Текст книги "Футуристы. Первый журнал русских футуристов. № 1-2"
Автор книги: Владимир Маяковский
Соавторы: Велимир Хлебников,Вадим Шершеневич,Василий Каменский,Бенедикт Лившиц,Константин Большаков,Николай Бурлюк,Давид Бурлюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Мы немы для многих чувств, мы переросли корсеты Петровской азбуки. Поэтому я заканчиваю свое краткое обозрение задач нового искусства призывом к созданию новой азбуки, для новых звуков. Многие идеи могут быть переданы лишь идеографическим письмом.
Многие слова оживут в новых очертаниях. В то время, как ряд звуковых впечатлений создал нотное письмо, в то время, как научные дисциплины полнятся новыми терминами и знаками, мы в поэтическом языке жмемся и боимся нарушить школьное правописание. Искусство ошибки также оттеняет созидаемое, как и академический язык.
Если мы изжили старое искусство, если для не всех стало ясно, что это – слово, но не речь, то это вина педантизма и кастрации духа творивших его. Нужно помнить, что для нашего времени и для нашей души необходим другой подход к словесному искусству, к приемам выразительности. Наша же азбука, наш поэтический лексикон, наши фразеология создались исторически, но не по законам внутренней необходимости. Словесная жизнь тождественна естественной, в ней также царят положения вроде Дарвиновских и де-Фризовских. Словесные организмы борются за существование, живут, размножаются, умирают. До сих пор филология была любовью к анекдоту, к истории быта и философии, но не к слову. Напрасны призывы Шахметова, Будуэна де-Куртене и немн. др. к истинному пониманию ее задач. Школьная схема делает свое, и для 9/10 филологов язык – не живой, изменчивый организм, а механизм, в словарях и учебных пособиях. Я вполне понимаю А. Франса, когда он восстает против преподавания грамматики и теории словесности, ибо даже во Франции до сих пор не создано правильного пути в понимании жизни языка.
Резюмируя вышесказанное, мы придем к определению: слово и буква (звучащая) – лишь случайные категории общего неделимого.
Вадим Шершеневич
ФутуропитающиесяА Чуковский говорит: разнесу!
– То есть, позвольте: что разнесу?
– Все!
– То есть как это: все?
– Да так!
Ужасно какой беспардонный. Это не то, что Айхенвальд. Тот такой субтильный, тонконогий, все расшаркивается, да все по-французски, а этот – в сапожищах, стоеросовый, и не говорит, а словно буркает:
«Маяковский иллюзионист, визионер, импрессионист, чужой футуризму совершенно. Хорош урбанист, певец города, если город для него палачество! Это кликуша, неврастеник, горластый!»
«Игорь-Северянин и все эгофутуристы – романтики: для них какой-нибудь локончик или мизинчик, кружевце, шуршащая юбочка – есть магия, сердцебиение, трепет, слюнявятся они в своих поэзах. Они очень милые писатели, но где же здесь, ради Бога, футуризм?»
«Крученых – почешет спину об забор, этакий, ей-Богу, свинофил. Только Россия рождает таких коричнево-скучных людей – под стать своим заборам. Беспросветная, мелкая и темная фигура, нечто вроде холерного вибриона».
«Гнедов – личность хмурая и безнадежная».
«Бен. Лившиц – эстет, тайный парнасец. Он не футурист, а его пощечина – не пощечина, а бром».
А то просто «икнет, рыкнет, да и бухнет»: Вершковые новаторы, скачущие за завтрашней секундой!
Ах, как все пышно у Чуковского! Ах, как все убийственно-остроумно! Не критик, а какой-то беспроигрышный пулемет! Кто появится в литературе – бац камнем и наповал. Это все равно, что прежде попал в Вербицкую, а потом с той же грацией швыряет в футуристов! Ему самое важное разбить скрижаль. Если кто-нибудь спросит Чуковского:
– Как вы проводите день?
Он ответит: Завтракаю, обедаю, а от трех до пяти разбиваю скрижали!
– Зачем? Верите?
– Да, нет, а так, чтобы не скрижалились, глаза не мозолили! На что мне вера?
Уж коли во что верю, так это в гениальность Репина! Он большой и меня заслонит. А о футуристах надо, модно!
Итак, Чуковский доказал, как 2 х 2 = 4, что все футуристы – не футуристы; все они – притворщики. Так только зря все назвались футуристами и пищат:
Мы все футуры понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь.
