Текст книги "Избранное в 2 томах. Том 2"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Артёмка

Всё-таки Любка Потапенко была подлая. Ехидная, коварная и вероломная. Целый день она даже не смотрела на Славку, а в начале пятого урока подняла руку и сладким голосом сказала:

– Светлана Валерьяновна, мы ведь говорили на классном собрании, чтобы никто не носил в шкалу посторонние предметы? А у Семибратова в портфеле посторонний предмет.

Класс обрадовался.

– Мина? – спросил Костя Головни.

– Самогонный аппарат, – предположил Дима Неходов.

– Ножницы для длинных языков! – крикнул Женька Аверкин и шевельнулся, будто хотел прикрыть собой Славку.

– Это не посторонний предмет, – возразила Оксана Байчик.

– Тише… Тише, ребята! – Светлана Валерьяновна почти испуганно смотрела то на Любку, то на Славку. Она очень не любила всякие ЧП. Да и кто из учителей их любит? – Слава Семибратов, объясни, что случилось?

В эти секунды Славка успел передумать многое.

Можно отпереться. Шарить в портфеле никто не станет, здесь нет усть-каменской Ангелины, которая не стеснялась обыскивать ребячьи карманы и сумки (Славка там поэтому запирал портфель на ключ).

Можно обиженно встать и уйти из класса. За это попадёт, но не очень. Зато он успеет спрятать Артёмку.

Но тогда опять надо будет хитрить, что-то сочинять. Славка решился на дерзкий шаг. На атаку. Он встал.

– Я могу показать! Можно, Светлана Валерьяновна, я всем покажу?

Он взял портфель, твёрдыми шагами вышел к доске и за уши выдернул Артёмку на свет. Поднял его над головой.

Конечно, никто, кроме Любки, не ожидал увидеть лупоглазого зайца, сшитого из диагоналевой пиджачной ткани, в полинялом зелёном комбинезоне и клетчатой кепочке между ушей.

Ребята на несколько секунд притихли. Потом кто-то младенческим голосом пропел:

– Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять!

И пошло:

– В лесу родилась ёлочка…

– Плутишка зайка серенький…

– Я не хочу в этот зоопарк, здесь хищники без клеток!

– Витька, он на тебя похож!

– А ты на обезьяну!

– Ну, заяц, погоди!

– Ребята, ребята! Ну-ка, успокоились! У нас урок!

И понемногу в самом деле все успокоились. Наверно, не потому, что уговаривала Светлана Валерьяновна, а потому, что всем хотелось узнать про зайца.

Светлана Валерьяновна слегка растерянно спросила:

– Это и есть твой посторонний предмет?

– Да, – сказал Славка и опустил Артёмку. – Это неопасный предмет. Зайцы взрываются только в мультфильмах, да и то резиновые. А этот лежал на дне портфеля и никому не мешал. Про него никто бы даже не узнал, если бы не Потапенко. Что за привычка лазить в чужие портфели!

– Я только дневник хотела посмотреть!

В классе опять засмеялись.

Савин сказал:

– Любочка боялась, что мама Семибратова забыла расписаться.

– Игорь, подожди… Хорошо, Слава, садись на место… Всё же, наверно, не следует такие игрушки носить в школу. Зачем он тебе здесь?

Славка обвел глазами класс и решительно сказал:

– Я его всё время с собой ношу. Кто хочет, пускай говорит, что я как в детском садике… Потапенко этого и хотела… Только я этим зайцем не играю. Ношу – вот и всё.

– А зачем? – спросил кто-то.

– А просто так… Я мог сейчас что угодно придумать: будто я его случайно нашёл или будто мне его кто-то из малышей подсунул. Все бы поверили. Но врать я не буду. Это мой зверь. Его зовут Артёмка. Кто хочет, может смеяться.

Никто не засмеялся. Может быть, потому, что голос у Славки стеклянно зазвенел.

Опять стало тихо. Светлана Валерьяновна осторожно спросила:

– Это что же, Слава? Твой талисман?

Славка мотнул головой.

– Нет. Я не знаю… Просто он со мной путешествует. Когда я на яхте занимался, он всегда со мной плавал…

– Морской заяц, – серьёзно сказал Дима Неходов.

