Текст книги "Избранное в 2 томах. Том 2"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Форс-мажор

Славка прыгнул с верхней ступеньки и упал прямо на Тима. Они вцепились друг другу в плечи.

– Славка… – сказал Тим. Он сбивчиво дышал после бега.

А Славка ничего не сказал. Что говорить, раз Тим пришел? Он тоже часто дышал и смотрел на Тима. И в эту минуту, несмотря ни на что, был счастлив. Потом он заметил, что Тим мокрый.

– Ты откуда? Так на катере брызгает?

Тим понимал, что нельзя говорить про «Маугли». Если Славка все-таки уедет, в дороге он изведется от беспокойства за Тима. Тим быстро сказал:

– Зато я успел! Ты почему уезжаешь? Славка, ты из-за меня?

– Ты что! Тим, я не виноват, это мама…

– Из-за снаряда?

– Нет, Тим. Из-за… того. Того человека. Я же рассказывал.

Мама появилась в тамбуре.

– Славик, что это такое!.. Боже мой, Тим… Ты откуда?

Тим махнул рукой.

– Славка, – горячим и умоляющим шепотом сказал он. – Не уезжай.

– Тим, – сказала мама. – Как ты сюда попал? Как ты доберешься домой?

– На катере. Это неважно!.. Славка…

– Мальчики, у вас три минуты. Ради бога, не отходите от подножки!

За мамой появилась проводница. Она, кажется, ругалась.

Славка яростно оглянулся. И крикнул маме, проводнице, всем на свете:

– Хоть на три минуты оставьте нас в покое!

– Славка, не уезжай, – опять сказал Тим.

– Тим, я не могу…

– Упрись. Убеги…

– А мама? Она как? Она говорит, что не может без меня.

– Славка… Она сможет, она большая!

– Нет, – сказал Славка. – Она говорит, что нет… Я бы все сделал! Я бы в землю впаялся! Но… как я? Значит, получится, что я ее бросил?

– Ну, пусть и она не едет!.. Славка, я ей скажу!

Славка сжал губы и покачал головой. Как объяснить Тиму?

– Тим, я не виноват. Это… Ну, как приказ. Когда не хочешь, а все равно надо… Тим, ты сегодня тоже не хотел, когда я… Но ты же понял…

– Я был дурак, – резко сказал Тим. – Я понял: не все приказы надо выполнять!

– Наверно. Только я не могу, Тим. Ну, не имею права.

– А если бы она разрешила? Ты бы остался!

– Тим, она ни за что в жизни не разрешит…

Получался не тот разговор. Им сказать бы сейчас друг другу самые хорошие слова, а они тратили последние минуты. «Тим, ты не забывай меня. Ладно, Тим? Это такое чудо, что ты все-таки пришел!»

Незаметно они отошли метра на три от вагона.

Мама опять заволновалась:

– Славик, Тим… Поезд сейчас тронется.

– Подожди, еще красный свет, – резко сказал Славка. И спросил Тима: – Ты мне напишешь?

– Славка, я не о том! Ты скажи! Если бы ты не смог уехать, ты жалел бы? Она бы уехала, а ты не смог?

– Как не смог?

– Ну, заболел, ногу сломал! В яму провалился, черт возьми! Что угодно!

– Форс-мажор?

– Да! Чтобы ты не был виноват!

Чтобы мама уехала, а он остался? Славка не знал. Об этом трудно было думать. Как они друг без друга? Но… Позади Город. Позади море. Тим. А впереди? Да и что об этом говорить? Какая теперь разница?

– Тим, не все ли равно сейчас…

– Нет! Не все равно! Славка, скажи! Он остался бы?

Он не знал. Но Тим так отчаянно спрашивал об этом! Это было для него так важно! А секунды бежали.

– Мальчики, уже зеленый свет!

– Славка…

– Да, я остался бы, – сказал Славка. – Да, Тим!

С отчаянной силой Тим рванул его за руку, подтащил к бетонному столбу с фонарем. Толкнул так, что Славка ударился о столб затылком…

– Тим, ты что?!

Взметнулась и коротко прошуршала в воздухе цепь. Двумя стремительными витками опоясала Славку и столб. Ее замок очень больно ударил Славку по ребрам. Тим, яростно дыша, рывком стянул у цепи концы. Щелкнул замком.

Славка машинально рванулся. Цепь держала туго – не выскользнешь. Даже не вздохнешь.

Славка понял. Он сразу все понял! Больше, чем Тим. Тим думал, что цепь удержит только Славку, а она удержит и маму. Не уедет она без Славки!