А Чуковский, как кондуктор литературного трамвая, той же рукой, которая вымазана в вербицкопинкертонокинематографе, отстранит всех и гаркнет, посматривая на свое имя, как на полицейского,
– Местов нет!
Именно «местов», потому что критики ничего не умеют склонять, кроме своей головы перед авторитетами.
– Местов нет!
Да еще прибавит:
– Фриче, Фриче, бесенята!
Этакий, право, старший помощник младшего писаря из Крыжополя! Стоит с избирательным списком и сортирует: Правов не имеете! И правов ни у кого не оказывается. Как это до сих пор не переделали поговорки: пройти сквозь огонь и воду и Корнея Чуковского.
Футуристов нет, все самозванцы! Футуристов с испуга выдумали, чтобы устрашать. Стал плохо писать Блок, Сологуб и др., а им и говорят:
– Коли ты не будешь писать как следует, я буку позову.
А так как бука давно отнесен в ломбард российского символизма, где, как известно, непорядки и закладов и за деньги обратно не получишь, придумали:
– Коли ты не будешь писать, как надо, я футуриста позову.
И все для острастки купили по Маринетти, что-то среднее между зверем и автомобилем, держит этого Маринеттобиля в клетке, что зовется «заграницей», и грозятся: Смотри, мол, пиши, как следует, а то Маринетти выпущу; наши русские еще Маринеттяне, а я взыправь позову самого размаринеттейшего! А как девочка уж очень перепугалась, Чуковский успокоил: ты не бойся, тот «далеко, он не услышит», а наши – хочешь шепну по секрету – игрушечные, фальшивые.
Итак, футуристов нет и не было. Их выдумали со скуки критики коричнево-скучные, под стать нашим осинам. И в самом деле, с чего бы у нас появиться футуристам? Футуристы указывают на культурность страны, а какая уж в России культурность, когда у нас существуют Чуковский и «Русские Ведомости»? Все, что у нас есть футуристического, так это программа футуристов.
Футуризм? Что такое футуризм? Ах, старый вопрос, настолько старый, что об этом даже Яблоновский не пишет. Да ведь теперь даже в кафешантанах с эстрады кокотки, декольтированные по Баксту, распевают:
Футуризм! Что такое?
Что такое футуризм?
на мотив:
Любовь! Чти такое?
Что такое любовь?
И вот, имитируя шансонеток, критики тоже декольтируются по невежеству и поют: Футуризм! Что такое? – А за ними, подвирая, тянет и весь хор акмеистов и подсимволят.
Футуризм, по их мнению, это гимн машинам, авто, биржам, аэро, жизни, взорванной моторами. Футуризм в жизни – это скандальчик.
Ах, как хочется Чуковскому скандальчика! Миленькие, тянет он, ну хоть еще один: маленький хоть, но скандальчик!
Правда, это не ново! Прежде купцы били зеркала, а подлипалы гоготали: А ну-ка, Тит Титыч, еще раз! Больно здорово у вас это выходит! – Нынче Чуковский подуськивает: футур Футурыч! А еще раз! А я в «Русском Слове» напишу сначала просьбу о скандале, а потом о самом скандале – и за все получу денежки.
Футуризм – это выдумка, но, надо отдать справедливость гг. критикам, они эту выдумку выдоили недурно. Читают лекции, пишут статьи, получают деньги.
Фриче – об истинном футуризме, Неведомский – об истинном футуризме, Осоргин – об истинном футуризме, Чуковский – об истинном футуризме.
Что ни критик, то истинный футуризм, не не простой, а истинный. Степень его истинности зависит от того, на какой сбор рассчитывает лектор: нельзя же на 250 р. изложить самый переистинный, за истину деньги особо. 606 истинных футуризмов! И на каждом истинном футуризме аншлаг: все билеты проданы. И о каждом истинном футуризме анонс: только у меня свежий, у меня поистиннее! У Петра Ивановича футуризм с присвистом! Все не футуристы, футуризма нет, но футуризм нечто вроде Государственной ренты, но только не 4%, а 100%. Я, право, глазам не поверил, когда прочел у Осоргина: Смерть футуризма. Ахнул: Батюшки, да что же они теперь делать будут, неужели по миру пойдут, как ухудшится средний уровень нищих! Но потом понял, что это так только, для блезиру! Завтра воскреснет новый истинный футуризм какого-нибудь Кошкодавленкова! Прямо какое-то засилие футуризмами, да еще истинными! Будущий Брокгауз на букву Ф напечатает: Том 125. От «Футуризм истинный по Неведомскому до футуризм истинный по Осоргину», Т. 126. От «футуризм истинный по Фриче до Футуризм истинный по Чуковскому».
