Текст книги "Звено принимает решение (Рассказы)"
Автор книги: Владимир Воробьев
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
БАМБУКОВОЕ УДИЛИЩЕ
той стороны реки, с лугов, налетал ветер, и тогда камыши, будто сочувствуя Володе, качали головками. «Што такое, што такое» – казалось, шелестели они.
Утро было раннее, место самое подходящее, а вот клева не было. Не хотела брать рыба!
Володя услыхал за спиной чьи-то осторожные шаги. Оглянулся. К нему подходил незнакомый мальчик с длинным золотистым бамбуковым удилищем на плече и сачком, тоже на бамбуковом черенке.
Мальчик остановился неподалеку от Володи и поставил на землю небольшое ведерко.
– Клюет? – тихо спросил он.
Володя отрицательно помотал головой.
– Ты вот что… можно, я рядом? – снова спросил мальчик.
Володя угрюмо взглянул на него, согласно кивнул и взялся за свое удилище. Оно было гибкое, длинное, недавно вырезанное в зарослях орешника.
Когда Володя, вытянув из воды леску, с досадой осматривал нетронутую насадку, он перехватил скептический взгляд, брошенный соседом на его снасть.
«Тоже мне! Заимел бамбуковое удилище и воображает», – с раздражением подумал Володя.
Мальчик открыл было рот, чтобы сказать что-то, но Володя, грозно сдвинув брови, пресек:
– Не болтать, если рыбачить пришел.
Володя натянул потуже кепку и снова забросил удочку и стал ждать.
Скоро мелкая рябь от броска улеглась, и выкрашенный в красную краску поплавок застыл неподвижно, будто приклеенный к зеленоватому зеркалу воды.
Вдруг рядом с поплавком появилась шишковатая голова лягушки. Она недоуменно пучила глаза на поплавок.
«Вот бы тебя по башке», – едва успел подумать Володя, как его удилище, воткнутое в берег, вдруг рухнуло в воду, шлепнув гибким концом по лягушке.
Володя вытащил из воды удилище и снова воткнул его в берег, искоса глядя на соседа.
Шагах в пяти от него мальчик, размотав леску, укрепил в земле рогульку, затем, помяв что-то в пальцах, насадил на крючок насадку и закинул удочку. Свое бамбуковое удилище он поставил на рогульку, слегка всадив конец era в берег.
«На хлеб ловит, – подумал Володя. – И рогульку, гляди-ка, с собой приволок! Конечно, у него удилище в воду не плюхнется, как у меня».
Мальчик сел, поджал ноги, обхватил руками колени и уперся в них подбородком. Он был без кепки. Давно не стриженные светлые волосы падали на лоб до бровей; ветерок слегка шевелил их. Руки с острыми локтями были тонкие, загоревшие дочерна.
Володя отвернулся и снова стал смотреть на уснувший поплавок. Чуть колыхались камыши. Тот берег весь уже светился под солнцем. Редкие синеватые клочки тумана цеплялись за прибрежные кусты. Когда Володя снова взглянул в сторону соседа, кепка его сама собой поползла на затылок: в руках у мальчика отливал золотом порядочных размеров сазан.
«Когда это он?» – удивился Володя.
Он хотел было вскочить и подбежать к счастливцу, но раздумал.
«Дай-ка и я на хлеб попробую», – решил Володя, достал из кармана хлеб, отломил кусок и помял. Но хлеб был немного черствый и рассыпался в руках. Володя смочил его водой и еще помял. Достал из воды удочку, заменил червяка хлебным катышком и снова закинул.
И поплавок, разогнав по воде мелкие круги, покачался немного и замер.
Тут Володя услышал, как сосед, подсекая, вжикнул в воздухе удилищем. Он быстро оглянулся и увидел, как тот потянул леску. Бамбуковое удилище сразу согнулось дугой.
«Ох и здоровущий попался, – подумал Володя. – Надо помочь», – решил он, видя, что мальчику никак не удается одной рукой держать сачок, а другой – рвущееся в сторону удилище.