Славка рванулся еще, радостно сознавая, что цепь ему не порвать. Мама оказалась рядом. В желтом свете фонаря Славка увидел ее перепуганные глаза.

– Что такое? Славка! Тим! Это что?!

Морщась от боли и смеясь от нарастающего ликования, Славка сказал:

– Я не могу. Видишь, я не могу ехать! Видишь, мама?! Хоть убей!

Тим стоял рядом – растерянный, маленький и мокрый. Мама лихорадочно дернула цепь и увидела замок. И мгновенно все поняла. Выпрямилась.

– Тимофей! – сказала она ледяным голосом. – Дай ключ!

«Тим, не надо!»

Тим зажмурился, будто ожидая пощечины. Сильно махнул рукой в сторону темных кустов. Славка увидел, как под фонарем сверкнуло колечко…

Ты – парус

Ровно шуршали по сухому асфальту колеса. Машина легко взлетала на подъемы и потом стремительно, почти со скоростью падения неслась со спусков. От этого появлялось чувство, похожее на невесомость. Теплый ветер врывался в окошко. Он лохматил волосы и упруго отгибал Славкины ресницы.

Город, плавно разворачиваясь, двигался навстречу. Наплывал. Огни наплывали. Множество огней и отражений в бухтах. Город возвращался.

Ровная скорость и ощущение спокойного счастья слегка убаюкивали Славку. То, что недавно произошло, вспоминалось, как ненастоящее. Будто не с ним это случилось. Сон какой-то… Что было?

Ключи сверкнули и улетели, а мама стала снова дергать цепь. И что-то кричала Славке и Тиму. Потом бросилась к вагону.

– Федор Николаевич! Товарищ капитан! Вещи! Ради бога, вещи скорее!

Маме протянули в окно чемодан. Потом сумку. Потом еще чемодан. Мама его не удержала. Он грохнулся, отскочила крышка. Тим бросился подбирать рассыпавшиеся свертки и книги. Кажется, мама сказала, чтобы он убирался, но он не убрался и помогал. А мимо них все быстрее и быстрее катились черные колеса, а над колесами ехали желтые квадраты окон.

А Славка стоял прикованный к бетонному столбу. Цепь отчаянно резала ему бока, а он тихо смеялся.

Мама захлопнула крышку, и они с Тимом подтащили чемоданы и сумку ближе к прикованному Славке.

Мама еще раз дернула цепь и сказала Тиму:

– Сию минуту ищи ключ.

Тим послушно полез в кусты, а Славка, все так же смеясь, сказал, что искать не надо. Надо открыть чемодан. Там в кармане на шортах лежит другой ключ от замка. От цепи ключ. От их с Тимселем яхты.

Потом Славка и Тим затащили «Маугли» на берег, в кусты, и убрали парус, намотали его на гик. Мама в это время что-то беспорядочно говорила пожилому дежурному в красной фуражке. Затем Славка и Тим долго сидели в маленьком пустом зале ожидания, а мама с кем-то разговаривала по телефону. Выясняла, что делать с билетами. Горела яркая лампочка. Мамин голос казался громким, но все равно было тихо.

Хмурый дежурный несколько раз прошел мимо. Он очень осуждающе смотрел на Тима и на Славку.

Славка и Тим сидели рядом. Скамейка почему-то была очень высокая, и ноги не доставали до пола. Тим держал на заляпанных веснушками коленках цепь. Ее концы свисали. Тим качал ногами, и цепь тихо звякала Тим покусывал нижнюю губу и, опустив голову, смотрел на брошенный у скамьи окурок. Но иногда он быстро поднимал глаза на Славку. С какой-то странной улыбкой: и вопросительной, и виноватой, и упрямой.

Славка отвечал таким же быстрым взглядом. А цепь: дзинь, дзинь… Славка держал Тима за локоть. Двумя руками…

А может быть, ничего не было? Мчится машина… Может быть, они с мамой едут в Город первый раз, из аэропорта?

Нет, было! Потому что Тим – вот он, рядом. Он – справа, мама – слева. Славка – посередине…

Мама каменно молчит. Это не очень хорошо, но это не страшно. Теперь все равно, потому что Город возвращается. Он катит на Славку тысячи огней, темные тучи деревьев, цветные вспышки маяков.

И вот уже улицы побежали за окнами машины…

Тим, который молчал всю дорогу, оторвался от окна и тихо сказал:

– Елена Юрьевна, простите меня…

– За что? – сухо спросила мама.