Я полагаю, что во всех объявлениях о лекциях, в подзаголовках статей из раза в раз повторяется опечатка: Не истинный футуризм, а прибыльный футуризм. Дешево и сердито. Места от 30 коп. Лекция повторена не будет!
По всей России какая-то кинемофильма: Бег критиков за футуризмом. Как прежде была: Бег тещ за женихом. И теперь с участием Глупышкина, да не одного, а серии Глупышкиных. Смотрите все: электрореклама – футуризм – средство против материального бессилия. Чудесный пояс. Нет больше бедных. Критикам скидка. Высылается за три семикопеечных марки.
Но, ради Бога, что это такое:
«Истинный футуризм достигнет своего расцвета, когда он поставит на своем знамени идеалы рабочих масс».
«Демократия – только в ней наш удел, наш истинно футуристический быт».
«Конечно, футуризм первого истинного футуриста – Уолта Уитмена – возник в сутолоке демократических масс».
И все испугались. Не испугались только полтора гимназиста. Они вспомнили, что и они были прежде глупые. Бегали в приготовительном классе и кричали: да здравствует свобода! А когда их спрашивали, что такое конституция, они отвечали: ну, конечно, знаем, знаем, это жена Константина. Потом в пятом классе завели журнал и писали рассказы про голодающего мужика и стишки, где особенным шиком почиталось срифмовать: на бой – с кровавой тьмой! Но теперь они уже поумнели и поняли, что быть демократом нужно умеючи, что нужен талант для того, чтобы быть демократом. А главное поняли, что говорить о демократичности в искусстве ничуть не умнее, чем требовать демократических выводов от четырехугольника, и что искусству выставить на своем знамени идеалы рабочих масс также немыслимо, как треугольнику придать квадратную форму. Поняли, что нельзя требовать от думского оратора, чтобы он излагал в хороших стихах свой проект обложения фоксов в Средней Азии, а от поэта, чтобы он в стихи вставлял идеалы рабочих масс, как это делал Скиталец или Тан.
Кстати, я не удивлюсь, что все истиннофутуропитающиеся позабыли первый лозунг русских футуристов «о свободном слове прежде всего». Они не поняли его, решили, что свободным словом может быть только новое, бессмысленное слово, не поняли и решили на всякий случай вообще отвергнуть всех футуристов, а самим подменить футуризм суррогатом, настойкой на Эрфуртской программе.
Кстати, Чуковский такой пристальный критик, пишет уже давно, а до сих пор не заметил, что невежественные наборщики все время коверкают его фамилию и набирают – Чуковский. Это явное издевательство над человеком! Мне искренно жалко Чуковского, и я прошу всех наборщиков запомнить раз навсегда, что в слове Чуковский есть намек на индивидуальность, а настоящая его фамилия, конечно, Чуковских. Чуковских – это что-то собирательное, вроде того, как лес, состоящий из деревьев, ну, что ли, или дубов, или из осин.
Впрочем, пусть критики еще пару месяцев поживятся на счет футуризма. Ведь каждому ясно, что не будь сейчас футуризма, критики бы перемерли с голоду. Ведь о Кузмине и Гумилеве больше пяти строк никак не напишешь, а на пять строк в месяц не проживешь. Ясно, что критики на содержании у футуризма; и футуризм дает им немало на мелкие расходы. А что, если футуризм поймет, что за свои деньги он и не таких на содержание может взять!
Георгий Гаер
УтопияТеперь стало модным «замалчивать». Куда бы Вы ни пошли, слышите три таинственных, три модных, самых модных слова: танго, футуризм, замалчивать. Все дамы полусвета наперебой тангируют, все поэты наперебой хотят стать «самыми футуристами», все газеты наперебой предлагают замалчивать. Особенно модно – замалчивать футуризм.
Признаемся, что мы слегка удивились, услыхав о предложении со страниц «Русских Ведомостей». Нам казалось, что именно эта газета всегда протестовала против замалчивания жизненных фактов. Мы готовы были упрекнуть газету в нелогичности, потону что, при всем уважении к ее профессорскому составу, мы не признаем за ней право создавать новую логику. Для такого создания надо, прежде всего, обладать некоторым талантом.