– Там не море, а озеро, – объяснил Славка. – Зато Артёмку там все любили… Он намокнет, а его за уши вздёрнут на мачту, он и сохнет на ветерке… Когда я уезжал, ребята говорили, чтобы я Артёмке настоящее море показал. Я сегодня с ним на берег пришёл, а Потапенко… Появилась откуда-то – и в портфель!

Оксана Байчик подняла руку.

– У Потапенко есть одно свойство, – деловито разъяснила она. – Если кто-нибудь привлек её внимание, она за ним ходит по пятам, а потом выскакивает навстречу, будто случайно…

Любка взвилась:

– Чем это Семибратов привлёк моё внимание?

– Уж не знаю.

– Ну и молчи, если не знаешь!

– Девочки! Девочки, успокойтесь…

– А как Артёмка с тобой плавал? – спросил Костя Головин. – Болтался на мачте?

– Нет, он на носу сидел. Мы его к штагу привязывали.

Светлана Валерьяновна взглянула на часики.

– Ну хорошо, ребята, Артёмка Артёмкой, а урок уроком… Что тебе, Женя?

Аверкин встал.

– Светлана Валерьяновна! У нашей бабушки старые журналы есть, «Нива» за тысячу девятьсот двенадцатый год, а там фотография: лётчик капитан Андреади. Он из нашего города до Москвы долетел. Самолет весь из реечек и парусины, а под крылом плюшевый мишка привязан…

– Вот бы Любочку туда, – сказал Савин. – Она бы на этого капитана сразу в морской штаб наябедничала: посторонний предмет!

– Я не ябедничала, я при всех! Потому что сами договаривались, чтобы в классе был порядок!

– Тише! Люба! Ребята!.. Порядок нужен без сомнения. Но что касается Артёмки, то он, по-моему, порядка не нарушал. Жил себе спокойно у Славы в портфеле… – Светлана Валерьяновна вдруг улыбнулась. – Ну и что? Я, например, могу вам честно признаться: когда я была студенткой, все годы таскала в сумке шахматного конька. Мне его один третьеклассник подарил на практике, на первом курсе. В приметы я не верю, но конёк определённо приносил мне счастье. Потому что я его любила.

– Не было там у вас Потапенко… – сказал Аверкин.

– Не надо нападать на Любу. Она заботилась о пользе класса, но немного перестаралась…

– Ну-ну, – сказала Оксана Байчик.

Светлана Валерьяновна предложила:

– Теперь всё-таки займёмся историей. Артёмка в это время пусть посидит на подоконнике. Я уверена, что он будет самым дисциплинированным учеником.

– Подождите, – попросил Савин. – Семибратов, подними его ещё раз, покажи всем.

Славка опять вскинул Артёмку над головой. И сам на цыпочки привстал.

Игорь выхватил из-под парты фотоаппарат и щёлкнул спуском. Славка даже вздрогнул. Потом растерянно улыбнулся и спросил:

– Зачем тебе?

– Для истории.

– Всё равно не получится. Здесь темно.

– Получится. У меня плёнка двести пятьдесят единиц.

После урока Артёмка пошёл по рукам. Отнеслись к нему любовно, но каждый хотел подержать, погладить, подёргать за уши.

Поэтому вид у него скоро стал помятый.

Славка стоял в сторонке, чтобы не подумали, будто он дрожит за Артёмку. Но когда Витька Семенчук собрался рисовать на Артёмкином пузе череп и кости, Славка решительно вмешался. Отобрал потрёпанного зайца, а заодно и мел:

– Давай, я лучше на тебе нарисую!

– Давай, – согласился Витька и выпятил живот.

Но тут пришло известие, что не будет классного часа. Все радостно завопили, похватали портфели и разбежались.

Славку в коридоре остановила вожатая Люда.

– Семибратов! У тебя правда есть заяц-путешественник?

Славку даже шатнуло. Он-то думал, что вся история уже позади.

– Откуда вы знаете?

– Ребята сказали. Да ты что расстроился? Это же здорово! Напиши про него заметку, а? Надо стенгазету выпускать, а ни одного интересного материала, все такая сухомятина…

«Прославился», – тоскливо подумал Славка.