Тим не ответил. Он сидел прямо и смотрел в затылок водителю. Водитель был молодой, кудрявый, как Любка Потапенко.

– За что же простить? – переспросила мама.

– Ну, за то… что я сделал.

Мама усмехнулась:

– Знаешь, это даже нечестно. Просишь прощения, хотя вовсе не чувствуешь, что виноват… Или чувствуешь?

Тим сказал негромко и со вздохом:

– Нет… Но все равно…

– Что все равно?

– Вы на меня сердитесь.

Мама опять усмехнулась:

– По-моему, это для тебя неважно. Тебя другое беспокоит: что будет дальше? Верно?

– Верно, – почти шепотом сказал Тим. – Но то, что вы сердитесь, тоже… беспокоит.

Славка улыбнулся про себя, потому что все это были пустяки. Главное, что они вернулись. Где-то уже далеко в ночи стучал по рельсам поезд. Без Славки, без мамы…

Мама взглянула на Тима, потом на спокойного Славку, опять на Тима и сказала как-то удивленно:

– Самое непонятное, что я не сержусь… Вот в первые минуты, когда поезд ушел, я действительно кипела. Если бы мне было позволено, я бы тебя в тот момент с наслаждением выпорола.

Славка поморщился, ему стало неловко за маму. Но Тим, кажется, искренне удивился:

– Кто же вам не давал? Я на что угодно готов был.

Мама коротко засмеялась:

– А сейчас?

– Что сейчас?

– Тоже готов… на что угодно?

Почти серьезно Тим сказал:

– Ладно. Только не увозите Славку.

Он, значит, еще не понимал! Он думал, что его, Славку, можно увезти второй раз!

Тим повторил уже совсем серьезно:

– Вы со мной что хотите делайте. Только не увозите его… Ладно? Пожалуйста…

Мама долго молчала. Тим ждал. Славка тоже ждал, но без страха, а просто с любопытством.

Мама сказала:

– Тим, ты ставишь меня в безвыходное положение. Я просто не имею права рисковать. Я же не знаю, что ты сделаешь в следующий раз, если мы попытаемся уехать. Вдруг заминируешь туннель или захватишь торпедный катер и обстреляешь вокзал. Или запрешь меня в трансформаторной будке и уморишь голодом…

Славка засмеялся.

– Сдаешься? – спросил он у мамы.

Она сказала без смеха:

– Почти…

Они уже ехали по Якорному спуску.

– Елена Юрьевна, у меня еще одна просьба…

– Это любопытно.

– Можно, я у вас переночую?

– Ты что же, боишься, что я схвачу сына под мышку и ночью сбегу?

– Нет. Нам со Славкой поговорить надо…

– У вас еще будет время, я обещаю.

– Нам сегодня…

– Тебя дома потеряют.

– А я позвонил маме со станции. Когда вы машину встречали.

– Ну и ну! Я вижу, ты все рассчитал… Тим виновато засопел.

– Оставайся, – разрешила мама. – Только не будет у вас разговора. Посмотри, он совсем, спит…

– Не сплю я, – сказал Славка. – Мы всю ночь не будем спать. Верно, Тим?

– Тогда я тебя запру, а ненаглядного Тима выставлю домой.

Тим смущенно объяснил:

– Домой не получится. Мама с Валентиной уехали на дежурство в гостиницу, а у меня ключа нет. Я его выкинул… Вместе с тем…

Мама сказала, что оба они, Тим и Славка, отправят ее на тот свет. В ближайшее время.

– Приехали. Убирайтесь из машины, ироды.

Тим, гремя цепью, полез из кабины…

Они выволокли багаж. Славка подошел к знакомой калитке с чешуйками пересохшей краски. От калитки пахло теплыми старыми Досками. По ней вверх и вниз ползала мохнатая тень от ветки акации – это тихо качался фонарь. Славка потянул шнурок, и знакомо звякнул в доме колокольчик.

Баба Вера открыла калитку и, кажется, очень удивилась. Растерянно стояла на пороге.

– Мы не поехали, – сказала мама. – Они не захотели. Баба Вера пожевала губами:

– Славушка…

Славка щекой прикоснулся к ее вязаной кофте, от которой пахло лекарствами, дымом и горьковатой теплой травой…

В Славкином закутке рядом с диванчиком поставили раскладушку. Свободного места почти не осталось, только узенький проход.

– Спать немедленно, – сказала мама и выключила свет.

