Текст книги "Избранное в 2 томах. Том 1"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Часть третья
ФЛАГ-КАПИТАНЫ
1

Серёжа проснулся со смутной тревогой. Словно грозили какие-то неприятности. Какие? Он постарался сообразить.

Кажется, все в порядке. Вчера проявили пленку, на которую снимали драку в таверне «Жареный петух» – мушкетеры против гвардейцев. Получилось так, что даже сдержанный Олег улыбался весь вечер.

Может быть, что-то со Стаськой? Но отец у него уехал куда-то, а сам Стасик, скорее всего, ночует у Лесниковых: ему нравится, а мать не запрещает, ей все равно.

С оценками тоже все нормально, даже за контрольную по физике четверка.

Что еще?

Татьяна Михайловна звонила отцу, чтобы зашел в школу. Татьяне Михайловне кажется, что он, Серёжа, слишком часто лезет на рожон. Где надо и где не надо. Это уже не первый разговор. Но сам-то Серёжа знает, что не часто. Лишь там, где надо. И с отцом они понимают друг друга.

Серёжа спустил с постели ноги и громко сказал:

– Нок!

Застучали по паркету когти, и косматая голова сунулась в дверь.

– Здрасте, ваше лохматое высочество, – сказал Серёжа. – Гуляли?

Нок всем видом показал, что и рад бы, да не пускают.

Серёжа глянул на будильник.

– Я отпущу. Только на десять минут, а то обоим попадет. Понял?

Нок изобразил удовольствие и послушание.

Отпускать Нока одного не полагалось: мало ли что может случиться. Но у Серёжи для прогулки не было времени.

Он выпустил пса, рванул со стены шпагу, тремя свистящими взмахами посшибал на пол спичечные коробки, которые еще вечером расставил на столе и спинках стульев. Потом сделал несколько торопливых отжиманий и приседаний.

Отдышался, прикинул в уме: много ли уроков? Кроме алгебры, все сделаны. С алгеброй можно управиться на вахте. Сегодня занятий в отряде нет, работы у вахтенного командира немного. Серёжа крикнул в открытую форточку:

– Нок, домой! – и стал натягивать форменную рубашку.

Тревога слегка улеглась. Но совсем не исчезла.

Неприятности пошли с самого начала вахты. Прежде всего он целых пять минут искал под порогом ключ. Безголовый Андрюшка Гарц запихал его вчера в самый угол тайника и присыпал мусором.

Потом Серёжа обломал ногти, пытаясь открыть окно. Рама разбухла и не поддавалась. Серёжа чертыхнулся и стал искать глазами подходящую железяку. В углу кают-компании на полу стоял Серёжин рыцарский замок из пенопласта. Его принесли сюда для съемок. Холм, на котором возвышались башни и стены, был сделан из папье-маше. Для прочности внутрь этого холма ребята вставили упругий обломок рапирного клинка.

Серёжа приподнял макет, вынул обломок и снова подступил к оконной створке.

Домоуправление никак не хотело отключить лишние батареи, и в комнатах «Эспады» всегда стояла влажная жара. В самые лютые зимние дни ребята здесь занимались в летней форме. Но и это не спасало, приходилось постоянно распахивать окна. Проветрить помещение – это была первая обязанность каждой вахты.

Наконец створка поддалась, и морозными глыбами ввалился в окно февральский воздух.

Серёжа передохнул и посмотрел на часы.

Вот тут-то и начались главные неприятности. Оказалось, что старые отрядные ходики, которые притащили в «Эспаду» братья Воронины, показывают уже четверть десятого. А Димки нет. Помощник вахтенного командира, барабанщик «Эспады» Дмитрий Соломин, не изволил явиться на дежурство.

«Ну, подожди же…» – сердито и беспомощно подумал Серёжа.

Сердито – потому что опоздание на вахту штука серьезная, а ненаглядный Димочка выкидывал этот фокус уже третий раз. А беспомощно – потому что устроить помощнику заслуженную нахлобучку Серёжа никак не решался. Все-таки это же Димка…

Появился Димка только в половине десятого. Грохнула наружная дверь, потом в раздевалке послышалась торопливая возня: Димка освобождался от зимней амуниции. Наконец он появился в кают-компании, слегка взлохмаченный, розовый от мороза. На ходу протянул в петли белый ремень, щелкнул пряжкой и встал перед Серёжей, виновато махая желтыми ресницами.

– Ну? – сказал Серёжа.