– Лучше не надо, Люда…

– Ой, только, пожалуйста, без этих «не надо»! Игорь Савин обещал снимок сделать.

Ещё не легче!

– Да не умею я заметки писать!

– А я не умею работать вожатой, – бодро сообщила Люда. – Но я работаю. Уже четвёртый год. И говорят, что вроде бы получается. Вот и ты давай так же. Газету всё равно выпускать надо.

Отступать было некуда. Да и какой смысл отказываться? Раз про Артёмку знает столько народа, бояться уже бесполезно.

Люда устроила Славку в уголке пионерской комнаты за журнальным столиком. Дала листок.

Славка подумал и, вздыхая, написал название «Артёмка». Зачеркнул и, рассердившись на весь белый свет, написал снова «Мой Артёмка».

Но заголовок – не самое трудное. Мама говорила, что самое трудное – первая фраза (иногда маме приходилось писать статьи и доклады).

Славка написал первую фразу:

«У меня есть игрушечный заяц Артёмка».

Почесал авторучкой переносицу и написал вторую:

«Только я им не играю».

Дальше пошло легче:

«Артёмка со мной путешествует. Мы с мамой часто ездили с места на место. Артёмка сидел у окна вагона и смотрел на леса и поля. Когда мы жили в Покровке, Артёмка ходил со мной и Анютой Лагуновой на яхте. Анюта Лагунова была мой рулевой…»

Славка вспомнил Анюту и подумал: «Где она теперь? Обещала написать… Наверно, писала, да только по старому адресу, в Покровку. Не знает, что я давно уехал…»

«Артёмка всегда сидел на носу и первый получал все брызги. Один раз у нас были гонки, и мы заняли второе место. Все говорили, что это Артёмка нам помог. Нам дали грамоты, а ему шоколадную медаль. Мы с Анютой эту медаль съели, потому что тряпичные зайцы не питаются шоколадом…»

Тут Славка засомневался: «Может быть, не надо про гонки и медаль? Подумают, что хвастаюсь…» Но потом решил не зачёркивать, потому что без этого получалось очень коротко. А с медалью, которую они съели, – смешнее.

Пока Славка писал и размышлял, собрались ребята. Видимо, это был совет дружины. Среди них оказался Женька. Славка не знал, что он в совете!

Женька подмигнул Славке – «трудись, не унывай» – и забрался на подоконник в другом конце комнаты.

Славка опять согнулся над листом.

«Теперь мы с Артёмкой живём у моря. Я его макнул в солёную виду, чтобы он был настоящий морской заяц. Меня об этом просили ребята…»

Что ещё написать? Он перечитал заметку. Не всё здесь было правдой. Никто не просил макать Артёмку. Никто в Покровке и не знал, что Славка через год окажется у моря. Но Славка успокоил себя: «Если бы Анюта знала, то обязательно попросила бы».

Да, в заметке была не вся правда про Артёмку. Всю правду Славка мог бы рассказать лишь очень близким друзьям…

Ребята шумно рассаживались вдоль стен. Пришла и тоже села – недалеко от Славки – полная, завитая учительница английского языка. Не Анна Ивановна, а другая. Классная руководительница пятого «Б». Звали её, кажется, Елизавета Дмитриевна.

Рыжеволосый мальчишка, чуть постарше Славки, весело спросил: – Кого-то чистить будем?

– Тебя, – сказала серьезная девочка с жёлтой косой.

– Меня не за что… А может, и есть, да вы не знаете.

– Сергей, сядь, пока не узнали, – попросила Люда. И обратилась к учительнице: – Елизавета Дмитриевна, где Сель?

«Англичанка» нервно подняла голову и сказала почему-то обиженным тоном:

– Я велела ему сидеть в классе, пока не позовут. Я же не знала: вдруг у вас есть ещё какие-то вопросы на повестке дня?

– У нас, конечно, есть вопросы, но давайте сначала отпустим вас и вашего ученика.

– А что он опять начудил? – спросил огненноволосый Сергей.

– Сейчас узнаешь, тебе понравится. Кстати, сходи-ка позови его.

Сергей охотно убежал и через полминуты вернулся. Следом за ним шагнул в пионерскую комнату небольшой веснушчатый мальчик.

Очевидно, это и был пятиклассник со странной фамилией Сель.