Володя в два прыжка очутился рядом с соседом. Тот обеими руками держал удилище и уже подтягивал к берегу огромного сазана. Володя схватил с земли брошенный сачок и подвел его под рыбину. Но сазан ударил хвостом, метнулся в сторону, подняв фонтан воды. И всякий раз, как только удавалось подтянуть его ближе, он бешено рвался прочь от берега: сачок не доставал до него.
Наконец Володя, побледневший от волнения, подцепил-таки сазана и выволок на берег. Все трое устали от борьбы. Сверкая жаркой медью, рыбина лежала на песке, безнадежно уставясь круглым глазом в небо.
Запыхавшиеся, раскрасневшиеся ребята, присев на корточки, с восторгом разглядывали добычу и дружелюбно посматривали друг на друга.
– Хорошая вещь – бамбуковое удилище, – промолвил наконец Володя.
– Дело не в этом… Ты вот что, я как раз хотел тебе сказать…
Но Володя нахмурился и пробурчал:
– Надо на мою взглянуть… – он вскочил и отбежал к своей удочке. «Подумаешь, сазана вытащил! – неприязненно подумал Володя. – С таким удилищем и я бы мог».
«Не в этом дело. – мысленно передразнил он мальчика. – А в чем? В том, что ты рыбак необыкновенный, что ли? Хвастун!»
Володя вытащил свою удочку. Крючок оказался голым, без насадки.
– Склевала насадку! Прозевал.
Мальчик подошел к Володе и остановился за его спиной.
– Ты вот что, тебя как зовут? – спросил он.
– Володя.
– Ты вот что, Володя, возьми мое бамбуковое удилище. На весь день возьми. А я твое, простое… если ты думаешь, что рыба на бамбук идет, – не без ехидства добавил мальчик.
Володя резко повернул к нему голову. «Смеется? – мелькнуло в уме. – Эх, доказать тебе, хвастун!»
– Ладно, давай.
– Отвязывай леску, а я – свою. – И мальчик пошел к своей удочке.
Пока они привязывали лески на обмененные друг у друга удилища, выяснилось, что удачливого рыбака зовут Колей и живет он в этом же городе, только учится в другой школе.
Мальчики закинули удочки.
Володя с удовольствием потряхивал в руке легкое бамбуковое удилище и с надеждой поглядывал на поплавок.
Теперь это была уже не просто рыбалка. Это было соревнование. И даже более того – тут решался вопрос чести, потому что, если Коля с простым Володиным удилищем не наловит рыбы, он окажется хвастуном и ему придется сознаться перед Володей, что первой своей удачей он обязан бамбуковому удилищу.
Но что это?
Коля вытащил небольшого сазанчика. Потом опять затрепетал на крючке, оттопыря розовые плавники, сазан и шлепнулся в траву. И пошло, и пошло…
А у Володи, хоть бы клюнуло!
И что удивительно: если насадка из хлеба, то стоит только закинуть удочку и, не дожидаясь клева, вытащить – крючок оказывается голым.
И на червя пробовал ловить Володя. Результат тот же – не шелохнется поплавок. Правда, червяк на крючке остается в утешение.
Опять подошел Коля.
– Ты вот что, иди на мое место, оно, знаешь, счастливое.
«Эх, дать бы тебе по шее», – с досадой подумал Володя. Но все-таки согласился поменяться местами, потому что это было в конце концов даже справедливо. Ведь и в самом деле, могла же рыба скопиться именно в том месте, где удил Коля!
Но и там, где рыбы, казалось, было полным-полно, лишь раз шевельнулся поплавок и потом замер.
Коля же вытащил одного за другим двух сазанчиков. Покосившись на соседа, он вдруг положил на траву свою удочку и громко сказал:
– Баста! – и не спеша подошел к Володе. – Ты вот что, слушай, Володя, ты не обижайся, но это же факт, что рыба не на бамбук ловится. Мне просто жалко, скоро клев кончится. Видишь, солнце уже высоко поднялось.