Димка опустил нос, пальцами провел по стрелкам на шортиках, словно проверял их остроту, и честно ответил:

– Проспал.

– Очень уважительная причина, – язвительно заметил Серёжа.

Димка вздохнул:

– Я и не говорю, что уважительная…

– Третий раз опаздываешь… Может, объяснишь хотя бы, почему проспал? Мне про это в вахтенный журнал записывать.

Димка беззащитно поднял ясные глаза. Не хотел он ни оправдываться, ни молчать упрямо.

– Ну, я читал… Данилка книжку дал «Двадцать лет спустя». Она такая толстая, а дней мало, потому что очередь. Я вчера читал, читал, пока мама фонарик не отобрала. И говорит: «Если проспишь, будешь сам виноват». И не разбудила.

– Значит, мама виновата, – сказал Серёжа.

– Нет, конечно, – возразил Димка почти испуганно. – Это я виноват.

Он опять вздохнул и стал теребить аксельбант на рубашке. Серёжа начал злиться. И на Димку, и, главное, на себя – за нерешительность. Он был капитан и командир вахты – значит, следовало принимать меры.

– Оставь в покое шнур, – досадливо сказал он.

Димка послушно опустил руку.

Бессознательно отдаляя неприятный миг, Серёжа спросил:

– Может быть, у тебя есть еще какая-нибудь причина? Серьезная?

Не опуская глаз, Димка помотал головой: не было у него серьезной причины. Глядя мимо Димки, Серёжа деревянным голосом сказал:

– Два часа ареста.

Димка моргнул. Один раз. Потом заморгал часто. Потом в упор глянул на Серёжу: «Ты не пошутил?»

– Вот так, – мрачно сказал Серёжа, ощущая моментальное раскаяние.

Димкины глаза стали слегка влажными. Серёжа почти обрадовался: если Димка пустит хоть слезинку, можно будет сразу отменить наказание. Есть неписаное правило в «Эспаде»: если человек начинает плакать, никаких взысканий ему не дают. Слезы – и так дорогая расплата за вину. Если, конечно, человек этот не очень большой, а вина не очень страшная.

Но Димка не поддался слезам. Только голос его стал сипловатым. Он посмотрел на Серёжины ботинки и тихо спросил:

– А когда?

– Сейчас, – все так же хмуро сказал Серёжа. Отступать было некуда.

– Я же на вахте.

– Не нужен мне такой помощник. Обойдусь.

– А… где сидеть? – спросил Димка и слегка покраснел.

Конечно, специального помещения для «арестантов» не было. Если кто-то зарабатывал столь суровое взыскание, то отбыв свой час или два где-нибудь в уголке кают-компании или отправлялся в фотолабораторию.

– Иди в лабораторию, – сказал Серёжа. – Мне здесь надо пол мыть.

– Я могу сам вымыть. А потом отсижу, – почти шепотом сказал Димка.

– Ага. И опоздаешь в школу. Давай отправляйся.

Димка сделал шаг к двери и оглянулся. Он словно говорил глазами: «Может быть, ты все же пошутил? Ведь это же я – Димка. Тот, который с тобой в лагере был. Тот, который подарил тебе маленького синего краба…»

– Сними ремень, – сказал Серёжа, терзаясь все пуще.

Димка медленно потянул из петель пояс. Потом свернул его в тугое кольцо, сжал это кольцо в ладонях, понурил голову и шагнул в коридор.

– Куда ты с ним? Оставь ремень на столе, – сказал ему в спину Серёжа.

– Зачем? – откликнулся Димка слегка вызывающе.

Серёжа почувствовал, что Димка пытается отстоять свое достоинство и остаток свободы. Он будто говорил: «Арестовал ты меня? Ладно. Заставил снять ремень? Пусть. Но нигде не сказано, что нельзя снятый ремень брать с собой. Вот и беру».

– Ну и шут с тобой, – буркнул Серёжа.

В лаборатории Димка сел на табурет перед увеличителем, поставил пятки на сиденье, обнял колени и замер.

– Зажги свет, – сказал Серёжа.

– И так хорошо, – хмуро отозвался Димка.

Лаборатория была в крошечной комнатушке с окном, закрытым фанерой. Ветхая фанера сквозь щели и дырки пропускала солнце, и полумрак был пробит узкими лучами.

Серёжа постоял в дверях, потом снова на себя рассердился и ушел.

– Запирай, – сказал Димка вслед.