Вслед за «Русскими Ведомостями» и «Русское Слово» предложило не писать о футуризме. Замалчивать футуристов. Футуристы увидят, что о них не пишут, и перестанут кривляться и гаерничать.
Потом еще какая-то газетка предложила «замалчивать» и пошло, и пошло.
Одна типография, желая заслужить бессмертие (т. е., попасть на страницы «Русск. Богатства»), предлагала вообще сломать в своих шрифтах букву «Ф», чтобы окончательно соблазна не было; однако, кто-то объяснил, что сотрудники могут написать «футуризм» через «Ѳ». так как нельзя же в самом деле требовать от сотрудников ежедневной (кроме дней послепраздничных) прессы, чтобы она помнила грамматику. пройденную еще в городском училище и проданную букинисту.
Нашелся целый кадр рецензентов. Она приходили в редакцию и говорили: «Дайте мне работу. Я о футуризме и пе заикнусь. Мне еще папенька запретил. У меня и в публикациях так сказано: Ищу места одного рецензента, без футуризма. Умею готовить по Брокгаузу. Личные рекомендация Греча, Булгарина, Измайлова, Игнатова, Рогачевского».
Получив работу эти рецензенты писали о Бунине, о пьянстве, о Бальмонте, о вреде путешествий для творческой деятельности. Излюбленной темой было: Еще несколько слов о нарыве в глазу кита, жившего в 17-ом столетии около берегов Гренландии.
Правда, некоторые порывались все же написать о чем-нибудь поновее, но их немедленно дисквалифицировали за ренегатство либерализму. К тому же им говорили, что на новых темах легко ошибиться. Приводили в пример Игнатова, Человек почтенный, внесен в 45 томе «Продолжения перечня ненужных людей», а написал об одном акмеисте: в его стихах есть неприятная реальность, и все стали упрекать, что критик «Рус. Вед.» не знает разницы между реальностью и реализмом. Впрочем, «Рус. Вед.» вообще привыкли к недоразумениям. Напишет кто-нибудь: Футуристы-футболист, – а читатель сразу упрекает газету в бульварном остроумии и недоумевает: как это статья Бурнакина из «Нов. Врем» попала в «Рус. Вед.». Посмотрит подпись: Козловский – и сердится: До чего доводит англомания: теперь не знаешь как читать: пишется – Козловский, а выговаривается – Бурнакин.
Одним словом, газеты начали замалчивать футуризм. Да еще как замалчивать, артистически замалчивать. На первой странице каждого № заглавным курсивом: Мы о футуристах принципиально не пишем. Мы действительные члены Всероссийской Трудовой Кооперации Замалчивания Футуризма в Периодической Печати.
Словом, совсем перестали упоминать о футуристах.
Ну, и футуристы увидали, что их дело плохо. Подумали, а думать они умели, так как в никаком родстве с Яблоковским не состояли, и слово «Корней» не в пример Яблоковскому, через ять писали, подумали и перестали писать. Охота нам была, говорят, трудиться, выискивать новые методы, изобретать новые размеры и ассонансы! Мы как-нибудь попроще обойдемся, по Бальмонтовски. Съездим на самый южный мыс самого северного острова Западо-Восточного Архипелага, запишем там 33 предания, вернемся домой, устроим себе пару чествований (с ужином и без ужина, с подпиской и без подписки), да и начнем издавать сборники: Вицлипуцли, Майерийские сказания. Так и стали делать. Стали рифму «народ – вперед» считать блестящей. Помилуйте, говорят, и там и там ударение на последнем слоге, в начертании кое-что общее, а главное внутренний смысл какой!
И все пошло по-хорошему. Издавалась «История русской литературы» – вот уже не помню под чьей редакцией: не то Вербицкой и Брешко-Брешковского, не то Айхенвальда и Коган). Коган упрекал Брюсова в незнании русского языка. Айхенвальд в 2456 томе утверждал, что во всяком творчестве самое главное это минутное интуитивное озарение. К каждой странице были сделаны сноски: «В России было только два поэта – Александр Пушкин и Иван Бунин». Сноски были подписаны таинственными инициалами – Ив. Б.
