Текст книги "Царевна"

Автор книги: Владислав Лесков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Сапыге, как и обещал старшина Басаргин, сняли с ног колодки, перевели на этаж выше. В том коридоре содержали узников по мелким делам или тех, кого скоро выпустят на свободу.

Из узкого оконца была видна надвратная икона на Константино – Еленинской башне, и узники могли помолиться, подойдя к окну. Со стен и потолка уже не сочилась вода, а на каменном полу, вместо прелой соломенной подстилки, были сколочены нары из толстых сосновых досок накрытые войлочным тюфяком. Сапыга не рад был своему договору со старшиной и клял себя за это. Но он не в силах что-либо исправить. Пайку давали исправно: овсяную кашу и вареную репу. Сердце несчастного Сапыги постепенно

успокаивалось иногда ему казалось, что ничего этого не было и сидит он по слабоумию своему, с того самого момента, как бешеный парень зарезал одного из скитников в трактире.

Но пришедшее благостное неведение было разрушено звонами, отпирающихся, ржавых замков и скрипом, поднимающейся внутренней решетки. Сапыга бросился к оконцу и приник к железным прутьям. Во внутреннем дворе стояло с десяток колодочников. Их одежды превратились в рваные лохмотья, через дыры которых сияли темные синяки и кровоподтеки. Сапыга жадно глотнул воздух. Он узнал их. Узнал несчастного Прокопия и его жену. На левой ноге Прокопия темнела деревянная колодка, которую тот подтягивал за цепь вверх, чтобы она не била по ноге. Его жена выглядела несколько лучше, по крайней мере, на ее лице не было следов от побоев.

– Куда их? – спросил стрелец с бердышем у ворот.

– В Сибирь, куда ж еще? – откликнулся провожатый.

– На рудники железные, али на завод. Воевода тамошний решит.

–Да какие из них работники, – усмехнулся стрелец.

– Издохнут по дороге.

– Не велика беда, – рассмеялся сопровождающий.

– Издохнут, быстрей назад воротимся.

– А ну пошли, – он пихнул бердышом крайнего в ряду.

Колодочники подтянув цепи к верху, заковыляли к воротам. Сопровождающие стрельцы лихо запрыгнули в телегу и покатили следом. Сапыга слетел с окошка и бросился на тюфяк. Зарывшись в него лицом, он тихо зарыдал.

К десятку колодочников, что вывели из Разбойного приказа, присоединилась еще колонна арестантов. Среди них был, и тот бешеный парень, что оказался с Сапыгой в трактире. Колодочники проследовали через Китай-город, через слободки Белого города и вышли Владимирскую дорогу. Далее Москва заканчивалась, и начинались безбрежные просторы Руси.

