Текст книги "Наследник семейного проклятья"

Автор книги: Владислав Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

            – Попрошу, чтоб Ерошин для них экскурсию провел, – уже спокойно произнесла Варвара.

            Дмитрий продиктовал ей адрес.

            Через полчаса Варвара уже выходила из своей машины. Ее встречали Дмитрий и Владимир. Поляков был явно недоволен тем, что Зубов вызвал Варвару. Кто она такая? Неужели нельзя просто взять картины и отнести экспертам, которые работаю на правоохранительные органы? Зачем звать непонятных людей на место страшного преступления?

            – Привет, Дим, – немного застенчиво пробормотала Варвара.

            – Привет, Варь, – ответил Зубов. – Знакомься, Варвара Стрельцова – эксперт по живописи, работает в очень хорошей частной галерее живописи. Если кто и сможет нам рассказать про те картины, так это Варька. Варя, это Владимир Сергеевич Поляков, следователь полиции.

            – Очень приятно, – быстро среагировал Поляков и протянул Варваре руку.

            – Взаимно, – тихо, но эффектно ответила Варвара и протянула Полякову руку для поцелуя, как делали раньше на приемах.

            Он крепко сжал ее руку, а потом отпустил и молча повел их в дом. На лужу крови, которая была в холле, Стрельцова никак не отреагировала, словно она эти лужи крови видит каждый день по десять штук. Они быстро поднялись на второй этаж и снова вошли в комнату Елены и Максима. Дмитрий схватил Варвару за руку и поволок ее к той стене, на которой висели те самые огромные картины.

            – Эти? – коротко спросила Варвара, указывая пальцем на картины.

            – Эти, – утвердительно кивнул Поляков.

            Она минут десять стояла и молча рассматривала портреты каких-то людей. На первой картине был изображен мужчина двадцати лет, в белой рубашке, черном фраке и в черном цилиндре. Еще выделялись его черные усы. Он сидел в кресле и, подперев одной рукой голову, а второй держа трость, смотрел прямо в душу того, кто смотрел на него. На второй картине была изображена девушка того же возраста, что и мужчина, в светло-фиолетовом, не слишком пышном платье, на груди хорошо была видна массивная золотая подвеска с разными камнями. У нее были каштановые волосы, уложенные, как у императрицы, впалые щеки  не характерные для живописи XIX века, и не менее пронзительные, чем у мужчины с первой картины, зеленые глаза. На третьей картине была изображена маленькая девочка десяти лет, в белом платье. У нее были пухлые щеки, большие кубы и глаза. А глаза были голубыми, и какими-то несчастными. На всех трех картинах был один и тот же фон – красные стены и полумрак.

            Варвара театрально прикрыла ладонью рот, а потом повернулась к Владимиру Полякова и Дмитрию Зубову. У нее были безумные глаза. Она словно увидела вживую ужасное чудовище. Она вмиг побледнела. Губы ее затряслись. Дмитрий подбежал к Варваре и схватил за предплечья.

            – Что с тобой? Тебе плохо? – поговаривал Зубов, пока вел подругу к кровати.

            – Воды принесите! – скомандовал Поляков. – Срочно!

            Воду принесли быстро. Она отпила чуть-чуть. Немного успокоившись, Варвара выдохнула и с улыбкой на лице проговорила:

            – У меня две новости.

            – Хорошая и плохая? – предположил Зубов.

            – Да, это уж как посмотреть, – пробормотала Стрельцова. – Первая: эти картины написал сам Жан де Вие[11]. Это французский художник, живший в XIX веке. Он не был знаменит. О нем мало, что известно. НО! У него три работы в единственных экземплярах. И стоят они… очень больших денег.

            – А почему же его картины стоят как дорого?! – задал существенный вопрос Поляков.

            – Потому что они идеальны. Де Вие был гениальным портретистом, – восхищенно говорила Варвара, – В университете ничего про него не говорят. Я самостоятельно искала повсюду информацию и написала про него дипломную работу.

            – Раз он портретист, значит это чьи-то портреты, – задумчиво проговорил Зубов.

            – Не поняла.

            – Ну… кто изображен на картинах? – нетерпеливо перефразировал вопрос друга Владимир.

            – Я не знаю.

            – Как?! Варя, ты же сказала, что он был портретистом!