– Зачем? Сбежишь, что ли? – досадливо откликнулся Серёжа.

Дверь осталась полуоткрытой.

Надо было делать уборку, а потом браться за алгебру. А на душе кошки скребли. Конечно, Димка получил свои два часа за дело. Но Серёжа боялся. Просто-напросто боялся, что Димка обидится. Крепко обидится и, может быть, навсегда.

Ну что ему до Димки? И не такие уж друзья вроде бы. И встречались-то не чаще раза в месяц, пока не пришёл Димка в отряд. Да и в отряде виделись не часто. Главным образом на вахте. А вот надо же: грызет и грызет беспокойство.

«Сам притащил его в отряд. Вот и радуйся», – мстительно сказал себе Серёжа.

Действительно, сам привел Димку в «Эспаду»…

А что было делать?

Только раз в жизни видел Серёжа Димку грустного, с мокрыми глазами. Это случилось перед зимними каникулами. Димка сидел в опустевшей школьной раздевалке. Хотел, видно, одеться, да так и не собрался: бросил на колени пальтишко, уперся в него локтями, уткнулся в кулаки подбородком и, обиженно моргая, смотрел куда-то сквозь стену.

– Дим! – встревоженно сказал Серёжа. – Ты что?

Димка сердито дернул плечом: не приставай, мол, и так тошно. Но Серёжа не ушел, конечно.

– Что случилось?

– Ничего, – сипло сказал Димка.

Серёжа немного обиделся.

– Слушай-ка, – сказал он в упор. – Когда мне было плохо и ты мне помогал, я ведь не рычал на тебя, а наоборот… Что же ты? Я ведь тоже помочь хочу.

Димка глянул на него быстро и чуть виновато.

– Как ты поможешь? Никто уже ничего не сделает… Да и не надо.

– А вдруг? – упрямо сказал Серёжа. – Ты расскажи.

Димка сердито поморгал, стряхивая капли с ресниц.

Недоверчиво поднял глаза.

– А смеяться не будешь?

– Ты спятил!

Димка отвернулся и шепотом сказал:

– Я хотел быть барабанщиком…

Вот такая случилась история. Простая и невеселая. Всю жизнь мечтал Димка стать барабанщиком. Даже по ночам снился ему краснобокий барабан с тугой белой кожей. К такому барабану приблизишь ухо и сразу услышишь тихий-тихий, но неумолкающий гул. То ли топот далекой конницы, то ли голос океанских штормов.

Ни дошкольников, ни октябрят не берут в барабанщики. Димка рос, надеялся и ждал своего часа. И даже когда Клавдия Семеновна велела всем третьеклассникам написать в стенгазету, кто кем хочет быть, Димка решился и написал, что барабанщиком. И больше никем.

Когда третьеклассников стали готовить к приему в пионеры и пришла пора делать у них свой отряд, кое-кто из ребят вспомнил про заметку и сказал, что надо бы выбрать в барабанщики Димку Соломина. Однако Клавдия Семеновна обратила внимание класса на то, что у Соломина во второй четверти снизилась успеваемость: тройка по русскому грозит. А барабанщик всегда идет впереди отряда, с него все должны брать пример. Какой же здесь пример?

Будто у него на пузе эта тройка написана!

В общем, выбрали в барабанщики Вовку Быкова. У него тоже тройка, но не по русскому, а по физкультуре…

– Елки-палки, – сказал Серёжа, услыхав про такое дело, и повел Димку к старшей вожатой.

Юля была заморочена подготовкой к новогоднему вечеру. Димкину историю она выслушала без особого интереса.

– Ну и что? – сказала она. – Ты, Соломин, тройку постарайся исправить, а потом что-нибудь придумаем. На будущий год…

– Юля! – перебил Серёжа. – Человек столько лет ждал, а теперь еще целый год ждать! Разве в барабанщики за оценки берут?

Юля оглянулась на горестно отошедшего Димку и сказала полушепотом:

– Ну подумай: что я сделаю? Клавдия Семеновна меня еще в первом классе учила. Что я, пойду к ней и скажу: «Вы не правы»?

– Скажи что хочешь. Лишь бы Димке дали барабан.

– Но ведь ребята же голосовали, все решили… А куда этого Быкова девать?

– Быкову барабан нужен как ежу моторная лодка. Он и не хотел даже. Это во-первых. Во-вторых, можно дать им еще один барабан. Вон их сколько у тебя в хозяйстве. Пусть будет два барабанщика в отряде… Или запиши его в сводный отряд при знаменной группе.