«Рус. Вед.» давали об этих томах отличные отзывы, при разборе Тютчевского стихотворения делая почтенный экскурс в область славянских отношений того месяца, каким датировано было это стихотворение. Все стало мирно. Россия была признана благополучной по футуризму. «Раннее Утро» стало официозом Академии Наук. Даже Чуковский умер с голоду. Некого стало бранить. А Чуковский без брани – анахронизм, фикция, противоречивые понятия, как «вертикальный горизонт» или «интересный № Русских Ведомостей».
Однако число читателей в России значительно уменьшилось (число подписчиков у «Утра России» пало с 27 до 11 1/2); скучно читать ежедневно газету, когда знаешь, что она за неимением новостей печатается раз в год на Ивану Купала, а потом выпускается с разными датам.
Так, периодическая печать, жертвуя собой, спасла Россию от футуризма.
С этой стороны, мы, конечно, приветствуем проект наших критиков, уверенные, что Утопия Томаса Мора нечто рядом с Утопией г-жи Прессы. Мы даже согласны забыть, что обращением всей литературы в мумию уже издавна занимались «Мусагет», «Аполлон» и «Шиповник». Этот проект, несомненно урегулирует наш капиталистический строй и поможет более правильному распределению доходов. Ведь со скуки можно купить <нрзб.> И. Я. или Городецкого, а при некотором самогипнозе (Сила внутри нас. Высылается за три семикопеечные марки) можно убедить себя, что это стихи. Вот с этой то стороны мы и приветствуем либеральные тенденции вечно-юных, бодрых и оригинальных «Русских Ведомостей».
Egyx
Несколько слов г-ну ОсоргинуВ своей статье «Закат футуризма» г. Осоргин сообщает, что Россия это такая страна, «где всякому новому разумному или вздорному слову широко открыты двери». Добавим: поэтому в России «Ведомости» называются русскими, поэтому им двери широко открыты для слов г. Осоргина, поэтому г. Осоргин излагает свои мысли словами, а не спичечными коробками или булыжником из мостовой, т. к, в самом деле Россия не такая уж вздорная страна, что в ней широко открыты двери даже для вздорных булыжников. Далее г. Осоргин подводит итоги умершему (sic!) футуризму, сообщает, что «Габриэль д'Аннунцио, по собственному подсчету, ввел в литературный язык до 13 тысяч новых слов», радуется, что отечественные футуристы не выдвигают политической платформы, и высказывает еще целый ряд подобных откровений. Конечно, мы далеки от того, чтобы критиковать содержание статей г. Осоргина, ибо оно для «Русских Ведомостей» вообще не является обязательным, но не можем не порадовать ликующего вздорописца следующими сообщениями. Футуризм для Вас, г. Осоргин, не мог умереть по той простой причине, что он родился лишь для умных и культурных людей; затем: у нас Василиск Гнедов, «по собственному подсчету кладет в минуту 66.000 слов» (разве нас удивишь каким-то д'Аннунцио), соборный протодиакон г. Усть-Сысольск ходит раз в месяц в баню, московский союз водопроводчиков и канализаторов не предполагает устроить юбилейного чествования «Русских Ведомостей», а гг. Фриче и Козловский, выступив оппонентами на докладе г. Закржевского и вывернувшись там наизнанку, причем обнажился скрытый в их глубинах Сергей Яблоковский, благополучно продолжают сотрудничать в уважаемой газете.
Egyx
Николай Бурлюк
Открытое письмо гг. Луначарскому, Философову, НеведомскомуЯ, к счастью, знаю, что такое взрослый столичный интеллигент. Я вижу его следы в жизни. Со дня рождения до смерти он проходит путь измены и, забыв тайну своей жизни, верит в «реальность».
Его ведет рука машинного разума, и не знает он что его «да» – «ад» для детства. Постепенно вытравилась душа в парах каменного мозга, и он мертв, – что нам до него, но это наш «критик». Он пишет о чем угодно, но, конечно, больше всего о живописи и литературе, и вот – душа поэта, ищущая загадки и бюро похоронных процессий и шума ветра, налагающая заклятие на каждый день, – во власти механизма, который забыл, что, может-быть, сегодня его последний день.
И вот, пока не пресеклась их жалкая жизнь среди забот о «дне», я попытаюсь усовестить эти самоуверенные ожесточенные души.
Гг. Философов, Луначарский, Неведомский и юный Левин!!!