И сразу поплыла на Славку темнота с россыпью городских огней, шуршанием шин и фарами встречных автомобилей. И опять мягко закачало Славку…

– Славка, подожди, – попросил Тим. Он протянул с раскладушки руку.

И Славка понял это, на ощупь взял его руку – маленькую, горячую, твердую. Они держали теперь ладонь в ладони. Что еще нужно в жизни?

Но Тим скрипнул раскладушкой и снова сказал:

– Славка, я дурак такой был тогда… днем. Это я со страху. Сам был виноват, а на тебя…

Славку все качало.

– Тим, – сказал Славка, – ты – парус… Помнишь, я говорил? Ты – оранжевый парус. Ты – спасатель… Я думал, что уже все, а ты успел… Ну, что ты бормочешь о каком-то страхе…

Письмо

Рано утром Славка и Тим приехали на Черную Речку. Надо было заделать швертовый колодец и перегнать яхту на базу. Но они опоздали. С «Маугли» уже возился Игорь Борисович. Он снял мачту и теперь отцеплял от гика парус. У берега стояла моторка.

Игорь Борисович не удивился, когда виноватые Тим и Славка возникли перед ним. Он посмотрел исподлобья и грустно сказал:

– Чтобы я вас больше не видел. Ни на базе, ни в округе радиусом в милю.

Что же, они этого ожидали. Тим печально позвенел цепью, которую притащил с собой. Славка покачал тяжелой авоськой: в ней лежала банка с суриком и коробки с зубным порошком для шпаклевки.

Оба не двинулись с места.

Игорь Борисович снова коротко глянул на них.

– Есть вопросы?

– Есть, – хмуро произнес Тим. – Славку-то за что? Это я один все сделал.

– Семибратов – капитан. Если у капитана матросы творят что вздумают, он виноват больше всех. Гуляйте.

– Понял? – сердитым шепотом сказал Славка Тиму. Тим смешной, честное слово. Неужели Славка останется, если Тимселя попрут из секции!

Он протянул банку.

– Краску возьмите…

– Зачем?

– Мы для ремонта принесли.

Игорь Борисович перестал возиться с парусом. Выпрямился и посмотрел на них внимательнее.

– Ах, для ремонта… Это мысль. Поехали на базу. Сперва почините колодец, а потом уж отправляйтесь на все четыре стороны. Так, по-моему, будет справедливо… Или нет?

– Справедливо, – сказал Тим.

Они молча стащили «кадет» на воду. Молча погрузили мачту и парус. Игорь Борисович укрепил буксирный конец. Кивком показал, чтобы лезли в катер.

Славка что-то вспомнил:

– Подождите!

Он бросился к станции, перебежал линию и нырнул в кусты. Вернулся минуты через три. Протянул Тиму два ключа на блестящем колечке.

– Вот это да! – сказал Тим. – Как ты нашел?

– Я еще тогда заметил, как они летят. Запомнил траекторию… Ты их в самые колючки закинул. Нарочно, что ли?

Они посмеялись. Хорошо им было, хотя и грустно. Грустно, что выгонят из секции, и хорошо, потому что они вдвоем. Это самое главное. Это уж никто не отнимет.

И утро было хорошее. Ясное такое и горячее. Синяя вода сверкала, и маленькие желтые цветы сияли среди берегового мусора и чахлой травы. Они качались от теплого ветра. А громадные крейсера в солнечном мареве казались глыбами сизых скал…

– Долго будем стоять? – спросил Игорь Борисович. Они прыгнули в катер, затарахтел мотор. Неуправляемый «Маугли» заскакал на буксире.

Все молчали. Наконец посреди бухты Игорь Борисович заметил:

– Могли бы и рассказать, что у вас случилось…

– Мы хотели, – сказал Тим, – а вы сразу: «Гуляйте!» Даже не спросили…

– Ах какие мы самолюбивые!.. А меня вы о чем-нибудь спросили? Как, например, меня подняли с постели до рассвета и какую я получил нахлобучку?

Славка и Тим растерянно посмотрели друг на друга. О нахлобучке, которую получил начальник базы, они не думали. А ведь получил. Из-за них. Что тут ответишь? А Игорь Борисович больше ничего не говорил и не спрашивал.

«Маугли» через разбитый колодец постепенно набирал воду. Но он немного набрал. Очень скоро они ошвартовались у базы…

С ремонтом провозились до полудня. Когда вгоняли в швертовый колодец последний шуруп, рядом появилась Настя. Шумно и сердито вздохнула, потом громко поинтересовалась:

– Может, расскажете, что натворили?