Часть вторая
ТИМСЕЛЬ – ОРАНЖЕВЫЙ ПАРУС
Похититель баркентины

Он был заляпан веснушками так густо и беспорядочно, что они казались ненастоящими. К тому же это были не обычные золотисто-рыжие веснушки, а коричневые. Того же цвета, что загар, только темнее. Словно мальчишка, запрокинув худенькое треугольное лицо, бегал под обильным дождиком из густого кофе. На щеках, на носу, на лбу, на подбородке – и мелкие брызги, и пятнышки величиной с копейку, и целые сгустки. Маленькие галактики из веснушек. Но не только лицо забрызгал коричневый дождик – и шею, и руки, и ноги. На коленках такие пятна, будто мальчишке пришлось ползать по лужайке, где росли ягоды с шоколадным соком.

– Здравствуйте, – негромко, но без стеснительности, сказал мальчик.

И Славка сразу понял: вот человек, в котором мама за одну секунду угадала бы «воспитанного интеллигентного мальчика». Несмотря на веснушки.

Он был сдержан, вежлив, подтянут. И аккуратен во всем: начиная от ровно зачесанных набок темно-русых прядок и кончая белыми носочками и блестящими, будто сейчас из магазина, сандалиями-босоножками.

Что такой мальчик мог натворить?

– Выйди на середину, – сухо сказала Елизавета Дмитриевна.

Сель оставил у дверей портфель и вышел.

– Встань как следует, – потребовала Елизавета Дмитриевна. Видимо, по привычке.

Он и так стоял по струночке. В самом прямом смысле. Будто струнки были натянуты в нем от ключиц до подошв. Руки опустил по швам, пятки сдвинул, плечи держит ровненько. Белые уголки воротника лежат точно над блестящими пуговками нагрудных карманов; галстук – отутюженный, на рубашке стального цвета – тоже ни морщинки; пряжка пионерского ремешка не сдвинута от середины ни на сантиметр, а стрелки на васильковых шортиках такие, словно под ними спрятаны стальные линеечки. Только голову Сель держал не по-строевому. Он ее слегка опустил – как и положено примерному, но случайно провинившемуся ученику.

Однако Елизавету Дмитриевну почему-то лишь рассердил образцовый вид ее питомца.

– Сейчас ты, конечно, изображаешь милого послушного ребенка. А расскажи-ка, что ты устроил той ночью?

Сель слегка шевельнул головой. Это было почти неуловимое движение. Но странное дело, у Славки тут же – в один миг! – исчезла всякая мысль, что Сель собрался просить прощения. Не было в этом мальчишке ни покорности, ни раскаяния. И струнки, которые держали его прямо, были стальные.

– Я уже много раз рассказывал, – сдержанно сказал Сель.

– Ты рассказывал в милиции и в классе, а ребята, которые собрались здесь, ничего не знают. Вот им и расскажи. Или боишься?

Сель быстро поднял на учительницу спокойные зеленовато-серые глаза. И тут же опустил.

– Тима, расскажи, пожалуйста, – поспешно попросила Люда. – Ребята в самом деле ничего не знают.

– Подробно рассказывать?

– Давай подробно, – с явным интересом попросил рыжеволосый Сергей. – С деталями.

Сель согнутым пальцем быстро поскреб подбородок, будто хотел отцарапать веснушку, и опять опустил руку. Потом сказал:

– Было десять часов вечера. С зюйда пошел хороший ветер, примерно в шесть баллов. Я решил, что этого хватит…

Славка отодвинул листок и насторожился.

– Я решил, что этого хватит. Все, что было нужно, я приготовил заранее…

– То есть это был обдуманный поступок! – перебила Елизавета Дмитриевна. – Заранее запланированное хулиганство!

Сель не изменился в лице.

Но Славке почудилось, что струнки в мальчишке натянулись туже.

– Это был обдуманный поступок, – подтвердил Сель и посмотрел на вожатую. – Люда, как я могу рассказывать, если меня перебивают?

– Тима, не капризничай… Елизавета Дмитриевна, пусть он расскажет.

– Он паясничает! Пусть он не разводит истории, а сразу скажет, зачем проник на корабль.