            – Да.

            – А портреты, вообще-то, пишутся с людей.

            – Дима, я лучше тебя это понимаю! Эти три картины называются: «Мужчина во фраке», «Женщина в фиолетовом платье» и «Их дочка». Я не знаю, чья это дочка. Кто они такие! Рискну предположить, что это дочка этих двоих людей.

            – Бред какой-то! – озвучит свои мысли Владимир.

            – Не бред! – воскликнул Дмитрий. – А что там за вторая новость.

            – Ах да, вторая новость: бесценные картины Жана де Вие испорчены.

– Как?! – ужаснулся Дмитрий.

– По всей видимости, кровью, точнее, я ДУМАЮ, что это кровь, – нейтральным голосом ответила Варвара.

– Убийца их испортил? – спросил сам себя Владимир. – Но зачем?

– А вот этого я не знаю. Это уже ваша забота, Владимир Сергеевич, – ответила Варвара и резко встала.

Владимир подошел к картинам. На них действительно были аккуратные кровавые записи. Язык был не русский. Скорее всего, французский.

– А что здесь написано? – спросил он.

– Chaque nuit dans cette maison vicndra a mort. La mort comme chatiment pour leurs peches du passe, – легко прочитала Варвара и посмотрела на Владимира.

– А на русском можно? – попросил он раздраженно.

Его ужасно злило это состояние. Она выставляет его полным идиотом.

– Каждую ночь в этот дом будет приходить смерть. Смерть как расплата за содеянные грехи прошлого, – без труда перевела Стрельцова.

– Да. Но это только одна запись, которая написана на мужике во фраке. А что со второй и третьей? – нервно спросил Поляков.

– На второй: Любое чудовище можно убить, отрубив ему голову. На третей: Зло вернется сквозь века.

Владимир Поляков сделал удивленное лицо. Он уже хотел по быстрее начать расследование. Ему уже надоело задавать вопросы. Гораздо интереснее – искать на них ответы.

– Спасибо, – раздраженно поблагодарил Поляков Варвару.   

– Не за что, – ответила она и поспешила уехать из дома Красновых.

ВЛАДИМИР

 

Элеонора Краснова оказалась крайне пунктуальной. Уже в четыре часа вечера, как ей и было сказано, сидела в кабинете Полякова и нервно перебирала жемчужинки в своих бусах. Сама она была вся в черном: черный пиджак, черная майка, черная юбка.

Следователь Поляков зашел в кабинет, опоздав на десять минут.

– Юноша! Вы, что, про меня уже и забыли?! – возмутилась Элеонора. – Вы думаете, что у меня, кроме как сидеть тут и ждать вас, и дел нет!

– Во-первых, я вам не юноша. Я следователь уголовного розыска Владимир Сергеевич Поляков, во-вторых, меня задержало начальство. И вообще, я не обязан перед вами отчитываться! Тут я задаю вопросы! Понятно! – разозлился Поляков.

– Хам! – только и смогла выкрикнуть Элеонора.

            – Итак, начнем допрос, – проговорил Владимир, приготовившись заполнять протокол. – Ваше полное имя?

            – Краснова, Элеонора Борисовна, – гордо ответила она.

            Он быстро записал.

            – Дата рождения, – остановился он.

            – 1930 год, 17 июня.

            Поляков быстро записал дату, а потом с явной радостью приступил к допросу:

            – Элеонора Борисовна, когда вы в последний раз видели убитых?

            – Когда вы ко мне подошли, сегодня утром, – ответила Элеонора на удивление свободно.

            – Я имею ввиду живыми, – пробормотал Владимир и посмотрел на чайник, стоявший на подоконнике.

            – Ну, во время обеда.

            – Какого обеда? – спросил Владимир и вдруг почувствовал жуткий голод.

            – Ну, обычного. Было два часа дня, мы сидели за столом, ели.

            – Ясно. А Елена Яновна и Максим вели себя обычно?

            – Ну, да. Про этого Максима я не знаю, как для него обычно.

            – Как это?

            – Я впервые в жизни его видела.

            – Что же получается? У вашей племянницы уже и жених появился, а вы ни сном, ни духом?

            – Молодой человек, вы не понимаете обычаев нашей семьи.