Тим вопросительно посмотрел на Славку. Славка сказал:

– Пожалуйста…

И, работая отверткой, он поведал о ночной погоне Тима.

– А что делать, если человека увозят? – насупленно спросил Тим.

– Почему же не увезли?

– Он же догнал! – сказал Славка.

– Ну и что?

Славка засмеялся:

– Я же говорю: цепь. В три обмотки к столбу – и на замок!

– Трепачи. Я с вами серьезно, а вы… Славка встал и задрал к подбородку рубашку.

– А это не серьезно?

На животе и на ребрах у него были коричневые ссадины.

Настя поморгала. Повернулась и, прогибая доски на пирсе, пошла к домику.

Славка с размаху воткнул в доски отвертку.

– Все… Прощай, «Маугли». Хорошо мы с тобой жили…

Тим тоже сказал:

– Не скучай о нас, «Маугли». И не сердись… Они погладили у «кадета» облупленный форшпигель и пошли в дом.

Игорь Борисович сидел за столом с неприступным видом. Что-то писал. Насти не было.

– Все готово, – сказал Тим. – Можно взять немного олифы, краску оттереть?

У него руки, ноги и подбородок были в сурике от шпаклевки. Славка тоже изрядно перемазался.

– Олифу еще на вас изводить… – сказал Игорь Борисович Тиму. – Особенно на тебя… Все равно пятнистый.

– Очень остроумно, – сказал Славка.

– А мне сейчас не до остроумия. Объяснительную пишу портовому начальству. По вашей милости. Возьмите олифу в кладовке… и сгиньте вы наконец!.. За нарушение портового режима и судоводительских прав имеете месяц без выхода на воду. Есть вопросы?

Тим посмотрел на Славку, Славка на Тима. Поползла у Славки улыбка – не удержаться. У Тима засияли веснушки.

– Нечего тут ослепительно улыбаться, – проворчал Игорь Борисович. – Гнать бы вас имеете с толстой заступницей…

Из-за фанерной перегородки вырвался негодующий Настин баритон:

– Я попросила бы выбирать выражения, товарищ начальник базы!

Тим радостно спросил:

– А можно просто так пока приходить? Заниматься на берегу?

– Не раньше чем через две недели. Пока не приду в себя, вам лучше не соваться.

Тим сдвинул пятки и опустил руки. Тим сказал:

– Есть появиться на базе через две недели.

Славка, глядя на него, одернул рубашку и тоже сказал тихонько:

– Есть…

Олифы оказалось на донышке: хватило только, чтобы отмыть ладони да Тимкин подбородок.

– Ладно, дома отскребемся, – сказал Тим. – Только сначала пойдем выручим Артемку.

Оказалось, что Славка не помнит дорогу. Он запутался среди заросших улочек, тропинок, изгородей и пустырей.

Тим веселился:

– Всякие траектории запоминаешь, а улицу забыл! Ты как профессор, да?

Но Славке было не до веселья.

– Скажут: «Чего вчера убежал?…»

– Торопился, вот и убежал. Решил, что Любка портфель возьмет.

– Может, она в самом деле взяла?

– Вот и узнаем.

Наконец они выбрались на улицу Морских пехотинцев и увидели проходную.

Молоденький часовой в сурово надвинутом на брови берете долго не мог их понять. Потом взялся за телефон.

– Товарищ капитан! Тут пацаны… перемазанные, с якорями и нашивками. Спрашивают с меня какой-то портфель и какого-то зайца… Никак нет… Так точно… Есть! – Он обернулся: – Подождите за дверью.

Славка и Тим вышли на улицу. Почти сразу вышел и часовой. Строго сказал:

– Портфель вам будет завтра.

– Почему? – удивился Славка.

– Так приказано передать. Все. Свободны.

– «Свободны»… – передразнил Славка, когда отошли. – Новобранец какой-то, а командует, как адмирал… Завтра опять в такую даль тащиться… Хоть бы объяснил, когда приходить!

– Да ладно. После уроков съездим, – утешил Тим.

– Зажилят они Артемку, – мрачно сказал Славка. Он понимал, что не будут морские пехотинцы зажиливать чужого тряпичного зайца, но его грызла досада.

– Славка…

– Что?

– Славка, – сказал Тим, – все это пустяки…

И Славка понял: «Все это пустяки по сравнению с тем, что было вчера». И опять поднялась в нем радость: он здесь, он с Тимом! Навсегда!