– В сводный можно только с пятого класса… И если я Соломина возьму в барабанщики, Клавдия Семеновна сразу решит, что я подрываю ее авторитет.

– Все правильно! – накаленно сказал Серёжа. – Все точно ты рассудила… Прямо как электронная машина. Разложила по полочкам. Только на фига твоя правильность, если от нее у Димки слезы!

Юля озадаченно помолчала.

– Слушай… – начала она растерянно. – Ты все-таки думай… Я все-таки старшая вожатая…

– Ну конечно, – откликнулся Серёжа. – Извини, пожалуйста. Но ты еще и сестра барабанщика. Надо бы понимать…

Юля хотела ответить. Но Серёжа ухватил Димку за руку и вытащил из пионерской комнаты.

– Потерпи до завтра, – попросил он.

А утром встретился в отряде с Данилкой.

– Можешь взять в команду хорошего человека?

Данилка глянул подозрительно. Он ревниво оберегал свою группу от всякого вмешательства.

– Зачем еще? – спросил он.

– В барабанщики хочет. Давно уже.

– Мало ли кто хочет в барабанщики, – уклончиво заметил Данилка. – Барабанов-то лишних нет. Вон Митьку и то не можем в группу взять. И Вадька Воронин ходит в запасных

– Митька уже большой. А Вадька еще маленький. А этот в самый раз… Я твою сестру просил, чтобы в сводный отряд взяла, а она уперлась. Как стенка.

Данилка, однако, разгадал этот хитрый прием.

– Думаешь, если мы с Юлькой спорим, значит, я ей назло должен делать?

– Ничего я не думаю, – сердито сказал Серёжа. – Ты торгуешься, а там человеку плохо до слез.

Когда человеку очень плохо, спорить, конечно, нелегко.

– Где барабаны-то брать? – ворчливо произнес Данилка.

– Олег же обещал достать.

– Он сколько уж обещает…

– Данила… – укоризненно сказал Серёжа.

Данилка со вздохом спросил

– Что хоть за человек-то?

– Знаешь какой парень! Он никогда не подведет!

…Через десять дней Серёжа поинтересовался у Данилки:

– Ну как мой Димка?

Данилка дерзко хмыкнул и ответил коротко:

– Не твой, а наш.

В общем, все было бы хорошо, если бы не эти дурацкие опоздания на вахту.

Серёжа вымыл пол в кают-компании и стал подметать в коридоре. В полуоткрытую дверь лаборатории он видел Димку.

Димка на дверь не смотрел и Серёжу не замечал. Он развлекался с ремнем. Пряжкой отпечатал на ладони звезду. Ладошку, словно зеркальце, подставил под солнечный луч и полюбовался на отпечаток. Потом зачем-то лизнул его. Подумал, оттиснул звезду на коленке, но лизать не стал, а запрокинул лицо и вытянул губы трубочкой, словно засвистел тихонько. Затем повесил ремень на увеличитель, обнял себя за плечи и задумался.

«Наверно, ему кажется, что уже целый час прошел», – подумал Серёжа. А прошло восемь минут.

Можно было бы и отпустить «арестанта», но Серёжа чувствовал, что Димка такую милость не примет.

И тут появился Данилка.

– Вот, полюбуйся на своего Соломина, – сказал Серёжа, чтобы хоть как-нибудь облегчить душу. – Сперва опаздывает, потом сидит за это, а я должен вкалывать.

– А может, он не виноват, что опоздал, – вредным голосом откликнулся Вострецов. Он своих людей в обиду не давал.

– А кто виноват? Я? Потому что книжку вам, обормотам, дал почитать, да? Для того, что ли, дал, чтоб читали до ночи, а потом дрыхли до обеда?

Данилка сразу потерял задор.

– Значит, из-за книжки, – сокрушенно произнес он. – Тогда, значит, из-за меня. Это я всех торопил, чтобы скорее тебе ее вернуть.

– А я и не просил, чтобы скорее! Выходит, я виноват? Может, мне вместо Димки сесть?

– Нет, что ты, – рассеянно отозвался Данилка. Он смотрел мимо Серёжи и теребил тесемки на шапке. – Это не ты. Это я…

– Спасибо, – с усмешкой сказал Серёжа.

– Нет, правда, – настойчиво повторил Данилка. – Я тоже виноват… Можно, я с Димкой сяду?

– На здоровье, – сказал Серёжа. И обрадовался: Димке будет веселее. – Снимай ремень и садись.