            – Я не молодой человек, я – следователь Поляков.

            Она с укором посмотрела на следователя. Называть этого парня следователем, а что еще хуже, по имени-отчеству не собиралась. Это для нее унижение.

            – Молодой человек, у нас очень большая семья. И судьба раскидала нас по всей необъятной России. Часто встречаться всей семьей мы не можем. Поэтому мы придумали своего рода традицию – раз в десять лет мы все съезжаемся в родовое поместье Красновых и ровно неделю живем вместе. Мы разговариваем, рассказываем, что случилось у нас за это время.

            Он удивленно посмотрел на нее.

Вот, придумали! Раз в десять лет! Я бы, наверное, уже и забыл бы давно про то, что у меня вообще была семья! – подумал Владимир и попытался сделать безразличное лицо.

            – Ага, скажите, а кого вы подозреваете? – спросил Поляков и непроизвольно улыбнулся. Он сам так и не понял, почему он улыбнулся, толи из-за того, что он сам ведет настоящий допрос и все складывается пока удачно, толи из-за странной традиции семьи Красновых. Ему было сейчас совсем не до размышлений.

            – Ну… вообще, в нашей семье все не нормальные!

            – И при чем здесь это?

            – При всем! Все они ненормальные!

            – А в чем проявляется их ненормальность?

            – Ну, вот, взять хотя бы Лену. Она вышла замуж за поляка, так еще и собралась принимать его фамилию!

            – Ииии, что здесь не нормального? – недоумевал Поляков.

            – Наш род очень древний. Адамом нашего рода стал Анатолий Краснов. Был XIX век. А Евой стала Агрипина Рудникова. Они были прекрасной парой.

            – То есть вы считаете, что род Красновых должен существовать вечно? – усмехнулся Владимир.

            – Да. Именно так. Единицы семей прошли через войны. А мы прошли и не разбрелись по миру! А где ваша семья?

            Сердце Полякова громко застучало, так громко, что, наверное, даже Элеонора услышала этот стук. Семья – его больная тема. Его родители бросили его, когда он только родился. Больше он их никогда не видел. Да, он никогда и не искал с ними встречи. Зачем? Что он им скажет? Они ему – чужие люди. А вообще ему всегда было удобнее думать, что они давным-давно погибли. Так проще.

            – Это вас не касается, – тихо и угрожающе ответил Владимир.

            Он гордо приподняла голову.

            – У вас еще есть ко мне какие-то вопросы? – спросила она, глядя на молодого следователя, как волк на зайца, загнанного в угол.

            После этих слов Элеоноры Владимир Поляков почувствовал ужасную беспомощность. Такого он не чувствовал уже давно. Со времен детского дома. В приемную семью его взяли уже в возрасте десяти лет. Его приемные родители были прекрасными людьми, ездили на дачу по воскресеньям (она у них была практически посредине леса), пекли пироги.… Но главное – они никогда не скрывали от приемного сына правды! Мальчик всегда знал, что они – не его биологические родители. Но как бы то ни было, он всю жизнь считал их родителями. У семьи Поляковых не было своих детей. Они были тогда молоды – ему было тридцать лет, а ей – двадцать шесть. Они любили своего сына и очень быстро стали одним целым. Вскоре Владимир Поляков забыл о безжалостном поступке его биологических родителей. Вспомнил он об этом только что – спустя четырнадцать лет.

            Поляковы живы до сих пор. Его родители живут на той самой даче, ездит туда, к ним, уж сам Владимир. Его отец – Сергей Поляков является генеральным прокурором. Так как работает он в Москве, с сыном видятся редко. Мать, Ангелина, живет со своим мужем.

РОЗА

 

            Нервы всей семьи Красновых были уже на пределе. Было сложно, почти невозможно, сдерживать эмоции. Каждому из них хотелось прямо на месте зарыдать. Ведь умерли их близкие, точнее, их убили. И убили жутким способом.

            – Кто? – устало спросила Марта, усевшись на диван с чашкой горячего чая в руках.

            Роза быстро повернулась в сторону тети Марты. Глаза у всех у них были красными. Все сдерживались из последних сил. Никто не хотел казаться слабым.

            – О чем ты? – сидя за журнальным столиком на кресле и разгадывая кроссворды, спросила Сара.