– На баркентину? – спросил Сель, и Славке послышалось в его голосе еле заметная насмешка.

Славка смотрел на Селя, не отрываясь. Он еще не знал, что сделал этот веснушчатый мальчишка, но уже твердо знал, какой он.

– Да, да, на баркентину «Сатурн»! – громко сказала Елизавета Дмитриевна. – Какая разница!

– Разница есть, но не в этом дело… Я хотел перегнать «Сатурн» через бухту и выбросить на бетонные сваи старого причала.

Рыжий Сережка тихо свистнул, и Люда наградила его неласковым взглядом.

Кто-то громко сказал:

– Одиссея капитана Блада…

Спокойная девочка с косой приоткрыла рот.

Женька Аверкин, который сидел на подоконнике, подтянув к подбородку колени, быстро опустил ноги, словно решил спрыгнуть на пол.

У Славки затюкало сердце. Почему-то так же затюкало, как прошлым летом, когда он увидел над Покровским озером летящие паруса.

Смуглый, строгого вида паренек с комсомольским значком– видимо, председатель совета дружины – спросил:

– Откуда там взялись сваи? Где они?

– Напротив Чернореченского пирса. Левее разделочной базы.

– Там нормальные причалы базы. Неразрушенные.

– А еще левее…

– Там нет.

– Есть. Я же не вслепую собирался идти. У меня схема была начерчена.

– Начерти.

– На чем?

Славка торопливо поднялся. Он должен был хоть чем-то помочь этому мальчишке. Позади Славки стояли у стены листы картона. Он торопливо вытащил один лист на середину комнаты, а потом протянул Селю кусок мела. Тот, что отобрал у Витьки Семенчука.

– Спасибо, – сказал Сель и быстро посмотрел на Славку. И они встретились глазами. И в серо-зеленых глазах Селя было не просто «спасибо». Он словно сказал взглядом: «Видишь, как мне приходится…»

«Ты держись», – успел ответить Славка.

«Я держусь…»

Картон поставили на стул и прислонили к спинке. Сель нарисовал что-то похожее на длинный сачок.

– Это Большая бухта. Это станция Черная Речка. Вот причал и «Сатурн». А это база и сваи. Если с разгона туда врезаться, корпус застрял бы между сваями и получил бы пробоину. Он бы засел там, и его раздолбило бы волнами.

– Ве-ли-ко-лепно! – вставила Елизавета Дмитриевна.

Неожиданно поднялся круглолицый и немного сонный семиклассник.

– По-моему, Сель все придумывает, – сообщил он, – Рассказывает сказки, а мы слушаем. Какой может быть разгон без парусов? Там нет ни одного паруса, мы по этому «Сатурну» еще в прошлом году лазили. Там все сгнило.

– У меня был свой парус. Старый грот от крейсерской яхты, – объяснил Сель. – Я его поднял вместо фока-стакселя.

«Такую парусину при шести баллах? Один?» – подумал Славка. И Сель словно услышал его мысли. Он опять попробовал отколупнуть от подбородка веснушку и сказал с сожалением:

– Вручную было не поднять. Я фал намотал на ручной брашпиль… А барабан там несмазанный, визжит. Наверно, от этого сторож и проснулся. Я шкот закрепил на нагеле и стал носовой швартов перепиливать, а сторож в это время и появился. На трапе…

– А ты бы драпал! – воскликнул рыжий Сережка.

Ему тут же возразили:

– Куда драпать, если сторож на трапе? В воду, что ли?

Сель спокойно сказал:

– Я мог и в воду. На мне надувной круг был. Я все равно собирался с борта прыгать перед сваями… Но тут я не сумел, у меня нога подвернулась.

– Стойте! Что здесь происходит? – Елизавета Дмитриевна обвела совет негодующим взглядом. – Вы… обсуждаете его поступок как итоги военной игры! Вы забыли, что Тимофей Сель совершил злостное хулиганство! Он… хуже! Он пытался совершить угон судна! Если хотите, это преступление. Мне сказали, что по закону это… пиратский акт.

Все притихли сначала. Потом кто-то хихикнул:

– Страшный пират одноногий Сильвер…

– Сельвер…

– Повесить на рее…

А Женька Аверкин негромко сказал:

– Пиратский акт, это если для грабежа. Для выгоды.