Но Данилка не спешил. Он что-то решал в уме.

– Случай-то один, – сказал он будто между прочим, – а виноватых-то двое. Значит, надо время пополам разделить.

– Ну и пожалуйста, – отозвался Серёжа с равнодушным видом, хотя обрадовался еще больше. – Сидите каждый по часу. Даже по пятьдесят пять минут. Потому что десять он уже отсидел.

Данилка начал было расстегивать пальто, но опять остановился.

– Вообще-то вся группа виновата. Все из-за этой книжки будто перебесились. Кричат: «Скорее, скорее!»

– Ты что, хочешь всю группу засадить? – удивился Серёжа.

– Ну ведь надо, чтобы справедливо… А можно? – ласковым голосом спросил хитрый Данилка.

– Вы не влезете в лабораторию.

– Обязательно влезем! Можно?

– Да мне-то что… – произнес Серёжа, едва сдерживая смех.

Данилка бросился к телефону.

– Я их сейчас по цепочке соберу!

– Не работает телефон, – сказал Серёжа. – Со вчерашнего дня еще. Звони с автомата.

Данилка выскочил на улицу.

Группа собралась за четырнадцать минут – все, кроме запасного барабанщика Вадика Воронина, который был в детском саду. Еще две минуты они под тихие понукания Данилки приводили в порядок форму.

Потом выстроились перед Серёжей.

Немножко похожие друг на друга и очень разные. Деловитый маленький Павлик Снегирев, темноглазый и всегда спокойный Коля Копыркин, похожий на каплю черной ртути Рафик Сараев, тоненький и лохматый Серёжа Лавренюк и светлоголовый, но загорелый даже зимой Василек Рыбалкин. Лихая Данилкина гвардия, первая шеренга «Эспады».

– Мы готовы, – сказал Данилка.

– Только не вздумайте там цирк устраивать – предупредил Серёжа.

Данилка отозвался очень серьезно:

– Что ты! Мы же понимаем.

– Двадцать шесть минут прошло, – сказал Серёжа. – Осталось девяносто четыре. Вас семеро. Примерно по тринадцать минут на каждого. Вот и давайте…

Они по очереди подошли к командиру вахты, отдали ремни и послушно отправились в «темницу». Только в глазах у каждого все же были чертики.

Данилка не обманул. Сидели они очень спокойно. Молча и почти неподвижно. Кто на полу, кто на столике, кто на верхней полке стеллажа. Лица были почти неразличимы в сумраке. Только блестящие носы и коленки барабанщиков светились, когда на них падали тонкие лучи. Словно кто-то рассыпал в полутемной столярной мастерской свежие деревянные кубики.

Серёжа усмехнулся и, почти успокоившись, отправился в спортзал, где после недавних киносъемок стоял кавардак.

Едва он взялся за швабру, как пришёл Олег.

Олег был чем-то озабочен.

– Случилось что-нибудь? – спросил Серёжа.

– Так… Мелкая суета и трепыханье, – сказал Олег. – Ты один?

– Хочешь, развеселю? – спросил Серёжа. – Увидишь редкое зрелище. Небывалое.

– Какое?

Серёжа помолчал и значительно произнес:

– Группа барабанщиков, которая не бузит, не пищит, не устраивает борьбу дзюдо, а сидит совсем спокойно и тихо.

Олег недоверчиво уставился на Серёжу. Тот поманил его к двери.

Олег с полминуты изумленно наблюдал замершую компанию барабанщиков, а потом даже испугался:

– Что случилось-то?

Серёжа рассказал. Олег действительно развеселился. Потом спросил:

– А долго им еще сидеть?

– Десять минут.

– Времени нет. Придется объявить амнистию. Дел много.

Он распахнул дверь лаборатории и сообщил:

– Ввиду срочных дел – всем полное прощение.

Услыхав такую новость, верхние барабанщики с радостным воплем упали со стеллажа. Образовалась куча, которая с грохотом и визгом выкатилась в коридор.

Олег вынул из этой кучи командира Вострецова.

– Тихо вы! Слушайте… Сергей и все барабанщики сейчас пойдут со мной в школу, будем грузить фанеру для декораций. Директор обещал.

– Есть! Ура! – ответил Данилка.

– Все, кроме Данилки и Димы, – сказал Олег. – Они останутся на вахте. Вострецов – командиром. Сергей мне нужен, потому что он посильнее. И школа как раз его.