Глава 6: Огненные корабли

Дионисий вышел из лесной избы. Дерн с крыши почти весь съехал на землю, и перед маленьким оконцем лежала куча земли. Бревна потемнели от времени, и маленькую дощатую дверь уже затягивало кустами дикой малины. Ему и не надо было больше. Здесь, в глухой лесной чаще, огороженой от ближайшего поселения бревенчатым частоколом, ему никто не указывал сколькими перстами креститься, какие поклоны бить, как читать молитву. Вокруг его избушки, словно грибы подосиновики выросли такие же избы новой раскольничьей братии. Мужики стучали топорами, вырубая делянки под новые хижины, детишки бегали меж деревьев, собирая ягоды и грибы. Бабы стирали у речки белье. Скит жил, своей обыденной и, в тоже время, таинственной жизнью. По сути, она и не отличалась от прежней жизни за исключением различий в обрядах и поведению людей. В скиту никто не пил хмельных напитков. Все были заняты делом и молитвой. Новый Вятский воевода Андрей Иванович Леонтьев знал старца Симеона и по старой памяти не стал препятствовать, появлению нового скита на берегах Вятки. От властей это скрыли, да и воевода на своей земле сам себе власть, лишь бы народ раскольничеством не прельщали, да в мирские дела не совались. Так и рос скит год за годом. Беглые колодочники, скитаясь по Вятским лесам, рано или поздно обретали в ските тихое пристанище. Слышал про то и Прокопий от учителей бывших. Сейчас его путь лежал через город Хлынов, где в придорожном трактире разместился на постой стрелецкий старшина Разбойного приказу с сотней стрельцов, а в недалёком будущем полковник Емельян Федотович Басаргин. Емельян Федотович с тоской взирал на провинциальное устройство трактира. Стены заведения давно не видывали уборки, на маленьких оконцах висели замызганые льняные занавески, а чёрные от копоти углы делали помещение ещё темнее, чем оно было на самом деле. Столы и скамьи были настолько хлипкими, что казалось, вот-вот развалятся, а в воздухе витал запах старого жира, алкоголя и гари от забитого дымохода. Лысенький, худощавый хозяин трактира, одетый в затёртый жиром кафтан, прекрасно вписывался в итерьер собственного заведения. Басаргина на пороге трактира встретила жена трактирщика, жирная неухоженная баба в замусоленом переднике. Воеводы в Хлынове на данный момент не оказалось, так как гостил у родни на именинах, но Басаргину обязательно надо было увидеться с ним, чтобы вручить грамоту от Шакловитого, заверенную царской печатью. В тот же день к воеводе отправили гонца со срочной депешей, Басаргину оставалось только ждать. Старшину внимательно разглядывали десятки глаз завсегдатаев таверны и с опаской перешоптывались, что делало его присутствие не выносимым, но перед ним стояла задача, любым способом выяснить, где находится раскольничий скит. Взгляд Емельяна Федотовича упал на трактирщика:

– Подойди ко мне, человече, – надменно растянул он.

Трактирщик оставил посуду на полке и, преклонив голову, подошел к старшине. Басаргин еще раз обвел его взглядом, пытаясь выхватить любую деталь из его облика, которая непременно даст ему железную зацепку для задушевной беседы в пользу самого Басаргина.

– Сапожки у него, конечно, хлипенькие, – подумал про себя Емельян Федотович. Но с нужды ли, али от суетной работы, старшина не знал.

– Раз штаны заплатами штопаны, беден трактирщик, раз на одёжу новую барышей не хватает, – продолжал рассуждать старшина, осматривая внешний вид трактирщика. Наконец, Басаргин принял позу благодетеля и достал из-за пояса тугой кожаный кошель.

– Знаешь, что тут? – хитро прищурившись, спросил старшина.

Трактирщик, в знак согласия кивнул головой и тихо произнёс:

– Как не знать, ваше благородие.

– Да ты садись, в ногах правды нет, – старшина рукой указал трактирщику на табурет рядом с собой и достал из кармана небольшой мешочек, от которого пахло табаком. Трактирщик поморщился, ему ещё не ведом был запах табака.

– Знаю, братец, – начал Басаргин, – терпишь нужду. Народа мало к тебе захаживает и доход не велик, – трактирщик согласно закивал:

– Верно, батюшка.

– Софья Алексеевна, да будет здрава, матушка, – перекрестившись за здравие царевны.

Басаргин тут же продолжил:

– Царевна наша, хочет отыскать человека одного. Можно сказать святого.

При словах “Святой” Басаргин нелепо поморщился. За помощь в деле грошей много ссулила. Емельян Федотович поднял кошель со стола и потряс им перед трактирщиком. Звон монет всё больше манил несчастного.

– Тут на пять твоих трактиров хватит, – всё больше заманивал трактирщика старшина.

– Если не откажешь в помощи скит раскольничий отыскать, награжу. Народ к тебе разный ходит, может, слышал чего, вино всем языки развязывает. А коль не слышал, то прислушаться не поленись. Разузнать надо, может проводник имеется, чтоб через ваши леса провёл прямо в логово раскольничье.

Трактирщик согласно кивнул и, громко шаркая по земляному полу, поплёлся к себе в комору.