– Не везет мне сегодня… – неуверенно проговорил Володя, отводя глаза.
Но Коля решительно махнул рукой и сказал твердо.
– Брось. Ты вот что. Ерунда это. Ты посмотри, какое у тебя грузило. Надо делать раз в десять меньше. Поплавок у тебя где? Надо ниже опустить – тут же мелко. У тебя и крючок и леска на дне лежат. И клюнет рыба, так не услышишь. И червей выбрось ракам на съедение. Сазан сейчас на тесто ловится…
– Так и я на хлеб, – пробовал защищаться Володя.
– Я говорю – на тесто, а не на хлеб. Хлеб у тебя смывает сразу с крючка. А у меня тесто с маслом, вареное. Понял?.Давай перевязывай поплавок или лучше возьми мой. Он, видишь, снизу зеленый, под цвет воды, а у тебя весь красный. Только рыбу пугать. Да грузило вот мое возьми, запасное, и тесто. Да, вот что еще: не обязательно ждать, пока поплавок нырнет. Как только в сторону поплывет, сразу подсекай.
– Это почему же?
– У сазана, понимаешь, такой характер… Другая рыба хватает приманку, как воришка, и удирает с ней вглубь. А сазан берет ее и плывет спокойно, будто купил.
Коля оглядел из-под ладони реку, окаймленную зеленой бахромой камыша, и небо, на котором, поднимаясь, все ярче разгоралось солнце.
– Тогда давай уж и мое простое удилище, – упавшим голосом попросил Володя.
– Ничего, порыбачь моим, бамбуковое и правда лучше, – неожиданно вдруг заявил Коля. – Для рыбака лучше, потому что легкое. А рыбе, конечно, все равно.
Володя молча сделал все, что посоветовал Коля, и снова закинул удочку.
Сердце екнуло, когда, спустя некоторое время, поплавок вдруг поплыл, поплыл и разом окунулся в воду.
Володя дернул в сторону и вверх, подсекая. С наслаждением ощутил он тяжесть в руке. И с удовлетворением, знакомым только рыбакам, выбросил на берег сверкающую на солнце рыбу.
Потом – еще и еще.
Пяток небольших сазанчиков был у него на кукане, когда клев прекратился. Наступил день.
– Ну, хватит на сегодня, – сказал Володя и стал отвязывать леску бамбукового удилища.
– На вечернюю зорьку не останешься?
Володя помедлил с ответом, потом, глядя себе под ноги, решительно проговорил:
– Нет. Понимаешь, друг, я дома обещал…
– Я тоже… обещал, – тихо сказал Коля. – Да уж очень хорошо рыба ловится.
Почесав затылок, он вдруг улыбнулся и сказал весело:
– Ладно. Ты вот что. Идем по домам. Нечего жадничать.
– А то еще всю рыбу выловишь своим бамбуковым, – Володя хитро подмигнул товарищу.
– Да и не мое оно, удилище-то, если хочешь знать, – дядино. Только на сегодня и выпросил. А мое, брат, тоже из орешника.
– Не в этом дело, – убежденно заявил Володя. – Пусть удилище ореховое, лишь бы голова не дубовая.
Володя красноречиво постучал себя по лбу, и оба мальчика дружно рассмеялись.
ПИСЬМО ДРУГУ
дравствуй, Борь!
Письмо твое получил и очень рад, что у тебя идут дела. У меня, понимаешь, тоже идут.
Мы живем на краю села в новом небольшом домике. Он весь белый, а крыша красная, черепичная. Вокруг дома еще ничего нет, но мы с Наташей решили весной посадить сад. Наташа – это девочка, которая живет в этом же доме. Черненькая такая.