            – Кто убил Леночку и ее парня? – уточнила Марта.

            Ян и Дарья вошли в гостиную. Лица у них обоих были бледными.

            – Не знаю, почему, – громко заговорила Роза, – но мне кажется, что с этим как-то связана моя драгоценная мамочка.

            Дарья нервно глянула на дочь. В ее глазах была обида. Огромная обида на дочь. Ведь они вырастила ее, не жалела ничего, а теперь та обвиняет ее в убийстве! Как же было обидно!

            – Как ты смеешь, такое на меня говорить?! – закричала Дарья.

            – А ты можешь как-то подтвердить свою невиновность?!

            – А с чего ты взяла, что это я убила Лену и Максима?! – ответила Дарья и побежала на второй этаж.

            Там она весь вечер плакала. Не могла поверить в такое предательство собственной дочери.

            – Элеонора Борисовна, – выговорила Роза, – это вы убили Лену и Максима?

            Элеонора молча ушла.

ВАРВАРА

 

В самом сердце Санкт-Петербурга есть маленький турецкий магазинчик[12]. Именно там она покупает всегда кофейные зерна. Этих запасов ей хватало ровно на неделю. Каждое воскресенье она ходила в тот магазинчик и покупала там свои любимые кофейные зерна.

            На часах было восемь вечера. Она перемалывала зерна в кофемолке и не могла выбросить из головы это преступление. Что-то там странно. Хотя, нет. Не что-то. Там все странно. В первую очередь – картины. Почему там была такая огромная лужа крови? А почему в той комнате с картинами на кровати лежала какая-то золотая подвеска? А главное – как там могли оказаться картины Жана де Вие? Мысли и вопросы так и лезли ей в голову.

            В один момент она резко поняла – я хочу ответить на все эти вопросы!

            Она поставила кофемолку на столик возле раковины и вытащила из кармана потрепанных джинс белый телефон. И только она нашла в контактах Дмитрия Зубова, чтобы поговорить с ним о деле, как вдруг подумала – Нет, Варя. Не надо. Ты знаешь, чем это может кончиться.

            Она бросила телефон на стол и тот сразу же громко зазвонил. Варвара схватила его и посмотрела, кто звонит. Звонил Дмитрий Зубов.

            Она подняла трубку.

            – Дим, надо встретиться, – быстро выговорила она и сразу же об этом пожалела.

            – Ну, хорошо. А где? – недоумевал Зубов.

            – Давай в парке. Через двадцать минут.

            – Это, который возле тебя?

            – Да.

            – Все, еду.

            Она положила трубку. Зачем он звонил, ей было не интересно. Все расскажет при встрече.

            Она положила телефон на стол и пошла в спальню, переодеваться.

            Через двадцать минут она уже подъехала к парку. На скамейке возле входа сидел Дмитрий с немного озадаченным лицом.

            – А как ты сюда быстрее меня добрался? – не поняла Варвара и села возле Зубова.

            – А я к тебе ехал. Когда тебе позвонил, был как раз тут неподалеку.

            – Ясно, – протянула Стрельцова, – а зачем ты мне звонил.

            – Ай, не бери в голову, – махнул рукой Дмитрий.

            – Что значит «не бери в голову»? Ты звонишь мне в восемь часов вечера, назначаешь встречу, а сейчас говоришь «не бери в голову»?!

            Буквально через секунду Варвара уже не могла понять, почему она так разозлилась? Может, из-за противоречий: лезть в расследование или просто забыть.

            – Я никто, – прошептала Варвара.

            – В каком смысле? – недоумевал Дмитрий.

            – Я никто! – выкрикнула Варвара Стрельцова. – Понимаешь, я пришла домой и стала думать: дело это, которое твой друг ведет, уж больно оно интересное. И я решила во всем разобраться. А вот сейчас я поняла – я никто. Зачем мне это? Из праздного любопытства? Нет. Я ни при чем. Это дело не имеет со мной ничего общего.

            Он подумал немного, а потом хриплым голосом ответил:

            – Это да. Ты действительно никто.

            Дальше они несколько минут смотрели на деревья, освещаемые желтым светом фонарей, на небо, ясное и темное одновременно, нагоняющее тоску. Варвара разрывалась: толи ей заняться следствием, толи плюнуть на все и жить дальше.