– Вот и хорошо, – старшина поднялся с табурета, расправив плечи и поправив поясной ремень, по привычке соблюдая опрятность формы, прищурился и посмотрел вслед уходящего трактирщика.

Деньги за предоставленный ужин, Емельян Федотович, оставил на столе, хотя остался крайне недоволен местной кухней, но одно успокаивало его душу: этот пройдоха, найдёт хоть самого чёрта, лишь бы получить условленый гонорар. Открыв двери, он ненадолго застыл в проеме словно, пытаясь вспомнить, что хотел сказать, но вскоре решительно шагнул за порог, громко захлопнув за собой дверь.

Через три дня вернулся гонец от воеводы с разрешением на экспедицию против раскольничего скита. При всей своей власти над здешним краем воевода не мог пойти против воли царевны. Трактирщик за три дня разузнал, что идти надо пятьдесят вёрст к деревне Матреново, далее вглубь леса двадцать вёрст, или семьдесят вёрст напрямик, вдоль берега реки.

Басаргин, оставшись довольным удачным стечением обстоятельств, распоряжался закупкой провизии на городском базаре. Десятки любопытных местных зевак следили за незнакомцем, настороженно наблюдая за каждым его движением. Любой из них мог в любой момент сорваться на лошадь и гнать во весь опор, что бы предупредить скитников. Но Басаргин был человек не простой, ожидая подобную выходку со стороны здешнего люда, заранее выставил на северной дороге караул из стрельцов, а тех, кто появлялся на дороге без письменого распоряжения старшины, тут же останавливали и запирали под замок в одном из дворов.

Скит продолжал жить обычной жизнью. На песчаной отмели в берег уткнулись стволы, сплавляемых по реке, деревьев. Скитники, закинув вокруг стволов петлю, вытаскивали их на берег. Маленькая церквушка уже обросла десятью рядами бревен. Некоторые из стволов уже затащили на козлы и большой двуручной пилой распускали их на доски. Лики святых для нового храма, Симеон тайком привез из Хлынова.

Пока церковь не достроили, богослужения проводили в избе раскольника Мирона.

Выстроенная из цельных бревен изба, была достаточно просторна, а махонькие узкие оконца, напоминавшие бойницы придавали избе вид неприступной крепости. Ружья у Мирона тоже имелись. Три кремниевых ружья были бережно завернуты в тряпицу и уложены на узкой полочке, под самым потолком, надёжно скрытые от посторонних глаз. Старец Симеон хоть и частенько захаживал в избу к Мирону, но об оружии не знал. Не известо было и то, что в сапоге у Мирона всегда имелся нож ручной работы. Закончив работу, скитники сели отдыхать тут же на берегу среди бревен. Легкий летний ветерок нежно касался разгорячённых от работы тел, ласково убаюкивая их обладателей. Мужики, пригревшись и разомлевши на солнышке стали зевать.

Дружина Басаргина всё больше и больше погружалась вглубь лесной чащи. Красные стрелецкие шапки было приказано снять, чтобы не спугнуть скитников. Добравшись до места, стрельцы окружили скит со всех сторон, надёжно укрывшись среди кустов и деревьев. Все ожидали момента, когда старец Симеон наговорившись с мужиками, пойдет в свою избу, где его тихонько прихватят молодцы Басаргина. Но старец никуда не спешил, продолжая давать наставления своим ученикам. Что говорил старик, расслышать было не возможно, так как расстояние значительно отделяло стрельцов от скитников; старец, то указывал перстом в небо, то грозил мужикам, сидящим, на вытащенных из реки, брёвнах. Лёгкий ветерок доносил обрывки фраз, в которых говорилось о покаянии, адском пламени и чертях болотных.

– Какой же упёртый старикан мне попался. Другие старцы пошли вслед за новой верой, да остальной народ на путь истинный направляют. А этот, мало того что сбег, так ещё и скит свой обустроил, – лёжа в засаде, рассуждал Емельян Федотович.

– Зачем только он патриарху нужен. Забот на Руси мало что ли?

Переловить бы всех, да в кандалах на каторгу.