Я тебе про нее, конечно, не стал бы писать, потому что про девчонок чего писать? Они все одинаковые. Но понимаешь, Борь, я ее нечаянно заинтересовал техникой. У Наташи, оказывается, неплохо голова и руки работают. Например, катушки к электромагнитам она наматывает просто замечательно. Хотя, если по-честному говорить, она и многое другое делать может. А проявляет и печатает снимки лучше нас с тобой. Честное слово! Это, наверное, потому, что в фотографии, сам знаешь, нужна аккуратность – ванночки там всякие, водичка. Ну самое что ни есть ихнее, девчачье дело. Как раз с фотографии она и заболела техникой. Теперь все. Это ведь неизлечимо. Правда, Борь?
А вышло так.
Шли мы с ней из школы через рощу. Ну, разговаривали, конечно. Я ей объясняю, что если электричеством освещать по ночам растения, то они скорее растут. Рассказываю о том, как землю в парниках можно греть электричеством. Она таращит на меня свои глаза и не мигает.
Вдруг что-то рыжее как метнется через дорогу! Лиса! Понимаешь, Борь, живая лиса!
Я за ней побежал, ору во всю мочь. Наташа – за мной.
– Ты чего, – кричит она мне, – лисы никогда не видал? – и смеется.
А что тут смешного? Ну и не видал. И ты ведь, Борь, тоже не видал, да?
Остановились. Смотрим: на снегу разные следы.
Наташа показывает, какие заячьи, какие лисьи. Знаешь, Борь, целая тропинка утоптана следами.
Потом Наташа и говорит:
– У нас в юннатском кружке есть мальчик, у него выдержка колоссальная, он летом ухитрялся птиц фотографировать.
– Выдержка, – отвечаю ей, – зависит от освещения.
– Да нет, это другая выдержка, не фотографическая.
И рассказала мне, как тот мальчик летом, не шелохнувшись, часами в траве просиживал или на дереве – ждал, пока какая-нибудь птица совсем близко сядет.
– А хочешь, – говорю я Наташе, – живую лису сфотографируем в упор, крупным планом?
– Ой, что ты? Сейчас зима, ждать холодно. А лиса ни за что не подойдет близко.
Я ей на это ничего не ответил, а когда пришли домой, сразу же засадил ее за работу.
Ты, конечно, догадался, Борь, что я надумал. Наташе устройство фотоэлемента недолго пришлось объяснять. Если говорить по-честному, здорово она соображает, хоть и девчонка. Только не стал я ей рассказывать, как мы будем фотографировать лису, пускай, думаю, свою конструкторскую мысль развивает.
Дал ей книжки – Мезенцева «Электрический глаз» и Клементьева «Зоркий помощник». Сам сел за уроки, а ее отослал домой. Я уже спать лег – вдруг Наташа опять прибегает.
– Я, – кричит, – знаю, как лису фотографировать. Я книжки прочитала!
Понимаешь, Борь, уроки не сделала! Точь-в-точь как мы с тобой раньше. Надо будет присмотреть за ней, а то она может двоек нахватать, как мы тогда, помнишь?
На другой день мы с Наташей прямо из школы в рощу побежали, чтобы успеть дотемна отнести туда наше оборудование.
В роще мы отыскали ту самую лисью тропу. Справа от следов установили на колышке фотоэлемент, слева – фонарик с эбонитовой крышкой, источник невидимого лучика. А на следах, чуть подальше, фотоаппарат и колышек с магнитом. Провода снегом присыпали, а мои и свои следы Наташа тоже хвоей и снегом забросала. Потом пошли домой.
Тут и я покой потерял!
Мне, конечно, хотелось, чтобы сразу все удалось. Потому что Наташа, думал я, может оказаться неустойчивой личностью, и первая неудача ее от техники отпугнет.
В этот вечер мы уроки вместе делали. Потом я ей про тебя рассказывал, про наш политехнический кружок, про ребят…
Утром мы встали раньше всех. Она даже раньше, чем я. И сразу побежали в рощу, хотя было еще совсем темно. Наташа, оказывается очень хорошо ориентируется на местности, и мы сразу нашли нашу аппаратуру.