И тут она вспомнила про вчерашнюю беседу в кабинете ее начальника, Ерошина, с Полем де Моном. Все там происходило на столько быстро, что она не успела даже понять, на что она согласилась. Получается она, Варвара Стрельцова, поедет в Париж. Чувства у нее были смешанные. С одной стороны, не хотелось бросать полюбившуюся работу, с другой, хотелось уехать в Париж. Там ей бы открылись новые возможности. И уж точно там она не будет бояться своего прошлого! Все ее проблемы останутся здесь, в Санкт-Петербурге.

– А почему у тебя такая большая зарплата? – ни с того, ни с сего спросил Зубов. – Экскурсоводы же получают гроши. Пусть ты работаешь и в самой лучший галерее страны, но все же…

Она заметно заволновалась. Только потом она дрожащим голосом ответила:

            – Я в интернете дала объявление. Я проверяла разные картины на подлинность. За это мне платят хорошие деньги.

– Ого! – усмехнулся Зубов.

– Что? – занервничала Стрельцова.

            – Да, ничего, ничего. Просто, ты никогда мне про это не рассказывала. Я не ожидал, – пробормотал Дмитрий.

            Опять повисла тишина. Небо тем временем стало уже совсем темным. Освещали парк только фонари, стоящие вдоль аллеи с интервалом в два метра. Их скамейка плохо освещалась. Их освещал лунный свет. Глянув на луну, по ее телу сразу пробежала дрожь, а он просто смотрел на нее, будто хотел что-то ей сказать.

            – Романтично-то как! – протянул, улыбаясь, Зубов.

            Она обиженно посмотрела на него.

            – Дурак ты Зубов! – прокричала она и встала, став напротив него. – Что ты от меня хотел?

            – Поговорить.

            – О чем? О деле?

            – И об этом.

            – Дима, к нам это дело не имеет никакого отношения! Пойми!

            – Не хочу ничего понимать! У моего друга первое дело! И я должен ему помочь! Вот, что я понимаю!

            – Ты ему уже, как мог, помог!

            – Нет. Я помогу ему с расследованием! Ты со мной?!

            Она махнула рукой куда-то в сторону и опять села возле друга.

            – Рассказывай мне все по порядку, – потребовала Варвара.

            – Ладно. Ладно. Мне вчера позвонил мужчина. Представился биографом династии Романовых. Сказал, что ему нужна вся информация о золотой подвеске, созданной в XIX веке придворным ювелиром для Александры Федоровны. И вот, спустя сутки после ее создания, она пропадает. До наших дней ее так и не нашли. И представь мое удивление, когда сегодня я увидел на кровати убиенных эту самую подвеску, – возбужденно говорил Зубов.

            – Представляю. У меня было все то же самое, но без биографа и с картинами Кто и как был убит?

            – Володька мне говорил, что какие-то Елена и Максим. Елена – Краснова, а Максим – поляк. Их убили, отрубив головы топором и подвесив их за руки на люстру в холле.

            – Аааа, вот почему была такая огромная лужа крови!

            – Ну, да.

            – И ты не знаешь, откуда у них картины и подвеска?

            – Не имею ни малейшего понятия.

            – Ладно. Поздно уже. Я пойду домой. Поедешь ко мне?

            – Зачем?

            – Ну, чаю попьем. Поговорим. Когда мы в последний раз говорили по душам?

            – Очень давно.

            – Ну, вот, видишь? Поехали.

            Он встал. Она тоже встала.

            – А от меня Рая ушла.

            Она выдохнула.

            – Ну, вот, видишь?! Поговорим про уход Раи.

            Они сели в свои машины и поехали к Варваре. Говорили они до трех часов ночи. Чаем там, естественно, не ограничилось. Они пили итальянский коньяк. Но благодаря отметке на бутылке, остались трезвыми.

ВЛАДИМИР

 

            Владимир дико волновался, ведь сейчас он в первый раз будет отчитываться перед начальником. Страх стал набирать обороты, когда молодой следователь Поляков понял, что рассказать-то ему и нечего. Он метался из стороны в сторону перед дверями кабинета Говорова, пытаясь придумать хоть что-то. Хоть какой-то факт, которого хватит, чтобы Илья Григорьевич от него отстал.