Данилка озадаченно замигал.

– Как это командиром? Я же не капитан…

– Привыкай, – сказал Олег.

2

По дороге Олег объяснил, что Анатолий Афанасьевич, директор Серёжиной школы, обещал дать «Эспаде» пятнадцать листов фанеры. Из нее можно сделать отличные декорации дворцового зала, а после съемок пустить ее на постройку лодки.

– Я вот только боюсь, что директора в школе нет, а учитель по труду фанеру не выдаст. Он, говорят, суровый дядя, – с сомнением произнес Олег.

– Кто? – удивился Серёжа. – Игорь Васильевич суровый? Его даже первоклассники не боятся. Он у нас на елке каждый раз Деда Мороза играет. У него только голос такой – свирепый.

Голос у Игоря Васильевича действительно был как у старого боцмана.

– Пришли? – не то прогудел, не то прохрипел он. – Пятнадцать листов! Из родной-то школы! Ну, эти молодцы – народ не здешний, а ты, Каховский, что творишь? Грабишь!

– Для общей пользы, Игорь Васильевич, – объяснил Серёжа. – Для искусства. – И он мигнул барабанщикам.

Те лихо принялись за работу. Четверо хватали за углы фанерный лист, пятый бежал впереди и открывал двери.

– Здорово работают, пираты, – заметил Игорь Васильевич. – Жаль, что не из нашей школы.

– У нас все «наши», – улыбнулся Олег.

Они с Серёжей тоже вынесли на крыльцо несколько листов. У крыльца уже стоял грузовик.

– Что мне нравится у вашего директора, так это точность, – сказал Олег. – Пообещал – сделал. И машину достал. Минута в минуту.

Водитель, молодой парень в солдатской ушанке, помог погрузить фанеру в кузов. Серёжа и Олег вернулись в мастерскую.

– Ну что, артисты, – опять загудел Игорь Васильевич, – может, еще чего дать?

– Мы люди небогатые, – сказал Олег. – Если дают, не отказываемся.

– Рейка нужна? Так и быть, уделю… В кино-то позовете?

– Конечно, Игорь Васильевич! – обрадовался Серёжа. – Мы всей школе будем показывать. Не для себя же снимаем.

Рейки для декораций нужны были до зарезу.

– Берите вон те, за верстаком, – разрешил Игорь Васильевич.

Барабанщики полезли за верстак.

В дальнем углу мастерской два

семиклассника опиливали ножовками деревянные бруски для планшетов.

Белые кубики-обрезки падали на темные половицы и ярко загорались под солнечным лучом. Серёжа вспомнил барабанщиков в лаборатории и усмехнулся. И тут же встревожился: «А Димка?» Димка так и не подошел, когда кончились у барабанщиков «арестантские» минуты.

Значит, правда, обиделся.

И словно в ответ на беспокойную мысль, услышал он Димкин голос:

– Олег! Сергей! Тревога!

Димка стоял на пороге мастерской – в берете, в сандалиях, в летней форме и в незастегнутом, наброшенном на плечи пальтишке. Разгоряченный, с отчаянными глазами.

– Там в отряде какие-то… Данилка один!

Олег молча рванул с себя пальто, закутал им Димку с ногами, взял в охапку и выскочил на крыльцо. Встревоженным барабанщикам приказал:

– Бегом в отряд!

Серёже велел:

– Давай в кузов. Держись там.

Вместе с Димкой втиснулся в кабину и сказал водителю:

– Жми.

Машина взвыла и рванулась.

От школы до отряда три с половиной квартала. Они пролетели их за минуту. Серёжа прыгнул из кузова и вслед за Олегом кинулся в дом.

Прежде всего Серёжа увидел Данилку. Тот стоял у знаменного шкафа, прижимался к его прозрачной стенке локтями и лопатками. Перед собой на уровне груди он держал рапиру – одна ладонь на рукоятке, другая на клинке. Рапира была полусогнута в стиснутых руках.

Данилка плакал. Может, он и сам не замечал, что плачет. Он смотрел зло и напряженно, а мелкие слезинки ползли по щекам.

Кроме Данилки, в комнате находилось еще три человека. Незнакомые и взрослые. У окна стоял мужчина в меховой шапке пирожком. У него были круглые очки и маленький, нерешительный подбородок. И на худом щетинистом лице проступала растерянность. Он словно хотел сказать: «Ну зачем уж так-то?…»

У пирамиды с барабанами сидела дама в меховом пальто. Стул терялся под ней. Дама была необъятных размеров, а ее ноги – каждая толщиной с Данилку. Лицо дамы своей выразительностью напоминало новую сковородку.

