?!

Конечно, это фантастика, но опять вспомнился мальчик на палубе. Мир в ту минуту не думал о разнице времен.

– Дальние, конечно. Надежда Лухманова прожила здесь несколько лет, написала о нравах нашего города книгу, довольно интересную кстати. Потом развелась с мужем, вернулась в Петербург. После участвовала корреспондентом и сестрой милосердия в Русско-японской войне… Слышал про «Варяга» и Порт-Артур?

– Господи, ну конечно!

– Так вот, там она вела себя крайне храбро. Но вскоре умерла где-то на юге…

– А родственники-то?..

– Да! У нее и мужа, инженера Холмогорова, здесь родился сын, сводный брат Дмитрия Лухманова, капитана… Он остался навсегда с отцом. И возможно, завел потом семью, появились дети, племянники капитана… Может быть, они даже не были знакомы с капитаном, но все равно родная кровь. Сколько на свете таких вот взаимосвязей, а? Если вдруг станешь литературоведом или историком – готовая тема для докторской диссертации…

Мир, конечно, не собирался делаться кабинетным ученым. Но мысль о взаимосвязях зацепила его. Ему словно протягивал руку мальчишка с палубы «Товарища». И сюда же приплелась песенка, которую сочинила девятиклассница Зоя Вертицкая в клубе «Резонансы».

 
Да, связаны все судьбы очень туго,
Поскольку все мы на одной планете,
И если лучше будем знать друг друга,
Стрелять не станем ни в кого на свете.
 
 
Давайте пусть бомжи и президенты
Однажды поглядят друг другу в очи,
И, может, прямо с этого момента
Стрелять в людей никто уж не захочет.
 

Песенку сочли чересчур наивной, похихикали над ней (Зоя даже всплакнула, ее утешали). Но руководитель «Резонансов» сказал, что «здесь что-то есть». И Мир подумал, что да, есть. К тому же и мелодия (тоже Вертицкой) была славная. Плохо только, что президенты этой песенки не знали (и бомжи, разумеется, тоже), поэтому стрельба и прочие гадости на земле продолжались.

Не знали, конечно, той песенки и четверо, которые напали на Мира Рощина. «А может, и хорошо, что напали», – мелькнуло однажды у Мира. Да, ведь без этого случая не было бы долгих «шептательных» бесед в палате, когда братья открылись друг другу так, как не сумели бы за многие месяцы или годы. Не было бы времени обдумать много всего – от живой сути космических телескопов до бессмертия человеческих душ. Вот только мама настрадалась за эти шесть недель. Но зато появилась у Мира книжка Лухманова. Оказалось – не зря.

При выписке Владимир Маркович украдкой сунул книжку Миру:

– Забирай. Ответственность перед Людмилой Федоровной и угрызения совести я беру на себя. К тому же говорят, что для культурного человека кража книги не особенно большой грех…

– Да, он у нас очень культурный… – сунулся Матвей, который пританцовывал рядом. – Ай! Владимир Маркович, скажите ему, что культурные люди не должны давать подзатыльники младшим братьям!

– Ну, это зависит от обстоятельств, – уклончиво отозвался старший хирург. – Мир, друг мой, подожди-ка… Скоро я уеду отсюда в Пятигорск на постоянное проживание… а точнее «на доживание», и едва ли мы еще увидимся. И хочу оставить тебе подарок. Дай-ка на минуту книжку…

И он авторучкой нарисовал на последней странице с надписью: «Содержание» значок размером с ноготь – овал с поперечинкой.

– Знаешь, что это такое?

– Знаю. Это старинная буква «Фита». Да?

– Совершенно верно. Раньше с нее начинались разные имена: Федор, Фома, Фемистокл… А еще это был тайный знак… Слушай, расскажу. И пусть слушает младший брат, который считает тебя культурным человеком, несмотря на полученный подзатыльник…

– Он любя, – заступился Матвей.