            Но вскоре Говоров сам вышел из кабинета, хмурясь, посмотрел на Владимира Сергеевича и пригласил его в свой кабинет. Поляков входил туда как на казнь. Хотя, сейчас, и будет казнь.

            Илья Григорьевич Говоров славится своей справедливостью. Он хвалит, когда дело раскрыто, ругает, когда у тебя ничего нет. Может даже уволить. Хоть бы он сейчас его не уволил.

            – Ну, Поляков, рассказывай, – произнес Говоров, усаживаясь в свое кресло.

            Поляков закрыл дверь кабинета и остался стоять у двери. Подходить к столу начальника было невероятно страшно.

            – Что рассказывать? – почти потерял дар речи Владимир Сергеевич.

            Говоров рассмеялся. Он прекрасно понял, что Поляков ничего нового за эти полдня так и не узнал. Но отпускать его просто так нельзя. Надо что-то ему сказать.

            – Владимир Сергеевич, вы вообще ничего не узнали? – спросил он.

            – Да, – ответил Поляков.

            – Ладно. Иди. Отчитаешься передо мной завтра. И завтра я жду от тебя нормального отчета, а не как сегодня!

            – Спасибо, Илья Григорьевич, – благодарил начальника Поляков.

            – Все, иди, – замахал руками Говоров.

            Поляков поспешил уйти. Это был единичный случай, когда Говоров не кричал. Эта невероятная снисходительность проявлялась чуть ли не раз в два года. И Владимир Поляков был чрезмерно счастлив тому, что начальник не кричал на него.

ЗАПИСЬ ИЗ ЕГО ДНЕВНИКА

 

            Однажды я вошел в кабинет отца, моего настоящего отца. Двери его кабинета не открывались ни мной, ни матерью очень долго. И какого было мое удивление, когда я увидел, что эта дверь была не заперта. Я вошел внутрь. Ящички в столе были приоткрыты. Когда я в последний раз выходил из этого кабинета, все эти ящички были заперты на ключ, хранящийся у матери.

            Я заглянул в приоткрытые шкафчики и был в полнейшем замешательстве – куда-то делись все его эскизы и наброски. Его последние, так и не воплощенные в жизнь идеи! Они тогда лежали здесь, а теперь их нет! Это мама забрала?! Но зачем они ей?! Или… это мой отчим забрал?! Украл ключи у матери и забрал эскизы. Зачем они ему?! Продать?

            Признаться, я и сам иногда думал о том, чтобы продать эти эскизы. Тогда еще они не были мне понятны. Они не представляли никакой ценности ни для меня, ни для моей матери! Но я прекрасно понимал, что они дороги влиятельным и весьма состоятельным людям, которые легко могут заплатить хорошие деньги за эти непонятные мне чертежи.

            Мешало мне их продать только угрызение совести. Как только я, всматриваясь в эти чертежи, вспоминал, что они набросаны рукой моего отца, которого я больше никогда не увижу, я обратно ложил их в стол и закрывал его на ключ. Мы голодали. Мать не раз хотела продать наброски и эскизы, но я ей категорически не позволял этого сделать!

            Потом я постепенно начал испытывать симпатию к ювелирному искусству.

            Сейчас я хотел взглянуть на эти эскизы как ювелир-любитель, а не испуганный и измученный мальчишка. Но вот, их нет!

            Дверь кабинета тихо и неспешно открылась, изредка поскрипывая. Вошла мама. На ее лице читалось сильное удивление.

            – Анатоль, почему ты здесь? – спросила она, медленно подойдя ко мне.

            – Мама, это ты брала папины наброски и эскизы? – растерянно спросил я.

            В ту секунду я молился, что бы мама ответила: «Да, это я их взяла», но вместо этого она ответила:

            – Нет. – Отрицательно помотала головой. – С чего ты взял?

            – Их нет в этом кабинете! – ответил я. – Я думал, ты их взяла!

            – Я не брала их! Зачем они мне?!

            – Их забрал граф…

            – Но зачем они ему?

            В ту секунду я все понял. Он помогал нам, чтобы забрать папины наброски и выгодно их продать! Но это было еще не все!

ВЛАДИМИР

 

Он проснулся, и так ему было лень ехать на работу, кто б знал. Спина, голова, глаза, все болело. Он до одиннадцати часов вечера сидел и просто смотрел на фотографии с места преступления.           