А Тим вдруг встревожился:

– Слушай, я опять чего-то забоялся… Мама у тебя не передумает?

– Что ты! Она сама учебники мои расставила, одежду развесила. Ты же видел.

Тим улыбнулся, но как-то нерешительно:

– Ну смотри. А то цепь на базе осталась…

– Тим… А если бы вчера не оказалось цепи? Тогда что?

Очень серьезно Тим сказал:

– Все равно… Схватил бы тебя в охапку и утащил бы куда-нибудь. Или вцепился намертво…

К ним обоим словно придвинулась вчерашняя ночь. И чтобы прогнать ее. Славка торопливо предложил:

– Поехали к нам! Отмоемся как следует, у бабы Веры есть керосин.

Тим жалобно сказал, что не доедет, помрет с голоду.

– Пирожок бы купить…

– А деньги? – спросил Славка.

Тим сиротливо побрякал медяками:

– У меня только на катер. А у тебя?

Славка вывернул пустой правый карман. А левый, истертый ракушками, камешками, крабьими клешнями и другими береговыми находками, был дыряв. Славка пропустил сквозь него руку навылет. Растопыренная пятерня высунулась из короткой штанины. Славка торжественно показал ее Тиму.

– Миллионер, – сказал Тим. – Рокфеллер.

– Кто Рокфеллер? – спросил Славка. Взял Тима в охапку и аккуратно уложил в траву у забора.

Тим извернулся. Они с хохотом покатились, молотя землю перемазанными суриком ногами, пугая маленьких серых ящериц… Прогоняя остатки тревоги.

Славка сел Тиму на грудь. Коленками прижал к земле его локти.

– Возмездие неизбежно, – заявил он, – Ты меня обругал два раза: профессором и миллионером. Было?

– Было, – покаялся Тим.

– За профессора – раз, – сказал Славка и хлопнул Тима указательным пальцем по переносице.

– Раз, – согласился Тим и зажмурил один глаз.

– За миллионера – два!

Тим зажмурил второй глаз и сказал:

– Людоед.

– За людоеда – три.

– Сдаюсь, – сказал Тим, который никогда никому не сдавался всерьез.

Славка поднял его. Тим пожаловался:

– Теперь я совсем инвалид.

– Не дойдешь – донесу, – пообещал Славка.

У самой пристани Тим вдруг остановился. Сунул руки в карманы. Задумчиво посмотрел на Славку.

– От судьбы не уйдешь, – сокрушенно сказал он. – Ключи я все-таки потерял.

Мама была спокойной и ласковой. Она не стала упрекать Славку и Тима, что долго болтались где-то. Сразу их накормила, а потом помогла оттереть краску. И сказала:

– Теперь от вас разит за версту, как от старых примусов. Пошли купаться, смоете керосин!

Славка и Тим заорали «ура!».

Купались на городском пляже. Мама развеселилась. Она была похожа на девчонку в красном купальнике. Она гонялась за Славкой и Тимом, брызгала их, и на плечах у нее горели солнечные зайчики.

Потом все трое, взявшись за руки, ныряли с бетонных ступеней.

И лишь когда наплавались и напрыгались, мама села в сторонке и снова сделалась слишком спокойной. Непонятно как-то смотрела на Славку.

Славка осторожно подошел.

– Мама, ты чего?

– Ничего, Славик. Я, кажется, тебе очень завидую.

– Почему?

– У меня никогда не было такого друга, как твой Тим… Это же надо придумать: цепь…

– Ты правда на него не сердишься?

– Я его люблю, – сказал мама. И вскочила: – Не пойти ли нам, товарищи, в кино? Двухсерийный фильм «Четыре мушкетера»! Говорят, глупость ужасная, но очень смешно!

…В общем, это был прекрасный день. И прекрасный вечер. И Славка уснул счастливый.

Утро тоже было замечательное. Безоблачное. Мама проводила Славку до школы. На крыльце он, не стесняясь, чмокнул маму в щеку. А что? Многих провожали, и многие так делали. Мама потрогала его кисточку на макушке и сказала:

– Ни пуха ни пера…

А когда перешла площадь, помахала Славке с лестничной площадки…

Когда кончился третий урок, за окнами потемнело, и ударил дождик. Но это был теплый летний дождик. Он весело звенел по стеклам, плескался в листьях и лупил каплями по асфальту.