Тем временем скитники потянулись в избу Мирона.

– Чертово отродие, – выругался про себя Басаргин. Ей богу, шабаш затеяли.

– А ну ребята, бери их всех. Он махнул рукой и к той же избе устремились десятки стрельцов. Из маленького окошка раздался выстрел пищали.

– Ну, чего разлеглись! – злобно крикнул Басаргин. Стрельцы поднялись и бросились к срубу. Дверь была крепко заперта. За ней слышалась ругань мужиков и завывания баб и детишек. Вскоре, через маленькие окошки, прорезались еле заметные струйки дыма, которые быстро нарастали и вскоре превратились в клубы едкого сизого дыма.

– Горят! – крикнул один из стрельцов старшине. Басаргин отскочил от сруба. Дым становился гуще и уже прорывался сквозь крышу огонь.

– А ну, ребята, ломай двери.

Старшина, тут же бросился к двери, в надежде сбить её с петель. Двое стрельцов прибыли ему на помощь. Но дверь, сколоченная из крепких досок, не поддавалась.

– Емельян Федотыч! – к старшине подскочил коренастый стрелец по прозвищу Дерюга.

– Ну чего тебе, – огрызнулся Басаргин, продолжая попытки выбить плечом крепко запертую дверь.

– С крыши надо доски сбивать, может, кого спасти успеем, – отдышавшись от едкого дыма, заключил Дерюга.

– Ну, давай коли можешь, – кивнул старшина.

Дерюга, воспользовавшись плечами своих сослуживцев, вмиг очутился на уровне и начал срывать ещё свободный от огня дерн. Его примеру последовали ещё несколько стрельцов, но их попытка не увенчалась успехом. Пламя усилилось и яркими языками вырывалось из махоньких окон-бойниц. Бабы и дети заревели сильнее. Стрельцы усилили натиск. Десяток из них уже тащили с берега реки обтесанное бревно. После трех ударов дверь всё же поддалась и с хрустом выпала внутрь помещения. Стрельцы ворвались в сруб, вытаскивая обгоревших ревущих баб и детей. Внутри сруба прозвучали выстрелы и послышались душераздирающие вопли. В дальнем углу, уже бился в адской агонии Мирон, пытаясь сбить огонь с одежы. Дерюга, с десятком стрельцов успели вынести из огня еле живого Мирона, и принялись тушить огонь, уже затронувший его кожу. В след за ним стали вытаскивать остальных скитников, стараясь спасти всех. Последним выводили Симеона. Старик сопротивлялся, кричал, пытался упереться ногами в землю, чтобы сдержать напор стрельцов.

– Врезать бы ему хорошенько! – крикнул Дерюга.

– Постой! – остановил его Басаргин. Царевна приказала доставить его без телесных повреждений. Дерюга кивнул и заломил старцу руки.

– Связать-то надо? – подмигнул он старшине.

– Вяжи! – улыбнулся старшина.

– А то не ровен час, сбежит старик.

– Баб с детьми и мужиков куда определить? – спросил подошедший десятник.

– Гони в город, – усмехнулся Басаргин. Пусть воевода сам наказание придумает.

Старшина посмотрел на согнанных с кучку скитников. Здоровые лбы, им бы служить, а не по лесам прятаться. Сдать бы всех в разбойничий приказ, пусть там определят, куда работать отправить.

Глава 7: Встреча с Петром

Петр был зол, получив письмо от царевича Ивана, где было сказано, что Софья запрещает юному царевичу принимать шведское посольство в Москве, оставив свои корабли без присмотра. Петр был вне себя от ярости. В просторной горнице раздавались крики царевича и звук бьющейся посуды, дворовые мужики скулили от боли, получив нагоняя от Петра, а дворовые девушки с криками разбегались в разные стороны. Даже Алексашка Меньшиков, преданый слуга юного царевича, забился в угол и молчаливо наблюдал за погромом, боясь проронить слово. Наконец Петр успокоился и сел за стол. Меньшиков закусил кулак и, перекрестившись, выдохнул, понимая, что буря закончилась. Он осторожно выглянул из-за печи. Петр сидел, подперев подбородок правой рукой, и смотрел в окно.