Он лениво встал, лениво принял душ, лениво заварил себе чай (на кофе у него аллергия) и так же лениво выпил его.

            Не хотелось ни сидеть дома, ни ехать на работу. Он решительно не мог понять, чего он не хочет больше. Он взял телефон, привычно положил его в карман пальто, висящего на вешалке в крохотном гардеробе.

            Весь дом Владимира Полякова был не большим, но уютным. Все было деревянным, старинным, каким-то истинно русским что ли! В этом доме ему не хватало лишь одного – животного. А точнее: собаки. Он всегда мечтал о хаски. И не простого, а с родословной, с прививками.… Но эта собака требует хорошего постоянного ухода! А каким уходом может обеспечить следователь? Минимальный! Сам дом в пасмурные дни, как сегодня, темный и мрачный. Но когда солнечно, лучи какого-то волшебного света, которые плыли из окон по всему дому, придавали ощущение неповторимое. Неподдельное чувство, будто вы в какой-то сказке. И не хотелось ничего! В ванной он наспех причесал свои светлые короткие волосы, потом в прихожей посмотрел в отражение в зеркале. Там он увидел мужчину плотного телосложения, в темно-синих джинсах, в черной рубашке и черном пиджаке с закатанными рукавами на три четверти. Потом он одел замшевые черные туфли, выглядящие очень богато. Потом он одел и пальто. А потом и черную почтовую сумку, в которой он носил на всякий случай толстую тетрадь формата А4, ноутбук, на котором уже были все материалы по его первому дело и несколько ручек разного цвета. Ну, и много всего другого. Само собой, там была связка ключей и деньги, скрепленные канцелярским зажимом. Он сел в свой Bentley модели Continental GT Speed последнего поколения. Такую машину ему подарили на свадьбу, которая почти состоялась полгода назад. Его родители долго копили на такой подарок. Но в самый последний момент его экс-невеста призналась в измене и ушла от него. Свадьба не состоялась, но подарок родителей он все равно оставил. Никакой обиды на экс-невесту он не испытывал. Ему было и без этого, о чем подумать.

            Доехал до участка он, как всегда, быстро. Но уже на лестнице у него в кармане заиграла музыка – зазвонил телефон.

            – Ало! – громко ответил он на звонок. Так громко, что сам от себя такого не ожидал.

            – Ало, доброе утро, Владимир Сергеевич, – послышался дрожащий голос Дарьи Красновой.

            – Здравствуйте, Дарья, – проговорил он, поднимаясь по лестнице. – Что-то случилось?

            – Да, боюсь, что случилось, – испуганно ответила Дарья.

            – И что же?

            – Мама… она, прямо как Лена и Максим ее убили! Точно так же! Я нашла ее, висящую в холле! Обезглавленную! Это какой-то кошмар!

            Дарья резко замолчала и громко шмыгнула носом.

            – Владимир Сергеевич, вы не могли бы приехать? – спросила она.

            – Да, конечно! Сейчас буду! – выговорил он  и, нажав кнопку «отбой», побежал на улицу.

            Когда он приехал, возле ворот его ждали Дарья и Марта. Обе были в черных длинных платьях, с безумными глазами и немного потрепанными волосами. Он вышел из машины, и они мигом подошли к нему.

            – Кто нашел тело? – спросил Владимир, направляясь в дом.

            – Я, – быстро ответила Дарья и указала пальцем на себя.

            Губы Дарьи нервно дрожали, и Полякову было ее искренне жаль. Марта держалась молодцом. Не подавала ни единой эмоции. Словно она просто смотрела фильм, который (когда ей надоест) в любой она может его выключить.

            Они вошли в холл. На месте уже вовсю работали криминалисты. Увидев Владимира Полякова, один, который и вчера здесь работал, подошел к нему.

            – Все в точности, как вчера.

            – Серийный убийца? – спросил Поляков, переживая смешанные чувства.

            Этими чувствами были: ликование и стыд. Ликование – он расследует свое первое дело, оно интересное, и, по всей видимости, с участием серийного убийцы! Стыд – для него интересное дело, а для всего рода Красновых – кошмарный траур и страх за свою жизнь!