На перемене в коридорах стали появляться мокрые взрослые. Это родители, бабушки и дедушки несли ребятам плащи и зонтики. Славку отыскал Наездник. Он держал под мышкой желтый полиэтиленовый сверток. Значит, о Диньке тоже позаботились.

– Слава, тебя внизу какая-то тетя спрашивает, плащ принесла!

Славка побежал на первый этаж. Он был уверен, что увидит маму. Но у раздевалки стояла баба Вера.

– Вот, Славушка… – Она протянула голубую прозрачную накидку. – А то намокнешь, простудишься…

– Да что ты, баба Вера… Зачем? Маленький я, что ли? Говоришь, ходить трудно, а сама…

Баба Вера смотрела нерешительно и куда-то мимо Славки. Шевелила губами.

– Устала, да? – неловко сказал Славка.

– Тут еще… вот. Письмо тебе, Славушка.

Он удивился. И сразу почему-то встревожился. Взял белый, без надписи, конверт. Рванул. Развернул клетчатый листок…

«Хороший мой, Кисточка моя, не обижайся и не сердись. Я ничего не сказала заранее, чтобы не было лишних слез. Ты уехать не смог, а я не могу остаться. Все так перепуталось в моей взрослой жизни… Я обязательно приеду, как только во всем разберусь и все решу. Может быть, скоро. Не грусти, ты уже большой. Я только вчера поняла, что ты уже большой и имеешь право выбирать сам… Слушайся бабу Веру, помогай ей. Она очень хорошая. Я скоро подробно напишу обо всем.

Передай привет Тиму.

Крепко-крепко обнимаю тебя и целую.

Мама».

«Странно, – подумал Славка. – Дождик идет. Динька стоит. Ребята бегают. Все как раньше…»

Мама уехала, все должно стать черным. А осталось прежним. И сам он, Славка… стоял и ничего не чувствовал. И тут он вспомнил: он читал где-то, что человек, получивший большую рану, не чувствует боли. В первую минуту не чувствует. А потом…

Но боль – что… Славка любую готов испытать, лишь бы не было этого письма. Однако письмо было. Славка зачем-то положил его на подоконник. Прочитал еще раз. Свернул, затолкал в конверт. Сунул конверт в левый карман, вспомнил, что там дыра, переложил в правый. Поковырял краску на подоконнике. Подоконник был гладкий, холодный и очень широкий. Наверно, в давние времена здесь на переменах сидели мальчишки в черных мундирчиках – морские юнкера – и лихорадочно учили такелажные узлы и названия частей рангоута… Надо же, какая чепуха лезет в голову… А Динька все стоит рядом… И баба Вера…

– Мама на каком поезде уехала? – тихо спросил Славка.

– На самолете, Славушка. Утром еще, как тебя проводила…

Самолет не догнать. А если и догонишь, то что дальше?

– Ладно, баба Вера, – сказал Славка. – Спасибо. Я пойду. Ты меня не теряй, я задержусь сегодня, потому что шесть уроков да еще собрание, я в школе пообедаю, ты не волнуйся, пойду я…

Он пошел, пошел по коридору, а накидка тащилась сзади и скребла жестким краем по паркету. И, словно убегая от шороха, Славка все ускорял шаги…

«Ну, тихо ты, – говорил он себе. – А ну, держись! Чего ж теперь? Не смей… Хоть еще полминуты…»

Через боковую дверь он выскочил во двор и бросился в закуток между гаражом и забором. И там под дождем он прижался лбом к мокрой стене. И рванулись слезы…

Кто-то надел ему на плечи накидку. Кто? Динька… Надел и отошел. Потом Славка услышал гневный Динькин голос:

– Куда лезете? Нельзя сюда! Уходите! Славка оглянулся. Наездник и несколько ребятишек из его класса шеренгой встали в проходе.

Славка глотнул. Еще глотнул, остановил слезы.

– Динь… – позвал он.

Динька повернулся. И его друзья разом повернулись, не сломав шеренги.

Они стояли, закутанные в разноцветные плащи и накидки с капюшонами. Будто большие целлофановые кульки на тонких, забрызганных дождем и грязью ногах. И это было не смешно, они были молчаливые и решительные. Готовые и дальше охранять Славку. Потому что первоклассники лучше всех понимают, что такое горькие слезы.

У них были отважные и сердитые лица.

– Какие-то девчонки с зонтиками сюда шли, – объяснил Динька. – Мы их прогнали.

– Спасибо, Динь, – проговорил Славка и не удержался, всхлипнул.

– Ты не стесняйся нас, – деловито сказал Динька, – это все свои люди.