– А он? – Елизавета Дмитриевна ткнула в похитителя баркентины круглым пальцем. – Вы хотя бы спросите, чего он хотел!

– И так понятно. Он хотел спасти «Сатурн», – по-прежнему негромко сказал Женька. У него был странный, виноватый какой-то вид, и на Селя он не смотрел. И Сель не взглянул на него ни разу.

– От чего спасти? – удивилась девочка с косой.

Сель обвел глазами всех ребят. И на Славку посмотрел. И спросил:

– А вы знаете, сколько было у нас баркентин? Голос у него не стал громче, но сделался вдруг особенно ясным, открытым.

– Их было двенадцать, – сказал Сель, не опуская головы. – «Тропик», «Меридиан», «Сириус», «Шокальский», «Капелла»…

«Вега», «Кропоткин», «Альфа»…» – отозвалось в Славке.

– Я даже все названия не помню, – продолжал Сель. – Но все равно… Это же нечестно! Идешь в каком-нибудь городе, видишь: мачты! Все как по правде: ванты, реи… Подбегаешь – ресторан «Нептун», ресторан «Кронверк», кафе «Парус»… Даже из маленькой шхуны «Испаньолы» в Ялте бар сделали! «Сатурн» оставался последний, а теперь и его…

– И что же плохого в том, что устаревшие суда продолжают служить людям? – почти спокойно поинтересовалась Елизавета Дмитриевна.

У Славки даже кулаки сжались. Он бы ей сейчас сказал…

Но Сель ответил не хуже:

– Мне трудно вам объяснить. Некоторые люди не понимают разницы между парусником и пивной.

– Тима! – воскликнула Люда.

На розовом лице Елизаветы Дмитриевны появились белые пятна. Как заплаты. Но она решила, видимо, больше не кипятиться.

– Допустим, – сказала она. – Допустим, я презренное сухопутное существо, а ты рыцарь моря. Но вот что странно: ты один протестуешь против того, чтобы на «Сатурне» оборудовали кафе. А из настоящих моряков никто не протестовал.

– Протестовали, – сказал строгий восьмиклассник. – Мой отец даже в газету писал.

– В газету – другое дело! Но ни твой отец, ни другие не пытались устроить кораблекрушение.

– Им бы от начальства влетело, они боялись, – разъяснил рыжий Сережка.

Елизавета Дмитриевна встала.

– Вот именно! А неустрашимый Сель не боится ничего. Он чувствует, что совет дружины на его стороне. И я это чувствую. Вы видите в нем героя! А этот герой, между прочим, теперь на учете в детской комнате милиции и сегодня на классном собрании получил строгий выговор. Вот так!

– Может быть, и хватит? – тихо спросила девочка с косой.

– По-вашему, хватит? Значит, по пионерской линии ему ничего не будет? А на классном собрании даже было предложение исключить его из пионеров!

Люда удивленно взглянула на учительницу, а потом на чернявую девочку, сидевшую недалеко от Женьки.

– Галя! Было такое предложение?

Чернявая девочка смущенно сказала:

– Да, Елизавета Дмитриевна предлагала…

Послышались смешки. Люда подумала, нахмурившись, и нехотя проговорила:

– Извините нас, Елизавета Дмитриевна, но такие вопросы не ставятся классными руководителями, это дело отряда. И решает по не классное собрание, а пионерский сбор. Есть определенная разница.

Елизавета Дмитриевна обессиленно села.

– Ну, если так… Если здесь решили обсуждать меня, а не его… А вы на него посмотрите! Он даже ошибок своих не признал.

– Почему? Я признал, – тихо сказал Сель. – Глупо это было.

– Наконец-то до тебя дошло!

– Да. Нельзя было делать это одному. И парус, и швартовы, и штурвал…

– Я вас поздравляю! – Елизавета Дмитриевна поднялась и решительно направилась к дверям. – Целуйтесь с этим… адмиралом.

Сель неожиданно громко сказал:

– На «Сатурне» папин брат, дядя Саша, практикантом плавал. А меня на «Сатурне» в октябрята принимали, там сбор был! А теперь что?

– Не одного тебя принимали там в октябрята! – бросила Елизавета Дмитриевна.