Все было в порядке – магний сгорел, диафрагма сработала. Значит, снимок имеется. Помчались обратно домой.
Наши еще только встали. Мы сразу кюветы на стол и давай проявлять.
Ты, Борь, только не смейся. Проявили мы пленку и, еще мокрую, стали рассматривать.
Что такое? Наташа как захохочет, даже на стол повалилась.
Понимаешь, Борь, с пленки на меня заяц смотрит! Ну я же не виноват, что зайка лису опередил. Наши домашние все тоже очень смеялись.
Выходит, лиса умнее нас оказалась. Стороной обошла наш фотоаппарат. Ну я, Борь, теперь решил эту хитрюгу во что бы то ни стало сфотографировать.
А пока посылаю тебе фото зайчишки, а также мое и Наташи.
С приветом, твой друг Степа.
ЧАСЫ
ногие ребята только притворяются веселыми. Я знаю – сам такой был.
Ну, двойку получил, вроде беда небольшая, а все же… А если еще двойка? Вот тут уже улыбаешься только для вида… Или родителей вызывают в школу. Тоже радости от этого мало. Но, конечно, вида не подаешь.
И вот однажды дома забыл я притвориться. Сижу за столом невеселый, а брат Сергей (он уже в девятом классе учится), спрашивает:
– О чем задумался, старик?
Это он тоже вроде шутит, а я вижу – он взаправду обо мне беспокоится.
– Да вот… – говорю.
И все рассказал.
Подумал Сергей и спрашивает:
– Хочешь, все переменится, и даже скоро?
Я только махнул рукой.
На другой день прихожу из школы, смотрю – часы висят над моей кроватью! Самодельные какие-то. Разрисованные. Циферблат у них большущий, с тарелку, и стрелка одна. Подхожу поближе – не тикают. Стрелка у них показывает туда, где на настоящих часах цифра четыре. Только здесь вместо цифры нарисовано, как я сижу и обедаю. Где должно быть пять – тоже я: на коньках мчусь, и даже золотые искры кверху взлетают. Вместо шести – опять я за столом. Кругом меня книги, книги. На одной можно даже прочитать «Арифметика». Понятно, – это я уроки делаю. Где быть десяти – я умываюсь; вместо цифр одиннадцать, двенадцать и дальше нарисована длиннющая горбатая кровать, я на ней, тоже длинный, сплю.
Тут скоро и Сергей пришел, кивает на часы.
– Ничего, – говорю. – А зачем?
– Увидишь. Только уговор – стрелку каждый час будешь передвигать сам, что она показывает, выполнять.
Сели мы обедать. Сергей мне настоящие часы показывает: на них ровно четыре часа. Взглянул я на наши, а стрелка показывает на картинку, где я обедаю. Выходит, что пока все правильно идет – выполняю указание.
После обеда взглянул на часы – пять. Тогда и на наших стрелку передвинул. Показывает теперь она, как я на коньках катаюсь.
– Хорошие часы сделал ты, Сережа! – кричу я ему. Схватил коньки и побежал выполнять.
На улице я про часы забыл, а когда меня домой позвали, пришел, смотрю – Сергей улыбается, а на наших часах стрелка показывает, как я за книгами сижу.
«Ладно, – думаю, – выполнять так выполнять». И занялся уроками.
Потом хотел я «Таинственный остров» дочитать, немного осталось, но Сергей на часы кивнул, на настоящие и на наши. На настоящих часах было десять. Перевел я стрелку и у наших. Показывает она, как я умываюсь, а дальше и вовсе – длинная-длинная кровать. Что ж, пришлось умыться и лечь спать.
Так и повелось.
Только по воскресеньям часы стояли. Делай, что хочешь!
И как-то так вот получилось, что и в самом деле я веселый стал, потому что все у меня хорошо: двоек нет, родителей в школу не вызывают. Даже в туристический кружок приняли.
А вчера я повесил наши часы над кроватью Сергея, потому что вижу: он что-то невеселый ходит.