Третий, в распахнутом полушубке, стоял к двери спиной, прижимал к уху телефонную трубку и, высоко поднимая голову, говорил с расстановкой:

– Алло! Я просил дежурного по райотделу милиции! Запишите вызов! Нападение несовершеннолетнего хулигана на работников домоуправления! С оружием! В детском клубе по улице Красноармейской, дом пять. Приезжайте… Я? Я новый домоуправляющий этого микрорайона. Сыронисский Леонид Васильевич. Сыро-нис-ский. Два «эс»…

– Не ломайте комедию, гражданин Сыронисский, – пренебрежительно сказал Олег розовой лысине, которая виднелась из-за лохматого воротника. – Телефон не работает вторые сутки.

Домоуправляющий аккуратно опустил трубку и развернулся в сторону Олега. Дама тоже развернулась, стул под ней запищал. У человека в очках приоткрылся рот.

Сыронисский обрадованно сказал:

– А! Наконец-то.

– Что «наконец-то»? – холодно спросил Олег.

– Наконец-то вы появились! Кто вам позволил оставлять без присмотра клуб?

– Как это «без присмотра»?

– Вот так! Без взрослых!

– Что дальше? – спросил Олег.

– Не «что дальше», а я спрашиваю…

– Вы странно спрашиваете, – перебил Олег. – Вы всерьез считаете, что я буду вам отвечать?

– Считаю, что будешь! Иначе мы…

– Тихо, тихо, – сказал Олег. – Здесь дети. И не забывайте, что обращаться надо на «вы». Вас учили, не правда ли?

Гражданин у окна взволнованно поправил очки и воркующе заговорил:

– Ну, молодой человек… Дети здесь были одни, и если что-нибудь случилось бы…

– Как видите, если что-нибудь случается, я появляюсь быстро, – сказал Олег. И обратился к Данилке: – Что произошло, Вострецов?

Данилка глотнул, опустил рапиру, оттолкнулся спиной от шкафа и отрывисто заговорил:

– Олег, они пришли… Я говорю: «Здравствуйте, вы к кому?» А она… – Данилка подбородком указал на даму. – Она говорит: «Ну-ка, где тут ваш руководитель?» А потом даже слушать не стали. Везде ходят, все трогают. Декорации уронили. Потом давай говорить, что мы пожар наделаем. Димка им сказал, что здесь нельзя посторонним, когда тебя нет, а они его взяли за руку – и в сторону… Да еще кричат: «Ты как со старшими разговариваешь!»

– Так… – жестко сказал Олег и взглянул на Серёжу.

Серёжа сунул в карманы кулаки. В нем начинала звенеть напряженная злость. Как всегда, когда он встречался с людьми нахальными и сильными от этого нахальства.

За спиной взволнованно и сердито сопели барабанщики.

Серёжа нащупал в кармане двухкопеечную монетку, повернулся к ребятам. Ближнему из них, Рафику Сараеву, быстрым шепотом сказал:

– Телефон Генки Кузнечика помнишь? Позвони ему, скажи: капитанов сюда.

Димка, уже сбросивший оба пальто – Олега и свое, сунулся вперед.

– Данилка, ты скажи, как они… Чтоб выгнать нас…

– Ага… – Данилка снова сердито переглотнул. – Они еще ходят и разговаривают: «Пора их выселять отсюда…» Я тогда сказал Димке, чтоб за вами бежал… А они зашли сюда, в кают-компанию, и тоже все стали трогать. Я подумал, что они и знамя щупать начнут, и встал к шкафу. А они мне говорят: «Иди за вашим руководителем». Я сказал что не могу, потому что на вахте. А они: «Ничего с твоей вахтой не сделается…» Я, конечно, не пошел никуда. А они опять говорят: «Уходи тогда отсюда, нам совещаться надо». Я опять не пошел…

– Вот-вот! – неожиданно визгливым голосом перебил Сыронисский. – Три взрослых человека его просят уйти, а он, сосунок, характер демонстрирует!

– Потрудитесь не перебивать, когда говорит командир вахты, – сказал Олег. – У нас это не принято.

– Плевать мне на то, что у вас не принято или принято! – взвился Сыронисский.