– Не одного, – согласился Сель.

А Женька Аверкин, который насупленно смотрел на него, медленно отвернулся. Остальные тоже выглядели недовольными.

Елизавета Дмитриевна остановилась у дверей и решительно потребовала:

– Ответьте наконец: по-вашему, он ни в чем не виноват?

Восьмиклассник встал.

– Сель виноват, – сказал он. – И давайте с этим кончать. Он виноват, потому что нарушил портовый режим. У него нет судоводительских прав, а он хотел вести судно, да еще по внутреннему рейду. У него даже опыта нет…

– Я с дядей Сашей на Л-6 ходил, на руле, – негромко сказал Сель и опять опустил голову. Как в начале разговора.

– Яхта – одно, а трехмачтовый парусник – другое. Ты и штурвал бы не удержал. Тебя могло снести на другие суда, на военные корабли. Вот тогда было бы дело!

– Другие суда стоят очень далеко, – глядя в пол, сказал Сель. – Ближе к выходу из бухты.

– Ну и что же? Ты такой опытный капитан, что хотел управлять баркентиной? Да еще в ночное время и без огней. А если бы снесло?… Вот за это я предлагаю строгий выговор. А за все остальное он и без нас уже получил. Кто-нибудь против?

Здесь все решала секунда. И Славка даже не колебался. Он быстро встал.

– Я против!

Конечно, к нему обернулись все разом. И конечно, Елизавета Дмитриевна возмутилась:

– Ты, по-моему, не в совете! И вообще, ты, кажется, новичок!

– Вы тоже не в совете, – осторожно сказал Славка.

– А ты нахал. Как твоя фамилия?

– Семибратов, – сказал Славка и посмотрел на Селя. Они встретились взглядами лишь на секунду, но Славка все равно успел заметить: «Спасибо».

И спасибо не за то, что против выговора. Выговор-ерунда. Все понимают, что скоро он будет забыт. И Сель про него забудет, и совет. Тут другое…

– Дело не в том, кто в совете, а кто нет, – сказал Славка, – дело в том, что баркентину снести не могло.

– Почему не могло? – быстро спросил восьмиклассник. Славка торопливо выбрался из-за столика, зацепил его и чуть не опрокинул. Подошел к столу с картоном.

– Вот смотрите, – волнуясь, начал он. – Если ветер отсюда, а баркентина стоит носом к выходу из бухты, тогда стаксель закреплен на левый галс. Когда судно увалится, галс все равно останется левый… Если и снесло бы, то сюда, в конец бухты.

– А там, – сказала Елизавета Дмитриевна, – у самого берега чернореченский Дом пионеров.

– Да, – согласился Сель, – Они как раз просили «Сатурн», чтобы сделать морской клуб.

– Но туда тоже не снесло бы, – сказал Славка. – Потому что вот… – Он быстро, несколькими взмахами нарисовал баркентину – вид сверху – и от стакселя прочертил длинную стрелу. – Ветер сюда. Дрейфа почти нет, потому что курс-полный бакштаг. С таким маленьким парусом баркентина только полным курсом и пошла бы. Он же всего вот какой…

Славка перевернул картон и нарисовал теперь баркентину, стоящую к зрителям бортом. И впереди фок-мачты, над носовой палубой – белый треугольничек. Стаксель, сделанный из паруса яхты.

Никто не перебивал Славку. А когда он кончил, все пошло очень быстро. Даже неправдоподобно быстро. Председатель совета дружины серьезно сказал:

– Это довольно убедительно. Видимо, человек разбирается… Тогда что? Тогда я предлагаю объявить Селю не выговор, а порицание. Кто «за»? Все «за». Переходим к следующему вопросу. Кто не член совета, тот… спасибо, может идти домой.

Сель пошел первый. Он сделал налево кругом и зашагал к двери. Мимо безмолвно негодующей Елизаветы Дмитриевны.

«Оглянись, – подумал Славка, – ну, пожалуйста, оглянись!»

Сель обернулся. То ли просто так, то ли молча позвал Славку за собой. И вышел.

Славка торопливо шагнул за ним.

– Семибратов, а заметка?

Славка сунул вожатой листок и выскочил в коридор.

«Только бы он не ушел! Только бы не ушел!»