В дверь раздался тихий, робкий стук и показалась фигура Франца.

– Питер, я могу заходить?

Петр повернул голову в его сторону и поманил его рукой. Лефорт, осторожно ступая по половицам, подошел к столу и сел рядом с царевичем.

Он тихо положил руку ему на плечо и негромко произнес:

– Поезжай в Москву Питер. Шведы приехали не к царевне Софье. Они хотят посмотреть на молодого царевича, который строит корабли.

Никто без их дозволения и науки не мог позволить себе такую роскошь, Питер.

Услышав слова Лефорта, Петр лишь похлопал его по плечу, но в его глазах уже не было злобы, ни что больше не мешало принять царевичу верное решение.

– Алексашка, подавай карету, – резко крикнул он Меньшикову. В Москву едем.

– Мин херц.

Меньшиков подскочил к царю:

– А как же царевна?

Петр встал:

– Я царь и брат мой Иван. А с послами государственные дела решать не бабье дело. Собирайтесь.

– Франц, – Петр взял Лефорта за руку. Поедем со мной. Шведы зело хитры, неспроста в Москву приехали.

Лефорт с удовольствием согласился:

– Немного минут ваше величество.

Карета юного царя ехала по ухабам и рытвинам Ярославской дороги. В карете сидели трое. Петр, Меньшиков и Лефорт.

– Состояние вашего брата совсем плохо.

Лефорт покосился на Меньшикова.

– Ваш друг Александр заметил, что в подписи царя Ивана вновь пляшут буквы, очевидно, это обострение. Вы должны, как можно быстрее, взять правление в свои руки.

Меньшиков подмигнул Петру:

– Вот видишь мин херц, ваша матушка права. Нужно жениться.

– И ты об этом! – вскипел Петр и с прищуром посмотрел на Меньшикова.

Алексашка поднял руки к груди:

– Молчу, мин херц. Но, видит бог, о державе заботимся.

– Знаю, – буркнул Петр. Сестрица сама править хочет.

Карету тряхнуло.

–Дороги у нас никуда не годятся, мин херц, – с сожалением произнес Меньшиков.

– Это правда, Петер. Очень плохие дороги, – подтвердил Лефорт, ухватившись за ушибленный недавно бок.

– Если мы дороги строить начнём, то денег на флот не останется, – Петр выглянул в окно. Скоро Москва уже. Потерпите.

– Чтоб дороги, как в Швеции и Ливонии строить много камня надо, – усмехнулся Петр.

– Да, что там Швеция, земелька манёханькая, словно вошь. Правда, армией и флотом, похвастать могут.

– И у нас такие будут, мин херц, а коль сам править будешь, и деньги найдутся, – подзадорил царевича Меньшиков.

– Хочешь у бояр забери, а хочешь заводы новые ставь. Все твоей воле подвластно будет.

Петр улыбнулся:

– Хорошо бы Алексашка. Такую державу построим. Шведам нос утрем.

Лефорт слушал и лишь качал головой, словно утверждая, что этот человек сможет всё. Построит верфи и фактории, а тесно ему станет на Руси, к морю пойдет. Шведы предвидели это и не зря посольство отправили. По их мнению, лучшим правителем для Московии была бы царевна Софья, хранительница старого заскорузлого образа жизни, дремучего народа и алчных бояр. Петр же, полная противоположность. Скорее всего, шведский король тайно поддержал притязания Софьи на московский престол. Европе не нужен был Петр, он для них представлял огромную опасность.

Вдали показались стены белого города и слободок. Покосившиеся крыши посадских изб и грязь на улицах, навевали на Петра дурное настроение.

– Не хочу в Москве царствовать! – неожиданно для всех произнес Петр. Меньшиков и Лефорт открыли рот от изумления.

– Новый город поставлю. Краше Москвы будет, дороги из камня построю, да дворцы, как в Европе золочёные, да с фонтанами.