Серёжа не выдержал:

– Плюйте у себя в кабинете. Я здесь сегодня пол мыл. И так следов нашлепали…

И тут зашевелилась молчаливая дама. Капризным басом она сказала:

– Вот если собрать ихних родителей да спросить, как он ихних детей воспитывает… – Она повернулась к Олегу и ткнула в его сторону варежкой. Стул под ней заверещал, как живой.

– Может быть, вам пересесть на диван? – вежливо спросил Олег. – Стулья у нас в основном на ребят рассчитаны.

– А ничего твоим стульям не сделается! – отрезала дама. – Ты лучше скажи: правильно ты их воспитываешь?

– Правильно я их воспитываю, – сказал Олег.

– Значит, пускай они как хочут себя ведут? На взрослых людей пускай с саблей кидаются? – жалобным баритоном вопросила дама.

– Между прочим, – опять воркующе вмешался человек в очках, – Антонина Михайловна – председатель уличного комитета. Она при исполнении, так сказать, общественных служебных обязанностей.

– Я тоже при исполнении, – огрызнулся Данилка почти весело. Он уже пришёл в себя. – Я не кидался на них, Олег, честное пионерское! Только схватил клинок из пирамиды и встал к флагу. Потому что они знаешь что? Вот он… – Данилка рапирой махнул в сторону Сыронисского, – как схватит меня за плечо да как толкнет к двери! Я и полетел. Только не в дверь, а в угол, потому что ногой зацепился… Вот тогда я и взял рапиру… Олег, пускай они теперь сами крепость чинят. Я не виноват. Он толкнул, я и полетел…

Серёжа и Олег разом взглянули на макет замка в углу у двери. Краем глаза Серёжа заметил, как Олег побелел. А самого Серёжу от пяток до затылка словно прошило иглой: это был мгновенный удар страха. И такая же мгновенная радость: как хорошо, что утром заело раму!

Передняя стена замка с воротами и угол башни были сильно промяты внутрь. Но самая большая вмятина – по форме Данилкиной спины – оказалась на холме, усаженном деревцами из зеленой резиновой губки. Вдребезги разрушен был подвесной мост.

Олег, словно не веря чуду, стремительно глянул на Данилку, потом подскочил к макету, приподнял его и начал шарить под холмом. Серёжа быстро подошел.

– Олег, да все в порядке, – торопливым шепотом сказал он. – Ну не бойся, Данилка-то живой. Я стержень утром вытащил, чтобы окно открыть.

Олег выпрямился, передохнул. Рукавом вытер лоб. Повернулся к Сыронисскому. Сказал сквозь зубы:

– Слушайте, вы… Никто не заставит вас ремонтировать эту вещь. Для такого ремонта нужны руки и головы…

– Вы хотите сказать, что у нас нет голов? – оскорбленно осведомился гражданин в очках.

– Именно! – отчетливо сказал Олег. – Иначе вы сообразили бы, что поднимать руку на ребенка – преступление… Вот здесь, – Олег щелкнул по папье-маше, – под макетом стальной каркас. Только случайно сегодня утром вынули осевой прут. Иначе бы он проткнул мальчика навылет!

– Я никого протыкать не собирался, – заявил Сыронисский. – Вы не приклеивайте мне чего не надо. Я вашего часового только за руку взял…

– «Взял»! – повторил Олег. – Так, что он с ног полетел!

– Но позвольте, – вмешался гражданин в круглых очках, – ведь никто же не предполагал…

– Надо предполагать! – перебил Олег. – А если бы он виском о косяк? Или затылком об пол? Здесь дети! Понимаете вы? Живые дети! А не рулоны с обоями и не унитазы, с которыми вы, очевидно, привыкли иметь дело!

– Унитазы тоже толкать нельзя, – наставительно сказал Данилка. – Они расколоться могут.

– А ты помолчи! – крикнул Сыронисский. – Туда же еще суется, сопля голоногая! Надень сперва штаны подлиннее! Взять бы ремень да как врезать…

– Слушайте, вы Сыронис-с-ский или как вас там, – спокойно, почти устало сказал Олег. – Никогда человеческая доблесть не измерялась длиной штанов. Этот мальчик во всех отношениях даст вам сто очков вперед. И руку на слабого он никогда не поднимет. Кстати, в древности жил такой человек – Юлий Цезарь. Может, слышали? К вашему сведению, он вообще не носил штанов, а до сих пор считается великим человеком. А на вас хоть пять пар брюк с лампасами натяни, в генералы не запишут. И просто в порядочные люди – тоже.