– Хорошо, Динь, – сказал Славка. Ему стало чуточку легче. Динька посоветовал:

– Ты лицо поверни к дождику. Он все смоет, получится, будто 1 воды мокрое.

Славка послушался. Капли ударили по щекам, по лбу и подбородку. И почти сразу дождь перестал. Будто, умыв Славку, решил, что вся важная работа сделана.

– Звонок уже был… – осторожно заметил Динька. – Ты на урок опоздал.

– Ну и пусть, – сказал Славка.

Он не вернулся в школу. Начинался сдвоенный урок физкультуры, и тошно было думать, что придется полтора часа прыгать в спортзале.

Славка не хотел видеть людей. Даже Тима. Потом он расскажет Тиму про все, а сейчас никого не надо.

Он пошел к морю.

Дождя не было, сделалось совсем тепло. С листьев катились капли, от блестящего асфальта поднимался легкий пар. Но небо и море оставались пасмурными. На пляже было пусто. О бетонные ступени билась небольшая волна.

Славка бросил на мокрый топчан одежду. Прыгнул в воду.

Он думал, что волны теплые, но вода обожгла его неожиданным холодом. И это было хорошо. Славка плавал, уходил в глубину, выскакивал на гребни, бешено лупил по волнам ладонями.

Снова прошел короткий бурливый дождик. Славка лег на спину и стал ловить ртом тяжелые капли. Но волны перевернули его, и он наглотался соленой воды.

Совсем измотавшись. Славка поплыл к железной лесенке. Здесь опять не повезло. Сзади подкатила волна, и он, когда поднимался, ударился коленом о ступеньку с наростами красной морской ржавчины. Ну и пусть!

Хромая, он побрел к топчану. С колена бежала размытая соленой водой кровь. Пусть бежит!

Он натянул промокшую одежду. Ну и пусть мокрая!..

В школу идти было рано. Славка пошел домой. Бабы Веры дома не оказалось. Славка нашарил в тайничке у косяка ключ. В комнатах был знакомый запах сухой травы. И все было как раньше. Только в углу под вешалкой не стоял теперь большой чемодан. Славка поставил на это место свои мокрые кроссовки.

В своей комнате на столе он увидел мамины часы с кожаной браслеткой. Квадратные, крупные. Мама любила часы, похожие на мужские. Под часами лежал клочок бумаги. На нем было три слова:

«Славик, это тебе».

Тоска опять зажала Славку. Он, как был в мокрых штанах и рубашке, сел на диван. Привалился к спинке. Подтянул к подбородку колени. Кровь из ссадины все сочилась. Славка плакал, вздрагивал и сердито облизывал колено. Оно было соленое – от морской воды, от упавших слез, от кровяных капель. Это был вкус беды.

Но… это был еще вкус моря. Если беда и если счастье – море всегда соленое. И когда все было хорошо. Славка со смехом и радостью глотал эту соль. В те счастливые дни, когда они с Тимом плавали наперегонки до пляжного буйка и обратно и когда носились вдвоем на верном «Маугли»…

Славка подумал о Тиме, и тот словно встал рядом.

«Не надо, Славка», – сказал Тим.

«Тебе хорошо говорить. Не твоя мама уехала…»

«Это нечестно, Славка, – сказал Тим. – Значит, я виноват? Если бы я не запер цепь, ты ехал бы сейчас с мамой».

Да, в самом деле. Он ехал бы сейчас. Он лежал бы, наверно, на полке и смотрел, как бегут назад голые деревья. И может быть, летели бы за стеклом серые полосы осеннего снега. И море было бы уже далеко. И Тим далеко. И Город…

«Тим, ты не виноват, – сказал Славка. – Я выбрал сам. Ты сделал все, как надо».

«Тогда перестань плакать».

«Я не могу… Ты бы тоже плакал…»

«Да, наверно…»

«Тогда подожди».

«Хорошо, Славка, я подожду… Ну, что?»

«Все», – сказал Славка.

Он высушил утюгом шорты, рубашку и галстук. Оделся, затянул ремень. Вместо мокрых кроссовок надел старенькие сандалии. Надо было идти в школу. Отсидеть урок математики, встретиться с Тимом, ехать выручать Артемку…

Вернулась баба Вера. Удивилась, увидев Славку. Он сказал:

– У нас перерыв был. Я плащ принес, чтобы потом не таскать лишнее.

– А как же, если опять дождик?

Славка посмотрел за окно.

– Наверно, не будет больше, – сказал он.