Меньшиков отмахнулся от слов Петра:

– Эко ты, мин херц, замахнулся. Чем же тебе Москва не угодила?

– Замшелая она, какая-то, – громко произнес Петр. Паутиной поросла. Нет тут свежего воздуха.

Лефорт лишь кивал головой, соглашаясь с царем.

Ему и самому не нравилась тесный, приземистый городишко.

Столица должна быть как фрегат, как паруса на корабле. Свободная, чистая, и в тоже время мощная, как пушки на галеоне.

– Все так, мин херц, – согласился Меньшиков.

– Где же, такие деньжищи возьмем?

– На Урале, в Сибири, ну и бояр наших потрясем немного, – усмехнулся Пётр. Хватит жировать, да мошну, за счёт государства, набивать.

Карета въехала в Кремль через Спасские ворота.

Софья встретила брата холодно. Нет, она не была надменной и холодной, она решила на время отстраниться от борьбы за трон. За ее спиной жался к стене думский боярин Шакловитый, которого Петр считал чуть ли не самой большой проблемой к своему полному воцарению. Шакловитый, завидев юного царя, заскрипел зубами, но поклонился, как требовал этикет.

Князь Голицын, хоть и не радовался рад встрече, но решил не накалять обстановку, проявив интерес к постройке флота и справившись о нужде Петра в денежных средствах.

Между Петром и Софьей уже не ощущалось вражды, но в глубине души царевне, всё же, была неприятна эта встреча. Не смотря ни на что, Софья, с родственной теплотой обняла юного царевича.

Петр шел широким шагом по расписным залам родового гнезда, вспоминая своё беззаботное детство и покойного папиньку, следом за ним и Софьей шоркали каблуками сапог Голицын и Шакловитый.

Лефорт и Меньшиков семенили чуть поодаль.

– Слышала Петруша, ты корабли строишь? – не в значай спросила царевна.

– И в имении своем крепость возвел. От кого обороняться собрался? Ты же царь.

Петр поморщился:

– Нет боязни никакой, сестрица. А крепость эта, Престбург, для обучения солдат выстроена.

На лице Софьи показалось некое недопонимание:

– Так, стрельцы наши осадным маневрам обучены.

– То стрельцы, сестрица, – отрезал Петр. А я хочу новое войско и что бы на судах и на земле воевать могло. Как в Европе.

Царевна удивленно посмотрела на Петра.

– А стоит ли нам братец, за Европой стремиться. Чем наше русское государство плохо?

– С таким войском мы только с печью воевать сможем

Услышав слова царевича Шакловитый поморщился. Он понял, что Петр окончательно опустошит казну и дай ему безграничную власть, возьмется за боярские вотчины. Шакловитый одёрнул Голицына за рукав.

Они поравнялись, и Фёдор Леонтьевич прошептал так, чтобы не слышали, идущие позади Лефорт и Меньшиков:

– Пётр со своим флотом и потешными войсками совсем разорит нас.

Голицин утер платком нос и в ответ прошептал:

– Уже войска у царя вовсе не потешные и галера самая настоящая. Мне писано было с Преображенского, что войска Петруши еще и стрельцам фору дадут. Отменно стреляют и саблями владеют.

Шакловитый с сожалением покачал головой, затем остановился и, поднеся руку ко рту, задумчиво произнес:

– Но стрельцов-то, стрельцов, пожалуй, поболее будет, чем потешных, а Василь Василич?

На него чуть не наткнулись Меньшиков и Лефорт. Услышав разговор про стрельцов и потешные войска из уст Шакловитого, Меньшиков обошел вокруг думского боярина и, приблизившись, прошептал прямо в лицо:

– Да, мало потешных полков, а мы еще наберем. А ты нам денег дашь. Сам дашь. Запомни.

Шакловитый отпрянул:

– Тьфу ты, черт безбородый, испугал. Не я решаю такие вопросы. Иди, давай.

Он отстранил Меньшикова со своего пути и устремился догонять царевну.