Вот вы – взрослые умные люди, много жили и думали и, по всей вероятности, знаете, что некрасиво и глупо говорить о том, чему чужд и чего представить не можешь.
Нельзя же в самом деле так! А вы поступаете еще хуже! Публицисты на листах всех газет, вы нисходите до грубых и некультурных приемов. Послушайте, напр., г. Философова.
«Но на Бурлюков надежды нет никакой. До такой степени пошло и глупо все, что они пишут. И главное не смешно. А до крайности скучно, потому что на этой литературе. „скопца“ лежит печать скудоумия и вырождения. Такое зрелище всегда тягостно, так как тягостно смотреть на полубезумного ловкача Щетинина, смущающего малых сих».
Неужели после этого мы не будем видеть в ваших писаниях только цинизм зазнавшихся лакеев литературы.
Вы ругаете и унижаете моего брата Давида Давидовича, меня самого и наших милых друзей: Хлебникова, Маяковского, Лившица, и все потому, что вы не чувствуете поэзии и никогда не были поэтами. И вот мы, «дети» по вашему мнению, а по мнению некоторых маленьких философов «сумасшедшие и шарлатаны», просим на минутку оставить вожжи общества и послушать нас, «хулиганов» и «безумцев».
Вы, воспитанные под знаменем свободы слова со знанием диалектики и уместности сказанного, стараетесь убедить ваших читателей, что мы подонки Нашей родины. Как низкие и невоспитанные люди, вы, «делатели русской свободы», прибегаете к приемам вроде Нордау и д-ра Баженова, опозоривших себя идиотическими надругательствами над символистами. Одно дело сказать, что Блоки и др. – портные и им нужна дача на реке. Это Ваш чинопочитающий ум прекрасно понимает, но прибегать к провокаторским приемам, приемам, которые не находят других слов, кроме ругательств и инсинуаций – это недостойно людей.
Если бы вы тонули, я не пожалел бы жизни, спасая вас, а вы нам говорите грубости. Может-быть, я буду с вами знаком, и тогда вы поймете разницу между двумя типами выражений. Некоторые из вас борцы за свободу религии и труда и – вот какое позорное противоречие!! МЫ, ВАШИ БРАТЬЯ, а вы нас оскорбляете и унижаете за то, что мы не рабы и живем свободой. И если за нами идет молодежь нашей родины, то это ваша вина – вы были и есть азиаты, губящие все молодое и национальное. Вы лицо той старой России, которая пережила 1905 год – в вас душа гонителей истинного искусства – духовных крепостников Белинского, Писарева, Чернышевского.
Вы жалуетесь на реакцию и безвременье! – Вы же их создали! Зная ваш нрав – ваши политические противники могут ничего не бояться – рука руку моет: они угнетают тело, вы – дух.
Вы хуже и опасней черной сотни, – она не скрывает своего дикарства и изуверства, вы-же одеваетесь в манишку западничества и образованности fin du siecle и действуете не прямо, а исподволь. Особенно это характерно для гг. Левина и Неведомского. Первый ретиво взъелся на Тана и за что, послушайте-ка:
«Но что собственно пленило Тана у футуристов, помимо „пылающих глаз Бурлюка“ и огнедышащей горячности диспутантов?
Пленили еще… „колокольчики“.»
Господин Левин поражен в глубину сердца тем, что не все так фальшивят, как он, (несмотря на муз. задатки) посему изрекает:
«Но мне даже фортепиано „Литературки“, усыпившее Тана, все-таки разнообразнее и богаче, чем однообразная монотонная бойкость валдайского „колокольчика“, даже если присоединить к ней ухарское треньканье балалайки.»
У Левина не хватает порядочности даже на то, чтобы процитировать верно, и он губит Тана передержкой. – Он забыл, что ему нужно сперва прочесть 25 томов Брюсова. Неведомский не отстает от Левина и ловким вывертом руки пытается потопить г. Брюсова, а с ним и весь символизм.
«Бурлючество», – разрешите мне такой сокращенный термин, – усыновлено г. Брюсовым от лица «символизма» вообще. Символистов он называет без обиняков «прямыми предшественниками футуристов», и чисто-отечески журит последних за игнорирование этой преемственности, за отречение от своего «роду-племени»…
Никому, конечно, не дано так чувствовать все таланты.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Н. Бурлюк
Конец статьи Н. Бурлюка не мог быть напечатан по независящим от редакции обстоятельствам…
Ар. ред.
